Дом там, где сердце

— Это все, что он рассказал? — спросил Роше, выслушав обстоятельный подробный рапорт. Изображение Патрика между столбиками мегаскопа едва заметно дрогнуло, словно магия артефакта перехватила его досаду. — Все, — подтвердил Вес, Роше кивнул. — Ты установил за ним слежку, пока он не уехал из Вызимы? — Я не получил соответствующего распоряжения, — с прохладцей откликнулся Патрик, и Вернон про себя ухмыльнулся. Молодой Вес был достойным сыном своей матери — бесстрашным, смышленым и преданным, но одну-единственную вещь от нее он все же не унаследовал — вечное и необоримое желание посылать подальше все полученные приказы, даже самые правильные и разумные. Патрик никогда не выходил за рамки своих обязательств и не отличался богатой фантазией — Анаис повезло заполучить такого талантливого — и такого верного долгу человека в свое подчинение. Однако время от времени Роше, прибегавший к помощи Патрика, жалел, что тому не досталось ни капли материнского пыла и неосмотрительности. Впрочем, возможно, дело было в том, что на долю Веса не выпало пока по-настоящему страшных испытаний, и делать сложный выбор между долгом и сердцем ему не приходилось. — Кастель Равелло — известная винодельня, — принялся Роше размышлять вслух, — о семейных неурядицах управляющего могли знать многие… — Нет, если факт порочной связи его дочери с Императором надеялись скрыть понадежней, — возразил Патрик — Вернон улыбнулся. Недостаток фантазии его воспитанник компенсировал способностями к рассуждениям и умозаключениям, его нужно было лишь немного подтолкнуть, — в этом случае, скорее всего, инцидент постарались замять, представить все, как обычную семейную драму, которая никого не касалась. Женщина понесла от неизвестного, родила несчастного бастарда и умерла — такое случается сплошь и рядом. — Верно, — задумчиво кивнул Роше, — и, тем не менее, должны были остаться свидетели. Людям всегда есть дело до всего, что их не касается. На этом сомнительном интересе наша с тобой профессия и процветает, сынок. — Если и так, — пожал плечами Патрик, — то за двадцать с лишним лет все могло позабыться. Кроме того, четыре года назад Кастель Равелло перестала быть собственностью княжеского дома и перешла во владение компании «Эмрейс и сын» — полагаю, госпожа Рия сменила и управляющего, и рабочих. — Едва ли, — покачал головой Роше, — госпожа Рия знает, что Туссент — особый регион, там ценят традиции превыше всего остального. Насколько мне известно, ее компания скупила почти все княжество, но работники виноделен большей частью остались на своих местах. — В таком случае, — ответил Патрик, — имеет смысл провести расследование на месте. Туссент находится вне зоны моего влияния, и я тут тебе не помощник. Роше кивнул. — В любом случае — благодарю тебя, — ответил он, — теперь я, по крайней мере, знаю, с чего начать. Патрик улыбнулся и собрался закончить разговор, но в последний момент пристально посмотрел на наставника. — Одного я не понимаю, Вернон, — заметил он, чуть понизив голос, — почему этот парнишка так тебя беспокоит? Даже если он и впрямь императорский бастард, прав на престол у него нет, и изменить законы Нильфгаарда под него может только Ее Величество Лея. Роше помолчал несколько секунд — точно такой же вопрос задал ему во время последнего разговора Иорвет, и ни для него, ни для Патрика, ни для самого себя Вернон пока не успел сформулировать достойного объяснения своему интересу. Явившийся не пойми откуда сын бывшего Императора — особенно теперь, когда парнишка покинул свое добровольное убежище в Синих горах — тревожил его, и причин этой тревоги Роше не понимал. Его подозрения могли бы утихнуть после того, как Фергус сам признал свое отцовство, но странным образом сходившаяся один к одному история казалась Вернону все менее убедительной по мере того, как к ней добавлялись новые детали. — Я хочу знать правду, — ответил Вернон наконец, и Патрик посмотрел на него с таким сомнением, точно Роше признался, что снит наяву пугающие видения туманного будущего. Когда изображение Веса исчезло, первым делом Роше аккуратно вытащил из держателя мутный зеленый кристалл и убрал его во внутренний карман — Патрик никогда не выдавал ему секретов, не предназначенных для его ушей, помогал, но оставался верен Анаис и маленькой королеве. Однако сам Вернон старался надежно хранить тайну их сотрудничества и не использовать информацию, которая могла бы бросить тень на репутацию его воспитанника. В Туссенте у нильфгаардской разведки, разумеется, имелось предостаточно верных агентов, но на сей раз Вернон понимал, что прибегать к их помощи было неразумно и опасно. Они были преданы Империи, но отчитывались, конечно, не только перед ним. Лита вар Эмрейс, занимавшая при юной правительнице скромный пост советницы, фактически правила страной, не обделяя своим драгоценным вниманием ни одну из сторон ее жизни — Вернон иногда исподволь удивлялся, как у чародейки хватало на все это времени и терпения. Лита не доверяла до конца никому — должно быть, хорошо усвоила уроки своего покойного отца, который с течением жизни сталкивался все с новыми предательствами. И в нынешней деликатной ситуации Роше представлялось разумным разобраться с привлечением минимального количества тех, кто мог рассказать чародейке о его интересе к таинственному юноше. Лита отыскала его и вернула в Нильфгаард, и ее мотивы оставались неясными. За годы, проведенные при дворе Императрицы, Вернон убедился — чародейка, если и не любила Лею по-настоящему, то заботилась и оберегала ее. Ее внимание временами становилось даже чересчур навязчивым, откровенно излишним, но заподозрить Литу в желании избавиться от племянницы — пусть бы даже она каким-то образом узнала правду о ее истинном происхождении — было немыслимо. Советница несомненно пеклась о благе государства — и о благе Леи вместе с ним. Однако вопрос требовал прояснения, и Вернон решил, что привлечь к расследованию еще одного человека все же было необходимо. К зданию, занимаемому компанией «Эмрейс и сын», он явился около полудня. Иметь дело лично с госпожой Рией Роше не собирался. К своей дочери бывшая Императрица была строга, особого тепла между ними не чувствовалось, но Вернон понимал — это могло оказаться лишь видимостью, особенностью их отношений, о которых он сам ничего не знал, видя только внешние проявления, но не заглядывая вглубь. Но другие отношения виделись ему, как на ладони — для того, чтобы понять, что между Литой и ее младшим братом зияла настоящая пропасть, вовсе не требовалось быть искусным шпионом. Мэнно вар Эмрейс задался целью захватить мир — об этом говорили все. Он не был воспитан военачальником, презирал прямые, надежные — и жестокие — методы, к которым прибегали все завоеватели до него, включая его отца. Но влияние младшего сына Эмгыра вар Эмрейса росло день ото дня, и Литу, обычно сосредоточенную на внутренних делах Империи, эта его целеустремленная, непобедимая направленность вовне буквально выводила из себя. Успехи торговой корпорации Эмрейсов в последние годы накалили политическую обстановку на Континенте добела. Редания полностью отказалась от нильфгаардских товаров — Вернон знал, что Виктор принял это непростое решение, чтобы остановить экспансию молодого Эмрейса, не дать ему поставить собственную страну в зависимость от Империи. После неудачных переговоров в Оксенфурте существовал реальный риск нового ультиматума со стороны Редании — Виктор мог заставить своих союзников — Темерию, Ковир и Повисс — закрыть порты для нильфгаардских кораблей, и тогда единственным ручейком для товаров Мэнно остался бы Новиград. А это могло привести к очередной войне. Все эти события для молодого Эмрейса были лишь статьями расходов. Для Литы же назревала катастрофа континентального масштаба — с последствиями экономических решений руководства компании, формально не имевшей к Короне никакого отношения, ей приходилось разбираться дипломатическими методами. И чародейка прекрасно знала, кого именно должна была в этом винить. И все это — не говоря уже о том, что Лита скорее сожгла бы Императорский дворец дотла, чем позволила бы Мэнно или кому-то из его дочерей — «диких островитянок» — взойти на престол. Одним словом, к молодому Эмрейсу за помощью обращаться можно было, не боясь, что он доложит об их разговоре советнице. Мэнно принял его в своем просторном светлом кабинете на верхнем этаже здания компании, и, когда Роше переступил порог, молодой негоциант не потрудился даже встать из-за стола, лишь небрежно махнул рукой, предлагая посетителю занять высокий стул напротив. Вернону этот прием был хорошо известен — Эмрейс прекрасно понимал, что явление в его владения начальника имперской разведки было событием отнюдь не заурядным, но всем своим видом показывал, что незваный гость оказался лишь досадной помехой для важных и неотложных дел. Мэнно собирался несколько долгих минут не обращать на него внимания, давая Роше время осознать всю ничтожность приведшего его сюда вопроса. И манеру предстоящих переговоров — устало-миролюбивую, подчеркнуто-любезную — он тоже уже предвидел. Но в эту игру можно было играть вдвоем. — Мне нужна информация по Кастель Равелло, — заговорил Роше, не дав Мэнно вернуться к своим бумагам, пристально глядя прямо ему в лицо, — последние четыре года винодельня принадлежала вам, но, я полагаю, записи предыдущих лет сохранились в вашем архиве? Юный Эмрейс поморщился. После вопроса, заданного так прямо и твердо, с его стороны попытка сделать вид, что документы на столе представляли куда больший интерес, чем собеседник, выглядела бы слабостью, ненужным замешательством, и Мэнно вынужден был ответить без паузы. — Вы действуете по приказу Ее Величества? — спросил он ровным тоном, скрывая раздражение. — Нет, — Роше решил не лгать напрямую, откровенность, обличавшая необоснованность его интереса, играла ему на руку — Мэнно, должно быть, не привык вести дела так открыто и «в лоб», — но, я полагаю, эта информация не является секретной? — Будь она секретной, вы пришли бы с приказом, — улыбнулся Мэнно, — так что да — вы правы, никакой тайны здесь нет. Однако винодельня существует уже три сотни лет, и вам придется уточнить — какая именно информация вас интересует, господин Роше. Юнец не стал уточнять причин, по которым Вернон вдруг заинтересовался винодельней в Туссенте — вероятно, решил не углубляться в его мотивы, чтобы впоследствии не иметь с ними ничего общего. Даже будь Роше вражеским реданским шпионом — а такие слухи в столице, конечно, ходили — Мэнно лишь делился незасекреченными сведениями, а это точно не тянуло на государственную измену. — Меня интересует история винодельни за последние пятьдесят лет, — ответил Роше. Мальчишке было чуть за двадцать, но такая точность лишь вызвала бы ненужные подозрения. — Вам нужны счета, векселя, сведения об урожаях? — спросил Мэнно, откинувшись на спинку своего кресла. Роше покачал головой. — Лишь общая информация, — сказал он, — имена управляющих, отчеты об их работе и все в таком роде. Мэнно изогнул черную бровь, но лишних вопросов задавать не стал. Он потянулся к стоявшему на столе маленькому резному колокольчику, позвонил, и через мгновение в дверях появился высокий худощавый клерк с бледным нервным лицом. Юный Эмрейс отдал распоряжение и вновь внимательно посмотрел на Роше. — Не желаете ли чего-нибудь выпить, господин Роше? — Мэнно был очень хорошо воспитан, и лицемерное гостеприимство было вбито ему в голову, должно быть, с младенчества. Вернон решил не злоупотреблять — он покачал головой. Эмрейс пару мгновений смотрел на него, точно не решался заполнить паузу прерванной работой, потом все же опустил взгляд на бумаги перед собой, но за пером в чернильнице не потянулся — просто рассеянно водил глазами по строчкам. Роше знал, что сумел поставить парнишку в неловкое положение, и не собирался его из него спасать. Клерк, нагруженный большими массивными книгами в черных переплетах, появился через несколько минут, когда тишина кабинете уже так сгустилась, что Вернону почти хотелось нарушить ее — не словом, но каким-нибудь сомнительным звуком — скрипом стула, покашливанием, тяжелым вздохом. Мэнно, явно мысленно благодаря Великое Солнце, что пытка тишиной наконец закончилась, поднялся из-за стола и принял из рук помощника книги, разложил их на столе и, открыв одну, принялся пролистывать желтоватые страницы. — В тысяча двести шестьдесят втором году управляющим винодельни стал мастер Фабрицио де То, — заговорил юноша после короткой сосредоточенной паузы, — разорившийся дворянин — княгиня Анна-Генриетта пожаловала ему должность после того, как Фабрицио вступил в права наследования за своим отцом, оставившим ему лишь долги. В семьдесят пятом мастер был с позором изгнан с должности и заточен в темницу за измену — он продавал на сторону Сангреаль, предназначенный для княжеского стола. На его место был назначен Гильермо Фарон, человек не знатный, но надежный и ответственный. В тысяча двести девяностом он почил, оставив винодельню на попечение троих своих сыновей — Марио, Лучиано и Жакомо. После приобретения винодельни четыре года назад госпожа Рия распорядилась передать управление младшему из них, он же занимает эту должность по сей день. Мэнно, раскрыв вторую книгу, принялся равнодушно зачитывать краткие отчеты о работе управляющих, а Роше, сделав вид, что внимательно слушает, задумался. Вычисления были простыми. Даже если у Марио, Лучиано и Жакомо имелась сестра, которой не посчастливилось разделить ложе с утратившим контроль над собой Императором, их отец почил ровно в тот год, когда Дани должен был появиться на свет. Это значило, что вся последующая история, предложенная парнишкой, попросту теряла смысл. Оставалась возможность, что вместо деда его воспитывали дядья, но отчего юноша даже не упомянул про них? Могло статься, что Дани приврал, сделав себя внуком управляющего княжеской винодельни, чтобы не признаваться, что настоящей его матерью была проститутка из Колоколов Боклера или простая крестьянка, но такая щепетильность все равно показалась Роше не просто странной, но совершенно неубедительной. Мэнно, меж тем, закончив экскурс в историю винодельни, захлопнул книгу и посмотрел на Роше. Тот перехватил его взгляд, вынырнув из размышлений как раз вовремя, и кивнул. — Благодарю за помощь, — сказал он, поднимаясь, — я услышал достаточно. Мэнно едва заметно поморщился, явно досадуя на то, что Роше потратил его драгоценное время на эдакую ерунду. — Надо полагать, о нашем разговоре ставить в известность никого не обязательно, — сделал он последний выпад, видимо, надеясь оставить за собой последнее слово, — но вы должны понимать — компанией владеет моя мать, и я обязан сообщать ей… — Делайте, что должны, — Роше коротко поклонился и, попрощавшись, вышел из кабинета. Теперь, получив почти неоспоримые доказательства тому, что таинственный паренек солгал Анаис, Роше размышлял о том, что и другие части истории вставали на свои места не слишком ловко, как неудачно подогнанный паркет. С чего матери юноши — или любому из тех, кто его воспитывал с младенчества — было давать ребенку такое необычное имя? Его носил в молодости покойный Император, им всю жизнь называла его Рия вар Эмрейс — Роше помнил, как Эмгыр объяснил эту ее милую дерзость. В те далекие времена в Нильфгаарде ни у кого не должно было остаться сомнений в притязаниях принцессы Цириллы на трон. Когда же она бесследно исчезла, супруга продолжала называть так Эмгыра по привычке, и их дочь взяла это милое прозвище, чтобы именовать им свою первеницу. Это было логично и трогательно. Но сын проститутки, крестьянки — или кого там еще? — получить это имя таким же путем не мог. В Туссенте, безусловно, знали о привычке Рии называть своего мужа «Дани», это было частью плана Императора. Но не логичней ли было назвать мальчика Эмгыром, раз уж неведомой женщине понадобилось подчеркнуть свое почтение к покойному правителю? Эмгыров, насколько знал Роше, в любой туссентской деревне подрастало по дюжине, не меньше. На простое совпадение такое решение списать было нельзя. Дани представлялся сыном Фергуса, внуком Эмгыра, а имя его не было таким уж распространенным по эту сторону Яруги, да и по ту — тоже — Роше вообще не встречал ни одного его тезки за всю свою жизнь. Оставалась возможность, что паренек, отправившись в добровольное изгнание, решил избрать себе прозвище, чтобы не светить настоящим именем. Он мог знать и восхищаться историей о Дани и Паветте, сравнивать себя с блудным рыцарем, оказавшимся изгнанным Императором. Но и эта версия едва ли выдерживала критику — Дани узнал о своем происхождении от Риэра, а сказок о странниках, скрывавших свою личину, в Туссенте было предостаточно. Парнишка мог назваться Вильфредом, заколдованным княжичем, или Кассеем, шутом, оказавшимся наследником эльфского короля. Но означало ли все это, что парнишка просто соврал, выдумал всю историю, а Фергус подтвердил ее из собственных хаотических и неподдающихся объяснениям мотивов? Лита утверждала, что нашла Дани при помощи магии крови, и даже если она солгала и просто отыскала юношу, похожего на своих братьев, в этом поступке не было логики. Роше подозревал, что чародейка выбрала парнишку «запасным кандидатом» на трон, чтобы сместить Лею, не имевшую к их крови никакого отношения, или, если Изюминка так и не сможет родить ребенка, объявить его наследником, лишь бы не отдавать трон «островитянам». Но, посмей она заявить о своем намерении, в дело непременно вмешался бы Мэнно и потребовал доказательств. Лита знала об этом заранее и не надеялась подделать результаты независимой проверки Гильдии Чародеев. Выходит, парнишка и впрямь приходился им родней. А это путало все рассуждения окончательно. Зяблика Роше отыскал в музыкальной комнате дворца. Допрашивать юношу, пытаться вывести его на чистую воду, используя знакомые приемы, Вернон не собирался — едва ли Юлиан что-то знал наверняка. Они с Риэром нашли парнишку вместе, но, скорее всего, им была известна лишь версия Литы, для них Дани был прежде незнакомым родственником молодого ведьмака, и история эта, похоже, их обоих совершенно устраивала. Зяблик сидел за клавесином, и рядом с ним, облокотившись о лаковую крышку, чуть подавшись вперед, стоял Айра — и о беседе с глазу на глаз, похоже, нечего было и думать. За последние годы мальчики очень сдружились. Когда Юлиан уезжал из столицы, сын скучал по нему, а, стоило блудному музыканту вернуться, их невозможно было оттащить друг от друга. Сейчас Зяблик наигрывал какую-то приятную неторопливую мелодию, а Айра подпевал — негромко и неразборчиво, точно себе под нос. Роше остановился в дверях, не спеша отвлекать юношей, но сын сразу его заметил, выпрямился и лучезарно улыбнулся. — Иди сюда, папа, — позвал он, — Зяблик сочинил новую песню — мы собираемся спеть ее Лее, и нам нужно твое мнение. Вернон поднял руки и покачал головой. — Простите, мальчики, но в музыке я ничегошеньки не понимаю, — заявил он, — твой отец, Айра, раньше постоянно играл на своей дудке, и мне приходилось делать вид, что я в восхищении, хотя на самом деле для меня все его экзерсисы звучали одинаково. С тех пор я совсем забыл, как притворяться. — И не нужно притворяться! — запротестовал со смехом Айра, поспешил к отцу и, перехватив его руку, потащил к клавесину, — просто скажи, нравится тебе или нет. Это песня, а не симфония из двенадцати частей. Роше шутливо возвел око к потолку, но подчинился. Сын выпустил его руку, плюхнулся на банкетку рядом с Зябликом, и юный музыкант, наградив Вернона быстрым приветливым взглядом, взмахнул рукой, театрально опустил пальцы на клавиши и заиграл. Песня и впрямь оказалась незамысловатой, приятной на слух, складной и нежной. Айра пел, прикрыв глаза, а Зяблик, выводя очередной музыкальный пассаж, поглядывал украдкой на друга, словно опасался, что тот собьется с такта и все испортит. Когда мелодия отзвучала, Роше совершенно искренне похлопал в ладоши и похвалил музыкантов — Айра, довольный его реакцией, похоже, готов был встать и раскланяться, а Зяблик лишь скромно потупился. — В последнее время у меня совсем нет времени на музыку, — посетовал он, — я бы сочинил что-нибудь посложнее… — Думаю, Лее понравится и так, — подбодрил его Роше, — она — девушка простая, пусть и Императрица. — Это точно! — подхватил Айра, — ей нравится, когда все четко и понятно — и в музыке, и в жизни. Зяблик — явно не слишком убежденный — кивнул и посмотрел на Вернона. — Ты возвращаешься к Дани? — спросил он как бы между прочим. Роше, не ожидавший такого вопроса, рассеянно пожал плечами. — Мне нужно поставить в известность Ее Величество, — ответил он, — и надеяться, что она меня отпустит. — Отпустит, — беззаботно отмахнулся Айра, — если ты пообещаешь надолго не задерживаться. — Пообещаю, — кивнул Роше, — мне остается только надеяться, что мальчишка уже не решил, что в моем замке ему скучно, и не сбежал до моего возвращения, — на самом деле, Вернон, конечно, распорядился, чтобы ему сообщали обо всех попытках Дани покинуть замок Кимбольт, однако Айре и Зяблику знать об этом было необязательно, — насколько я понял, ему надоело сидеть на одном месте, и душа его требует приключений. — Ты обещал познакомить его с Ианом, — уверенно заявил Зяблик, — думаю, это его удержит. — Обещал и познакомлю, — подтвердил Роше, — но, боюсь, я не до конца понимаю, чем это знакомство будет Дани полезно. Он сказал, что хочет встретиться со своим отцом, и Иан может их познакомить. Но что произойдет дальше, как думаете? Дани просто любопытно? Мальчики переглянулись в совершенно искреннем замешательстве — Роше подмечал их реакции и был уверен, что до сих пор они ни словом не солгали. — Мне он ничего не говорил, — сказал наконец Зяблик, — я знаю только, что Дани хочет посмотреть мир. Но, думаю, встретиться с настоящим отцом для того, кто его никогда не знал — важно, разве нет? Роше фыркнул. — Я узнал имя своего отца уже после его смерти, — заметил он, — и пожалел лишь о том, что не встретил его раньше, чтобы плюнуть ему в лицо. — Может, Дани хочет того же, — хмыкнул Айра. — Откуда он вообще узнал, что его отец жив? — как бы невзначай спросил Вернон. — Риэр ему рассказал, — на голубом глазу ответил Зяблик, — пару лет назад во время зимовки. Роше кивнул. — Не буду вам больше мешать, — сказал он, быстро потрепав Айру по голове, и мальчики, едва снова глянув на него, вернулись к своим делам. Вернон никогда не питал общих иллюзий по поводу Риэра вар Эмрейса. Юный ведьмак не блистал умом — это правда — но был, тем не менее, достойным наследником собственной фамилии. Вместо хитрости, стратегического ума и деловой хватки, он взял от своих предков необоримую целеустремленность, граничащую с непобедимым упрямством, находчивость и способность учиться на ошибках. Те, кто пытался воспользоваться его наивностью и простотой, жестоко ошибались, и Роше понимал, что вызнать правду у Риэра, даже если она была ему известна, было не менее трудно, чем разговорить Мэнно или их мать. Мальчишка был хозяином своего слова и, пообещав молчать о чем-то, крепко держался своей клятвы. Долго разыскивать юного ведьмака не пришлось — он обнаружился в большой теплице во внешнем дворцовом саду. Сидя на грядке, усыпанной крохотными зелеными ростками, Риэр со скучающим видом слушал рассуждения Эмиеля Региса, императорского лекаря и алхимика. Тот, похоже, пытался вдолбить в голову принца хоть какие-то знания о ботанике, но уши мальчишки к подобному учению оставались глухи. Потому, заметив Роше издалека, юноша радостно махнул ему рукой и поднялся, отряхнув колени. Вернон подошел ближе, вежливо приветствовал Региса — тот тоже встал и протянул прохладную жесткую руку для пожатия. — Я хотел бы перемолвиться словечком с Его Высочеством, — сообщил Роше, заметив, как, почуяв скорое освобождение, Риэр приготовился к немедленному побегу от учителя. Тот же любезно улыбнулся. — Тогда я оставлю вас, — сказал мастер Эмиель, — буде на то воля Его Высочества, — он покосился на Риэра без особой надежды, — он найдет меня в моей лаборатории. И я буду ему безмерно признателен, если с собой принц принесет мне пучок аренарии южной. Выдав эту весомую фразу, мастер ретировался, а Риэр с обреченным видом окинул подступавшие со всех сторон грядки страдальческим взглядом. — И чего бы ему самому не собрать этой аренарии? — вопросил он в пространство, — а то, как обычно, я притащу букет, а он скажет, что для нужного эликсира аренария северная ему не подходит. — У южной цветы больше, — предположил Роше, тоже оглядываясь по сторонам, — она ведь растет на юге. Риэр фыркнул и наконец перевел взгляд золотых глаз на него. — Надо было притащить Дани с собой, — заметил принц, и Роше моргнул от неожиданности — такого быстрого поворота в нужном направлении он точно не ожидал, — вот уж кто понимает во всех этих аренариях и глициниях. Думаю, он и мастера Эмиеля заткнул бы за пояс, — добавил принц с нескрываемой гордостью. — Ты очень высокого мнения о своем друге, — осторожно проговорил Вернон, боясь надавить слишком сильно. Риэр простодушно улыбнулся. — Он — отличный парень, — ответил он, — иногда ведет себя, как заноза в заднице, но на деле совсем не такой. — Для вашей семьи вести себя, как заноза в заднице — в порядке вещей, — качнул головой Роше, решив пойти ва-банк. — Это точно, — рассмеялся Риэр. — Это странно, учитывая, что ты нашел его в лесу всего четыре года назад, — продолжал гнуть свое Роше, — и до этого времени он понятия не имел, к какой семье относится. Нелюбимый внук управляющего винодельней, а ведет себя, как принц. Я заметил, как он держал нож и вилку за столом — не в Каэр Морхене же его этому научили? Должно быть, манеры у него и впрямь в крови. — Или его щелкали по лбу всякий раз, когда он брал не тот прибор в детстве, — отмахнулся Риэр, но Роше сразу заметил, что все-таки немного перегнул — во взгляде ведьмака появилась тень сомнения, он насторожился, словно почуяв незнакомый запах, — в Туссенте любой батрак знает, как вести себя за столом. — Может, ты и прав, — пожал плечами Роше, — я собираюсь сегодня же вернуться в Кимбольт и повидаться с ним. Может, ты хочешь ему что-нибудь передать — я видел, как тяжело тебе было прощаться. Риэр вздохнул и опустил глаза — Вернон явно прошелся по больному месту. — Мне неспокойно на сердце из-за того, что я его бросил, — признался он, понизив голос, — Дани — младший, и я обещал его защищать. Конечно, в охранниках он не нуждается, Лето научил его всему необходимому. Но все равно… неправильно это, понимаете? Риэр снова поднял на него глаза, и Вернон на секунду засомневался — не раскусил ли мальчишка его игру, не включился ли в нее с ходу? Взгляд его был открытым и искренним, но каким-то больно уж пристальным и цепким. — У меня не было братьев, — ответил Роше, секунду помолчав, — но я всегда старался заботиться о своих подчиненных — и о своей семье, конечно. Твое волнение мне очень понятно. Риэр переступил с ноги на ногу, потом вдруг подступил к Роше вплотную, почти нависнув над ним — юный ведьмак превосходил Вернона в росте почти на целую голову — и заговорил шепотом, точно опасаясь лишних любопытных ушей. — Тогда, если можете, присмотрите за ним? — попросил он, — Дани считает, что справится со всем сам, и никакая опасность ему нипочем. Но это не так. Он не знает, как жить, не запертым за безопасными стенами крепости, говорит, что хочет посмотреть мир, но понятия не имеет, что его там ждет. — Я думал, он три года скитался, пока ты не нашел его, — копируя его тон, прошептал Роше. — И жрал улиток и гусениц, сторонился людей и скрывался, — фыркнул Риэр, — его научили охотиться и убивать монстров, но всему остальному — нет. Дани слишком уверен в себе и не умеет признавать свои ошибки, легко отталкивает тех, кто хочет ему помочь. От этой неожиданной откровенности Роше уже не знал, куда ему деваться. Риэр не рассказал ему ничего полезного и не путался в показаниях, чтобы можно было подловить его на лжи, но его внезапный пыл и желание довериться почти незнакомому человеку обескуражили Вернона больше, чем если бы юный ведьмак врал напропалую. — Тогда выходит, он и меня оттолкнет, реши я помочь ему? — спросил он, и Риэр снова внимательно посмотрел на него. — Но вы же можете хоть попытаться, — с надеждой заявил он, и Вернон медленно кивнул. Риэр вар Эмрейс не был наивным и неплохо разбирался в людях, и ни в его взгляде, ни в словах не было ни капли лицемерия. Он искренне переживал за того, кого считал родственником и другом. И такую искренность нужно было заслужить. — Я попытаюсь, — пообещал Роше наконец. Перед возвращением домой Вернон зашел к Лее. Изюминка позволила себя обнять, справилась о его здоровье и предложила разделить с ней вечерний чай, но в ее поведении Роше заметил странную напряженность, точно маленькая Императрица одновременно хотела и боялась завести разговор о чем-то, тревожившем ее давным-давно. Вернон решил не давить на нее. Он сообщил о своем отъезде, обещал надолго не задерживаться, и Лея дала ему на это свое разрешение, велев передавать привет Иану — видимо, о его визите супруге поведал Айра. — Может, ты хочешь, чтобы я через Иана передал что-нибудь твоему отцу? — спросил Вернон, выдержав короткую паузу. Лея покачала головой. — Я получила от него письмо сегодня утром, и сама напишу ответ, — сказала она, — но спасибо за предложение, — Императрица неловко утихла, и Роше начинало казаться, что разговор их начинал тяготить ее все больше и больше с каждой секундой. Пора было откланяться, а потом, может быть, расспросить о тревогах внучки Айру — он всегда был двойным агентом и ни капли этого не стеснялся. — Тогда — до скорой встречи, милая, — Роше поднялся, и Лея вдруг перехватила его руку, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же потупила взор и кивнула. — Счастливого пути, — прошептала она. Вернон уходил от Изюминки с тяжелым сердцем, горько сожалея о том, что не мог проникнуть в ее мысли и понять, в чем было дело. Однако насущные дела не ждали, и уже через час он выходил из портала в замке Кимбольт. Оставленный присматривать за Дани управляющий сообщил барону, что юноша за все это время не сделал ни единой попытки сбежать. Он слонялся по замку, заглядывал во все комнаты, особенно заинтересовался библиотекой. Днем Дани выбирался на прогулку в ближайшую деревню, побродил по лесам — даже прикончил парочку эндриаг и накера, подобравшегося к человеческому жилью слишком близко, чем снискал благодарность и восхищение деревенских. Сейчас же, доложил управляющий, парнишка засел в библиотеке мастера Иорвета — туда Роше и направился. Дани он обнаружил сидящим, подтянув к себе босые ноги, в глубоком кресле у открытого окна — май выдался благостным и теплым, без ночных заморозков и дождей, и библиотеку наполнял легкий аромат сирени и свежего речного ветра. Парнишка читал, устроив книгу на коленях, и при появлении хозяина неторопливо поднял голову и окинул Вернона спокойным взглядом, точно тот был его гостем, а не наоборот. — Эту книгу написал некто Иорвет, — заметил Дани вместо приветствия, — мне знакомо это имя. — Еще бы, — улыбнулся Роше, — это имя отца моих сыновей и моего супруга, ныне занимающего пост наместника Аэдирна. — Супруга? — переспросил Дани с прохладцей. Роше усмехнулся про себя — от подобной реакции на это простое утверждение он успел отвыкнуть. В Нильфгаарде, где закон, каравший за недопустимые отношения, был отменен приказом Императрицы, люди оставались верны старым убеждениям, и они с Иорветом хранили молчание и не демонстрировали публично своей привязанности — ради Айры, конечно. Но услышать нечто подобное от того, кто, по его словам, вырос в свободолюбивом Туссенте, было странно. Роше развел руками. — Не льщу себе, что моя скромная персона хоть сколько-то тебя интересовала до сих пор, — заметил он, — но тебе не показалось странным, что меня, человека, чистокровный эльф Айра зовет папой? — Я не разбираюсь в чистокровности эльфов, — пожал плечами Дани, — и, хоть это и не мое дело, считал, что вы усыновили мальчика, вот и все. — Так и было, — подтвердил Вернон, — мать Айры давно умерла, но его отец — жив и здоров. Мы с ним вырастили двоих сыновей, ни один из которых не родня мне по крови. Но дети Иорвета — мои дети. — Интересно, — без особого энтузиазма ответил парнишка, закрыл книгу и отложил ее в сторону, словно ему вдруг стало неприятно к ней прикасаться. Перехватив этот скупой жест, Роше решил нанести еще один удар. — Я узнал, что Риэр рассказал тебе, что твой отец вовсе не умер, а сбежал на Скеллиге, — заметил он, — а он объяснил тебе — почему? Дани на мгновение задумался. — Он лишился поддержки народа и знати, — ответил он наконец, — запутался в политической игре, и вместо того, чтобы быть свергнутым и убитым, предпочел сбежать. Слова давались парнишке тяжело, это было заметно, и Вернон на секунду засомневался, стоило ли говорить то, что он собирался сказать. Но ему вдруг показалось, что вместо того, чтобы разозлить и расстроить мальчика, его объяснение могло напротив — успокоить или даже порадовать его. — Народ любил Фергуса, — сказал Роше после паузы, — и, если бы не одно обстоятельство, его никто не захотел бы свергать и убивать. Твой отец был вынужден вынести несколько смертных приговоров изменникам, и это подкосило его. Но он бы справился — рано или поздно. Дело было в Иане и их отношениях. Дани недоверчиво поджал губы. — Хотите сказать, что Фергус вар Эмрейс бросил Империю и свой народ, чтобы сбежать со своим любовником? — спросил он прямо и жестко. Роше был готов к такой реакции и не дрогнул. — Среди прочих причин — да, — ответил он, понимая, что не раскрыл юноше всей неприглядной правды, но для этого было пока не время. — Я не верю, — убежденно ответил Дани, помолчав, и отвернулся к окну. — С тех пор многое изменилось, — ответил Роше со вздохом, — но, когда приедет Иан, ты можешь расспросить его о той истории. Он подтвердит. Фергус уехал, чтобы жить простой жизнью со своим возлюбленным — и жил бы до сих пор, не реши он вернуться. Они оба замолчали, и Вернону неожиданно стало стыдно. Кем бы ни был застывший перед ним в неловкой позе юноша, вины за ним не было. Он всплыл посреди бушующего моря и теперь, казалось, пытался уцепиться за проносимые мимо него обломки чужих амбиций. Во всяком случае, в это верил Риэр, и Роше тоже начал сомневаться. — Ты играешь в шахматы? — повинуясь внезапно возникшей мысли, спросил он, — нам нужно же как-то скоротать время. Парнишка повернулся к нему. — У меня были шахматы, — сказал он тихо, — они достались мне от матери, но по-настоящему играть я никогда не учился. Он говорил правду — Вернон четко это понимал — и в голосе его слышалась незнакомая почти пугающая горечь. — Давай я тебя научу? — предложил он, и Дани, секунду подумав, кивнул. Они сели за стол, отодвинув в сторону книги, которые юноша приготовил себе «на потом», и Роше, расставив по новенькой доске блестящие лаком фигуры, ободряюще посмотрел на Дани. Шахматы в дом притащил, конечно, Иорвет. Они не представляли особой ценности, просто понравились эльфу, и они с Верноном садились за эту доску всего несколько раз, обычно занятые другими делами. — Я сыграю белыми, — сказал Роше, двинув вперед через клетку королевскую пешку, — а потом можем поменяться. В просторной библиотеке горело лишь несколько светильников, и Вернон решил не зажигать больше света. В приятном полумраке он исподволь разглядывал сосредоточенное лицо парнишки, занятого обдумыванием следующего хода. Перед ним сидел Эмрейс — в этом можно было не сомневаться. Фамильные черты на молодом лице успели очертиться четко и ясно — Роше узнавал и резкую линию скул, и изгиб длинного орлиного носа, и взгляд непроницаемо черных глаз. Теперь, сидя так близко к юноше, Вернон замечал и другие особенности. Отчего-то ему вспомнилось, как несколько десятков лет назад он учил хитрой игре еще одного Эмрейса — тогда уже стоявшего на границе старости. И тот хмурил лоб, поджимал губы, заносил пальцы над фигурой, потирал подбородок точно так же, как этот. Сходство было таким пугающе явным, что на мгновение Вернону показалось, что он шагнул на много лет назад, и перед ним за столом восседал Эмгыр вар Эмрейс собственной персоной. Фигуры Дани двигал так же бездарно. — Если пойдешь конем, получишь мат через два хода, — прокомментировал Вернон очередной выпад парнишки. Тот поднял на него злые глаза, но руку от фигуры убрал. Выдвинул ферзя, и Роше быстро взял его, убрав с поля. — Шах. — Вы меня обманули, — раздраженно заметил Дани. Вернон усмехнулся. — Ты сам загнал себя в ловушку, — ответил он, и юноша гордо вздернул подбородок, отводя короля на клетку вправо. — Риэр сказал, ты провел три года, скрываясь от кого-то, сторонясь людей, — как бы невзначай произнес Роше, — кто тебя преследовал? Дани посмотрел на него поверх фигур, и сходство его с Эмгыром стало почти невыносимым. Он открыл рот, чтобы ответить, но тут раздался деликатный стук в дверь, и на пороге появился управляющий. — Милсдарь Иан прибыл, — объявил он, поклонившись, — и ждет вас в Каминном зале. Роше кивнул, снова глянул на Дани и улыбнулся. — Расскажешь мне позже, — предложил он, — а пока идем — я познакомлю тебя с сыном.