Дом там, где сердце

Айра беззвучно приоткрыл дверь и скользнул в комнату. Во всей Империи, пожалуй, он был единственным, кто мог сделать нечто подобное и остаться безнаказанным. Вечерний свет — прозрачно-золотой — падал в высокие окна. Слуги еще не принесли светильники, и в углах просторных покоев собирались синие тени. Лея стояла перед высоким зеркалом и терпеливо ждала, пока ловкая камеристка застегнет все крохотные пуговицы на спинке ее платья — как всегда, черного, с едва заметной золотой вышивкой на лифе и подоле широкой струящейся юбки. Светлые волосы Императрицы были уже тщательно уложены в аккуратную гладкую прическу, перехваченную тонким резным ободком. Изящную шею Леи обхватывало скромное украшение, совершенно не подходившее ни к платью, ни к лицу правительницы, — ожерелье из белого золота с зелеными камнями. И Айра прекрасно знал, почему Императрице вздумалось надеть его сегодня. Во дворце давали бал в честь дня рождения бабушки Леи, госпожи Рии вар Эмрейс, и почтительная внучка хотела показать имениннице, что вовсе не забыла о бесценном свадебном подарке, который та буквально оторвала от сердца, чтобы преподнести девушке. Обычно Лея не носила драгоценностей, если того не требовал придворный протокол, но она знала, какое значение бабушка вложила в тот подарок, ценила его и не могла сегодня поступить иначе. Камеристка, заметив явление супруга юной госпожи, отвлеклась от своего скрупулёзного занятия, почтительно поклонилась, и Айра беззаботно махнул ей рукой. Девица вновь занялась пуговицами, а Лея, чуть повернув голову, тепло улыбнулась. — Я знаю, почти все гости уже прибыли, — заговорила она, казалось, чуть извиняющимся тоном, — а мне все еще приходится возиться здесь. — Я совершенно уверен, что без тебя праздник не начнется, — фыркнул Айра и, ничуть не заботясь о том, что помнет фалды праздничного камзола, уселся в кресло немного поодаль и вальяжно закинул ногу на ногу. Лея вздохнула и аккуратно покачала головой, словно боялась испортить прическу и пустить прахом многие часы усилий по ее созданию. — Бабушке ничего не стоит начать без меня, — ответила Императрица, — она так не поступит — и тем сделает мне большое одолжение. А ты знаешь, как высоки проценты у бабушкиных одолжений. Айра тихо рассмеялся. Он знал, что Лея была права — как и то, что во всей Империи, пожалуй, остался единственным, кто не был в долгу перед Рией вар Эмрейс. Камеристка в последний раз оправила юбки Императрицы, отступила на шаг и поклонилась. Лея ответила ей коротким кивком, повернулась к Айре и протянула ему руку. Тот легко поднялся навстречу, сжал ее ладонь и, ничуть не смутившись пристального внимания служанки, потянулся к лицу супруги и поцеловал ее в щеку. Обычно Лея пользовалась духами с ароматом ландышей — их очень любил ее обожаемый покойный дед, но сегодня от нее едва различимо пахло розами — еще одна дань почтения бабушке. — Если госпожа Эмрейс может начать праздник без тебя, может, нам вовсе туда не ходить? — предложил Айра, хотя прекрасно знал ответ на свою дерзость. Лея вздохнула, и на миг показалось, что она готова согласиться. Но через секунду Императрица покачала головой. — Нельзя, — коротко ответила она. Госпожа Рия часто устраивала балы — обычно не во дворце, а в собственной загородной резиденции или в городской ратуше, и никогда — по случаю собственного дня рождения. Чаще всего ее приемы проводились для деловых партнеров и их жен, а под конец превращались в очередной раунд торговых переговоров. Но сегодня был совершенно особенный случай — госпоже Рии исполнялось шестьдесят, и Императрица сама предложила отпраздновать эту дату, как полагается. Главный Зал, полный гула голосов и ненавязчивой струящейся музыки, притих, когда правительница об руку с супругом переступила порог. Гости расступались, пропуская Лею и Айру к тому месту, где дожидалась их явления виновница торжества. Госпожа Эмрейс была в белом. Айра слышал шепотки отважных сплетников о том, что Рия одевалась не по возрасту и не по статусу. В обычной жизни она предпочитала скромные практичные платья, иногда даже не чуралась брюк, и была совсем не похожа ни на вдову почившего Императора, ни на совладелицу огромной торговой корпорации, скорее на одного из собственных клерков. На торжественные приемы госпожа Эмрейс всегда появлялась в белом. Злые языки, которых иначе, чем завистливыми, назвать было невозможно, шептали, что Рия уж слишком быстро избавилась от траура после смерти мужа, что выбирала чрезмерно откровенные наряды, избегала традиционных нильфгаардским цветов — черного с золотом — и вопиюще бесстыдно демонстрировала всем, кому было до этого дело, тонкости собственной личной жизни. Лея, до которой время от времени доносились отголоски этих разговоров, переживала за бабушкину репутацию куда сильнее, чем сама Рия. Поначалу она пыталась поговорить с ней, посоветовать быть осторожней и сдержанней, но госпожа Эмрейс лишь, смеясь, заявляла, что отдала Империи большую половину своей жизни, и теперь намерена была востребовать долг. И, разумеется, никто — и ничто — не могло помешать ей это сделать. Госпоже Рии исполнялось шестьдесят. Айра был чистокровным эльфом, и для него это число казалось незначительным, почти не стоящим внимания. Но он вырос среди людей и знал, что в таком возрасте дамам уже полагалось выглядеть, как древние старухи, носить чепец и раздавать мудрые советы подрастающему поколению. Рия же ничем не походила на этот образ. Она не пользовалась магией, чтобы сохранить молодость, но Айра подозревал, что единственная дочь госпожи Эмрейс мухлевала с ее кремами и притирками, может быть, в тайне от матери, может — с ее молчаливого согласия. Так или иначе, виновнице торжества сложно было дать больше сорока пяти в иных обстоятельствах. Белое же платье, нарочито небрежно уложенные серебристые волосы и мягкая, обманчиво всепрощающая улыбка делали ее почти пугающе молодой. Рядом с госпожой Эмрейс цвел тот, кому от завистников и сплетников доставалось ничуть не меньше, чем самой Рии. Виконт Юлиан при императорской бабушке стал таким же неизменно возмутительным элементом, как брючные костюмы и разговоры о морских поставках посреди светского раута. Айра — а точнее, тот, кто время от времени смотрел на мир вокруг его глазами — наблюдал за ним издалека, но пристально. О блистательном мастере Лютике говорили всякое. Все знали, что фаворит госпожи вар Эмрейс был на самом деле старше ее лет на двадцать, но груз лет почти не отражался на внешности знаменитого поэта. В этом винили эльфскую кровь — и эта легенда была, пожалуй, самой правдоподобной из всех. Виконт Юлиан — прекрасный лицом и изящный телом, как истинный эльф — не спорил с этой версией, но и не подтверждал ее. В пользу этого варианта говорило и то, что, едва появившись при дворе, мастер Лютик лично пустил слух, что другой Юлиан — внук Предателя — был на самом деле его родным сыном. Яссэ знал, что это неправда, но пояснил возмутившемуся было Айре, желавшему защитить честь несчастного Эренваля — что эта ложь была впущена в любопытные умы специально. Для ни в чем не повинного Зяблика считаться внебрачным сыном знаменитого поэта было безопасней, чем быть прямым потомком того, чье имя оказалось под запретом. Позднее даже Эренваль подтвердил, что виконт распускал этот слух с его позволения. Однако, если злоязыким сплетникам эту ложь можно было скормить без труда, Айра понимал, что, если в мастере Лютике и нашлась бы эльфская кровь, ее концентрация в его жилах была ничтожно мала, словно капля краски в кувшине с водой. И это едва ли помогало ему сохранять юность. Впрочем, загадка эта оставалась одной из тех, которую Яссэ разгадывать было лень, а Айре — неинтересно. Они размышляли над этим на досуге, но не чаще, чем о том, почему кошки всегда ложатся на больное место. Когда Лея во всеуслышание поздравила бабушку с праздником, госпожа Эмрейс обняла внучку, расцеловала ее в обе щеки, потом чуть отстранилась и внимательно оглядела ее. — Ах, милая, ты надела это ожерелье, — сказала она — так тихо, чтобы слышали это лишь сама Лея и Айра, стоявший вплотную — даже мастер Лютик сделал вид, что страшно заинтересовался чем-то в дальнем углу зала. И юный консорт знал, что последует за этим наблюдением, — но оно совершенно не подходит к этому платью, — заметила госпожа Эмрейс. В отличие от всех остальных, она критиковала внучку мягко и обманчиво невинно. Но оттого ее стрелы не становились для Императрицы менее ядовитыми. Лицо Леи, однако, не дрогнуло. Она скромно улыбнулась. — Я знаю, ты хотела бы, чтобы дедушка был сейчас здесь, с нами, — ответила девушка, глядя Рии прямо в глаза, — и решила надеть его подарок. Госпожа Эмрейс опустила ресницы и кивнула — ответная стрела попала в цель. Айра и Яссэ мысленно ударили друг друга по рукам. — У меня есть еще кое-что для тебя, — продолжала Лея, — дар от того, кого ты тоже хотела бы видеть здесь сегодня, но кто не смог явиться. Госпожа Эмрейс удивленно приподняла аккуратные тонкие брови. Императрица махнула рукой, и из-за ее спины появились двое лакеев, несущих высокий плоский предмет, укутанный плотной черной тканью. Лея потянула за край тонкой бечевки, и полог медленно сполз на пол. Рия тихо ахнула — слуги держали перед ней большой портрет в скромной темной раме. На нем сама госпожа Эмрейс была запечатлена так точно, словно художник писал картину с натуры и закончил ее только накануне. Рия на картине восседала на высоком гнедом жеребце, облаченная в один из своих скандальных мужских костюмов, а за ее спиной простирались бескрайние темно-зеленые поля — видимо, табачные плантации, которым госпожа Эмрейс была обязана своим успехом. Никто из гостей, конечно, не знал, портрет чьей кисти преподнесла Лея бабушке. А кто знал — помалкивал. Старший сын госпожи Эмрейс считался давно умершим, и его фальшивые останки покоились в помпезном мавзолее рядом с телами отца и деда. Но сделав этот подарок — догадывался Айра — Императрица открыла шлюзы человеческого любопытства, и слухов о том, кем же был таинственный художник, теперь хватит до Йуле. У этого хода, наверно, была какая-то политическая или личная подоплека, но Айре она была неведома. «Спросим у нее позднее» — услышал он в голове заинтересованный голос Яссэ. — Ох уж этот ван Кот! — неожиданно подал голос хранивший до сих пор молчание мастер Лютик — так громко, чтобы его услышали все вокруг, — сам уже стар, как вековой дуб, а все еще не теряет надежды. Но нет, моя госпожа, — виконт развернулся к растерянной Рии и, перехватив ее руку, галантно коснулся ее губами, — его кисти не передать вашей красоты. Ведь правда? — обратился он к толпе, и гости, переглядываясь, одобрительно поддержали высказывание. Рия снисходительно — и чуть вымученно — улыбнулась. Лакеи, повинуясь ее жесту, утащили портрет прочь, а госпожа Эмрейс кивнула внучке головой. — Благодарю за приятный сюрприз, — произнесла она недрогнувшим голосом. Виновница торжества и ее спутник отправились приветствовать других гостей, а к Лее — нахмуренной и притихшей, словно вдруг осознала, что совершила большую ошибку — подступил Мэнно вар Эмрейс, таившийся до сих пор за спиной матери. Не меняя нейтрального выражения лица, он, глянув по сторонам и убедившись, что его никто не слушает, прошептал Лее: — Ваше Величество позволили себе лишнего. Лея подобралась и выпрямилась. — Отец прислал этот портрет и письмо, — ответила она так же тихо, но с достоинством, — он написал, что бабушка все поймет. Мэнно смерил ее быстрым недовольным взглядом, но продолжать пенять не стал, поклонился и, взяв под руку собственную спутницу, прошествовал прочь. Изольда, молодая супруга защитника страшных семейных тайн, с любопытством глянула на Лею, потянулась к уху Мэнно и явно спрашивала у него, что же только что произошло, но тот лишь мотнул головой в ответ. — Ну и шуму ты навела в святом семействе, — тихо фыркнул Айра, провожая парочку взглядом. Лея тяжело вздохнула. — Я этого не планировала, — ответила она, — хотя могла бы догадаться, что так произойдет. У отца… своеобразные шутки. Айра знал, что примерно раз в месяц Лея получала письма от Фергуса, покойного Императора, нынешнего торговца табаком со Скеллиге, но никогда не спрашивал супругу, об их содержании. Та же обычно хранила эти послания, как величайшую драгоценность и никому их не показывала. «Пожалуй, стоит почитать, что там у него еще за шутки», — ворчливо заметил Яссэ, и Айра не смог с ним не согласиться. На Гранд-марше их пара выступала первой. Следом шагала виновница торжества об руку с сиятельным фаворитом — протокол это настрого запрещал, но госпоже Эмрейс не было до него никакого дела. За ними выступала Лита, советница Императрицы. Ее муж никогда не присутствовал на балах, и ей приходилось становиться в пару с кем-то из нильфгаардской знати или самым важным из иностранных послов, находившихся в этот момент при дворе. Сегодня ее спутником был какой-то реданский князь — посланник короля Виктора, приехавший не на день рождения госпожи Эмрейс, но ради очередных бесплодных переговоров. Мэнно, шедший за ними, вел свою спутницу так аккуратно, словно боялся, что она споткнется и упадет, хотя за три года при дворе Изольда освоила южный бальный этикет на отлично. Впрочем, причина его беспокойства была довольно очевидной — полтора года назад новоиспеченная Эмрейс подарила супругу дочерей-двойняшек, и теперь была одета в платье, сшитое совершенно не по моде, без узкого корсажа, слишком свободное в талии. Официального объявления от счастливой четы пока не последовало, но Айра догадывался, что новый праздник в честь очередного пополнения в семействе был не за горами. Он уже мог себе представить, сколько яда прольет из себя Лита вар Эмрейс, узнав радостные новости. Супругу брата чародейка на дух не выносила, за глаза называла ее «дремучей островитянкой» и «чумазой выскочкой» и пророчила, что Изольда намерена повторить подвиг своей знаменитой бабки Керис ан Крайт и подарить Империи с десяток рыжих принцесс. Пока что ее предсказания, похоже, сбывались. Догадывался Айра и о причинах ее недовольства. Дело, конечно, было не в личных предпочтениях Литы — на супругу брата ей было глубоко наплевать ровно до тех пор, пока та не произвела на свет без особого труда двоих за раз потенциальных наследниц престола. Чародейка подсчитала, что скеллигское здоровье и хорошая наследственность могли позволить Изольде и Мэнно заселить своими отпрысками всю столицу за сравнительно короткий срок. Лея же за четыре года брака даже не приблизилась к тому, чтобы подарить Нильфгаарду наследника. Ни Лита, ни ее дочь не могли претендовать на трон — народ не принял бы Императрицу-чародейку, и все знали, что малышка Дани была вовсе не человеком. И вот уже пару лет советница всеми силами пыталась помочь Лее исполнить свой долг перед Империей. Но ее старания пропадали втуне — не помогали даже специальные отвары, которыми Лита пичкала племянницу. Айре пришлось вынести несколько унизительных процедур, чтобы чародейка могла убедиться, что дело было не в нем. Испытание он выдержал, но загадка осталась неразгаданной. Бал же шел своим чередом. После Гранд-марша мастер Лютик отошел к компании музыкантов, подхватил приготовленную для него лютню и принялся петь одну из своих баллад. Это была обязательная часть любого праздника, и Айра всякий раз дожидался момента, когда виконт, желая раззадорить публику, бросал выводить лирически рулады и переходил к более задорным и скандальным песенкам. Сегодня, однако, ему было не суждено застать этот момент — они с Яссэ явились на праздник не потому лишь, что так было положено, и нужно было сопровождать Лею. У них было важное дело, которое Яссэ вознамерился провернуть именно сегодня. Гости разбивались на пары. Госпожу Эмрейс повел танцевать галантный Мэнно, а в сторону Императрицы уверенной походкой направился реданский посол. Лита выпустила его из своих цепких когтей, отвлекшись на приглашение мастера Лютика, и незнакомый князь, одетый, разумеется, в вопиюще красный мундир, решил воспользоваться передышкой. Лея, заметив его маневр, не дрогнула, лишь на мгновение сильнее сжала руку Айры. Тот, собиравшийся уже незаметно ускользнуть, чтобы начать приводить в исполнение свой план, затолкал поглубже мнение Яссэ и улыбнулся супруге. — Я с тобой, — шепнул он, и Лея заметно расслабилась. — Мы не были представлены, Ваше Величество, — реданец остановился и почтительно поклонился Императрице, — и я решил не дожидаться официальной церемонии — в моей стране король не тратит на это время, если вопрос не терпит отлагательств. — Ваш вопрос не терпит до завтра? — холодно поинтересовалась Лея. Если бы реданца не защищал статус иностранного дипломата, стража давно оттащила бы его от Императрицы. Публично заговаривать с ней без ее явного желания в Нильфгаарде не имел права никто. — Может быть, — туманно ответил реданец, — вам решать, Ваше Величество. Пока же я хотел засвидетельствовать вам мое почтение. Мое имя князь Милорад фон Стомп, милостью Его Величества посол Редании и глава реданской торговой гильдии. — Вы торговец? — ровно уточнила Лея. Князь Милорад изобразил кривоватую улыбку. — Увы, сам я далек от купли и продажи, — ответил он, — и лишь представляю интересы тех, кто этим занимается. — Насколько мы знаем, торговать продуктами, произведенными в Империи, в вашей стране запрещено, — ответила Лея холодно, — милостью Его Величества. Князь Милорад не переставал неприятно улыбаться. — Это верно, — подтвердил он, — но я прибыл, чтобы обсудить вопросы альтернативной торговли. Нильфгаард не торгует с Реданией, но имеются посредники, готовые наладить, скажем так, параллельные пути поставок. Темерия, к примеру. Или Ковир, всегда придерживавшийся разумного нейтралитета. Брови Леи едва заметно дрогнули. — Насколько нам известно, Его Величество Виктор намерен вынудить Темерию поддержать эмбарго нильфгаардских товаров, а что до Ковира…- она сделала многозначительную паузу. Айра знал, что этот вопрос был той еще занозой в императорской гордости, — нам не известно, о чем Виктор ведет переговоры с королем Тиссеном. Вы намерены об этом рассказать? Улыбка на лице Милорада немного выцвела. — Боюсь, сейчас я не уполномочен рассуждать на эту тему, — ответил он с совершенно непротокольной прохладцей в голосе. — Выходит, ваш король держит Торговую Гильдию в неведении о своих планах? — осведомилась Лея, — а вы намерены заключать сделки через его голову? Нам очень интересно, в чьих именно интересах вы выступаете, князь. — В интересах свободной и выгодной торговли, — с достоинством ответил Милорад, и Айра видел, что князь уже начинал жалеть, что не дождался завтрашних официальных переговоров. — Которые, насколько нам известно, идут вразрез с интересами Его Величества Виктора, — закончила за него Лея, — или же ваш король решил оспаривать собственные решения, касательно наших товаров? Князь Милорад молчал, явно тщательно взвешивая свой ответ. Но в этот момент очередной танец закончился, музыканты сделали короткую паузу, и Айра, желая дать Лее закрепить маленькую дипломатическую победу, повернулся к ней и протянул руку. — Вы позволите, Ваше Величество? — спросил он, быстро глянув на князя. Лея снисходительно кивнула. — Третогорский вальс! — объявил распорядитель бала. Первые несколько тактов они протанцевали молча, но потом, когда музыка начала ускоряться, Лея недовольно фыркнула. — Этот князь Милорад решил, должно быть, что договориться со мной с глазу на глаз будет проще, чем с Литой и, тем более, с бабушкой, — проговорила она. — И ошибся, — фразу за Айру произнес Яссэ, но юный эльф был с внутренним голосом более, чем согласен. — Мой дедушка в свое время имел дело с недовольством Торговых Гильдий, — продолжала Лея, словно не расслышала его замечания, — и это едва не привело к его свержению после Третьей Северной войны. Виктор теперь повторяет его ошибку, но он — упрямый дурак. Справедливо надеется, что моя мать склонится перед его уговорами и речами о независимости от злой и коварной Империи. Но для Темерии закрыть рынки от наших товаров, значит попасть в зависимость от Редании. Интересно, она это понимает? Вопрос не был задан Айре, и он решил не отвечать и не перебивать больше супругу. Та теперь, казалось, разговаривала сама с собой. — Тиссену невыгодно подписание нового договора с Реданией, — продолжала Лея, — Виктор не может запретить ему торговать с Нильфгаардом, как он поступил с Каэдвеном, но Ковиру важен реданский рынок, хотя бы потому, что Редания значительно ближе, чем Нильфгаард. Если они снова поднимут пошлины… — Лея, — взмолился Айра, — выдохни — и давай просто потанцуем? Она подняла на него печальные карие глаза. — Я Императрица, Айра, — прошептала Лея дрогнувшим голосом, — у меня нет на это времени. Третогорский вальс отзвучал, и юный эльф попытался было оттащить спутницу к столам с закусками, предпринять еще одну попытку отвлечь и развеселить ее, но на пути у них встала Лита. Она мельком кивнула Айре и перехватила руку племянницы. — Идем, милая, потолкуем по-женски, — прощебетала чародейка, но взгляд ее вишневых глаз был холодным и мрачным. Похоже, первой на прочность князь Милорад проверял ее. Лея повернулась к супругу и виновато улыбнулась. — Прости, — шепнула она, и все — или почти все — в Айре поднялось, протестуя против этого похищения. Ему захотелось спасти Лею, увести ее хотя бы на этот вечер, защитить от сложных разговоров о торговле и бесконечных придирок, от забот и трудностей, от Императрицы вар Эмрейс. Но Яссэ прошептал «Отступись», и Айра послушно кивнул. — А я пойду поищу папу, — заявил он громко, — сидит, поди, за какой-нибудь колонной, охраняет всех и только и мечтает, что об этих вот пирожных. Лея в последний раз сжала его руку и ушла, увлекаемая прочь Литой. Вернону Роше, однако, в тот вечер предстояло остаться без пирожных. У Айры были дела поважнее. Никем не замеченный, он выскользнул из бального зала и поспешил по полутемной галерее дворца в сторону покоев Литы. План дерзкого ограбления разработал, конечно, Яссэ. Он же помог Айре составить магическую формулу, для завершения которой не хватало единственного элемента — частички того, кто наложил заклятье, которое они намеревались снять. В лаборатории у мастера Эмиеля то и дело появлялись пробирки с кровью Литы, которую вампир брал у своей подопечной в каких-то научных целях. И поначалу Айра предложил стащить одну из них — в обители наставника он был частым гостем, и тот время от времени даже оставлял юного эльфа один на один со своими приборами и ретортами. Но Яссэ отметил, что, несмотря на видимую беззаботность, у Региса в лаборатории все было наперечет, и он пристально следил за своими реагентами. Пропажа такой важной вещи, как кровь чародейки, могла вызвать ненужные подозрения. А они были им совершенно ни к чему. Потому внутренний голос посоветовал дождаться очередного бала, убедиться, что Лита была занята с гостями, и проникнуть в ее комнату. Пропажу пары волосинок с расчески чародейка не должна была заметить. В своем доме Лита ощущала себя в безопасности, потому никогда не запирала дверей покоев чарами. Кроме того, все важное и магическое хранилось в ее личной мастерской, и туда посторонним вход был заказан. Айра подозревал даже, что, реши он проникнуть в святая-святых, ему пришлось бы сражаться с големом или схлопотать страшное проклятье. Это, впрочем, было совершенно излишне. Скучающим стражам у двери Айра отвел глаза без труда. Они даже не вздрогнули, когда юный эльф проходил мимо них — Яссэ одернул мальчишку, когда тому вздумалось походя щелкнуть одного из рыцарей по носу под поднятым забралом шлема. В чародейских покоях пахло медовыми первоцветами, пудрой и чем-то еще, неуловимо терпким. Айра огляделся, дожидаясь, пока глаза привыкнут к полутьме — до сих пор он ни разу не переступал этого порога, даже когда хозяйка была здесь. Комната оказалась именно такой, какой юноша себе представлял. Поверх покрывала на огромной кровати валялся небрежно брошенный пеньюар. На столике у окна покоилась забытая книга, пустой бокал и несколько некуртуазно обгрызенных перьев — должно быть, перед балом Лита писала какие-то письма. В дальнем углу притаился мегаскоп, и Айра с любопытством осмотрел его. Кристаллов поблизости не наблюдалось — и план подглядеть, с кем вела переговоры чародейка, был обречен на провал. — Хватит ворон считать, — почти прикрикнул на юношу Яссэ, и тот обиженно встрепенулся. Путь их лежал через спальню, туда, где под тяжелыми занавесями скрывалась дверь в личный будуар Литы. Цветочный запах здесь был отчетливей, казался почти осязаемым, и терпкая нотка магии звучала сильнее. Айра втянул носом воздух и, не сдержавшись, раскатисто чихнул. Яссэ выругался — они прислушались, но движения за дверью не было. Его промах, похоже, никто не заметил. Объект их устремлений лежал на туалетном столике — обширном, как лабораторный стол Региса. Айра аккуратно, стараясь не сдвинуть ни одну из валявшихся здесь «женских штучек», подцепил запутавшийся в щетине расчески длинный черный волос, потом — для надежности — вытащил еще три, положил их в припасенный заранее маленький конверт и спрятал его за пазуху. Дело было сделано, юный эльф облегченно выдохнул. — Идем? — предложил он внутреннему голосу, — или поищем ее любовную переписку? Яссэ отчего-то безмолвствовал. Айра чувствовал, как чужая воля, до сих пор не проявлявшаяся, вдруг заставила его развернуться, а потом уже понял, что произошло. Они оба ощущали это. Откуда-то из глубины будуара исходил магический сигнал. Едва заметный, какой-то смазанный, точно ему мешал мощный филактерий, но такой пугающе знакомый, что у Айры похолодели кончики пальцев. — Что это? — спросил он, не успев осознать, что произнес это вслух. — Это мое, — ответил Яссэ, и ноги юного эльфа сделали шаг в сторону сигнала. Они чувствовали пульсацию энергии, и Айра, сквозь узнавание, пронзившее спутника, понимал, что и сам когда-то ощущал эту сигнатуру. Должно быть, неосознанно, возможно, еще до рождения, но она светилась теплом и чем-то непередаваемо, пронзительно родным. — Мы не можем забрать это, — снова вслух прошептал Айра, хотя ему самому все труднее было сопротивляться этому желанию, — она заметит. Она поймет! — Это мое, — повторил Яссэ, и они сделали еще несколько шагов. — А что это ты тут делаешь? — раздался у них за спиной тонкий девичий голосок. Айра обернулся рывком — в коридорах горели светильники, и пламя их в этот момент, должно быть, взметнулось вверх. Перед ними стояла Дани, похожая на крохотный призрак, в белоснежной кружевной сорочке. Айра досадливо прикусил губу. — Отвечай, — поторопила его вампирша, — а то я папу позову. Яссэ очнулся первым. — Я хотел найти что-нибудь успокаивающее, для Леи, — заговорил он устами Айры, — после этих балов она совсем не может спать. А у Литы наверняка есть какое-нибудь снадобье… — Мог бы попросить, — резонно заметила девочка, — а не вламываться к мамочке в будувар. — А ты что тут делаешь? — перехватил инициативу Айра, который в маленьких девочках разбирался куда лучше своего спутника, — ты не должна сейчас спать в своей комнате? А ну как твоя мамочка узнает, что ты снова шастаешь по дворцу — да еще и залезла в ее будувар. Лицо маленькой вампирши помрачнело. — Я хотела примерить ожерелье, которое мамочке подарил тот противный князь, — признала она, сморщив носик. — Могла бы попросить, — пошел в атаку Айра. Дани независимо подняла глаза к темному потолку. — Мамочка бы мне не разрешила, — ответила она с достоинством, — говорит, сначала надо проверить, не проклято ли оно. А что мне до этих проклятий? — Давай сделаем так, — Айра ощущал себя тем самым противным князем, выбравшим для переговоров самое слабое звено правящей триады, — ты не видела меня, а я проверю, не проклято ли ожерелье, а ты его примеришь. Потом вместе уйдем и забудем об этом? Дани размышляла всего мгновение, потом согласно — и с видимым нетерпением — кивнула. Найти ожерелье оказалось легко. Богатая безделушка с огромными рубинами покоилась в большом сафьяновом чехле среди баночек и фиалов на туалетном столике. Айра аккуратно провел над украшением рукой — ни следа магической сигнатуры. Похоже, князь Милорад просто решил подкупить верную советницу Императрицы, но никак не изжить ее со свету. Юный эльф торжественно обвил ожерельем маленькую шею принцессы, отступил на шаг и придирчиво посмотрел на нее. Нижний из рубинов доходил девочке почти до пупа, но Айра восторженно поцокал языком. — Теперь — уходим! — сказал он Дани, словно та была его соучастницей, и вместе они провернули дерзкое преступление, — стражи под мороком, но скоро очнутся. — Стражи, — презрительно фыркнула Дани. Она сняла украшение и, пока Айра аккуратно укладывал его обратно, стараясь положить под прежним углом, легко вспрыгнула на подоконник — окно было закрыто, но маленькая вампирша вдруг словно истаяла у Айры на глазах и багровым туманом просочилась сквозь щели в раме. Юный эльф тихо присвистнул. На бал они с Яссэ так и не вернулись. Лея нашла супруга в своих покоях, где он дожидался ее уже битый час и даже успел задремать. Императрица устало опустилась на стул у окна, сняла с шеи бабушкино ожерелье и откинулась на спинку. — Давай я сниму с тебя платье, — предложил Айра, скользнув с постели, — сама ты все равно не справишься. Лея неопределенно кивнула и поднялась. Пока супруг воевал с золотыми пуговицами, она молчала. — Я так рада, что у меня есть ты, — прошептала девушка, когда тяжелое платье наконец сползло ей под ноги. В легкой нижней сорочке Лея казалась совсем девчонкой — хрупкой, угловатой и какой-то будто замерзшей. Айра ласково обнял ее со спины и прижал к себе. Они стояли так несколько минут, ничего не говоря друг другу, затем Лея, развернувшись, прильнула к его груди. — Мэнно и Изольда преподнесли бабушке в подарок известие об очередном внуке, — сказала — точно пожаловалась — она. Айра улыбнулся и скомандовал Яссэ отправляться на боковую. Тот, как и всегда, подчинился. — Попробуем преподнести ей свой подарок на Беллетейн? — предложил он. Наутро, когда Лея отправилась на переговоры с реданским послом, Айра покинул дворец через конюшни. О сделанной накануне находке они с Яссэ не разговаривали. Юный эльф попытался задать вопрос, но внутренний голос пресек эту попытку на корню. Сейчас для этого было не время — по крайней мере, так он сказал. У порога знакомого дома Яссэ привычно потеснил спутника вглубь их общего сознания и постучал изящным медным молоточком. Эренваль, казалось, ждал его под дверью — он открыл почти мгновенно, просиял и пропустил гостя внутрь. — Шани только что ушла, — сообщил эльф, — завтракать, как обычно, не стала, ну и ладно — нам больше достанется. Яссэ хотел возразить, сказать, что дело, приведшее его сегодня, было слишком важным, чтобы его откладывать. Но искушение оладьями с медом было слишком велико. Лишь расправившись с двумя порциями — юное тело требовало добавки — гость извлек из кармана и выложил на стол свои сокровища. Тонкий серебряный стилет — уже нужным образом заговоренный и проведший в специальном филактерии положенные три недели — четыре длинных волоса и серебристый порошок, похожий на порох, в прозрачной надежно закупоренной баночке. Эренваль наблюдал за его приготовлениями, мрачнея на глазах. — Может, не надо? — подал он голос наконец, — до конца наказания осталось всего три года. Я могу подождать… — Не до конца наказания, — жестко напомнил Яссэ, — а до пересмотра дела? А что это значит? Эренваль пожал плечами. — А то, что, если Лита решит, что политическая обстановка нестабильна, и людям нужен козел отпущения, твое наказание продлят еще на семь лет, а то и больше, — ответил за него собеседник, — народ любит, когда правители карают предателей. А проклясть имя учителя дважды у них не получится. Он сам понял, что допустил ошибку — был слишком нетерпелив. Но Эренваль, похоже, ничего не заметил. — Если Лита почувствует, что ты это сделал…- заблеял он. — Она не почувствует, — отмахнулся Яссэ, — я не собираюсь уничтожать артефакт, просто сниму его с тебя. И он останется охранять твою кухню. Эта вещица не привязана к твоей сигнатуре, только к Литиной. У тебя ведь нет никакой сигнатуры, помнишь? Эренваль тяжело вздохнул. — Ты напоминаешь мне…- он осекся, поднял глаза и встретился взглядом с собеседником. Пару мгновений они держали зрительный контакт, потом Эренваль растерянно моргнул, — Яссэ? Он не стал отвечать, лишь ободряюще улыбнулся. Рукоять стилета чародей обмотал волосами Литы, потом несколько минут калил его лезвие над огнем очага, в который до этого бросил щепотку светлого порошка, тихо читая нужные заклинания — им с Айрой потребовалось несколько месяцев, чтобы выстроить и довести до совершенства эту формулу. Под конец серебро на миг побелело, а потом, потускнев, покрылось черными разводами. Яссэ встал. Эренваль сидел на стуле так прямо и напряженно, словно гость собирался вскрыть ему глотку. Яссэ аккуратно вытащил из-за ворота рубахи брата цепочку с зачарованным флореном, поднес лезвие к сочленению звеньев. Черное серебро разрезало золото, как бритва волос, и через мгновение артефакт оказался у Яссэ в ладони — горячий, точно его, а не стилет, калили в огне. Их глаза снова встретились. Эренваль сделал неуверенный глубокий вдох. Передернул плечами. — Я свободен, — прошептал он так, словно не мог поверить собственным словам. — Свободен, — подтвердил Яссэ. Флорен он положил на стол и, встав перед братом, опустил ладони ему на плечи. Тот смотрел на него посветлевшим взглядом. — И что же мне делать теперь? — поинтересовался Эренваль. Он, не скидывая чужих ладоней, потер шею, словно цепочка медальона натерла ему кожу. — О, мой друг, — прошептал Яссэ в ответ, — я расскажу тебе.