***
Дэвид Ваймак привык к странной гармонии, что творилась в его доме. Он знал, что многие не подобрали бы именно это слово для описания, но его это волновало мало. При всём желании они не тянули на нормальную семью, поэтому и динамика их отношений разительно отличалась от всего, что мужчина видел за свою практику. Нужно быть наивным глупцом, дабы считать, что у них всё идеально — идеально не бывает нигде и никогда. Дэвид никогда глупцом и не был, поэтому знал все недостатки и издали замечал грозящие проблемы, поэтому никогда особо не удивлялся, когда они накалялись и становились острыми. Мужчина видел разлад меж детей, как и догадывался о причинах, но верил, что это не выльется в обширную неприятность. Как и любой родитель, он изо всех сил не желал подобных ситуаций, но как взрослый наставник, учитель, отец, он желал лишь того, чтобы его дети росли и учились всему сами. И он знал, что они это смогут. Как бы сильно не судачили его коллеги или все те, кто из года в год был вынужден встречаться с ним на мероприятиях, связанных с детьми, он действительно видел в них огромный потенциал и несгибаемую силу, которая в будущем сделает их достойными и выдающимися людьми. Даже если их прошлое будто бы и перечёркивало все эти мечты. Дэвид Ваймак, на самом деле, никогда не видел себя в роли родителя, никогда не хотел заводить детей и в глубине души боялся ответственности за чужую жизнь, которую бы пришлось брать. У него не было достойного примера перед глазами ни в детстве, ни в подростковом возрасте. Он видел, знал на собственном опыте, какими хреновыми родителями могут быть люди, поэтому сразу обозначил свою позицию перед ещё молодой и действительно прекрасной Эбби, когда их отношения стали серьёзными. Ему повезло, что на его молодость пришлись самые разительные перемены в общественности, благодаря которым весь мир, казалось, проснулся ото сна и открыл глаза, из-за чего многие пересматривали своё будущее и свои цели. И хотя завести разговор с невестой о нежелании собственных детей был достаточно тревожен, Дэвид лишь в очередной раз убедился в правильности в выборе своей будущей спутнице жизни, когда Эбигейл, молодая милая Эбигейл лишь смущённо залилась краской, нервно рассмеялась и спокойно выдохнула, скромно признаваясь, что тоже склонялась к этой мысли. Для них в то время не было места для детей. Любовь друг к другу и жизнь за пределами дома: друзья, знакомые, карьера, целый неизведанный мир — были куда более привлекательны, чем перспектива нянчится с новорождёнными детёнышами. Однако жизнь преподнесла им неожиданный поворот в виде двух диких не по возрасту маленьких близнецов, а после и в виде отчаявшегося малыша. И в обоих случаях желание защитить, обезопасить, полюбить было одинаково решительным и безоговорочным. Но как бы не играли родительские инстинкты, разум всегда был превыше них — эти чудесные дети не были их. И как бы тяжело и больно ни было, Дэвид оставался им лишь тем взрослым, на которого можно было опереться и который давал своё покровительство, защищая от отвратительно ужасной системы. Именно поэтому Дэвид давно решил, что будет лишь направлять и помогать, когда это требуется, не вмешиваясь в их дела равно до того момента, пока это не требуется. И именно поэтому, когда немного нервный Натаниэль нерешительно караулит его на заднем дворике дома, мужчина уверен, что парень, наконец, готов поговорить. Он не спешит, медленно достаёт сигарету и опирается на перила локтями прежде, чем закурить. Он выпускает клубы дыма ввысь и прикрывает глаза, вдыхая немного морозный воздух. Натаниэль в это время теребит рукав своей огромной толстовки и символикой университета Пальметто, доставшейся ему то ли от Ники, то ли от кого-то другого. — Я переживаю, — выпаливает парень и смотрит прямо на повернувшегося к нему Дэвида. — О том, что происходит. Это так странно, я действительно не знаю, что мне делать. Всё было нормально, мы общались, делились чем-то важным, а потом всё — мне кажется, что он ограждается от меня. Я знаю, что может быть множество причин такому поведению: это может быть что-то личное или то, во что мне не следует лезть. Просто, понимаешь, обычно он прямо говорил об этом, но сейчас… Я не знаю, как и не знаю, как спросить. Ты ведь знаешь, какой я… — Натаниэль скривился, тяжело вздыхая. — Он знает, что ты прямолинеен, не умеешь в намёки и аккуратные темы, не думаю, что это вызовет у него обиду, — поняв, что говорить более Натаниэль пока не готов, медленно начал Дэвид. Мужчина тщательно выбирал слова, боясь, что подросток неправильно определит суть. Зная Натаниэля, это могло произойти с огромной вероятностью. — Да, но после Рождества у нас так и не было возможности поговорить об этом. Всё как-то мимолётом и вскользь. И скоро он опять уедет, тогда мы уж точно не сможем поговорить. Я не хочу, чтобы мы расстались на ссоре. Хотя можно ли назвать это ссорой? Недопонимание? — Ты намерен сделать это сейчас? — получив решительный кивок, Дэвид задумался, делая очередную тягу. — Ты мог бы попросить, чтобы вы были наедине и тогда просто заговорить, как ты делаешь это обычно. Нат, ты знаешь его лучше нас всех, и если честно, это усложняет дачу советов. Но я правда не думаю, что твоя попытка усугубит ситуацию. Если он ещё не готов говорить об этом, он скажет об этом. Голубые глаза напротив наполнились слабым светом и трепетной надеждой, просочившейся в голос. — Думаешь, Стюарт поймёт? Дэвид подавился дымом, начал сильно кашлять. — Что? — хрипло выдавил он, морщась от неприятного жжения в горле, и потушил сигарету. Недоумённо глядя на мужчину, Натаниэль глупо моргал. — Ты думаешь, что Стюарт поймёт, что я отказался поступать в университет в Англии не из-за него, а потому, что действительно не хочу переезжать так далеко? — Всё это время мы говорили об этом? — не менее глупо спросил Дэвид, ощущая себя полным дураком. Взгляд Натаниэля лишь укрепил его мысли. — Ну да, — неловко ответил Нат и почесал затылок. — Помнишь, я говорил о том, что он предложил оплатить мой колледж и попросил рассмотреть варианты в Англии? Я тогда так решительно отказал, что вышло неловко. Мы, конечно, созванивались и переписывались, сегодня должны встретиться, но мне всё же неловко. А ты о чём думал? Искреннее недоумение и интерес на этом молодом и ещё по-юношески пухлом местами лице было прямиком устремлено на пытающегося прийти в себя мужчину. — Эндрю. Вы странно вели себя это время, — неопределённо ответил мужчина. Он очень хотел съехать с этой темы. Хотя и сомневался, что Натаниэль не заметил этого весьма яркого изменения в их отношения. — Да, я думал об этом, — легко признаётся парень, кивая головой. — Но ты же его знаешь, в плохой период его лучше не трогать. С каждой секундой Ваймак ощущал себя всё более и более нелепо. Как и Натаниэль, он не умел аккуратно подступаться к теме, говорить намёками или бросать неоднозначные фразы, заставляющие задуматься. И это был первый раз в жизни, когда он пожалел об этом. Дэвид хотел, очень хотел встряхнуть парня и раскрыть ему глаза. Это был никакой не плохой период, это было прямое паническое избегание какого-либо взаимодействия с Натаниэлем. Что само по себе было весьма и весьма странно, ведь с самого первого дня мальчика в их доме, Эндрю всегда был где-то поблизости с ним. — Что касается Хэтфорда, — придя в себя, Дэвид решил сконцентрироваться на насущном, значительно меняя свой тон. — Он не имел права предлагать тебе такие варианты. И я не про оплату — деньги, добытые честным трудом, он может тратить так, как хочет. В нашем с ним договоре прямо говорится о том, что ваше общение происходит исключительно на территории США. Пусть он и твой кровный родственник, он всё ещё преступник, а я ни разу не рад этому. — Прости. Шокировано моргнув, Дэвид с нескрываемым удивлением смотрел на парня. — За что ты извиняешься? Натаниэль фыркнул: — Я знаю, что с точки зрения закона он — проблема, — его лицо вновь расслабилось и заиграло мягким смущением. — Но я правда благодарен, что ты разрешил нам видеться. Пусть никто из вас и не говорит об этом, я знаю, что организовать всё это не так-то и легко. Я правда благодарен за это. Пусть раньше я и сомневался, стоит ли оно вообще того, но сейчас я действительно чувствую какую-то связь между нами. Это сложно объяснить, — он вновь рассеяно почесал затылок. — Но пусть мы общаемся не так давно, мы понимаем друг друга довольно легко. По большей части, конечно же. — Я сделаю вид, что не слышал ничего про Англию, но это в первый и последний раз. — Тяжёлый взгляд Дэвида осел мурашками в теле парня. — Вы оба должны понимать, что в следующий раз я должен буду сообщить об этом. И пусть я не собираюсь ограничивать тебя в выборе — ты всегда можешь переехать куда бы то ни было, — но это должен быть твой и только твой выбор. До тех пор, пока ты несовершеннолетний, я несу за тебя ответственность. Это не шутки и не какая-то игра. Даже если сам Стюарт и его остальная семья не опасны для тебя, всегда есть конкуренты и враги. Это серьёзно и опасно. И я сделаю всё, чтобы это не коснулось тебя, но мои возможности имеют чёткие границы. Я прошу тебя находиться внутри них для твоей же безопасности. — Я понимаю. Не по возрасту серьёзный взгляд голубых глаз что-то успокоил внутри, пусть и не до конца. Дэвид в любом случае свяжется с агентами, чтобы организовать официальную встречу с Хэтфордом и обсудить произошедшее. Такие предложения недопустимы, и англичанин должен это понять. Вытряхнув из пачки новую сигарету, мужчина закурил. Натаниэль всё ещё мялся под боком, хотя его щёки и нос уже заметно покраснели, выдавая его с головой. Пусть парень и замёрз, он не спешил внутрь и лишь сильнее натягивал рукава толстовки. — Я правда рад и благодарен, что могу общаться с тем, кто является моим родственником, но… — Натаниэль на мгновение замолчал и лишь когда Дэвид посмотрел на него, сумел продолжить. — Если когда-либо встанет выбор, я не стану сомневаться. Я рад, что встретил дядю и могу общаться с ним, что узнал хоть что-то о маме и теперь имею нечто большее, чем размытые воспоминания, но ты дал мне семью, возможность жить дальше, выздороветь и стать тем, кто я есть. Я благодарен за это и знаю, что вы сделали это не ради благодарностей или чего-то подобного. Я просто… Словарный запас, ни раз выручавший парня на протяжении всей ещё не столь длинной жизни, впервые подвёл Натаниэля. Казалось, что никакие слова не способны передать всё, что бушевало в его молодой душе. Резко подавшись вперёд, он грубо обнял мужчину, утыкаясь пылающим лицом в его плечо. — Спасибо, — сквозь сжавший горло спазм всё же смог произнести он, чувствуя, как уголки глаз не очень-то приятно защипало. Смятение накатывало волнами. Такая эмоциональность и открытость всегда были по большей части чужды для Дэвида. Он знал, умел обращаться с этими проявлениями, но далеко не всегда. Натаниэль и Эндрю всегда были сложными для понимания, от последнего же, на радость сдающего под гнётом старости сердца, подобного ожидать не приходилось. Однако Натаниэль пусть и был не особо сговорчивым, но всегда чутко чувствовал и понимал больше, чем положено по возрасту. У Ваймака ушло некоторое время, чтобы суметь мягко, но надёжно приобнять худощавое тело. Он не знал, сколько они стояли так, как и не знал, трясся ли Натаниэль от холода или эмоций. К тому моменту, как парень аккуратно выбрался из объятий, на улице уже окончательно стемнело. Натаниэль быстро отвернулся, пробурчал что-то о том, что опаздывает, и скрылся в доме. Дэвид Ваймак никогда не хотел детей, но сейчас, ощущая призрачное тепло, и хрупкость, и несгибаемую стойкость чужого тела, он окончательно понял, что никогда больше не будет сомневаться в правильности своих прошлых решений.***
Эндрю крутил в руках телефон, бездумно разглядывая немногочисленные фотографии в своей галерее. Ничего выдающегося или стоящего там не было. Бо́льшая часть — снимки, связанные с учёбой, несколько селфи Ники, сделанных без разрешения. Остальное же проявление лёгких порывов привязанности, которые не стоит кому-то видеть: тайные снимки Аарона, когда он совершенно по-дурацки грызёт карандаш, делая нескончаемую домашку; счастливый Ники, готовящий свой очередной шедевр мексиканской кухни; Эбби и Дэвид, воркующие на заднем дворе дома; тщательно протирающая стол от пролитого кофе Би; лукаво ухмыляющийся Натаниэль, когда Ники купился на его очередную уловку; Натаниэль, задумчиво рассматривающий состав двух идентичных удобрений для сада; Натаниэль и Аарон во время игры в приставку; Аарон и Кейтлин в свою годовщину, скромно разглядывающие свой подарок — торт, что приготовил Нат; селфи Натаниэля на зимнем балу в этом году. Эндрю остановился на ней, вновь уставившись на экран в странной задумчивости. Это было его частое состояние в последнее время. Его терзали вопросы, ответы на которые он знал, но не хотел этого признавать. Это стало так привычно, что хотелось удавиться. Игнорирование проблемы никогда не могло приблизить её решение, однако Миньярд с какой-то странной отчаянной верой надеялся, что хоть в этот раз Вселенная будет на его стороне. Глупо, конечно, но он считал, что может позволить себе такую вольность. Дверь тихо отворилась, а небольшая прихожая озарилась светом. Заблокировав телефон, парень кинул его куда-то между своим бедром и креслом. Натаниэль тихо разувался и стряхивал с себя остатки снега. Их встреча со Стюартом закончилась позже, чем рассчитывал Эндрю. Интересно, было ли это в пределах нормы? Конечно, Эндрю знал, что каждая их встреча тщательно фиксируется и проходит под наблюдением, но такая задержка всё же казалась не нормальной. И, возможно, неделю назад он бы непременно уколол бы Натаниэля, показывая свою озабоченность и оголяя переживания. Сейчас же… Он не думал, что это будет уместно. Лучше всего было бы поговорить завтра с Ваймаком, как и обсудить свою не очень содержательную беседу с бриташкой. Как и несколько часов назад, Натаниэль молча выдерживает его взгляд и лишь слабо, неуверенно улыбается. Эндрю видит, что это насквозь фальшиво, но молчит. Подтянув колени, Миньярд лишь укладывает на них голову. Это вызывает искренние искорки в голубых глазах. Эндрю не знает, почему продолжает сидеть в пустой гостиной, почему не уходит даже сейчас, когда Натаниэль уже вернулся домой. Но он остаётся здесь, пока Натаниэль удаляется на кухню и чем-то гремит. Миньярду не составит труда прислушаться и понять, что именно делает парень, но ему не хочется. Шум с кухни соединяется с голосами на втором этаже — ещё слишком рано, чтобы была тишина, но слишком поздно для совместного времяпрепровождения. Каникулы неумолимо проносятся мимо, беспощадно ускользая сквозь пальцы. Через два дня близнецы должны будут выдвинуться в Южную Каролину, где проведут сутки наедине, а после заберут сверх меры возбуждённого Николаса с аэропорта и вернутся в универ. Эндрю где-то подсознательно понимает, что братья устроят ему довольно жестокий допрос об этом странном поведении, но сил думать об этом нет. Эндрю просто отключается от всего происходящего, и это приятно. Натаниэль не был так небрежен, как старался это показать. Он знал, что с Миньярдом что-то происходило, но впервые не понимал, что. На самом деле понимать парня было проще, чем многим казалось. Эндрю имел чёткие правила и границы, которые просто нужно было знать и уважать. Единственная проблема была с тем, чтобы увидеть лёгкую складку между бровей в моменты раздражения или же то, как напрягаются плечи, когда Эндрю испытывает дискомфорт. Такие едва уловимые изменения — расшифровка карты Эндрю Миньярда. И Натаниэль отлично умел по ней ориентироваться. Однако проложить путь сейчас было слишком сложно — отсутствовали хоть какие-то опознавательные знаки. Натаниэль был бы рад действовать, как привык — подойти, протянуть что-нибудь чрезмерно сладкое и медленно, никуда не спеша, вывести на диалог. Но для того, чтобы вести диалог с Эндрю, нужно знать, о чём говорить и в какую сторону направлять. Сейчас же Натаниэль не знал. Поставив на столик кружку с ароматным какао, Натаниэль встречается с уставшим тёмным взглядом. Он чувствует, как по спине бегут мурашки, неприятно оседая комком нервов в животе. Губы против воли растягиваются в фальшивой улыбке, которая, он надеется, выглядит хоть сколько-то ободряюще. Дэвид был прав — Натаниэль один из немногих, кто лучше остальных разбирается в сложных механизмах работы Миньярда. Именно поэтому он просто разворачивается, оставляя парня одного. До тех пор, пока Эндрю не хочет, они не смогут ни то что поговорить, быть в одной комнате — Нат заметил, что его слишком явно избегают. Всё, что Натаниэль сейчас может, это дать время и пространство.