ПАТ

5 мая, 1894 год. 03:16 Сиэль проснулся от боли. Она с вибрацией пронеслась по всему телу, вызывая першение в горле и легкие судороги в конечностях. И хотя в моменте эти ощущения нахлынули внезапно, на самом деле они были хорошо ему знакомы. Даже слишком. Сиэль открыл глаза и тут же поморщился, ощутив прилипшую к спине ночную рубашку. Он присел на кровати, но мгновенно начал сомневаться в своем пробуждении: перед его глазами активно плавал подсвечник, стоящий на комоде. В воздухе витал сладкий аромат садовых роз, который еще сильнее задурманивал его разум. Он закрыл глаза и встряхнул головой, чтобы открыть их уже в привычной реальности. В ответ на это импульсивное решение он получил резкую боль в мышцах шеи и пульсацию в висках. И когда Сиэль понял, что все его разумные мысли заглушаются яростным стуком, он пришел к единственному логическому выводу: сердце без его разрешения решило перебраться ему в голову, выселив оттуда мозг. Иронично, что даже при таком раскладе я буду умнее идиотов из Скотланд-Ярда. Сиэль сделал несколько глубоких вдохов, до отказа наполняя свои легкие кислородом. Затем взглянул на комод и с удовлетворением отметил, что подсвечник теперь стоит неподвижно, переливаясь перламутром от тусклого лунного света. Он окончательно проснулся, что заставило его поднести к лицу свои руки и разглядеть стекающую по его пальцам кровь. Он снова разодрал ногти, слишком сильно царапая во сне простыню. Сиэль повернул голову и разглядел под одеялом размазанные красные пятна. Теперь золотые вензеля на простыне составляли своеобразный узор с кровавыми разводами, наверняка трудно выводимыми с белоснежного шелка. Как удачно, что у Себастьяна много свободного времени. Он прижал пальцы друг к другу, чтобы немного заглушить боль, и откинулся на кровать. Потом сразу же вскочил, перевернул подушку и лег на прохладную сторону. Стоило позвать Себастьяна, чтобы тот обработал его раны, но Сиэлю стало любопытно, как скоро его дворецкий соизволит прийти к нему на помощь без приказа. В том, что тот чувствовал боль своего господина и запах его крови, он не сомневался. В том, что тот помогает ему выжить и одновременно мечтает о его смерти – тоже. Сиэль улыбнулся. Ему нравилось, что большинство людей из его окружения недолюбливают его и усиленно изображают обратное. Было что-то невероятно притягательное в этом нескончаемом лицемерии и постоянной смене масок. Это определенно наследственное. В детстве он наблюдал за своим отцом и восхищался его доброжелательностью и бескорыстием, хотя в действительности у него не было ни того, ни другого. Он был обаятельным мужчиной и проницательным собеседником, прекрасно разбирался в торговле, оружии, бизнесе, что автоматически ставило его в гораздо более выгодную позицию по сравнению с окружающими его аристократами. Его блестящие глаза очаровывали, а идеально поставленная речь в комплекте с безупречными манерами открывали для него все закрытые двери. А если все перечисленное не срабатывало, всегда были иные методы. Сиэль помнил его манипулятором и игроком, но также помнил его своим отцом: в разгар ночи, когда маленьким он приходил к родителям в спальню в слезах из-за раскатов грома и очередного кошмара. Они всегда позволяли ему забраться к ним в постель и залить соплями их подушку. Его укладывали рядом и нежно гладили по голове до тех пор, пока он не заснет. Сейчас у него не было поместья, в котором он бы чувствовал себя в безопасности. У него не было настоящей семьи и того, кому можно было бы доверять. Рядом не было людей, которых он любил или которые любили бы его. И после всего, через что он прошел, гроза определенно была бы последней в списке того, чем его можно испугать. Он оставил все это в далеком прошлом. Но сколько бы лет не прошло, одно всегда оставалось неизменным. Кошмары. Они исподтишка преследовали его и в один момент стали неотрывной частью его жизни: в тот самый день, когда он потерял всю свою семью и продал душу бессердечному демону. Когда он стал навсегда одиноким и одновременно привязанным к кому-то до конца своей жизни. Когда он умер внутри и воскрес только снаружи. Кошмары. В его снах полыхал огонь. Он окутывал Сиэля игривыми языками пламени, заключал его тело в пылающий капкан, не давая возможности выбраться наружу. Он видел силуэты своих родителей, которые расплывались и вновь становились четкими, медленно сводя его с ума. Они улыбались и звали его к себе, а затем покрывались черными пятнами, сгорая заживо с этими улыбками. Иногда к нему приходила мадам Рэд. Она смотрела на него с сожалением и жестокостью, и он всегда так же смотрел на нее в ответ, наблюдая, как из ее глаз по мраморным щекам текут кровавые слезы. Сколько бы она ни вытирала их платком, тот все равно оставался чистым, переливаясь на свету шелковым блеском. Во снах он бродил во тьме и в какой-то момент чувствовал, как его ступни начинает прорезать образовывающаяся под ногами веревка. И когда его шею сжимали чьи-то пальцы, он, задыхаясь, соскальзывал с каната, бесцельно перебирая ногами. Он летел вниз и видел, как крыша цирка плавится на глазах и открывает небо, которое отдаляется и становится все меньше и меньше, превращаясь в итоге в его же мертвые голубые глаза. Сиэль нахмурился и поднял над головой свои тонкие руки. Он едва разглядел в темноте израненные пальцы и окончательно вспомнил причину своего неприятного пробуждения. Сегодня ему снился Себастьян, как и во многие дни до этого. И эти сны он всегда ненавидел больше остальных. Потому что они слишком сильно были похожи на реальность. Себастьян врывался своими клыками в его шею, упиваясь болью своего господина. А потом отстранялся и смотрел. И с легкостью видел Сиэля насквозь: его горящие глаза забирались ему под кожу и вливались в сосуды, а черные когти забирались к нему в голову и поглощали его страхи, воспоминания, тайные желания. Себастьян покрывал нежными поцелуями его бледные руки, сломав перед этим на них пальцы. Он приказывал ему остановиться. Кричал. Угрожал. Умолял. И Себастьян слушал, водя мягкими ладонями по его слабому телу. Он с каждой секундой оказывался все ближе: с благоговением гладил его тонкие скулы, подбородок, окровавленные губы, рассыпающиеся по лбу волосы. Его пальцы были безжалостными и оставляли ожоги на бледной коже. Сиэль чувствовал, как из него медленно и мучительно вытекает жизнь, и чем дольше это длилось, тем меньше ему хотелось за нее бороться. В какой-то момент Сиэль практически терял связь с реальностью и больше не видел очертаний демонических глаз, а только щурился от их ослепляющего света. А потом он ощущал Себастьяна и больше никогда не ощущал себя. Сиэль вновь бросил взгляд на свои пальцы и ощутил, как по его телу неизбежно разливается напряжение. Его сердце яростно разгоняло кровь, наполняя сознание тревогой. Он резко сжал в кулаки свои руки, игнорируя болезненное покалывание. Сцены из сна картинками сменялись у него перед глазами, мешая его легким равномерно поглощать кислород. Надо подумать. Сиэль прекрасно понимал, что значит заключить сделку с демоном. Он не был наивным человеком и лучше кого бы то ни было знал, что Себастьян сполна поиздевается над ним, прежде чем окончательно поглотить его душу. Он будет снимать с него кожу, выкалывать глаза, ломать кости, отрезать конечности, разговаривать с ним своим манящим голосом, пропитанным фальшивой нежностью и завуалированной жестокостью. Его господин будет кричать, и это будет музыкой для его ушей. И он будет слушать ее до тех пор, пока у жертвы не порвутся голосовые связки. Сиэлю не было страшно от этих мыслей. Мир, в котором он жил, был построен убийцами, в круг которых входил он сам. Он не испытывал жалости к другим и не считал, что кто-то должен жалеть его. Ему было все равно, каким отвратительным способом у него заберут его жизнь. Он не боялся насилия. И его не пугала мысль о смерти. Ему не нравились эти сны не из-за того, что Себастьян в них был жестоким. А потому что в них Сиэль не мог его контролировать. Можно иметь на руках лучшие карты, но, потеряв контроль, ты неизбежно проиграешь с позором. И Сиэль предпочел бы раздеться догола и обойти в таком виде весь Лондон, чем оказаться перед Себастьяном в таком беспомощном виде. Не существует на свете большего унижения, чем это. Сиэль перевернулся на бок и коснулся рукой своего правого глаза. Он почувствовал жар, исходящий от дьявольского клейма и неосознанно задержал дыхание от накатившего волнения. А затем улыбнулся. Сколько бы раз Себастьян ни садился перед ним на колено, исправно выполняя приказы, он играл с ним, как хищник со своей жертвой. И Сиэль это знал. Себастьян лишь притворялся равным своему господину, поощряя его эгоизм и честолюбие. Он медленно уничтожал Сиэля с каждым днем и яростно желал поглотить его душу. Но не мог. Он навеки принадлежит Себастьяну, но пока тот не может ощутить вкус его души на своем языке, это он принадлежит Сиэлю, а не наоборот. И он будет наслаждаться этой властью до тех пор, пока не оборвется его жизнь. И кто бы ни говорил о том, что нельзя упиваться властью, он ею кричал, дышал, чувствовал, желал. Сиэль любил отдавать приказы и смотреть, как их выполняют. Ему нравилось, что Себастьян желает его, но не может получить. И ему было до безумия приятно осознавать, что он может получить все что угодно, говоря лишь единственное: Себастьян. Он произнес это имя в своей голове и тут же ощутил, как что-то внутри него сжимается, а метка на правом глазу озаряет темную комнату фиолетовым светом. Он проигнорировал дрожь, пробежавшую по всему телу, и лишь слегка дернул уголком губ, когда услышал стук. Через мгновение дверь спальни с шелестом открылась, вынуждая Сиэля недовольно поднять голову. — Почему так долго, Себастьян? Послышался тихий скрип дверной ручки и щелчок дверных петель. А затем перед Сиэлем возникла фигура Себастьяна, приближающегося к его кровати плавно, будто в замедленной съемке. Его черный силуэт сливался с комнатой, и лишь его лицо мерцало в темноте от горящей свечи в его руке. Сиэль вдруг подумал, что на его глазах идет поединок между тьмой и светом. — Прошу прощения, господин, мне потребовалось чуть больше времени, чтобы выполнить ваши поручения, — беспристрастно произнес Себастьян. — Теряешь хватку. Себастьян подошел ближе, намеренно позволяя разглядеть находившийся в его руках поднос с привычным целительным набором, и учтиво улыбнулся. — Снова кошмары, господин? Сиэль демонстративно вздохнул. — Не радуйся хотя бы так явно. Себастьян подставил поднос на комод рядом с кроватью и неожиданно игриво посмотрел на своего господина. Его красные глаза смотрели пронзительно и дерзко, отчего Сиэлю мгновенно стало дискомфортно. — Я незамедлительно заменю простынь и замочу ее в необходимом растворе, — продолжал Себастьян, явно пребывая в превосходном настроении. — Однако сначала позвольте обработать ваши руки, господин. Он резко приблизился и взял его правую руку, внимательно осматривая раны. А затем провел по ним своими тонкими пальцами. Сиэль сразу ощутил, как пробегает дрожь по его телу. В голове возник образ Себастьяна, ломающего ему пальцы. Он отдернул руку. — Ты выполнил все, что я приказал? — Разумеется, — незамедлительно отозвался Себастьян. Его глаза довольно сверкнули. Он явно недоумевал, почему Сиэль отреагировал на него так враждебно, но определенно находил это забавным. Нужно поменять тактику. Сиэль умел брать верх над своими эмоциями очень быстро, если обстоятельства того требовали. Он моргнул, а когда открыл глаза вновь – его взгляд стал ледяным и спокойным. И Себастьян явно это отметил, потому что сразу же перешел в нападение. — Что вам снилось сегодня, юный господин? Сиэль умел врать как никто другой, и вряд ли кто-нибудь, кроме существа, находящегося с ним в этой комнате, смог бы распознать его ложь. Он мог лгать с каменным выражением лица, с эмоциями скорби и счастья, мог выдумать любой необходимый ему сценарий, чтобы повернуть диалог в нужное русло. Но жизнь научила его, что иногда именно правда способна нанести самый обезоруживающий удар. Незачем лгать и притворяться сильным, когда можно быть честным и стать в разы сильнее соперника. — Ты. Он не смог понять, понравился ли Себастьяну его ответ, но то, что он его взволновал, не вызывало сомнений: его глаза вспыхнули, а ладонь, на которой находилась метка, связывающая их контрактом, дрогнула. Сиэль знал, что Себастьян с легкостью читает его: видит, как его душа содрогается внутри, как он тщательно скрывает настоящие эмоции и заменяет их фальшивыми. Но это не значит, что Сиэль не мог читать его в ответ. — Вы так скучаете по мне по ночам, что я прихожу к вам во снах? — с усмешкой произнес Себастьян. Сиэль улыбнулся. — Конечно. И сделал следующий ход. — Если бы такому, как ты, требовался сон, ты бы видел во снах лишь меня. Себастьян незамедлительно улыбнулся в ответ. — Моя жизнь до встречи с вами была гораздо более увлекательной, чем вы можете себе представить, господин. Превосходный ответ. Сиэль спустил ноги с кровати и встал практически вплотную к Себастьяну. — Хочешь сказать, что были люди, которых ты желал больше, чем желаешь меня? Себастьяну явно нравился этот диалог. Он выглядел спокойным, но его глаза блестели от удовольствия. Он поднес руку к лицу своего господина и провел пальцами по его скуле, и Сиэль бы солгал самому себе, если бы сказал, что не почувствовал никакого напряжения. Это было неприятно признавать, но отрицание или игнорирование фактов не было тем, что он называл грамотной стратегией к победе. Иногда Сиэль сам не мог понять, что именно он чувствует: раздражение, волнение, уважение, одновременно симпатию и ненависть, притяжение и следующее за ним мгновенное желание отстраниться. Анализировать это было также интересно, как и сложно. И хотя Сиэль проделал колоссальную работу над собой, он слишком медленно приближался к ответу. Напряжение растворялось между ними с самого первого дня заключения контракта: витало в воздухе, окружало их обоих, наполняло энергией их сущности. Тогда Сиэль был ребенком, боявшимся любого лишнего контакта, способного нанести вред. И он не позволял Себастьяну прикасаться к нему, когда на это не было уважительных причин. Он злился и смущался, тем самым наделяя Себастьяна силой. Но со временем он понял, что это еще один способ общения демона со своим хозяином. Между ними была связь, которую нельзя окунуть в реальный мир, описать человеческим языком или перенести ее в предмет. Он чувствовал Себастьяна, а тот в ответ чувствовал его. И эта связь не была человеческой или демонической. Это было просто что-то другое, что ни один из них не мог полноценно понять. И Сиэль не видел причин запрещать Себастьяну идти с ним на подобные контакты, раз они были способны принести пользу ему самому. Если он хочет приказать Себастьяну не прикасаться, ему следует это сделать, но самому придвинуться ближе. Если ему хочется приблизиться к нему — следует отстраниться и понять, в чем причина этого желания. — Неужели вы ревнуете, господин? Рука Себастьяна все еще находилась около его лица, и Сиэль так же продолжал это игнорировать, хладнокровно пытаясь скрыть свои эмоции. — Если я признаюсь, что да, ты ответишь на мой вопрос? Сиэль не знал, как долго Себастьян жил в мире людей и сколько контрактов оставил позади. Но он прекрасно осознавал, что у него были хозяева гораздо более могущественные, незаурядные и остроумные, чем он. Если он имел дело с политиками, захватывающими мир, учеными, которым нужно было помочь с экспериментами или с известными полководцами и правителями Древнего Мира, по сравнению с ними Сиэль был и всегда будет никем. Сиэль ни капли не ревновал. Даже в теории не понимал, как можно испытывать ревность к демону. Ему была нужна информация. И Себастьян это знал. Узнавать о его прошлом всегда было очень трудоемко и изматывающе. Он не должен был лгать, но все равно явно понимал, как это сделать. Он не рассказывал о себе ничего, что могло бы поставить его в невыгодное положение. Он не делился с Сиэлем тем, что тот смог бы использовать против него. И Сиэль нехотя уважал его за это. Поэтому просто решил наблюдать: за его глазами и движениями, за игрой слов в его предложениях, за его реакциями на их взаимодействия. Манипулировать и угадывать правильный ответ. Задавать вопросы, получать размытые ответы, а потом складывать их в пазл. Потом смотреть, как он рушится, и начинать собирать заново. Это было то, что Сиэль так любил и ненавидел одновременно. — Вы можете просто приказать мне ответить, господин, — сладко ответил Себастьян. Сиэль улыбнулся и коснулся его руки, греющей ему щеку. Его пальцы все еще кровоточили, и он почувствовал, как капля его крови стекает по их совмещенным пальцам. Он спокойно отодвинул его руку от своего лица, но пальцы не разжал. — Разве тогда это будет интересно? Что-то зловещее промелькнуло в глазах Себастьяна. Не насмешка, ирония или игривость, а нечто по-настоящему темное и жестокое, отчего Сиэль ощутил холод внутри. Себастьян убрал свою руку. — Ваш интерес когда-нибудь вас погубит, господин. Сиэль не отводил от него взгляд, пытаясь прочесть в его глазах нечто большее. Себастьян никогда ничего не говорил и не делал просто так. Его предположения, советы и замечания всегда имели смысл. И если он делился ими, Сиэль всегда брал их в расчет. Нежелание признавать своего соперника умным всегда приведет к проигрышу. — Надеюсь, что ты прав, Себастьян. Сиэль решил, что пора переходить к насущным делам, поэтому присел на край кровати, по обыкновению закинув ногу на ногу. — Ты достал документы из полицейского участка? — он выставил вперед свою руку, давая тем самым Себастьяну молчаливый приказ позаботиться о его царапинах. — Да, мой лорд, я оставил их на столе в вашем кабинете, вы сможете ознакомиться с ними утром, — ответил Себастьян, принимая его пальцы в свои. Он развернул марлевый бинт, пропитал одну его сторону карбоновой кислотой и начал начал аккуратно обматывать раны своего господина. На бинтах стали проявляться пятна крови. — Ты ведь наверняка уже успел изучить их, не так ли? У Сиэля не было желания просматривать документы посреди ночи, но в то же самое время хотелось мысленно продвинуться в этом деле. — Каковы результаты вскрытия? Есть уже хотя бы примерный отчет? — Да, и согласно нему по предварительным анализам граф Нордгемптон не был отравлен, а также не находился в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Однако для многих анализов на токсины требуется больше времени. Сиэль слегка нахмурился. — А что насчет алиби его прислуги? — Их показания совпадают с версиями друг друга, так что полиция считает, что никто из них не причастен к убийству. Себастьян намеренно замолчал, явно ожидая дальнейших вопросов. — Выяснили, как убийца проник внутрь? — Суде по полицейскому отчету, задняя дверь была взломана. — Хм, — протянул Сиэль. — Неужели обстоятельства сложились так удачно, и никто из прислуги этого не заметил? Себастьян забинтовывал его левую руку умело и спокойно, и Сиэль ощущал горячее жжение вокруг своих ногтей. Пропитанный кислотой бинт плотно прижался к ему большому пальцу, и он на секунду скривился от резкой боли. Его взгляд был прикован к Себастьяну, и он бы мог поклясться, что в этот момент его улыбка стала еще шире. — Дверной замок был взломан с большой осторожностью, милорд, скорее всего, никто из прислуги даже не смог бы заметить подобные повреждения. — Что ж, наш убийца способен взламывать дверные замки. Только вспоминая безответственность и наивность графа Нордгемптона, я могу предположить, что он едва ли внимательно занимался обеспечением собственной безопасности. Не думаю, что взломать глухую старую дверь в его поместье было бы непосильной задачей. Гораздо важнее другое: есть информация насчет убийственного платья? Себастьян вновь улыбнулся: то ли от небрежных комментариев по поводу убитого, то ли от неожиданной игры слов. Сиэль так и не понял. — Это женское платье превосходного пошива. Оно вечернее, так как имеет глубокое декольте и укороченные рукава. К нему наверняка прилагаются перчатки и верхняя накидка, но на месте преступления их обнаружено не было. Потребуется время, чтобы выяснить, кем и для кого оно было сшито, однако сомневаюсь, что Скотланд-Ярд направит большую часть своих сил на данную зацепку. — Думаю, тсс… Сиэль непроизвольно зашипел, потому что Себастьян слишком резко надавил пальцами на его царапины. — Прошу прощения за мою неосторожность, милорд. Ох, у вас такие маленькие и тонкие пальцы. Эти слова почему-то пронеслись эхом у Сиэля в голове: он внезапно вспомнил, как не так давно держал в этих же пальцах любимый револьвер Энфильда*, с удовлетворением снимал его с предохранителя, слышал щелчок, выстрелы и разлетающиеся со звоном гильзы. На его глазах замертво падал человек, а его тонкие пальцы продолжали уверенно сжимать оружие. Пусть он сам не был крупного телосложения, его миниатюрные руки с легкостью маневрировали оружием, и люди, превосходившие его в силе в несколько раз, за пару секунд оказывались в сотню раз слабее. И мертвее. Подобные комментарии к его физической хрупкости его не задевали. Но мысль, что Себастьян таким образом подчеркнул его слабость и уязвимость, раздражала. Он пренебрежительно отдернул руку. — Я сделаю все сам. В глазах Себастьяна промелькнула сдерживаемая агрессия, а взгляд мгновенно стал собственническим. — Простите мне мою бестактность, господин, но вам будет неудобно забинтовывать руку самому себе. Он получил в ответ искусственный ледяной взгляд. — Не моя вина, что ты не можешь выполнить даже такое элементарное поручение. Сиэль опустил глаза, удержал бинт левой рукой, начал обматывать пальцы правой и изо всех сил сдерживал смех. Указывать Себастьяну на его некомпетентность при его желании быть совершенным и унижать за любую, даже незначительную, ошибку было действительно забавно. Он не сдержался и улыбнулся, видя картину в своей голове, на которой он все теми же тонкими и маленькими пальцами сжимает шею этому заносчивому демону. — Вы заматываете пальцы тыльной стороной бинта, господин. Проклятье. Сиэль поднял взгляд и понял, что желает немедленно стереть улыбку с лица Себастьяна любым возможным способом. Их в его арсенале было несколько. — Кажется, даже при таком раскладе у меня это получается лучше, чем у тебя. Себастьян не прекратил улыбаться, но его глаза недовольно сверкнули. Сиэль перевернул бинт другой стороной и тут же почувствовал жжение, подтверждающее, что теперь он делает все правильно. — Как твоя экскурсия по борделям? Получил удовольствие? — Едва ли, милорд, — ответил Себастьян. — Весьма скучное зрелище. Повисла неоднозначная пауза, сопровождаемая шорохом от возни с бинтом. — И? — Я нашел тот, что нам нужен. Сиэль практически закончил с правой рукой и демонстративно не обращал внимания на то, как криво и небрежно она смотрелась по сравнению с левой. — Отправимся туда завтра, Себастьян. Подай карету к часу дня. — Да, мой лорд. Сиэль был близок к успеху и пытался закрепить бинт, усердствуя одной рукой, но тот так и норовил пройти сквозь его пальцы. Когда он выскользнул из его левой руки в очередной раз, Себастьян ловко перехватил его и, игнорируя капризный взгляд своего господина, закрепил бинт на запястье. — Себастьян. — Да, мой господин? Он произнес это услужливо и медленно, намеренно привлекая к себе внимание. Причину этого Сиэль смог понять лишь на следующий день. — Этот бордель. Ты не упомянул его название. Себастьян улыбнулся, что явно не предвещало ничего хорошего. 5 мая, 1894 год. 14:03 Железная вывеска с надписью «Мой господин» покачивалась на ветру и издавала пронзительный звук. Сиэлю сначала показалось, что это где-то мучают кошку. Улица, которую заполнил звук их уезжающей повозки, утопала в тумане и была практически безлюдной, что в принципе было неудивительно: едва ли кому-то придет в голову заглядывать сюда на обед. Сиэль не был частым посетителем борделей, чтобы компетентно оценивать их внешне, но тот, что стоял перед ним, явно был из разряда солидных заведений в восточном Ист-Энде: построенный в стиле Тюдоров*, с деревянными брусьями и каменными фасадами, покрытыми мхом. Крыша над ступенями была увенчана готическими шпилями, в которые периодически впивались своими цепкими когтями вороны – даже издалека можно было заметить на них глубокие царапины. Себастьяну явно хотелось хихикать, как девочке-сплетнице на балу, потому что его лицо было счастливым и коварным одновременно, а его протяжное «мой господин» одиннадцатью часами ранее теперь стало абсолютно прозрачным издевательством. Сиэль предпочел промолчать, сохранив свое лицо непроницаемым, и просто оставить заметку на будущее: нанести ответный удар, когда наступит подходящий момент. Они приблизились к входу, поднимаясь по каменным ступеням, и не сказали друг другу ни слова. Себастьян остановился у двери и неожиданно посмотрел на своего господина взглядом, отчетливо говорящим: «Я в вашем распоряжении». Это выражение на его лице Сиэль научился считывать уже давно, и каждый раз пытался понять: является ли это настоящей готовностью сделать все что угодно для своего хозяина, или же это очередная жестокая манипуляция, проглядывающая через маску услужливости и преданности. Правильного ответа Сиэль не знал, поэтому всегда ставил на второй вариант. Он ответил Себастьяну коротким утвердительным взглядом, чего было более чем достаточно. Тот лишь дернул уголком губ и приоткрыл перед ним дверь, выпуская из борделя запах сигарет и ирландского красного эля. Сиэль сделал шаг вперед и тут же обнаружил, что Себастьян выпустил кое-что еще. Точнее, кое-кого. Со звонким голосом и длинными ресницами, прикрывающими темные глаза. — О-ой, посетители? Девушка в платье, слишком откровенном для такого времени суток, перескочила порог и остановилась прямо перед ними. В ее руках звенели монеты, а на волосах была выразительная заколка в форме розы, усеянной шипами. — У нас в такое время мало гостей, так же как и «служанок» для «нашего господина». Но, уверена, для Вас, милорды, мы сможем подобрать кого-нибудь по душе. Благодаря началу ее реплики Сиэль понял, что в данном заведении принято называть девушку «служанкой», а клиента «мой господин», что является довольно частой практикой. И хотя окончание предложения заставило его скривиться от отвращения, девушка ни на секунду не растерялась, видимо, встречая такое ежедневно, и ее цепкий взор продолжал оценивать возможных клиентов. — Ах, у вас такие яркие и манящие глаза, мой господин, — рассмеялась она, лукаво протянув к нему руку. Сиэль мог бы отстраниться, но знал, что в этом нет нужды. И улыбка девушки погасла через долю секунды, когда ее рука зависла в воздухе от жесткой хватки Себастьяна, вцепившегося пальцами в ее запястье. — Не сочтите за грубость, миледи, но у вас на руке какие-то пятна, а мой господин исключительно чистоплотен. Сиэль закатил глаза, но Себастьян не обратил на это внимания, сосредоточившись на их бесстыдной собеседнице. Та одарила их обоих насмешливым взглядом. — Тогда ему явно не место в этом заведении, — сострила она, раздосадованная, потому что не ухватила для себя очередных клиентов. Она развернулась, как бы невзначай стянула с себя полупрозрачную вечернюю накидку и ушла, стуча по ступенькам туфлями с кожаными ремешками. Сиэль недовольно повернулся к Себастьяну. — Исключительно чистоплотен? — Не вы ли утром приказали мне застирать ваш пиджак, на который вы уронили две крошки клубничного пирога? — На нем было пятно. Это прозвучало гораздо более привередливо, чем задумывалось. Себастьян поджал губы: это означало, что он сдерживает смех. Для Сиэля это было базовым знанием, вроде итальянской партии* в шахматах. Он мгновенно понял, что его держат за ребенка, который выдумывает небылицы для привлечения внимания, и эта позиция была ему отвратительна. — Если твои предыдущие хозяева сталкивались с подобной дерзостью и неуважением так же, как и я, то могу только от всей души им посочувствовать. Вряд ли все они имели самообладание подобное моему. Сиэль отвернулся и шагнул к двери, намереваясь открыть ее самостоятельно, но Себастьян опередил его и вновь обрушил на него теплый пряный воздух. — Почему вы постоянно злитесь на меня, господин? — практически промурлыкал Себастьян. Сиэль наконец переступил порог нужного им заведения, и, не оборачиваясь, ответил: — Это мое второе хобби в списке после шахмат. Они вошли внутрь и остановились на пороге. Бордель и по эту сторону двери производил впечатление заведения действительно достойного уровня. Стол из темного дуба, стоящий посреди комнаты, был обставлен со вкусом: позолоченные подсвечники с разводами от воска, расписная ваза и пустая пепельница, которую давеча успели очистить от табачного пепла. По левую сторону от двери виднелся камин с чугунной решеткой и доской из шифера, вокруг колосниковой решетки красовался узор из керамической плитки. Длинные бордовые шторы отгораживали внутренности борделя от окружающего мира, погружая посетителей в интимную и расслабляющую атмосферу. Либо у этого борделя чрезвычайно щедрые спонсоры, либо я действительно давно не был в подобных заведениях и забыл, какие деньги крутятся в публичных домах. Хотя разве можно забыть такие цифры? На проституцию в Великобритании тратилось восемь миллионов фунтов стерлингов в год, учитывая состояния, потраченные беспутными наследниками на нужды своих содержанок. Пусть мужчина не упомянет своей жене за ужином, сколько он заплатил проститутке, снимающей с него штаны, она с легкостью может узнать об этом, посмотрев на выписки их расходов. Ведь к его услугам было сорок тысяч проституток в одном Лондоне, где бывшие леди брали за свои услуги от одного до двух фунтов, а дочери крестьян и торговцев – пять шиллингов. Но в большинстве случаев жены приличных джентльменов не смотрят туда, где они могут увидеть правду, которая им ни к чему. За годы своей работы Сиэлю пришлось изучить немало документов, касающихся распутной жизни британской нации, и насколько ему было известно, в районе Ист-Энда имелось два вида борделей. Первый, в которых есть владелец, получающий доход от работы своих «жиличек», и в котором живут только проститутки. Второй – ночные бордели, по совместительству харчевни*, куда проститутки и приводят своих клиентов. Заведение «Мой господин» явно относилось к первому, судя по габаритам и внешнему виду. Сиэль прошел в центр на первый взгляд пустой комнаты и неожиданно почувствовал приятный цветочный аромат, прорезающийся через запах алкоголя. Он повернул голову, и его взгляд прилип к незнакомке, перебирающей в пальцах несколько стебельков вербены. Ее медные кудри лежали на плечах, огибая острые скулы и подбородок. Край ее лавандового платья с глубоким вырезом подчеркивал ее вытянутые на кресле ноги, а его ткань сверкала в игре теней от восковых свеч. Ее глаза остановились на его теле, и ему показалось, что она видит его полностью обнаженным. Таким отвратительно пошлым и притягательным был ее взгляд. Сиэль бегал глазами по ее телу, и на протяжении этого времени девушка медленно гипнотически двигалась. Она провела рукой по своему бедру, ухватилась за подол своего платья, намереваясь поднять его чуть выше. — Хотите взглянуть поближе, милорд? — улыбнулась она. Она подняла подол еще выше и остановилась, наслаждаясь этой игрой, выстроенной по привычному сценарию. — Да. Сиэль не замешкался ни на секунду и приблизился к ней за пару шагов. Его глаза пылали желанием, а губы нервно трепетали. Он встал к ней вплотную. И смотрел: на ее блестящие волосы, тонкий и острый нос, пухлые горячие губы. Его взгляд прожигал ей лицо, а его тело всеми силами демонстрировало, что объект его желания находится перед ним. Когда он поднес руку к ее лицу и отвел прядь волос за ухо, то увидел румянец на ее щеках. Ее грудь вздымалась все чаще, а взгляд был прикован к блеску его голубых глаз. Сиэль наклонился, заслоняя свет и погружая ее лицо во тьму. А когда она подалась вперед, он повернул голову чуть правее, прислоняясь губами к ее уху. Девушка улыбнулась от этого горячего прикосновения, а через секунду вздрогнула, когда ее обдало холодом. Это был его шепот. — Я играю гораздо лучше вас, миледи. Когда Сиэль отстранился, его взгляд не был пылающим, а тело не испытывало желаний. Кроме одного. — Я не отниму у вас много времени, — произнес он с удовлетворением, видя, как лицо девушки медленно наполняется яростью из-за нечестной игры. Сиэль присел на одно колено, без тени сомнения ухватился пальцами за подол ее платья и потянул его на себя, еще больше оголяя ее ноги. — Что вам нужно? — то ли подозрительно, то ли испуганно воскликнула незнакомка. Сиэль проигнорировал ее, уделяя внимание лишь предмету одежды в его руке. — Вышивка точно такая же, я прав, Себастьян? — Несомненно. Его голос из-за спины воспринялся Сиэлем привычно, а вот девушка вздрогнула, будто и вовсе забыла о существовании второго посетителя. Сиэль выпрямился. — Меня зовут Сиэль Фантомхайв, и я здесь от лица Королевы Виктории по расследованию убийства графа Нордгемптона. Даже в таком тусклом свете было заметно, как девушка побледнела, вздрагивая ресницами. — Не думаю, что вам хочется быть участницей обсуждения подобных вопросов, так что не будете ли вы так любезны познакомить меня с вашей начальницей? Нам с ней наверняка будет, что обсудить. Он сказал «начальнице», потому что по данным полиции женщины становились содержательницами борделей чаще, чем мужчины, и в кои-то веки полицейские отчеты действительно приносили пользу. Девушка, лицо которой к этому моменту стало непроницаемым, была либо слишком умна, либо безмерно глупа. Она без лишних движений встала с кресла, позволяя платью элегантно облачить ее ноги, и предпочла выполнить просьбу, не задавая вопросов. Так люди делают, если понимают, что в любом случае не получат ответов, или же попросту не имеют в голове вопросов. Или же она что-то скрывает. При таком раскладе уровень ее интеллекта не имеет никакого значения. Она направилась вглубь комнаты, обогнула лестницу на второй этаж и исчезла в скрытом проходе, загороженным шторой. — Вы бываете одновременно таким безжалостным и очаровательным, мой господин, — после небольшой паузы решил прокомментировать произошедшее Себастьян. — Заткнись. Сиэль бы ответил покрасноречивее, но заметил за шторой движение. Когда она отодвинулась в сторону и в ней показался темный силуэт, Сиэль мгновенно поморщился, ощутив смолистый запах опиума. Он посмотрел на Себастьяна, и тот понимающе глянул в ответ. Силуэт женщины принял четкие очертания, озаряясь светом. Ей было сильно за сорок, что было заметно по морщинам вокруг уставших глаз и бледных губ. Ее глаза казались черными из-за расширенных зрачков, но по ее взгляду не было заметно, что наркотики мешают ее мыслительному процессу. В ее руке была сигарета. Так что она затянулась и мягко выдохнула дым. — Итак, чем могу помочь, джентльмены? Ее голос был больше похож на мужской, что весьма контрастировало с ее изящной фигурой и пухлыми губами. Сиэль мог бы назвать ее красивой, если бы не отвратительный запах курева и протухших фруктов. По формулировке вопроса было ясно, что работница кратко ввела свою начальницу в курс дела. Но Сиэль всегда считал качественной информацией лишь ту, что доносится из первых уст. — Мое имя Сиэль Фантомхайв. Я граф поместья Фантомхайв и владелец компании «Фантом». Это мой дворецкий – Себастьян Михаэлис. Мы расследуем убийство графа Нордгемптона по приказу Королевы Виктории. Женщина молчала, явно переваривая полученную информацию уже во второй раз. — Как ваше имя, миледи? — Можете обращаться ко мне Патриция, — мягко проговорила она, и Сиэль с удивлением разглядел у нее во рту ровные белоснежные зубы. Он подошел к ней чуть ближе, чтобы их разговор услышало как можно меньше нежелательных ушей. — По моим источникам граф Нордгемптон был частым посетителем данного заведения. — Это верно. Он любил глазеть на моих «служанок», — отозвалась она участливо. — Иронично, что больше он ни на что не сможет глазеть. — Значит, вы в курсе, что с ним произошло? — спросил Себастьян, также делая пару шагов вперед. Сиэль даже вздрогнул от неожиданности и инстинктивно повернул голову. Себастьян никогда не говорил без необходимости или без его прямого приказа. Он увидел блеск в его демонских глазах и сразу же отметил: его голос был спокоен, но ощущалось некое давление. Если Себастьян вмешивается, значит здесь что-то не так. — Весь Лондон знает, что произошло с этим извращенцем. Она снова затянулась и предусмотрительно выдохнула сигаретный дым в сторону. — Не поймите меня неправильно. Я видела за свою жизнь множество извращенных мужчин, которые относились к моим девушкам, словно к бесчувственному мясу. Но, к сожалению, я живу в мире, где их следует называть клиентами, а их деньги – моим единственным доходом. Она стряхнула пепел с сигареты и покрутила ее между пальцами. — Я не желала графу Нордгемптону смерти, но не могу сказать, что эта новость меня опечалила. — Вот как, — коротко проговорил Сиэль с неопределенной интонацией. Подобный ответ в большинстве случаев вынуждает твоего собеседника говорить дальше и раскрывать свои карты из-за неоднозначного ответа. — Он обращался недостойно с моими девушками, но едва ли я могла что-то с этим сделать, учитывая его статус и влиятельные связи. Но я делала все, что от меня требовалось, чтобы их защитить. Все, что было в моих силах. Она отвела взгляд. И это было ее первой ошибкой. — Как часто он приходил сюда? — Частенько заглядывал, — Патриция пожала плечами. — Обычно приходил по пятницам и субботам, когда тут самое веселье. Хотя не то чтобы он любил быть в центре внимания, скорее наоборот. — Какие девушки с ним работали? Патриция явно понимала, к чему идет разговор, потому что начала нервно постукивать правой ногой. — Это конфиденциальная информация, милорд. Сиэль вздохнул. Он слишком часто бывал в ситуациях, где через пять минут после слов «конфиденциальная информация» он получал, все, что хотел. — Прошу меня простить, Патриция, — мягко начал Сиэль, — но это расследование убийства. И он сделал шаг вперед, оставляя эту мягкость позади. — Граф Нордгемптон был явно не в лучших отношениях с вами и вашими работницами, если не брать в расчет его щедрые чаевые. Его тело было обнаружено в платье, прошитым точно так же, как и у девушки, оказывающей нам здесь радушный прием. Какова вероятность, что я устрою обыск в вашей гардеробной, набитой откровенными нарядами, и не досчитаюсь одного из них? В глазах у женщины читался страх, но уголки ее губ напряглись и слегка изогнулись кверху. И это была ее ошибка номер два. — Вы будете рады работать с убийцей под одной крышей? — продолжал Сиэль. — Никто из моих девочек никого не убивал, милорд. — Вы уверены? Они все работали в то утро, когда граф Нордгемптон купался в собственной крови в своем особняке? Патриция явно задумалась над тем, как ей стоит ответить, но у Сиэля не было времени на ее размышления. — Я не отчитываюсь полиции, и у меня нет ни причин, ни желания дискредитировать ваше заведение. Сегодня здесь только я и мой дворецкий, и мы просто хотим поговорить. Завтра же здесь может быть весь Скотланд-Ярд. Или у вашего борделя идеальная репутация, которую не перекроет никакой скандал? — Моим девушкам, — она назвала их так, явно пытаясь подчеркнуть свои личные мотивы, — и так приходится нелегко. Мне бы не хотелось, чтобы их запугивали и шантажировали из-за каких-то размытых подозрений. Сиэль вздохнул, диалог становился все более утомительным. — Поверьте мне на слово, у меня нет ни малейшего желания тратить время на допрос всех ваших сотрудниц, у меня есть и более важные дела. Мне нужно побеседовать лишь с теми, кто обслуживал графа Нордгемптона. Позвольте поговорить с ними пять минут, и на этом мы закончим. По хозяйке было видно, что она уже приняла решение, но зачем-то делала вид, что раздумывает. — Пять минут, — наконец подтвердила она. Патриция в последний раз выдохнула дым, бросила сигарету в пепельницу и двинулась в сторону лестницы, нервно поправляя накидку на плечах. — Следуйте за мной. Сиэль задержался на секунду и взглянул на Себастьяна. Его лицо было тускло освещено, а его силуэт в тени казался более угрожающим, чем обычно. Он посмотрел в ответ и улыбнулся, поднимая брови. Как и всегда, они поняли друг друга без слов. Поднимаясь по лестнице, огражденной перилами с четырехугольными стойками, Сиэль всюду замечал обнаженных женщин и мужчин: на картинах, гобеленах, в композиции статуэток, стоящих на полках. Так как Патриция вела их за собой, не оборачиваясь, он позволил себе осматриваться больше обычного. Второй этаж был менее просторным и состоял из длинного коридора, расходящегося в обе стороны. Это выглядело как обычный набор комнат, причины проведения времени в которых не нуждались в объяснении. Сиэль бросил взгляд на кофейный столик у стены и удивился, заметив книгу Уильяма Актона «Проституция в моральном, социальном и санитарном аспектах». Он узнал обложку, которая столько лет мозолила ему глаза на книжной полке в его кабинете. Эта книга вызвала множество скандалов среди англичан на тему превращения Лондона в город морального разложения. И после ее изучения его мнение окончательно сформировалось: женщины становятся проститутками не из-за врожденной похоти и греховной природы. Они становятся ими, чтобы выжить в мире, построенном мужчинами. Сиэль был таким мужчиной. Он родился в богатой семье и никогда не нуждался в деньгах, но не видел причин для того, чтобы испытывать жалость к тем, у кого их нет. Потому что он был готов продать душу ради своей цели. А они – нет. Завернув в левую часть коридора, они минули несколько дверей, и Патриция, наконец, остановилась у одной из них. Казалось, что она нервничает, потому что рука ее дрогнула, прежде чем постучать. — Лу, можно к тебе? Кое-кто хочет с тобой поговорить. За дверью послышалось шуршание, а затем обрывистый голос. — Сейчас не лучшее время. — Это всего на пять минут, обещаю, — вежливо, но настойчиво отозвалась Патриция. В комнате послышался вздох, потом скрип, видимо, от кровати, и через четверть минуты раздался ответ: — Хорошо, заходи. Когда они оказались внутри, Сиэлю стало немного не по себе: наглухо завешенные окна, банки вазелина на прикроватном столике, и крошечное пятно крови на простыне, которое либо не выводилось с этой ткани, либо просто осталось незамеченным. Данная атмосфера никогда не входила в список его любимых, поэтому он мысленно пожелал поскорее покончить со всем этим. — Лу, это… - хозяйка запнулась, видимо, не до конца понимая, как их следует представить. — Эти джентльмены здесь по делу: они занимаются расследованием убийства графа Нордгемптона. Они хотят просто поговорить с тобой, ничего больше. Девушка, сидящая на кровати, повернулась к неожиданным гостям. Ее тело было прикрыто одеялом, и она явно пыталась не показывать собственного напряжения. Но от внимания Сиэля это ускользнуть не могло. — Подскажите ваше имя, миледи? — Луиза, милорд. Сиэль осторожно подошел ближе. Ему было дано пять минут, следовательно, не было времени на бесполезные разговоры. — Граф Нордгемптон проводил много времени в вашей компании, я правильно понимаю? Луиза мельком глянула на Патрицию, будто ожидая от нее одобрения, и тут же вернула взгляд обратно. — Да, это верно. — Это он так искусно разукрасил вашу шею? Даже из-под одеяла Сиэль смог разглядеть эти синяки. Ее русые кудри прикрывали плечи, но он был бы готов поспорить на свою вторую душу (если бы она была), что на них будут блестеть ссадины. На ее лице под правым глазом виднелся шрам в форме кольца, но он выглядел давно зажившим, так что к нему граф Нордгемптон явно не имел никакого отношения. Луиза не вздрогнула от резкого вопроса и явно не была напугана. На первый взгляд Сиэлю почудилось, что она сейчас рассмеется, но она лишь улыбнулась. — Да, он очень постарался. Сиэль искренне восхитился ее выдержке. — Он не раз говорил мне, как мечтает оставить после себя в жизни какой-то след. Но вместо этого он оставлял следы только на моем теле, потому что на большее у него бы не хватило ума. Луиза откинула одеяло назад и взмахнула волосами, демонстрируя отметины на плечах, спине, руках. Она выразительно взглянула на Сиэля, будто ожидая, что его это впечатлит. Нет, совсем не впечатляет, извините. — Вы были его единственной "служанкой"? — беспристрастно продолжал Сиэль. — Он предпочитал меня и еще одну девушку, но сегодня не ее рабочая смена, так что сейчас вы не сможете побеседовать с ней. Мы вдвоем были его любимицами. Насколько мне известно, он не приходил в те дни, когда ни одной из нас не было на работе. — Это так, — кивнула Патриция. Круг подозреваемых оказался не таким большим, что не могло не радовать. — Что за вторая девушка? Луиза снова посмотрела на хозяйку, и наверняка получила в ответ взгляд «не говори ничего лишнего». — Я не знаю ее настоящего имени. Сиэль недоверчиво вскинул брови. — Ее все называют Дьяволицей. Она сама представилась так, и я не думаю, что кто-то вообще знает, как ее зовут на самом деле. — Что вы можете о ней рассказать? Луиза по какой-то причине явно наслаждалась этим диалогом, хотя большинство девушек на ее месте были бы напуганы, унижены и расстроены. Сиэль в очередной раз отметил ее уверенность в себе и пытался определиться, как следует вести диалог дальше. Луиза тем временем продолжала: — Она отравляет своей красотой и великолепно манипулирует другими. Я не горела желанием общаться с ней, но я знаю, что она умеет ублажать мужчин и одновременно овладевать ими. Не особо ценная информация. — Что-то еще? Луиза покачала головой, но потом воскликнула: — Я вспомнила: она как-то упоминала, что ей приходилось оказывать услуги и для девушек, но сказала, что играть с ними было всегда скучно и однообразно. И пояснила, что души мужчин ей всегда хочется подчинить без остатка. Я запомнила, чтобы иногда использовать подобную фразу в работе с собственными клиентами. Души мужчин. Интересно. Сиэль ощутил напряжение позади себя, будто Себастьян предпринял попытку привлечь его внимание. — Что ж, благодарю вас за уделенное нам время, миледи, — учтиво поклонился Сиэль и развернулся, зашагав к двери. — Когда я прочитала новость о его убийстве в газете, я расстроилась. Сиэль замер у порога и обернулся, посмотрев на Луизу, которая неожиданно вскочила с кровати, произнося данную фразу. И, кажется, не закончила. — Расстроилась, потому что я мечтала сама уничтожить этого ублюдка и зарезать его, словно бесполезное животное. Не знаю, в каких вы были с ним отношениях, милорд, но можете быть уверены, что он получил по заслугам. И хотя я бы хотела убить его сама, смерть, которая его настигла, меня удовлетворила. Быть убитым в женском платье, заляпанным кровью – смерть, достойная мести за боль и унижения. Сиэль выслушал ее монолог без единой эмоции, а затем улыбнулся. - Что ж, когда найду убийцу, обязательно передам ему ваши комплименты. Он быстро скрылся за дверью, потому что больше не мог выносить летающей перед глазами пыли и аромата ванили, сжимающего ему горло. И когда он оказался в коридоре, а его легкие наполнились более чистым воздухом, голова стала соображать куда быстрее. Он засмотрелся на картину с женщинами и животными, висящую прямо перед ним, и начал сомневаться во вкусе людей, которые оформляли данное заведение. Его отрезвил звук захлопывающейся двери. — Разговор вас удовлетворил? — голос Патриции послышался у него за спиной. — Весьма, — кратко заключил Сиэль. — Последняя услуга, которая требуется от вас, миледи. Он повернулся к ней, сдерживая улыбку. — Проводите нас в гардеробную. Если ни одно из ваших платьев не исчезло магическим образом, у нас к вам больше не останется никаких вопросов. Суде по лицу Патриции, ей не нравилось такое развитие событий, но она решила не протестовать, понимая, что, раз это — последнее выдвигаемое требование, значит этот напряженный диалог скоро подойдет к концу. Ох, наша настоящая беседа только начинается. — Прошу за мной, — проговорила она, явно направляясь в конец коридора. Она шла впереди своих посетителей, и поэтому не видела, как Сиэль взял Себастьяна за руку и принялся активно стучать пальцами по тыльной стороне его ладони. «Закрой дверь любым способом, но не привлекай внимание». Азбука морзе была универсальным методом отдавать Себастьяну приказы, не говоря ничего вслух. «Да, мой лорд». Но главный плюс был в том, что этот способ, являясь трудоемким и неудобным, избавлял Сиэля от его неуместных и раздражающих комментариев. Дойдя до конца коридора, Патриция остановилась, и в ее руке зазвенел ключ. Она со звоном вставила ее в замочную скважину, прокрутила его два раза по часовой стрелке, а затем толкнула дверь вперед, погружая их троих в запах перемешенных парфюмов и выглаженной одежды. Гардеробная борделя представляла собой маленькую комнату: с двумя креслами в углу, парой столов, заставленными различными косметическими средствами и зеркалами с пятнами от губной помады. Вдоль всей комнаты на напольной вешалке висели платья, а рядом с ними находился платяной шкаф, двери которого явно забыли закрыть. Сиэль мельком заглянул туда и сразу понял, что перед ним предстал ад в собственной красе: льняные сорочки, надевающиеся под корсет, корсажи, панталоны, нижние юбки с волнами, кружевом и вышивкой, кринолины, уже выходящие из моды, и турнюры, пришедшие им на смену. Спасибо, Господи, что я родился мужчиной. После взгляда на корсет Сиэля перекосило от травмирующих воспоминаний, поэтому он нервно отвел взгляд. Патриция ходила вдоль вешалки с платьями, водила по ним руками, нашептывала что-то себе под нос, будто пересчитывая их. Когда она увидела край вечерней накидки, затерявшейся на полу среди вечерних платьев, она вздрогнула. — Не хватает, — проговорила она, нервно облизывая губы. — Одного не хватает. Шелкового вечернего платья, с кружевами и золотой вышивкой. Она смотрела перед собой и молчала пару секунд, явно пытаясь собраться с мыслями. — Вы же не думаете… Она повернулась к своим посетителям, и вздрогнула. Неожиданно морщины на ее лице разгладились, видимо, от парализовавшего ее напряжения. Сиэль сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Его лицо не выражало никаких эмоций, потому что пистолет в его руке говорил сам за себя. Себастьян стоял у двери, загородив путь наружу. Его руки в белоснежных перчатках держали ключи, которые все еще должны были звенеть в тайном кармане вечерней накидки Патриции. Но там теперь лежали лишь две оставшиеся сигареты. - Что ж, миледи, пора нам поговорить начистоту. Женщина вздрогнула от этого ледяного голоса, и по ее лицу было ясно: к ней пришло осознание, что все, что она смогла узнать о людях, находящихся перед ней, было не более чем иллюзией. И ложь, которую она построила сама, сейчас так же разобьют на куски. — У меня не так много времени, чтобы играть с вами в игры. Но раз уж мы тут с вами так любезно общаемся, дам вам небольшой совет: не отводите нервно взгляд, когда пытаетесь солгать, и уж тем более не улыбайтесь даже уголками губ, когда так тщательно отыгрываете страх. Потренируйтесь перед зеркалом часок другой, это значительно улучшит ваши навыки. Лицо Патриции секунду ничего не выражало. А затем она прикрыла глаза, издала неопределенный звук, похожий на ухмылку, и расхохоталась. — Ох, — протянула она, улыбаясь во весь рот. — Не думала, что наша с вами встреча закончится подобным образом. Сиэль посмотрел на нее сейчас и вдруг понял, что перед ними стоит другой человек: она помолодела на десяток лет, ее глаза больше не казались уставшими, а движения стали резкими и уверенными. Ничто так не украшает человека, как правда. — Признаюсь, меня многое интересует, миледи, но главный вопрос, который сейчас не дает мне покоя: вы не солгали о пропавшем платье. С чего бы это? Патриция усмехнулась, достала из кармана сигарету и поднесла ее кончик к свече, стоящей на чайном столике. — Граф Нордгемптон отвратительно обращался с моими сотрудницами и превратил одну из них в пушечное мясо, и уж поверьте, у меня нет никакого желания помогать вам в поиске его убийцы. У того, кто это сделал, были на то весомые причины. Она затянулась и выдохнула дым, и Сиэль отметил, что в ее поведении это действие было единственным, не наполненным фальшью. — И если бы мне платили каждый раз, когда наглые аристократы угрожают мне и моему бизнесу, я бы уже давно сидела своей великолепной задницей на троне вместо вашей уважаемой королевы. — У вас довольно большое самомнение касательно вас и вашей задницы, миледи. Женщина рассмеялась и подмигнула ему, взмахнув волосами, и только невообразимая выдержка и высшая сила, не иначе, позволили Сиэлю удержать свою правую руку и не пустить пулю ей голову. — Милорд, я ничего не делаю ради людей, которые только и норовят набить свои кошельки золотом и почестями ради высших чинов. Я сказала вам правду лишь потому, что моя ложь наверняка бы привела к неприятным последствиям. — Если вы так беспокоитесь о последствиях, разве вам не стоило отказаться от такого клиента, как граф Нордгемптон? Патриция стряхнула пепел на пол, и от этого Сиэль мысленно съежился. — Я не привыкла перечить влиятельным клиентам. — Разве человек, который калечит ваших сотрудниц, не заслуживает быть исключенным из вашего списка клиентов? На чем же тогда держится ваша репутация? — Богачам вроде вас не понять подобных вещей. Теперь пришел черед Сиэля смеяться. — О, я прекрасно все понимаю. Вы либо лжете и укрываете убийцу, либо сами не знаете, что происходит перед вашим носом. Или же вам плевать на происходящее, и вы безмерно огорчены, что такой крупный клиент ушел на тот свет, отчего пострадают ваши драгоценные капиталы. Должен сказать, я бы поставил на последний вариант. Патриция посерьезнела. — Я не родилась среди серебра и шелка и никогда не была на балах. Все, что у меня есть, я выстроила сама. Мой бордель – это единственное, что у меня есть. Сиэль отодвинул пистолет в сторону и наклонился ближе, подпирая подбородок рукой. — Мне нет дела до вашего бизнеса, Патриция. Мне абсолютно без разницы, на чем строятся ваши доходы. Все, что мне нужно – это убийца графа Нордгемптона. Она докурила сигарету и подержала ее перед своим лицом, смотря, как пепел оседает на ее туфли. А затем снова подняла свой взгляд. — Что вы хотите знать? — Скажите мне имя вашей Дьяволицы. Патриция засмеялась и покачала головой. — Боюсь, тут я ничем не смогу помочь, милорд. Я тоже не знаю ее настоящего имени. Не знаю ее происхождения и семьи, но это не те вещи, на которые я опираюсь при найме работниц. Меня волновали лишь ее невероятные навыки и притягательная внешность. Единственное, что я знаю, это что она живет к северу от Темзы, в районе Доклендс. Сиэль взглянул на Себастьяна, как бы спрашивая его мнения, и тот незамедлительно подал голос. - Кто-то из ваших влиятельных спонсоров был ее частым клиентом? Кроме графа Нордгемптона. - Да. У нее много обожателей, но только двое оставляли чаевые, в пятьдесят раз превышающее ее жалование. Сиэль уже знал, чье имя прозвучит далее. Что ж, становится только интереснее.