Смертельный секрет

Молния проспал весь остаток дня. Ночью это проходило тревожнее. Он постанывал во сне, ворочая голову в разные стороны. Док все это время держал его за руку, когда мальчику становилось хуже, то потихоньку тёр запястье. Он знал, что его начинает беспокоить голова, поэтому несколько раз делал расслабляющий массаж, понижая сильное давление в месте травмы и надавливая на нетронутые. Под раннее утро Хадсон решил ввести больше обезболивающего в катетер, после чего Молния притих и успокоился окончательно. Мальчику ночью снились сны, связанные с гонками и аварией. Весь сюжет он не помнил, так как все видел размыто из-за большой дозы лекарств, чем глубоко в сознании этому был рад. Постепенно они переставали действовать и появлялись жуткие картины запомненного из автокатастрофы в голове, хотя на данный момент он не помнил своего крушения. «Красная машина неслась, казалось, быстрее самого ветра. Стремительно обгоняет противников, чаще всего, это были зеваки, которые неизвестно, что забыли в автоспорте. И вот, когда зритель уверен, что именно девяносто пятый будет лидировать последующие 200 кругов, внутри все обрывается. Врывается темная лошадка, которую совсем никто не ожидал. Как тень, но она быстрее тебя, она не рядом с тобой. Мчится к победе, в фарах этой малышки читается целеустремленность, самовлюблённость и успех…» »…Он держался на максимальной скорости, 198 миль в час. Из его головы вырвал резкий, оглушительный писк. На панели мигала кнопочка красным цветом, сигнализируя то, что пора сдавать. Молния не понял этого сразу. Задняя левая шина лопнула, в панике парень вывернул руль влево, от чего спорткар прикоснулся к другому, Джексона. Наконец, машина и его владелец потеряли управление, самообладание. Она вспорхнула, как бабочка, высоко ввысь, но не дотягиваясь до облаков. Прокрутившись в воздухе, казалось, десятки… нет, сотни раз, полетела наискось, падая все ниже и ниже в пропасть, куда-то в глубь, где слишком темно…» Из полудрема в реальность Дока выдернула новая доза прерывистых стонов и плача, которые с каждой секундой нарастали все больше и больше. Хрупкое тело содрогалось на белых простынях от ноющей боли и проклятого сна, не желающего заканчивать свое жалкое представление на публику. Губы дрожали, по щекам из закрытых глаз катились слезы, которые после стекали и падали на оголенные ключицы. Хадсон осторожно взял его руку и ощутил, насколько сильно она холодная. Из-под кожи выпирали косточки, вены. Ладонь мальчика в ладони мужчины казалась такой маленькой и слабой, что невозможно было представить, как она обхватывала руль и выворачивала из стороны в сторону. Ужасной мыслью было то, что Док не мог радикально помочь ему в данный момент. При себе препаратов, успокаивающих его нервную систему, не оказалось, хотя он попытался свободной рукой найти в тумбочке в нижнем выдвижном ящичке что-то подходящее. Все, что оставалось — это продолжать поддерживать его без слов в трудные минуты. Он медленными движениями начал проделывать очередной массаж. Большим пальцем мелкими прикосновениями потирал тонкую кожу и все косточки. Хадсон старался делать это как можно медленнее и продолжая оставаться самому в полном спокойствии. Все эмоции, все волнение родителя ребёнок может чувствовать даже во сне. Тем более, сердце Молнии было хрупким и ранимым. Другой рукой он потянулся нажать на кнопку для вызова медсестры. Она чуть загорелась красным цветом при нажатии и издала негромкий звук, подтверждающий вызов. Док вернулся в прежнее сидячее положение, слегка наклонившись к мальчику. Он стал подергивать головой в разные стороны, будто пытался что-то разглядеть рядом, но это было проявление его нарастающей паники. Через пару минут в комнату вошла медсестра, которая с порога любезно поздоровалась с Хадсоном. Она сразу же обратила внимание на ребенка в койке и поняла, что не все в порядке. Мужчина торопливо попросил позвать их лечащего врача и тот почти сразу прибыл в палату. — Доброе утро, Пол. Молнии нездоровится? — доктор Луис присел на край кровати, рассматривая пациента. — К сожалению, да. Скорее всего, его снова беспокоит голова. Этой ночью я два раза вводил лекарства в систему, они помогают ему на несколько часов. Когда перестают действовать, то боль возвращается. Не хочу тревожить и будить Монти, ему и так сейчас тяжело, — Док произносил слова в полутонах и гладил ребенка по голове. — Понимаю. Это объяснимо, только вчера он пришел в себя. Я надеюсь, что завтра мы сможем сделать ему МРТ, в котором он сильно нуждается. Давайте я сейчас введу обезболивающее посильнее этого. А дальше мы будем надеяться, что ему станет получше и легче. Это ожидаемо, мы делаем системы, уколы. Если будут осложнения, я попрошу невролога осмотреть его, — Луис взял из принесенных собой вещей шприц с жидкостью внутри. Хадсон обхватил руку мальчика двумя своими, чтобы она не дергалась. Доктор ввел препарат, и Молния чуть застонал, уже постепенно засыпая в своей тупой боли со стороны затылка. — Вы наблюдаете за его сердцебиением? — спросил доктор шепотом, последовав примеру мужчины, чтобы не разбудить пациента. — Да, переодически обращаю внимание на монитор. Когда он в спокойном состоянии, то есть спит, его сердцебиение в норме. Когда у него начинаются боли, а затем и приступы паники, то оно повышается. — Это следовало ожидать. Нужно увеличить дозу препаратов и чаще ставить системы, чтобы боли быстрее начали уходить. Его сердцу сейчас не нужно сильно напрягаться, кардиостимулятор только приживается. Когда он в следующий раз проснется, попробуйте немного поговорить с ним и установить контакт. Док кивнул. Он знал, что совсем скоро их полноценный разговор наступит, но не понимал, как его лучше вести, чтобы не навредить чувствам ребенка. Он сейчас был нежным и слабым для долгих раздумий и размышлений. Доктор Луис напоследок осторожно посмотрел швы Молнии на его груди и убедился, что кровотечений нет и в целом, аппарат работает должным образом. — Пока что все выглядит и протекает довольно хорошо. На данный момент меня беспокоит только его состояние, хотя это вполне объяснимо. Он… попал в автокатастрофу, для него большой шок оказаться здесь, в четырех стенах, рядом со множеством аппаратов. Думаю, в будущем, ему потребуется психолог, чтобы пережить эту травму. Если что, я вас предупрежу. В целом, всё, что я хотел сказать… Главное, будьте рядом с ним. Держитесь, — уголки губ Луиса слегка приподнялись вверх, а глаза смотрели на Хадсона с большим пониманием и сочувствием. — Благодарю вас за всё. Извините за столь прямой вопрос, но вы так переживаете за каждого своего пациента? — недоверчивым тоном задал вопрос Док. — Нет, что вы, — бросил доктор, — мне не так часто достаются настолько молодые пациенты. Тем более, с таким количеством травм. У парня жизнь, буквально, только началась, молодость — лучшее время… и все это вот так рушится на глазах, как карточный домик. Я сопереживаю, как человек другому человеку. Разве мы не созданы для чувств, для заботы друг о друге, даже если незнакомы? Пол, мы делаем все, что в наших силах. И я надеюсь, что все обойдется, и остальные травмы не будут давать о себе знать. Естественно, кроме сердца. С этим придется просто смириться. Каждый врач давал клятву Гиппократу. Мой долг — помочь своему пациенту. Думаю, вы понимаете, о чем я… Мне пора идти в обход. Если что-то произойдет, то нажмите на кнопку вызова. До встречи. Хадсон привстал с кресла, чтобы пожать руку Луису. Теперь он был в еще большем замешательстве. Молния правда еще совсем не ощутил вкус жизни, вкус молодости… Это вовсе не то, что ощущают люди после. И пусть Док будет в любом его возрасте считать ребенком и называть ребенком, расти он все равно не перестанет. Хотя на койке перед ним сейчас лежал явно ребёнок. Беспомощный, бледный и такой… маленький. Мужчина приоткрыл шторы, чтобы в комнату поступил свет. Яркие лучи солнца мигом озарили всю палату, но особенно Молнию. Его несказанно светлые волосы, небрежно растрепанные, лежали на белой подушке и блестели на солнце, как золото. Все вокруг удивлялись, почему же они не потемнели, как обычно это происходит, когда дети начинают взрослеть и из смазливых мальчиков вырастают серьезные, порой даже мрачные парни. Но с Молнией все сложилось не совсем так, как с остальными. Док только сейчас увидел слезы ребенка на щеках, которые еще не успели высохнуть за столь короткое время. Он нежно прикоснулся рукой к его мягкой коже и вытер медленным движением пальцев. В комнате уже чувствовалось, как стало тепло. Хадсон взял краешки одеяла и немного раскрыл мальчика, чтобы его тело подышало. На белой полупрозрачной рубашке виднелись давно застывшие маленькие пятна крови. Мужчина планировал попросить медсестер выдать новую стандартную больничную одежду или разрешить одеться в свою, так как Молнию периодически лихорадило и ему становилось холодно. Но сейчас мальчик на вряд ли сможет сделать даже несколько простых для обычного человека движений, таких как поднять руки и засунуть их в рукава. Или же привстать, чтобы натянуть штаны. В глубине души Док понимал, что даже сделать МРТ, что было в планах доктора Луиса, уже будет тяжелой задачей. Хотя они планировали просто перевезти Молнию на той же кровати в другой кабинет и аккуратно переложить его на аппарат. В целом, он старался не задумываться об этом. Впереди их ждали множество других сложностей, которые тоже придется как-то решать. Хадсон положил руку на плечо мальчика и наклонился, чтобы поцеловать в лоб. На проявление любви (хотя мужчина упрямо оправдывался всем и всюду, что таковой любви у них нет, только взаимопонимание, как тренер к гонщику, и даже некая жалость)в своем мутном сне под наркотиками, которые ему ввели совсем недавно, Молния ощутил это, как что-то теплое в суровом морозе и холоде вокруг. Он издал болезненный стон от неожиданности и свободной рукой дотронулся до склонившегося над ним Дока. — Тише-тише, малыш, — зашептал мужчина спокойным голосом, — спи-спи, я ненадолго отойду. Я не оставлю тебя тут одного, — он слегка сжал плечо ребенка и отпустил. Хадсон внимательно наблюдал за мальчиком на протяжении нескольких минут чтобы убедиться, что он точно спит и все в порядке. Молния лишь инстинктивно отвернул голову налево от прямых лучей солнца, которые мешали его глазам, и провалился в глубокий сон, спокойно дыша. Только после этого Док смог выйти из палаты и в коридоре встретить проходящую мимо медсестру. Он любезно попросил остаться с мальчиком на время, пока пообедает в ресторане недалеко от здания больницы. Медсестра улыбнулась ему и незамедлительно согласилась выполнить его просьбу. — На столике рядом с кроватью лежит записная книжка, на первой странице мой номер. Если Монти внезапно станет плохо или грустно, не постесняйтесь позвонить мне, я сразу же вернусь. — Конечно. Не беспокойтесь за него, он под контролем, в любую секунду мы сможем помочь ему. Отдохните столько, сколько вам нужно, не торопитесь. — Благодарю. Надеюсь, мальчишка не доставит вам серьезных проблем за время моего отсутствия. Попрощавшись с медсестрой, Хадсон впервые за долгое время наконец-то смог выбраться из больничного логова и выйти на улицу. На самом деле, ему казалось, что прошла целая вечность. В нос ударил свежий летний воздух и прохладный ветерок. Он решил сперва прогуляться в парке рядом и размять свои затекшие конечности после долгого времяпровождения на «удобном» кресле. Мужчина засек время и установил для себя, что выполнит все запланированные дела максимум за два часа.

* * *

Во мрачной комнате, пропахшей виски, на диване сидела девушка в желтом летнем платье, в котором она выглядела легкой и невесомой. На ее согнутой ноге лежала голова Джексона. Она гладила его по черным, как нефть, волосам и успокаивала бархатистым голосом: — Джеки, я верю тебе, что ты не хотел причинить вред Молнии. Не накручивай себя, я уверена, что он жив и ему сейчас гораздо лучше. — Спасибо, хоть ты веришь мне… Ты так думаешь? Я не могу не накручивать себя, понимаешь. Сейчас меня пол мира ненавидит. Хотя… мне наплевать на них. Мне важно то, держит ли на меня Молния обиду. Но это наверняка так и есть, это логично, так бы поступил каждый разумный человек… мне так больно и плохо на душе… я мечусь из стороны в сторону в своих проблемах и идиотских поступках всю жизнь. Круз достала салфетку и протянула ему. — Если хочешь выплакаться, то сделай это, не держи все эмоции в себе. Ты желаешь увидеться с Молнией, я правильно тебя поняла? У меня есть связи. Я попрошу их узнать, в какой больнице он сейчас находится, а дальше мы будем думать, как попасть к нему. Знаешь, я в хороших дружеских отношениях с ним, как и с тобою. Думаю, мне будет увидеться с ним. Если что, я смогу поговорить с ним намеками и узнать немного информации. Джексон приподнял голову и посмотрел на нее. Он всхлипнул и улыбнулся: — Круз, ты… ты так добра ко мне. Я даже не знаю, как тебя отблагодарить за это… Спасибо тебе огромное, правда. За чисто человеческую поддержку. В последнее время мне особенно ее не хватает. — Не бери в голову, мы же друзья. Ты тоже всегда выручаешь меня. Круз приподнялась и протянула руки для объятий. Джексон прижался к ее груди, как ребёнок к матери, и снова расплакался. Но на этот раз это был не отчаянный плачь, а счастливый с надеждой внутри.