Как стать злодеем

      Диггори захлопнул дверь класса и посмотрел на нас взглядом, не обещающим ничего хорошего, задоринки внутри, мельтешащие до этого тусклыми угольками, словно от порыва ветра раздулись в высокий костёр. И что же такое он скажет, что предпримет, чтобы вернуть себе контроль?.. Милый-милый Седрик.       — Вы двое, что вы задумали? — процедил он, отходя от двери и приближаясь. Мне ещё больно смотреть на его прекрасное, идеальное лицо, но те остатки любви я заменяю ненавистью и яростью за себя. Не важно, что он изменил, важно, что не подумал о том, как я буду себя чувствовать. Важно, что он, зная о Поттере, поступил так же по-скотски. Я ненавижу эти прямые брови, потому что Поттер — сломанный мальчишка, не умеющий выражать свою любовь, который пытался привязать меня к себе, а Диггори — просто социопат. Если поведение Поттера поддаётся коррекции, пусть это почти невозможно, то Диггори никогда не изменится. Он просто неспособен.       — Гарри, мы что-то задумали? — обращаюсь я к Поттеру, называя его по имени, это даётся мне сложно, но я как будто примиряюсь с его поведением, понимая его, видя причины его глупым поступкам. А ещё я знаю, что это ранит самолюбие Диггори. Слова — форма оружия, и уж ими я управляюсь куда лучше.       — Растоптать Диггори, разрушить его жизнь и заставить его ползать на коленях, умываясь слезами жалости к себе, — спокойно говорит Поттер, встречаясь со мной глазами, и мне гораздо сложнее выдержать этот взгляд при свете дня, чем в ночи, когда можно всё списать на эмоции момента, сон, магию и что угодно ещё. — Или ты не про это? Мы ведь многое задумали, да, Рон?       — Не думаю, что стоит рассказывать об этом Диггори, — улыбнулся я хищно, мерзко, копируя сумасшедшую улыбку Поттера, которую он мне демонстрировал в моменты, когда говорил о своей привязанности. — Иначе мы испортим сюрприз.       Диггори не выдерживает, он кидается на меня, я лишь ощущаю, как костяшки его пальцев слегка хрустят, впечатываясь в мою скулу, второй удар приходится в челюсть. Я позволяю ему нанести ещё несколько слепых тычков в моё лицо, а потом заламываю руку Диггори за спину, заставляя согнуться в три погибели, укладываю его грудью на пыльную парту, лишая возможности двигаться, он трепыхается в моих руках, но быстро понимает, что силы не равны, и оседает.       — Ублюдок, — выплёвывает он.       — Это я-то? — Я борюсь с желанием провести пальцами по его позвоночнику, вызывая дрожь во всём теле. Я уж точно знаю, что именно ему нравится. — А ещё недавно «любимым» звал.       — Мы же могли всё обсудить, — шипит он, — могли обойтись без вот этого цирка.       — У тебя был шанс. — Я давлю на предплечье, выворачивая его чуть сильнее, от чего Диггори вздрагивает и издаёт тихий стон боли. — Ты сказал, что это не измена, что я сам виноват. Что это — моё наказание. Седрик, любимый… — Я наклоняюсь к нему, носом вбирая запах, едва уловимо перемешанный со страхом. — Это твоё наказание.       Я отпускаю его и отхожу подальше, наблюдая за тем, как он переворачивается на парте, рвано хватая ртом воздух, растирая затёкшую руку. Морщась от боли, он переводит взгляд то на меня, то на Поттера. Давай, скажи, что ещё твой прекрасный мозг придумывает для самооправдания. Меня раздирает от любопытства, что вновь выдаст Диггори в попытке уложить происходящее в картину мира, где он белый рыцарь света, а мы все — тлен под копытами его коня.       — И давно вы спите? — выплёвывает он желчью и ядом. Это же просто гениально! — Спорим, ещё со Святочного Бала? Или, быть может, с испытания драконами? Иначе зачем ещё делиться с Поттером информацией, а, Рональд?       Собрал всё воедино, каков молодец. Я непроизвольно улыбаюсь и задумчиво провожу указательным пальцем по губе. Невероятно занимательно. Я уверен, он нашёл бы себе оправдание, даже если бы собственными руками перерезал горло всему Хогвартсу, включая Дамблдора.       — Поттер, давно мы спим? — отшвыриваю я неудобный вопрос своему цепному псу.       — В одной комнате? С первого курса, — улыбается он.       — Не будьте идиотами, вы знаете, о чём я! — Он наконец возвращается в вертикальное положение, слегка покачиваясь на дрожащих ногах.       — Понятия не имеем, — ухмыляется Поттер, — у нас с Рональдом искренняя, большая и чистая дружба. — Я чуть вслух не заржал от столь абсурдного утверждения. Диггори оно показалось забавным тоже. — А вот Абботт… — вытаскивает свой козырь из рукава Поттер. — Абботт мы с тобой, получается, делили. Как жаль, что у Ханны есть вкус и она выбрала меня.       Себя. Она выбрала себя. И Поттер явно перегибает палку. Диггори в ярости, как впрочем и я. Я не хотел, чтобы её ввязывали в эти разборки, но Поттер, ёбаный мастер манипуляций, знает, куда давить. Он специально изводит хаффлпаффца — мне бы стоило поучиться его беспринципности. Но, наверное, это просто не мой стиль. Мой стиль — стравливать их вместе. Чтобы самую грязную работу делали за меня. Слухи, Поттер и сам Диггори. Нет, и мне самому придётся попотеть, конечно. Но так, чтобы в итоге казалось, что я не причём. Всем, кроме Диггори.       Он, казалось, хотел кинуться и на Поттера, за его слова, но боязливо покосился на меня и передумал.       — Вы меня простите, — разрушил я их давящее молчание с убийственными переглядываниями, — у меня есть жизнь, помимо вас двоих, поэтому вынужден вас оставить. Удачи в выяснении отношений, мальчики.       Я направился в сторону выхода, когда услышал голос Поттера:       — Но, Рон, мы хотели погулять, — говорит он, и в его голосе звучат обиженные нотки.       — Поблагодари Диггори, теперь у меня времени на прогулку с тобой не осталось. — Придётся кому-то другому выгуливать моего Цербера. — Всем удачи, и, Седрик, дружеский совет… Завязывай меня преследовать, весь Хогвартс только об этом и гудит.       Слух о том, что Диггори выловил меня после занятий, уже должен был разойтись, и, если мне повезёт, со слухом о том, что у меня побитое лицо, он встретится примерно к ужину, там уже наши сплетники сложат два плюс два, получат пять, и разные вариации истории о том, как старшекурсник преследует лучшего друга Гарри Поттера, заполонят замок. Кто-то будет верить в несчастную любовь, кто-то — в невероятную жестокость, и все они будут приблизительно правы. Я отыграю так много вариантов, как только смогу.       Ханна, вероятно, уже известила подруг о том, как Диггори игрался с ней и мной одновременно. Герберт Флит додумал историю про «подружку» за меня и, вероятно, поделился невероятно мудрым мнением со своими сокомадниками по сборной. Но этого было недостаточно. Пираньям нужно было больше свежего мяса. И я был тем, кто этих пираний кормит.              На нашем берегу я оказался раньше друзей. Здесь, в безмолвии природы, вдали от гула Хогвартса, я наконец смог выдохнуть. Груз ненависти распался вокруг комьями мха, пробирающегося через камни в тени деревьев. Казалось, сейчас я один во всём мире. Снова, как зимой, я перенёсся в собственную вселенную холода и тишины. Больше не Маленький Принц, любящий свою Розу, а мисс Хэвишэм Диккенса, всегда в свадебном платье, всегда со сгнившим свадебным тортом на столе, с часами, застывшими на без двадцати девять, том самом времени, когда её бросили. Сумасшедшая, одинокая, с разбитым сердцем, любившая настолько, что была не способна пережить предательство.       Мне хотелось последний раз посмотреть в глаза Седрика. Тёплые и любящие, в те, что глядели на меня солнцем через серость грозовых туч. Ничего кроме ненависти в них уже давно не было. Сердце щемило жестокой болью, я так любил образ, который придумал сам, что встреча с реальностью просто ударила меня под дых, выбивая воздух. Я пытался убедить себя, что мой Седрик — это другой человек, а этот мне совершенно незнаком. Хотелось отомстить за себя, да, но больше за то, что он убил в себе моего Седрика, а быть может, его и не было никогда, и я, по обыкновению, обманулся. Казалось, вместе с ним я потерял и того себя, что успел нащупать за время, проведённое вместе.       Слёзы потекли, оплакивая несбывшегося Рона, оплакивая несуществующего Седрика и их воображаемую любовь, которая породила меня таким, какой я есть сейчас.       Мне нужно было двигаться дальше, но я начал это делать слишком быстро, не дав своему сердцу времени перестрадать боль. Мне не нужны застывшие часы и гнилой торт. Я не хочу ставить на себе крест. Так я повторял себе, растирая глаза рукавом мантии. Одиночество обнажало мою слабость перед самим собой. Лучше уж так, чем страдать на показ, заламывать руки и обвинять всех вокруг в своих бедах.       — Рон, ты в порядке? — услышал я голос Драко, и дёрнул головой в сторону тропинки, ведущей из замка. Я слегка улыбнулся и кивнул. Жизнь делает мне такие чудесные подарки в виде Малфоя и Лавгуд — нечего тут страдать и разводить сопли. — Луна не придёт, сказала, что сделала какое-то невероятное открытие и ей нужно написать статью для отца до вечера, чтобы она появилась в новом номере «Придиры». Кажется, так.       — Ты же пообещал ей, что мы откроем новый вид магических существ, облетим планету на метле трижды и будем обсуждать все самые интересные темы на свете?       — Именно так я и сделал, — довольно хмыкнул Драко. Мы вдвоём устроились на плоском, нагретом ласковым солнцем валуне. Я удовлетворённо прикрыл глаза, конечно же, без Луны мы не займёмся ничем важным, но подразнить её было святым делом. — Что с твоим лицом? — спросил он обеспокоенно.       — Диггори постарался, — неопределённо пожимаю плечами я, мне нужно было хвастаться синяками сегодня до ночи, а потом с чистой совестью можно было их залечить мазью.       — Мне не нравится то, что с тобой происходит сейчас, — говорит он и смотрит куда-то в сторону, вглядываясь в водную гладь.       — Мне тоже это не нравится, — задумчиво поглаживая раздутый синяк на щеке подушечкой пальца, отвечаю я. — Но так надо.       — Очень надеюсь, что оно того стоит.       — Драко, что там с твоей помолвкой? — Он вздрогнул, как будто не ожидая подобного вопроса от меня. Драко, обычно с идеальной осанкой, выправкой оловянного солдатика и беспристрастным лицом, как-то уменьшился, сгорбившись и горестно посмотрев на меня.       — Отец сказал, что мы обсудим это летом… — прошептал он чуть слышно.       — Я искал информацию на эту тему и писал маме, — поджав губы, так же тихо отвечаю, и мне очень хочется обнять его, показать, что всё в порядке и он в безопасности. — Из того, что я понял, невозможно заставить тебя, если ты не сделаешь это добровольно.       — Добровольно я на это никогда не пойду, — с хмурой уверенностью произнёс Малфой. — Но отец вполне способен заставить меня сделать всё под империусом, с него станется.       — Я не уверен, что магия примет такое твоё решение. — Его волосы растрепались из-за лёгкого ветра, я инстинктивно приглаживаю их, и Драко застывает, как от заклятия, глядя в мои глаза с испугом загнанного зверя. — Я не причиню тебе вред, — говорю, отдёргивая руку и коря себя за неумение держаться в рамках.       — Я знаю, Рон, прости. — Ну вот что мне делать с этим жутким желанием обнимать его, пока тот не начнёт отбрыкиваться и пинаться? — Ты можешь обнять меня, — улыбается Малфой, и эта улыбка топит лёд между нами. С Драко всегда так: неловко и неумело, когда рядом нет Луны. Мы как будто каждый раз учимся взаимодействовать по-новому. Я поддаюсь порыву, и Малфой тонет в моих руках, он глубоко вздыхает, когда я сжимаю его чуть сильнее, словно тётушка Мюриэль, которая пытается объятиями измерить, насколько сильно я похудел с нашего последнего визита. Драко хрупкий и изящный, поэтому его нельзя тискать, как мягкого мишку, он охает мне в шею, но стоически терпит, не обращая внимания на крепкую хватку. Я хочу, чтобы он чувствовал, насколько ценен и важен для меня.       — Да уж, с Крэббом и Гойлом я бы уж точно так обняться не мог, — начинает он похихикивать, и мне щекотно от дыхания Драко на шее.       — У нас разная дружба, — упрямо говорю я, чуть отстраняясь от друга.       — И в чём же такая принципиальная разница? — смеётся Драко, хотя сам прекрасно знает, в чём же там разница. Потому что Крэбб и Гойл не ревели у него в объятиях, потому что он не оставлял их «самих думать» над своим двусмысленным поведением, потому что они не чувствовали друг друга так же, как Драко и я. Мне хочется сбежать немедленно от потока мыслей, наводнением затопивших все разумные части моего сознания. Я не имею права искать утешения, причиняя Драко боль.       — Ну, — неловко отстраняюсь от него я, — они твои подчинённые, а я — нет.       Это лучшая из мыслей, возникших в моей бедовой головушке. Драко лучше держаться от меня подальше, от тех отношений, мысль о которых мелькнула во мне всего на мгновение, но я забил её с той жестокостью, на которую был способен только по отношению к себе. Я слишком эмоционально нестабилен, чтобы жертвовать отношениями с Драко ради мимолётного желания тепла.       — Ах, вот оно как, — говорит с горечью Малфой. — Неподчинённый…       — Драко, — касаюсь его щеки кончиками пальцами. Мне нужно объясниться, хотя бы перед ним. Драко и Луна два единственных человека, отношениями с которыми я не готов жертвовать ни при каких обстоятельствах. — Я очень сильно запутался, я не хочу терять тебя. Ты слишком дорог, чтобы растрачивать тебя, возможно, из-за эгоистичных порывов в попытке забыть Диггори. Я не хочу приносить в жертву наши отношения. По крайней мере, пока не разберусь с чувствами к нему.       — А они ещё остались?       Я молчу на заданный вопрос, потому что боюсь признаваться в правде даже себе. Да, они остались, невозможно забыть за пару дней то, что длилось так долго. Я коротко киваю и отдёргиваю руку от Драко, боясь, что он посчитает меня отвратительным. Любовь к Диггори больными струпьями покрывает всё моё тело, оставляя воспоминания о прикосновениях и словах, выгравированных поцелуями, запечатлёнными касаниями. Всё это сейчас болит и кровоточит, гнилью выходит наружу, отравляя меня и мои мысли.       — Хорошо, мой неподчинённый, давай пройдёмся, пока не село солнце, а после тебе нужно выгулять обновки, — он пальцем очертил синяки на моём лице, — в Большой зал и избавиться от них как можно скорее. Смотреть больно.       Я звонко рассмеялся, на что Драко смерил меня взглядом, говорящим только одно: «Ну ты и дебил, Уизли», — заставляя меня смеяться ещё сильнее. Я смеялся не от радости, не за то, что он такой чудесный и понимающий, и заботиться обо мне. А из-за того, что не способен дать Драко необходимое, практически в истерике сложившись пополам. Очень хотелось плакать, но нельзя. Драко не должен увидеть моих слёз.       Он заслужил лучшего.       Не меня.