Мне жаль. Твой Тео.

      Стоило Теодору попасть в родной дом, как его пронзила внезапная тревога, в голове отчаянно зазвенело «беги!». Парень неуютно поёжился и оглядел гостиную. На полу валялась скомканная бумага, толстый слой пыли покрывал предметы антиквариата, которые когда-то с любовью выбирала мама Тео. В носу защекотало, и Нотт-младший чихнул. Дом явно пребывал в запустении, однако это было не всё. Здесь пахло смертью, совсем как в Малфой-Мэноре, когда тот был наполнен пожирателями.       Слизеринец нащупал в кармане палочку и крепко её сжал, ощущая, как немеют кончики пальцев. Глубоко выдохнув, он обратил свой взор на отца. Тот налил себе виски и рухнул на диван.       — Тебя смущает обстановка? Когда станешь полноправным хозяином Нотт-холла, сможешь здесь всё поменять. Впрочем, возможно, ты захочешь предоставить это будущей миссис Нотт?       Безмятежная улыбка блуждала по лицу мужчины, вселяя в Теодора ещё большую нервозность.       — Ты был так занят, строя свои злодейские планы, что не нашёл времени сказать домовикам убраться здесь? Быть может, перейдём к делу?       Брюнет брезгливо откинул носком ботинка прилипшую к полу бумажку.       Отец с наслаждением отпил янтарный напиток и спросил:       — Скажи, Теодор, ты часто вспоминаешь о маме?       — Ты серьёзно ждёшь, что я начну заниматься душевным эксгибиционизмом? Для этого у меня есть психолог, а ты вот для того, чтобы превращать мою жизнь в ад. Давай каждый будет заниматься своим делом       Тео фыркнул и отвёл взгляд. Неуёмное раздражение, вызванное вопросом отца, жаждало вырваться наружу. Слизеринец ощущал, как его руки буквально искрились всполохами магии. Парень посетовал на столь нерациональную растрату эмоциональных и магических сил.       От взгляда Нотта-старшего не укрылось состояние сына. Он приблизился к Тео и осторожно коснулся его плеча. Брюнет вздрогнул, словно от разряда тока, и скривил губы в усмешке. Однако руку не скинул.       Обнадёженный этим жестом мужчина вкрадчиво и тихо начал говорить:       — Теодор, сейчас мы оба во власти своих представлений друг о друге. Я для тебя эгоцентричный и равнодушный родитель, который вмешивается в твою жизнь, только чтобы доставить тебе неприятности. Что до тебя… Буду честным, я весьма разочарован твоим выбором окружения. И ты достаточно давно пренебрегаешь обязанностями наследника рода, что тоже не может не беспокоить меня.       Тео смерил отца саркастичным взглядом и повёл плечом, сбрасывая руку Нотта-старшего.       — Давай проясним. Лучшее — что ты для меня сделал — отдал на воспитание Малфоям. Я не хочу говорить о маме или наших отношениях. Всё, что мне нужно знать, — как не допустить свадьбы с Дафной. Так что говори, что хочешь взамен, папа.       Парень словно выплюнул последнее слово: едко и зло. Всё, чего бы ему хотелось, — оказаться рядом с Гермионой и сказать ей, что всё кончено.       Мысли о любимой оказалось достаточно, чтобы слизеринца окутало облако тепла, которое с лёгкостью погасило раздражение и злость. «Вот это настоящее волшебство», — с улыбкой подумал Тео.       Мужчина встревоженно всматривался в хмурое лицо сына, мысли Теодора всегда были для него тайной за семью печатями.       — Мама тебе никогда не рассказывала, как мы начали встречаться? — Нотт-старший, игнорируя закатывающего глаза Тео, торопливо продолжил: — Она не обращала на меня никакого внимания, не отвечала на письма, не принимала подарки, отвергала все попытки заговорить. Ещё бы, первая красавица Слизерина, характер — сталь! Клянусь тебе, Тео, самого профессора Диппета бросало в дрожь от одного взгляда твоей мамы.       Отец Теодора тепло улыбнулся ожившим далёким воспоминаниям и покрутил на пальце потемневшее от времени обручальное кольцо. Теодор, до этого сохранявший безразличное выражение, встрепенулся и жадно ловил каждое слово отца. Он так легко мог представить картинки прошлого.       — Помню, как сейчас, я вечер за вечером жаловался Люциусу, он тогда добился расположения Нарциссы и считал себя асом в отношениях. И тогда Малфой рассказал мне про собрания, что посещала твоя мама. Я умолял Люциуса поручиться за меня и взять с собой. Как ты понимаешь, так я и стал пожирателем смерти. Идеи Тома мне были безразличны, зато я получил возможность быть рядом с Лукрецией. Она впервые заговорила со мной, улыбнулась. Метка стала благословенным знаком, которым я купил внимание обожаемой девушки.       Волшебник впервые назвал имя жены спустя столько лет. Произнёс его с поистине священным трепетом, благоговением. Как же иронично, что в тот момент, когда эти слова сорвались с губ Теодора Нотта-старшего, сердце его сына было разбито. С трудом разлепив слипшиеся губы, слизеринец прохрипел:       — Ты серьёзно?       В груди что-то оборвалось и, перекрыв на секунду дыхание, рухнуло вниз. Железные тиски моментально сковали тело Тео. Крепко зажмурившись и скривившись от головной боли, парень осел на пол. Не выдержав, Нотт закричал и ударил кулаком стену. Ещё раз — громче и отчаяннее. Брюнет не чувствовал боли, отстранённо наблюдая, как кровь заливает руки и оставляет следы на стене, стекая на пол. Сквозь пелену, что плотным коконом окружала слизеринца, доносились вскрики отца. Но Тео не мог разобрать слов, да и не желал. Ему хотелось остановиться, прекратить. Но тело трясло — ни то от жара, ни то от холода. И так больно было в груди, будто сердце сжала чья-то тяжёлая, холодная рука. Наконец Теодор зашёлся в приступе кашля и обессиленно прислонился к холодной стене, рядом с ним опустился отец. Не глядя на него, Тео проговорил опустошённым и отрешённым голосом:       — Я всегда думал, что это ты втянул маму, что ты был психопатом, одержимым чистотой крови. А она просто была твоей женой, такова уж участь женщин в аристократических семьях. То, что было сказано сегодня, не сделало тебя лучшим отцом, но лишило меня матери.       — Разве это важно, Тео? Лукреция так любила тебя, и в ней была смелость бороться за свои представления о мире.       Парень скривил губы в усмешке и вытер окровавленные кисти о рубашку. Саднящая боль приносила практически наслаждение, ведь позволяла отвлечься от чувств, захвативших Нотта.       — В гробу я видал ваши представления о мире. Теперь для меня важно лишь разобраться со свадьбой. Договаривай немедленно.       — Хорошо, — мужчина кивнул головой и приподнял руки, капитулировав. — Я скажу. С того дня, как Тёмный Лорд был повержен, Лукреция медленно угасала. Я думаю, виной тому не только прощание с мечтой об идеальном мире, но и те… Чувства, что она испытывала к Тому, — отец нервно сглотнул и пригладил вьющиеся волосы. Говорить об этом ему было неприятно, хоть стадия смирения давно миновала.       Тео скривил губы, представив мать в объятиях Волан-де-Морта. Мысленно взмолившись, чтобы эти отношения были лишь платоническими, впрочем, уточнять он не стал.       — Тот огонь, что раньше поддерживал её, отныне лишь пожирал. Но, Тео, видит Мерлин, она старалась! Пыталась изо всех сил быть хорошей мамой, и я знаю, у неё вышло. Я решил не навязывать тебе идеологию Реддла, боялся, что твоя несдержанность принесёт проблемы. В те времена упоминание об этом могло поставить крест на будущем. Однако идея об исключительности чистокровных волшебников не была преступна, но и её ты, судя по всему, не впитал, — отец не сдержал разочарованного вздоха, который Тео, впрочем, принял за комплимент. — Иначе ни за что не замарал бы себя связью с грязнокровкой.       Слизеринец одним резким движением направил на отца палочку и, сократив дистанцию между ними до пары сантиметров, устало прошипел:       — Ещё слово о Гермионе, и мне придётся тебя убить. Это будет крайне печально, ведь ты так и не закончишь свой нудный рассказ.       К собственному удивлению, Тео понял, что мог бы сделать это. Мог бы произнести «Авада Кедавра». И заклятье сработало бы, ведь он искренне желал этого: уничтожить проклятое прошлое, сжечь чёртово поместье и наконец почувствовать себя свободным. Жаль, что наслаждение не продлилось бы долго, после такого слизеринца отправили бы даже не в Азкабан. О нет, скорее, в больницу Святого Мунго, где в отделении для душевнобольных и закончилась бы его история. Слизеринец завороженно смотрел на мужчину. Всего мгновение, пару слов, твёрдое намерение и всполох магии прекратит жизнь Тедда Нотта. Кто будет страдать по нему, чьё сердце разобьёт его смерть? Этого брюнет не знал, зато с лёгкостью назвал бы десяток волшебников, которые вздохнули бы с облегчением. Мотнув головой, молодой человек отогнал наваждение. Нет, увы, это не тот путь. Тео не может судить, ведь он сам ничем не лучше. Медленно проведя палочкой по горлу собственного отца, парень отвёл её в сторону. Впрочем, из рук выпускать не стал.       От взгляда Тедда Нотта не укрылась мрачная решимость, что плескалась в тёмных глазах сына. Это не испугало его, но принесло удовлетворение. Вот каким он хотел видеть его: опасным, готовым на жертвы, беспощадным. Тогда Теодор был бы в безопасности, никто не посмел бы причинить ему боль. Однако прошло всего мгновение, и всё померкло. Кровожадность уступила место раскаянию. Нотт-старший раздражённо выдохнул и вскочил на ноги.       — Я был уверен, что Люциус не вырастит из тебя слюнтяя, однако явно недооценил талант Малфоя. Перейдём к делу, — в голосе брюнета сквозила сталь, — последним желанием твоей матери было: не дать свернуть с верного пути. Ты должен стать достойным главой рода, сделать всё для торжества идеологии Тёмного Лорда. Ты женишься на Дафне Гринграсс, обеспечишь наш род чистокровным наследником, прекратишь пятнать магические искусства использованием магловских технологий.       Ошеломлённый слизеринец воззрился на отца в изумлении, а затем разразился смехом, сотрясаясь всем телом. Глава рода Ноттов спокойно наблюдал за реакцией сына, на губах его играла торжествующая улыбка. Наконец успокоившись, Тео смахнул с глаз выступившие от смеха слёзы и проговорил:       — Печально, что мама на смертном одре не попросила тебя быть хорошим отцом. А ещё лучше было бы вообще в этой речи меня не упоминать. Позволь спросить, а с чего ты решил, что я выполню твои пожелания?       Отец с наслаждением выдохнул, в глазах мелькнула искра. Искра, не сулящая Теодору ничего доброго.       — Помнишь, как умер Долохов?       Брюнет нахмурился, пытаясь понять, к чему клонит родитель и протянул:       — Без подробностей. Стычка с Орденом, кажется.       Вряд ли Теодор думал о смерти пожирателя больше пары минут. Антонин вызывал в нём лишь отвращение, а потому Нотт старательно избегал его общества.       — Нет, Тео, Орден здесь ни при чём. Антонин нашёл родителей столь обожаемой тобой мисс Грейнджер. Но доложить Тёмному Лорду напрямую не мог. Когда я узнал об этом, немедля отправился в Австралию. Однако я задумался: чему послужит смерть четы Грейнджер? На исход войны это никак не повлияет, а вот в случае нашего проигрыша даст мне власть над подружкой Поттера.       Теодор крепко сжал кулаки, но, силой воли подавив приступ ярости, позволил отцу продолжить.       — Пришлось отправить на тот свет Долохова и ещё парочку пожирателей, — мистер Нотт произнес это с явным пренебрежением. — Впрочем, подробности тебя вряд ли заинтересуют. Я сразу понял, что Гермиона наложила на родителей Обливиэйт. И не упустил случая несколько доработать заклинание так, чтобы снять его без моего участия было бы невозможно. Казалось бы, достаточно? Но тут мне вспомнилась тупая принципиальность и жертвенность твоей подружки. И тогда я отравил их, а с помощью Империуса дал указания домработнице подмешивать антидот. Конечно, после моего ежедневного подтверждения. Поясняю на случай, если ты уже готов кинуться на меня, сынок. Впрочем, до сего момента мне ничего не было нужно от драгоценнейшей героини войны. Никак не мог предположить, что придётся использовать эту ситуацию против тебя. И да, Тео, если ты вдруг самовлюблённо думаешь, что разберёшься с ядом и заклинанием, прошу, отринь эти мысли. В конце концов, во время моих испытаний я лишился всех наших домовиков. И ещё несколько маглов пострадало во имя науки. Вряд ли ты обладаешь таким же количеством «подопытных».       В голове Теодора Нотта воцарился полный вакуум. А когда юноша вернул себе контроль над собственным сознанием, лихорадочные поиски решения заполнили всё его существо. Брюнет старательно пытался не думать о том, как родитель расправился с маглами и домовиками. Но тошнота подкатила к горлу, а воображение рисовало жуткие картины. Надо взять себя в руки, он обязательно разберётся с этим. Но сейчас нужно помочь тем, кто ещё жив.       Вопреки предположениям отца, Теодор не кинулся на него. Все фигуры наконец были на поле, ставки сделаны, партия началась.       Не дождавшись реакции от сына, мужчина нарочито театральным жестом призвал договор и протянул его слизеринцу.       — Я взял на себя смелость предположить, что жизнь родителей любимой женщины — достойный аргумент. Поэтому составил договор между нами заранее. Тут всё, что должен выполнить ты и обязуюсь исполнить я.       Казалось, пожиратель смерти подрагивает от нетерпения.       Тео поспешно вытер об рубашку всё ещё окровавленные пальцы и вцепился в пергамент. Буквы скакали перед глазами брюнета и никак не желали складываться в слова. Выдохнув, слизеринец наконец заговорил:       — Я полный профан в магическом праве. Но имею право на консультанта, верно?       Отец раздражённо втянул воздух и прошипел:       — О! Ну конечно! Вероятно, позовёшь своего дружка Малфоя? Ведь тогда конфиденциальность не будет на него распространяться. И ты сможешь беспрепятственно рыдать в его жилетку? Весьма жалко.       Тео покачал головой.       — Насчёт Малфоя ты угадал, но я бы предпочёл старшего.