Как стать злодеем

      Меня оглушил звук аплодисментов, когда макушка Седрика показалась из-под тёмных вод озера. Рядом с ним плыла Ханна Абботт. Даже через бледную от холода кожу проступал смущённый румянец, она была хороша. Вся яркая, коричнево-золотая, как само лето. Кровь начинала закипать от того, насколько сильно я ревновал.       Последние недели они с Седриком много проводили времени вместе. Потому что появление на Святочном Балу произвело, естественно, фурор, Седрик делал всё, чтобы обхаживать девчонку. Был галантен и обворожителен. А вечерами заявлялся ко мне и рассказывал, как сильно это всё ненавидит. Но потом наступало утро, и я видел смущённый румянец на его щеках, когда он переговаривался с ней за завтраком. Да, я объективно ревновал, но каждый раз уверял себя, что этому совершенно нет причин, и каждый раз я замечал то, как он касается руками её талии, то, как она свободно вторгается в его личное пространство, а теперь вот — Седрик спас Ханну, а не меня. Наверное, между ними возникла достаточно сильная эмоциональная привязанность, да и смотрелись они классно.       Но я не должен никогда об этом думать.       Сердце заходилось безумным африканским барабаном, под который впору танцевать племени людоедов, а не смотреть, как твой парень успешно выполняет задания.       «Не так успешно, как Крам», — злобно подсказал мерзкий внутренний голос. Умел же он выбирать моменты для проявления. Я безучастно хлопал, скорее, для вида. Конечно же меня радовали успехи Седрика, разве не видно, нет? Недостаточно счастливо улыбаюсь? Сейчас поправим.       Следом вынырнул Поттер, сразу с двумя девчонками. Ну разве могло быть иначе? Не хочется даже видеть его противного лица, но совесть грызёт меня где-то на задворках. Всё тот же озлобленный внутренний голос подкидывает воспоминания о нашем последнем разговоре в библиотеке. Я послал его тогда так грубо, как не посылал никогда. Возможно, это было из-за того, что рядом находился Драко или, быть может, это моё нервное состояние.       Я тогда впервые почувствовал, как выплёскивается моя ярость, я говорил то, что думаю, а сейчас даже не могу вспомнить, что именно. Но мне правда стало легче на мгновение, а теперь я мучаюсь ёбаным чувством вины.       Я разворачиваюсь и ухожу, мимо тех, кто с радостным визгом стягиваются посмотреть на чемпионов. Пробираюсь через узкий забор людей, стараясь высвободиться, чтобы наконец снова обладать личным пространством. Казалось, оно расширилось до территории Запретного леса. Люди давили на мозг, лёгкие и желудок, заставляя меня сгибаться пополам от странного ощущения тревожности.       Я наконец выпутался из вязкой паутины толпы, но дышать свободнее так и не смог, я плёлся задыхаясь до самой комнаты, пока не скрылся за тёмным пологом кровати. Перед глазами мелькали круглые разводы тёмных кругов и редкие всполохи искр. Кожу на моём теле словно сжигало, а грудь сдавил сильный спазм, и мне показалось, что сейчас я и умру наконец. Я словно издали слышал, как тихо всхлипывал, не понимая, что со мной происходит. Я бил себя по бедру и пытался отвлечься от ощущений своего тела, но ничего не выходило.       Сердце рвалось на части, а кровь гудела в ушах. Я не мог думать ни о чём, кроме как о том, что я, наверное, умираю. Вероятнее всего, это предсмертная агония, и если я усну, то мне не суждено проснуться. Пытка собственным телом продолжалась какое-то немыслимое количество времени. Я не понимал, сколько прошло, казалось, что почти полвека, но легче не становилось. Внезапно кто-то открыл полог, и я почувствовал, как разгорячённой кожи холодом тысячи острых игл коснулся воздух. Пот на загривке скатывался ожогами от жидкого азота. Надеясь прекратить мучение, я повернул голову и увидел Поттера.       У меня не было времени подумать о том, что происходило дальше, но я почти что увидел сочувствие в его взгляде. Он резко дёрнулся, как от какого-то постороннего звука, видимо, в комнату пришёл ещё кто-то. Что-то сказал, но я не слышал, что. Я надеюсь, что Смерть оставила все свои посторонние дела, на которые была отвлечена последние несколько часов, и наконец посетит и меня. Поттер уходит и возвращается с каким-то зельем, он откупоривает его зубами и, надавливая на мои сведённые челюсти, пытается развести их. Я стискиваю их ещё сильнее, что бы Поттер ни хотел в меня влить — я против. Он зажимает мне нос, я, и так задыхающийся, захлёбываюсь, стоном шепча тихое «уйди».       — Тебе это поможет, — говорит он, протискивая палец между моих зубов так, чтобы я не мог закрыть рот, он насильно вливает в меня противную жижу зелья, и меня и правда немного отпускает. Ещё несколько минут он сидит рядом, тихо, руками растирая мои икры, которые всего несколько минут назад сводило судорогой. Я чувствовал, как, точка за точкой, всё моё тело приходит в спокойствие.       — Что ты мне дал? — Я измотан, и во мне нет ни грамма силы, кажется, меня прижало камнем к кровати.       — Успокоительное зелье. — Он продолжает массировать икры, как будто чувствуя, как сильно в них отдаёт остатками боли.       — Откуда оно у тебя? — Я прикрываю глаза. — Почему ты мне вообще помог?       — Тебя не было видно с самого утра, а уже ужин. Я беспокоился, знаешь ли. — Он немного помолчал. — Не у одного тебя панические атаки случаются. Мне это зелье мадам Помфри даёт.       — Паническое что?       — Не бери в голову. Сходи в больничное крыло утром, тебе тоже дадут. И всегда носи одно с собой, на всякий случай. — Он чуть касается моего лба холодной рукой. — Прости меня.       Поттер исчезает за пологом, и я наконец проваливаюсь в спасительный сон.              Утром я проснулся разбитый, как будто по мне фестралы всю ночь скакали. Сделал всё, как сказал Поттер, обзавёлся зельем и пошёл на завтрак. Я сидел и гипнотизировал вафли, политые мёдом, когда появился Гарри.       — Ты в порядке? — поинтересовался он, в ответ я неопределённо что-то махнул головой. — Что стало причиной приступа?       С вафель я перевёл взгляд на него, а потом на вафли снова, кивнул себе, решаясь таки отправить кусок в рот.       — Тебя не касается.       — Ты уже это говорил, просто хотел дать совет: если не хочешь повторения того, что произошло вчера, лучше избегать причин приступа. Подумай хорошенько, — тихо произносит он и приступает к еде.       — Зачем тебе помогать мне?       — Потому что я тебя люблю и ты мне важен? — Поттер бросает как что-то ничего не значащее. Как пример из таблицы умножения.       — Бред. — Я кидаю вилку в тарелку и убираюсь куда подальше, лишь бы не видеть Поттера.              Мой лоб раздирала невыносимая боль, но с ней я мог жить. Я ненавидел воскресенья, потому что их нужно было заполнять делами, чтобы не оставаться наедине с мыслями и чёртовой болью в голове.       — Боже, я бы лучше сдох. — Головные боли — частое явление в последнее время. Пришлось учиться жить с ними, хоть иногда и казалось, что гораздо проще убить себя, чем вытерпеть очередной приступ мигрени. Рассказал ли я об этом кому-то? Нет, определённо. Зачем беспокоить людей вокруг, если я и сам справиться могу. Это всего лишь боль.       Я сидел посреди пустого класса — не того, где мы проводили время с Седриком, благо, в Хоге было полно незанятых помещений, — закрыв глаза и стараясь не думать ни о чём. Главное — сбросить внезапное наваждение от минимальной приязни к Поттеру. От того, что он мне помог вчера, лучше он не стал.       — Это всё тот же человек, что изнасиловал меня, — повторяю себе, и этот аргумент срабатывает, волны тошнотворной ненависти накатывают снова. Всё верно. Всё абсолютно верно.       В обед я договаривался встретиться с Драко и Луной, чтобы вместе сходить погулять к озеру, мне определенно стоит привести мысли в порядок до этого момента. Я любил своих друзей, и они заслуживали большего, нежели проводить время, успокаивая меня и мою мнительность. К тому же, я уже знал, что именно мне скажут.       «Гарри — отвратительный человек, даже не думай давать ему шанс».       И это было бы правильным, не желай я жить в радужном мире, где все меня любят, где отсутствует боль и ненависть. Это невозможно. Поттер такой, какой есть, и его уже ничего не исправит.       Время прошло быстро, я идеально отыгрывал свою роль, и если бы не Луна, несколько раз упомянувшая моих взбесившихся мозгошмыгов, я бы даже поверил в то, что они убеждены, что я в порядке.       Ближе к вечеру получил сообщение от Седрика, он предлагал встретиться, но отчего-то было чувство, как будто шагаю на эшафот, когда заходил в класс.       — Я скучал, — говорит Седрик, как только я открываю дверь. Как будто это не он был инициатором того, чтобы мы реже виделись.       — Да, я тоже.       — Выглядишь не очень. — Он подходит ближе и гладит меня по щеке. — Не выспался?       — Типа того. — Я уворачиваюсь от прикосновения.       — Рон, — он берёт меня за руку, — что с тобой?       — Ничего, правда, поздравляю с выполненным заданием, ты молодец. — Я натягиваю дежурную улыбку. Нужно всего-то чуть больше стараться.       — Ты же знаешь, что ты можешь мне довериться. — Он поднимает мою руку и целует костяшки пальцев. — Я всегда рядом.       В последнее время мне кажется, что расстояние между нами, наоборот, только увеличивается. Я как будто специально покрываюсь хитиновым покровом, стараясь защититься от всех вокруг. Всегда рядом? Насколько близко находится ближайшая звезда? По ощущениям, Седрик сейчас в два раза дальше. Поэтому я просто притворяюсь и обманываю:       — Я знаю, Седрик. — Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, сейчас нужно сделать всё, чтобы отвести подозрения от себя. Кому я нужен такой поломанный и разбитый? Я обязательно починю себя сам, и тогда Диггори снова будет близко.       Он отвечает на поцелуй, нежно и заботливо. Может, я всё надумываю?       — Где ты был вчера? — внезапно спрашивает Диггори.       — Не выспался, весь день провалялся в кровати, — слегка улыбаюсь я.       — А где был Поттер? — Да откуда ж мне, блядь, знать, где был ёбаный Гарри Поттер до того, как помог мне?       — Понятия не имею. — Я заключаю Седрика в объятия, и он припадает ухом к моей груди.       — Ты ведь врёшь? — внезапно говорит он. — Твоё сердце колотится, как бешеное.       — Это из-за тебя, дурень. — Я утыкаюсь носом в его макушку и шепчу какие-то любовные милости. Мне нельзя потерять Седрика просто потому, что я плохо себя чувствую. — Люблю тебя.       — Правда? — Он поднимает глаза на моё лицо, а я тушуюсь.       — Конечно.       — Не верю, — шепчет он, — любил бы, ревновал к Абботт.       Я чуть не взревел от возмущения. Да я с ума схожу, когда он с ней, но приходится сдерживаться, чтобы не быть похожим на истеричку.       — Я тебе доверяю, полностью, — говорю, а сам внутри просто в голос ору на всё подсознание. Нет ни одного человека во всей ёбаной вселенной, которому бы я смог открыться до конца. Потому что это страшно, потому что моя настоящая личность, без прикрас, угрюмая и беззащитная, не способна привлечь никого в этом мире.       — Прости, мне нужно бежать обратно, встретимся здесь же в понедельник, в то же время, — говорит он и, разворачиваясь, уходит к двери, внезапно спотыкаясь о что-то и падая носом в пол. Мне всего на секунду показалось, что я увидел лёгкое искажение пространства и кусочек ботинка, но быстро убедил себя, что это всё — просто моё воображение.       — Аккуратней, — тихо произношу я, а он шипит от боли. — Тебе помочь?       — Конечно, блядь, или ты стоять и смотреть собираешься? — Я слышу тихие нотки злобы, но списываю это на реакцию на боль. Да и я задал самый тупой из возможных вопросов.       Я помогаю ему подняться, останавливаю кровь из разбитого носа и колдую компресс. При желании он и сам бы был способен это сделать, но мне приятно проявлять заботу. Я не рискую предложить Диггори проводить его до гостиной, потому что знаю, что Седрик ненавидит, когда нас видят рядом. На прощание я прижимаю его крепко-крепко, как будто в этом объятии заключается вся моя боль и мольба о помощи. Седрик выпутывается и говорит, что я похож на брошенного щенка.       Возможно, это и так, но мне очень не хочется, чтобы меня бросили в реальности.              В нашей спальне царил хаос, я пытался навести хотя бы легкий порядок. Когда в комнату зашёл Поттер. Продолжаю убираться, не окинув Избранного даже взглядом, тихо напевая «Where Did You Sleep Last Night?» Нирваны под нос.       — Тебе стало легче? — слышу голос Поттера и замираю.       — С чего ты взял, что мне вообще плохо?       — Может, потому, что я хорошо тебя знаю и прекрасно понимаю, когда тебе плохо и когда ты пытаешься это скрыть. Даже если никто из твоих дружков тебя не раскусил, не означает, что ты хороший актер, — говорит он и садится на мою кровать, наблюдая, как я разбираю на полу кучу рубашек Невилла.       — Тебе в голову приходил вариант, что ты меня знаешь не так хорошо?       — Нет, потому что это не так. К тебе я всегда максимально внимателен и не упускаю ни одной мелочи, — упёрто говорит он.       — С чего такая честь?       — Ты — мой первый друг, моя первая любовь. Ты знал, что никогда, до того разговора в поезде, я даже не мечтал, что кто-то может нормально со мной общаться? А потом то, как ты влез в беседу с Малфоем. Уже тогда я был уверен, что не дам тебе покинуть меня ни при каких обстоятельствах. — Я выпрямился, но не нашёл, что сказать ему в ответ. А Поттер продолжил: — Я ни разу в жизни не получил того, что хотел, за исключением тебя. И тогда, на первом курсе, когда ты не бросил меня, когда поддерживал во всех ситуациях, я понял, что ни за что не позволю тебе уйти.       — Что же, теперь всё совсем не так, как ты хотел.       — О нет, Рональд, ты ещё не понял. Я дружу с твоими братьями, твоя мама считает меня своим сыном, а отец готов отдать жизнь за меня. Твоя сестра влюблена в меня, и если я захочу, то смогу заполучить её быстрее, чем ты скажешь «Поттер, тебя это не касается». — Он как-то странно улыбается. — Ты увяз во мне, Рон, и никогда уже не выберешься, а я тебя никогда не отпущу, я всегда буду в твоей жизни. Потому что ты первая вещь, которую я заполучил полностью, и я не готов делиться.       — Ты уже говорил это, Поттер. — Я поджимаю губы и отвожу взгляд от его болезненно-бледного лица и сумасшедших изумрудных глаз. — Но ничего не изменилось. Я не принадлежу тебе. И от того, что ты вчера был мил и помог мне, ничего не изменится.       — Я знаю тебя, Рон. И ты тоже знаешь меня. Всё уже изменилось. — Он внезапно встает с кровати и подходит ко мне вплотную, мы встречаемся взглядами, и его глаза гипнотизируют меня. — Я просто хочу, чтобы ты мне принадлежал, — улыбается он и, привставая на носочки, целует меня.       — Этому не бывать. — Я отталкиваю его и снова сбегаю. Ничего нового, Рон, это вечный замкнутый круг. Ты сбегаешь каждый раз, когда чувствуешь слабость.