Сон бабочки

      Натаниэлю не нравилось утро. После того, как его посадили на таблетки, а по ночам делали уколы при особо сильных кошмарах, он долгое время оставался вялым по пробуждении. Но не в плохом смысле. Да, тело слушалось с заметной медлительностью и на осознание чего-то уходило больше времени, но это почему-то не внушало страх. Обычно это время мальчик проводил в своей комнате в кровати и выходил к остальным только, когда становился прежним собой.       С того инцидента в парке прошло две недели. Натаниэль отказывался выходить на улицу. Его максимумом стал задний двор, который Ваймак в редкое свободное время потихоньку приводил в порядок. Поначалу мальчик просто наблюдал за ним, сидя на веранде со своим неизменным альбомом. Он был исписан уже почти полностью, но ни один рисунок Натаниэлю не нравился. По большей части он изображал образы из снов и воспоминаний, изо всех сил стараясь вспомнить что-то, принадлежащее матери. Но всё было размытым и нечётким, не имеющим ни начала, ни конца.       Спустя пару дней Натаниэль молча отложил альбом и начал собирать редкие ветки, опавшие с деревьев или ветром занесённые к ним на участок. Он складывал их в кучу, как и Ваймак. Когда с этим было покончено, мужчина молча показал, как убрать уже мертвую траву. Таким образом они медленно подготавливали их двор к лету. В этих отчасти монотонных, но требующих физических усилий действиях мальчик находил успокоение.       Близнецы были поглощены учëбой и обычно сразу скрывались в своих комнатах. Натаниэль не знал, что делал Эндрю — почему-то в его голове не укладывалось, что парень действительно будет что-то зубрить, а заходить к нему в комнату мальчик так и не решался, — но Аарон действительно с головой ушёл в книги. По вечерам Натаниэль приносил ему перекусы, тихо ставя их на край стола и незаметно покидая комнату. Закуски для Эндрю он оставлял под дверью.       Всё было слишком тихо. Эбигейл стала больше времени проводить на работе и по возвращении выглядела действительно уставшей. Ваймак был занят так же, как и обычно, но заметив интерес ребёнка к саду, стал уделять ему больше времени. Если Натаниэль ещё не спал к его возвращению, мужчина перекусывал и выходил на задний двор. Они не говорили — за исключений наставлений и замечаний Дэвида, — но казалось Ваймаку нравилось проводить так время.       Бетси, которую Натаниэль больше не считал пугающей бо́льшую часть времени, помогала с учёбой и заводила достаточно безобидные, но выматывающие разговоры. Мальчик понимал, что в такие моменты в ней включался «рабочий» режим, но не возражал. Эбигейл и Эндрю доверяли ей, Натаниэль тоже пытался.       Этот вечер мало чем отличался от остальных. Эбигейл недавно вернулась с работы и приятно удивилась, что ужин был уже готов. Натаниэль испытывал неловкость, когда она благодарила его. Он рассказал, что приготовил его с Би, но это не уменьшило её признательности. Пару дней назад Натаниэль доверил Добсон маленький секрет — ему нравилось готовить, но против воли испытывал дискомфорт от этого, ведь приходилось использовать ножи. Он не боялся их как таковых, но иногда, когда лезвие касалось его пальцев при нарезке, тело покрывалось мурашками. И сегодня Бетси предложила приготовить рыбу с картофелем. Конечно, Натаниэль обрадовался, ведь это было приятным времяпрепровождением и возможностью избежать разговоров — он не считал их плохими, но иногда всё же уставал. И самой волнующей частью стало то, что ни разу мальчик не увидел ножа. Он понял это не сразу, но удивился, когда осознал, что женщина сумела провернуть всё так, чтобы он был занят, когда нужно было что-то нарезать.       Эбигейл сказала, что это был один самых лучших ужинов в её жизни. Натаниэль соврёт, если скажет, что не почувствовал приятное тепло от её слов. Они ужинали вдвоём, ведь Ваймак был всё ещё на смене, а у близнецов завтра был единственный общий экзамен, к которому, судя по словам Аарона, было невозможно подготовиться достаточно хорошо. Вообще, как заметил мальчик, этот Миньярд слишком сильно трясся над своими оценками. Это не было плохо, но Натаниэль не мог не заметить, как и без того бледная кожа Аарона стала ещё светлее, а под глазами залегли тяжёлые тени.       Натаниэль не позволил Эбигейл вымыть посуду и отправил её отдыхать.        — Я приберу. Всё равно заняться нечем, отдыхайте, — забрав тарелку из её рук, он неловко улыбнулся и юркнул к раковине. Там предусмотрительно стояла небольшая табуретка.       Женщина не стала препираться и пытаться переубедить, лишь долго смотрела ему в спину. Но этот взгляд не был неприятным. Даже не видя его, Натаниэль чувствовал теплоту и молчаливую признательность.       Домашняя кофта была большой, чем мальчик активно пользовался в последние дни. Приподняв край, он бережно сложил туда снеки и молочный коктейль для Эндрю и несколько фруктов для Аарона. Придерживая всю эту шаткую конструкцию одной рукой, Натаниэль крепко держал в другой кружку с кофе. Аарону он определённо понадобится. Подниматься по лестнице с этой ношей было неудобно, но он уже приловчился. Как и приноровился присаживаться на корточки, ставить кружку и выкладывать сладости под дверью, а после вновь брать тёплое стекло и аккуратно заходить в соседнюю комнату.       Аарон привычно сидел за столом, с ногами забравшись на стул. Большое количество света хорошо освещало всю комнату и отбрасывало тени в углах. Но это не пугало — мальчик знал, что здесь не прячутся монстры. Единственным «монстром» был как раз-таки Аарон, крутивший карандаш и бубнящий определения себе под нос. Натаниэль тихо хихикнул, когда парень начал судорожно листать тетрадь и ругаться себе под нос. Дёрнувшись, Аарон в последний момент успел зацепиться за стол, в то время как его стул на колёсиках опасно наклонился.        — О, привет, — неловко рассмеявшись с собственной неуклюжести, Аарон повернулся.        — Привет.       Прошагав оставшееся расстояние до стола, Натаниэль аккуратно поставил кружку и выложил свою добычу.        — Так это ты, — Аарон сказал это с лёгким упрёком и благодарностью.        — Это я, — согласился Натаниэль и поддавшись любопытству, заглянул через плечо парня на тетрадь. — Получается?        — Да… Да, я думаю. Не очень люблю обществознание. Оно… сложное, — побеждëнно выдыхает парень.       Натаниэль ничего не отвечает, лишь с бо́льшим интересом заглядывает в чужие конспекты. Тетрадь, расписанная красивым размашистым подчерком, украшена несколькими цветами и небольшими диаграммами и потёрта в некоторых местах. Из-за вечных перелистываний углы страниц немного загнуты и более мягкие, чем остальной лист. Невольно нахмурившись, мальчик промычал.        — Просто знаешь, сложно понять, как кто-то смог привести всё разношёрстное общество под определённые критерии и рамки. Типа, откуда они узнали, что это именно так? Почему решили, что данное определение подходит для этого? Почему взаимосвязь именно такая?       Аарон неопределённо махал руками, пытаясь более чётко передать мысли, что не до конца формировал его собственный мозг.        — Я не понимаю, — признался Натаниэль. — Но думаю, что ты просто устал. У меня бывало такое, когда из-за болезни пропускал несколько дней и потом приходилось заниматься больше обычного. Мне казалось, что я ничего не понимаю и всё запутанно, но когда приходили учителя и давали задание, я его решал. Не так идеально, как хотели родители, но достаточно хорошо, чтобы меня похвалили учителя. Ты справишься, ты ведь готовился, — положив руку на запястье парня, Натаниэль чуть сжал его, желая передать поддержку. — А если немного ошибёшься, всё в порядке. Бетси говорит, что это нормально. Я пока не совсем понимаю почему, но если она так говорит, значит это так?       Аарон удивлённо смотрел в эти большие глаза, наполненные привычной робостью и странной верой. И Миньярд знал, что мальчик прав. Он не мог признать это так легко, пусть и неоднократно слышал, что промахи — это не конец. Но что-то в том, как говорил Натаниэль, как уязвимо звучал, как искренне сопереживал и верил, успокаивало.       Перехватив его ладошку, Аарон слегка сжал её в ответ.        — Ты прав, — впервые за последние сутки он смог искренне улыбнуться.       Рука мальчика ощущалась тёплым светом, чудом пойманным во мраке грядущей ночи. Маленькая, мягкая и с едва уловимым трепетом, она сжимала его в ответ.        — То, что говорит Би, правда. Нас не будут ругать или осуждать за плохую оценку в этом доме. Даже когда мы дрались, нас нельзя сказать, что ругали. Отчитывали, объясняли, почему так делать нельзя, но никогда не ругали в привычном нам понимании.       Натаниэль внимательно наблюдал, молча побуждая продолжить. Он не совсем понимал, что затронул до сих пор больную тему для Миньярда, но был готов, если не поддержать и успокоить, то хотя бы выслушать. Аарон непроизвольно начал водить большим пальцем по его коже, посылая приятные мурашки от такого бережного действия. Он не смотрел на него, устремив взгляд куда-то сквозь и, как знал Натаниэль, был полностью погружён в воспоминания, но он не имел ничего против.        — Мы долго не могли понять, почему Эбби и Дэвид такие. Ждали, когда появится опасность. Знаешь, до того, как они взяли нас, мы сменили восемь семей. Все они были погаными. По началу мы не знали, зачем они берут нас, если не хотят возиться с нами, а потом поняли. Деньги. Ты знал, что есть выплаты за то, что берёшь детей из приюта?       Натаниэль растерянно уронил голову на бок.        — Для многих это заработок. Им плевать на детей, им просто нужны деньги. Это отвратительно. Но хуже безразличия — ненависть. Когда родителям, — Аарон презрительно выплюнул это слово, — на тебя плевать, это значит, что если не отсвечиваешь, то всё относительно в порядке. Но бывало и по-другому. Стоило только оказаться без свидетелей со стороны социальных работников, они показывали настоящих себя. Ты мог ничего не сделать, но тебя били. Эндрю… Он ненавидел их и специально делал так, чтобы нас вернули. Его наказывали, но нас путали. Мы же близнецы, понимаешь? И тогда он злился ещё больше.       Болезненная исповедь сочилась сквозь старые шрамы. Натаниэлю было неудобно от того, что он был свидетелем этого. Мальчик не знал, делал ли Аарон это осознано или из-за накопившегося стресса, который он неосознанно позволил отпустить. Но Натаниэль не собирался отступать. Чему он точно научился, так это принимать последствия своих действий. Если Аарону нужно было опустить это, облачить чувства в слова и позволить им выйти, он выслушает и будет рядом.        — А потом были Спир. Касс была самым близким, что мы видели к роли матери. Её муж, Ричард, тоже был неплохим — мы мало волновали его. В целом эти полтора года были самым спокойным, что мы видели тогда. Но всегда есть ложка дёгтя. У них был родной сын. Он не сделал мне ничего плохого физически, но мне было неуютно с ним. Эндрю отдалился, много времени проводил с ним, хотя не было похоже, что ему это нравится. Из-за Дрейка Эндрю, как мне тогда казалось, стал странным. Разговаривал меньше обычного, боялся каждого шороха и часто болел.       Сокрушённый, болезненный вздох сорвался с тонких губ парня. Натаниэль видел, как золотые глаза потемнели на несколько тонов, а взгляд стал более осознанным и злым.        — Это было сложное время, пусть мы и находились, как и всегда, в одном доме, мы сильно отдалились. А потом нас опять вернули. Только в приюте я понял, что ублюдок Дрейк подсадил меня на таблетки. Наркотики. С Эндрю он поступил гораздо хуже, — хватка руке мальчика стала болезненной, но он промолчал. — Вот таких поломанных, злых и ссорящихся между собой чуть ли ни на каждом шагу нас нашёл Дэвид. Знаешь, иногда кажется, что всё это, — Аарон махнул свободной рукой, очерчивая пространство, — лишь сон. Мечта, которая у меня когда-то была.        — Разве мечта обязательно должна быть сном? Она не может стать реальностью?       Это, казалось, вывело Миньярда из раздумий. Моргнув, он по-новому взглянул на мальчика. Его любопытство сочилось из каждой клеточки тела. Крупная каштановая кудряшка упала на нос, заставляя Натаниэля сморщиться. Аарон не смог удержаться и медленно поднёс руку к его лицу, мягким движением смахивая волосы.        — Да, ты прав. Она может стать.

***

      Он провёл в комнате Аарона ещё около часа. Они больше не поднимали серьёзных тем, лишь шутливо жаловались на систему образования и саму учёбу в целом. Из-за того, что занятия Натаниэля не так давно возобновились, у него накопилось достаточное количество недовольства. К его сожалению, пока нельзя было продолжить работу над языками, так как Эбигейл записала его в одну из местных школ. Их учебная программа не включала этого, а попросить нанять преподавателей отдельно Натаниэль не мог. Он понимал, насколько это было дорого.       Около одиннадцати Миньярд строго посмотрел на мальчика, оборвался на полуслове и прогнал спать, причитая о том, как уже поздно. Натаниэль не стал говорить, что когда Аарон утаскивал его смотреть фильмы, они заканчивали многим позже.       Привычные процедуры перед сном в этот раз занимают куда больше времени. Натаниэль не может остановиться и прокручивает разговор с Аароном, ту его часть, когда Миньярд делился прошлым. Пусть он и говорил лишь в общих чертах, это было самым близким к откровению, что у них было до этого. Близнецы никогда не рассказывали о том, как попали в этот дом, через что прошли. Натаниэль же не пытался узнать, пусть и было любопытно. Почему-то ему казалось, что он будет должен поделиться частью себя в ответ. Эта мысль не была пугающей или отталкивающей, мальчик хотел бы, чтобы они однажды узнали. Что-то подсказывало, что Миньярды поймут, не станут жалеть и менять отношение, а лишь найдут ответы на свои вопросы в его поведении. Но пока Натаниэль не был к этому готов. Он доверял частицы своей истории, старые и уже не болящие, Би. Выдирал куски для детективов. Но никогда не говорил много.       Босыми ногами ступая по тёплому ковру, Натаниэль прокрался к спальне взрослых. Он с наслаждением чесал скрытую обычно под пластырем щёку. Это были одни из редких моментов, когда он не прятался за бинтами. Пусть они и успокаивали его в обычное время, Натаниэль не мог не признавать, что без сковывающей всё тело материи дышать было легче. С его волос ещё капали небольшие горошинки воды, увлажняя пижаму. Он никогда не вытирал голову тщательно — это было весьма лениво. Зачем, если высохнут сами? Эбигейл всегда тихо причитала на этот счёт и долго водила полотенцем по голове, играясь с мокрыми прядками. Натаниэлю это нравилось.       Привычно постучав в дверь и дождавшись приглушённого «войдите», он чуть нахмурился, ведь голос принадлежал Ваймаку, но всё же вошёл.        — Натаниэль? Что-то случилось? — мужчина с лёгким удивлением разглядывал мнущегося на пороге ребёнка.       На его поясе всё ещё висел значок и кобура с оружием, в то время как Ваймак избавлялся от рубашки. Мальчик с удивлением отметил большие рисунки на его руках — до сих пор мужчина ни разу не надевал что-то с коротким рукавом на его памяти.        — А Эбигейл?       Кивнув на кровать, Ваймак перевёл его внимание туда. Эбигейл лежала под толстым пушистым пледом и тихо сопела. Судя по тому, что её волосы были собраны, она не планировала ложиться спать.        — Тяжёлая смена на работе, даже не знаю, как теперь её будить, — с теплотой в голосе пояснил Ваймак. Натянув домашнюю рубашку, он с беспокойством посмотрел на мальчика. — Ты что-то хотел? Они беспокоят тебя?       Одёрнув ладошку от щеки, которой он прикрывал её, Натаниэль замотал головой.        — Нет. Нет, всё в порядке, — и он не врал.       Ваймак и Эбигейл были единственными, с кем он их не стеснялся. Они видели его сразу после последней встречи с Натаном, это было пустяком.       Сжав кулак, Натаниэль чуть повернул руку, чтобы мужчина не заметил крем. Обычно Эбигейл наносила его перед сном. Она говорила, что это поможет сделать шрамы менее заметными в будущем. И пусть Натаниэль знал, что может попросить об этом Ваймака, он всё же не решался. Натаниэль знал, что тот не навредит ему и сделает всё также аккуратно, как и Эбигейл. Натаниэль доверял Ваймаку, пусть и не так сильно, как ему бы хотелось, но доверял. И всё-таки не мог представить этот негласный ритуал с ним.        — Я просто хотел сказать, что ложусь спать, — в итоге сказал он и слабо улыбнулся. — Спокойной ночи.       Удивление быстро проскользнуло в глазах мужчины перед тем, как он кивнул и тоже улыбнулся. Устало и немного грустно, но искренне. У карих глаз собрались морщинки, делая их ещё более уставшими.        — Спокойной ночи, малыш.       Выскользнув из комнаты, мальчик побрёл к себе. Не было ничего страшного, что он пропустит нанесение крема — такое иногда происходило, в конце концов он мог обработать то, что находилось в доступных местах, а завтра проснуться пораньше и поймать Эбигейл до того, как она уйдёт на работу.       Взяв крем в обе руки, Натаниэль вновь побрёл в сторону ванны, когда оттуда вышел Эндрю.       Они оба замерли, неловко глядя друг на друга. Слабый свет из ванной комнаты освещал силуэт парня, делая его более устрашающим. Миньярд не был широким, но тень несколько увеличивала его в размерах. Рука, которой он вытирал волосы, зависла в воздухе, придерживая ярко-зелёное полотенце. Его пижама, такая же чёрная, как и большая часть гардероба парня, липла к телу из-за недавней влажности. Он был в майке — один из тех редких случаев, когда уже полностью готов ко сну, — и Натаниэль вновь с интересом зацепился глазами за повязки. Иногда он видел их, но не понимал, зачем они нужны. Аарон говорил, что там он прячет оружие, позволяющее защитить себя. Натаниэлю в голову приходили только ножи. Но какой человек станет так носить их? Они же могут поранить. И зачем носить повязки дома?        — Привет? — его голос звучит достаточно глупо и Натаниэлю это не нравится.       Эндрю хмыкает. Только сейчас до мальчика доходит, на что он так пристально смотрит. Быстро прикрыв руками щёку, он против воли заливается краской. Крем с глухим стуком падает на пол.       Господи, как же отвратительно. Натаниэль знает, что он там увидел. И это отвратительно. Опустив голову, он до боли прикусывает губу.       Эндрю ничего не говорит. Выключает свет в ванной и неспешно подходит к нему. Подобрав выпавшую мазь, Миньярд держит её на раскрытой ладони.       Натаниэль быстро хватает её одной рукой, другую всё также прикрывая щёку, и тихо благодарит.       Миньярд не отвечает.       Сердце, бешено колотящееся в теле, эхом отдаётся в ушах. Натаниэль чувствует некое облегчение от такой реакции парня. Хотя чего он ожидал от Эндрю? Он не то чтобы очень эмоционален даже в лучшие свои дни. Увидев заживающий шрам, его максимумом будет хмык или пара-тройка фраз этим неизменно спокойным голосом.       Миньярд был уже у своей двери, когда Натаниэля осенило.        — Эндрю! — чуть громче, чем рассчитывал зовёт его и бегом нагоняет.       Эндрю с полотенцем на плечах поворачивается к нему и молча выгибает бровь.        — Ты… Ты мог бы помочь мне? Эбигейл уже спит, а мне надо обработать… Обработать это, — оторвав ладошку от щеки, Натаниэль открыл её на несколько секунд, желая убедиться, что парень поймёт его. — Это не так важно, на самом деле. Просто, если тебе не сложно, я был бы признателен, если ты поможешь мне… Только спину! Остальное я могу сам. Пожалуйста? — он тараторил и запыхался ближе к концу.       Эндрю едва заметно дёрнулся, хмурясь.        — Не люблю это слово, — выплюнул он и резко отвернулся.       Разочарование и боль быстро охватили маленькое тело. Натаниэль сгорбился, понуро опуская голову. Что же, это было ожидаемо. Натаниэль не хотел испытывать этих чувств, но он испытывал. Эндрю не был виноват, что не захотел смотреть на то, что осталось от щеки. Ожог выглядел ужасно, Натаниэль знал это. Наверняка парень понял, что это лишь вершина айсберга, и вполне обоснованно отказался. Только вот почему уголки глаз предательски щиплет?       Натаниэль сильнее закусил уже раненную губу, разворачиваясь к своей комнате. Ничего. Обработает завтра. Эбигейл поймёт, не будет ругаться.        — Заходишь? — в голосе Эндрю слышится явное нетерпение.       Вскинув голову, Натаниэль с удивлением уставился на парня, держащего дверь в комнату открытой.        — Я могу?..        — Не тупи, — фыркает Эндрю и заходит в комнату, но дверь не закрывает.       Мальчик быстро следует за ним, до конца не понимая, что произошло. Эндрю же отказался, разве нет? Похоже, что нет.       Миньярд включил большой свет и прошёл к кровати, находящейся в углу. Натаниэлю хотелось рассмотреть всё подробнее, ведь это первый раз, когда он был у Эндрю. Но он не стал. Отметил только, что комната почти такая же, как у Аарона, но расположение мебели отличается. А ещё у Эндрю есть большой книжный стеллаж и голые стены, в то время как Аарон украсил одну сторону плакатами групп и фильмов, а на другую повесил неприятное, по мнению Натаниэля, изображение человеческого тела.       Присев рядом с парнем, Натаниэль уставился на мазь.        — Ты можешь не спрашивать о них?        — А как же плата за помощь? — вопросом на вопрос отвечает Миньярд.       Натаниэль хмурится и бросает недовольный взгляд на парня. Эндрю это никак не задевает. Он отложил полотенце на стул и без стеснения рассматривал мальчика.        — Один, — через силу соглашается Натаниэль, внимательно глядя ему в глаза. Судя по виду, Эндрю это забавляет. — Ты можешь спросить только про один.       Кивнув, парень протягивает руку. Мальчик вкладывает в неё мазь.        — Тонким слоем по повреждённой коже, немного втереть, но не сильно, — инструктирует он и чувствует предательскую дрожь в пальцах.        — Я знаю, как этим пользоваться.       Признание Эндрю немного успокаивает и вызывает вопрос, но Натаниэль ловко отмахивается от него — конечно Эндрю знает. Шрамы не являются чем-то необычным, наверняка у каждого есть один или два. Просто не у всех эти рубцы такие большие и грубые.       Натаниэлю требуется четыре минуты, чтобы повернуться к парню спиной. Ещё две, чтобы всё-таки стянуть пижамную кофту. Руки тут же окутывает прохладный воздух, вызывая мурашки. По крайней мере Натаниэль надеется, что они от этого, а не от пристального взгляда, направленного ему в спину.       Он успокаивает себя тем, что на спине всё не так страшно. Несколько косых полос от прутьев, уже старых и заживших. Четыре пореза, более свежих и неприятных — они прямо на рёбрах, продолжаются спереди и ужасно мешали, пока затягивались. Натаниэль пытается концентрироваться на стене напротив. Это не очень помогает, ведь она пустая. Только тёмно-синие обои с редкими проблесками серебра.       Натаниэль не слышал, как Эндрю открывал мазь, не почувствовал, как он переместил вес на кровати, подсаживаясь ближе. Сложив ноги по-турецки, мальчик разглядывал обои, пытаясь понять это серебряное свечение. Он непроизвольно дёрнулся, когда пальцы коснулись его кожи. Эндрю действовал медленно, но с уверенностью. Иногда Натаниэлю казалось, что он вообще никогда не сомневается. Он пытался расслабиться, но чем больше Миньярд обрабатывал, тем более напряжённым он становился.       Пальцы Эндрю были более грубые, чем у Эбигейл. Шершавые на кончиках и не такие мягкие. С врачебной точностью парень проходился по каждому миллиметру раненой кожи. Он не давил, но в тоже время разминал узлы и область вокруг. В точности, как Эбигейл. Громко выдохнув, Натаниэль вновь сконцентрировался на обоях. Мальчик разгадал их секрет — тёмная синева была разбавлена вкраплениями небольших блестящих точек, отображающих свет и мерцающих серебряным.       Закончив манипуляции, Эндрю убрал руку.        — Повернись, — попросил он и Натаниэль, сам не зная почему, повиновался.       Возможно, он всё-таки хотел знать, насколько далеко простирается безразличие Эндрю. Он медленно развернулся, натыкаясь на спокойный взгляд. Эндрю критично осмотрел туловище, чуть дольше задерживаясь на ожогах, больше всего внимание привлёк тот, что от утюга. Другие шрамы были однообразными — порезы от лезвий разной ширины и толщины. Внизу живота был самый неприятный и небрежный — ледоруб. Натаниэль не знал, что инструмент забыл в их доме, но он помнил гнев отца, когда он швырнул его. Самым аккуратным и незаметным был след от недавней операции между рёбер.       Эндрю выдавил чуть больше мази на пальцы и медленно направил руку к первому шраму. Его действия были такими же, как и ранее. Разве что приходилось чуть чаще прерываться и выдавливать ещё порцию крема. Натаниэль наблюдал за ним, подстраиваясь под движение и открывая всё больше ран. Эндрю выглядел спокойно. Не было ни сбившегося дыхания, ни эмоций в глазах — о влаге, как в первые разы у Эбигейл не могло быть и речи. Не было ничего. И Натаниэль был благодарен. Он знал, как ужасно всё это выглядит. Подтверждения со стороны ему были не нужны.       Руки подверглись более тщательной обработке. Все шрамы на них были свежими и все требовали особого внимания. Они болели, когда надавливали слишком сильно, Натаниэль несколько раз зашипел, когда чужие пальцы давили на кожу, Эндрю быстро исправлялся. Тщательно покрывая кожу мазью, он старался контролировать силу.       Последней была щека. Это было весьма неловко, когда Миньярд подцепил подбородок пальцами и заставил смотреть на него. Он не наклонялся, как Эбигейл, и сейчас ощущалась скованность в движениях, будто каждое он вымерял с особой точностью. Не выдержав пристального взгляда, Натаниэль просто закрыл глаза.       Ткнув мальчика в лоб, Эндрю хмыкнул, когда тот с трудом открыл глаза. Монотонные движения и позднее время делали своё дело.        — Спасибо, — подавляя зевок, всё-таки смог выдавить Натаниэль.       Миньярд вытирал руки о полотенце и просто хмыкнул.       Спрыгнув с кровати и поправив за собой покрывало, Натаниэль неловко натянул кофту и переступил с ноги на ногу. Он хотел ещё что-нибудь сказать, но не придумал ничего, стоящего внимания. Кивнув самому себе, он поспешил к двери, когда его догнал голос Эндрю.        — Щека.       Обернувшись, он непонимающе уставился на парня с полотенцем в руках. Эндрю не собирался продолжать, поэтому у мальчика ушло ещё какое-то время, чтобы понять.        — Пьезозажигалка, — просто сказал он. — Спасибо ещё раз и… Спокойной ночи?       Получив кивок, Натаниэль покинул комнату.       И если Миньярд с силой ударил несколько раз по столу, стоило двери в комнату мальчика закрыться, Натаниэлю этого знать было необязательно.

***

      Бетси Добсон была довольно странной. Она любила сладкое, как ребёнок, собирала мелкие побрякушки и фигурки, будто это было её сокровищем, и рассуждала так, будто прожила уже несколько жизней. Но Бетси Добсон всегда улыбалась. По-разному, но улыбалась. Это были вежливые, не слишком яркие улыбки. Счастливые и гордые — те, при которых её розовые дёсны становились видны. Грустные, со слегка опущенными уголками губ. Участливые и подбадривающие — небольшие, но внушающие уверенность. Бетси Добсон всегда улыбалась. Но не сейчас.       Натаниэль сидел на диване прямо напротив женщины. Рядом с ним, на другом конце дивана, устроился Ваймак. А Эбигейл сидела между ними. То, что оба опекуна были дома днём, дезориентировало. Близнецы ушли в школу несколько часов назад на свой последний экзамен.       Натаниэль неуклюже переместился на край и дотянулся до небольшого столика, чтобы поставить на него пустую кружку. Ему не нравилась царившая тишина. Она давила и ухудшала и без этого не радостное настроение. У взрослых были слишком серьёзные лица, пусть они и старались не показывать этого. Мальчик готовился к чему-то плохому.       Он уже хотел заговорить, когда Бетси тоже поставила свою кружку и неуверенно улыбнулась.        — Ты хорошо спал этой ночью? — это был её обычный вопрос при встрече.       Натаниэль неопределённо пожал плечами.        — Я просыпался, кажется, был плохой сон, но я не запомнил.        — Это хорошо, — кивнув самой себе, Би обратилась к Эбигейл. — Дорогая, можно нам с Натаниэлем ещё чая?       Эбигейл, чьи эмоции было считывать проще всего, кончиками пальцев сжала салфетку.        — Да, конечно, — она смогла звучать непринуждённо, но всё равно голос дрогнул.       Дождавшись, пока женщина заберёт кружки и скроется на кухне, Натаниэль нахмурился.        — Что-то случилось? Эбигейл сегодня выглядит грустной. Я сделал что-то не так? — он тихо обратился к Ваймаку, заметно расстраиваясь.       Мужчина покачал головой. Он был самым спокойным, но в каждом движении чувствовалась усталость.        — Нет, малыш, ты ничего не сделал, — печальная улыбка коснулась его глаз.        — Тогда что?        — Натаниэль, — Би мягко привлекла его внимание. — Мы хотим поговорить с тобой о некоторых новостях, которые могут быть болезненными. Нам не хочется этого делать, но это нужно. Ты сможешь выслушать нас и дать свой ответ в конце?        — Вы хотите отказаться от меня? — неподдельный страх звучит в его голосе, когда сам мальчик с ужасом смотрит в глаза Ваймака. С того разговора с Аароном он довольно много думал о системе приютов и приёмных семей, и сейчас это стало главным страхом.       Дэвид чувствует, что его ударили под дых. Пронзительные, чудесные голубые глаза впервые за пару месяцев смотрят в его и в них такая явная, ничем не скрытая боль.        — Нет! Нет, конечно, нет, — Ваймак не может сдержать резкости в голосе и приближается к Натаниэлю, садясь рядом и накрывая его ладони своей. — Малыш, мы никогда, никогда бы так не поступили.        — Тогда что? — Натаниэль слышит, как гнусавит.       Взгляд затуманивается от влаги и проходится быстро моргать, чтобы прогнать её. Он действительно испытывает облегчение от слов мужчины, от того, как быстро и абсолютно уверенно он говорит. Натаниэлю даже нравится это слегка грубое прикосновение. Ваймак чуть сжимает его ладонь и смотрит на Бетси. Женщина кивает, он опять возвращается к Натаниэлю.        — Ты ведь знаешь, что в отношении твоего отца ведётся расследование? — мальчик с трудом кивает. — Фактически, оно окончено. Сейчас заполняются последние документы и выполняются формальности. Осенью состоится суд.       Натаниэль слушал, слушал, слушал. Он не хотел, но не мог попросить остановиться. Всё внутри него вопило о побеге. Хотелось спрятаться, закрыть уши руками и кричать. Но Натаниэль тщательно впитывал каждое слово, стараясь спокойно отвечать на вопросы Би о его состоянии и желании продолжить. Он вжимался в Ваймака, переместился ему под руку и с силой сжимал хлопковую ткань его кофты.       Эбигейл вернулась, но не подходила близко. На лице женщины было слишком много эмоций, которые могли навредить ребёнку, даже если она этого не хотела. То, как Натаниэль побледнел; то, как срывалось его дыхание и Бетси обрывала Ваймака в объяснении и проводила с мальчиком дыхательные упражнения; то, как затуманился взгляд ребёнка и как сильно он навалился на мужчину — всё это разрушало тот хрупкий прогресс, что Натаниэль достиг за это время. Видеть то, как с каждым словом он всё больше отдалялся, делал шаг назад и возвращался в начало марта, когда только встретился с ними, это было слишком тяжело.        — Я хочу… — Натаниэль замолчал, сделал несколько глубоких вдохов и продолжил. Он звучал не так уверенно, как хотел, но не был расстроен — то, что он не плакал, уже было достижением. — Я хочу, чтобы его посадили на самое большое, что возможно.       Натаниэль всё также вжимался в тёплое мужское тело. Дэвид обнимал его одной рукой, крепко, но не больно. Это ощущалось безопасно, даже если Ваймак и был тем, кто говорил все эти ужасы.       Бетси легко переместилась на стуле и мягко позвала его.        — Тебе не обязательно отвечать сейчас, Натаниэль. Мы можем подождать, чтобы ты обдумал это и принял решение. Выступление в суде — это довольно травмирующий опыт, я бы хотела, чтобы ты полностью понял то, с чем тебе придётся столкнуться.        — Я уверен, — Би немного дёрнулась от его тона, в остальном же оставаясь такой же мягко сконцентрированной. Ваймак сильнее обнял его. — Я выступлю в суде.