Сон бабочки

      Натаниэль правда испытывал странную нежность и благосклонность к своим друзьям. Это определение до сих пор было чужеродным и казалось неуместным на языке, но он изо всех сил хотел «подарить» его Жану и Кевину. Каким-то образом Дэй всё же стал ценным человеком в его глазах. Он был раздражающим, порой слишком настойчивым и слишком-слишком упёртым, но он не был плохим. Его абсолютная слепота и наивность во всём, что не касалось спорта и его любимой истории, по большей части были умилительны, пусть и иногда раздражали. Но кем был Натаниэль, чтобы судить о раздражении? Он знал, что в последнее время сильно подрастерял все скилы крутости, как это называл Ники, так что не решался судить других. Кевин в достаточной степени напоминал Натаниэлю Аарона, чтобы на первых порах знакомства терпеть все его заскоки.       К чему, к чему, а к странным одержимостям окружающих Натаниэль приспособился довольно рано. Сам он имел особенность терять интерес — да, ему нравилась живопись, когда он был младше, но с течением времени он всё меньше и меньше уделял этому время; он любил сложности вычислений и щепетильность условий выращивания различных культур; ему нравилось стараться и шаг за шагом постигать что-то новое — будь то спорт или языки. Просто достигая определённого уровня, чтобы отточить свои навыки настолько, что прилагаемые усилия становятся не такими уж и значительными, он будто бы переставал чувствовать потенциальную привлекательность занятия. Это касалось не только рисования. Математика, как бы сильно он её не любил, перестала быть занимательной пару лет назад, когда он от скуки летом изучил всю школьную программу и теперь знал все доступные его уровню знаний решения. Да, ему приходилось уделять время для определения правильного пути решения, но это больше не было так захватывающе. Не поймите неправильно, Натаниэль всё ещё любил сложные задачи, требующие применения различных концепций и методов, просто получение конечного ответа больше не было таким уж интересным. Подсчёт цифр — это, конечно, хорошо, но немного скучно.       Он был рад, что его, казалось бы, врождённый талант к языкам не терял своей актуальности. К тому же количество существующих языков до сих пор приводило его в неконтролируемый трепет, как и различные диалекты. Знание этого условно невозможного совершенства был двигателем того, что парень до сих пор продолжал изучать каждый выбранный им когда-либо язык. То же было и с лакроссом — Натаниэль просто знал, что никогда не сможет стать «идеальным». Это подталкивало его двигаться и работать дальше. С садоводством же всё было несколько сложнее — это перестало радовать, но видеть улыбки Дэвида и Эбби, а также завистливые взгляды соседей и случайных гостей всё ещё было приятно, поэтому он так и не смог в полной мере отказаться от этого занятия.       Натаниэль правда любил своих друзей, но это не отмело того факта, что периодически он хотел их прибить. В приоритете, конечно, Кевина. На базовом курсе алгебры он был вынужден делить свою парту с Дэем, который каким-то образом за два полных семестра до этого не успел записаться на курс. Конечно, делить учебное время с кем-то знакомым было весело, но иногда всё же довольно сильно отвлекало. Особенно, когда в очередной раз в знаниях парня проскальзывали достаточно большие пробоины. Как итог, вместо того, чтобы в полной мере сконцентрироваться на оживлённой манере преподавания их лектора, Натаниэль тихим шёпотом объяснял все непонятные Дею моменты, чертя карандашом в его тетради. Отчасти, это было даже удобно — благодаря вмешательству Натаниэлю будет проще позже разобраться в этих каракулях, когда он будет переписывать материал лекции. Потому что Натаниэль потерял свою собственную тетрадь. Это было самым неприятным событием дня.        — Ты мог бы сделать это подработкой, — задумчиво произносит Кевин, придерживая перед ним дверь, когда они покидают аудиторию.        — Зачем?        — Пусть мы и студенты на стипендии, нам не помешают дополнительные деньги.       Невольно в сознании Натаниэля всплыла последняя выписка его счёта из банка. Он едва подавил мурашки. Сумма, находящаяся там, была слишком тяжёлой даже для простого понимания. Некоторое время назад Стюарт взял в привычку переводить ему на карманные расходы ужасающе огромные цифры, которые к неудовольствию Натаниэля, были полностью одобрены Ваймаком и Эбби. Он был наивным ребёнком, когда подумал, что Дэвид сможет отговорить его дядю от таких нецелесообразных трат. К ещё большему ужасу Натаниэля, Эбби упомянула, что и они держали отдельный счёт для его образования. Путём утомительных дискуссий (порой на повышенных тонах) ему всё же удалось убедить их, что он не нуждается в этом. В отличии от Миньярдов, он имел финансовую опору под ногами, даже если порой забывал про это. Пообещав, что в случае необходимости обязательно обратиться к ним за помощью, Натаниэль убедил взрослых потратить эти деньги на себя.        — Мне хватает стипендии, — тряхнув головой, парень легко улыбнулся.        — Даже если так, ты мог бы спасти многих бедняг от хреновых оценок и сберечь их нервные клетки.       Кевин хмыкнул, закинув руку на плечо парня. Это было почти комично, но Натаниэль не обращал на это никакого внимания. Благодаря Кевину лавировать в потоке студентов было куда проще.        — Я могу заниматься с тобой, но не думаю, что смогу найти общий язык с кем-то ещё.        — Правда? — искренняя радость, осветившая лицо Кевина подсказывала, что это и было изначальной целью Дэя. — Я буду очень благодарен.        — Особенно, если не придётся платить.        — Именно. Кстати о деньгах, ты скинулся на вечеринку в честь Хэллоуина?        — А должен был? — изогнув бровь, Натаниэль удивлённо моргнул. — Я не собирался идти.        — Да брось, — Кевин откровенно заныл, повиснув на нём. Слава богам, они почти дошли до следующей аудитории Натаниэля. — Вся команда будет, другие команды. Разрешён «плюс один», — заговорщический тон окрасил его слова. И будто бы этого было мало, Кевин повёл бровями.       Искренне растерявшись, Натаниэль оттолкнул его лицо, оказавшееся слишком близко.        — Не понимаю, почему это должно меня волновать.        — Ты мог бы позвать того, у кого провёл прошлые выходные.       То как легко Кевин произнёс это, заставило Натаниэля фыркнуть.        — Почему вы не верите, что я был с семьёй? — задал он риторический вопрос и вздохнул. — В любом случае, не думаю, что ему было бы это интересно.        — Ему? — лицо Кевина приобрело коварное выражение. — Похоже, Жан всё же был прав.       Натаниэль испытывал неописуемое желание ударить по голове этой до смешного высокой фигуре человека. К счастью, значительно уменьшившаяся толпа подсказывала, что до начала следующего занятия оставалось не так уж и много. Решив, что лёгкого толчка в бок будет достаточно для того, чтобы закрыть эту тему, Натаниэль занёс руку для удара.        — Нат, — спокойный, довольно тихий в общем шуме голос мгновенно привлёк внимание спортсменов.       Эндрю стоял прямо перед ними, не обращая внимания на всех тех мельтешащих людей. Его расслабленная поза придавала особую ауру неприкасаемости, которую чувствовали опаздывающие на занятия студенты, огибающие его на максимально возможном расстоянии.       Натаниэлю пришлось дважды моргнуть прежде, чем полностью принять сложившуюся ситуацию. Всё ещё зависнув с наполовину поднятой рукой, он с непонятной жаждой впитывал представший перед ним образ. Эндрю слегка хмурился, как делал это всегда, когда был в общественных местах, и внимательно смотрел на парней перед ним. Его светлые, прозрачные в свете солнечных лучей волосы обрамляли его грозное для многих лицо, забавно выделяя из общей угрозы очки в тонкой оправе. Натаниэль невольно задержал на них внимание, задаваясь вопросом, как давно он носит их. Возможно, он так и продолжил бы щепетильно следовать по заученной до боли в зубах фигуре, если бы не благоговейный шёпот рядом.        — Миньярд, — Кевин умудрился произнести это меж судорожными неглубокими вдохами.       Натаниэль хотел бы рассмеяться над этим, действительно находя забавным поклонение таланту Эндрю, происходи это при других обстоятельствах.        — Дэй, — Эндрю слегка кивнул, признавая чужое присутствие и возвращая всё своё внимание на Натаниэля. — Ты оставил это на кухне, — он протянул изрядно побитую жизнью тетрадь.       К стыду Натаниэля, ему пришлось некоторое время тупо пялиться на вещь прежде, чем осознание достигло его. Его тетрадь по алгебре, конечно же.        — Так вот где она была.        — Нашёл около дивана, — подтвердил Миньярд, всё ещё держа тетрадь меж ними.        — Выпала из сумки, — не менее рассеянно кивнул Натаниэль, забирая вещь.        — Не теряй больше.       Натаниэль мог лишь вновь кивнуть. Краем глаза он заметил, как Кевин абсолютно безвольно повторил его жест.       Карий взгляд Эндрю окрасился во что-то мягкое и тёплое так же неуловимо, как само появление Миньярда. Будто в замедленной съёмке Натаниэль наблюдал за тем, как его фигура разворачивается, развивая полы длинного вязанного чёрного кардигана на его плечах.       Где-то отдалённо Натаниэль понимал, что не должен так сильно реагировать на появление Эндрю здесь. Было вполне логичным, что при первой же возможности он вернёт потерянную вещь, он же работал в этом грёбанном университете, конечно же он бы сделал это. Однако почему-то Натаниэль всё же был потрясён этой эфемерной фигурой перед ним до такой степени, что внезапная хватка Кевина на его локте заставила её дёрнуться.        — Эндрю!       Медленно Миньярд обернулся, излучая своё потрясение лишь удивлённо вздёрнутой бровью.        — В эти выходные будет вечеринка в общежитии, пойдёшь со мной? — Натаниэль понимает, что слова вылетают из его губ до того, как мозг успевает зафиксировать их.       Удивление становится ещё больше, когда Эндрю останавливается и полностью разворачивается к ним.       Где-то сбоку Кевин поперхнулся воздухом и сдавленно захрипел, таращась на друга. Натаниэль не обращал на него внимания. Свистящие вдохи Дэя занимали далеко не главную роль в этот момент, когда взгляд Эндрю на мгновение потерял свой фокус. Что же, это было глупо. Противный зуд в затылке подсказывал Натаниэлю, что он жёстко облажался. Эндрю ненавидит скопления людей — это ясно, как день. Сколько Натаниэль его знал, Миньярд всегда избегал всевозможных сборищ, а в худшем случае, когда отказаться было нельзя, просто занимал самое малолюдное место и тихо отсиживался там. И Натаниэль просто взял и позвал его на одно из таких сборищ, где, конечно же, не будет даже свободного угла — причина, по которой он сам всегда избегает этого. И ведь он не был из тех людей, кто тащит других с собой на дно.       Какого хрена ты творишь, придурок? — отчаянный вопль в голове был задушен где-то на середине фразы, когда Натаниэль смог отойти от первого шока и примирительно поднять руки, тем самым избавившись от болезненной хватки Дэя на предплечье.        — На самом деле это не обязательно. Ты, должно быть, занят, так что ничего страшного. Тем более, студенческие тусовки — это явно пройденный этап, верно? Я просто… Я не подумал. Ты не обязан или что-то в этом роде, я…        — Я приду, — довольно грубо перебивает Эндрю, хмурясь сильнее обычного.       Натаниэль замолкает на полуслове, отчаянно пытаясь понять, насколько именно он только что опозорился, когда до него, казалось, дошёл смысл сказанного.        — Что?        — Я приду, — на удивление терпеливо повторил Миньярд и бросил насмешливый взгляд на уже откровенно задыхающегося Кевина. — Пришли детали позже.       Миньярд вновь развернулся и с прежней лёгкостью и уверенностью побрёл по опустевшему коридору.

***

      Потонуть в рутине было достаточно легко. Она отвлекала от ненужных мыслей и не позволяла зацикливаться на совершённых ошибках. Эндрю часто полагался на свою память, особенно мышечную, ведь это было более чем удобно, когда твоё тело продолжало двигаться, в то время как мозг дрейфовал. Он знал, что окружающие никогда не обращали достаточное внимание на то, чтобы следить за другими — спасибо за эту эгоистичную часть человека. Это было очень удобно, когда ворох проблем сваливался на твои плечи, а ты изо всех сил старался не показывать этого. Ведь, во-первых, никому не нужны чужие проблемы. Во-вторых, показывать свои слабости всё ещё было абсолютно недопустимо.       Эндрю, к сожалению, часто практиковал этот подход. Будь то времена студенчества — даже его братья не всегда могли раскусить его маску в хорошие (или же плохие?) дни, — будь то внезапная череда важных событий после выпуска. Вклиниться в поток работы и учёбы всё же было достаточно тяжело, особенно когда внезапно оказываешься совершенно один впервые за всю свою жизнь. Но Эндрю Миньярда не зря считали безликим отражением его близнеца — никто никогда не догадывался о том, что за этой безэмоциональной оболочкой кроется ураган мыслей и чувств. Так было в начале его работы на кафедре, когда он пытался понять, как именно спланировать все свои нужды с дефицитом свободного времени, как ужиться с новыми людьми в своей жизни и новыми обязанностями, при этом не сильно погружаясь в рутину и следить за тем, чтобы у близких всё было хорошо, но при этом не давать им и намёка на то, что он близок к краю. Это было просто. Его врождённая маска работала просто отлично.       Именно поэтому он без зазрений совести придавался самобичеванию посреди рабочего дня, игнорируя окружающих и машинально выполняя задачи. Это было просто. Он был пуст и сконцентрирован (хотя бы чисто автоматически) и абсолютно не думал о том, что согласился на студенческую вечеринку.       Студенческую вечеринку, на которую позвал Натаниэль. Судя по задыхающемуся Кевину в тот момент, абсолютно спонтанно и незапланированно. Эндрю продолжал видеть перед собой шокированное от собственных действий лицо Натаниэля, который уже пошёл на попятную, торопливо бормоча несвязные оправдания. Его лицо в этот момент делало удивительные вещи одновременно. Потеряв все краски то ли от страха, то ли от неуверенности, оно стало абсолютно бледным, но при этом безбожно краснело пятнами, подчёркивая все неровности кожи и особенно сильно выделяя шрам на щеке. Эндрю просто поддался мимолётному наваждению, желая увидеть дальнейшие возможности чужой мимики. К слову, он остался несколько разочарован. После его согласия, Натаниэль был ещё больше шокирован и растерян, что было заметно только по потерянному взгляду, лицо же стало полностью неподвижным.       Эндрю не мог не фыркнуть, автоматически отправляя один из документов на подпись преподавателю.       Таким образом, Эндрю Миньярд, полностью выросший из любых маскарадов даже по самым смелым оценкам, никогда не любивший столпотворения и тем более глупых пьяных студентов, должен был тащиться в спортивное общежитие на этих выходных. Ноль из десяти по перспективам, что не может не удручать.       Давление чужого взгляда ощущается почти мгновенно. Эндрю отрывается от экрана монитора и встречается с мягким, но умеренно взволнованным взглядом с миссис Грин. Женщина щурит свои пытливые глазки из-под громоздкой оправы очков и слегка наклоняет голову. Достаточно тонко и ненавязчиво, но максимально прямолинейно для этой женщины. Приятное тепло успокаивает взбушевавшиеся нервы и придаёт лёгкости. Эндрю едва качает головой, отклоняя все тревоги в свой адрес. Не к чему беспокоить взрослую женщину подобными глупостями.       Чувства Эндрю — это, безусловно, тема занятная и интересная, но явно не стоящая внимания посреди рабочего дня. Это относится и к нему самому. Именно поэтому он откладывает все мысли, волнения и переживания в дальний ящик «после работы» и вновь возвращается к документам.       У него впереди половина недели для того, чтобы разобраться во всём.

***

      Натаниэль едва успевает переступить порог их комнаты, когда его хватают за руку и втягивают внутрь. Сияющий взгляд Кевина ошеломляет почти также сильно, как и внезапное перемещение. Он всё равно собирался входить, зачем дёргать то?        — Ты позвал Эндрю Миньярда на студенческую вечеринку, — выпаливает Дэй, чем получает внимание вышедшего из душа Жана.        — Он сделал что?        — Ты сказал, что есть плюс один, — Нат вырывает свою руку из хватки и слегка разминает запястье. Кто бы что ни говорил, но Кевин — та ещё машина, которая никогда не рассчитывает свою силу.        — Да! Но это не значит, что ты можешь просто взять и пригласить Эндрю, мать его, Миньярда!       Натаниэль не сдерживается и закатывает глаза.        — Не все сдувают с него пылинки, Дэй, — фыркает он и отпихивает парня, прокладывая себе путь.       Умеренная жёсткость дивана кажется благословением после длительного дня, так и манит своей привлекательностью. Натаниэль не намерен игнорировать столь очевидные сигналы из-за занудства Дэя.        — Но тем не менее это Эндрю Миньярд, — вмешивается Моро, зафиксировав полную недееспособность Кевина от возмущения. — Даже если отбросить его заслуги в спорте и убрать розовые фанатские очки Кевина, он всё ещё довольно крут по меркам университета. А даже если отбросить и это, его характер — бомба замедленного действия. Я слышал, даже его братьям прилетало от него. Так сумбурно выпаливать приглашение было довольно рискованно. Стой, он ведь ничего тебе не сделал, да?       Слишком быстро для уставшего мозга Натаниэля Жан оказывается прямо перед ним и наклоняется, внимательно осматривая его на предмет увечий. Волна недовольства, подстёгиваемая смущением от столь сильной близости с только наполовину одетым человеком, захватывает тело.        — Конечно, нет! — Натаниэль грубо отпихивает удерживающую его за подбородок руку и кидает в Жана подушку. — Оденься.        — Только после того, как узнаю все подробности, — легко увернувшись от снаряда, Жан плюхается рядом, но всё же накидывает плед на голые плечи. Всё же изоляция окон не настолько хороша, чтобы исключать риск банальной простуды.        — Я до сих пор поверить не могу, что вы знакомы, — бормочет Кевин, присоединяясь к ним. — Чёрт, он вернул тебе тетрадь. Я за весь прошлый год ни разу не видел, чтобы он так спокойно общался с кем-то малознакомым. С каких пор вы дружите? Как вы познакомились и почему ты не сказал мне об этом?       Искренняя обида и разочарование на лице Кевина были так сильны, что это почему-то доставляло боль. Согласное, но более спокойное мычание Жана не облегчало ситуацию.        — Ты никогда не спрашивал? — неуверенно протянул Натаниэль, за что получил сразу два толчка в бок. — Эй! Серьёзно, ребят, вы не спрашивали! Вы сами решили, что у меня нет друзей или вообще хоть какого-то круга общения только из-за того, что я никогда об этом не говорил. Как вы вообще себе это представляете? Я что, в самый первый день должен был заявить: «Хэй, знаете, я с раннего возраста тусуюсь с теми, кто старше, а также знаю тех, кого вы боготворите»?        — Ты мог намекнуть, — фыркает Кевин, но это меркнет на фоне согласного хмыка Жана.        — Ладно, обоюдный косяк. Так значит, Эндрю Миньярд, да? Это у него ты провёл прошлые выходные?        — Ага.        — Знаешь, если так сильно не хотел, чтобы я знал, что вы знакомы, не обязательно врать, что был с семьёй. Ты мог просто сказать про друзей. Господи, да даже если бы ты сказал, что знаешь его, я не стал бы приставать к тебе и просить о встрече или ещё какой-то херне. Мне хватило целого года его игнорирования.       Натаниэль не сдержал скептического взгляда. К счастью, Кевин был слишком поглощён своими мыслями, чтобы заметить это.        — Я не врал про семью.       Молчание, последовавшее за этими словами, было куда громче многих слов. Шумно вздохнув, Натаниэль потёр лицо.        — Всё сложно, — пробормотал он сквозь плотно прижатые к лицу ладони. — Меня взяли под опеку в десять лет. Было громкое и дерьмовое дело с моим отцом у нас в Балтиморе, что привлекло много внимания. Именно поэтому я не люблю про это говорить. Дэвид был тем, кто спас меня, буквально вырвал из лап отца; Эбби была той, благодаря кому я выжил в больнице. Они почему-то захотели взять меня и огородить от всего дерьма, которое готовила для меня система и следствие. На тот момент у них уже были Аарон и Эндрю под опекой. Потом случайно нашёлся Ники, как их двоюродный брат. Так что да, я вырос с ними, мы семья по всем пониманиям, даже если не делим одну кровь и являемся по факту чёртовым набором случайных людей, долго живших под одной крышей. Да, я провёл последние выходные у Эндрю, так как очень хотел увидеть его после того, как мы чудом выиграли свою первую игру в сезоне. И да, я пригласил его на вечеринку, так как просто подумал, что это было бы весело. Я не люблю вечеринки, не желаю общаться с пьяными людьми и не чувствую себя в безопасности на неизведанной территории, поэтому я позвал того, кто всегда вызывает у меня чувство безопасности и надёжности, разве это так странно? И почему всё это звучит настолько дерьмово, что мне просто хочется скрыться?       Как только его дрожащий голос стихает, всё вновь погружается в тишину. Натаниэль чувствует себя голым, выставленным на всеобщее обозрение, находясь в безопасности собственного номера. Это нервирует. Так сильно, что тело начинает чесаться. Он чувствует, как пот стекает по груди, щекоча и раздражая старые зажившие шрамы. Выпалить так много, но при этом избежать конкретики — это отвратительно. Натаниэль знает, что подобное лишь подогревает интерес, вызывает больше вопросов и внимания, но он не готов к этому. Просто не готов. Он не впервые объясняет хитрые переплетения их судеб, нюансы своей истории — тем более, но это не делает это легче. На самом деле, Натаниэль едва ли делился этим с кем-то достаточно подробно, чтобы осветить все нюансы. Бобби и Рене были теми, кто узнавал всё практически сразу, как события происходили, Миньярды в принципе не нуждались в каких-то пояснениях, не после того, как прожили с ним столько времени. Ники же просто располагал к откровениям и всегда принимал их как трепетные сокровища с мягкой, но грустной улыбкой и благодарностью в глазах. Стюарт же решительно выслушал все самые ужасные подробности, никогда не содрогаясь от нелицеприятной правды и жестокости жизни. И с каждым разом было всё труднее открыться, поделиться секретами, вокруг которых просто не могли не строиться самые абсурдные теории, когда их свидетельства были прямо налицо.       Натаниэль знал, что многие — Кейтлин, Эдд, Лара, Элизабет, Мэтт и Элисон с Дэн — также знают довольно многое из его жизни, но не он был тем, кто делился с ними. Он просто давал разрешение на то, чтобы им рассказали. Опять же, не он выступал рассказчиком, так что не ему судить о степени осведомлённости, но этого всегда хватало. Натаниэль просто не знал, как иметь дело с чужим любопытством, как удовлетворять его ровно настолько, чтобы этого хватало, но при этом не переступать своих границ. Он мог игнорировать или резко отрезать ненужное внимание, но не тогда, когда это исходило от важных для него людей.       Скрип потёртой ткани и неожиданная хватка на плечах немного пугают. Натаниэль всё ещё прячется за своими ладонями, поэтому не замечает, как Моро придвигается ближе, заключая в странные объятья.        — Всё в порядке, — мягко шепчет он, массируя напряжённые мышцы. — Ты не должен ничего объяснять, пусть многое теперь и стало нам понятней. Прости, что вырвали из тебя это.        — Да, мне жаль, — тихий пристыжённый голос Кевина также вливается к голосу Жана. — Я просто хотел подшутить, даже не подумал, какие последствия это может иметь. Обещаю больше не поднимать эту тему, если тебе это тяжело.        — Всё нормально, — поспешно произносит Натаниэль, наконец, чувствуя себя достаточно уверенно, чтобы опустить руки. — Просто я не знаю, как описывать это в двух словах так, чтобы в полной мере передавать все тонкости. Я не хочу, чтобы меня понимали неправильно — считали их братьями или что-то подобное, но при этом… Они моя семья, понимаете? Друзья, братья, родители — всё это, на самом деле, лишь пустые слова, какие-то странные в моём понимании роли, которые не имеют за собой совершенно ничего. Мне не обязательно определять что-то точное, чтобы знать, кто дал мне жизнь и показал безграничность мира, кто помог стать собой и кто научил справляться с разным дерьмом. Простите, что выпалил это вот так. Я доверяю вам, на самом деле. И если вы захотите узнать что-то ещё, я мог бы рассказать просто… Не сразу?        — Ты не обязан, — напоминает Жан. — К тому же, у каждого из нас есть багаж, который мы совершенно не хотим разбирать. Это нормально. Но если ты вдруг почувствуешь, что хочешь поделиться, мы здесь.        — Как и наш психолог, — серьёзно кивает Кевин, получая в ответ два недовольных взгляда.        — Кев, друг моей семьи — психиатр. Ты действительно думаешь, что оно мне надо? — беззлобно фыркает Нат, вызывая тихий смех Жана.       Свежая лёгкость врывается так внезапно, словно открывая второе дыхание этому вечеру. Это чувствует не только Натаниэль, с чьих плеч свалился неощущаемый доселе непомерный груз. Кевин тоже выглядит несколько приободрённо, хотя и видно, что ему всё ещё неловко. Моро же, кажется, вернул себе всю прежнюю непринуждённость и легко скинул с себя плед, вставая и потягиваясь.        — Раз мы с этим разобрались, — лукаво улыбается он, натягивая валяющуюся толстовку Кевина. — Настало время хорошенько подумать над тем, в чём же ты пойдёшь на вечеринку.        — О боги, нет.        — Да, чёрт возьми, — торжественно кивает Дэй, доставая из кармана телефон и уже открывая одно из приложений маркетплейс.

***

      Ловко юркнув в небольшую щель меж двумя парнями, Натаниэль быстро засеменил на выход. Отвратительно жарко, он чувствовал, как рваная рубашка намокла на его спине, а тонкая футболка мерзко прилипала к коже. Грим, со сто процентной уверенностью, определённо потёк. Хвала небесам, его было не так много. Вечеринка едва ли началась, но толпа уже была слишком большой для небольшого подвального помещения. Свежий воздух звучал благословением, даже если и не мог успокоить разбушевавшиеся нервы.       Последние полчаса Натаниэль только и делал, что смотрел на часы каждые несколько минут. Это было явно не нормально. Он признавал это. Но Натаниэль просто не хотел пропустить приезд Эндрю, хорошо? Он знает, как это неловко оказываться в незнакомой компании и пытаться найти тех немногих, кого знаешь. Именно поэтому он побрёл на парковку, вглядываясь в каждую машину с особым вниманием. Нужно было убедиться, что Эндрю ещё не приехал. На самом деле Натаниэль отправил несколько сообщений, даже звонил, но всё осталось без ответа. Так что либо Эндрю в дороге и не хочет отвлекаться, либо он уже здесь, но из-за шума музыки не услышал уведомлений.       Пройдя вдоль парковки дважды — для полной уверенности, — Натаниэль остановился у входа в здание. Он не знал, каким именно образом ребята подкупили охрану, но даже на улице было слишком громко для позднего вечера. Казалось, что все зрители со стадиона находились прямо в обители спортсменов. Это, конечно же, было невозможно — ни из-за вместительности общежития, ни из-за отсутствия каких-либо игр в эти выходные. Натаниэль уставился в экран телефона, как будто интенсивность его взгляда могла заставить появиться хоть какое-то уведомление.       Возможно, Эндрю передумал в последний момент? Хотя, скорее, у него появились какие-то дела, он просто не успел предупредить, что не придёт. Тем более он берёт смены в каком-то баре по субботам. Может, ему не смогли найти замену? Он ведь не мог попасть в аварию, верно? Эндрю был слишком внимательным водителем, хотя его манера езды и была весьма рисковой. Произойди какой-то несчастный случай, он обязательно бы сообщил.       Только если он в состоянии это сделать.       Вспышка паники зажигается вместе с мыслей. По размытому экрану и расплывающемуся тексту Натаниэль понимает, что его руки дрожат. Он замёрз? Сейчас же ещё не так холодно. Не важно. Не глядя в экран, Натаниэль быстро нажимает на клавиши и ждёт.       Гудки отвратительны. Длинные, обрывистые гудки тянутся друг за другом, нисколько не помогая. Они раздражают и нервируют также сильно, как их отсутствие. Когда они прекращаются, Натаниэль тут же повторяет манипуляции, перезвания.       Это похоже на пытку. На извращённую и однозначно ленивую пытку, когда не особо старались над оригинальностью, но каким-то образом всё же смогли задеть за живое и выпотрошить внутренности. И вновь тишина. Натаниэль чертыхается и хочет вновь набрать номер, но его останавливает слабый звук. Не гудки, определённо.        — Эндрю? — голос слаб и нисколько не скрывает тревоги, но на это сейчас плевать. Если Натаниэль просто всё выдумал, он лучше выслушает ворчливую ругань.       И вновь неясный шорох, приглушённый грохот и слабый, но наполненный эмоциями мат.        — Нат? — хрипит Эндрю и вновь матерится. Его голос отдаляется от динамика, сопровождается шорохом (это что, ткань?) и возвращается вновь. — Чёрт, я проспал.        — Ты в порядке? — довольно скудно, но это всё, на что хватает отказавшего мозга парня. Натаниэль чувствует, как его тело становится ватным от нахлынувшего облегчения. Он оседает на ступени и упирается лбом в колени, выдыхая полной грудью.        — Ты звонил? — догадывается Эндрю. — Я не слышал. Не думал, что меня так вырубит. Я собирался прийти, но всё же не смогу. Мы можем перенести на следующий раз, окей?        — Забей, — бормочет Натаниэль, представляя, как это вызывает морщинку меж светлых бровей Миньярда. — Что-то случилось? Обычно ты не забываешь про встречи.        — Я в порядке, — ворчит Эндрю и вновь этот звук. Судя по всему, укладываясь обратно в кровать. — Небольшая простуда, Эбби уже скинула список лекарств.       Тело Натаниэля вновь обретает упругость.        — Ты купил их?        — Нет, умник. У меня есть аптечка, которая полна всякого дерьма.        — Я приеду.        — Зачем? — после продолжительного молчания спрашивает Эндрю. На этот раз его голос звучит не так уверенно и даже растерянно.        — Потому что ты болеешь и не можешь ничего делать самостоятельно, — фыркает Натаниэль, уже поднимаясь с места и быстро заходя в общежитие. Добраться до комнаты не так уж сложно — она довольно далеко от эпицентра тусовки.        — Я могу о себе позаботиться, — Эндрю ощетинивается.        — Я знаю, — Натаниэль не может не злиться. Быстро забрав ветровку и свой рюкзак, он вновь идёт на улицу. — Но также я знаю, что ты чертовски хреновый пациент, который ненавидит болеть и принимать лекарства.        — Не смей…        — Выскажешь всё, когда сможешь говорить больше нескольких слов за раз. Я слышу, как ты задерживаешь дыхание, пытаясь не кашлять. Отдыхай, я скоро приеду.        — Натаниэль!        — Да-да, до встречи, Эндрю, — фыркает Натаниэль, сбрасывая трубку.       Вызвать такси не так сложно, пусть даже и приходиться уговаривать водителя на пару остановок по пути, как и отстёгивать приличные чаевые за это. Куда сложнее дозвониться до уже спящей Эбби и не чувствовать за это стыд. Он обязательно извинится позже, но сейчас, когда он получил весь список лекарств, а также рекомендации по питанию, Натаниэль концентрируется на поиске круглосуточных по пути до квартиры.

***

      Как и предчувствовал Натаниэль, Эндрю определённо нужна помощь. Коротко оценив плачевное состояние кухни (судя по всему, Эндрю с самого утра чувствует себя неважно), он быстро заглянул в спальню и удовлетворившись спящим видом Миньярда, принялся за уборку. Знакомо и приятно — идеально, чтобы успокоить нервы. Эндрю может считать его слишком самоуверенным или наглым, но он не имеет права голоса. Не после того, как Натаниэль слышал взволнованный голос Эбби, когда она консультировала его лечение. Это ещё Ники и Аарон не знают о происходящем. Натаниэль не посчитает зазорным шантажировать этим, если Эндрю будет слишком сильно упрямиться. Миньярд может сколько угодно утверждать, что справится со всем сам, но они знают его достаточно хорошо, чтобы знать, что в периоды болезни Эндрю — никто иной как большой сварливый ребёнок, который отказывается от всего из чистого упрямства. И это определённо не то, что будет игнорировать Натаниэль.       Когда бульон готов, а горячий какао, как и стакан тёплого молока поставлены на поднос, Натаниэль довольно громко направляется к прикрытой двери. Это, он знает, не поможет разбудить Миньярда, но успокаивает что-то внутри. Он не хочет пугать парня своим появлением, но и привлечь внимание по-другому не может. Он даже стучит в дверь, правда толку от этого никакого.       Поставив поднос на небольшую тумбочку около огромной кровати, он отходит на шаг, оценивая ситуацию. Эндрю буквально похоронен в одеялах и подушках, его фигура угадывается только по мерно вздымающейся кучке и торчащих прядях, которые не очень-то и заметны. Это так мило, что щемит грудь. Натаниэль не хочет быть тем мудаком, который нарушит этот крепкий, пусть и ненормальный, сон. Но он должен. Прежде чем отдыхать, нужно поесть и выпить все лекарства. Эндрю не часто болеет, но если это происходит, это всегда достаточно серьёзно, чтобы вывести его из равновесия, если не предпринять серьёзные меры с самого начала.        — Эндрю, — он тихо зовёт на пробу, но не очень огорчается, когда не получает реакции.       Вздохнув, Натаниэль вновь подходит к кровати и аккуратно поднимает крайнюю подушку. Вариант, конечно, хреновый, но рабочий (проверено многолетним опытом). Ещё раз убедившись, что поднос со всем содержимым в безопасности, Натаниэль бросает подушку.       Реакция мгновенна. Эндрю дёргается ровно в тот момент, когда мягкий груз опускается на его тело. Он резко скидывает одеяло и садится, безошибочно определяя траекторию полёта.        — Доброе утро, — хмыкает Натаниэль и хмурится, когда замечает, как морщится Эндрю. Он упирается руками для опоры и жмурится какое-то время прежде, чем злобно упереться взглядом в ответ.        — Ночь. И я сказал не приходить.       Вживую его голос звучит ещё хуже. Или Натаниэль просто не обратил на это должного внимания с самого начала.        — А я сказал, что прочитаешь мне лекцию позже. Двигайся.       Эндрю не готов сдаваться. Он не реагирует и уже готовится подцепить край одеяла, когда Натаниэль вырывает его из рук.        — Давай, чем меньше упорства, тем быстрее всё закончится.       Отодвинув все барьеры — одеяла — на край, Натаниэль быстро осматривает комнату, находя ночник и зажигая его. Эндрю жмурится и тихо стонет от внезапного света. Он трёт глаза, но это всё равно не особо помогает, поэтому он продолжает моргать какое-то время.        — Отвратительный костюм. Твоя оригинальность всё также на нуле.        — Ага, зато ты с каждым годом всё больше превосходишь себя, — Натаниэль закатывает глаза и присаживается на край кровати. На самом деле, быть трупом не так уж и плохо, хорошо? Есть множество вариантов. В этом году, например, у него «дыра» прямо во лбу и «вскрытое» горло. Это довольно прикольно.       Эндрю не отвечает, переводит взгляд с Натаниэля на полный поднос и вздыхает. То, насколько несчастно и разбито это звучит, ранит достаточно сильно, чтобы внутренне содрогнуться. Миньярд придвигается к краю кровати и удобно устраивается у спинки, но тут же задыхается в приступе кашля. И да, это звучит также отвратительно, как думал Натаниэль. Ему хочется выключить всю напускную ядовитость и окутать этого человека заботой, отстать, если от этого станет проще, но знает, что нельзя. Когда Эндрю болеет — строгость лучший рычаг давления. Не то чтобы Натаниэль когда-либо мог быть строгим с ним, но он мог быть сукой, как это мило подсказал Ники. И до тех пор, пока это работало, Натаниэль собирался этим пользоваться.       Дождавшись, пока приступ отступит, Натаниэль ловко подцепил поднос.        — Сначала успокой горло, — он протягивает молоко и с неприязнью смотрит на горстку таблеток и сироп. С последним проблем не будет, но как заставить Эндрю принять таблетки?        — Давай сюда, — фыркает Миньярд и удивительно без жалоб проглатывает все пилюли. Он морщится и в два глотка допивает молоко. — Что там?        — Бульон и рис. Эбби сказала, что тебе нельзя напрягать желудок.        — Хочу овсянку и яблоко, — жалуется Эндрю, но всё же запихивает ложку в рот.       Натаниэль не может подавить улыбку.        — Приготовлю на завтрак.        — М-м-м, — Эндрю кивает и полностью погружается в ковыряние в еде, игнорируя чужое присутствие.       Его взгляд то и дело возвращается к кружке с какао, и что-то подсказывает Натаниэлю, что это единственное, что мотивирует парня на приём пищи. Действительно, ребёнок. Он фыркает, но быстро маскирует это под лёгким кашлем.       Эндрю хмурится, убирая ложку ото рта.        — Я заражу тебя.        — Это угроза? — Натаниэль смеётся. — Не переживай, Эбби также дала мне список того, что должно защитить меня от этого.        — Ты должен был надеть маску.        — Глупости, мы всегда вдыхали бактерии друг друга и ни разу не заражались, — отмахивается Натаниэль. К щекам Эндрю возвращается румянец, что не может не радовать. Всё же правильное питание при болезни творит чудеса.        — Не жалуйся потом.        — Хорошо-хорошо, продолжай есть, — улыбается Натаниэль, подталкивая ложку к чужому рту.       Заботиться о больных — это хлопотно, особенно, когда это кто-то столь упёртый и умный. Натаниэль в очередной раз восхищается мастерством Эбби, когда пытается уломать Эндрю принять новое лекарство. Его температура поднялась, делая парня ещё более невыносимым. Миньярд больше не был так добр и не соглашался принимать таблетки просто так. Это всегда был торг. В основном на кону стояла запрещённая еда. Натаниэль пошёл на компромисс. Он приготовил гамбургер, содрогаясь от мысли о лекции, которую прочитает ему Эбби, когда узнает про это. А она узнает.       Пользуясь лёгкой дезориентацией Эндрю, Натаниэль украл его телефон и отправил максимально короткое, но информативное сообщение на единственный подписанный рабочий номер в телефонной книжке. Миссис Грин была достаточно любезна, чтобы успокоить его и убедить, что она сама передаст начальству о сложившейся ситуации, а также очень мила, когда пожелала скорейшего выздоровления и прикрепила небольшую заметку о питании. Натаниэль улыбнулся, читая её ответ и подумал даже приготовить для неё небольшой благодарственный подарок. Всё же было приятно знать, что есть хотя бы один человек, поддерживающий Эндрю в рабочей среде. Куда сложнее было предупредить Кевина и Жана. Дэй явно находился в панике из-за его внезапной пропажи, но Натаниэль решил разобраться с этим позже. Убедившись, что Эндрю всё также крепко спит, он ускользнул на кухню, где набрал Моро и едва слышно объяснил ситуацию и попросил прикрыть в университете и на тренировках. Это было не так легко, но пока что Натаниэль не имел залётов ни там, ни там, так что он надеялся на лучшее. Его ждёт ворох отработок, но это проблемы будущего Натаниэля. У настоящего Натаниэля была куда более важная задача — как заставить Эндрю поужинать его ненавистной острой лапшой при этом обязательно съев небольшую часть перца для стимуляции дыхательной системы? Натаниэля ждёт весёлый вечер.

***

      Когда Натаниэль просыпается, первое, что фиксирует его мозг — тепло. Очень сильное, очень тяжёлое и давящее тепло. Он не может двигаться, вокруг слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-то, а мозг слишком слаб, чтобы функционировать. Паника подкрадывается резко и неожиданно. Он паникует в течение нескольких секунд прежде, чем выброшенного адреналина становится достаточно для того, чтобы окончательно проснуться. Тяжесть веса, как и обжигающий жар достаточно быстро идентифицируются прижимающим его к кровати Эндрю. Измотавшись сутками без сна, Натаниэль всё же вырубился под чужим боком. Это было одновременно неловко и удручающие. Они пропустили как минимум один приём лекарств и смену холодного компресса. К неумениям Натаниэля смело можно добавлять заботу о больных людях. Однако, это проблема завтрашнего дня.       Уткнувшись лицом в подушку, изогнув при этом собственную шею под весьма специфическим углом, Натаниэль отчётливо осознал, что не чувствует как минимум ногу, как максимум — вся правая часть его тела поддаётся лишь смутному контролю. Должно быть, они оба передвигались во сне, так что теперь Натаниэль лежал на животе, а Эндрю более или менее устроившись, лежал почти полностью на нём, крепко сжимая поперёк спины. Глубокий вдох отозвался новой болью в районе рёбер, заставив прослезиться. Натаниэль действительно считал это очаровательным. Впервые на своей памяти его использовали вместо подушки, впервые Эндрю так явно лип к нему в беззащитном и полностью неконтролируемом состоянии. Это было большим шагом вперёд во всех отношениях. Но как бы Натаниэль не радовался этому, его правая нога лежит под странным углом и до сих пор не подаёт признаков жизни, что невольно начинало беспокоить. Сон Миньярда всегда был чем-то хрупким и тревожным, но болезнь отнимала много сил и лишала его этого чит-навыка мгновенного просыпания. Однако как бы сильно Натаниэль не вошкался (не слишком грубо, но достаточно ощутимо), это не приносило никаких плодов. Хватка вокруг его талии становилась лишь сильнее, выводя влагу в глазах во всё новые и новые потоки.       У тебя в роду были осьминоги? — фыркает про себя Натаниэль и упирается руками в матрас, рывком переворачивается на спину. Эндрю неразборчиво бурчит под нос и елозит щекой по его футболке, находя-таки удобное положение теперь на его животе. Это даже его не разбудило.       Очаровательно, — глупая улыбка появляется на губах Натаниэля, когда он вновь изгибает шею под странным углом, но на этот раз только лишь для того, чтобы лучше видеть чужое опухшее лицо. И образующееся мокрое пятно на своей футболке от чужих слюней. — И раздражающе, — хмыкает он, запускает руку в мягкие волосы.       На секунду это действие обескураживает, посылает новые панические сигналы мозгу, но опять быстро стихает. Эндрю не просыпается, даже не морщит во сне свой маленький и слегка кривой нос, лишь вновь ворчит и усиливает хватку рук. Серьёзно, разве законно иметь такие мускулы тем, кто больше не в спорте? Натаниэль готов подать жалобу. Пометив в голове обязательное изучение этого вопроса, он на пробу двигает пальцами и уже более смело массирует чужую кожу головы. Эндрю вновь ворчит. И этот звук настолько отличается от прежних, что Натаниэль невольно улыбается, увеличивая силу своих манипуляций. Его нога неприятно колет и горит, когда к ней начинает возвращаться кровоток, но это фиксируется где-то фоном. Просто невозможно концентрироваться на чём-то столь незначительном, когда Эндрю слепо следует за его ладонью, перемещаясь так, чтобы его ладонь оказалась прямо по линии роста волос у шеи. Натаниэль еле сдерживает тихий смех, рвущийся из груди, когда продолжает манипуляции, уверенно массируя там, где его просят. Губы Эндрю изгибаются в слабой улыбке, а кожа покрывается мурашками, когда Натаниэль случайно касается его шеи. Заинтригованный, он вновь повторяет действие, заслуживая удовлетворённое мычание в награду. Сам Натаниэль также улыбается, мягкой и слишком глупой улыбкой, когда смотрит на это вялое, пухлое и беззащитное во сне лицо, и это настолько тепло и уютно, что он думает, что был бы не против всегда просыпаться вот так. Видеть Эндрю таким расслабленным и доверчивым, открытым и капризным из-за болезни, домашним и мягким — это то, чего Натаниэль действительно хотел бы. Хотел бы быть тем, кому будут доверены все эти сокровища, чтобы охранять их; быть тем, кому позволяют видеть эти редкие, но искренние маленькие улыбки; слушать ворчание о раздражающих мелочах; смотреть на то, как меняется это не особо щедрое на эмоции лицо в моменты самых сильных порывов; успокаивать и давать чувство безопасности в особо плохие и несчастные дни; просто быть рядом и…       Натаниэль глупо моргнул, когда очередная тонкая слюнка сорвалась с чужих губ, падая на его футболку.       Он мне нравится? — шокировано подумал он, наблюдая, как эти губы вновь сомкнулись и забавно чмокнули при движении. Странно знакомое тепло поселилось в груди одновременно с озарившим откровением, посылая волны жара к щекам. Невольно движение руки прекратилось, но это не особо волновало Миньярда — он лишь сильнее прижался щекой к мокрой ткани и вновь пробубнил себе под нос.       Натаниэль не мог собраться с мыслями. Видь его сейчас Эндрю, обязательно сказал бы, что у него глупое лицо. И был бы прав.       Эта мысль, чуждая по своей природе, продолжала крутиться в голове, становясь всё более осмысленной и твёрдой. Это… было так просто? Как будто недостающая фигура впервые за много лет показалась из-за угла пыльного дивана, позволяя наконец завершить мозаику. Грудь вновь сжало от тяжести, но на этот раз это не было что-то физическое. Это было приятно и узнаваемо даже по прошествии времени.       Эндрю вновь переместился, на этот раз соскользнув с его груди и упав прямо на плечо. Натаниэль едва успел придержать его голову, спасая от лёгкого удара. Глупая-глупая радость растекалась по телу, обретая всё большую силу с каждым ударом сердца, рассеивая годы странной потерянности, неясности и неуверенности. Но Натаниэль откладывал это на потом.       Он не собирался двигаться, предпринимать какие-то действия или анализировать это. Всё, что он мог делать — это продолжать перебирать мягкие слегка вьющиеся пряди волос и прокручивать в голове одну единственную мысль.       Что, чёрт возьми, мне делать?