Часть 21
11 января 2023 г. в 06:40
Мохнатые лапы крупного рыжего кота игрались с чем-то круглым, размером с грецкий орех. Голубоглазый с интересом наблюдал за причудливыми траекториями, которые чертил неровный предмет. От пола исходил низкий приятный звук соприкосновения фарфора с деревом, мерно перемежаясь с грудным урчанием котяры. Рыжий извернулся, потянулся к странному предмету и лениво закрутил его, время от времени прибавляя лапой оборотов. Чем сильнее я присматривался к предмету, тем сильнее он мне напоминал голову фарфоровой куклы, совсем как у Джинни в детстве, только эта кукла была с каштановыми волосами, карими глазами и разбитым носом. На щеке у неё я разглядел две полоски — жёлтую и чёрную. Когда я подошёл совсем близко, Рыжий, казалось, совсем потерял интерес к голове игрушечного Диггори. Лениво передвигая лапами, он медленно и невероятно грациозно подошёл ко мне, выписывая вокруг моих лодыжек восьмерки, обтираясь о ноги. Его зазывное урчание словно заполонило всё пространство вокруг, отзываясь смутно знакомым теплом в груди.
Похожая теплота эхом откликается чуть заметными прикосновениями на моей щеке, тёплыми лучиками солнца пробираясь под кожу. Ласковые руки заботливо убирают с моего лба растрёпанные локоны, и я открываю глаза, встречаясь с серыми глазами Малфоя, он чуть улыбается, а мне кажется, что сон всё ещё продолжается. Воображаемый рыжий кот из сна теплотой своего урчания придавливает меня к земле, передавая свою кошачью сущность мне каким-то одним ему известным мурлыкающим заговором. Я прикрываю глаза, подаваясь малфоевским пальцам и солнцу, отдаваясь спокойствию весны, которая заполняет уши шелестом зелени. Я так обожаю эти короткие минуты спокойствия, когда всё вокруг теряет смысл и безмятежность приятной тяжестью опускается на мир.
— Мы с Луной беспокоились, — говорит он, всматриваясь в моё лицо, как будто пытаясь нащупать, что именно тревожит меня.
Я отвожу взгляд, стараясь не смотреть на его очаровательный, покрытый бледными веснушками от долгих прогулок на солнце нос. Я обожаю каждую симпатичную крапинку на его лице, потому что это напоминание о его заботе, о каждой минутке, которой он пожертвовал в библиотеке ради меня.
Нельзя очаровываться, Рон. Не будь мудаком.
— Прости, я сегодня слишком задумчив, должен был побыть один.
Поттер прятался от меня по углам Хога, стараясь не попадаться на глаза. Собственно, этого я и добивался, но не наблюдать его в зоне досягаемости вызывало острое чувство тревоги. Что мог натворить эмоционально нестабильный Герой, оставалось загадкой. Он был тем самым козырем, который я придерживал и который в любой момент мог уничтожить меня самого. Как хорошо, что сейчас у него нет надо мной власти. Когда это было иначе, он пользовался своим положением как мог. Но всё же я лучший шахматист, чем он, и эта партия обязательно будет за мной.
— Опять думаешь о всех, кроме меня? — шутит Драко, но его слова больно укалывают, от них веет холодом, и погода как будто чувствую наше общее настроение, меняется, гудение ветра усиливается, и он наглым порывом налетает на нас, взъерошивая волосы Малфоя, залезая в уши, залепляя их воздухом и гулом.
— О, ты бы не хотел оказаться в моих мыслях сейчас, — хмурюсь я, а Драко будто специально пытает меня, разглядывая каждое несовершенство моего лица, каждую мерзкую веснушку, каждый разодранный рубец, каждый волосок. Неловко, опять мне жутко неловко. Взгляды Драко меня смущают. Заставляют стесняться, чувствовать себя единственной подделкой в дорогой коллекции, которая отчаянно пытается себя выдать за оригинал.
— И что же за вопросы терзают твоё сознание настолько, что мне не захотелось бы там находиться? — говорит он серьёзно, как будто это что-то, что и вправду имеет значение.
— Пытаюсь справиться со своей бренностью, что впрочем нормальное для молодых людей нашего возраста занятие. Экзистенциальная несостоятельность моего существования душит меня словно удавка, и я пытаюсь выбраться из пучин отчаяния и тлена, — говорю я самое максимально запутанное объяснение из тех, что смог придумать мой судорожно обеспокоенный мозг. Не могу же я ему сказать, что снова зациклен на Диггори и на том, как именно мне лучше его прикончить. Драко, верно, уже устал слушать моё упрямое нытьё.
— А вот это сейчас обидно было, — шипит он, разгадывая мой безыскусный выверт, и наконец отводит от моего лица свои острые, точно ножи, глаза. Снова раскусил меня так, будто я самая простая из загадок в детской книжке с картинками.
— Прости, — я приподнимаюсь с земли. Солнце скрыло тучами, не сулящими нам ничего хорошего, только скорую грозу и холод. — Давай уйдём, скоро начнётся дождь.
— Мы уйдём, — говорит он строго, — только после того, как ты признаешься уже в том, что тебя гонит дальше от людей.
Я не собираюсь ему говорить ничего. Это только мои проблемы, и я не собираюсь напрягать ими никого, кроме себя, поэтому мне нужно срочно придумать очередную идиотскую шутку, только бы избавиться от чёртовых вопросов.
— Давлюсь от зависти к твоим друзьям, что могут лицезреть твоё лицо каждое утро, и вместо этого приходится лицезреть голый зад Невилла и лохматую башку Поттера, — сменить тему или заставить его смущаться, хоть что-то.
— А ты предпочёл бы наблюдать мой голый зад и мою лохматую башку? — вот же зараза слизеринская, ну хоть бы смутился для приличия.
Я давлю улыбку и выдаю:
— Предпочёл бы. — Он смущается, кончики ушей чуть краснеют, Драко отворачивается, лишь бы я не видел этого. В груди противно щемило, и я был вынужден принять раз и навсегда одно: наши отношения сломаны окончательно и бесповоротно. Обидно. Нам теперь будет пожизненно неловко, мне, по крайней мере, точно. — Давай уйдём… Пожалуйста, — взываю я к нему, стараясь избавиться от ещё более упаднических мыслей, и Драко наконец сдаётся.
Вечером в гостиной я с интересом наблюдаю за Поттером, он совсем притих и выглядел как нашкодивший щеночек. Весь день я снова ломал голову над тем, как лучше разыграть все имеющиеся у меня на руках карты. Для того, чтобы привести мысли в порядок, мне нужно было записать всё и структурировать все свои мысли. Я должен был видеть, во-первых, что могу сделать, во-вторых, что я хочу сделать. Прежде всего, мне не хотелось просто бездумно сделать больно. Если бы всё было так просто, мне достаточно было бы обнародовать наши отношения. Это больно, но я хочу, чтобы он прочувствовал всё то, что чувствую я.
Поттер делал домашнее задание вместе с Гермионой, неловко оглядываясь по сторонам, он даже попытался мне улыбнуться, но мне было важно, чтобы сейчас он чувствовал неуверенность и шаткость своего положения. Поэтому я смерил его презрительным взглядом. Честно говоря, я вообще не думал, что способен на подобное.
Жизненные обстоятельства заставляют нас познать разные грани себя.
Сейчас я хотел, чтобы Седрик почувствовал себя в безопасности. Словно он справился с ситуацией. Глупый-глупый Диггори до сих пор не мог понять с кем связался и того, что сев на этого коня, не так легко с него слезть. Если я пообещал, что ему будет плохо — значит будет.
Он должен прочувствовать на себе всё то, что чувствовал я. От защищённости к предательству, и провести его по всем этим кругам ада мне должен помочь именно Гарри, потому что Поттер сам использовал меня для удовлетворения своих потребностей. Теперь моя очередь. А в конце Диггори ждёт прекрасный финал с полностью разбитой вдребезги жизнью. Моя цель сделать так, чтобы он был не просто предан, а разбит настолько, что не сможет нормально функционировать.
А сейчас для этого мне нужно было погладить провинившегося щеночка и дать ему сахарную косточку.
— Гарри, ты сделал зелья?
Он вздрагивает от звуков моего голоса, словно от взрыва рядом. Нужно убедить и его в том, что я ведом и покупаюсь на его детские уловки. Я собираюсь озвучить ему условия, при которых он по-прежнему сможет ошиваться рядом и даже думать, что я в какой-то мере принадлежу ему. И я абсолютно точно знаю, что он их примет. Ведь я уверен, что Гарри больше всего хочет обладать мной и снова иметь безграничную власть, чтобы я думал, что я обязан ему, чтобы не мог так просто разорвать нашу связь. И я знаю, что решение, которое я ему предложу, сможет удовлетворить эту потребность. Точнее, я сделаю так, что он сам предложит мне это решение.
— Да, — говорит он чуть сдавлено, будто пытается убедить меня в том, что ему стыдно и совестно. Но я-то знаю, что стыд — точно не та эмоция, которая ему знакома. В последнее время я стал экспертом по Гарри Поттеру, учёным, чьим научным интересом является Герой Магической Британии. Стыд — несоответствие ожиданиям общества к тебе, а Гарри на эти ожидания клал большой и железный болт. Совести же у Поттера и в помине не было.
— Поможешь мне? — Он неловко кивает, и я думаю, что за мои желания меня ждёт самый жаркий котёл в аду. Но если Сатана и рассчитывает на славную компанию, то ему придётся подождать, сейчас я своя собственная магическая крёстная-фея. — Может, тогда лучше в комнату?
— Хорошо. — Поттер говорит что-то Гермионе, которая смотрит на меня подозрительно, всё же она была больше подругой Гарри, а не моей. Хотя, я бы сказал, что с её стороны это сильное упущение. Возможно, просто возможно, она чувствовала себя некомфортно с человеком такого же уровня интеллекта, а может, и чуточку выше, чем она.
В тот же момент, как я позволил себе эту крамольную мысль, я физически ощутил вину перед Грейнджер. Не мне оценивать наши умственные способности. Но подругой она была не то чтобы лучшей. С другой стороны, и я другом был так себе, так что никаких обиняков, только факты. Мы были друзьями Гарри, но не друг друга.
Мы оба поднялись наверх, и Гарри покорно шёл за мной в нашу комнату, которая, к счастью, оказалась пустой. Я сел на свою кровать, а Поттер встал напротив, словно ребёнок, отчитываемый родителями. Очередная манипуляция, он показывает покорность только для того, чтобы потом вновь перехватить власть. Но он всё ещё не осознал, что я не тот, кого он изначально возжелал сделать своим.
Грудь Поттера чуть вздымается, в полумраке комнаты огонь факелов играет пламенем на его бледном лице, делая изумрудные глаза ещё более завораживающими, чем обычно. Он красив, и я вспоминаю, почему вообще полюбил Гарри. Мне всегда нравилась его упорность и нежелание сдаваться. Он чёртова василиска победил в возрасте, шестнадцати лет! Если это не впечатляет, то я не знаю, что. Поттер смотрит на меня всё ещё с показной покорностью, это забавляет, Гарри весьма мил в своей уверенности в том, что он гениальный манипулятор и может играть с моими эмоциями, как ему хочется. С удовольствием подыграю ему и сегодня. Кто я такой, чтобы лишать его подобного удовольствия?
Только вот после, когда всё закончится, я с удовольствием станцую на его могиле.
— Гарри, — мне нужно быть исключительно трагичным, поэтому я сдабриваю свою речь максимальной горечью, на которую способен, — я соскучился.
И он выдыхает, шумно расслабляясь, понимая, что он главный герой в этой сцене. Я ожидаю следующего шага от него, показное раскаяние накрывает его с головой, он опускается на колени рядом со мной, и это означает, что моя карта сыграна верно. Он думает, что я ожидаю его полного подчинения и буду рад, если он проявит покорность. Мне это и нужно, потому что я прекрасно осознаю, что его «покорность» начинается и заканчивается его же шкурными интересами.
— Я тоже скучал, — говорит он и смиренно кладёт свою голову мне на колени. Ну вы только посмотрите на этого херувимчика с порочным взглядом! Гермес, укравший у Аполлона коров в возрасте нескольких дней.
Я пальцами забираюсь в его непослушные волосы и давлю из себя горькую улыбку. Мне важно притвориться глупее, чем я есть. Вся прелесть Поттера в том, что он переоценивает себя и недооценивает окружающих.
— Я не должен был отталкивать тебя, — говорю, перебирая его волосы пальцами. — Просто… Диггори задел меня очень сильно.
— Рон, я люблю тебя, — ну да, конечно, как будто Поттер способен на любовь. Его репутация всё же ценнее. Ничего, это ненадолго. Я знаю, как это исправить, не исправляя самого Гарри, потому что он точно никогда не изменится. — Я делал всё, чтобы защитить нас.
— Я понимаю, точнее, я понял это, — шепчу я чуть слышно. Каков актёр пропадает! — Прости меня, Гарри, — у меня получается даже пустить слезу. Я быстро убираю ту единственную слезинку, что смог выдавить, растирая её по щеке до того, как она скатится по подбородку.
— Ты меня прости, — шепчет он, касаясь моей щеки там, где ещё остался мокрый след. — Снова мы вдвоём против целого мира?
— Как и всегда, — горько улыбаюсь, закусывая губу. А сам стараюсь думать о том, что всё это оправдано и Поттер заслужил подобного отношения. У каждого действия есть последствия, и об этом никогда не стоит забывать.
— Мы ещё отомстим ему, — говорит Гарри, а я подаюсь его ладони, следуя за мерзким, отвратительным теплом потной руки Поттера. Конечно отомстим, и хорошо, что ты сказал это сам. Потому что ты сам должен желать расквитаться с Диггори, а уж моральную дилемму с показной гомофобией и неприятием себя я тебе, так и быть, помогу решить.
— Обещаешь? — главное не думать о том, что я поступаю плохо. Самое важное — не уверить самого себя в том, что я злодей. Я всего лишь пытаюсь добиться справедливости. А уж способы не особо важны.
— Обещаю, — покорный Поттер — восьмое чудо света. Всё же правильная мотивация — критический фактор. Диггори задел самость Поттера, он недооценил Мальчика-Который-Выжил, а ещё он недооценил меня, который извлечёт максимальную выгоду из этой ненависти.
— Гарри, сейчас нужно усыпить его бдительность, — шепчу я, касаясь его щеки большим пальцем и замирая, как будто я смутился, вот бы ещё и покраснеть. В мозгу возникает недовольный взгляд Драко, разглядывающего моё лицо, словно под лупой, и я чувствую, как начинают гореть уши. С подобной реакцией на Малфоя я разберусь позже, а сейчас мне нужно продолжить этот спектакль для одного единственного зрителя.
— Я понимаю, Рон, нам нельзя показываться вместе, а мне нужно продолжить плясать под его дудочку, — озвучивает он именно то, что я желаю услышать. — А после мы его уничтожим.
— Хорошо, Гарри, — мы встречаемся взглядами, и я мысленно взвешиваю, насколько сильно я переиграю если скажу «я тебе доверяю». Мне кажется, что с моей стороны подобное действие максимально нелогично, но внутри изумрудных глаз Поттера я вижу его искреннее желание тепла. Что ещё я могу сказать сейчас? — Делай так, как считаешь нужным.
Я и не говорю, что доверяю напрямую, но это, очевидно, подразумевается. Выглядит так, словно я снова передаю контроль Поттеру, и он расслабляется, чувствуя себя выигравшим в этой партии, только играли мы в поддавки.
Ожидаемо сделка «ты мне — Диггори, я тебе — себя» вполне устраивает Гарри.
— Рон, — говорит внезапно Поттер, — я рад, что ты изменился, стал мудрее. Тому, другому Рону, было не по силам быть со мной.
Этот ублюдок! Хочется размозжить его череп, избить и физически вбить в него мысль о том, что этот «другой Рон» появился только из-за того, что его кости были перемолоты в муку, а мышцы раскромсаны в фарш. Эмоционально я близок к нервному срыву, Поттер мне противен и невозможен, особенно потому, что он тот, кто с такой изобретательностью прикончил меня. Я могу оправдать жестокость, но терпеть её я не собираюсь.
Единственное что сдерживает меня от криков, ора и потери контроля, знание: Поттер достаточно предсказуем, чтобы действовать так, как мне нужно. На войне самое важное — здраво оценивать собственные силы и хорошо знать противника. И у Поттера с Диггори, в отличие от меня, с этим большие проблемы.