***
— Не думай, что в следующий раз это сойдёт тебе с рук, — ворчливый голос Жана вызвал неподдельный смех. Натаниэль легко закинул руку на плечо товарища, привставая на носочки. — Мы выиграли, не это ли важно? — Ты чуть не заработал растяжение. — Это как минимум, — фыркнул проходящий мимо Кевин. Этот парень был больше всех недоволен финтом Натаниэля на последних минутах игры, однако основной запал негодования уже закончился. — Да бросьте, — Натаниэль закатил глаза и оторвался от Жана. Подхватив свою сумку, он обогнал двоих парней и зашагал спиной вперёд. — Мы выиграли, разве не это главное? — Ты нужен мне в этом сезоне. — Да-да, Кев, я знаю. После выпуска прошлого года, в команде осталось слишком мало хороших игроков. Но если бы я не сделал это, у нас бы не было такого счёта, верно? Сезон только начался, кто знает, может перед игрой на вылет это добавит нам очков. — Вот именно, сезон только начался, — гневные нотки начали возвращаться к голосу Кевина. — Ты хоть представляешь, что было бы, получи ты травму? Ты единственный, кто играет хоть сколько-то прилично! Думаешь, на данном этапе мы бы смогли играть без тебя?! Натаниэль невольно поморщился от такой речи и закинул руки за голову. Это был не первый раз, когда Кевин Дэй отчитывал его, тем более не первый — когда ругал за халатность. На это Натаниэль уже научился не обращать внимания. Что же касается суждений парня о его игре… Натаниэль не был с ним согласен. Пусть Кевин и был более чем одарённым игроком, он видел лишь то, что хотел. Натаниэль не был столь хорош, как Дэй судил о нём. К сожалению, помимо ошибочных суждений, Кевин был хорош ещё и в упрямстве — переубедить его, а уж тем более заставить признать ошибку было практически нереально. Поэтому Натаниэль сделал то, к чему привык за последние два месяца — сделал вид, что услышал. — Хорошо-хорошо, в следующий раз буду думать прежде, чем действовать. — Мы знаем, что ты так не умеешь, — усмехнулся Жан. — Вот именно. Это не твой стиль, — кивнул Кевин. — О чём вы? — Натаниэль рассеянно моргнул и споткнулся о порог, возникший за его спиной. Уставшие мышцы плохо реагировали и поддавались контролю, но парню всё же удалось удержать равновесие. Под испуганный взгляд от Жана и недовольный — от Кевина, он широко усмехнулся. — Ладно, не важно. Мне пора. Не ждите, ложитесь без меня. — Куда ты? — Моро испуганно распахнул глаза, хватая его за рукав. За всё время, что они впервые встретились в начале учебного года, Натаниэль ни разу не отлучался куда-то. Иногда француз и вовсе думал, что он не выходит из общежития, за исключением занятий и тренировок. — Э, встретиться с кое-кем? Глядя на неуверенную улыбку Натаниэля, Кевин не сдержался: — И с кем же? — фыркнул он, останавливаясь. Дэй, в отличии от Моро, не очень интересовался жизнью своих товарищей вне площадки, однако всё равно был переполнен скептицизмом. Натаниэль в их узком кругу прославился тем, что почти не общался с другими. Он поддерживал беседы, отвечал на вопросы, но никогда не выступал инициатором общения. Если бы он, Кевин и Жан не делили одну комнату в общежитии, Дэй сомневался, что их отношения стали бы хоть сколько-то дружескими. — Семья? — всё также неуверенно продолжал Натаниэль, теряя уверенность от скептицизма в глазах товарищей. — Что, я не могу общаться с кем-то? — Можешь, но ты не делаешь этого. — Твои родители в Балтиморе, — фыркнул Кевин, сощурив глаза. — Да, но у меня есть не только они. — Ой ли? — Какого чёрта я вообще оправдываюсь? — Натаниэль раздражённо встряхнул головой. Его мокрые, сильно отросшие волосы упали на глаза. — Я пошёл. Вернусь завтра вечером или позже. В любом случае напишу. Он резко развернулся и быстро побрёл по узким коридорам стадиона. — Натаниэль! Какого чёрта ты сбегаешь?! — Оставь его, — тихо произнёс Жан, кладя руку на плечо Дэя. — Будь осторожен! — достаточно громко добавил он, разрушая священную тишину спорткомплекса. — Хорошо, мам! Моро не сдержал тихого фыркающего смеха. Натаниэль был единственным восемнадцатилетним, который на самом деле был ребёнком, на памяти Моро. Это было достаточно мило в обычной жизни, однако невольно заставляло переживать за каждый шаг этого чертёнка. — Ты просто так его отпустишь? — скинув со своего плеча чужую руку, Кевин высокомерно вскинул бровь. — А не должен? — Он же… Чёртов Натаниэль! У него нет друзей. — Если он не рассказывает нам, это не значит, что у него никого нет, — покровительственно произнёс Жан, мягко улыбаясь. — В любом случае, я думаю, он достаточно ответственен, чтобы вернуться к началу занятий. Тебе не кажется? Кевин не ответил. Фыркнув, он поправил сумку на плече и побрёл вперёд. Иногда Жану казалось, что его окружают одни дети.***
Натаниэль действительно был осторожен. Добрался до многоэтажного дома он быстро и без каких-либо происшествий, что можно было считать победой — в вечер пятницы дороги были переполнены оживлёнными в преддверии выходных людьми. Из-за игры, происходившей на территории кампуса, толпа в городе была куда больше обычного, а позднее время добавляло к этой массе ещё и обычных работяг-студентов, желающих отдохнуть по полной. Натаниэль с лёгким трепетом и волнением нажал на дверной звонок, внимательно вслушиваясь. Прошла секунда, минута, другая, но ничего не было слышно. Аккуратные медные брови едва заметно нахмурились, в то время как парень нажал на небольшую кнопку ещё раз. И вновь тот же результат. Ключи тяжёлым грузом лежали в ладони, казались чужеродным предметом. Было так просто разомкнуть ладонь, выбрать нужные и открыть эту дверь — ему дали дозволение на это в тот момент, когда поделились запасным комплектом. Но парень не мог найти в себе сил на это. Это казалось неправильным. Недолго думая, Натаниэль отошёл от двери и присел на корточки. Грусть и обида охватили сердце. Это было так по-детски глупо, но после такого длинного и насыщенного дня, он просто не мог найти в себе сил для борьбы и усмирения чувств. Исходя из многочисленных источников, которые были абсолютно достоверными и правдивыми, Эндрю уже должен был вернуться домой. Впервые за долгое время Натаниэль нашёл действительно достойный случай, чтобы встретиться с Миньярдом наедине, но он изменил своим привычкам и был где-то вне своего убежища. Это не могло не расстраивать. Кожа покрывается мурашками от странной прохлады лестничной клетки. Натаниэль удручённо вздыхает, не имея возможности сделать что-то иное. Сегодняшний вечер — праздничный по общему признанию — проходит далеко не так, как он планировал. Безусловно, глупо строить планы, включающие в себя другого человека, не спросив этого самого человека перед этим, однако… Натаниэль почему-то надеялся, что всё будет хорошо. В последнее время, эта надежда стала чем-то постоянным. Тот инцидент, как мысленно называл его Натаниэль, причинил куда больше неудобств, чем можно было ожидать. Парень действительно старался проявить терпение и понимание, привычно упирался в извечную истину — если Эндрю захочет, Эндрю расскажет. Все неоднозначные взгляды, куда более холодные ответы, открытые избегания Натаниэль списывал на недостаток времени, ждал, что должно произойти что-то, что даст Миньярду толчок, чтобы открыться. Натаниэль проявлял всю свою тактичность и утекающее сквозь пальцы терпение в ожидании. Каждый день чувствуя, как что-то внутри обрывается. Будто нейлоновые нити отрываются одна за другой, оставляя на месте прочного жгута лишь жалкое его воспоминание. Казалось, тот нерушимый трос просто напросто не выдержал напора, разорвался окончательно. Обычно, Натаниэль не обращал на это должного внимания, слишком погружённый в открывшийся перед ним огромный мир. Но потом он вдруг осознал, что не может просто взять и написать тому, кто первым возникал в мыслях. Весь прошлый год был посвящён борьбе с тем, чтобы сдержать детский эгоизм и не набрать заученный наизусть номер просто для того, чтобы услышать голос и поделиться забавной историей дня. Тогда это казалось чем-то недостойным вниманием, слишком мелочным, чтобы отвлекать. Сейчас же Натаниэль не мог не думать о том, как бы эти внезапные порывы смогли изменить то, к чему пришли они сейчас. Эндрю Миньярд оставался его семьёй, одним из самых близких людей. Но когда-то он был самым близким. И эта разница пугала. Присев на корточки, он поудобнее устроился у стены, принимаясь ждать.***
Усталость тяжёлым грузом давила на плечи, усиливаясь под воздействием алкоголя. Это было приятное чувство. Ментальное истощение было спокойным и лёгким, вызванным активной продуктивной работой — это не могло не радовать. Этим вечером Эндрю задержался в университете, хоть особой нужды и не было. Сделать несколько заданий на следующую неделю, чтобы быть побольше занятым, оказалось довольно просто. Тем более, если это заставит некоторых особо неприятных личностей на кафедре заткнуться в его адрес. Приятный бонус — новость о победе Лисов в сегодняшнем матче и несколько стаканов выпивки в баре у кампуса. Как и ожидалось, бо́льшая часть команды быстро заполнила бар. Миньярду повезло ускользнуть оттуда до того, как Кевин Дэй — второкурсник и задрот в лакросс — успел заметить его. Эндрю хватало того, как весь прошлый год этот несносный мальчишка шмелём носился по их корту и срывал (по скромному мнению Миньярда, по мнению же всех — добавлял продуктивности) их тренировки. Какая-то эгоистичная часть Миньярда была немного расстроена тем, что среди спортсменов не наблюдалось одной конкретной рыжей личности. Это портило настроение, особенно с учётом того, что рядом с Дэем он заметил не менее незаметного Моро — единственного, кого Натаниэль назвал другом во время их последнего общения. Конечно же, другая часть, более мелочная и более-более собственническая, не могла не радоваться тому, что вытащить Ната из его зоны комфорта, определённо не включающей в себя шумные и многолюдные заведения, было всё также тяжело, даже сейчас. В целом своё состояние Эндрю гордо определял нейтральным, когда поднимался в не внушающем доверие лифте на свой этаж. Все желания сводились к базовым потребностям: горячий душ и тёплые одеяла в прохладной комнате. Однако, к собственному удивлению, вместо мрачной пустоты общего коридора — лампочка перегорела ещё неделю назад и никто не спешил заменить её — около его двери была фигура скрючившегося человека. Шея и спина отозвались болью от одного только взгляда на эту картину. Давно укоренившаяся привычка сработала сама по себе, Эндрю бесшумно подкрался к двери и собирался уже пнуть бездвижное тело, мешавшееся на его пути, когда болезненно яркие в темноте, почти светящиеся белые буквы привлекли его внимание. Благо, они до странного знакомо были достаточно крупны, чтобы среди очередного мрачно-тёмного куска, как оказалось позже — спортивной сумки, — сложиться в такую же до странного знакомую фамилию. Веснински. Эндрю замер, теряя всю холодную решительность и переполняясь смятением. Натаниэль сидел у него на пороге? Натаниэль задремал на его пороге? Ярость от такой халатности сиюсекундно охватила каждую клеточку тела, но также быстро потушилась тёплым самодовольством. Вместо того, чтобы праздновать победу своей команды вместе с ними, мальчик — является ли Натаниэль «мальчиком» в восемнадцать? Эндрю определённо стоит рассмотреть это и при случае переименовать — решил прийти к нему. Это было приятно. Но вызывало вопросы. Миньярд знал, что их отношения в последнее время ухудшились — все знали. Если Нат так хотел поделиться этим, почему не написал или не позвонил? В чём важность рассказать о первой победе в университете лично? Почему, чёрт возьми, он спит на полу общего коридора вместо того, чтобы зайти в квартиру? — Эн’рю, — глухо звучит заспанный голос, где-то в недрах вороха переплетения рук и ног парня. Упомянутый Эндрю всё ещё застывшей статуей возвышается над телом, так и не пришёл к какому-то конкретному действию и решению. Тело на полу двигается, распрямляется, ловя блик фонаря из окна своей огненной макушкой и мгновенно подбирается. — Эндрю! — знакомый радостный голос разрушает воцарившееся оцепенение. — Привет, — Натаниэль фокусирует свой мутный взгляд. Это не видно в царившем полумраке, однако ощущается так чётко, что Эндрю делает небольшой шаг назад. — Тебя не было. Наверно, стоило позвонить, да? Я был так рад и измотан, что забыл об этом. — Встань, — немного более грубо, чем хотелось бы произносит Эндрю и чувствует веселье от того, как смущается парень. Опять же — он этого не видит, спасибо перегоревшей лампочке и хреновому обслуживанию дома. Однако, он это видит — в неловких движениях, сбившимся дыхании и резкой хватке на лямке сумки. Натаниэль нервничает и чуть не роняет сумку на пол, не совладав так сразу с уставшими конечностями. Эндрю на это остаётся лишь молча смотреть. Жестом велев отойти, Миньярд довольно быстро справляется с замком и заходит в квартиру. Молчаливое приглашение истолковывают правильно и заходят следом. Присутствие другого человека невольно напрягает, но он искренне старается не подавать вид. В конце концов, Натаниэль — первый гость в этой квартире, Эндрю позволено быть немного нервным. Здесь всё не идеально и далеко не так, как хотелось бы, но это не должно заставлять его так нервничать. Миньярд быстро скидывает лёгкую куртку и избавляется от обуви, оставляя свою сумку с документами по пути на кухню — для этих целей он специально приобрёл небольшой стеклянный столик из IKEA (единственная мебель, которую он пока приобрёл для этой квартиры). До сих пор принять факт того, что он не совсем приспособлен для жизни в одиночестве неимоверно огорчает. Эндрю самостоятелен — это факт. Просто он не то чтобы понимает, как сделать место жительства уютным и подготовить это под себя. Аарон, да даже Ники, справляются с этим куда лучше. Вспомнить, к примеру, их дом в Колумбии. Каким-то образом за первые выходные, проведённые там, за два чёртовых дня, они уже изменили дом, сделав его домом. Это были незначительные вещи, мелочи по типу разбросанных тетрадей Аарона и мелких изменений уже имеющегося интерьера от Ники, но невольно вылепляя взглядом все эти детали, Эндрю чувствовал, как теплеет его сердце. В этой же квартире Миньярд жил почти с самого выпуска, он чувствовал безопасность и бытовые удобства, но тепла не было. Это не могло не удручать. Привычный ритуал заваривания чая перед сном сопровождался фоновыми мыслями о том, как неловко, должно быть, они оба себя чувствуют. Натаниэль расположился в небольшой гостиной (диван в углу кухни) и старался не особо броско осматривать окружение. Чёрный чай уже пустил свои нотки, разбавляя душный воздух кухни, а Эндрю изо всех сил старался не показать того, что, как и вся остальная семья, перенял привычку Натаниэля пить этот чёртов чай с не менее чёртовым молоком. И возможно это не было бы так мерзко, если бы сам Натаниэль не позаимствовал это предпочтение от Стюарта. — Я давал тебе ключ, — вручая в руки парня уже не такую обжигающую кружку чая с тупой надписью «Я люблю Лис Пальметто» (абсолютно отвратительный подарок Дэн), Эндрю плюхнулся на промятую часть сидушки рядом. Натаниэль с молчаливой благодарностью делает глоток и молчит какое-то время. Это молчание неприятно. — Я не думал, что могу им воспользоваться. Долгий проницательный взгляд заставил Натаниэля съёжиться ещё больше и в конец растерять всякую уверенность. Разочарование и негодование, ставшие такими знакомыми за эти пару лет, огромной волной нахлынули на Миньярда, вновь возвращая его мысли ко всем событиям и решениям, приведших их к этому. Реагировать же желания не было. В несколько больших глотков осушив свою кружку, он поднялся и покинул гостиную. Когда он вернулся с пледом и подушкой, Натаниэль всё ещё оставался в том же положении. Удивлённый олений взгляд смотрел на него так, будто ожидал подвох в любой момент. У Эндрю не было сил по достоинству обратить на это внимание. — Поговорим завтра. — Да, хорошо, завтра. Натаниэль выглядел рассеянно и глупо, слишком счастливо для того, кому предстояла ночь на нераскладывающемся диване. У Эндрю, опять же, просто не было энергии реагировать на это.***
Запах свежесваренного кофе вперемешку с чем-то жаренным и абсолютно точно жирным провокационно щекотали вкусовые рецепторы. Низменные желания вступили в сговор с ранимой частью, очень не мужественно скучавшей по вкусу домашней еды, всё же вынуждают его оторваться от кровати. К его чести, Эндрю продержался целых сорок минут. Опять же, к его чести, он проиграл не из-за того, что свежеприготовленный завтрак был чем-то ему чуждым. Отнюдь. Эндрю все эти месяцы готовил сам, не желая тратить не такие уж большие финансы на доставку еды или трапезы в заведениях (тут уже больше вопрос комфорта — есть в переполненном другими людьми месте было пыткой). Просто то, что готовил он сам, для него не имело ни вкуса, ни запаха. Какая-то часть мозга знала, что он довольно искусен в готовке — это что-то базовое, когда живёшь с Эбби и Натом, — просто с тех пор, как Аарон и Ники нашли свою дорогу в жизни, еда потеряла какой-либо смысл, кроме топлива для его бренного тела. Это вызвало целый кризис, но спустя не так уж много дней Миньярд сам понял причину такому странному поведению организма. Всё было довольно-таки просто — с того самого момента, как Эбби и Дэвид вошли в их жизнь, приём пищи стал поводом собраться всем вместе. Миньярды протащили эту особенность и в свою частично взрослую жизнь (теперь обучение в университете Эндрю не мог рассматривать как что-то такое же сильное и самостоятельное, как раньше), навязав её Ники, который, казалось, был только рад. Натаниэль ковырялся в своей тарелке с жареным беконом и с гадкой ухмылочкой переписывался с кем-то в своём телефоне, когда Эндрю покинул свою спальню. Надо же, — гадко гудел голос в голове Эндрю, — он-таки умеет им пользоваться. — Ты вовремя, я боялся, что остынет, — даже не оторвав взгляда, произнёс Натаниэль и быстро напечатал что-то в телефоне. Судя по звуку мгновенной вибрации, его собеседник также торчал в своём гаджете. В том, что Эндрю спотыкается на ровном месте абсолютно точно виноват ранний подъём и то, что его организм до сих пор не запустился до конца. Абсолютно точно это. Миньярд не соизволил опуститься до ответа и просто занял место напротив. Домашний ноутбук — старенький воин, которого он привёз с собой из Балтимора много лет назад — запустился с третьей попытки и затарахтел так сильно, что заглушил все неудобные мысли. Не то чтобы у него были какие-то неотложные дела (часть, за которую Эндрю в тайне очень гордился — он ответственный взрослый), но пару дней назад один из преподавателей на кафедре вскользь упомянул о каком-то литературном конкурсе. На сайте университета должна быть хоть какая-то полезная информация. Не то чтобы Эндрю любил все эти нудные соревнования «кто лучше», но если благодаря ним он мог продлить свой грант на следующий год? Чёрт возьми, он в деле. Эндрю не прикладывал особых усилий для подобных мероприятий — участвовал, да, углублялся в суть, если было интересно, но не расстраивался, если пролетал, тем более, не старался занять какое-то место и уж тем более выиграть. Обычно, различные онлайн-тестирования он прокликивал чуть ли не с закрытыми глазами и при случае наведывался в офлайн тур, если это не накладывалось на какие-то другие его встречи. Ему нравилось чувство конкурентоспособности, особенно с учётом того, что он никогда не относился к этому достаточно серьёзно. Тот факт, что он вообще интересовался подобным, был в каком-то смысле шокирующим для всех, кто его знал. Но тем не менее эта галочка участия позволила ему получить полный грант на первый год в магистратуре. Победителем в конкурсе он был лишь трижды — в литературной тематике, что и позволило получить этот шанс. К слову, все эти разы были тем, когда он выкладывался. Это не было фанатичным проявлением зазубривания чего-то, хотя не то чтобы Миньярд нуждался в зазубривании чего бы то ни было, просто поднимались достаточно интересные темы, невольно побуждающие его быть более активным. Эндрю как раз закончил отсортировывать доступные для исследования темы, когда заметил яркие огненные цвета на тёмной столешнице. Бросив беглый взгляд на часы, он с удивлением отметил, что уже было начало четвёртого. Он определённо выпил куда больше одной кружки кофе, а завтрак (боже, он даже не помнил, что именно было на завтрак, но это определённо было что-то вкусное) был прикончен слишком давно. Об этом любезно напомнил урчащий желудок. Натаниэль поставил перед ним тарелку спагетти, избавляя от необходимости отрываться от занятия. — В общежитии ты тоже играешь в мамочку? — не смог сдержаться от вопроса Миньярд. — Не совсем, — Натаниэль легко пожал плечами и направился за столовыми приборами. — Я ещё не привык к жизни там, как и к графику. Жан зачастую напоминает мне о необходимости еды и в целом следит за тем, чтобы мой график был нормальным. — Раньше у тебя не было проблем с этим. — Возможно, — он легко пожимает плечами и смущённо улыбается. — В выпускном классе Эбби заметила, что из-за нагрузки и стресса я перестал готовить и забывал поесть. Мы по-разному пытались бороться с этим, но по итогу пришли к тому, что куда проще ставить напоминания на телефон. Это помогает, но иногда я не слышу уведомлений. Множество шипов впились в кожу, раздражая изнутри. Эндрю усилил хватку на вилке, с противным скрипом задевая стекло тарелки. — Две недели назад Жан заметил, что я более вялый на тренировке и отвёл к врачу. С того момента он взял на себя роль моего личного надзирателя, — недовольство в голосе парня сопровождалось довольно забавной гримасой. — Ты бесполезен в заботе о себе. — Эй, я не так уж и бесполезен. — Действительно? То, что я только что услышал — подтверждение. Одно из. — Это просто, — Натаниэль очертил странную дугу вилкой, — недоразумение, окей? Обычно я не такой, ты знаешь. Типа, да я могу забыть, но это лишь потому, что мои мысли заняты более важными делами. — Забота о жизненно важных потребностях не так ценны в сравнении с этим? — Сложно помнить о необходимости поесть, когда… Не важно, — лёгкий раздражительный тон улетучился вместе с заминкой в речи. Эндрю заметил, что всё это время на его лице была весёлая усмешка только тогда, когда она сошла с его губ. — Ты спортсмен на стипендии. Ты должен заботиться о своём организме, — более резко закончил он, вновь возвращаясь к еде и обращая внимание на экран ноутбука. Эндрю действительно хорошо разбирался в своих эмоциях, так хорошо, что без колебаний принял разрастающееся недовольство от ухода от темы. Однако как бы хорошо он не умел принимать и понимать свои эмоции, показывать их или смягчать реакцию всё ещё было чертовски сложно. Ему не нужны были напоминания того, что Натаниэль больше не был открытой книгой для него — об этом он знал, как никто другой. Пусть он всё ещё мог считывать его реакции и эмоции, это не помогало узнать о тех аспектах жизни, про которые Натаниэль больше не решался говорить с ним. Ранило, причиняло боль, раздражало и злило, но Эндрю не искал козла отпущения. Как бы тошнотворно банально не звучало даже в его собственной голове, Миньярд осознавал, что это была в первую очередь его вина. Он был тем, кто отвернулся первым. Разве был смысл злиться на Натаниэля, который просто поступил так же? Однако даже знание этого не делало принятие проще. Какие чужие люди — Жан — знают и заботятся больше, чем он. Занимают куда более важное место в жизни, наверняка знают про все эти «неважно» моменты, поддерживают и помогают. Сидят рядом в бессонную ночь и слушают про миллиарды миллионов звёзд, раскинувшихся на небосводе; наблюдают за ними, когда Натаниэль решается приоткрыть свои самые сокровенные мысли, когда он ломается и открывает свои слабости. Волна ужаса и чего-то агрессивного захватывает Миньярда в этот момент, когда он понимает, что кто-то — предположительно Жан — слушает всё это, запоминает и складывает для себя полноценную 3D модельку Натаниэля со всеми его секретами и страхами. Тошнота подкрадывается при мысли, что кто-то***
— Ты не понимаешь! — Кевин как обычно громок в своём возмущении, вскидывает руками и не обращает внимания ни на что вокруг. Натаниэль пользуется возможностью и бесшумно пробирается в гостиную. Дэй восседает на промятой части дивана, а на его коленях балансирует ноутбук. Судя по тому небольшому кусочку изображения, что видно с этого ракурса, он заставил Жана смотреть прошедшую в пятницу игру. Вопрос только в том, разбирали ли они ошибки их игры или анализировали действия команды университета Южной Калифорнии. Судя по мечтательно-глупому выражению Моро, второе. — Его обыгрыш слева доставляет больше неудобств, чем кажется! — Кев, я защитник, я вижу, что это не так страшно, как ты описываешь, — нежно фыркает француз и закатывает глаза. Судя по всему, этот спор продолжается уже какое-то время. — Тебе так кажется только по тому, что вы встречаетесь! Фыркнув на особо раздражённое высказывание Кевина, Натаниэль выдаёт своё присутствие. — Нат! Хоть ты ему скажи. — Я думаю, что у Жана есть все шансы сдержать его при встрече, — стягивая ботинки, Натаниэль подмигивает самодовольному французу. — В конце концов, у нас ещё много времени до игры с ними и новогодние каникулы. Жан просто может попросить Джереми отработать этот приём. Подвиньтесь. Мертвенной хваткой вцепившись в покосившейся ноутбук, Кевин пробурчал несколько проклятий, когда костлявый локоть Натаниэля задел его бок. — Вы слишком несерьёзны. — Мы студенты, — закатывает глаза Жан и протягивает Натаниэлю свою едва ли начатую бутылку пива. Тот всё ещё привыкал к употреблению алкоголя, у Моро были чёткие рамки того, как сильно знакомить его с этим. — И вы оба слишком тащитесь по Ноксу, чтобы воспринимать всё серьёзно, — чокаясь с Моро, Натаниэль делает глоток. — Это другое, — Кевин закатывает глаза и неодобрительно наблюдает за таким безответственным отношением к своему организму. — Троянцы — претенденты на победу в этом году. Нам повезёт, если мы встретимся с ними в финале. — Так не слишком ли рано начинать думать об этом? — В этом году у нас нет непоколебимой защиты на воротах. — Что ты имеешь ввиду? — Да брось, только не говорите, что не думали о том, как классно было бы играть с такой защитой, как Монстр, — Кевин недоверчиво посмотрел на парней и закатил глаза. — Эндрю Миньярд действительно вселял страх. Жаль только, стипендия не покрывает учёбу выше бакалавриата. — Я думаю о том, что задевает меня больше: такое халатное отношение или то, что Кевин, мать его, Дэй гипотетически полагается на кого-то. — Первое, однозначно, — Натаниэль фыркает и делает большой глоток пива. Может быть за эти пару месяцев он и привык к его вкусу, это не уменьшает горькости напитка. У него уходит прилично времени, чтобы сохранить невозмутимость. — Эндрю — не какой-то непробиваемый камень. Ты хоть представляешь, как тяжело реагировать в последнюю минуту, когда твоя защита облажалась? Действовать на пределе возможностей только из-за того, что тот кто должен был сдержать, всё просрал. Это отвратительно тяжело. Двое защитников, сконцентрированных только на тебе — херня в сравнении с этим. Ни времени, ни места для манёвра. — Это только подтверждает его феноменальные данные! — Кевин заалел щеками то ли от стыда, то ли от новой волны восхищения. — Он, конечно, не всегда показывал свои навыки, но это, мне кажется, из-за лени. Я постоянно ссорился с ним из-за этого, жаль только, что толку ноль. Ты только подумай, сколько предложений он бы получил, старайся больше. — Какие упущенные перспективы, — Жан даже не старался скрыть сарказм. — Кев, не хочу рушить твои идеалы, но что бы его ждало дальше? Пять лет контракта с командой и… что? Если ты не заметил, лакросс — это не тот вид спорта, который так уж сильно популярен. Я слышал, что Миньярд — гений, за что бы не взялся. Для него выгодней уйти туда, где ему больше нравится, нежели гробить своё здоровье в жалком спорте. — Лакросс популярен! — Его нет в Олимпийских играх, — Натаниэль пожал плечами, как бы говоря, что это весомый показатель. — Единственное, что я постоянно слышу об этом, как мой британский дядя рад тому, что я занимаюсь им. Хотя, мне кажется, что он просто радуется хоть чему-то общему между нами. И вообще, как вы опять пришли к спору? Разве Джереми не ваш общий криптонит? — Глупый ребёнок, — по-доброму фыркнул Жан, притягивая его в объятья и ероша его волосы. — Кевин у нас слишком возвышенный, чтобы дрочить на чужого парня. Его апогей — это мастерство этого глупого спорта, из-за которого мы получаем шанс на бесплатное образование. — Джереми — хороший игрок, — с важным видом кивает Дэй и морщится. — Он не интересует меня в ином плане. — Как ты можешь быть в этом уверен? — всё ещё фырча на манер недовольной кошки, Натаниэль пытался вырваться из крепкого, но безопасного захвата друга. — Ты постоянно восхваляешь его фигуру, его самого. Разве он тебе не нравится? — О, глупый ребёнок, — покровительственный тон Жана звучит слишком мягко, ни грамма не скрывая его лёгкой картавости. — Боже нет! — Кевин вновь скривился. — Я не вижу Нокса в этом ключе. Моро уже убрал свою хватку, но Натаниэль всё ещё продолжал навалиться на его плечо, по-совиному моргая. — Как ты это понял? Пусть Натаниэль и не видел Жана, он был уверен, что тот опять смотрит на него этим странным мягким понимающим взглядом. — Потому что Джереми, в первую очередь, игрок! Меня не волнует то, что он чувствует и какие у него проблемы, даже если из-за этого играет он дерьмово. Всё, о чём я думаю — это то, что он позволил его дерьму выйти вслед за ним на площадку. Я не хочу тусоваться с ним или слушать о том, как прошёл его день. Мне не интересно, как он справляется с проблемами в команде — это, возможно, волновало бы меня, рассматривай я возможность быть капитаном когда-либо, но будем реалистами, это не моё, так что и эти знания мне не нужны. Да, я не прочь пообщаться с ним, узнать, что он за человек, но на этом всё. Даже если он кажется полным дерьмом, как личность, это не повлияет на то, что я считаю его хорошим нападающим. — Он не дерьмо! Джереми — самый добрый человек, которого я встречал. — Да, Жан, я знаю. Я говорю гипотетически, — Кевин тяжело вздохнул. — Но если бы он оказался не таким плохим, разве ты бы не захотел общаться с ним ближе? — Натаниэль нахмурился, крутя в руках бутылку пива. — Да, возможно, но как друг. — Откуда ты знаешь, что именно так? — Нат, солнышко, — Жан глубоко вздохнул, поглаживая его по голове, — каждый человек просто знает это. Типа, это происходит примерно тогда же, когда и понимание ориентации. Если ты знаешь, что ты гетеро, ты никогда не посмотришь на других парней с мыслью «я бы с ним…» Ну, по большей части. Приятная упругость чужой груди совершенно не располагала к перемещению, поэтому Натаниэль лишь запрокинул голову, заглядывая в серые глаза друга. — Но если ты никогда не определял себя как «гетеро» или «гомо», как понять, что твои чувства чисто платонические? Кевину же никто не нравится, как ему понять, если он кроме лакросса ничего не видит? Жан на короткое мгновение выглядит растерянным, но быстро собирается и возвращает руку в отросшие рыжие локоны. — Кевин поймёт, если это не будет платонически. Это будет понятно по тому, что его мысли будут сводиться в первую очередь к физическому и моральному благополучию этого человека. В желании сделать этого человека счастливым, в том, как сам Кевин будет чувствовать себя более счастливым рядом с этим человеком. Даже если эти чувства платонические, они могут быть романтическими, и это нормально. Не все люди жаждут физической близости. Нет ничего страшного, если ты любишь кого-то. Главное, чтобы тот, кто вызывает в тебе эти чувства, знал о них и о том, к чему ты готов, а что для тебя табу. Мягкий тембр и лёгкая подача слов Жана заставляли погружаться в услышанное больше, чем рассчитывал Натаниэль. Это звучало отдалённо знакомым, но в то же время несло в себе неизменное чувство новизны. Внимая словам, словно утопающий, он с серьёзным лицом кивал и обвивал крупное тело Моро в объятьях, погружаясь в свои мысли. И если у обсуждаемого Кевина лицо переходило от стадии несогласия и непонимания к лёгкому недоумению, Натаниэля это мало волновало.