Путь

Черное беспамятство уступило безмятежному сну. Эйнеке не уловил, когда случилась эта перемена, однако отчетливо ощутил тот миг, когда ушел сам сон. Полуэльф очнулся. Открыл глаза и увидел перед собой не звездное небо и не кроны чужих незнакомых деревьев. Оказался не в Сумрачном Саду, куда после смерти уходили души погибших эльфов. Нет, то, что увидел Эйнеке совсем не походило на загробный мир! Он лежал на спине в высокой траве. Ветви золотых элорнов покачивались над головой, а в прорехах между ними выглядывало ясное синее небо. Перелетали птицы. Стрекотали и верещали, хлопали крыльями. Эйнеке растерянно наблюдал за их перемещениями, пальцами перебирая землю подле себя. Руки слушались. Обе. Ладони сжимались и разжимались. Когти входили в мягкую лесную почву. Грудь вздымалась. Дышалось на удивление легко! Пряные ароматы трав и сладковатый запах летних лесных цветов… Да, это точно не Сумеречный Сад. Это точно не смерть! События минувшей ночи пронеслись перед глазами. Звериная тропа, уводящая все дальше и дальше от Златолесья. Охота. Следы колдовской скверны повсюду. Мертвые галлы на поляне. Дохлые белки и пичужки то тут, то там. Раэрин. Сначала эльф, потом огромная рысь. Зеленовато-золотые кошачьи глаза. Бег сквозь ночь. След. И снова Раэрин. Поверженный. Потом Нессир. Короткая схватка с ним. Удушье. Накатывающая темнота… «Как?!..» - Эйнеке неловким движением провел пальцами по горлу. Сглотнул. Боли не было. Почти. Немного саднило. Будто простыл или выпил что-то уж слишком холодное на ночь. Ран от чужих когтей тоже не было. Эйнеке еще раз ощупал собственную шею: и впрямь ничего! Перед мысленным взором всплыл еще один образ. Нечто ослепительно-белое, увенчанное короной черных переплетенных меж собой рогов. Тиндар? Эйнеке пытался вспомнить – понять, что видел за мгновение до того, как потерял сознание, но… Не успел. - Пр-р-робудился! - пророкотал незнакомый голос. Странный и совсем не эльфийский! Глубокий и будто сплетенный из нескольких голосов сразу. В нем Эйнеке слышал и гортанный рык, и высокий присвист, и даже змеиное шипение. Единственное, что в нем было эльфийским – это, пожалуй, речь: голос говорил на чистом альданском наречии. Эйнеке вздрогнул. Невольно сжался. Кем бы ни был говоривший, он застал юношу врасплох! Мгновение. Два. Три. Эйнеке ждал удара или хотя бы новых слов. Готовился отвечать или, быть может, сразу бежать. Ничего не происходило. Совсем ничего! Тогда Эйнеке заелозил, завертел головой, пытаясь взглядом поймать говорившего. Если слух не обманывал юношу, тот должен быть где-то совсем рядом. Силуэт. Не менее странный, чем голос! Эйнеке видел в нем и очертания эльфийской фигуры, и рога галлы, и нечто вроде пернатых крыльев вместо рук. Желая рассмотреть это получше, юноша перевернулся на живот. Поднял голову. Незнакомое нечто оказалось прямо перед глазами. Оно и впрямь напоминало эльфа. У него даже было эльфийское лицо! Остальное же… Длинная белая грива закрывала шею и грудь существа. Более короткая шерсть покрывала длинные когтистые руки, а выше локтей ее сменяли длинные птичьи перья. Ноги своим строением напоминали скорее кошачьи, чем эльфийские. Уши у существа были оленьи, а рога… Да, рога у него и впрямь были как у галлы! Два светло-зеленых глаза, не мигая, смотрели на Эйнеке. Существо чего-то ждало. Эйнеке, не отводя взгляда, сел. Легкий холодок пробежал по затылку. Незнание… это пугало! Эйнеке впервые видел нечто подобное, и разум его никак не мог подобрать подходящее для этого существа слово – его название. Само существо, впрочем, как такового страха у юноши не вызывало, пугало только собственное непонимание. Эйнеке открыл рот. Попытался заговорить, но только сейчас понял, как сильно пересохло горло. Закашлялся. Существо тогда же подалось ближе. Протянуло когтистую руку. - Пей, - сказало оно. - Не бойся. Я – не враг. Откашлявшись, Эйнеке поднял взгляд. Настороженно и удивленно глянул на существо. В руке у того теперь была причудливая чаша из древесной коры. Внутри нее была вода. Во всяком случае так решил Эйнеке, ибо жидкость была бесцветна и как такового запаха не имела. Юноша еще раз осмотрел существо. Куда более внимательно, чем прежде. Тогда же заметил еще одну странность, с ним связанную. Живность. Мелкая лесная живность, точно с ума сошла! Жучки, мыши и даже ящерки крутились у ног существа, выискивая корм. Одна особенно наглая и бесстрашная белка вскарабкалась ему на плечи. Пара небольших пичужек пыталась свить гнездо прямо меж черных рогов. Были и иные живые твари. Куда более крупные и, быть может, опасные. Они держались в стороне от поляны. Скрывались в лесной тени. Шуршали в зарослях, но близко не подходили, лишь наблюдали со стороны. - Они тебя не тронут, юный Ал`Аллэ, - существо улыбнулось. Эйнеке вздрогнул: оно его знало! Некоторая догадка относительно того, что за создание перед ним, возникла в уме. Впрочем, озвучить ее юноша не рискнул: уж слишком он был не уверен в этом своем предположении. Вместо этого спросил: - Кто ты? Существо засмеялось: тихо и все так же странно – многоголосо. Эйнеке молчал. Больше ничего не говорил и не спрашивал. Ждал. Существо подалось еще ближе. Протянуло свободную руку к нему. Коснулось. Не только телом, но и… мыслями? Нечто вкралось под кожу, просочилось сквозь кости, вошло в разум. Яркие образы и картинки поплыли перед глазами. Эйнеке видел перед собой эльфа: высокого и красивого, со светлыми волосами и яркими зелеными глазами. Он шел в лес – в самое сердце Златолесья. Пестрые придворные одежды сменились скромным друидским одеянием. День сменился ночью, и перед Эйнеке возникла залитая лунным светом поляна. Друиды в звериных обличьях собирались на ней: кошки, вороны, волки, медведи и олени. Все они пришли навстречу своему собрату, все явились, чтобы поприветствовать его на пороге новой… жизни? Перерождения! Эйнеке увидел ритуал. С кровью и жертвой. Тот эльф… он погиб, но… не по-настоящему. Чувство. Потрясающее чувство единства! Оно наполняло до краев. И меняло. Искажало. Делало чем-то… большим! Вместе с этим загадочным эльфом Эйнеке становился элорном и зарослями бересклета, вездесущими белками и маленькими птичками, величественной галлой и ловким совокотом, он становился… Душой Леса! - подсказало нечто, а потом все образы и видения развеялись. Нечто чужеродное и совсем не присущее Эйнеке покинуло его разум. Замерло на кромке сознания. - Анхамар Дир`Манаар, - представилось существо и, выдержав короткую паузу, добавило: - Верховный друид Златолесья. Эйнеке шумно выдохнул. По-новому взглянул на существо перед собой. «Так вот значит каков этот самый «Верховный»! Вот что значит его особая близость к Лесу!» - осознание. Оно переполняло. Будоражило. Заставляло мысли лихорадочно метаться в голове, а сердце биться все быстрее и быстрее. Новый выдох: на этот раз восторженный. - Я… - начал было Эйнеке, однако не смог произнести ни слова, лишь качнул головой, силясь обозначить некое неуклюжее подобие поклона. Анхамар ответил тем же. Впрочем, его поклон был куда более изящен и величав. После Верховный друид Златолесья вновь протянул Эйнеке чашу. Полуэльф уже совсем без опаски принял ее. Пригубил. Жидкость и впрямь оказалась водой. Однако никогда прежде глоток воды не приносил Эйнеке столько удовольствия и… облегчения? Остатки страха отступили окончательно. В голове прояснилось. Боль в горле прошла мгновенно. - Спасибо! - улыбнулся Эйнеке и вернул чашу. Анхамар принял ее. Улыбкой ответил на улыбку и замер, будто погрузившись в некий транс. Он не моргал и не шевелился. Не прядал оленьими ушами, хотя явно вслушивался в звуки вокруг. Эйнеке, не совсем понимая суть происходящего, обвел поляну взглядом. Проследил за тенями, мечущимися меж древесных стволов на ее границах. Парочка оленей или галл. Нечто, по виду и размером своим напоминающее барсука. А еще рысь! Воспоминания о минувшей ночи нахлынули с новой силой. Беспокойство острой иглой вонзилось в мозг. Эйнеке сжал и разжал пальцы. Вонзил когти себе же под кожу, силясь совладать со вспыхнувшими вдруг эмоциями. Анхамар по-прежнему молчал и, казалось бы, даже не обращал на Эйнеке внимания. Это лишь усугубляло… заставляло чувства все прибавлять в остроте и яркости. В конце концов, юноша не выдержал. Вперив в Верховного беспокойный взгляд, он спросил: - Раэрин… он жив? А Нессир? Что случилось тогда… ночью? - спросил и замер, будто и сам поддался тому же оцепенению, что охватило и Анхамара. Верховный друид тем временем чуть шевельнул ухом. Снова глянул на Эйнеке. Протянул руку и уже знакомым легкий жестом коснулся его лба. Нечто, замершее на кромке сознания, зашевелилось. Засочилось, потекло, проникая в сам разум Эйнеке. Перед глазами снова понеслись картинки-видения. Эйнеке опять был на той злополучной поляне. Он видел Нессира и Раэрина. Видел и себя. Со стороны. Тонкими ручейками жизнь от Раэрина перетекала к друиду-мятежнику, а тот… да, тот душил его – Эйнеке! Борьба. Сопротивление. Они угасли так быстро! К видениям добавились ощущения – смесь сожаления и ярости: неистовой, дикой, почти животной. Прыжок. Эйнеке почувствовал, как ноги его напряглись, а тело сделало рывок вперед. Земля приблизилась. Кажется, он наклонил голову, выставляя рога вперед. Помимо черной, будто выжженной, травы выцепил взглядом и длинные ноги, покрытые белой шерстью, темные раздвоенные копыта… Столкновение. Удар. Нессир вскрикнул, когда Эйнеке, а вернее тот, чьими глазами он видел эту сцену, налетел на него. Крик, впрочем, довольно скоро перешел в рык, а потом в отчаянные визг и вопли. Копыта и рога оказались силой куда более эффективной и смертоносной, чем та скверная магия Нессира. Мятежный друид не сумел даже воспользоваться ей! Может сыграло свое то, что он ослаб после поединка сначала с Раэрином, а потом с Эйнеке, может взял свое и фактор неожиданности нового нападения, а может… О, как Нессир смотрел на своего нового противника! Удивление, ужас и боль сплелись в его взгляде! И в последнем протяжном вопле. Очередной удар раздвоенного копыта раскроил ему череп. Кровь темными тонкими лентами растеклась по лицу и шее. Следующее видение. Теперь Эйнеке видел Раэрина. Тот снова был эльфом. Бледный и истощенный, он все же твердо стоял на ногах. Что-то говорил, однако разум Эйнеке отказывался воспринимать слова. Нечто, прокравшееся в его сознание, подсказало, что это была благодарность. В зеленых глазах друида мелькнула… радость? А с ней восторг и почтение! Почтение же должен был выразить и короткий поклон, что Раэрин обозначил прежде, чем поднять с земли некий… предмет? Он отправился в Аланию, - подсказал голос Анхамара. - Братья-друиды и Смотрящие должны знать, что отступник… губитель был справедливо наказан! - прежде, чем видения отступили, Эйнеке рассмотрел, что именно за предмет поднял Раэрин: это была окровавленная голова Нессира. И что принц Ал`Аллэ невиновен в приписанных ему злодеяниях, - голос Анхамара стих, а яркие образы-картинки угасли окончательно. Нечто, приносящее их, опять затаилось на кромке сознания. - Я… - Эйнеке сглотнул: видение смерти Нессира не принесло ему радости или облегчения. Скорее напротив, вызвало в душе неприятное тягостное чувство… разочарования? Печали? - Мне жаль, - прикрыв глаза, тихо сказал юноша. Тогда же в третий раз ощутил прикосновение Анхамара. На этот раз не было видений. Верховный всего лишь погладил Эйнеке по волосам. Попытался утешить. - Но я рад, что все это закончилось. Что никто больше не пострадает от его рук, и… Я очень рад, что Раэрин жив! - Эйнеке открыл глаза, вскинул голову, устремляя на Анхамара взгляд и с тем же, совсем не смущаясь внезапно накативших слез. Попытался улыбнуться. - Он сам выбрал свой путь, - коротко и сухо сказал Анхамар, явно подразумевая Нессира. Эйнеке отвел взгляд. Слезы душили его, а жестокость чужих слов… ранила? - Он не казался мне плохим… - пробормотал юноша, сам не зная для чего. Он не пытался оправдать Нессира, ведь оправдания его поступку, его жажде силы не было, но и промолчать… - Он помог мне. Поверил в меня. Был добр, когда… когда это было так нужно мне! - усилие воли, и Эйнеке заставил свой голос звучать тверже. Он снова взглянул на Анхмара: - Я буду скорбеть по Нессиру, и по тому пути, что он выбрал, - сказал все так же тихо, но куда более уверенно и ровно. Анхамар кивнул. - Златолесье тоже, - признался он, приложив руку к груди – к самому сердцу. Пауза. - Ты научился ценить жизнь, принц Ал`Аллэ, - изрек вдруг Анхмар. Эйнеке удивленно глянул на него. Кивнул, не зная, что ответить, да и следует ли вообще отвечать. - Ты пойдешь за мной к Первому Древу? - после еще одной короткой паузы спросил Анхамар. Эйнеке вздрогнул. Вжал голову в плечи по первой ошеломленный услышанным, потом расслабился, выдохнул, округлившимися глазами уставившись на землю перед собой – на Верховного смотреть было сейчас слишком страшно: вдруг это сон или какое-то наваждение? Радость в миг овладела всем существом юного полуэльфа. На губах затрепетало заветное: «да!». Впрочем, Эйнеке так и не дал ему прозвучать. Сомнения. Они охладили радость. Отрезвили рассудок. Новые видения расцвели перед мысленным взором, однако виной им было не нечто, замершее на кромке сознания Эйнеке, а его собственная память. Вся жизнь пронеслась у юноши перед глазами. Все его решения и страсти. Голод. Борьба с ним и кормежки – каждая вплоть до последней. И Нессир – разговор с ним. «Что если я как он? Что если я не справлюсь? Запутаюсь? Поддамся жажде и оскверню Круг Жизни? Мы слишком похожи!» - зашевелились предательские мысли. Впрочем, в них было что-то… разумное? И справедливое! - Нет, - Эйнеке покачал головой. - Я… Не думаю, что я готов! - честно признался он. Анхамар медленно кивнул. В его взгляде не было непонимания или гнева. Светло-зеленые глаза все так же излучали терпеливое и благосклонное спокойствие. - Быть юным и сомневаться – это естественно. Сомневаться прежде, чем решиться на то, что изменит тебя всего – тоже естественно, - как-то несколько отстраненно, словно и не к Эйнеке обращаясь, молвил Анхамар. Третья пауза. Совсем коротенькая. - Путь, - сказал Верховный друид как бы между прочим, - Жизненная тропа. Учение друидов. Традиция. Когда подходит срок отправиться к Первому Древу, многие из тех, кто выбрал служение Лесу, прежде отправляются в странствия по чужим землям. Познают мир вне Златолесья и узнают себя – насколько готовы быть теми, кого из них сотворит Древо. Эйнеке чуть наклонил голову к плечу, сощурился, потом медленно кивнул. - Я понял, - ответил, немного поразмыслив. - Спасибо, Верховный, - добавил, обозначив глубокий и почтительный поклон. - Принцесса Аи`Миррар ждет тебя, - чуть улыбнулся Анхамар, резко меняя тему. Эйнеке замер, удивленно вскинув брови: - Миристель? - уточнил он, чувствуя легкий трепет в груди. Анхамар кивнул в ответ и, указав на заросли у края поляны, сказал: - Тиндар тебя проводит. Эйнеке глянул в ту сторону: отчетливый силуэт серебристо-белого оленя проступил среди элорнов. Зверь в нетерпении перебирал ногами. - Спасибо, - еще раз пробормотал Эйнеке, после улыбнулся и поспешил к галле. Лишь напоследок обернувшись, сказал: - Прощай! - До встречи! - отозвался Верховный.

***

Копыта Тиндара едва касались земли, когда он нес Эйнеке сквозь лесные чащи. Верховный и поляна, где состоялась их с Эйнеке встреча, осталась далеко позади. Лес поредел. Кустарника стало заметно меньше, а между древесных стволов замелькали белокаменные эльфийские постройки: далекие шпили Алании и куда более близкие переплетения арок и колоннад великого храма. Движения Тиндара замедлились. С галопа могучий олень перешел на рысь, а после и вовсе на шаг. Остановился же Тиндар только на границе храмового сада. Просить и настаивать на том, чтобы зверь продолжил скачку Эйнеке не стал. Покорно спешился и, шепнув галле тихое «Спасибо!», поспешил на встречу девушке, что ждала его. Миристель. Она была все так же безупречно прекрасна, что и во все их прошлые встречи. Даже следы усталости не омрачали ее красоты. Улыбка и живой блеск светло-голубых глаз же приумножили ее. Одета Миристель по-прежнему была в белое, однако наряд ее совсем не походил на те жреческие одеяния, что привык видеть Эйнеке. Сегодня принцесса Аи`Миррар носила легкое платье, расшитое серебряной нитью. Руки и плечи ее были открыты. В сплетенных в пышную косу волосах мелькали синеватыми пятнышками незабудки. Светлые крылья чуть трепетали за спиной. Сердце в груди Эйнеке забило быстрее. Кровь прилила к щекам и ушам. На миг юным полуэльфом овладела робость, потом потрясающая отвага. И радость. Разумеется, радость! После всего пережитого минувшей ночью, Эйнеке был как никогда рад видеть Миристель – девушку, ради которой он бы, ни на миг не усомнившись в разумности своих действий, снова влез в подобную авантюру. Мристель сделала шаг навстречу. Эйнеке спешно прибавил ходу. Мгновение, и он сжимал тонкие и легкие (почти невесомые!) ладони Миристель в своих руках. - Здравствуй, принц Ал`Аллэ, - тихо и нежно прошелестел голос эльфийки. - Здравствуй, принцесса Аи`Миррар, - отозвался Эйнеке. Он хотел сказать что-нибудь еще. Вообще, он многое хотел сказать! Но не смог проронить ни слова. Только набрал в грудь побольше воздуха и судорожно выдохнул, завороженный воссоединением с… возлюбленной? «С возлюбленной!..» - про себя повторил Эйнеке, смакуя и пробуя это мысль на вкус. - Идем, - Миристель чуть отстранилась и потянула Эйнеке за собой в сад. - Лишние уши и глаза ни к чему, - девушка улыбнулась, а молодой полуэльф даже и не думал сопротивляться. Тенистая прохлада. Ароматы распустившихся цветов. Щебет птиц и стрекот разыгравшихся белок. Эйнеке и Миристель, совсем не стесняясь взглядов гуляющих по садам эльфов, шли рука об руку по мощенной камнем тропинке. Шли молча, однако улыбки не сходили с лиц. В душе у Эйнеке все пело и трепетало. Радость и ошеломляющая нежность по отношению к хрупкому созданию подле него владели полуэльфом всецело. Они же заставляли его то и дело обращать к Миристель взгляд. Эйнеке смотрел на нее. Проникался ее красотой. Замечал, что Миристель тоже смотрит на него украдкой. И взгляд ее был теплым и ласковым, как солнечные летние дни на Янтарном берегу. - Сюда… - позвала Миристель. Снова потянула Эйнеке за руку – направила в нужную сторону. Еще несколько минут ходьбы. Они углубились в храмовые сады. Голоса других эльфов стихли. Впереди замелькала светлая, почти прозрачная, гладь озера, поросшего невысоким камышом. Большие белые птицы неторопливо и размеренно плавали у дальнего берега. Лебеди. Они громко и пронзительно кричали. Причудливо изгибали длинные шеи. Опускали головы под воду. Кормились. И их совсем не смутило и не спугнуло появление двух юных влюбленных в этом укромном уголке. - Раэрин рассказал, что случилось. Он вернулся на рассвете, - наконец подала голос Миристель. Эйнеке, на миг засмотревшийся на лебедей, вновь обратил взгляд к эльфийке. - Ты теперь герой, Эйнеке! - заявила она. Эйнеке же нахмурился. Легкое недоверие всколыхнулось в нем. В уме молодого полуэльфа совсем не укладывалось как можно в одно мгновение из преступника – негодяя, осуждаемого и порицаемого за убийство – превратиться в героя. К тому же эльфы… у них долгая память! По крайней мере, так говорил дедушка Орис, упреждая очередную «неуместную» и «дурную» выходку со стороны Эйнеке. Например, побег из замка Дарруны ради дикой безудержной скачки на лошади или попыток забраться в виноградники, чтобы пособирать гусениц. - Правда? - переспросил Эйнеке, потом, заметив, как между бровей Миристель пролегла тонкая морщинка, спешно добавил: - То есть я не думаю, что… Впрочем, закончить свою мысль юноша не успел. Миристель прервала его: - Ты спас аланийские рощи, - уверенно, твердо и как-то уж чересчур настойчиво сказала девушка и крепко сжала ладони Эйнеке, - не дал отступнику осквернять наше Златолесье! Эйнеке смущенно отвел взгляд. Ему нравилось с каким жаром говорила об этом Миристель. Она явно верила, но… - Я бы не справился без Раэрина и… - попытался снова «оправдаться» Эйнеке, однако строгий взгляд Миристель его осадил. Полуэльф, растерявшись пуще прежнего, почти оцепенел под этим пронзительным взором, затем почувствовал, как легкий страх сменяется весельем. Невольный смешок сорвался с губ. Похоже, поведение Эйнеке позабавило не только его самого. Миг, и звонкий смех Миристель огласил округу. Смеялись они долго – не меньше минуты, а то и двух! Стихли же, лишь когда в легких закончился воздух. Абсолютной тишине не дали воцариться шелест листвы и камыша, а также крики лебедей и удары больших пернатых крыльев по кромке воды. Эйнеке невольно снова глянул на кормящихся птиц. Залюбовался плавными изгибами их тел, белизной оперения… Было что-то схожее в них с Миристель! Все то же изящество и безупречность. В уме же вспыхнули крамольной мыслью слова Раэрина, сказанные тогда – в обители друидов: «Ее сердце создано для преданного служения, а не для любви» - они все так же звучали, как приговор. - Я передала весточку о произошедшем своему дедушке – князю Сигиону, - почти шепотом произнесла Миристель. Эйнеке вновь повернулся к ней лицом. Заглянул в светлые глаза – едва не утонул в них! - Он желает видеть тебя. Сказал, что будет ждать в аланийском дворце, - добавила девушка, выдержав короткую паузу, - и… - а вот тут она смолкла, отвела взгляд, тоже устремив его на лебедей. Эйнеке не хотел настаивать, но любопытство в нем оказалось куда сильнее тактичности. Юный полуэльф дал девушке возможность продолжить – закончить свою реплику, а когда понял, что она не может собраться с духом, чтобы сделать это, все же спросил: - Что еще, Миристель? - тихо и ласково прозвучал его голос. Эйнеке чуть коснулся щеки эльфийки. Повел пальцами по мягкой бледной коже. Короткая пауза. Она понадобилась девушке, чтобы совладать с собой и своей внезапной робостью. Когда же это случилось, Миристель отпустила руку Эйнеке. Отстранилась от него – отступила на шаг. В недобром предчувствии у Эйнеке сжалось сердце. - Помнишь нашу самую первую встречу, принц Ал`Аллэ? - спросила Миристель, глядя полуэльфу прямо в глаза. Тон ее звучал как нельзя серьезно. - Помню, - отозвался Эйнеке с некоторой невольной осторожностью. - Ты сказал, что по старому обычаю… - продолжила было Миристель. Тонкими пальцами она потянулась к собственной косе. Потянула из нее бело-голубую ленту. - Наши жизни связаны одним узором, - закончил Эйнеке, пристально наблюдая за действиями девушки. Та, распустив косу, кивнула. Протянула юноше ленту. «Цвета Дома Аи`Миррар», - про себя отметил Эйнеке, глядя на ленту. Он начинал догадываться к чему клонит Миристель. Обычаи. Дело было в них! Желая заключить брак, представители Благородных Домов частенько дарили избранникам что-то в цветах их клана. - Эйнеке… - робко произнесла Миристель. Эйнеке чуть вздрогнул, затем поднял на девушку взгляд. Снова заглянул ей в глаза. Те были широко открыты. Дыхание дрожало на губах Миристель. Она явно была взволнована, и все же не собиралась более молчать. - Ты хотел бы, чтобы мы были одного Дома и имени? - спросила Миристель. Эйнеке шумно выдохнул. Просиял. Все страхи и сомнения ушли столь же скоро, как и появились. Стих в уме и навязчивый голос Раэрина. - Да! - чересчур громко и все же радостно ответил Эйнеке. - Я бы хотел, чтобы мы оба были Ал`Аллэ! Или Аи`Миррар, если ты желаешь этого. Миристель кивнула, а Эйнеке принял ленту из ее рук. Тогда же ощутил мягкое прикосновение к своей груди. Миристель прижалась к нему. Миг, и ее теплые губы коснулись его щеки. Сердце застучало сильнее и громче. Эйнеке замер. - Я думаю… - шепнула ему на ухо Миристель, - Думаю, будет вполне уместно на встрече с дедушкой просить моей руки… Он не откажет герою Алании! Эйнеке не дал закончить. Кровь вскипела в жилах. Подхватив Миристель за талию, юный полуэльф привлек ее к себе: еще ближе – ровно настолько, насколько это было вообще возможно! Обнял. Одновременно и бережно, и крепко. Припал губами к ее губам. Поцеловал. Впервые. Неуклюже и неловко, но так нежно и страстно, как только мог. И Миристель ответила.

***

К вечеру храмовые сады переменились столь же сильно и явно, что и лес за их пределами: на смену дневным цветам пришли ночные, щебет птиц уступил стрекоту сверчков. Эйнеке вспоминал прошлую ночь. Пальцы все еще невольно тянулись к шее. Нечто внутри отказывалось верить в то, что он – Эйнеке – пережил бой с Нессиром. Впрочем, тело юноши помнило и еще одно ощущение, причем куда более приятное. Прикосновение губ Миристель к щеке. Собственный поцелуй – соприкосновение с ее губами. Все это до сих пор чувствовалось так ярко! И сердце… Оно заходилось от восторга всякий раз, когда Эйнеке думал о грядущем. Миристель ждала его у пруда. Вместе они должны были отправиться в аланийский дворец – к князю Сигиону. Эйнеке был почти готов просить руки Миристель. Почти. Некоторые сомнения все же не отпускали. Внутри зрело противоречие. Анхамар, Раэрин и другие друиды, Путь и тайны Первого Древа, Дар Леса… разве можно усидеть на двух стульях разом? Получится ли отправиться в странствие, не потеряв возможность быть с Миристель? С другой стороны, Анхамар не говорил, что Путь – это обязательно! Он был готов отвести его к Древу. Предлагал сам! Тайны друидической магии манили, а служение Златолесью и эльфийскому народу совсем не пугало, но… «Без Пути я не справлюсь. Могу не справиться!» - думал Эйнеке, шагая по извилистой тропке. Воспоминания о Нессире, об их последнем разговоре были слишком свежи! «Он ведь верил в Круг Жизни! Пытался следовать ему, только… только по-своему. Он исказил его, чтобы было удобно! Чтобы утолять свой «голод» безнаказанно!» - мысли не давали покоя. Они роились и копошились в голове, все больше и больше распаляя сомнения. К тому же было и еще кое-что, что изрядно смущало Эйнеке, а если уж быть до конца честным, пугало. Князь Сигион мог запросто ему отказать в союзе с Миристель, и это представлялось настолько ужасным и болезненным исходом, что Эйнеке даже не мог представить, как ему с этим быть. «Я принц Благородного Дома и, быть может, будущий князь Дарруны, но еще и полуэльф… нет-нет, получеловек! Кто из альданских владык пожелает отдавать за меня свою принцессу?» - страх разрастался. Сначала он был всего лишь маленьким липким комочком, забившимся в легкие. Теперь же почти целиком наполнил их, мешая свободно дышать. Подпитывали этот страх и события почти минувшего дня. Пожалуй, единственным в полной мере счастливым событием, не считая утренней встречи с Миристель, было воссоединение с братом. Наталь, как и всегда, нес чепуху, но не скрывал радости. Он много болтал (в основном о том, как волновался за Эйнеке) и обещал написать дедушке, что все в порядке, Эйнеке свободен и даже снова может зваться послушником ордена Смотрящих. Остальное не было лишено напряжения! Да, другие эльфы (особенно Смотрящие) называли Эйнеке героем, некоторые и вовсе благодарили за спасение аланийских рощ, но то была лишь внешняя расположенность, дань обществу и «официальной версии». За глаза Эйнеке по-прежнему звали убийцей, только теперь еще и добавляли не менее омерзительное «лжец». Косые взгляды сопровождали юношу везде, куда бы он не пошел. Даже в этом саду! «Я все еще недостаточно хорош! Всего лишь наполовину нормален!» - эта мысль будто полоснула Эйнеке бичом. Невольно юноша вздрогнул. Остановился. Зажмурил глаза и тяжко вздохнул, перебарывая внезапно накатившую боль и головокружение. Миг, и их вытеснила злость: на себя и на все вокруг. Чувство несправедливости и отчаяние… Они ядом затекали под кожу! - Я же не виноват! - не выдержал Эйнеке. - Я же не выбирал! - вспылил он. От того благодушного настроя, от легкости и эйфории, что дарит влюбленность не осталось и следа. Эйнеке вскинул руку. Его магия закипела вокруг. Сияющими всполохами щит проступил в вечерних сумерках: озарил их, разогнал. В следующее мгновение он перестал быть щитом – обернулся сверкающим острием. Эйнеке едва не пустил его вперед – в первую попавшуюся цель. Остановился, заметив то, чего увидеть никак не ожидал. «Что? - он удивленно моргнул, разглядывая случайно замеченный куст, - но Нессир же…» Эйнеке опустил руку. Не без труда повелел острию снова стать щитом. Подошел ближе. Искривленные болезненные ветви. Сухие и скрученные листья. Мертвые бутоны, источающие мерзкий гнилостный запах. Розовый куст совсем не походил на те дивные и полные жизни растения, коими полнились храмовые сады. Он источал лишь смерть и тлен, и даже земля у его корней казалась мертвой. Черная, будто опаленная, она уже наверняка не могла дарить жизнь! - Неужели его порча подобралась так близко к Алании? - Эйнеке склонился над изувеченным кустом и только тогда понял: - Это не Нессир… - пробормотал он рассеянно. Повел ладонью по изученной ветви, запустил пальцы в почерневшую оскверненную землю. Уловил знакомый отголосок силы – той самой силы, что высушила эту часть сада. - Это был я! - выдохнул Эйнеке. Плечи его поникли. Он опустил голову. Воспоминания о той давней кормежке. Он нащупал тогда силовую линию у корней этого кустарника, опустошил ее – испил едва ли не до конца! Эйнеке поднял взгляд, еще раз осмотрел растение, не веря собственным глазам. - Я ведь и не думал!.. - сжался, но руки от земли не поднял. Снова закрыл глаза и воззвал к своей магии. Голод пытался воспрепятствовать, но теперь Эйнеке знал, как с ним быть! Ни секунды не сомневаясь, юноша направил ток силы к корням кустарника, попытался оживить силовую линию, наполнить ее! И… «Нет, мертвое к жизни уже не вернуть!» - Эйнеке тихо и скорбно взвыл. Часть его сопротивлялась этой мысли – этой незыблемой истине. Говорила, что все еще можно исправить, помочь, как тогда Мхеолу. Другая часть… она не соглашалась, но лишь в том, что растению можно вернуть жизнь. «Мхеол был еще жив, когда ты развеял проклятье, а этот куст – он уже мертв, и это не обернуть вспять!» - говорила она. Еще она говорила о Круге Жизни и о том, что смерть – такая же его часть. Ее следует принять и… «Позаботиться о живых», - Эйнеке нахмурился. Встал и выпрямился во весь рост. Перепачканной ладонью вытер накатившие было слезы. «Так я все исправлю. Искуплю вину! Ведь для этого еще не поздно… никогда не поздно!» - и взгляд стылых синих глаз Эйнеке загорелся решимостью. Он знал, что делать. Верил, что знает. А Миристель… Она поймет.