Сон бабочки

      Легкое прикосновение губ обжигает будто поцелуй тысячи звёзд. Тех самых, что взрываются перед глазами и полностью застилают обзор. Натаниэль жмурится, хочет избавиться от них, ведь они так мешают.       Звёзды прекрасны — он знает это с десяти лет, с того самого момента, как Эндрю впервые разделил с ним бессонную ночь и рассказал так много про космос, познакомил с этими древними существами и показал всю их невероятность сухим языком фактов. Но как бы ни были прекрасны звёзды, они мешают. Мешают видеть Эндрю; взгляд его прекрасных ореховых глаз, чей зрачок почти полностью поглотил радужку в тот момент, когда Натаниэль ещё мог дышать.        — Ты мне тоже нравишься, Нат. Так чертовски давно.       И это, именно это взрывает мозг окончательно. Натаниэль чувствует, как по его спине бегут мурашки, как волоски поднимаются на руках и щекочут в тех редких местах, что не тронуты шрамами. Всё, на что способен его расплавленный мозг — это глупая улыбка. Он улыбается, чувствуя тепло лба Эндрю и шероховатость его ладоней на щеках.       Всё напряжение последних суток утекает сквозь пальцы. Неужели он действительно был тем глупцом, который думал, что Эндрю откажется от него, сделает больно? Господи, да даже если бы Миньярд не чувствовал того же, он бы никогда не поступил так жестоко. Отказал, объяснил свою позицию, установил новые границы, но не отказался бы от него. Но Эндрю, этот самый Эндрю, что сейчас так нежно смотрит на него, улыбается так открыто и радостно, он принял эти чувства. Более того, он ответил взаимностью. Разве не это важно?       Куда более ошибочного суждения важно то, что Эндрю абсолютно искренен и так открыт, как не был уже долгое время. Ощущение, будто бы все те барьеры, которые они выстраивали последние несколько лет, рухнули в одночасье. Впервые за бесконечно долгое время Натаниэль чувствует, что может дышать полной грудью и это ошеломляет. Также, как и лёгкое прикосновение к его губам, повторившееся вновь, но пропавшее куда быстрее. Возмущение, возникшее в груди, не успело найти выход, ведь губы Эндрю вновь вернулись на его кожу, прикасались к неровностям на щеке, лбу, бабочками щекотали нос и веки.       Мягкий смех срывался с губ, пока Натаниэль в действительности пытался осознать то, что Эндрю, мать его, Миньярд покрывает его лицо поцелуями.        — Это ведь не сон? — Эндрю тихо шепчет меж поцелуев и только отдалённо отдаёт отчёт своим действиям. Он достаточно доверяет себе, чтобы знать, что ни в коем случае не увлечётся слишком сильно.        — Я тоже хотел бы знать, — мягко произносит Натаниэль и прикасается к щеке парня в ответ. Он замечает, как это самое место покрывается румянцем.       Интересно.       Эндрю прекращает свой безумный порыв, но не отступает. Его затуманенный взгляд тонет в голубизне глаз Натаниэля, таких же пьяных, как и его. Он не уверен, когда именно его пальцы оказались в крупных мягких кудрях, но не то чтобы Эндрю был против. Совершенно точно нет, когда Натаниэль выглядит так. Взъерошенный, расслабленный, сбитый с толку и абсолютно точно счастливый.        — Хочешь зайти?        — Зайти? — повторяет Нат всё ещё с глупой улыбкой на губах.       Эта улыбка, она такая красивая. Эндрю видел более сотни улыбок Натаниэля, он знает их все, но эту? Эту он видит впервые, но она уже среди его фаворитов.        — Ещё довольно рано, мы могли бы выпить чай.       Пальцы Эндрю передвигаются на затылок, слегка царапают кожу и вызывают дрожь в теле Натаниэля. И у Эндрю проблемы. Определённо проблемы. Он влип в Натаниэля так сильно, что едва способен думать.        — Чай звучит просто отлично, — улыбка Натаниэля становится сильнее.       Его длинные пальцы переплетаются с пальцами Эндрю, убирают с волос, но не отпускают после. Тепло чужой ладони, сухость и неровность кожи пробивают до мурашек. Если Миньярд всё же спит, он надеется, что этот сон будет длиться вечность.       Итак, они идут в квартиру Эндрю, сплетя руки и подстраиваясь под шаг друг друга. И знаете что? Это лучшее, что случалось с Эндрю за последний десяток лет. Он чувствует себя глупцом от того, как счастливо себя чувствует от таких невинных действий, но он уверен, что нет ничего, что могло бы заставить его отпустить эту чёртову руку прямо сейчас.       Конечно же, у заевшего замка свои планы.       Миньярд несдержанно фыркает, когда ключ не проворачивается, как надо. Это вызывает тихий смешок Натаниэля, что несколько облегчает негодование внутри.        — Чай, верно? — усмехается этот чертёнок, когда они переступают порог квартиры, и Эндрю вновь тянется к его руке.        — Чай, — серьёзно кивает он, всё же переплетая их пальцы.       Эндрю ведёт его за собой, боясь выпустить из поля зрения даже на секунду. Им определённо есть о чём поговорить, так что он просто не может позволить Натаниэлю сбежать прямо сейчас. Рациональная часть мозга твердит о том, что Нат не настолько глуп, чтобы поступить так, но другая часть мозга — всё ещё рациональная, но более критичная — напоминает о том, что парень периодически имеет склонность избегать серьёзных разговоров.       Именно поэтому Натаниэль сидит за столом и наблюдает, как Эндрю заваривает чай и распределяет все купленные сладости по своим местам. Возможно, Эндрю тянет время, но даже если это и так, то его нельзя винить.        — Есть кое-что, что я хотел бы уточнить, — смущённо произносит Натаниэль, обнимая ладонями тёплую кружку.       Они переместились на диван, тот самый, на котором не так давно ночевал парень. Вспоминая об этом: о внезапном визите, спонтанной ночевке, возвращении тетради, приглашении на студенческую вечеринку и дурацкой болезни, — Эндрю будто погружается в месяцы назад. Его жизнь не была наполнена сотней событий, однако его мысли были так объёмны в это время, что исказили восприятие.       Натаниэль разместился левее, позволяя Миньярду устроиться прямо рядом с окном, которое было всегда приоткрыто. Сделав глоток, Эндрю переместил пепельницу ближе и закурил.        — Когда ты сказал «давно» — это то Рождество, верно? — Натаниэль не смотрит на него, но, кажется, знает, что попал в цель. — Поэтому ты стал избегать меня, — это не звучит обвинением. Натаниэль говорит тихо, но уверенно. Так, будто пришёл к ответу, который долго не мог найти.       Эндрю кивает, выпуская долгую струю дыма. Ему требуется ещё несколько затяжек и глубоких вдохов, но его не торопят. Натаниэль никогда его не торопит. Он один из немногих, кто на собственном опыте знает, как важно иной раз дать время для ответа. Ещё одна причина, из-за которой Эндрю так сильно влип.       — Я понял тогда, — признаётся он, даже если слова даются с трудом. — Это не было моим выбором, это не было приятно. Я испугался.       Натаниэль хмыкает.        — Эдд, да?       Господи, этот засранец сведёт Эндрю в могилу. Как он может помнить нечто столь незначительное?        — Да. Я долгое время думал о том, что он сказал, и понял, что он ошибся. То, что он сказал мне тогда, было слишком болезненным. Он знал, куда бить.       У Эндрю было предостаточно времени, чтобы понять это. Осознать, что его доверие — доверие его семьи — использовали в своих целях. Эдд не был плохим человеком, Эндрю знал это, но не мог простить того ада, в который парень осознанно или нет погрузил его. Он знал, что Элизабет была полностью на стороне Эдда, даже если не знал, какую именно версию того вечера ей рассказали, как и знал, что Лара старалась поддерживать общение с ним, сохраняя нейтралитет, но со временем убеждение её девушки всё же дало свои плоды, почти полностью сведя общение на нет. Это было неприятно. Эндрю действительно не думал, что его школьные друзья так легко пропадут из его жизни. Кейтлин долгое время пыталась поговорить с подругами, но сдалась, осознавая всю сложность. И придётся соврать, если Эндрю скажет, что не восхищался ей, когда Кейтлин гордо вскинула подбородок и заявила, что раз они так легко готовы выбирать одну из сторон в конфликте без предварительного разбирательства, то они не нужны в их жизнях. И это при том, что ни она, ни Аарон, ни уж тем более Ники не знали о том, что произошло в действительности. Эндрю никогда так сильно не любил свою семью.        — Но чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что чувствую к тебе… это.        — Но я не качался, да?        — Именно. Я не знал, как ты отреагируешь.        — Не думал, что Эндрю Миньярд бежит от проблем, — фыркает Натаниэль и откидывается на спинку дивана. Его голова наклонена к Эндрю, а светлые глаза горят озорством.        — Я оказался глупее, чем думал, — на манеру ему фыркает Эндрю и тушит сигарету. — Но это лучше, чем: «Ой, я хочу провести с ним всю свою жизнь».        — Эй! — Натаниэль пихает его в бок, задевая острым локтем рёбра. Неприятно. — Не смей высмеивать чужие признания. У меня нет в этом опыта, помнишь?        — Будто у меня есть, — Эндрю закатывает глаза и моргает, замечая застывший взгляд Ната. — Что?        — Серьёзно?..       Он выпрямляется, нервно облизывает губы и мечется взглядом по его лицу, пытаясь отыскать намёк на ложь.       Глупо, Натаниэль, — язвит голос в голове с явной ухмылкой, — Эндрю никогда не лжёт.        — У тебя никого… Ты никогда не?..       Эндрю требуется сделать глубокий вдох прежде, чем смириться с чужой глупостью.        — Я не признавался в чувствах, потому что у меня их не было. Я ни с кем не встречался и уже тем более не был в отношениях. Но это не значит, что я ни с кем не спал, — что-то внутри Эндрю напрягается, но он чувствует, что обязан это уточнить.        — Я понимаю. Просто… Я думал, у тебя был кто-то, ну, знаешь, с обязательствами.        — Как видишь, нет.       Эндрю тушит сигарету и допивает остатки чая. Он уже остыл и довольно гадок на вкус, но парень просто облизывает губы и проглатывает этот привкус остаточного сахара.       Натаниэль тоже отодвигает кружку, хотя навряд ли сделал больше пары глотков. Он нервно ёрзает и садится вполоборота, подбирая под себя ногу. Эндрю видит блеск в его глазах, как и явный румянец.        — Так значит, мы в равных условиях, — тупо произносит Нат и опускает плечи после кивка Миньярда.       Эндрю не уверен, почему этот факт так расслабляет его, но не имеет ничего против. Это определённо то, что нуждается в уточнении с самого начала. Особенно с их не очень-то хорошим уровнем социализации.       Тишина затягивается, но Эндрю не возражает. Он чувствует неловкость и неуверенность Натаниэля, что-то глупое определённо происходит в его голове, но пока у Миньярда достаточно терпения, чтобы подождать. Любопытство немного играет на нервах, но куда больше его мозг занимает осознание произошедшего. Признание не стало ощущаться более реальным, как и произошедший поцелуй. Хочется вновь коснуться, почувствовать тепло чужой кожи и повторить всё тоже, что было на парковке у дома. Только навряд ли он сможет быть столь же целомудренным. Господи, сама мысль о том, чтобы накрыть губы Натаниэля своими, приводит его сердце в смятение. Это захватывающе страшно. Эндрю впервые в жизни хочет нырнуть в собственный страх.        — Я хочу тебя поцеловать.       Натаниэль дёргается, выныривая из своих мыслей. Ему приходится моргнуть пару раз, чтобы понять смысл услышанного.        — О, — он касается кончиками пальцев своих губ и мягко улыбается, прикрывая глаза. — Мне бы тоже хотелось этого.       Они сидят так близко, что колено Натаниэля то и дело касается бедра Эндрю. Это обжигает. Миньярд немного подаётся вперёд, оказывается на расстоянии вдоха, но не двигается более. Бесконечно сильно хочется сделать ровно наоборот — обхватить шею рукой, притянуть к себе и заставить задохнуться только от простого поцелуя, но он сдерживается. Как правильно сказал Натаниэль — для него это всё впервые. Эндрю не станет подталкивать, он должен двигаться в собственном ритме.       Натаниэль сглатывает, ощущая дыхание на своей коже. Его полуприкрытые веки трепещут, пока взгляд прочно прикован к блестящим от постоянного облизывания губам Эндрю.        — Просто чтобы прояснить: мы теперь пара? — хрипло шепчет Нат, чем вызывает забавное подёргивание губ.        — Бойфренды. Если для тебя это приемлемо.        — Бойфренды звучит хорошо, — резко кивает Нат и наклоняется, но лишь едва.       Терпение Миньрда летит к долбаным чертям.        — Да или?..        — Да.       Они подаются вперёд. И это ощущается взрывом. Тем самым, который после себя образовывает такое сильное притяжение, сопротивляться которому просто невозможно. Эндрю ощущает, как сбивается дыхание Натаниэля, он сам недалеко ушёл. Эндрю не сдерживается и приоткрывает губы, проходится языком по пухлой губе Натаниэля и слегка прикусывает её, отстраняясь только лишь для того, чтобы выдавить несколько слов.        — У нас будут правила, мы обсудим их позже.       Натаниэль согласно мычит и тянется ближе. Эндрю приходится повернуть голову, чтобы не дать ему вновь лишить возможности говорить.        — Сейчас можешь положить руки на грудь, — его голос хриплый и такой сломленный. Ему везёт, что Нат звучит абсолютно так же.        — Выше?        — Да, — произносит Эндрю и делает то, чего так хотел.       Его рука быстро находит заднюю часть шеи парня, пальцы путаются в волосах, наматывая их вокруг. Требуется совсем немного силы, чтобы направить Натаниэля вперёд. В этот раз Эндрю не медлит. Его язык вновь скользит по губам Натаниэля, они немного сухие и с корочкой в некоторых местах. Возникает желание оторвать каждый оскорбительный кусочек мертвой кожи. Но это в другой раз. Он двигается дальше, скользит между губ и да, это вновь сбивает дыхание Натаниэля. Ему приходится упереться рукой в Эндрю, чтобы не упасть. Пальцы сминают мягкую ткань свободной рубашки, утопая в ней, но быстро находя дно в виде твёрдости грудных мышц. И это? Это определённо не помогает держаться на плаву.       Поцелуй Эндрю грубый, слишком резкий местами и такой безумный, что Натаниэль совсем не понимает, как должен сохранять контроль. Он зажимает свободную руку под своим бедром, борясь с желанием прикоснуться больше. Ему предоставлена довольно обширная область тела Эндрю, однако он не собирается перегибать. У них практически нет проблем с физическим контактом в обычные дни, но сегодня определённо необычный день. Он чувствует, как Эндрю играется с кончиками его волос, и уверен, что он делает это неосознанно.       Натаниэль слегка улыбается, скользит рукой выше и обнимает мягкую щёку ладонью. Его попытка поспевать за Эндрю до крайнего нелепа и несуразна, он не уверен и в половине своих действий, но судя по тому, как придвигается Миньярд и кладёт руку ему на талию, он вовсе не против такой неопытности.       Прикосновения Эндрю; его губы, сминающие губы Натаниэля будто в борьбе; их языки, сталкивающиеся с друг другом; тепло и твёрдость его тела — это всё кажется сном. Блаженной фантазией, которую мог произвести разум только при львиной дозе смелости. Той самой, которую Натаниэль никогда не имел. Ему и не нужно было, ведь это — не фантазия.       Это — такой же запыхавшийся Эндрю напротив. Это — тепло кожи под пальцами. Это — ощущение твёрдых рук на теле и полная уверенность, что в случае падения тебя удержат.       Эндрю чувствовал, как бешено билось сердце Натаниэля. Он уверен, что его собственное лишь немногим было лучше. Он не хотел отстраняться, только не сейчас, но это становилось опасным. Разочарованный стон вылетает из Ната так удивительно открыто и легко, что вызывает мурашки. Он вновь слепо тянется вперёд, но Эндрю останавливает его лёгким поцелуем в щёку.        — Тише, — хрипит он и оставляет ещё одно мягкое касание прямо под шрамом от ожога. — Дыши.       Натаниэль пытается ворчать, но это настолько обессиленно, что смешивается в какой-то неясный звук. Он обессиленно упирается лбом в плечо Миньярда, полностью перекладывая на него свой вес.        — Я хочу повторить, — спустя несколько долгих минут произносит он, когда немного успокаивается.       Эндрю фыркает, выше пробираясь пальцами по его волосам.        — Позже.

***

      Натаниэль чувствовал, как воздух давил на него осязаемым грузом. Это было неловко. Эбби продолжала суетиться на кухне, накрывая на стол так, будто бы ожидала важных гостей. Ваймак же, прогнанный обратно в гостиную дабы не мешаться под ногами, пытался вести светскую беседу. Он никогда не умел делать это также естественно и непринуждённо, как его супруга. Эта незыблемость привычек одаривала теплом и сладкой ностальгией. Пусть Натаниэль и свалился как снег на голову, ему было приятно, что в этом доме всё осталось без изменений.       Обед пролетел незаметно. Вкусная еда, искренняя радость и приятная, лёгкая беседа — спасибо милостивый за Эбби — способствовали спокойствию и домашнему уюту. То, чего так долго не хватало Натаниэлю; то, почему он неосознанно скучал. Мысль о том, что такие встречи с каждым годом будут становиться всё реже, неприятно терзала сознание. Переехать в другой город, откусить от неизвестности и познать новое окружение, безусловно, приятно. Но цена этого кажется слишком высокой сейчас, когда начинаешь платить по счетам. Натаниэлю страшно, что в последующие визиты его будет встречать всё более явная старость на любимых лицах. Он не хочет этого. Не хочет видеться раз в несколько месяцев и стираться из воспоминаний, становиться чужим и далёким.        — Мы не ждали тебя на этих выходных, — Эбби мягко улыбается и протягивает руку через стол, накрывая ей ладонь парня. — Вчерашняя игра была довольно тяжёлой, тебе следовало отдохнуть.       Сердце сжимается от явной обеспокоенности в её голосе. Натаниэль мотает головой и переворачивает руку, сжимая мягкую и морщинистую кисть Эбигейл.        — Я хотел встретиться с вами.        — У тебя точно всё хорошо? — Дэвид хмурится, со всей серьёзностью глядя на парня.       Он, как и Эбигейл, заметил, что Натаниэль потерял несколько килограмм в весе, это не могло не беспокоить. Как и явные мешки под глазами и бледность кожи. Студенчество — в равной степени славная и тяжёлая пора. Перед тобой открываются сотни тысяч граней жизни, но вместе с тем на голову обрушивается та ответственность, с которой раньше ты сталкивался лишь отдалёнными частями.        — Да, всё замечательно, — Натаниэль замечает его беспокойство и ухмыляется. — У меня хорошая команда, отличные соседи и на учёбе пока везде вывожу. К тому же Эндрю рядом и всегда может помочь.        — Спасибо, что позаботился о нём тогда. Эндрю, конечно, самодостаточный, но я переживала, что может что-то случиться.        — Не стоит, — неловкий румянец окрашивает щёки. — Я тоже переживал о нём.       На самом деле, Натаниэль был одновременно и рад, что разговор так быстро ушёл в это русло, и огорчён тем, что придётся развеять эту лёгкость. Возможно, ему не следовало так опрометчиво срываться в Балтимор, но парень сильно сомневался, что Кевин в скором времени разрешит ему ещё раз одолжить машину на выходные. А так как завтра он договорился пройтись по магазинам с Эндрю — это не свидание, Жан, — иного варианта не было.       Пусть Натаниэль и решил не особо торопиться со своими чувствами и сначала попробовать поухаживать за Эндрю (даже после нескольких дней мониторинга интернета, у него было лишь смутное понимание того, что вообще он должен делать), но он чувствовал, что должен рассказать всё Эбби и Дэвиду. Казалось неправильным хранить подобное в тайне. Даже если они будут против, даже если в конечном итоге Натаниэль не наберётся смелости или поймёт, что ошибался, он должен был убедиться, что их опекуны в курсе происходящего. Это было правильно.        — Этот засранец отругал Эбби за то, что она не остановила тебя.       Натаниэль издаёт смешок.        — Похоже на него. Лучше расскажите, что вы решили делать с моим садом. Скоро зима, он вряд ли переживёт это.       Натаниэль позволяет Эбби погрузиться в сложные размышления, занимавшие её мозг так долго. Она переполнена беспокойством и горем от того, что прекрасно осознаёт предел своих возможностей. Эбигейл может быть прекрасной женщиной, сильной и удивительной личностью, идеальной любящей матерью, но она всегда была отвратительным садовником. Дэвид то и дело поддакивает её словам, уточняет, какие именно растения уже отправились в мир иной и именно так, как и всегда, когда говорит о их заднем дворе: немного недовольно и без энтузиазма, но с полной ответственностью. Натаниэль тщетно пытается убедить женщину, что не расстроен и в принципе не думал, что они станут так щепетильно продолжать заботу о его хобби. Ему даже ни капли не обидно, честно. Этот сад — всего лишь временный способ справиться с тем, что близкие ему люди далеко, не более. Да, он любил сидеть летними вечерами в беседке и вместе с Эбби наблюдать за тем, как некоторые растения закрываются на сон, но куда больше он любит выражение лица Эбби, когда она, как думает, незаметно любуется ими в любое время дня и ночи. Он знает, Уинфилд не большой ценитель растений, но ей нравится их запах и то, что она может видеть, как один из её детей проявляет привязанность к чему-то, видеть, что упорный труд её ребёнка даёт такие красивые плоды.        — В следующем году я планирую перерыть весь двор.        — Дэвид!        — Что? Мы это уже обсуждали. И ты признала, что это будет лучшим решением, — Ваймак кивает в подтверждение своих слов и скрещивает руки на груди.       Эбигейл выглядит побеждённой. Натаниэль догадывается, что сказанное Дэвидом правда, сама Эбби хотела преподнести эту новость как-то более мягко. Она действительно не верит, что их сад на самом деле так мало значит для Ната.        — Что ты хотел там сделать? — с искренним интересом спрашивает он, попивая свой чай.        — Ничего грандиозного, — фыркает Дэвид и слегка хмурится. — Просто не хочу видеть, как всё увядает.        — Вы могли бы вырыть бассейн.        — Слишком геморно, — Дэвид отмахивается. — Да и затратно, на самом деле.        — Но вы бы хотели?        — Нат, нет. Ты не будешь развивать эту мысль, — недовольство Дэвида теперь полностью сконцентрировано на парне.       Натаниэль легко пожимает плечами, буквально визуализируя фразу: «А почему бы и нет». Если ключевая проблема стоит в деньгах, то он бы без малейших раздумий оплатил все траты. Ладно. Он бы сам всё разузнал и договорился с конторой, если это воплотит в жизнь мечту его родителей.        — В этом нет нужды, — мягко встревает Эбби, улыбаясь. — Это было бы не совсем разумно, мы ведь всё равно…       Она резко обрывается, когда Дэвид перехватывает её руку и ощутимо сжимает. Лицо Эбби окрашивает по-детски очаровательное удивление и лёгкий стыд, окрашивающий её мягкие щёчки в светло-розовый цвет.        — Вы что? — Натаниэль замечает, что хмурится.       Несколько секунд интенсивных переглядываний взрослых вводит в ещё большее недоумение. Он не понимает и половины этой безмолвной беседы, но не может не улыбнуться тому, как мило это выглядит со стороны. Его взрослые так сильно чувствуют друг друга, что могут читать мысли по оттенкам эмоций в глазах, мимолётному изменению мимики и тому, как изменяется настроение. Натаниэль не в силах подавить то тепло и благоговейную любовь к ним. Действительно, эти отношения — алмаз среди тысячи подделок. Прекрасный, отшлифованный десятком лет драгоценный камень, который не каждому удаётся создать. Глядя на то, как Эбби перемещается на своём стуле, оказывается практически под боком у Дэвида; как Дэвид приобнимает её за плечи и целует в копну поседевших, но всё ещё шикарных волос с нежностью на собственном лице, Натаниэль благодарен за то, что эти люди нашли его, приняли и полюбили, как родного. Он помнит печальный уязвимый взгляд Стюарта при упоминании его первой настоящей любви, и ему больно. Натаниэль может быть мягкотелым, неразумным и наивным, но он в тайне мечтает о том, что его дядя рано или поздно найдёт того, кто станет для него тем самым человек. Той Эбби для Дэвида; тем Дэвидом для Эбби.        — Пообещай, что не расскажешь Миньярдам, — осторожно сурово произносит Дэвид, серьёзно глядя прямо на Натаниэля.       Натаниэль едва перебарывает желание скрестить пальцы за своей спиной, но всё-таки медленно кивает.       Ещё один раунд длительный переглядываний заканчивает тем, что Эбби упирается головой в плечо мужа и тихо произносит: «Хорошо».        — Мы думаем над переездом, — Дэвид говорит решительно, но мягко.       Натаниэль чувствует, как взгляд мужчины фиксируется на нём, готовый уловить любые изменения в нём. И он просто не знает, что именно должен выдать в ответ. Рад ли он? Конечно, если это означает, что они будут ближе, чем в нескольких часах езды. Сама мысль о том, что ему не придётся пересекать несколько штатов для того, чтобы просто приехать домой, радует слишком сильно. Однако, куда же без «но». Натаниэль не готов расставаться с этим домом.       Это странно, но сам дом значит для него так много, что сама мысль о том, чтобы лишиться его, звучит слишком болезненно. Это первое место, которое он называет домом Именно здесь он прожил долгих восемь лет своей жизни, восемь счастливых лет с теми, кто на самом деле является его семьёй.       Его первая комната, где было безопасно. Его личная тарелка и приборы; его кружка, подаренная Аароном; его собственная полка для дисков в гостиной; его вешалка в коридоре; ящик для обуви; его сад; его полка в ванной; его ванная. Первая искренняя беседа на веранде. Первый выигранный раунд в приставку. Первый понравившийся фильм. Первое самостоятельно приготовленное блюдо. Первое объятие с Эбби. Первое — с Дэвидом. Первый настоящий праздник. Натаниэль помнит всё это. Ему нравится смотреть на отметки на стене и вспоминать своё волнение перед измерением роста. Он любит каждый уголок этого дома так, как будто с самого рождения был только здесь. И к собственному страху он понимает, что не готов терять это так просто.       Это так невыносимо больно, что глаза щиплет от непролитых слёз. Конечно же, он не позволяет им пролиться, смаргивает так быстро, что не остаётся незаметным. Однако он знает, что улыбка, которой он одаривает Эбби и Дэвида после — абсолютно искренняя и такая ослепительно-радостная, какой только может быть.        — Куда?        — Мы ещё не решили, — неуверенно признаётся Эбби и робко улыбается.        — Аарон говорил, что планирует остаться в Атланте после учёбы; ты в Южной Каролине, как и Эндрю пока что. Ники уехал в Германию и счастлив там. Мы думали над тем, чтобы перебраться куда-то ближе, — излагает Дэвид, пытаясь не разбавлять свою речь лишним.       Но Натаниэль видит сквозь это. Он замечает неуверенность и горькое сожаление от того, что расстояние причиняет дискомфорт. И это так, так сильно ударяет по тому, что ощущает он сам.        — Мне нравится эта мысль, — тихо, но твёрдо озвучивает он, улыбаясь в густоту своего остывшего напитка. — Думаю, Эндрю и Аарон тоже бы обрадовались, если бы вы стали ближе.        — Ты так думаешь? — на грани слышимости произносит Эбби и подносит дрожащую руку ко рту.        — Мы не хотели бы давить на вас.       Натаниэль решительно качает головой.        — Наоборот, это было бы приятно. Знаешь сколько раз я сегодня проклял каждую разделяющую нас милю? — улыбка на его губах мягкая, но достаточно острая для подтверждения его слов.       И он совершенно точно не лжёт, даже если чувствует перманентную грусть от одной только мысли о смене дома.        — Думаю, жить в одном штате было бы здорово.        — Мы думали подождать до твоего выпуска, прежде чем думать над чем-то всерьёз.        — Не стоит, — Нат трясёт головой и уверенно смотрит на Эбби. — Вы не хотите давить на нас своим переездом, так же и мы. Вы вольны выбрать любое место, которое по душе вам. Да, безусловно, я в восторге, если это будет ближе Мэриленда, но даже если и нет, это не так страшно. Вы так долго старались ради нас, что уже настала пора нам стараться для вас, — Натаниэль улыбается, замечая, что Дэвид собирается опровергнуть его образ мышления. — Нет, дослушай. Это не тот «долг», который мы чувствуем, как обязательство. Мы хотим этого. Хотим баловать вас, удовлетворять ваши самые незначительные желания и делать всё-всё остальное ровно в той степени, в который вы позволите. И больше всего мне сейчас хочется, чтобы вы начали жить для себя. Уверен, парни со мной согласятся. Поэтому, прошу, ставьте в приоритет себя, а не нас.       К тому моменту, как Натаниэль замолкает, глаза Ваймака подозрительно блестят. На доли секунды парня охватывает страх, но потом он замечает дрожащую улыбку Эбби и слышит её дрожащий смех.        — Спасибо, — произносит она и ближе придвигается к супругу, давая ему возможность спрятать лицо в своих волосах.       Пронзительная нежность вновь сковывает сердце парня. Нервозность слегка отступает, открывая дорогу решимости. Натаниэль некоторое время наблюдает за родителями и прочищает горло, тщательно выстраивая в голове свои следующие слова.        — На самом деле есть кое-что, о чём бы я хотел поговорить.

***

      Натаниэль чувствует, как грудь Эндрю дёргается в тихом приступе смеха. Они устроились на узком диване, упав где-то в череде поцелуев, и до сих пор не имели желания двигаться. Из-за недостатка места, Натаниэль почти полностью лежал на парне, а его ноги свешивались с подлокотника, но это были мелочи. Ему нравилось чувствовать объятья Миньярда так сильно.       Он смущается такой реакции, пусть и был к этому готов, когда начинал свой краткий рассказ. Ему пришлось опустить тему с переездом, он буквально опомнился в последний момент, но Эндрю, казалось, не заметил той секундной заминки.        — Ты серьёзно спрашивал разрешения у Ваймака? — глухое веселье пропитывает голос Миньярда так сильно, что Натаниэль не в силах побороть желания.       Он приподнимается с чужой тёплой груди и, возможно, жалеет об этом на краткий миг, но слабая искренняя улыбка Эндрю стоит этого. Его глаза сияют в полумраке квартиры и уголки блестят так ярко, что Натаниэлю кажется, будто он собирается ослепнуть в ближайшую секунду.        — Это было правильно, — мягко, но решительно произносит он, устраиваясь подбородком прямо под твёрдой мышцей. Теперь он действительно подстреливает двух зайцев одним выстрелом — он всё ещё может видеть открытое лицо Эндрю и лежать на его груди.        — Это было глупо, — фыркает Эндрю и целует его чуть выше лба, продолжая водить замысловатые круги по спине.        — Возможно, но тебе нравится.        — Идиот, — Эндрю щёлкает его по лбу и недовольно бурчит, когда Натаниэль ворочается на его груди, зарываясь в неё лицом.

***

      Натаниэль действительно считал себя везучим ублюдком. Ибо как ещё можно объяснить, что среди всего множества людей Эндрю Миньярд выбрал именно его? Он не просто выбрал его, он был его парнем. Натаниэль явно был благословлён небесами, не меньше.        — Перестань, — фыркает Кевин и тыкает пальцем ему в щёку, отворачивая чужое лицо в сторону. — Меня уже начинает пугать эта твоя глупая улыбка.        — Счастливая, — поправляет Жан, но без особого интереса.        — Глупая. Я думаю, он слишком сильно ударился головой на прошлой неделе.       Натаниэль игнорирует бурчание Дэя и просто фыркает. Взгляд Моро ясно даёт понять, что он более чем в курсе происходящего, и это уже достаточно неловко. Натаниэль не хочет добавлять к этому ещё непредвиденную реакцию Кевина.        — Вы закончили обсуждать моё лицо? Потому что я надеюсь, что да. Нам нужно досмотреть этот долбанный матч и наметить стратегию. Не знаю, как вы, но я бы хотел ещё успеть прогуляться перед отбоем.       Натаниэль выгибает бровь и медленно осматривает друзей. Лицо Жана выражает гордость и лёгкую забаву, ясно дающую понять, что в скором времени он потребует объяснений, как минимум. Кевин же выглядит оскорблённым до глубины души.        — Прошу прощения? Сегодня, мать его, вторник. Какая прогулка в вечер вторника?       Абсолютно верно, сегодня вторник — единственный день, когда занятия Эндрю заканчиваются раньше девяти вечера. И Натаниэль совершенно точно собирался провести всё время до закрытия общежития в компании своего парня. Чёрт, сама мысль звучала слишком охеренно, чтобы просто игнорировать это.        — Да, Кев, прогуляться. Знаешь, полезно подышать свежим воздухом перед сном, — забавляется Натаниэль и с вызовом скрещивает руки на груди.       Дэй делает возмущённый вздох.        — Где было твоё понятие «полезности», когда тебя силой приходилось вытягивать из комнаты для того, чтобы ты, чёрт возьми, подышал воздухом?!        — Разве ты не должен быть рад, что я начал прислушиваться к твоим советам?        — Брось, Кев. У Ната просто появилась компания, с которой он действительно рад проводить время.       Гневный взгляд голубых глаз мгновенно устремляется на француза, но Жан слишком толстокожий, чтобы его это действительно заботило. Ещё говорят, что у Ната характер не сахар. Они просто не знают, насколько коварен и безжалостен Моро, когда издевается над кем-то.        — «Появилась компания», — передразнивает Кевин и закатывает глаза, — у него нет друзей помимо команды и… О боже, это Миньярд, да?! — его голос поднимается на октаву, из-за чего оба парня кривят лицо.       Однако Натаниэль поражён. Он не думал, что Дэй настолько прозорлив и внимателен к окружающим. Кевин не так бесчувственен, как думают многие, но обычно ему требуется куда больше времени, что заметить небольшие изменения или увидеть намёки. Так что ни Нат, ни Жан не могут скрыть своего удивления, глядя на взволнованного друга.        — Ты помирился с ним или что-то вроде, да? Это круто. Я рад, что ваши отношения наладились. Типа, мне конечно льстило, что мы были самыми близкими тебе здесь, но всё-таки семья — это гораздо важнее. В общем, я правда рад за тебя, приятель.       Ладно, возможно, Натаниэль поспешил с выводами. Кевин действительно наивен и невинен, и это не может не умилять. Пока не стоит шокировать его всеми новостями. Не то чтобы Натаниэль вообще собирался кого-то шокировать сейчас. Он сам находился на стадии осознания; разбираться с чужими реакциями было слишком рано.        — Не могу понять, я больше рад или удивлён тем, что ты не заикнулся о его спортивном таланте, — Жан восхищённо смотрит на Кевина и гладит его чёрные пряди, взъерошивая их.        — По-твоему, я не могу порадоваться за друга? — оскорбление в голосе Дэя слишком сильно, чтобы пропустить его.       Натаниэль подсаживается ближе и ободряюще обнимает его за плечи.       Как бы ни был популярен Кевин, у него действительно мало друзей. Насколько известно Натаниэлю, он второй человек, которому парень открывается так сильно. Жан, выросший вместе с Дэем, часто говорил о том, что в прошлом было слишком много тех, кто навязывался к Кевину в друзья исключительно из-за популярности его матери. Кейли Дэй была одной из самых известных спортсменок, представляющих лакросс по всему миру. Вместе с сыном она часто путешествовала в рамках продвижения данного вида спорта среди молодёжи, а после ухода из профессионального спорта стала тренером американской сборной, дважды занявшей первенство в чемпионате мира. Пристальное внимание СМИ принесло немало пользы на пути становления Кейли самым востребованным тренером в стране, но также навредило Кевину, из-за чего парень часто страдал тревожностью и большую часть времени осознанно вёл себя как конченный мудак из страха подпустить кого-то ближе.        — Этого я не говорил, — Жан вскидывает руки и слабо улыбается. Он знает, что Кевин не станет слишком сильно акцентировать внимание на его словах, их дружбе слишком много лет, чтобы не понимать истинного посыла слов. — Просто мне казалось, что ты бы хотел, чтобы он пришёл на одну из тренировок.        — Это ещё зачем? — Натаниэль растерянно хмурится, смотря поочерёдно на друзей.       Он уже смирился с тем, что ему не суждено досмотреть матч до конца. По крайней мере, он надеется, что Моро будет достаточно убедителен, чтобы убедить Кевина, что он не так сильно нужен этим вечером.        — За тем, что он единственный вратарь, который действительно выглядит так, будто знает, что делает, — Кевин, наконец, расслабляется в его объятьях и почти полностью стекает на Натаниэля. — Знаешь, я действительно хотел бы, чтобы он как-нибудь заглянул к нам на тренировку. Уверен, его бы тоже разозлила некомпетентность его преемников.       Натаниэль очень сомневался в этом. Однако мысль о том, чтобы вновь поиграть с Эндрю была слишком привлекательной, чтобы так просто отмахнуться от неё. Конечно, это отличалось бы от того, как было раньше — Аарон и Ники не пытались бы угнаться за ним и остановить жёстким, очень неприятным синхронным приёмом, — но Натаниэль хотел проверить, действительно ли его навыки так выросли, как об этом говорил Бобби и Кевин. Возможно, он смог бы даже забить пару-тройку голов.        — Я спрошу у него, — Натаниэль улыбается, представляя недовольное лицо Эндрю и его упрямый взгляд сквозь шлем. — Но если он не захочет, я не стану его переубеждать.        — Хорошо, хорошо, я буду рад, если ты спросишь, — Кевин извивается и отнимает голову от его груди, радостно улыбаясь снизу вверх.       Кевин выглядит таким мягким и счастливым, что Натаниэль с лёгкостью забывает о том, что тот старше и значительно выше. Он запускает руку в чужие волосы, как и Моро минутами ранее, и легонько скребёт кожу головы, провоцируя блаженный стон.        — Просто, к слову, ты же понимаешь, что у него никогда не было «таланта»? Сколько я себя помню, Эндрю всегда прикладывал неимоверные усилия к тому, чтобы быть лучшим, даже если не показывает этого. Ему не нравится, когда игра скучна и он не станет стараться, если у него нет стимула. Если, если он согласится, мы должны будем выложиться на все сто двадцать, чтобы он стал серьёзен.        — Уверен, этого не потребуется, — фыркает себе под нос Жан и, наконец, снимает видео с паузы.       С первыми звуками игры все трое мгновенно возвращают внимание на экран.

***

      Гул в голове продолжает звучать даже после окончания занятий. Эндрю безмерно рад тому, что этот день подошёл к концу. Обычно вторник был довольно расслабленным и не таким уж трудным, но сегодня он высосал все силы и заставлял желать смерти. В завершение его надоедливые имбецилы-сокурсники решили устроить дополнительное обсуждение научной работы на этот семестр, прогоняя по кругу однотипные глупые вопросы и заваливая преподавателя тонной уточнений. Эндрю действительно желал им смерти — всего этого можно было бы избежать, прочти они методичку и отдельный сокращённый файл с критериями от их преподавателя. Но конечно же это было слишком сложно для их маленького тупого мозга. Именно поэтому Миньярд должен был торчать лишние сорок минут в университете вместо того, чтобы, наконец, поужинать. Поужинать с Натаниэлем в одном из тех глупых мексиканских ресторанов, которые любил Ники здесь и которые пришлись по вкусу Нату.       Выйдя из аудитории, Эндрю достаёт телефон, готовый набрать заученный наизусть номер, когда понимает, что что-то не так. Те, кто уже успел выйти первыми, постоянно оглядываются и удивлённо переговариваются, идя явно медленнее, чем должны. Очередная волна раздражения на эту нерасторопность поднимается по телу, когда перед его носом появляется безликий крафтовый пакет, который пахнет подозрительно охрененно.        — Я не хочу оттирать кровь с коридора, — насмешливый голос Натаниэля сопровождает шуршание пакета.       Эндрю резко вырывает подношение и встречается лицом к лицу с расслабленной улыбкой и взъерошенным, домашним видом парня. Всё негодование этого дня растворяется подобно пресловутой бомбочке для ванной, с тем же самым шипением.        — Ты не умеешь, — фыркает Миньярд, но понимает, что один уголок рта всё же подёргивается в усмешке.       Натаниэль отвечает зеркальным подёргиванием губ и засовывает руки в карман огромной толстовки, явно принадлежащей Кевину. Парень изредка метает взгляды в сторону, очевидно недовольный странным вниманием со стороны сокурсников Миньярда, которых нихрена не становится меньше. И не совсем понятно, что именно привлекает их внимание: новое лицо, игнорирующее всех, кроме необщительного Миньярда, или же его совершенно домашний вид одежды. Эндрю мог поклясться, что на парне сейчас примерно то, в чём он буквально спит в общежитии.        — Вообще-то, у меня есть довольно неплохой опыт.        — Я жил с тобой, я знаю, что это не так.        — Правда? — Натаниэль драматично хватается за сердце, но тут же фыркает. — Хотя знаешь, мне плевать.        — Повторяй это чаще, — усмехается Эндрю.       Глаза Натаниэля сияют озорством, и Эндрю был бы самым большим глупцом среди всех живущих, чтобы повестись на это. Опять. Эндрю Миньярд ненавидит выглядеть и чувствовать себя глупо, а это непременно произойдёт, если он не сделает свой ход первым.        — Да или нет? — он сокращает и так минимальное расстояние меж ними и замечает, как взгляд Натаниэля дрогнул, когда он опустился к губам и поднялся обратно, как сжалось его горло в глотке.        — Да, — голос хрупок от нетерпения.       Эндрю сдерживает довольную ухмылку и медленно приближается к закрывшему глаза парню. Лёгкое прикосновение губ к шраму на щеке ощущается обжигающе горячо, но Миньярд отстраняется также быстро. Он хочет видеть это замешательство на лице Натаниэля, его морщинку меж бровей и грустный наклон уголков губ. Никогда не испытывавший какого-либо влечения, Натаниэль стал слишком зависим от поцелуев.        — Мы должны уйти отсюда до того, как они придут в себя.       Эндрю хватает его за руку и переплетает пальцы зная, что Натаниэль последует без возражений.       Есть что-то приятное в том, чтобы абстрагироваться, почувствовать на себе все эти ошеломлённые взгляды и продолжить идти с высоко поднятой головой под руку с одним из самых желанных парней университета. И пусть Эндрю не любит внимание и уже предчувствует десятки вопросов на следующем занятии, он более чем удовлетворён тем, что остальные знают, узнают, что Натаниэль его.