Весло в песке

      Ни на один из прежних поцелуев это не было похоже. Чишия отпустил мои запястья, и теперь одна его рука придерживала мой затылок, а рот прижимался к моему с неловкостью человека, стремящегося загладить свою вину, но безуспешно.              Не совсем то, чего я хотела. Не так. Я все еще не понимала, как он мог опуститься так низко. А в это время его большой палец проходил по линии моих волос, словно приглаживая их. Как человек мог так внезапно измениться? Как можно было переключиться от чуть ли не жестокости к чему-то столь интимному?              Я не осознавала, что плачу, пока он внезапно не отстранился, его губы удивленно приоткрылись.              — Почему? — невозможно было вымолвить и слова в ответ, — Почему ты плачешь?              Он приподнялся на одном локте, наконец-то дав мне возможность перевести дыхание. Это показалось мне освобождением, как будто я больше не была поймана в ловушку на этой кровати под удушающей тяжестью, напуганная единственным мужчиной в комнате.              Чишия сохранял тот же нечитаемый взгляд, который ни о чем мне не говорил. — Это было ошибкой, — сказал он просто, будто это могло все исправить.              «Ты ужасен, совершенно ужасен».              — Ты ужасен! Ты… ты ひどい, — я путалась в словах, пытаясь объяснить ему, насколько жестокими были его действия. Мои руки вцепились в его рубашку, дрожа и колеблясь между притягиванием его ближе в поисках утешения и отталкиванием прочь. — 最悪. Хуже тебя нет. Иногда я на самом деле тебя ненавижу.              — Ты и должна, — его свободная рука осторожно попыталась ослабить мою хватку. Я лишь сильнее сжала пальцы, сопротивляясь, но его рука упорно оставалась на месте.              — А что насчет нас? — мне практически не хотелось услышать ответ. — Мы тоже ошибка?              — Самая большая ошибка, которую я совершил с тех пор, как попал сюда, — ответил он.              — Жалеешь об этом?              — Временами. В основном нет, — его глаза, похожие на кошачьи, скользнули к окну, где над горизонтом парил дирижабль Бубнового Короля, а затем переместились на меня. — Но вот сейчас…              Несмотря на то, что мы знали друг друга лишь по Пограничью, у меня получалось читать его в достаточной степени, чтобы понять, что он никогда не извинится. По крайней мере, не напрямую.              «Ты мне не нравишься. И любить тебя я бы не хотела».              Но я любила. И именно это причиняло боль. Я сама была виновата. Но я ни о чем не жалела.              — Тогда загладь свою вину, — сказала я ему, мой голос дрогнул. — Если сожалеешь, ты должен что-то с этим сделать.              Было слишком неудобно объяснять, что я имела в виду. Я никогда не делала этого раньше, просто потому что не нашлось подходящего человека, и мне было слишком неловко. Несмотря на мою расплывчатую формулировку, Чишия, похоже, уловил смысл. Он нерешительно хмыкнул, затем его губы изогнулись в озорной улыбке, которую я одновременно любила и ненавидела.              — В таком случае…              Его рот снова прильнул к моему с еще большей силой. Он был неопытным, неуклюжим, и его неопытность была налицо. И все же я чувствовала ее, эту упорную тягу стать еще ближе.              «Пожалуйста…»              Его рука сместилась с того места, где я все еще держала его рубашку, его ногти провели по моей руке. Затем, неожиданно, его большой палец коснулся груди, отчего по моему телу пробежала дрожь. Он усмехнулся в поцелуе и отстранился, чтобы прижаться к моей шее. На мгновение он застыл на месте, и мы оба грелись в этой близости. Секунды тянулись, а он был единственным источником тепла в комнате между прохладными простынями и дождем, бьющим в окно, таким холодным, так отчаянно пытающимся проникнуть внутрь. Каждый его вздох вызывал дрожь, и я обвила его руками.              — Чишия?              Когда он наконец пошевелился, это было похоже на избавление от боли, но лишь для того, чтобы пробудить новую волну. Исчезла прежняя неопытность, когда он осыпал мое горло поцелуями — неуклюжими, но мягкими — и с нежностью, которой я не ожидала, начал легко прикусывать кожу. Его рука скользнула под мою кофту, чтобы провести по моим бокам, пока он прослеживал следы Нираги и перекрывал их своими.              Мне стоило большого труда сохранять ровное дыхание — что не прошло даром. Он поднял голову, чтобы осмотреть свою работу.              — Люди увидят.              Его глаза сверкнули, когда он оценил мой взъерошенный вид:              — В этом и смысл.              Все в нем казалось экспериментаторским, как будто он пробовал разные вещи, чтобы увидеть, что заставит меня среагировать.              «Теперь моя очередь».              Мне хотелось увидеть, как он полностью потеряет контроль. Я хотела показать ему, что не собираюсь уходить в ближайшее время, что он не одинок, а его существование — не напрасно. Мои пальцы коснулись края его футболки в нерешительности, стоит ли продолжать. Я была уже порядком на взводе и вся залилась румянцем. Но ведь именно этого я и хотела. Я просунула руки под футболку и медленно провела ладонями по его коже. Сперва Чишия вздрогнул, но после отпрянул от моих прикосновений. Когда мои руки добрались до его груди, он, наконец, выпрямился, чтобы снять рубашку.              А что мне еще оставалось делать? Я увидела возможность. Осталось только ей воспользоваться.              Когда он стянул ткань через голову, я наклонилась и толкнула его обратно на кровать. Он моргнул, приятно удивленный таким поворотом событий. Он был стройным, даже стройнее меня — мысль об этом заставила меня смутиться еще сильнее. Отблески дождя, хлеставшего по окну, отбрасывали странные голубые узоры на его кожу, лицо и даже волосы. Он никогда не выглядел так красиво.              — Что ты делаешь?              Я наклонилась вперед, пока мои губы не коснулись его грудной клетки:               — Возвращаю услугу.              А потом я поцеловала его, ощущая гладкость, соль пота и его неповторимый запах. Я пыталась повторить то, что он делал, оставляя за собой дорожку из множества маленьких следов. В какой-то момент его пальцы запутались в моих волосах, направляя мою голову. Я отважилась поднять взгляд и обнаружила, что он наблюдает за мной, прерывисто вздыхая и только наполовину закрыв глаза, будто он ничего не хочет пропустить. Я улыбнулась в его живот, но, прежде чем я смогла зайти дальше, он притянул меня обратно и поменял нас местами.              «Ничего нового».              — Мне это нравилось, — запротестовала я.              — Мне тоже, — сказал он. — Но, полагаю, мне дали четкие инструкции.              Не в силах сопротивляться его фирменному обаянию, я помогла ему стянуть с себя толстовку и джинсы и тут же вздрогнула от холода. Но мы еще не закончили. Его пальцы проникли мне за спину, чтобы расстегнуть лифчик. Моя рука машинально прикрыла грудь, что заставило Чишию приподнять бровь.              — После всего случившегося ты так стесняешься?              — Сам сказал, что ты студент-медик. Видел все это и раньше, так что значения иметь не должно, так ведь?              Он хмыкнул:              — Думаю, можно предположить, что это одно из тех исключений, о которых я говорил.              — Не принимала тебя за человека, которого вообще интересует секс, — честно сказала я ему.              — Так и есть, — его глаза скользнули вниз. — Обычно.              «Значит, в ванной он был не так уж и невозмутим?»              Как я могла не чувствовать себя неполноценной, особенно когда Чишия был настолько совершенен? Но теперь отступить не получится. Мы уже прошли точку невозврата. Не в силах смотреть ему в глаза, я отпустила руку. Я чувствовала, как его взгляд блуждает, вбирая в себя каждую деталь.              Его руки были повсюду, и моя голова откинулась назад, все смущение исчезло во вспышках удовольствия. Но потом он склонился к моей груди, взяв краешек плоти в рот.              Я застыла.              Не раздумывая, я схватила Чишию за плечо, готовая оттолкнуть его. Он, должно быть, почувствовал, что что-то не так, поскольку мгновенно отпрянул и бросил на меня вопросительный взгляд. Я видела, как в его голове крутятся шестеренки, заполняя пробелы.              — Он… — мне ненавистна была даже мысль об этом. — Он укусил меня.              Лицо Чишии дернулось в легкой вспышке отвращения:              — Не знал, что он зашел настолько далеко.              — Скажем так, мой купальник был безнадежно испорчен.              — Понятно, — в этот раз он был предельно серьезен. — Тебе все еще больно?              Я покачала головой:              — Нет, но, пожалуйста, не делай так больше.              Он провел пальцем по пряди моих волос:              — Не буду.              В благодарность я наклонилась, чтобы встретить его губы. С каждым поцелуем чувство дискомфорта улетучивалось все больше и больше. Краем глаза я заметила, как рука Чишии скользнула в прикроватный ящик и достала оттуда маленькую красную упаковку квадратной формы. Я почти не могла поверить в увиденное.              — Где, — поцеловала его в челюсть я, — ты это взял?              — Куина, — ответил он. — Она прочитала мне лекцию.              «Ах, Куина. Даже сейчас она за мной приглядывает. Ну, за нами обоими».       Он ненадолго присел, чтобы снять остатки одежды, и было невозможно удержаться от того, чтобы не взглянуть на него. Даже после нашей перепалки он никогда не выглядел столь привлекательно, как в этот момент. Я с головой погрузилась в фантазии, что даже не заметила, как он поймал мой взгляд.              — Увидела что-то, что тебе нравится? — он бросил пустую обертку через плечо.              Я закатила глаза, надеясь, что он не заметит моих раскрасневшихся щек:              — Заткнись и иди сюда.              Он переместился на кровати так, что его лицо оказалось над моим, а волосы рассыпались вокруг него, словно серый нимб. Я провела пальцем по его позвоночнику, умоляя придвинуться ближе, встретиться на полпути. Но он затягивал момент, поддразнивая меня взглядом.              А потом одним движением опустился вниз.              Я ахнула, прочертив ногтями путь вдоль его лопаток. Выражение лица Чишии было самым спокойным из всех, что я когда-либо видела. Я хотела запомнить его навсегда. А когда он начал двигаться, мне пришлось прижаться к нему, чтобы не потерять себя полностью.              Все исчезло: игры, эти жуткие галлюцинации, воспоминания о Нираги. Остались только мы вдвоем, укрытые от хлещущего по стеклу дождя. Даже появись тут Пиковый Король, я не смогла бы вообразить более райского способа умереть. Но тут он попал в нужную точку, и меня пронзил невольный крик.              Застигнутый врасплох, он замер, его глаза сияли темным восторгом, словно он открыл некий секрет. Я нервно моргнула. Этот взгляд был мне прекрасно известен. И я точно знала, что он сделает дальше.              — Чиш-о-о!              Он качнул бедрами, вбиваясь снова и снова, пока я не сорвалась на приглушенные стоны и прерывистые вздохи. Я попыталась уткнуться лицом в его плечо. Так я могла слышать его собственное неглубокое дыхание, чувствовать жар его блестевшей от пота кожи.              И в один сводящий с ума миг я распалась на части.              Все вокруг плавилось и раскалялось до бела, а я плыла сквозь эфир. Каждый мускул в моем теле одеревенел от изнеможения, каждый нерв был на пределе чувствительности, и где-то в этой расплавленной толще Чишия покрывал мою шею усталыми поцелуями.              Когда я пришла в себя, то увидела, как он пытается отдышаться. Его глаза были плотно закрыты, брови сведены, а пряди серебристых волос прилипли к коже. Это был краткий момент уязвимости, и, очевидно, я была единственной, кто видел его таким. Его движения стали быстрыми и беспорядочными, и с одним сдавленным стоном он рухнул вниз.              После этого никто из нас не произнес ни слова. Все наши споры, крики и колкости превратились в тихие вздохи, нарушаемые лишь перестуком дождя. Я вздрогнула, когда он отстранился и откатился в сторону, положив руку на подушку в качестве открытого приглашения.              «Он что, на самом деле мне позволяет?»              Чишия ненавидел объятия и допускал их только в отдельных случаях. Может быть, он постепенно начинает получать от этого удовольствие. Всего лишь может быть.              Не теряя времени, я натянула на нас одеяло и свернулась клубком у него под боком, закинув ногу на него, чтобы как можно лучше насладиться происходящим. Он, похоже, не возражал, так как его рука обвилась вокруг моего колена, надежно удерживая его на месте. Я могла бы заснуть в ту же минуту, если бы Чишия не заговорил:              — Это все объясняет, или тебе еще нужны доказательства?              Я ткнула его в ребро:              — Не язви. Я все еще злюсь на тебя за то, что ты сделал, — по правде говоря, гнев значительно притупился, но это не означало, что я обо всем забуду. — Чишия, если еще раз попробуешь нечто подобное, я позабочусь о том, чтобы у тебя никогда не было детей.              Он усмехнулся:              — Вперед. Мне все равно.              «Подожди… что?»              Так и есть, я не ожидала, что он проникнется идеей о детях. От него не исходила атмосфера отцовства. Но полное безразличие? Я подняла голову и увидела, что он безучастно смотрит в потолок:              — Ты не хочешь их?              Он пожал плечами, но ничего не ответил. У меня возникло ощущение, что это был разговор, в который он вступал нехотя, но не слишком, и я опасалась переходить на запретную территорию.              — Ты никогда не рассказывал мне о родителях. Хорошие ли они?              — Они никакие, — сказал он. — Они поженились и родили меня, потому что на бумаге это выглядело прекрасно. Мы едва ли друг друга знаем.              Я полностью развернулась к нему, слегка обеспокоенная тем, что он сказал. Была ли это причина, по которой Чишия был таким, какой он есть? Должны же они были хоть иногда заботиться о нем, по крайней мере, когда он был ребенком.              — Но ты же должен хотя бы немного знать о них. Что любит делать твой отец?              Он окинул меня мрачным взглядом, как будто я упустила какую-то очевидную шутку: — Он любит работать и просматривать медицинские журналы. Меня воспитала прислуга.              «Прислуга?!»              Мое удивление, когда я услышала, что в реальном мире Чишия, по всей видимости, был из необычайно богатой семьи, заглушилось печалью. Я не знала, какие отношения у него были с родителями, но, судя по его словам, он, похоже, был изолирован. Многие родители считают, что их дети в полном порядке, если они одеты, накормлены и образованы. Но я прочла много книг об эмоциональном пренебрежении.              Это было похоже на зерно пустоты, которое всходит и растет, пока не захватит все твое существо, разбухая в постоянном голоде, который невозможно удовлетворить. Я читала книги по психологии и исследования о последствиях, изучала, как такие дети становятся взрослыми, постоянно находясь в поисках недостающего кусочка паззла.              И вот Чишия…              «Неудивительно, что он всегда ненавидел, когда я прикасалась к нему».              Слеза вырвалась наружу, и я попыталась скрыть ее ладонью. Естественно, спрятать ее не удалось.              — Ч… а сейчас ты из-за чего плачешь?              Я цепко обвила его торс:              — Прости. Просто я правда тебя люблю. Даже если ненавижу, я тебя люблю.              — Ну вот ты мне и сказала, — задумчиво произнес он, и, хотя тон его голоса был, как всегда, сардоническим, его рука крепче обхватила мою ногу, будто удерживая меня от побега.              Я зевнула, борясь с усталостью так долго, как только могла. Но кое-что все еще не выходило у меня из головы:              — Знаешь, я удивлена. Когда Куина привела меня на крышу в тот день, я не думала, что тебя волнует то, что произошло…              Я до сих пор не могла произнести это вслух, хотя в этом и не было необходимости. Чишия, казалось, отлично понимал, что я имею в виду.              — Я тоже так не думал, когда до меня дошли эти слухи, — его рука отпустила мою ногу, и он провел пальцем по моему горлу. Теперь, вероятно, я была покрыта отметинами Чишии, но мне было интересно, что он испытывал тогда на самом деле.              — Тогда я была немного пьяна, — призналась я. — Я делала перерывы между рюмками и пила воду к тому же. Я не напилась до потери сознания и все осознавала. А еще мне было страшно. Страшнее, чем во время игр, — Чишия хранил молчание, хотя я знала, что он внимательно следит за каждым моим словом. — Ты боишься встретиться с Валетом и Королем?              Он обдумал вопрос:              — Нет. Я нахожу это довольно забавным — вверить свою жизнь судьбе.              «Вот к чему все сводится».              Я всегда знала, что он так думает, но вообразила, будто сейчас все будет по-другому. Если мы есть друг у друга, разве этого недостаточно?              — Ты ни о чем не забыл? — я наклонила его подбородок кончиком пальца, заставляя посмотреть на меня. — О нашей сделке.              — Не забыл.              — Тогда почему?              — У меня есть несколько вопросов, — сказал он. — Хочу выяснить, чего стоит жизнь. Изучение медицины не дало мне нужных ответов, так что, возможно, я найду их здесь.              «Ценность жизни? Как ее можно измерить?»              — Это невозможно, Чишия.              — Возможно, нет, — ответил он.              Я нахмурилась, пытаясь придумать лучший способ заставить его прозреть:              — Ну, если бы тебе довелось предположить, как думаешь, насколько ценна моя жизнь?              Я надеялась подтолкнуть его к пониманию того, что на этот вопрос невозможно ответить, что жизнь абстрактна, не говоря уже о том, каким образом мы присваиваем ей цену. Каждый аспект общества выстроен вокруг цены, от автомобилей до валюты — ничего более, чем человеческая суть. Единственным существом, действительно способным присвоить жизни ценность, был Бог, но даже так его существование было субъективным.              Но у Чишии имелся ответ. Он положил руку мне на голову, заправив выбившийся локон за ухо:              — Намного больше, чем моя.              Нет.              «Это не то, что я имела в виду. Совсем не то».              Я готова была бросить ему вызов, сказать, что он стоит всего и даже больше. Но слова пересохли в моем горле, и, прежде чем я смогла подобрать их снова, он уже закрыл глаза, погрузившись в легкую дрему. Мне ничего не оставалось, как прижать его к себе как можно крепче, пока за окном завывал ветер и надвигалась темнота.