Послание в бутылке

В Лондоне у Ёсана было две привычки: фланировать по ночным улицам и эпатировать своим внешним видом. Одним словом, он был самым настоящим денди XX века. И если в большом городе выделяться из толпы было жизненной необходимостью, неотъемлемым условием для того, чтобы считаться её частью, то в Карнеги привлекать лишнее внимание значило заклеймить себя званием чёрной овцы. Кан готов был поступиться второй привычкой ради собственной сохранности: никаких рубашек невообразимых цветов и фасонов, сверкающих в свете уличных фонарей латексных штанов или яркого макияжа. Растянутая футболка, в которой он в Лондоне не решился бы даже мусор вынести, отрытая на барахолке джинсовка, простенькие джинсы с потертостями в нескольких местах и аксессуар, теперь сросшийся с его новым образом — чёрные пилотские очки — именно в таком виде он отправился лавировать вдоль Кэрол-стрит. Правда, выйдя на тротуар, Ёсан убедился в абсолютной ненужности своей нехитрой маскировки: уличное освещение здесь полностью отсутствовало. Добираясь сюда, молодой человек даже не обратил на это внимание, но сейчас, под сумерки, недостаток света для него, жителя круглосуточно сверкающего огнями Лондона, был настоящей диковинкой. Это, однако, не остановило, а наоборот, лишь подстегнуло любопытство. Не опасаясь быть замеченным, Ёсан нацепил очки на волосы и бодро пошёл в сторону центра, пока окончательно не смерклось. Кан едва пробыл в Карнеги пару часов, а местный антураж уже начал вызывать у него приступы тошноты, настолько однообразным и блёклым в отсутствие подсветки был городок. Ёсан бы списал эту тусклость на то, что жил он на самой окраине, но даже когда центральная улица города оказалась буквально за углом, ничего не изменилось: не выросли как по волшебству скопления фешенебельных домов, не загорелись манящие вывески дорогих ресторанов и бутиков, не доносились игривые разговоры и музыка. Молодой человек повернул на углу 4-й Восточной улицы и скептически вгляделся в расстилавшуюся перед ним Карнеги-авеню. Единственное, что отличало центр города, — это крайне скудное уличное освещение. Лично для себя Кан пришёл к неоднозначному выводу: либо местные власти были слишком скупы, чтобы раскошелиться на нормальную подсветку, либо понимали, что в лучах искусственного света дома будут казаться еще более убогими, чем они есть на самом деле. Слабенькие фонари, расположившиеся на хиленьких ножках электрических линий, казалось, стыдились себя и своей дряблости, потому и держались на значительном расстоянии друг от друга, давая минимум освещения. Ёсан решил перестраховаться и вновь надел очки, отлично при этом понимая, как подозрительно выглядит со стороны. Однако смотреть на него было, по сути, некому. После семи часов Карнеги будто вымер, словно все его жители испытывали какой-то суеверный страх перед неясной ночной нечистью и теперь прятались по своим домам. Кан был поражён тому, что в самое «тусовочное» время тротуары были пусты, а витрины немногочисленных магазинов были подсвечены лишь приглушённым светом, значащим, что посетителям там вовсе не рады. Скудность окружающего мира заставляла абстрагироваться от реальности и заглянуть в мир грёз в поиске хоть каких-то красок: на контрасте Ёсан вспомнил Сохо с его Карнаби-стрит и Лестер-сквер, гудящими, подобно ульям, в любое время дня и ночи, и сверкающими так, что их наверняка видно даже из космоса. Вспомнил — и усмехнулся. Денег, которые тратятся там ежедневно, хватило бы на содержание маленького провинциального города. Такого, как Карнеги, например. Здесь же раскошеливаться было просто не на что: из достопримечательностей, достойных затрат из муниципального бюджета, были лишь массивное кирпичное здание (судя по вывеске, какой-то мемориальный центр) и невзрачный кинотеатр «Либерти». Всё это было настолько однообразно провинциально, что, попроси Ёсана кто-то описать детали прогулки, он не смог бы упомнить и половины увиденного. Однако, что действительно привлекло внимание молодого человека, так это неприметный музыкальный магазинчик. Его вывеска была едва заметна даже при пристальном вглядывании в витрины, словно магазинчик стеснялся лишний раз напоминать о своём присутствии. Невольно вспомнилось недовольство заправщика, видимо, считавшего увлечение музыкой одним из смертных грехов. «По крайней мере, это лучше, чем слушать по радио сиплые завывания мизогинного алкаша, » — зло ухмыльнулся Кан, уверенно открывая дверь музыкального магазинчика. Внутри было тихо, не так, как обычно бывает в местах подобного рода. Видимо, музыка в Карнеги не пользовалась особым спросом. Это не очень радовало: Ёсан надеялся остаться незамеченным продавцом, но в полном отсутствии клиентов это было невозможно. Потому, стоило лишь двери закрыться за молодым человеком, из-за прилавка показался консультант. Он, вероятно, заскучавший без покупателей, увидел в пришедшем лёгкую добычу и тут же набросился на него, как коршун на горлицу. — Могу чем помочь? Кан чужого энтузиазма не оценил: он до последнего надеялся побродить по магазинчику в тишине и спокойствии. Однако нежелание заводить разговор с консультантом быстро уступило место любопытству. Признаться честно, Ёсан успел истосковаться по музыке, а ни к чему не обязывающая беседа с парнишкой, наверняка хоть что-то в ней смыслящем, могла хоть немного скрасить этот бесконечный день. — Подыщите мне что-нибудь… на ваш вкус. Консультант воодушевился и не без бахвальства заявил: — У меня очень специфические предпочтения. Не уверен, что вам понравится. Кан измерил паренька оценивающим взглядом и повёл бровью. Он сильно сомневался в «специфичности» чужого вкуса, но всё же решил дать шанс, заверив: — Я не привередлив. — Ищите винил или кассеты? — Stereo 8. — Тогда начнём с «британцев»? Ёсан без стеснения закатил глаза (всё равно этого не было видно за тёмными стёклами очков) и кинул взгляд на висящее неподалёку зеркало, будто ожидая увидеть на себе огромную светящуюся надпись, выдающую происхождение. Но надписи, конечно, же не было. Всё дело в выработанном за годы жизни в Лондоне акценте, который теперь, похоже, стал его персональным клеймом. — Давайте, — нехотя согласился Кан и даже позволил отвести себя в соответствующий отдел. Пока консультант вёл его через весь магазин по невообразимому лабиринту стеллажей, Ёсан приметил ещё одного посетителя, пристально изучавшего кассеты американских рок-групп. Почему же истосковавшийся по болтовне работник решил донять именно Кана, а не этого парня? — Вот, мой персональный выбор, — порывшись немного в кассетах, заявил консультант. Ёсан едва сдержал разочарованный смешок. «И это называется «специфические предпочтения»? — подумал он, едва бросив взгляд на ширпотребную кассету «Sultans of Swing», и тут же словил приступ ностальгии. — Нопфлер и Иллсли перезаписали её столько раз, что эти риффы до сих пор снятся мне в кошмарах». Парнишке об истинной причине нелюбви к первому детищу Dire Straits, однако, совсем не обязательно было знать, поэтому Кан решил отделаться смутным ответом: — Я не фанат паб-рока. Консультант пожал плечами и нахохлился, считав во фразе покупателя выпад в сторону своего музыкального вкуса, но не отчаялся и спустя пару секунд презентовал Ёсану «Zenyatta Mondatta»: — Альбом, как по мне, не самый удачный, но вокал на высоте. «Этот альбом достался ребятам кровью, потом и бессонными ночами, а ты, сосунок, назвал его не самым удачным?!» — возмутился Кан, но размениваться не стал, малодушно признав: — Да, вы правы, мне тоже так кажется. Давайте что-то другое. Кажется, паренёк начал проникаться к покупателю взаимной неприязнью, потому решил с ещё большим напором продвигать свои обывательские интересы. — «Another Ticket» Клэптона? Одно только имя Клэптона вызывало у Кана неконтролируемую агрессию. Он даже не стал скрывать свою антипатию и вполне прямо перевёл стрелки: — У вас есть что-то из пост-панка? Здесь уже консультант вынужден был признать своё поражение перед искушённым клиентом и, измотанно вздохнув, выдал: — Joy Division. «Closer». Подойдет? Секунда — и Ёсана будто парализовало. — Этот альбом вызывает у меня неконтролируемые приступы клаустрофобии, а от замогильного голоса этого, как его? — Кёртиса? — предположил Ёсан. — Да, точно. От голоса Кёртиса так вообще мурашки по коже. Он, как всегда, не стесняясь задеть, не спрашивая разрешения, вытаскивает кассету из проигрывателя, отбрасывая её куда-то на диван. Кан хватается за сердце и кидается на поиски кассеты в груде диванных подушек. Пусть сам по себе этот кусок пластика с двумя катушками плёнки внутри стоил гроши, для него кассета стала символом освобождения из-под постоянного гнёта начальника, вычитающего малейший просчёт ассистента из его жалования: Ёсан купил её на свою первую «белую» зарплату. — Давай включим что-то нормальное, — он, конечно же, перетягивает одеяло на себя. Это так естественно, что у Ёсана нет желания сопротивляться: чужое обаяние вкупе с дурманяще-терпким запахом полыни и бергамота всегда действуют на него гипнотически, лишая воли, делая ведомым. Никому Ёсан не позволял вить из себя верёвки, ни до, ни после. Никому, кроме него. Он включает радио и вкрадчиво настраивает волну, прокручивая колёсико приёмника. Из динамиков звучит резкое трещание, прерываемое вещанием разных радиостанций. Кан ловит себя на мысли, что эти шумы — самый подходящий аккомпанемент их симбиоза. — О, — странное междометие, знаменующее, что он наконец смог победить приёмник. Это и так становится ясно, когда из колонок начинает без перебоев литься какая-то популярная мелодия. Как раз в его вкусе. — Иди сюда. Он движется навстречу развалившемуся на подушках Ёсану, игриво пританцовывая под динамичные басы песни. Приближается, тянет за руки, заставляет подняться и делать бессмысленные покачивания из стороны в сторону, которые теперь называют танцами. Кан, несмотря на свою искреннюю ненависть ко всему мейнстримному и показушному, пытается влиться в ритм песни и даже получать удовольствие. Это оказывается так просто, когда его руки ведут, скользят по всему телу, губы улыбаются, пропевая незамысловатый текст, а глаза глядят прямо в глаза. Ёсану кажется, что с его собственных губ вот-вот сорвётся та самая фраза, и он, словно предвидя и опасаясь, затягивает в поцелуй, который продолжается уже на ковре. Наверное, той самой фразе придётся подождать до следующего раза… — Эй, вы в порядке? — голос консультанта вырывает из забытия подобно разряду тока. — А? — Спрашиваю, всё ли хорошо? Вы просто зависли. Если вам так не нравится Jo- — Нравится. Просто… у меня уже есть эта кассета. Может, найдётся что-то похожее? Паренёк, хоть интеллектом и не отличался, на ложь Ёсана не купился. Тем не менее, лезть с расспросами не стал, лишь попросил дать ему время на поиски чего-то подходящего и скрылся за стеллажами, вероятно, желая уже просто-напросто избавиться от чудаковатого придирчивого покупателя. В отсутствие консультанта Кан смог наконец выдохнуть и прийти в себя после внезапно накатившего воспоминания. «Какого, мать его, чёрта я опять вспоминаю о нём?! — он раздражённо спросил сам себя и принялся сильно массировать виски, словно это могло помочь. — Мне просто нужно отоспаться. Отоспаться — и всё пройдёт». Кан уже хотел было покинуть злополучный музыкальный магазин, но ему ненароком преградил дорогу тот самый второй посетитель, всё это время ошивавшийся где-то неподалёку. Ёсан предпринял попытку протиснуться между полкой с кассетами и довольно крупным покупателем, но тот, как назло, развернулся лицом и теперь полностью перегораживал проход. — Извините, — буркнул молодой человек, взглядом намекая, что незнакомцу стоит потесниться, но тут же понял, что это было бесполезно: не только из-за чёрных очков Кана, но из-за кепки, которая закрывала второму посетителю обзор. — Извините, — повторил Ёсан с ясно считываемой интонацией. — До меня и с первого раза дошло, — усмехнулся незнакомец и наконец соизволил прижаться спиной к стеллажу, позволяя Кану пройти. Тот фыркнул и поспешил двинуться навстречу свободе, когда второй посетитель вновь принялся играть в странные игры и протянул кассету. Ёсан сам не понял, как так случилось, но ровно через секунду эта самая кассета была у него в руке. И это при том, что незнакомец даже не пытался убедить забрать её. — Проваливай отсюда, Юджин, — выпалил консультант, стоило ему появиться из-за угла стеллажного лабиринта. Названный парень — тот самый второй посетитель — сопротивляться не стал: лишь хмыкнул и скрылся в направлении, красноречиво указанном продавцом. — Чего это вы с ним так? — Кан поинтересовался не из искреннего сочувствия, а скорее просто любопытства ради. — В прошлый раз этот подонок чуть не стырил пластинку The Police буквально из-под носа у хозяина, — признался консультант, затем несколько разочарованно прибавил: — Чёрт, нужно было его осмотреть. Ёсан на это лишь хихикнул, чем вызвал осуждающий взгляд продавца. — Я определился с выбором, — он протянул пареньку кассету и кивнул в сторону кассы. Консультант облегчённо вздохнул и даже удосужился вновь натянуть наигранно вежливую улыбку. — Неожиданно, — заявил он, отсчитывая сдачу. — У меня специфические предпочтения, — съязвил напоследок Ёсан и, сунув кассету во внутренний карман джинсовки, поспешил покинуть магазин под отчётливо различимое «Грёбаный британец!». «Ну что, Юджин, — Кан улыбнулся самому себе, рассматривая психоделическую обложку альбома некого Роки Эриксона, — оценим твой музыкальный вкус».