***
Натаниэль неспешно складывал вещи в свой рюкзак. Последний урок был позади, можно было отправиться домой. Как бы он не старался более терпимо относиться к одноклассникам, он до сих пор чувствовал себя с ними некомфортно. Возможно, его избаловали. Ведь ни взрослые, ни друзья Миньярдов, не задавали бестактных вопросов и с уважением относились к его границам. Дети были более глупы. После разговора с Ваймаком об этом, Натаниэль действительно старался наладить с ними контакт. Но получалось плохо. Как он изначально определил, кроме Бобби ему было не с кем общаться. Кто-то просто не нравился характером, так как был слишком шумным и взбалмошным, кто-то слишком груб или любопытен, кто-то был мерзким во всех пониманиях. Бобби же был самым адекватным. Тихий и неприметный, он очень интересно рассказывал о своих увлечениях и с таким же вниманием слушал об интересах Натаниэля. Он никогда не спрашивал о внешнем виде и будто вообще не замечал бинтов. Пару раз даже подсказывал, где съехал материал или когда отклеивался пластырь. Бобби был выше Натаниэля и имел лишний вес. Его одежда была такой же мешковатой, как у Натаниэля, и Бобби не любил шум. Они находили друг друга на переменах, вместе обедали и придумывали шутки об одноклассниках. Бобби был лучшим школьным другом, которого Натаниэль мог найти здесь. Но у Бобби был недостаток — он часто пропускал занятия. И сегодня был один из таких дней. Именно поэтому Натаниэль не спешил выйти из класса. Сегодняшний день в целом был нудным и тошнотворно неприятным. Хорошо, что здоровье Бобби подвело его именно сегодня, а не вчера — интерес к Натаниэлю возрос из-за потасовки в коридоре. На следующий день после происшествия он не мог спокойно передвигаться по школе, так как каждый старался подойти и узнать, как он смог сломать руку такому крутому парню — Натаниэль до сих пор не запомнил его имени. Кто-то испытывал от этого восхищение, кто-то злость. Но Натаниэль просто не обращал на них внимания. В пятницу должна пройти встреча с родителями, он переживал из-за этого. Ваймак однозначно высказал свою поддержку Натаниэлю, как и Эбигейл, но кто знает, как всё сложится при других взрослых. Натаниэль упёр взгляд в пол, избегая окружающих глаз, и вышел во двор. Дети что-то оживлённо обсуждали, но чем ближе он подходил к воротам, тем тише становились их разговоры. Натаниэль не вслушивался — его больше интересовало здоровье друга и сможет ли он прийти завтра. Может, стоило взять номер телефона Бобби и написать ему с телефона Эндрю? Как узнал мальчик, у большинства его одногодок были телефоны для связи с родителями. Сначала Натаниэль тоже захотел его себе, но потом понял, что не за чем. Ему не с кем было общаться. Эбби и Ваймак слишком заняты работой, чтобы отвлекать их ненужными звонками и сообщениями. Близнецы всегда были дома к моменту его возвращения. Би приходила в обговорённые дни или отвечала на домашние звонки. Друзья — Кейтлин и компания, Рене — отвечали на звонки с номеров близнецов. Кроме связи с Бобби, Натаниэлю он был не нужен. Натаниэль уже прошёл ворота, когда упёрся взглядом в чьи-то ботинки. Они казались знакомыми. Мальчик хотел извиниться и обойти человека, когда услышал: — Почему ты смотришь вниз? — Мне кажется, он нам не рад. Быстро подняв голову, Натаниэль с удивлением уставился на Аарона, правее от него был Эндрю. Оба близнеца выглядели позабавленными, но краснота вокруг глаз Аарона заставила Натаниэля немного нахмуриться. — Что вы тут делаете? — неожиданно холодно спросил он, чем вызвал два смешка. — Пришли забрать тебя и сказать, что мы теперь официально входим в команду по лакроссу одной из старших школ Балтимора, но раз ты не в настроении… Аарон развёл руками, как бы показывая своё равнодушие, но вскрик Натаниэля его прервал. — Вы что?! Мальчик восторженно переводил взгляд с одного близнеца на другого. — Ага, — кивнул Эндрю и самодовольно ухмыльнулся, когда мальчик запрыгал на месте. Теперь они привлекали внимание не только школьников, но и редких взрослых, пришедших за своими детьми. — Это так круто! — Натаниэль рывком сбросил рюкзак и запрыгнул на шею Аарона. Эндрю быстро взял упавшую вещь и мягко наблюдал за секундной заминкой брата. Аарон подхватил лёгкое тельце и рассмеялся. — Мы смогли, — сказал он и тепло посмотрел на брата. — Вы такие крутые! Аарон опустил мальчика и растрепал его волосы. Хвостик, который Эндрю собрал этим утром, и без этого уже изрядно пострадал. Несколько прядей упало на глаза Натаниэля. Приняв рюкзак из рук Эндрю, он замялся на секунду и неуверенно спросил: — Я могу тебя обнять? Эндрю, не ожидавший такого вопроса, застыл. В его голове второй раз за день царила буря. Сначала он хотел отказаться, но быстро остановил себя. Натаниэль был ребёнком, который очень любил физический контакт, пусть старался этого и не показывать. Натаниэль уважал то, что ему дают и никогда не делал ничего плохого намеренно. Он не был угрозой. Он был семьёй. Подумав, Эндрю кивнул. Улыбка, что расцвела на лице мальчика, была такой яркой и искренней, что стало больно. Натаниэль аккуратно приблизился и медленно обвил руками торс парня, зарываясь лицом ему в грудь. — Вы такие молодцы, — прошептал он. Эндрю не сдержался и тоже потрепал его по волосам. Объятья Натаниэля были тёплыми и приятными.***
Натаниэль чувствует, как быстро летит время. Это совершенно не честно и слишком несправедливо. Казалось, что лето было только вчера, но на календаре было двадцать восьмое сентября. Подготовка к суду одновременно завершилась и была самой сильной. Благодаря школе у Натаниэля была возможность отвлечься от этих мыслей, но он заметил, что как минимум один из близнецов оставался дома в последнюю неделю. Зачастую это был Эндрю — Аарон и Кейтлин, наконец, официально стали парой. Натаниэль догадывался, что Эндрю силой заставлял брата покидать дом. Ожидаемо Натаниэль не мог заснуть. Некоторое время назад его лекарства были заменены на таблетки от бессонницы — Эбигейл и Бетси, заметив, что кошмары стали более редкими, решили, что с учётом активной дневной деятельности, это более разумный вариант. Но мальчик не хотел проваливаться в коматозное состояние сейчас. Сны под таблетками не снились, ночь пролетала слишком быстро. Бесшумно покинув комнату, Натаниэль направился на улицу. Ночь была пасмурной — дожди в последнее время шли слишком часто. Он присел на крыльцо, так как качели всё ещё были влажными. Было прохладно, но он не обращал на это внимания. Пар красивыми хаотичными клубочками поднимался от его рта. Натаниэль слышал, как постепенно засыпал дом. Он знал, что этой ночью Эндрю не окажется рядом. Не придёт и не присядет тихо рядом. И это было впервые, когда Натаниэль радовался одиночеству. Этим вечером он долго говорил с Рене. Девушка выслушивала каждую его мысль, не перебивая и давая возможность освободиться от переживаний. Она тактично поинтересовалась, хочет ли он услышать ответ или ей стоит сделать вид, что ничего не было. И это был первый раз, когда Натаниэль попросил рассказать её историю. Безусловно, она отличалась от истории мальчика. Но Рене без утайки описала все события и то, что чувствовала, когда предавала банду. Как ей страшно было встретиться с бывшими друзьями, как она боялась, что из этого ничего не выйдет и её «куратор» из банды окажется на свободе, найдёт её чтобы отомстить. И Натаниэль чувствовал, что они похожи. Рене не скрыла того, как вообще оказалась втянута в эту историю. Вопреки своей логике, Натаниэль не почувствовал отвращения или опасения, когда узнал, что она убила человека. По коже пробежали мурашки от этого признания, но Натаниэль понимал, почему девушке пришлось так поступить. Он трепетно впитывал каждое её слово, молчанием выдавая поддержку. Когда Рене закончила говорить, он смог лишь хрипло поблагодарить и попрощаться. Была половина третьего, когда Натаниэль вернулся в свою постель. Весь замёрзший, он чувствовал себя свободным. Завтра весь Балтимор узнает его историю — наверняка в зал заседания проберётся пара-тройка репортёров. Завтра его одноклассники узнают от своих родителей, каким на самом деле сломанным является Натаниэль и какой отвратительный его отец. Наверняка им запретят общаться с ним. Его будут обсуждать и тыкать пальцем, не давая продолжить спокойную жизнь в школе. Натаниэль сможет это выдержать, если будет знать, что Натана посадят на тот срок, который озвучивал Даниэль. Утро наступает незаметно. Натаниэлю действительно удалось уснуть и без лекарств, даже не было кошмаров. Вообще ничего не было. Он просто закрыл глаза, погрузился во тьму и будильник. Эбигейл прокралась к нему в комнату, но он уже встал. Женщина трепетно улыбнулась и сказала, что будет ждать его за завтраком. Детский костюм, что она купила на днях, был тщательно выглажен и висел в шкафу. Натаниэлю не требовалась помощь в надевании и завязке галстука — он знал, как выглядеть идеально в официальных вещах. — Вау, тебе идёт, — прокомментировал Аарон, когда они столкнулись на лестнице. Оба близнеца тоже были одеты в костюмы, и выглядели действительно хорошо. Вот кому шла официальная одежда. Натаниэль же просто привык к еë необходимости. Миньярдов, как и Натаниэля, отпросили со школы, чтобы у мальчика была поддержка на слушании. Когда он узнал об этом, пытался отговорить близнецов от пропуска занятий, но был признателен, что они сделали это. Даже если не сказал этого вслух. Эндрю чуть расслабил галстук и расстегнул верхние пуговицы белоснежной рубашки. Эта разгильдяйность каким-то образом выглядела также строго, как и правильная консервативность Аарона. — Спасибо. Если честно, не понимаю, почему кто-то кроме адвокатов должен одеваться так, — неловко отозвался Натаниэль и хотел заправить прядь волос за ухо, но не смог. Сразу после умывания Эндрю поймал его и заплёл две небольшие французские косички. — В законе нет ни одного слова о форме одежды присяжных или свидетелей. Это больше связано с уважением к залу суда, — пояснил Эндрю и прошёл мимо, спускаясь с лестницы. Натаниэль почувствовал, как Миньярд невесомо коснулся его головы. Завтрак прошёл в тишине. Впервые в этом доме она была напряжённой. Сразу после Дэвид позвал обоих Миньярдов на перекур. Натаниэль мог поклясться, что он вновь проинструктировал их о поведении в суде. С ним эту процедуру провела Эбигейл. По дороге к зданию суда Аарон выглядел самым спокойным. Он сидел между Натаниэлем и Эндрю на заднем сидении машины и то и дело пытался втянуть мальчика в разговор. Спустя пятнадцать минут ему это удалось. Аарон утверждал, что курицы — прямые потомки динозавров, с чем Натаниэль под страхом смерти не мог согласиться. Натаниэль живо принялся спорить, хотя явно не понимал и половины терминологии, применяемой Миньярдом. Эбигейл с улыбкой наблюдала за мальчиками в зеркало. Напряжение вернулось, когда Дэвид припарковал машину у здания суда. Они приехали, имея в кармане небольшой запас времени, поэтому мужчина вместе с Эндрю направились в место для курения. Натаниэль, под удивлённый взгляд Эбигейл, пошёл за ними. Аарон не дал ей возможности сказать ни слова и повёл в здание. Дэвид с печалью посмотрел на серьёзного мальчика. Натаниэль, стоило им приблизиться к суду, быстро замкнулся в себе. Вместо знакомого им мальчика была лишь пустая оболочка. Сапфировые глаза потеряли свою яркость, являя собой безжизненные драгоценные камни. — Ты всё ещё можешь… — тихо говорит Дэвид, но Натаниэль качает головой. Он делает шаг к Эндрю и робко заглядывает ему в глаза. Дождавшись кивка, Натаниэль с силой цепляется за его руку. — Я знаю, что могу, но я не хочу, — решительно произносит мальчик, а Эндрю в ответ сжимает его ладонь. — Тогда пошли.***
Они медленно заходят в зал суда. Натаниэль не обращает внимания на обстановку или мельтешение людей — должностные лица занимают свои места. Эбигейл и Аарон уже сидят на галёрке. Дэвиду и Эндрю тоже следует пройти туда, а Натаниэлю вместе с Даниэлем пройти в специальную отдельную комнату, где они смогут ещё раз обсудить стратегию и показания. Но никто не торопится. Мальчик в последний раз сжимает ладонь Миньярда и вытаскивает её из крепкой хватки. Их ладони вспотели, освободиться было не трудно, но то, как крепко держал его Эндрю, придаёт сил. Мальчик смотрит вокруг, уделяя отдельное внимание своей семье, и поворачивается к Мэйсону. Мужчина привычно одет в костюм, но впервые на памяти Натаниэля выглядит настолько собрано и серьёзно. — Всё это время я буду рядом с тобой, — обещает Даниэль и кладёт руку ему на плечо. Натаниэль не находит слов. Горло сжало с неописуемой силой, каждый вздох получается с трудом. Заверения Даниэля достаточно, чтобы немного успокоиться. Натаниэль доверяет ему. Мальчик точно знает, где находится его отец. Он не смотрит на стол защиты, но чувствует на себе этот мерзкий тяжёлый взгляд. Забытая потребность спрятаться практически побеждает, но Натаниэль вовремя берёт себя в руки и выпрямляет спину. Он поворачивается лицом к Ваймаку и Эндрю и в последний раз улыбается им. — Увидимся позже. Эндрю кивает и выглядит максимально серьёзно. На лице Дэвида больше эмоций, но у Натаниэля нет ни желания, ни сил разбирать их. — Мы будем здесь, малыш, — напоследок говорит мужчина и уже собирается вместе с Миньярдом направиться к галёрке, но Натаниэль опережает. Мальчик не знал, чем руководствовался, но он быстро подходит и обнимает Ваймака. — Я знаю, — тихо шепчет Натаниэль и искренне улыбается, когда чувствует большие ладони на спине. Это приятно и страшно одновременно. Готовность Дэвида выступить живым щитом ради него ощущается физически, как и ненависть и злость в льдинистых глазах другого мужчины. Натан никогда не обнимал сына, не позволял проявить привязанность и ему. Натаниэль чувствует такое злорадное удовлетворение, зная, что за ним наблюдают. Натаниэль довольно быстро покидает зал суда в сопровождении Мэйсона. Когда дверь в боковую комнату закрывается, мальчик всё ещё чувствует приятное тепло объятий. — Я уже говорил об этом, но помни: не показывай никаких сомнений или мыслей и догадок до тех пор, пока тебя об этом не спросят. Говори только факты. Натаниэль кивает и усаживается на большое кожаное кресло. Всё тело дрожит от странной беспокойной энергии. — Если будет вопрос и ты не уверен в ответе, говори, что не помнишь. Натаниэль вновь кивает. Даниэль быстро подходит к столику с графином и наполняет бокал. Натаниэль мгновенно опустошает его. — Натаниэль, я хочу, чтобы ты помнил, — мужчина присаживается на корточки, заглядывая ему в глаза и накрывая его ладошки своими. — Я твой адвокат. Чтобы не произошло, я постараюсь сделать так, чтобы всё было максимально безболезненно. Натаниэль знает это. Бесконечное число встреч показали и доказали это. Он не ставит под сомнения компетентность Мэйсона. Проблема в том, что это сам по себе весьма болезненный процесс. — По большей части все на твоей стороне. Так будет и дальше, если ты докажешь, что надёжен в качестве свидетеля. Натаниэль рос с Натаном — он умеет убеждать, как и играть на публику. Но навряд ли сможет сделать это так хорошо сейчас. — Ты сможешь сделать это. Натаниэль хотел усмехнуться, ему бы уверенность Мэйсона. Но вместо этого он просто кивнул. — И самое главное: ты в любую минуту можешь попросить, чтобы это закончилось. Даже если в этот момент даёшь показания. Повтори, пожалуйста. Натаниэль ёрзает и прочищает горло. — Я могу попросить, чтобы всё закончилось, в любой момент. Натаниэля раздражает это извечное напоминание. Будто он не слышал этого по несколько раз на дню. Все обращаются с ним так, будто он до невозможности хрупок. И он бы рад возразить, но сейчас он вроде как такой и есть. Натаниэль балансирует на тонком канате на высоте нескольких миль достаточное количество времени, чтобы знать, чем грозит неаккуратный шаг. Это страшно. Вскоре за ним приходят. Две важного вида женщины заглядывают в комнату и просят следовать за ними. Они открывают двери в зал суда, где его встречает судебный пристав и провожает к месту свидетеля. Глаза мальчика бешено носятся по помещению, будто бы впервые. Он вбирает в себя всё: трое судей, восседающих на возвышении; Дэвид, Эбигейл, Аарон и Эндрю — на галёрке; Даниэль, стоящий у стола обвинения. Натаниэль совершает ошибку, переводя взгляд дальше. За столом защиты сидит незнакомая ему женщина. Она на порядок моложе Мэйсона и кажется совсем молодой, но это не убавляет её опасности. Дорогой чёрный брючный костюм подчёркивает обманчиво хрупкую фигуру, Натаниэль может поспорить, что его сшили на заказ — для Натана такое вполне ожидаемо. Но не незнакомка с прилизанным пучком привлекает внимание мальчика. Впервые за это долгое время он видит своего отца. Натаниэль был копией Натана — такие же непослушные рыжие волосы, те же бездонные голубые глаза, смуглая кожа и склонность к веснушкам. Веснински важно сидел в своём абсурдно дорогущем костюме и неотрывно смотрел на Натаниэля. Его лицо немного осунулось, кожа была не такой загорелой, как обычно, а под глазами пролегли заметные тени. В последний раз, когда мальчик смотрел в это лицо, оно было испачкано его кровью. При этом воспоминании ногти Натаниэля впились в его ладони. Он медленно занял место свидетеля рядом с судьями. Женщина, сидящая в центре, смотрела поверх досье, лежащего перед ней и другими судьями. — Пожалуйста, назовите своё имя суду. Натаниэль сильнее впивается ногтями в мягкую плоть, но говорит чётко. — Натаниэль Веснински. Впервые с января он произносит свою фамилию. Она горьким привкусом отдаётся на языке. — Ваш возраст? — Десять лет. Другой судья, мужчина, быстро перебирает пальцами разложенные перед ними документы. — Вы дали законное согласие быть здесь сегодня? — Его опекуны, назначенные судом в марте этого года, сообщили ему о его правах и дали согласие, Ваша честь, — вмешался Даниэль, привлекая к себе внимание. Судья — женщина — кивает. — Имена его опекунов? — Дэвид Винсент Ваймак и Эбигейл Мари Уинфилд, они сегодня присутствуют. — Хорошо, — вновь кивает женщина, а мужчина-судья откладывает бумаги в сторону. Натаниэль клянётся, что его показания будут правдивы, как его и попросили. Представление начинается. Судья прочищает горло и обращается к Даниэлю. — Мэйсон, свидетель ваш. — Благодарю, Ваша честь, — Даниэль встаёт из-за своего стола и направляется к кафедре. — Мистер Веснински, я хочу поблагодарить Вас за то, что вы находитесь сегодня здесь. Я знаю, как тяжело это для Вас, и суд благодарен Вам за это решение, а также за Ваши сегодняшние показания. Натаниэль тяжело кивает. — На сегодняшнем заседании не присутствуют народные заседатели, однако я собираюсь объявить юридический стандарт, который мы рассматриваем сегодня, чтобы предоставить Вам лучшее понимание причин моих вопросов, — Даниэль говорит медленно и расслабленно, будто зачитывает материал, как школьный учитель Натаниэля. — Подсудимому было предъявлено обвинение в покушении на убийство второй степени, — Даниэль прислонился к трибуне, — а также обвинение в жестоком обращении с ребёнком и убийство второй степени и последующее сокрытие оного. На сегодняшнем заседании рассматривается первое и второе обвинение. Для непрофессионала обвинение в покушении на убийство второй степени может показаться аналогичным нападению при отягощающих обстоятельствах, а жестокое обращение —преувеличением или последствием жизни с психически неуравновешенной супругой. В нашем случае мы полагаем, что покушение в действительности было реальным — во время нападения мотивы обвиняемого изменились и от телесных наказаний он решил перейти к чему-то более серьёзному. В вашем случае — что мистер Натан Веснински применил излишнюю жестокость в наказании ребёнка, рукоприкладство. — Мэйсон говорил размеренно, но его голос становился жёстче по мере того, как он продвигался к сути. — Рукоприкладство, которые он контролировал, покрывая тело своего ребёнка всё более новыми ранами. Натаниэль с удивлением отмечал то, как всё переворачивал Даниэль. Он теперь сомневался, что выглядело хуже — изначальное обвинение или перефразированное Мэйсоном. Натаниэль не мог не поблагодарить Вселенную за то, что мужчина был на его стороне. — Вам всё понятно? Натаниэль кивает и тянется к своей шее. Она скрыта за бинтами и не имеет дефектов — ровная гладкая кожа. Но Натаниэль помнит, с какой силой её сжимали мозолистые толстые пальцы отца. — Прежде, чем мы перейдём к событиям девятнадцатого января, я бы хотел обсудить Ваше воспитание, — Даниэль всё также опирается на кафедру, но при этом сохраняет свою строгость и профессионализм. — Как бы Вы описали методы воспитания Вашего отца? Натаниэлю требуется время. Он тщательно обдумывает ответ прежде, чем он слетит с его уст. — Строгие. — Не могли бы Вы объяснить? Натаниэль ёрзает на сидении и прочищает горло. — Он возлагал на меня большие надежды. — В чём это проявлялось? — Я должен был быть лучшим. Не мог допускать ошибок. Учёба, поведение, хобби — всё должно было быть идеальным. — Что Вы подразумеваете под ошибками? — Протестую, Ваша честь, — вмешивается адвокат отца. — Наводящие вопросы. — Принимается, — председательствующий судья. — Прошу прощения, — вежливо улыбается Даниэль. — Мистер Веснински, как вы думаете, строгость Вашего отца всегда проявлялась именно так? — Когда я был маленьким, — начинает Натаниэль, хмурясь и пытаясь вспомнить самые ранние воспоминания, — за оплошности меня ругали, но не били. С возрастом это изменилось. — Вы помните, в каком возрасте это изменилось? Натаниэль хмурится сильнее. — Когда мне было четыре я получил сильную пощёчину. Кровь пошла носом и мне пришлось покинуть мероприятие, так как она шла слишком сильно. — Чем это было спровоцировано? — Протестую, — вновь вмешался адвокат Натана, поднимая руку. — Значимость? — Я пытаюсь установить модель поведения, — невозмутимо отвечает Даниэль на вопросительный взгляд судьи. — Отклоняется, — после недолгого обсуждения выносят вердикт судьи. Даниэль ожидающие смотрит на Натаниэля. Мальчику требуется мгновение, чтобы собраться. — Я случайно уронил тарелку со стола на банкете, где присутствовало большое количество коллег и партнёров отца. Я испугался хлопка от бутылки шампанского. — Подобное случалось раньше? — Да. Я испугался грозы ночью, пришёл в комнату родителей. Тогда он сказал, что я достиг определённого возраста и должен контролировать некоторые вещи. Я всё ещё мог хотеть определённые игрушки или вести себя достаточно шумно в определённое время, но... - Натаниэль запнулся. — Но что-то было ненормальным? — Да, — Натаниэль чувствует, как виски начинает сдавливать невидимая сила. — Например? — Я не должен бояться и плакать. — Вы имеете в виду страх от вымышленной опасности, к примеру, фильму ужасов или?.. Натаниэль качает головой. — Я вообще не должен был бояться или плакать. Ничего. — И если вы это делали? — При страхе я становился рассеянным и неуклюжим. Плач был слишком громким и отвратительным. — За проявлением этих эмоций следовало что-то? Натаниэль чувствует, как внутри что-то сжимается. — Он говорил, что я его разочаровал. Когда мы были дома, меня наказывали. — Как Вас наказывали? Натаниэль замолкает. Простой вопрос оказывается сложным. Натаниэль не привык говорить об этом, тем более так — на глазах у всей этой публики. Но ему не хочется казаться слабым, не перед Натаном. Он может это выдержать, он в порядке. Действительно в порядке, впервые, кажется, за всю свою жизнь. — При небольшой оплошности это была пощёчина. — Теперь Натаниэль знает, что это не нормально. — При более серьёзных проступках — пощёчина и личная беседа. — Что Вы подразумеваете под личной беседой? — Мэйсон отстраняется от кафедры и проходит к его трибуне. Мужчина закрывает собой силуэт Натана, за что мальчик мысленно благодарен ему. — Мы спускались в подвал, где отец объяснял, что именно я сделал не так, и закреплял это ударом прутьев. — Это изменило Ваше поведение? — Да, — Натаниэль кивает, закусывая губу. Старые тонкие шрамы отозвались тонкой ноющей болью при воспоминании. — Как? — Я перестал показывать и говорить о том, что чувствую. — Судя по показаниям Вашей медицинской карты, в возрасте четырёх лет у Вас был перелом ладьевидной кости стопы, а позже, в возрасте пяти лет, чрезмыщелковый перелом плечевой кости. Как это произошло? — Первый случай произошёл на корпоративном банкете — я неудачно подвернул ногу, — кратко объяснил Натаниэль. — Это звучит весьма неприятно. Вы сказали кому-нибудь об этом? Натаниэль покачал головой. — Почему вы промолчали? Натаниэль опустил взгляд на свои сцепленные руки, когда адвокат отца вновь подняла руку. — Протестую, Ваша честь. Значимость? — Предыдущие доводы обвинения остаются в силе. Отклоняется, — быстро отвечает сидящая в центре. — Это была оплошность, вызванная моей невнимательностью. Я не мог опозорить отца. — Ваш отец зависит от общественного мнения? — Я полагаю, что да. — Вы помните, насколько было больно? — Я не мог опираться на левую ногу, старался перенести весь вес на правую, но при ходьбе это не получалось. Я сильно хромал. — Кто-то заметил Ваше состояние? — Даниэль отошёл от трибуны к своему столу. — Моя мама. — Вы ей рассказали? Натаниэль мотает головой. Он не может ответить, ведь перед глазами растерянное лицо матери. Всю дорогу до дома она бросала обеспокоенные взгляды в зеркало заднего вида, но так и не осмелилась спросить вновь. Тупая пульсирующая боль занимала все мысли мальчика. Когда Натаниэль вышел из машины, он неосознанно наступил на больную ногу и тихо пискнул. Мэри в этот момент захлопнула пассажирскую дверь, Натан этого не услышал. Мальчик надеялся, что это просто растяжение и на утро будет лучше. Но когда на следующий день смотрел на опухшую и почерневшую стопу, понял, что ошибся. Поездка в больницу была неприятной. — Как Вы получили второй перелом? — голос Даниэля вырывает из мыслей. — Я упал с лестницы, — Натаниэль чувствовал, что говорить становилось всё сложнее. — Так случился перелом? — Нет, я ушиб рёбра и заплакал, так как не мог дышать… — Что произошло дальше? — Отец потребовал, чтобы я поднялся. Я не смог. Он утверждал, что высота небольшая и я не мог удариться слишком сильно, — Натаниэль поднял взгляд, сосредотачиваясь на Мэйсоне. — В подтверждении этого, он наступил мне на руку. Боль от давления должна была привести меня в чувства и я должен был встать. Я не смог. — Что произошло? — Раздался слышимый щелчок, — с трудом произносит мальчик. Даниэль подбирает со стола документы. — Ранее суду были предоставлены документы, содержащие планировку особняка Веснински. Высота лестницы составляет 11 футов. На большом экране слева от Натаниэля появилось изображение лестницы в его доме и какие-то чертежи с замерами. — Также были представлены доказательства, свидетельствующие о том, что врачи в отделении неотложной помощи сделали запрос с проверкой надлежащего обращения с ребёнком. Вы знаете, почему они это сделали? — На лице было несколько ссадин и синяков, а также этот тип перелома распространён среди случаев домашнего насилия. — Какой была реакция ваших родителей? — Отец был зол. — Почему? — Он говорил, что то, как он воспитывает своего ребёнка, не должно заботить посторонних людей. — Это закончилось тем, что было подано заявление в полицию? — Нет, — Натаниэль качает головой. — Я не хотел ещё больше злить его, поэтому сказал, что неуклюжий и часто падаю. В этот раз мне не повезло, и это случилось у лестницы. Мальчик чувствует, как его плечи тяжело опускаются. Тело ватное и тянет к земле, но он не может просто растечься на кресле. Натаниэль ёрзает и хочет, чтобы всё скорее закончилось, но это только начало. Он устал. — Когда Вы стали старше, требования Вашего отца стали мягче? Натаниэль качает головой. — Появился запрет на некоторые вещи и внешний вид. Ему не нравилось то, как я выгляжу. — И как Вы выглядели? — Я любил яркую одежду, это стало неприемлемым. Также мне нравилось, когда мои волосы были длиннее, — рука мальчика непроизвольно метнулась к пушистому кончику косички. — Он срезал их в одну из бесед. — Вы знаете, почему он это сделал? Натаниэль кивает. — Я должен был быть похож на него. Я родился таким, — Натаниэль обвёл своё лицо. — Любое отличие было непозволительным. На лице Даниэля появилась сочувственная улыбка. — Когда Вам пришлось отказаться от индивидуальности, как вы себя чувствовали? — Плохо, — быстро отвечает Натаниэль. — Он звал меня «Младший». Это было… неприятно. Даниэль не хочет давить на эту тему, но это необходимо. — Насколько плохо Вы себя чувствовали? — Я начал ненавидеть то, как выгляжу. — Болезненный вздох обжёг горло. — Я радовался тому, что на теле были шрамы, отличающие меня от него. — Шрамы от прутьев? — Даниэль выгибает бровь. — Да, после появились и от ножа. Натаниэлю плохо, но он с силой закусывает губу и пытается отдышаться. — Ваша мать пыталась отгородить Вас от этого? — Иногда, — после долгого молчания уклончиво отвечает Натаниэль. — Как Вы думаете, чем она руководствовалась? — Он переходил черту. — Как это определялось? — Степенью проступка. — Например? — К семи годам я не мог получать оценки ниже «отлично». Если в моих работах были ошибки, я получал наказание. — Как в таких случаях оно проявлялось? Натаниэль слабо пожимает плечами. — В основном это были мелкие порезы, реже удар по рёбрам или туловищу, иногда он прижигал меня зажигалкой. Вместе со словами во рту появился кислый привкус. Мальчика начало мутить, а они ведь даже не подошли к сути. — Как Ваша мать пыталась это предотвратить? — Даниэль вновь появился в поле зрения, останавливаясь напротив. Весь мир Натаниэля сосредоточился на мужчине, создавая вакуум вокруг. В глазах Даниэля читалась боль. — Она говорила с ним. Иногда прятала меня за спиной. — Это помогало? — Нет, он отталкивал её в сторону. — Было ли такое, что физическое насилие применялось к ней? — Иногда. Она редко совершала ошибки. Что-то в этой фразе было не так. Натаниэль заметил, как в глазах Даниэля промелькнула печаль. — В документах, переданных суду, есть свидетельство, что в Ваш дом приходила проверка социальной службы, когда Вам было восемь. Как Ваши родители к этому отнеслись? — Мама переживала, отец разозлился. — Откуда Вы это знаете? — Накануне вечером отец высказался об этом за столом, — неуверенно пояснил Натаниэль. — Он думал, что это слишком раздуто. — Вы знаете, по какой причине Вас посетили с проверкой? Натаниэль покачал головой. — Нет. — Хорошо. В документах указанно, что данная проверка была произведена из-за оповещения Ваших соседей о том, что Вас не видели долгое время, — Даниэль кивнул. — Вы можете вспомнить, как прошла эта проверка? Натаниэль тяжело сглатывает. Это самый болезненный фрагмент этой части. — Социальные работники не выявили никаких проблем. — Ваш отец был доволен таким решением? Натаниэль замялся. — Да, — помедлив, он добавил, — но сначала он рассердился. — По причине?.. Адвокат отца уже была готова возразить, но Натаниэль опередил её. — Я был недостаточно тихим. Много ёрзал на своём месте. — Что произошло дальше? — мягко подталкивает Мэйсон, зная, как тяжело даётся Натаниэлю это воспоминание. — Он взял утюг, — Натаниэль поморщился. — Мама гладила бельё, так что он был горячим… Он прижёг мне плечо. По залу раздался громкий вздох. Глаза Натаниэля метнулись к галёрке. Аарон, непозволительно бледный, застыл изваянием. Сквозь небольшой заборчик было видно, с какой силой он сжимал руку брата. Эндрю сидел рядом, выглядя пустой оболочкой. В линии плеч прослеживалась его напряжённость, а подрагивающая нога выдавала его нервозность. Эбби и Ваймак даже не пытались скрыть боль на своих лицах. — Вам была оказана соответствующая медицинская помощь? — вновь голос Даниэля вернул его к реальности. Ещё ничего не закончено. Не время отвлекаться. Натаниэль вздохнул. — Моя мать обрабатывала рану. — У неё было медицинское образование? — Нет. Даниэль повернулся к суду. — Согласно документам, составленным по состоянию тела Натаниэля, ожог был нанесён утюгом, разогретым от 230 градусов до 302 градусов и воздействовал не менее, чем девяносто секунд. Таким образом, расчёты определили, что восьмилетнему Натаниэлю был нанесён ожог третьей степени. Состояние шрама подтверждает данное заявление. При этом оказанная медицинская помощь не была профессиональной. Мужчина вновь вернул внимание к мальчику. — Следуя из Ваших ответов, я могу сделать вывод, что чем старше Вы становились, тем жёстче становилось Ваше воспитание, я прав? — Протестую, Ваша честь, — резко вставляет женщина-адвокат, глаза Натаниэля непроизвольно метнулись к ней. — Домыслы. — Принимается, — кивает судья. — Прошу прощения, — виновато улыбается Даниэль и вновь отходит к своему столу. — После исчезновения Вашей матери, как изменилась обстановка в доме? Вот оно. Натаниэль крепче сжимает края рукавов. — Стала более напряжённой. — Требования Вашего отца стали выше? — Наверное. — Вы не уверены? Натаниэль чувствовал, как голова начала раскалываться на пульсирующие куски. — Он перестал объяснять, за что наказывал. — Вы пытались обратиться за помощью? В Вашем доме работало несколько человек, Вы пробовали рассказать им? — Нет. — Вы боялись того, что может сделать Ваш отец, если узнает? Натаниэль кивает. — Я думал, что мне не поверят, а наказания станут ещё хуже. Мэйсон переместился к трибуне, останавливаясь напротив мальчика. — Девятнадцатого января Вы всё же обратились в полицию. Почему Вы это сделали? До сих пор Натаниэль лишь дважды рассказывал события того дня: Дэвиду в больнице и Мэйсону в первую официальную их встречу. До этого момента Натаниэлю казалось, что самое худшее — это вспоминать старые, уже набившие мозоли события. Сейчас же он понимал, как ошибался. — В этот вечер в нашем доме проводился банкет. Я пролил на себя сок и поспешил переодеться, пока отец не увидел, — Натаниэль потупил взгляд, хотя всё равно ничего не видел. — Я не видел, но в коридоре за мной увязался мальчик, сын одного из гостей. Он заблудился и хотел узнать, как вернуться в зал. Я не закрыл дверь в комнату… Он увидел, как я переодевался. Он убежал. Когда я вернулся в зал, он плакал рядом со своими родителями и что-то говорил. Позже его отец подошёл к моему… По его лицу я понял, что меня ждёт серьёзный разговор. — Под разговором Вы подразумеваете наказание? — Да, — слово далось с трудом. — Вы позвонили в 911 и заявили — цитата — «Он собирается избавиться от меня сегодня. Я ошибся. Ошибся. Он убьёт меня». Почему вы сделали такой вывод? Господи. Натаниэль хочет закончить. Он поднимает взгляд, смотрит на Даниэля, но перед тем как успевает зацепиться за его фигуру, замечает Натана. Он сидит за своим столом, сложив на нём руки. Он смотрит с ненавистью. Ох, похоже, Натан не знал о том, что тогда произошло на праздновании. — Он был очень зол, — тихо говорит Натаниэль. — Как Вы это поняли? — Он сильно сжал мою руку, когда гости ещё присутствовали, и дал пощёчину при персонале. Обычно он не позволял кому-то видеть это... Он отпустил экономку домой. — Часто ли он отпускал её домой? Натаниэль трясёт головой. — Только в праздники или на больничный. — Телефон, с которого Вы звонили, принадлежит одному из рабочих, нанятых обслуживать гостей этим вечером. Как он у вас оказался? — Я украл его, — признаётся Натаниэль, чувствуя отвратительный стыд. — Почему Вы это сделали? — У меня не было телефона, а стационарный проведён только в гостиную и кабинет отца. — Вы нормально себя чувствуете? Натаниэль дёргается от вопроса. Это не то, чего он ожидал. В глазах Даниэля читается заметное переживание. Мальчик рискует и переводит взгляд на судей. Те тоже выглядят взволнованными. Только теперь Натаниэль понимает, что дрожит. Он понял, что делает Мэйсон, и Натаниэль благодарен. Однако он не намерен отступать, не сейчас. Взгляд зацепился за наполненный водой стакан, к которому он до сих так и не притронулся. Быстро смочив горло, Натаниэль кивнул. — Да, я в порядке. — Хорошо, — кивает Даниэль, но заметно медлит с продолжением. — Сейчас я бы хотел, чтобы вы рассказали то, что произошло после этого телефонного звонка. Натаниэль заметно горбится. Он обнимает себя за плечи и заставляет себя смотреть в глаза адвоката. — Я спрятал телефон под матрас и переоделся в домашнюю одежду. Было поздно, но я знал, что отец захочет поговорить, поэтому не лёг спать. Он крикнул мне с кухни, чтобы я спустился. — Раньше он поступал так? — Нет, — Натаниэль резко замотал головой. — Он всегда приходил лично и сопровождал. — Вы спустились сразу? — Да. — Почему Вы не попытались сбежать или спрятаться? — Это бесполезно, — болезненный смешок сорвался с губ. — Я бы не успел. — Вы прошли в подвал? Натаниэль покачал головой. — Нет, он ждал на кухне. Он сказал сесть за стол и положить руки перед собой. Я так и сделал. — Натаниэль надеялся, что его голос достаточно громкий, чтобы его слышал хоть кто-нибудь. — Отец ушёл, но быстро вернулся с инструментами. — Теми, что обычно участвовали в наказаниях? — Да, в основном. Были те, что я видел впервые. — Поясните, — просит Даниэль. Мужчина предупреждал его, что эта часть будет тяжёлой. Натаниэль знал это. И он знает, что всё ещё может запросить перерыв, но Натаниэль сомневается, что в таком случае сможет продолжить. — Тесак и пьезозажигалка. — Вам объяснили, почему они здесь? — Нет. Он не сразу взял их. Сначала это был нож — его любимый, с зубчиками. Он попросил дать ему руку. Сказал мне молчать и начал наносить порезы. — Вы сделали, как он просил? Даниэль выглядел так, будто ненавидел эту часть своей работы. Натаниэль ему верил. — Я старался, но заплакал на тринадцатом. Он сказал, — голос предательски задрожал. Натаниэлю пришлось прочистить горло перед тем, как продолжить. — Он сказал, что я испортил подарок. Я попытался вырваться, но он сильнее надавил ножом. Сейчас Натаниэль понимает, насколько была глупа сама мысль о том, что он вырвется. Сколько он тогда весил, сорок-пятьдесят фунтов? Это было бесполезно. — Он сказал, что раз это мой день рождения, он попытается ещё раз, но в этот раз я должен быть послушным. Он взял зажигалку. Натаниэля мутило. — Он прижёг порезы? — Да. Я кричал. Ему это не понравилось. — Что сделал Ваш отец, Натаниэль? То, что делал всегда. Решил наказать. Натаниэль пытался сказать это, но слова застряли на полпути. Дрожь вновь вернулась в тело. Здесь всегда было так холодно? Закрыв глаза, мальчик сделал глубокий вдох. — Он назвал меня разочарованием и выдернул из-за стола. Я не мог остановить слёзы, так как ожоги продолжали болеть. Он пытался заставить меня замолчать, сказал, что я слишком шумный, и ударил по лицу. Я отлетел в сторону. Я… Я пытался попросить прощения, но не мог говорить — во рту была кровь. Я закашлял. Когда он подошёл вновь, в его руке был тесак. Он всегда говорил, что я не должен двигаться, когда он замахивается чем-то. Это просто проверка, не более. Но я не смог. Я закрыл голову руками. — Вы помните, сколько раз он ударил Вас? Натаниэль замотал головой. — Я не был в состоянии считать. В тот момент Натаниэль надеялся, что останется в сознании и сможет защитить голову от сильных ударов. — Вы пытались ударить его в ответ? — Нет. Это было бы бессмысленно. — Почему Вы так считаете? Натаниэль не сдержал фырканья. — Он крупнее раза в три и весит намного больше, к тому же не думаю, что смог бы. Даниэль выглядит удивлённым, но быстро убирает это выражение с лица. — Почему? Натаниэль секунду наблюдает за ним. Мальчик моргает и у него явно олений взгляд. Ему кажется, что это очевидно. — Он мой отец, — вновь медленно моргает он, не понимая, какой эффект это производит. — Я никогда не хотел бить его. Всё, чего я когда-либо хотел — чтобы он остановился. Даниэль долго молчит, обдумывая этот ответ. — Вы не предпринимали никаких попыток спастись? — Я попытался убежать, когда он откинул тесак и пошёл за зажигалкой. — У Вас получилось? Если бы. — Нет. Он ухватился за ворот рубашки и потянул. Я стукнулся о стену и закашлял кровью. — Он остановился? — Да. — Что было дальше? — Он застыл. Кровь испачкала его рубашку. Он выглядел… опечаленным. Даниэль сделал шаг вперёд. — До этого, когда Ваш отец применял наказания по отношению к Вам, у него всегда был контроль. Он всегда тщательно контролировал степень нанесённого урона и был уверен, что вы оправитесь. Бывало ли раньше, что Вы кашляли кровью? — Нет. — Что случилось после? — Я сказал, что мне больно. Он выглядел испуганным. — За Вас? Натаниэль покачал головой и едва заметно фыркнул. — Я попросил помощи. Это было глупо. Чего он ожидал? — Он позвонил в скорую? — Нет. — Он попытался остановить кровотечение, обеспечить Вам хоть какую-нибудь помощь? — Нет. Теперь Натаниэль дрожит так, что не заметить этого трудно. Даниэль взглядом просит его остановиться, попросить перерыв, но он молчит. — Что случилось дальше? Впервые за день Натаниэль по собственному желанию смотрит на отца. Даниэль не успевает переместиться и закрыть обзор, так что мальчик со всей оставшейся решимостью смотрит Натану прямо в глаза. — Он схватил меня за шею и сказал, что ему жаль. — Он жалел о своих действиях? — Нет, — Натаниэль потряс головой и голубые глаза вновь переместились на Мэйсона. — Он сказал, что ему жаль, что допустил моё рождение. Глаза предательски начинает жечь. Тогда, в тот день, Натаниэль не ощущал силу этих слов. Сейчас же, когда за его плечами несколько хороших месяцев в доме Ваймака, он понимает, насколько это всё было жестоко. Ни разу за весь процесс на лице Натана не проскользнуло ни единой эмоции сожаления. Полное безразличие ко всему, что он говорил. Это отличалось от апатии Эндрю — его глаза всегда горели ярко, передавали всё то, что не выражала мимика. У Натана же ни там, ни там, не было даже намёка на сочувствие или пристыженность. — Господин Веснински… — Натаниэль. Нат, — перебивает Натаниэль и закусывает щёку, — если Вы не возражаете, я предпочитаю сокращение своего имени. К его удивлению говорить получается ровно, хоть и слишком тихо. — Нат, Вам нужно время, чтобы передохнуть? — всё-таки завершает свой вопрос судья, хотя и видно, что такое обращение ей явно по душе. — Нет. Я хочу продолжить. Натаниэль не хочет, но сомневается, что вообще сможет заговорить, если остановится. Даниэль мгновенно оказывается рядом, опираясь руками о стол, закрывает мальчика ото всех. — Ты можешь остановиться и отдохнуть. Не нужно так давить на себя, — тихо шепчет он. — Я всё порчу? — Нет, Натаниэль, нет, — мягко улыбается мужчина и совсем не выглядит, как адвокат в этот момент. — Тогда давайте продолжать. Во взгляде Даниэля видна внутренняя битва. Он разрывается на части и пытается переубедить мальчика взглядом. Но сам же отступает. — Что произошло дальше? — Он обхватил моё горло рукой. Натаниэль до сих пор чувствует это фантомное давление. Когда ты знаешь, как ощущается чужая большая ладонь на горле; когда ты чувствовал, как воздух постепенно прекращает поступать в твой организм, ты понимаешь, насколько это страшно. Сначала это было не так — просто ощутимое давление, которое как бы предостерегает. После такого ты обычно отряхиваешься и идёшь дальше. Говоришь, что ты в порядке, и всё. Но когда горло сдавливают, приходит осознание, что всё совершенно не так. — О чём Вы думали в тот момент? — Мне казалось, что это очередной урок… — Натаниэль замолчал, тяжело сглатывая. — Я думал, что он пытается напугать меня, чтобы я затих. — Когда вы стихли, он остановился? — Нет. Он зажёг зажигалку. Поднёс её к щеке, — холодные дрожащие пальцы подцепили пластырь. — Вы понимали, что происходило в тот момент? Натаниэль кивнул и ответил только спустя три минуты. — Я знал, что умираю. Я не мог дышать. Я уже слабо осознавал, что происходит. Но я чувствовал боль. Руки и щека горели. Спустя какое-то время я смог вздохнуть. Вместе с этим появилась боль в рёбрах. Мне было страшно. Впервые в жизни Натаниэль действительно понял, что может умереть. Он не мог описать, что чувствовал тогда. «Страх» — явно не подходящее слово, слишком маленькое и размытое. Тот момент, когда изголодавшиеся лёгкие, наконец, получают небольшой глоток кислорода, но его выбивают из тела, ужасает. Острые носики туфель приходились прямо по рёбрам, а после заменились на режущую боль. Натаниэль уже не осознавал происходящего, но эту боль узнал. Ножи. Натан наносил свежие порезы на истерзанные, покрытые синяками рёбра. Натаниэль хотел кричать, но для этого нужно было дышать. Даниэль подал ему вновь наполненный стакан. Натаниэль ухватился за него, жадно глотая воду. Дышать становилось труднее, он боялся, что впадёт в панику. — Какие ещё подробности Вы помните? Стакан со звоном опускается на стол, в то время как Натаниэль чувствует, как все его внутренности скрутило в тугой узел. — Его лицо было искажено злостью… Везде была кровь. Он продолжал наносить удары и повторял, что я его разочаровал. — Вы помните, как всё прекратилось? Натаниэль морщится. — Смутно. Был резкий глухой звук, какие-то голоса. Я хотел поднять голову и посмотреть, но тело было слишком тяжёлым. Я потерял сознание на несколько секунд или минут. Когда смог прийти в себя, на отца уже надели наручники и уводили. Я опять потерял сознание. Когда в следующий раз очнулся, я уже был в больнице. — Это последнее, что вы помните? Нет. Натаниэль помнит, как горело его тело, даже когда голова, казалось, отключилась. Он помнит, как видел образ матери, такой холодной и безжизненной, лежащей на дне ямы, в которую заливали цемент. Он помнит, как горели глаза отца, когда он заметил ворвавшихся в дом людей. Натаниэль помнил, как надеялся, что уже умер и всё наконец закончилось. — Да, — всё же отвечает он. — Это всё. Даниэль делает продолжительную паузу, Натаниэль благодарен за это. Вновь переживать всё то, что он так старательно старался забыть практически всю свою осознанную жизнь, столкнуться с тем, с чем он так и не научился бороться, всё это похоже на ещё одну травму, которой не обрадуется Би. Натаниэль пытается восстановить дыхание и невидящим взглядом рассматривает руки. Кажется, будто они в крови. Как и костюм, как и весь чёртов зал. — У меня больше нет вопросов к свидетелю, Ваша честь, — Даниэль обращается к суду, отступая от свидетельского стола. — Единственное, что мне осталось добавить — это фотографии, подтверждающие, что всё, сказанное является правдой, — он подаёт сигнал и на больших экранах появляется несколько фотографий торса и лица мальчика, сделанных не так давно. Натаниэль не находит в себе сил посмотреть на них. Суд молчит некоторое время. Наступившая тишина давит своей хрупкостью и напряжённостью, но её быстро разрывает голос. — Судя по заключению экспертной проверки есть один шрам, выбивающийся из описанного ранее, — мужчина-судья, тихо сидевший до этого, шелестит бумагой. — Мистер Веснински, Вы помните, чем было нанесено это ранение? Натаниэлю становится тошно. Мало того, что его вновь назвали по фамилии, так ещё и заставили оторвать взгляд от своих рук. Судья обводит указателем большой шрам внизу живота. — Ледоруб. На лице судей читается явно недоумение. — Вы можете описать, как был получен этот шрам? — Не знаю, что сделал не так, но отец швырнул его. Я оказался на траектории полёта. Мне было девять. Мужчина долго смотрит ему в глаза, но всё же кивает и что-то тихо шепчет на ухо другой судье. Женщина, сидящая в центре, прочищает горло. — Суд объявляет перерыв на час. Стук молотка кажется звуком вбиваемого гвоздя в крышку гроба.