Как стать злодеем

      Мне вдруг стало невыносимо свободно, как будто развязался узел внутри. Я внезапно так ясно прочувствовал, что больше не нуждаюсь в Диггори. В моей жизни ему нет места. Я мчался по до боли знакомому маршруту, по которому надеялся не пройти больше никогда, и мне хотелось расцеловать каждого, кого я встречу на пути. Непередаваемое чувство эйфории и радости, я даже не предполагал, что мне будет так просто его отпустить. Я искренне надеялся, что эти чувства станут перманентными, но где-то на задворках сознания маячила тревожность.       Перебросился шутками с парнями в гостиной, попросил Гермиону проверить уже готовое эссе по зельям. Меня переполняло ощущение, что воздух вокруг стал менее разряженным и я наконец могу насытить каждую частичку своего тела кислородом. Возможно, и уснуть мне будет проще?       Как же я ненавидел всё вокруг, когда начался откат. Былое чувство эйфории сходило на нет очень быстро, голова заныла знакомой болью, меня распирало от тревожности. Я принял, что я один, что моя история любви оказалась пустышкой, что всё, что я себе напридумывал, было моими завышенными ожиданиями. Какой же я незрелый. Почему я просто не могу отпустить? Откуда во мне столько ярости? Я бродил по пустой комнате взад-вперёд, стараясь найти спокойствие, не прибегая к крайним мерам. Я не буду вредить себе ещё и из-за Диггори.       Я ненавидел себя за то, что ненавидел его, и ненавидел его ещё больше. Ярость переполняла всё моё тело, делая мышцы шеи каменными, лопатки сошлись вместе от напряжения. Я пальцами разминал дубовые плечи, пытаясь хоть немного расслабиться.       Я знал, что оставил Диггори из-за измены и то, что измена — полная его ответственность. Но неуёмный мозг мотал время назад, пытаясь вникнуть, понять, осознать: где именно я ошибся, что стало последний каплей, где я дал повод. Я терзал себя этими мыслями, пока на пороге не показался Поттер. Чёртов ёбаный Поттер. Может, у меня типаж — мудаки? Или, быть может, это я их такими делаю?       Хватит, Рон. Прекрати винить себя, ты последний виноват в том, что готов видеть в людях хорошее. Почему же тогда я всегда возвращаюсь к тому, что причиной всех бед вокруг являюсь именно я? Эгоцентричный идиот.       Кажется, он был пьян, несло от него отвратительно. Сексом и алкоголем. Еле передвигая ногами, он упёрся плечом о дверной косяк.       — Чего мельтешишь, а, Рон? — задал он мне вопрос, чуть сползая по лакированному дереву двери. — Не поможешь?       — Нет.       — Противный мерзкий Рон, и вот какого чёрта я так на тебе зациклился? — ноги Поттера заплетались, и он споткнулся о край ковра, впечатавшись носом в деревянный пол. Я объективно наслаждался этим зрелищем. — Не поможешь мне встать? — спросил он, переворачиваясь на спину.       — Нет.       — Ёбаная гравитация, можно её как-то отключить? — обижено стукнул он по полу кулаком. — А знаешь, почему я так пьян?       — Не интересно.       — Потому что я знаю, что вы с хахалем расстались, — доверительно сообщил он. — Если тебя успокоит, я трахнул Абботт. На тебе, Седрик! — заорал он, счастливо расплываясь в улыбке. — Я победил!       — Разве так уж важно, кто победил, Поттер? Если ты всё равно останешься один, — пробубнил я. Мне не было дела до его любовных похождений. Более того, мне искренне было жалко Ханну, она не заслужила ничего из этого. Но что поделать? Все мы, наивные идиоты, учимся на своих ошибках, а не на чужих. И Абботт сейчас в положении ничуть не лучше моего. С одной лишь только разницей: она ещё не осознала весь его ужас. Бедное, наивное дитя…       — Хочешь, чтобы завтра вся школа узнала, как я разложил её на полу Астрономической башни? — Даже если я иногда и забываю, насколько отвратителен Поттер, он сам прекрасно справляется с напоминанием о своей сущности.       — Если ты это сделаешь, я сам разложу тебя на полу Астрономической башни, предварительно трижды с неё скинув.       — Некрофил, — неприлично заржал Поттер. — Хотя я не то чтобы против.       — О, я позабочусь, чтобы ты остался жив.       — Тогда я тем более только за. — Очень хотелось пнуть его пару раз, но я сдержался, не опускаясь до уровня этой пьяной свиньи. — Рон, помоги, а? — он, как ребёнок, потянул руки ко мне, сжимая и разжимая ладони. В комнату вошли Дин и Симус.       — Что это у нас тут? — заржал Томас. — Гарри, ну кто же так напивается вусмерть?       — Я. — Поттер всё ещё смотрел на меня. — Подними меня, Рон! — потребовал он. — Я был хорошим мальчиком, я заслужил.       — Нет.       Я оставил парней разбираться с бухим Избранным, а сам собрал банные принадлежности и пошёл стирать с себя отвратительные воспоминания сегодняшнего дня. Голова всё ещё раскалывалась, и я пытался со всей силы щипать себя, избавляясь от чёртового наваждения. Ничего не помогало. Ничего. Нужно было срочно закурить. Я хотел быстро принять горячий душ, не позволяющий мне пасть в полное отчаяние. Хотя пострадать действительно хотелось. Я представил, как дрожу от холодных капель стучащих по мраморной коже, прокладывая тонкие дорожки боли по всему моему телу. Звучало заманчиво. Рука бессознательно дёрнулась к вентилю, замирая всего на секунду в раздумьях. Пальцы касаются метала, покрытого белым налётом, и тело попадает в холодную пыточную камеру. То, что мне нужно, но недостаточно. Я поворачиваю голову и со злостью кусаю своё плечо, сжимая зубы, чувствуя вкус собственной кожи. Нет, Рон, ты причиняешь себе боль не из-за Диггори, а из-за себя. Я стоял так минут пять, пока терпеть холод стало совсем нереально, зубы отчеканивали ритм какого-то безумного марша. Всё ещё хотелось курить. Я обтёрся полотенцем докрасна, чтобы и следа не осталось от боли этого дня. Но внешнее только лишь внешнее. Я закинул принадлежности для купания в комнату. Парни всё ещё цацкались с пьяным Поттером, который ловил вертолёты и делился с ними, как хороша была Ханна. Я незаметно достал из заначки свои сигареты и снова выскользнул из комнаты. Выходить на улицу уже было опасно, поэтому я решил закурить в одной из бойниц башни Гриффиндора. С улицы тянуло холодом, ветер завывал, просачиваясь сквозь щели в старом дереве, я легко открыл окно, и мои ещё влажные волосы взвились вверх, два сильных порыва влетели в винтовой коридор на лестнице и исчезли где-то в замке. Голова так и разрывалась на части. Нужно было срочно закурить.       Терпкий дым дешёвого табака заполнял лёгкие, я делал глубокие затяжки, стараясь представить, как дым проходит через мои лёгкие, оседая в них навечно. Почти навечно. Я сделал очередную затяжку, и в голове всплыл живой образ Седрика.       «Пусти дым в себя, иначе в чём смысл?» — всплыл его голос в голове.       Я почти физически ощутил чужое тепло рядом, когда он наклонялся близко-близко, чтобы подкурить. Невыносимо красивый, далёкий и холодный. Ещё одна глубокая затяжка. Под ложечкой мерзко засосало. Я что, теперь не смогу курить, не думая о Диггори?       Сигарета догорала, седым пеплом падая на каменную кладку пола, а мысли о Седрике прицепились ко мне липкими тенями, в голову пришла идиотская мысль. Что, если затушить её об себя? Затушить и больше никогда не курить в этой жизни. Я сделал ещё пару глубоких затяжек и посмотрел на тлеющий во мраке кончик, как на что-то незнакомое. Было страшно, но руки сами делали всё за меня, я расстегнул верхнюю пуговицу, приспуская рубашку с плеча. Окурок догорал, обжигая кончики моих пальцев, я зажмурился и быстро потушил его о собственное плечо, несколько искр проделало дырки в хлопковой пижаме, и я с ненавистью выкинул его в окно бойницы. Было не больно, в темноте я даже не мог нормально разглядеть, что теперь красуется на том месте. Немного саднило плечо, вновь накинутая на него рубашка неприятно тёрла обожжённую кожу. Я запечатал в себе всё то светлое, что испытывал когда-либо к Диггори, и выкинул всё остальное.       Я чувствовал стыд за себя, за то, что был слабаком, и за то, что я всё-таки не сдержался.       Проиграть самому себе, что может быть печальнее?              Заснуть мне не представлялось возможным, ворочаясь часа три-четыре кряду. Лишь в рассветных сумерках я таки провалился в небытие. Меня начинало тошнить от всего, что напоминало мне о Диггори, и я мечтал избавиться от всего, что ему когда-либо нравилось, от всего, чего он касался. От чего-то было избавиться проще — это были мои личные вещи, поэтому их можно было выкинуть, сжечь или раздарить. От другого отделаться было невозможно, поэтому я боялся вспомнить о нём, глядя в учебник по чарам, с которыми он мне помогал, или сидя на уроке трансфигурации.       Я проснулся, возможно, через час после того, как наконец смог сомкнуть глаза, гонимый бешеным количеством мыслей, и принял самое первое для себя решение. Я хочу вернуть ему всё «его». Это, пожалуй, было самым простым. Кольцо, рубашка, пара футболок, книги. Значок «Поттер — вонючка», который он считал невероятно сексуальным. Мерлин, да как я мог быть так слеп?       Я определённо знал, как именно я хочу вернуть ему вещи. Ко времени, когда Диггори обычно приходил в Большой зал, я спустился туда, неся свою небольшую ношу в руках. Зачем коробки, пакет и обёрточная бумага? Не мне же отвечать другим, откуда мои вещи у младшекурсника с Гриффиндора.       Он сидел на своём стандартном месте, неотразимый и прекрасный, впрочем, как всегда. Меня больше это не трогало.       — Седрик, Флит, доброе утро, — улыбнулся я, надеясь, что никто из них не заметит мой измученный внешний вид.       — О, Рон! Ну как твоя девчонка? — заулыбался скуластый Герберт.       — Мы расстались. — Я много значительно потряс стопкой вещей в руках и продолжал давить улыбку.       — Верное решение. — Флит отодвинулся, чтобы дать мне сесть между ним и Диггори. — Наслаждайся юностью, Уизли.       — Так и сделаю.       — Позавтракай с нами, — дружелюбно пробасил Герберт. — Окажи честь!       — Прости, я не голоден. — Я развернулся, чтобы уйти обратно, но взглядом уткнулся в вещи в руках. — Точно! Седрик, это, кажется, твоё. Если я что-то забыл, передай через Поттера. Мне и одного из вас рядом с лихвой хватает.       Я развернулся и, помахав рукой Малфою, полностью довольный собой, вышел из зала. Не успели за мной захлопнуться двери, как я почувствовал чью-то руку на своём плече.       — Ты сейчас идёшь за мной, — шипит Диггори, я оборачиваюсь и вижу его разъярённое лицо. Разве такой любитель контроля может оставить хоть что-то в покое? Конечно же, он бы завёлся и от чиха в его сторону, а тут открытая провокация. Хотя мне кажется, он ещё не совсем понял, что только привлекает больше внимания к тому, к чему привлекать внимания не желал.       — Прости, я бы очень хотел, но у меня уход за магическими существами первым уроком. — Какой же кайф я ловил, наблюдая за тем, как Диггори краснеет и сдавливает моё плечо сильнее. — Знаешь же, Хагрид зверь, если его довести.       — Ты что творишь? Если не думаешь о моей репутации, о своей бы подумал? — шепчет он чуть слышно, как будто бы даже успокаиваясь.       — Знаешь, Диггори, в чём прелесть моей репутации? — я говорю, и внутри снова расплывается чувство эйфории. Как продлить этот чёртов момент на всю вечность вперёд? — Мне на неё плевать, поэтому я могу творить всё, что только захочу. А вот тебе бы стоило сжать свой прекрасный зад покрепче, потому что будет больно.       — Ты смеешь мне угрожать? — кривится он, отстраняясь, и я наконец избавляюсь от тошнотворного прикосновения ублюдка.       — Я не угрожаю, Диггори. — Я окидываю его испытывающим взглядом. Вот уж ужаса я на него навёл. — Я обещаю.       Я выхожу в прохладный майский день и направляюсь в сторожку Хагрида. Нас определённо видело несколько человек с Гриффиндора и Пуффендуя, возможно, ещё пара Слизеринцев. Оставалось лишь только дело времени дождаться, когда начнут распространяться слухи. Что для других будет просто горячей сплетней, я могу использовать как оружие.       В конце концов нет ничего, чем Седрик дорожил бы больше своей репутации.