Бог из машины

      Уилл открывает глаза.       Ослепительная боль застилает взор, и ее становится так много, что остается лишь блаженно плыть по наитию. Свет боли меркнет, превращаясь в пульсирующую тьму. Уилл вглядывается в нее. Что-то неотвратимо плывет ему навстречу, какая-то увеличивающаяся точка. Сквозь гул в ушах пробирается странный синтетический звук, будто... будто музыка восьмидесятых.       Точка оборачивается окровавленной головой Хоббса.       ("Я совсем потерял надежду", - проникновенно произносит его рот.)       Уилл пытается сморгнуть наваждение, но ничего не выходит. Голова Хоббса, единственный объект в облепившей его со всех сторон тьме, продолжает плыть к нему, становясь все больше и больше. Плешь подсвечена потусторонним синим светом сзади.       ("Ещё один дурной сон может стать последней каплей", - проникновенно произносит его рот.)       "Это что, Билли Айдол?" - недоуменно думает Уилл.       ("Когда я вдали от дома, не звони мне, чтобы сказать, как тебе одиноко", - верхняя губа Хоббса оттопыривается в той же манере, что и у Билли Айдола, и он даже пытается шевелить бровью с той же роковой хладнокровностью.)       Голова плывет и плывет, не собираясь останавливаться, и в конце концов становится такой огромной вблизи, что Уилл чувствует ползущий по венам страх.       ("Легко обмануть, легко соблазнить, но трудно расстаться" - проникновенно произносит огромный рот Хоббса и откусывает Уиллу лицо).       Музыка смолкает.       Уилл открывает глаза.       Холодная тишина омывает его со всех сторон. Он абсолютно обнажен, бездвижен и, кажется, подвешен где-то под потолком. Внизу совершенно пусто и валяется куча соломы, как если бы это был какой-нибудь заброшенный хлев.       Сквозь мутное плывущее сознание Уилл скашивает глаза на собственное тело. О, он нанизан на крюк. Отлично.       Боже. Вскрытая грудная клетка не выглядит хорошо.       Постойте, у него что, нет сердца? Куча цветов разной степени претенциозности занимают всю полость.       Вот так Уилл теряет сознание, потому что быть в нем, пока у тебя цветы вместо сердца торчат, не кажется чем-то нормальным (как он вообще ожил?).       Когда он приходит в себя в следующий раз, его грудь уже срослась, кожа тонкая, красная и выглядит так, будто ему срочно нужно в больницу. Судя по бешеному стуку под ребрами, его сердце восстало, как феникс из пепла.       Вытиснутые из груди окровавленные цветы валяются внизу на соломе. Уилл все еще лениво качается на крюку, цепь тихо скрипит над его головой. Руки подвязаны таким образом, чтобы он казался распростертым в воздухе, максимально драматичный, обнаженный и жестокий в своем бессердечии.       Так Уилл понимает, что Ганнибал Лектер не просто убивает людей в подвале.       Он Чесапикский Потрошитель.       "Твою мать, Ганнибал", - расстраивается Уилл.       Он связался с ебаным Чесапикским Потрошителем, единственным из всех, кто не жалеет ресурсов, времени и воображения, чтобы показать степень своей обиды чрезвычайно мелодраматичным убийством. Кто бы еще полез под потолок, чтобы подвесить труп в позу до нелепого трагичную? У него должно было уйти на это куча времени, учитывая, что лестницы нигде нет поблизости.       "Ублюдок", - думает Уилл.       Брыкнувшись, он признает, что, во-первых, это бесполезно, а во-вторых, черт возьми как больно. Теперь его тело раскачивается интенсивнее, и это не то чтобы самые приятные ощущения, которые Уилл когда-либо испытывал. К тому же боль перестает сжигать его, сменяясь ощущениями другого рода (но не менее болезненными, потому что он подвешен на сраный крюк и из него вынули сердце), и он начинает мерзнуть на пронизывающем ветру.       Угрюмо свесив голову, Уилл вдруг замечает в углу бездвижную фигуру. Фигура скучающе подпирает подбородок кулаком, сидя у стены. О, это же его старый друг Гаррет Джейкоб Хоббс.       Они мрачно переглядываются сквозь все разделяющее их пространство.       "Я думал, ты знал, что твой психотерапевт Чесапкиский Потрошитель, - мысленно сообщает ему Хоббс, не раскрывая рта. - Да ладно. Ты что, правда не догадывался?"       "Пошел ты", - мысленно посылает его Уилл и снова дергается.       Крюк застрял где-то между его ключицей и вторым ребром. Если подумать, Уиллу ужасно тяжело дышать, выходящий из него свист не назвать здоровым. Наверное, крюк проткнул легкое.       О, нет, Ганнибал ведь удалил его легкие вместе с сердцем, чтобы забить его грудину сраными цветами.       Ебаный ад. Его новое легкое обросло вдоль крюка.       Уилл закрывает глаза, и маятник качается за веками, даря ощущения молотка, нежно бьющего его по вискам. Справа. Слева. И вот он видит перед собой восковое лицо Ганнибала Лектера, лишенное эмоций. В глазах его нет ничего человеческого, словно две воронки, те вытягивают из него всю жизнь. Уилл моргает. И вот он видит собственное лицо, бескровное, бледное, мертвое. Трупное окоченение уже должно было начаться, но отчего-то кожа его все еще мягкая, волосы сияющей волной ниспадают ему на лоб (боже правый, Ганнибал что, завил ему челку?). Уилл Грэм красив, но в груди Ганнибала зияет пустота разочарованного во всем человека. В обратном порядке он вытаскивает из вывороченной груди бутоны, спускается вниз и, идя вперед спиной, выбрасывает цветы в багажник. Затем он возвращается к вздернутому Уиллу, вновь поднимается, отвязывает руки (левую он отвязывает семь раз, чертов перфекционист), щелкает ножницами, снова делая проволоку целой, прячет моток в карман. После этого он снимает Уилла Грэма с крюка и, спустившись, опускает его тело на белую простынь, что покрыта сверху соломы. Затем он поднимается, чтобы снять крюк. Затем он идет вперед спиной, чтобы бросить крюк в багажник. Затем он идет спиной вперед, чтобы сесть за руль и с каменным лицом поплакать задом наоборот. Слезы втекают в его глаза. Затем он вылазит из машины, которая, кстати, не является Бентли, и идет, чтобы замотать простыней тело Уилла. Подняв его на руки, Ганнибал шагает вперед спиной и запихивает тело на заднее сидение (о, отлично). Все это время его ляжки скрипят из-за ужасного пластикового костюма, который он снимает с себя и бережно прячет в багажник. Затем он возвращается за лестницей и, сложив ее, устанавливает на крышу машины (он что, серьезно ехал так и никто ничего не заподозрил?). Затем он задом наперед садится за руль снова. Сжав руки на руле, он кидает взгляд на отражение замотанного простыней тела позади себя. - Ллиу, ясьтащорпоп ямерв олатсан, - говорит он, что, вероятно, можно перевести как "настало время попрощаться, Уилл".       Боже, что за драматичный сукин сын.       Рассердившись, Уилл дергает головой, будучи самим собой, подвешенным на крюке черт знает где. Это заставляет его задохнуться. Зато теперь его голова опрокинута на плечо таким образом, что он может видеть свое запястье.       Проволока врезается в кожу, когда он пытается освободить руку. Стоит ему дернуть ей с достаточной силой, и вот она уже прорезает кожу и вены.       "Вот блять", - думает Уилл со стремительно разливающейся по телу слабостью, когда кровь вытекает из его вспоротого запястья.       Кажется, он умирает от потери крови и шока. По крайней мере, ему удалось высвободить одну руку.       Смерть занимает у него всего полчаса или даже меньше - он приходит в себя довольно скоро. Капли крови все еще лениво соскальзывают с его кончиков пальцев.       Взглянув вниз, Уилл сдерживает тошноту. Вся солома под ним превратилась в кровавое месиво.       Пыхтя от усилия, он поднимает свободную руку, кожа на которой успела затянуться, и медленно разматывает проволоку со второго запястья. Онемевшее, то безвольно падает вдоль тела. Уилл морщится.       Он понятия не имеет, как собирается освободить себя от крюка.       Кричать, похоже, не имеет смысла - если бы поблизости кто-то был, скорее всего Уилл давно очнулся бы на металлическом столе во время вскрытия в ходе расследования. Возможно, он увидел бы над собой Прайса или Зеллера, побледневших при виде его открытых глаз.       Беверли, вероятно, просто шибанула бы ему по голове, убив еще раз.       Некое чавканье привлекает внимание Уилла. Осоловело моргая, он смотрит вниз и видит вендиго, припавшего к окровавленной соломе. Словно бы почувствовав его взгляд, он застывает. Лысый аспидный затылок поблескивает. Вендиго задирает голову, ловя взгляд Уилла. Лепестки прилипли к коже возле его рта. Затем он вовсе распрямляется, и его голова оказывается на одном уровне с глазами Уилла.       Пресвятое дерьмо, этот парень всегда был таким огромным? Между ним и полом футов шестнадцать, не меньше.       Уилл замирает, глядя на огромного вендиго, рога которого упираются и царапают деревянную крышу. Трепет ворочается где-то в животе. А может, это Ганнибал вырезал у него почки, и те заново отрастают.       Вендиго склоняет голову набок. Когтистая лапа, худая и костлявая, обхватывает его тело и с легкостью снимает с крюка.       Уилл задыхается от боли, впившись ногтями в огромные пальцы. Затем вендиго осторожно опускает его прямо на холку чернильно-черного оленя с вороньим оперением вместо шерсти. Уилл вцепляется пальцами в перья, когда тот выходит из хлева наружу, свежий воздух сказывается благоприятно на его разорванных легких, хотя раны нещадно щиплет.       Это, впрочем, не мешает мрачному торжеству расцвести в груди Уилла на месте извлеченного сердца (ой, да хватит, оно уже отросло обратно). Продолжая крепко держаться за полного инфернального благородства оленя, Уилл оглядывается на оставшийся позади хлев. Ему хочется смеяться, пока осознание вдруг не колет под правым боком.       "О нет, постой-ка, - с досадой думает он. - Я ведь просто галлюцинирую прямо сейчас, верно?" - Да, - вдруг говорит Хоббс ему на ухо, прижимаясь сзади к обнаженной спине; трупные ладони крепко держат Уилла за талию. - Вообще-то ты весь голый и перемазанный кровью ползешь из сарая прямо на дорогу, как жалкий червяк.       Твою мать. - Кстати, ты обделался, когда Ганнибал тебя убил.       О, этого еще только не хватало. - Не волнуйся, он тщательно тебя помыл, прежде чем осквернить твой труп. - Заткнись, - цедит Уилл сквозь зубы, пытаясь спихнуть Хоббса с оленя. - Ладно-ладно. Тогда я просто послушаю музыку, - ворчит тот, вцепляясь в него мертвой хваткой.       У Уилла слишком мало сил, которые он решает сохранить для кровавой мести Ганнибалу Лектеру, так что он не спорит и едва замечает, как Хоббс заводит весь второй студийный альбом Билли Айдола от начала и до конца.       Да, наверняка Уилл окончательно тронулся умом после того, как его убил Чесапикский Потрошитель.       Что ж. Не то чтобы его можно было винить в этом.       В отличие от Ганнибала Лектера.       "Ублюдок".       В какой-то момент Уилл моргает и обнаруживает, что стоит возле своего дома. Дрожа от боли, холода и адреналина, он ступает грязными ногами на крыльцо и толкает входную дверь.       Та закрыта.       "Ну конечно", - думает Уилл.       Спустившись, он тратит какое-то время, вглядываясь в пожухлую траву под собой. Наконец подходящий камень прыгает ему в руки. Распрямившись, Уилл швыряет его в окно собственного дома.       Стекло осыпается со скорбным звуком.       "За это он тоже ответит", - думает Уилл.       "Мудак", - добавляет он, перекидывая ногу через раму с торчащими осколками и прикрывая пах ладонью.       Его сознание все еще смазано по краям, будто он хорошенько напился. И он, кажется, не может выпрямиться в полный рост. О, и эти хрипы из его груди - черт, звучит так, словно он отключится с минуты на минуту. Воистину душераздирающее зрелище.       Уилл Грэм вылез из ада, чтобы утащить с собой Ганнибала Лектера.       Вот только сначала он напялит на себя штаны.       Пошатываясь, Уилл цепляется за перила. Лучше оставить за кадром то, как он взбирается по лестнице на второй этаж - поверьте, это заняло кучу времени. В середине подъема Уилл даже успевает преисполниться к себе жалости, но в его агонизирующем организме так мало жидкости, что на слезы нет ресурсов.       Кровавые следы тянутся за Уиллом всю дорогу до душа. Там он включает воду и, боже помилуй, как же хорошо помыться после смерти.       Уилл моргает. В следующий момент он уже застегивает на себе рубашку. Его волосы влажные. Хорошо, значит, он потерял не так уж много времени.       Затем он десять минут сидит на кровати, держась за сердце. Перебои в нем страшные.       "Что за... урод", - думает Уилл.       Не трудно догадаться о ком это он.       Когда его легкие вновь могут работать, он заканчивает одеваться. Краем мысли Уилл отмечает, как же в доме тихо, когда собак нет.       "Подонок, - вновь сердится он. - Старый сукин сын".       Уилл моргает. Он обнаруживает себя внизу, жутко злым и не в состоянии найти пистолет или хотя бы ружье, которое у него тоже имеется. Затем он вспоминает, что все оружие наверняка забрали в качестве вещественных доказательств.       "Твою мать, - скрипит Уилл зубами, натягивая куртку. - Тебе конец, Ганнибал. Тебе конец".       Он находит трубку домашнего телефона и набирает номер Джека Кроуфорда.       "Тебе конец, - недобро думает Уилл, хотя, кажется, его мозг отказывается работать и просто крутит одну и ту же мысль по кругу. - КОНЕЦ".       Да-да, мы поняли. - Слушаю, - раздается в трубке сухой голос Джека. - Алло, Джек, - говорит Уилл, изо всех сил стараясь не потерять сознание; голова ужасно кружится, а сердце снова бьется где-то у него в глотке, норовя выскочить. - Ганнибалу конец. В смысле, это я. Уилл. - Ах, Уилл. Так ты жив? - Подонок, - говорит Уилл. - Прости, это не тебе. Да, я жив. Ебаный урод. - Это ты мне? - Что? - Ты сказал "ебаный урод", Уилл. Это ты мне?       Вендиго выглядывает из-за угла, безмолвный и пиздец какой жуткий. Уилл трет лицо ладонью, отворачиваясь. - Ах, нет, прости. С кем... с кем я разговариваю? - Джек Кроуфорд, Федеральное бюро расследований. - Да, точно. Джек, это я, Уилл. Я жив. - Да, ты говорил. Я очень рад за тебя, Уилл. - Спасибо. Дерьмо собачье. - Прошу прощения? - Нет-нет, это я не тебе. Джек, Ганнибал Лектер убил меня.       Молчание по ту сторону не кажется хорошим, будто Джек не верит ему до конца. - В самом деле? - как и ожидалось, его голос полон недоверия. - Ты уверен, Уилл? - Да, это Уилл Грэм. - Слушаю.       Вендиго и Гаррет Джейкоб Хоббс, который сидит неподалеку в кресле, недоуменно переглядываются.       "У него совсем крыша поехала", - красноречивым взглядом сообщает Хоббс молчащему вендиго. - Иди нахуй, - говорит Уилл. - Алло, Уилл? - говорит Джек. - Это ты мне? - О боже, нет, Джек, прости. Я говорю, нам надо поймать Ганнибала. - То, что он тебя поцеловал, Уилл, не считается достаточным поводом для ареста. За гомосексуализм в Соединенных Штатах не сажают в тюрьму. - Нет-нет, я про то, что он меня уби... Постой, - хмурится Уилл. - Откуда ты знаешь?       Хоббс сочувственно качает головой. "Бедняга, - думает он. - Да он же вконец ебнулся".       Уилл ненадолго отрывает от себя телефонную трубку и, закрыв глаза, делает глубокий вдох и выдох. Это помогает ему немного собрать мысли в кучу. Он снова прижимает телефон к уху. - Джек, Ганнибал оказался Чесапикским Потрошителем. Он держал меня в плену у себя дома. Он очень вкусно меня кормил. Нам нужно его схватить, Джек, прямо сейчас. - Конечно, Уилл. Если ты так считаешь. - Спасибо, Джек. - Кстати, Уилл. - Да, Джек? - У тебя молоко в холодильнике прокисло.       Уилл недоуменно моргает. - Что?       Джек не отвечает. Уилл зовет его, но тишина не предвещает ничего хорошо. Отстранив от себя телефон, Уилл видит, что это пульт от телевизора.       Какого черта? У него даже нет телевизора.       Расстроившись, Уилл отшвыривает пульт (или это еще одна галлюцинация, и он все это время разговаривал по сраному банану).       Затем он моргает и обнаруживает себя в такси.       Водитель со скучающим видом смотрит на дорогу. Уилл растерянно поворачивается к окну, пытаясь понять, как он тут оказался. Мимо плывут здания. - Куда... куда вы меня везете? - спрашивает он.       Во взгляде, который водитель кидает на него, мелькает напряжение. Помедлив, он говорит: - Чендлер-сквер, пять.       Адрес дома Ганнибала.       Ах да, Уилл едет покончить с ним. - Да, верно, - бормочет он и больше не замечает обеспокоенных взглядов водителя, который задается вопросом, оплатит ли Уилл поездку или у него что-то не так с головой.       Затем Уилл моргает и обнаруживает себя у дома Ганнибала. Уже поздний вечер, окна горят приглушенным светом, а Уилл очень зловеще притаился в кустах на заднем дворе.       Отсюда ему хорошо видно изнутри столовую. Ганнибал сидит один за длинным столом (так ему и надо, дрянь) прямо по центру. Ужин у него проходит, как и всегда, спесиво, вычурно и замысловато. - Придурок, - говорит Уилл.       Ганнибал замирает с вилкой возле рта на короткое мгновение, будто услышав его. После этого он продолжает трапезничать как ни в чем не бывало. - Мать твою, - говорит Уилл.       Выйдя из прикрытия, он направляется к дверям с решительностью человека, убитого Чесапикским Потрошителем, а теперь вернувшегося, чтобы надрать ему задницу.       Дверь открывается с тихим звуком, когда он шагает внутрь.       Удивленно моргнув, Ганнибал поворачивает к нему голову. Незамутненное изумление отражается на его лице. - Уилл, - хрипло произносит он, замерев.       Уилл стоит в конце стола. - Пошел ты, Ганнибал, - сердито выплевывает он.       Виснет момент молчания, такой напряженный, что человек со здоровой психикой не выдержал бы накала. К счастью, Уилл и так сумасшедший, а Ганнибал Лектер может пойти и поцеловать свою мертвую мамашу в зад.       "О нет, - мысленно вздыхает Хоббс в противоположном конце столовой. - Не хочу этого видеть".       Ганнибал, поколебавшись, опускает столовые приборы на стол и решительно встает, делая вид, будто появление Уилла не перевернуло все с ног на голову. Уилл игнорирует его блуждающий ищущий взгляд, полный хмурого замешательства. Он также игнорирует вполне осязаемое желание Ганнибала свернуть ему шею, потому что Ганнибал, очевидно, всегда справляется со стрессом как-то так. - Серьезно? - не на шутку заводится Уилл (он слишком слаб, чтобы ударить Ганнибала прямо сейчас; дайте ему отдышаться). - Ты Чесапикский Потрошитель. Серьезно, Ганнибал?       Ганнибал впервые за всю свою жизнь чувствует неуверенность. Кажется, он даже допускает мысль о том, что чувство вины воскресило призрак Уилла Грэма. Он не может быть реален, правда?..       Затем Ганнибал огибает стол и валит Уилла, выжимая из его горла жизнь. - О, ты... - булькает Уилл, глядя на тщательно бесстрастное лицо Ганнибала, - гнида... блять.       Вот так он умирает снова.