Часть 12
8 октября 2022 г. в 23:45
И я уже точно знал, что ничего не будет так, как раньше. Я как будто мгновенно протрезвел. Молча обошёл Диггори и пошёл к двери.
— Если ты сейчас уйдёшь, всё кончено, — слышу холодный голос Седрика и останавливаюсь. — Если ты сейчас сбежишь, то можешь забыть о нас.
Он сейчас что, серьёзно? Вот настолько ценны для него наши отношения? Или это просто проклятая манипуляция, чтобы я остался?
— Ты уже определись, просишь меня остаться или угрожаешь. — Я оборачиваюсь и смотрю на него, пытаясь прочитать его эмоции и мысли. Он хмурится и выглядит так, будто это я ударил его, а не наоборот. Он методично обкусывает губы и смотрит на меня волком. Всё это — капец нелогично.
— Ты меня неправильно понял…
— И что же именно я понял не так? — Мне нужно уносить ноги, пока не поздно, но я не двигаюсь с места. От одного только внезапного движения его руки я непроизвольно вздрагиваю, рефлекторно ожидая очередного удара, слегка зажмуриваясь. Вместо этого он слегка касается холодной рукой места удара.
— Я беспокоился за тебя. Знаешь, как тревожно смотреть было, как ты напиваешься со своим дружком? — Я уворачиваюсь от его прикосновения, и он вкладывает свою ладонь мне в руку, переплетает пальцы. А я всё ещё не понимаю, что должен делать. В голове путаница, и казалось, вся вселенная свелась к нервным окончаниям на моих пальцах. — Прости меня.
Я прикрываю глаза и легонько сжимаю его руку, я большим пальцем веду по запястью, слегка на него надавливая. У Диггори пульс бешеный. Медленно выдыхаю, переводя дыхание. Я люблю его невозможно, но поведение Седрика пугает. Все инстинкты и здравый смысл орут сиренами, что нужно сматываться, что так не должно быть. Я чувствую тупую боль в солнечном сплетении. Я позволю этому произойти лишь один единственный раз.
— Хорошо.
Седрика словно током прошибло, он сокращает между нами расстояние и запускает руку в мои волосы, я чувствую, как он пальцами перебирает длинные пряди. Я поддаюсь движению его руки и смотрю прямо в его глаза, надеясь найти там что-то, что, кажется, мы оба подрастеряли. Истуканом стою и наблюдаю за тем, что он собирается предпринять дальше. Седрик невинно целует меня в сомкнутые губы и тихо шепчет:
— Прости меня, пожалуйста, такого больше не произойдёт. — Он утыкается носом в мою ключицу. — Я приревновал. Сначала Поттер — думаешь я не вижу, как он на тебя смотрит? — потом Малфой — ну конечно же, друзья мило держатся за руки после попойки — и эти француженки. И Луна. Я очень боялся тебя потерять.
Я кладу руку ему на талию и притягиваю ближе к себе. Отрываю взгляд от его глаз, так и не найдя там то, что искал, смотрю ему за спину, стараясь разубедить себя в том, что меня больше не любят. Всё верно. Вероятно, я заставил его поволноваться. Нужно быть более осмотрительным и не допускать подобного. Он поднял взгляд на моё лицо, и я потерялся.
Подношу его руку к губам и целую тонкие пальцы, поддаваясь под мягкие прикосновения, словно верный пёс. Пусть будет больно, пока что я готов терпеть. Ради него. Какой же я влюблённый придурок.
— Я люблю только тебя. — Внутри было глухо, я говорил правду, но как будто что-то изменилось во мне, а вместе с этим «что-то» и смысл этих слов исказился.
— Я знаю. — Он заводит выбившуюся прядь моих волос за ухо, и я прикрываю глаза. Живот скручивает.
— Можно я пойду в гостиную? — Я не хочу, чтобы Седрик видел мой приступ слабости. Ему больше это не позволено.
— Ты на меня не обижаешься?
— Нет конечно. — Я целую его в губы, но он не отпускает, втягивает в глубокий поцелуй. Отчего-то становится тошно и противно. Я пытаюсь сдерживаться и просто жду, когда пытка закончится.
Если бы я только понимал, что на самом деле чувствую.
До спальни я добрался на ватных ногах, все уже спали, поэтому я незамеченным достал чемодан и вытащил из него ненавистный ножик. Что бы я не испытывал, я точно не хочу это ощущать.
В спальне было так тихо, что мне казалось, я могу услышать собственные мысли. Только это напрягало ещё больше. Почему любовь приносит всегда такую нестерпимую боль? Кромешная темнота комнаты как будто поглощала меня, забираясь внутрь.
Казалось, я эхом отовсюду слышу голос Седрика: «Возможно, Поттер иногда прав».
Я пытался заглушить этот голос, уговорить себя, что на самом деле Седрик так не думает, что это злость и ревность. Но всё напрасно. От этого голоса было невозможно скрыться. От его звуков меня продолжало скручивать пополам, боль корнями прорастала от грудной клетки дальше, по всему телу.
Я ненавидел себя за то, что расстраиваю Седрика. Я ненавидел Седрика за то, что причинил боль. И я ненавидел этот мир за то, что вынужден испытывать все эти треклятые эмоции. Я укусил свою ладонь у основания запястья в надежде, что это поможет. Не вышло. На секунду я подумал, что зима наступила не только снаружи, но и в моём сердце.
Поэтичный придурок.
Я кое-как добираюсь до душевой, алкоголь всё ещё играет в крови, поэтому каждое движение, которое я вижу в поверхности большого зеркала напротив, выглядит как-то неправдоподобно грациозно. Ножик удобно лежит в руке, но мне нужно расстаться с ним ненадолго, я раздеваюсь и смотрю на свои тощие ноги, примеряясь, где лучше полоснуть. Где точно не заметят. Внутри поднимается волна ненависти вперемешку с желанием разодрать их так, чтобы живого места не осталось. Возможно, тогда полегчает.
Хочется выдавить хоть слезинку, из жалости к себе, от горя или чего-то ещё, но не выходит. Проблема в том, что мне всё больше кажется, что виноват я сам.
Пытаюсь припомнить что-то жизнеутверждающее, из песен, что-то, что смогло бы меня успокоить. Но в голове играет, как на зло, только «Blue Monday». По кругу.
— How does it feel to treat me like you do? — начинаю тихо подпевать ритму драм-машины в своём мозгу. — When you've laid your hands upon me and told me who you are? I thought I was mistaken. I thought I heard your words. Tell me how do I feel? Tell me now, how do I feel?
Я замолкаю, чуть успокаиваясь. Наношу несколько порезов на одно бедро и на второе, так, чтобы их тянуло при ходьбе, напоминая о том, что я делаю. Я хорошо в этом разбираюсь — опыта хоть отбавляй. Прохожусь пальцами по старым хаотичным шрамам. Всегда удивлялся, как ни Седрик, ни Поттер их не замечали. Снова прикусываю ладонь, впиваясь зубами как можно сильнее в кость. Вроде отпустило.
Надо переложить ножик в потайное отделение сумки, чтобы всегда держать при себе.
Мой опьянённый мозг теряется в пространстве и времени. Поэтому я не понимаю, сколько времени проходит с момента, как пришёл в душевую. Я просто сижу на скамье и смотрю на капельки выступающей крови в обоих концах пореза — завтра будет неприятно саднить, а потом чесаться, когда начнёт заживать. Но я уже привык. Кажется, стоит ещё пару добавить.
Неужели я не достоин простой любви? Чтобы без всей этой драмы?
Не хочу идти в душ, потому что потом порезы стянет, и они будут щипать, поэтому просто споласкиваю лицо и плетусь обратно в спальню, чуть слышно напевая:
— И мне всё ещё очень сложно сказать, то, что я должен сказать. Но я достаточно уверен, ты скажешь, что мне следует чувствовать сегодня.
Утро принесло тошноту и головную боль от похмелья. Горло сушило, и я быстро наколдовал себе стакан воды, а потом ещё три. В желудке словно морские котики играли в водное поло, интуитивно хотелось съесть что-то жирное. От одной мысли о яичнице с беконом меня накрыло рвотным позывом, и я на скоростях понёс себя в туалет.
Ощущения были ещё хуже, чем вчера. Не знаю, сколько я спал, но, видимо, мало, потому что остальные ещё не проснулись, и я был единственным, кто озарял своим присутствием уборную мальчиков. Я точно снова не усну — нужно придумать, чем себя занять до подъёма.
Прежде всего, стоило выпить зелье, так заботливо впихнутое Биллом «просто на всякий случай» в мой чемодан почти в последний момент. Оно принесло практически моментальное облегчение и вернуло меня к жизни.
Я чистил зубы, когда мой взгляд зацепился за волосы, потной паклей прилипшие к шее. Хочу избавиться от них. Я смотрел на своё отражение несколько минут, пока наконец не достал палочку, решаясь отрезать всё к чертям.
Минут пять смотрю на себя, примеряясь причёсками. Как ориентир я выбрал Боуи образца тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Коротко сзади и по бокам с длинными прядями сверху.
Выходит на удивление приятно. Уж насколько я не любил своё скуласто-веснушчатое лицо, оно как будто даже стало смотреться не таким неотёсанным. До Боуи я, естественно, даже близко недотягивал, но мне нравилось то, что вышло. Я всё ещё могу прятаться за длинными прядями челки.
После того как я отстриг лишние волосы, как будто даже дышать легче стало. Я словно скинул с плеч камень, захотелось вернуться во вчерашний день и снова танцевать до боли в ступнях. Поддаваясь внезапному порыву, я быстро собрался и, перескакивая через ступеньку, побежал на улицу.
Сейчас пустынный Хогвартс давал мне ощущение того, что я остался один в замке. Я слышал, как эхом разносятся мои шаги, выбивая ритм по каменному полу, образуя песню этого утра. Резко останавливаюсь, сломленный морозным воздухом и обилием утренних ароматов, когда за мной захлопнулась большая дубовая дверь во внутренний дворик. Яркий белый снег ослепляет, ошеломляя ещё больше своим сладким запахом. Я как будто снова ожил. Чувства обострились до предела. Я брёл к озеру, прислушиваясь к скрипению снега и чуть слышному шуму ветра.
Было так комфортно гулять в этом придуманном мной мире без людей. Я ощущал себя Маленьким Принцем, который обходит свою планету кругом, чтобы снова прийти к своей Розе. Моя Роза сейчас мирно спала в Хоге и видела десятый сон. Я вспомнил, что розы иногда бывают непоследовательными и могут ранить своими шипами, но до тех пор, пока они одаривают своим ароматом и красотой, они одаривают своей любовью.
Я поскальзываюсь на дорожке и падаю на спину, теряя равновесие, а затем звонко смеюсь.
Я просто забуду про шипы своей Розы. Хотя бы в этот раз.