Мне жаль. Твой Тео.

      После того, как семейство Ноттов покинуло зал для приёмов Малфой-Мэнора, в воздухе повисла напряжённая тишина. Гости переглядывались и словно вели молчаливый разговор. Отец Теодора редко появлялся в обществе и снискал себе дурную славу даже среди бывших пожирателей, что уж говорить о добропорядочных гражданах. Он был первым, кто заключил сделку с правительством и не провёл ни дня в Азкабане, похвастаться подобным могли немногие. Условия соглашения между Теддом и Министерством, конечно, были засекречены. Впрочем, никто не мешал обывателям строить догадки.       Нарцисса подала знак музыкальной группе, и лёгкая, незамысловатая мелодия заполнила пространство. Ещё один взмах рукой, и официанты начали предлагать вино из личных запасов Люциуса. Гермиона с восхищением наблюдала, как невозмутимая леди Малфой скользила между гостями и заводила непринуждённые разговоры. Хозяин дома не выглядел столь же безмятежным, но всё же поддерживал светскую беседу. Грейнджер отметила, что он всё время опирается на трость, раньше, кажется, такого не было. Гриффиндорка завороженно наблюдала за изящными манёврами четы Малфой. К реальности её вернуло деликатное покашливание прямо за спиной. Обернувшись, девушка увидела Аврору. Блондинка выглядела обескураженной и растерянной.       — Мадемуазель Грейнджер, я вынуждена просить о помощи. Как Вы помните, месье Нотт передал мадемуазель Гринграсс моим заботам. Но она просит Вас проводить её до комнаты.       Гермиона недоуменно приподняла брови. Конечно, она обещала Теодору позаботиться о Дафне, но искренне считала, что помощь Авроры была бы более уместна.       Гринграсс вынырнула из толпы и оказалась рядом с гриффиндоркой.       — Гермиона, позволишь мне называть тебя так? — Дафна обезоруживающе улыбнулась, обнажая идеально белые и ровные зубы. Получив согласный кивок, блондинка продолжила: — Я была бы очень благодарна, если бы ты проводила меня. В детстве я проводила здесь много времени. Однако после войны всё изменилось. Миссис Малфой любезно предложила мне гостевую на втором этаже. Кажется, это где-то рядом с комнатой Тео, ты точно должна знать.       Гермиона смерила Дафну подозрительным взглядом, ожидая подвоха. Но гриффиндорка никак не могла понять, в какую игру втягивает её эта ведьма. А потому, благосклонно улыбнувшись, она ответила:       — С удовольствием покажу, гостевая действительно соседствует с комнатой Тео.       Так, ведя непринуждённый светский разговор, девушки поднялись. Здесь, на втором этаже, музыка была практически не слышна. Дафна сама распахнула дверь, уверенно зашла внутрь комнаты и пригласила зайти Гермиону. С первого взгляда комната выглядела очень по-мужски: высокие потолки, серые стены, массивный письменный стол из орехового дерева, шкаф в тон столу и, конечно, камин.       — Знаешь, это удивительно, но ты мне даже нравишься. Выпьем?       Гринграсс открыла шкаф и достала бокалы и вино. Не дожидаясь ответа, девушка наполнила оба. Гермиона усмехнулась и устроилась в кресле рядом с камином.       — Отчего же удивительно? Я многим нравлюсь.       Слизеринка искренне рассмеялась. В её смехе слышались нервные нотки, но в целом он был радостным. Блондинка протянула Гермионе бокал. Та приняла его, но пить не спешила.       — Действительно многим. Моей лучшей подруге, к примеру. Или вот парню, за которого я должна выйти замуж. Разве что Забини устоял перед твоими чарами. Гермиона, ты же не думаешь, что я тебя отравлю? Это было бы недальновидно, хоть и решило бы кучу проблем. Да шучу! — словно в подтверждение своих слов Дафна осушила бокал.       Гриффиндорка пригубила вино, сделав небольшой, осторожный глоток.       — Дафна, ты о чём-то хотела поговорить?       Девушка откинула назад платиновые волосы и картинно прижала ладонь ко лбу, отставив в сторону острый локоток.       — В вас, гриффиндорцах, никакого изящества. Всё бы напролом. Ну что ж, будь по-твоему. Тео невероятно эгоцентричен, уверен, что ему под силу изменить будущее. Но это не так, мы поженимся, так или иначе. Знаешь, когда он в первые услышал об этом браке, я не заметила особого сопротивления. Мы были бы отличной парой, поверь! Почти все мои друзья делают вид, что войны не было, Волан-де-Морта не было. Все, кроме Теодора, он сломан так же, как и я. И со временем, я уверена, мы бы нашли опору друг в друге, — девушка замолкла, её глаза потемнели, как будто воскресли воспоминания о прошедшем.       Гермиона нарушила тишину прямым и честным вопросом:       — Дафна, зачем тебе это? Ты явно питаешь к Тео тёплые чувства, но ведь это не страсть и тем более не влюблённость. Так ради чего?       Гринграсс поджала губы, ей сложно быть откровенной с посторонним человеком. Но в глубине души она знала, это верный выбор.       — Тогда чего ты хочешь? Очевидно, что цель у твоего рассказа есть.       Дафна глубоко вздохнула, решаясь произнести вслух то, что занимало её мысли долгие месяцы. Её отношение к Гермионе претерпело значительные изменения. В школе Грейнджер ей представлялась раздражающей всезнайкой и вечной «плюс один» к Поттеру. А когда Теодор открыто заявил об отношениях с гриффиндоркой, Дафна была в гневе и облик Гермионы приобретал всё новые отрицательные черты. Но со временем эмоции Гринграсс притупились, её собственные наблюдения и восторженные рассказы Пэнси сделали своё дело. Она иначе взглянула на Гермиону и, к своему удивлению, смогла понять, отчего Теодору так дорога эта ведьма.       — Ну что ж, ты, вероятно, знаешь о том, как пожиратели смерти остаются на свободе?       Гермиона кивнула, но добавила:       — Я знаю о соглашениях, но не об их содержании. Все подробности засекречены.       Дафна рассмеялась, и её смехом было трудно не заразиться, в нём слышались юношеская весёлость и чистосердечие. Понизив тон, она заговорщически подмигнула шатенке:       — Я лично ничего не подписывала, поэтому легко выболтаю парочку тайн. Отец Тео заключил договор с Министерством и теперь работает на них: зелья, яды и тому подобное. В сути своей, у него просто поменялся заказчик.       Девушка криво усмехнулась и всмотрелась в Гермиону, крайне заинтересованная произведённым эффектом. Гриффиндорка плотно сжала губы и свела вместе брови.       — Я умею слушать и никогда не делаю поспешных выводов, по крайней мере, не обладая всей информацией.       Дафна, примиряюще подняла руки.       — О, я и не рассчитывала на другое. Но вернёмся к твоему вопросу. Конечно, не всем так повезло, как Ноттам. К примеру, с родителями Пэнси никаких переговоров не вели. Вряд ли они когда-то выберутся из Азкабана. И не думаю, что этот факт кого-то огорчил, — слизеринка едко хмыкнула и продолжила, — про Малфоев ничего не знаю. Но если Люциус вновь с нами, значит, вопрос улажен. А вот мои родители «добровольно пожертвовали» всё наше состояние: предприятия, ценные бумаги и семейные артефакты. Всё, что осталось, — дом. Дом, который мы не в силах содержать. Мой брак определит будущее семьи. То, что мы с сестрой станем разменной монетой, было очевидно. И я не собираюсь извиняться за то, что была рада предложению отца Тео. Да, я не влюблена в него, но он всегда был мне интересен. Там, где у других пустота, у Теодора — трещина. Сломленный, полный противоречий, он всегда притягивал меня.       Блондинка задумчиво провела по губам языком и усмехнулась собственным мыслям.       — А что насчёт Блейза? Тоже надломлен? — голос Гермионы вырвал слизеринку из плена размышлений.       Голос Дафны стал хриплым и глухим.       — Блейз? О, нет, он на удивление цельный человек. Впрочем, о чём мы? Я лишь хотела попросить тебя отпустить Тео, когда придёт время. Он будет в порядке, я позабочусь.       В комнате воцарилась тягучая тишина. Гермиона была задумчива и спокойна. Она даже сочувствовала Дафне. Грейнджер не видела в блондинке соперницу, лишь человека, с которым случилось много дурных вещей. Слизеринка с лёгкостью уловила настроение ведьмы.       — Только избавь меня от гриффиндорского великодушия, будь добра. Я в этом не нуждаюсь.       Шатенка усмехнулась и осушила бокал, на сей раз до дна.       — Благодарю за уделённое время, Гермиона. И за то, что проводила, конечно, — конец фразы Дафна произнесла скороговоркой на едином выдохе. — Мне всё ещё дурно, я бы отдохнула.       Гринграсс принялась нервозно теребить платье. Гермиона кивнула своей неожиданной собеседнице. Возможно, вопрос о Забини вывел слизеринку из шаткого равновесия. А может, откровенность давалась Дафне нелегко. Грейнджер попрощалась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.       Разговор с Гринграсс лишь усилил беспокойство, что поселилось в сердце после прощания с Теодором. Словно изнутри грызло тревожное чувство неотвратимо приближающейся беды. Сделав пару глубоких вдохов, ведьма поборола желание не возвращаться на приём, а забраться с ногами под одеяло.       Остаток вечера прошёл как в тумане. Гермиона улыбалась, вела светские беседы, пару раз вступала в дебаты и даже танцевала. Когда вечер завершился, девушка поднялась в комнату Теодора и рухнула на кровать прямо в платье. Правда уже через несколько минут она всё же сняла его и дотянулась до футболки Нотта. Посомневавшись ещё немного, Гермиона поплелась в ванную. Наконец удовлетворённо вздохнув, ведьма вытянулась и, накрывшись одеялом, предалась беспокойному и прерывистому сну.       Теодор вошёл в Малфой-Мэнор на рассвете и поднялся по знакомой лестнице на второй этаж. Первые лучи уже проникли сквозь шторы, однако на лице спящей девушки всё ещё лежала тень. По подушке разметались непослушные кудри, ведьма спала в футболке с эмблемой Слизерина, и от этого особенно щемило сердце. Волшебник осторожно, не нарушая сна любимой, опустился на колени перед кроватью. Он вдохнул запах её кожи, шлейф из мускуса и ветивера моментально вскружил голову. Будто случайно невесомым прикосновением задел линию скулы. Тео прикрыл глаза, внезапно несчастья сегодняшнего дня отступили, растворились в предрассветной дымке. Слизеринец точно знал, Гермиона показала ему иную жизнь — жизнь больших чувств и желаний, которые приводили людей к настоящим поступкам, заставляли считаться с собой. Напоследок он привычным жестом поправил одеяло. Тео знал, что после этого Гермиона поёжится, устраиваясь удобнее. Наконец, с усилием оторвав взгляд от ведьмы, Нотт пересел в кресло и стал ждать пробуждения девушки. Всё, что произошло в Нотт-холле: договор с отцом, разговор с портретом матери — всё это неимоверно измотало молодого мужчину. Теодор балансировал на рубеже между сном и явью. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем она его позвала.       Черты её лица расплывались как в тумане, но он знал её голос, ясный и ломкий, будто тончайшая корочка льда над быстрым ручьём.       Девушка приподнялась на кровати и, окинув взглядом Нотта, воскликнула:       — Почему ты меня не разбудил? Тео, расскажи же мне всё немедленно!       Парень судорожно вцепился в ручки кресла, он отчаянно хотел показаться холодным, равнодушным, но всё его тело кричало об обратном. Гермиона нахмурилась, подтянула к себе колени и обхватила их. Теодору показалось, что говорит вовсе не он, голос был слишком хриплым, слишком низким, чужим.       — Гермиона, Я понял, почему в книге появилась запись о моём браке с Дафной. Отец сам разорвёт сделку с Министерством, он отправится в Азкабан. А Я получу все активы Ноттов. Он больше никому не причинит вреда! Вот только взамен… — голос Нотта сорвался почти на шёпот. — Я должен расстаться с тобой. Сегодня же.       На секунду в глазах потемнело, и девушке показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Гриффиндорка попыталась усилием воли отогнать панику, готовую завладеть её разумом и телом. Гермиона судорожно вздохнула, словно долго находилась под водой и ей не хватало воздуха. Из глубины души поднималась обжигающая волна злости, непонимания и страха. В голове девушки словно вспыхнуло маленькое солнце.       — Ты считаешь меня идиоткой, Теодор Нотт?       Конечно, Тео так не считал, но страстно желал, чтобы пелена разочарования не дала блестящему уму Грейнджер во всём разобраться. Так было бы значительно проще для самой Гермионы.       — Совсем недавно всё было в порядке. И вот после разговора с отцом ты возвращаешься и жаждешь расстаться со мной? Ради чего? Денег, положения, мести или возможности посадить отца? Хочешь, чтобы я поверила, что это так важно для тебя? Скажи мне правду! — голос ведьмы сорвался на крик.       Шатенка вскочила с кровати и сделал шаг вперёд ближе к Тео, потом ещё один. Сердце её бешено колотилось, она не знала, что хочет сделать: прижаться к нему со всей силы или отвесить смачную пощёчину?       Брюнет сглотнул, борясь с подступающим к горлу комку. Если он хочет, чтобы всё получилось, значит, нельзя, чтобы чувства захватили его.       — Гермиона, Я не говорю, что не любил тебя. Люблю и сейчас. Вот только этого оказалось недостаточно, чтобы отказаться от сделки с Теддом. Он наконец получит своё, а Я буду свободен. Расставание с тобой и свадьба с Дафной — цена, которую я готов заплатить, — произнести слово «отец» в адрес Нотта-старшего оказалось совершенно невозможно, последнюю фразу Тео сказал на одном выдохе онемевшими губами.       Ошарашенная ведьма потеряла опору и соскользнула в кресло. Её широко раскрытые глаза уставились в пустоту. Недостаточно? Память услужливо подкидывала картинки недавнего прошлого. Вот раздражённый Теодор никак не мог усовершенствовать формулу. Он не признавался, что переживает. И Гермиона устроила романтические выходные в Париже. Тео в восторге от самолёта, шутил, что волшебная палочка ему больше не понадобится. Экскурсия в «музее всех музеев» — Лувре, водные шоу на Трокадеро, бесчисленные круассаны в Lemarie. Слизеринец наотрез отказывался говорить на английском, только на французском. Грейнджер закатывала глаза, шутливо называла его позёром. Но, как обычно, поддерживала милую шалость. Брюнет говорил, что её акцент — лучшее, что он слышал в жизни. На Шанз-Элизе восторженный Нотт под громкие возмущения Гермионы скупал всё, на что падал взгляд шатенки. После их возвращения Тео за неделю серьёзно продвинулся в исследованиях.       Недостаточно? А вот они в Гринвичской королевской обсерватории наблюдали за звёздами через огромный телескоп, а с холма на панораму Лондона. Теодор, стоя на нулевом меридиане и оказавшись одновременно в двух полушариях, громко признался Гермионе в любви. Чопорные англичане смеряли пару неодобрительными взглядами. Грейнджер тогда густо покраснела. Она ни за что бы не призналась, но она была абсолютно счастлива.       Слизеринец научил Гермиону летать на метле и получать удовольствие от полёта. А она научила наследника Ноттов кататься на велосипеде. Только ради неё он облачился в полную экипировку и слушал занудную лекцию о безопасности.       Их чувств никогда не было недостаточно или чересчур. Они не требовали боли и жертв. Эта любовь так легко и органично вплелась в жизнь таких непохожих людей, крепко связав их. Но теперь всё кончено, он так хочет.       Горечь заполнила каждую клетку в теле девушки. Горечь прощания с тем, что было драгоценным и неуловимым. Каждый взгляд, каждое прикосновение, каждое слово стали ностальгическими мгновениями, уносящими с собой часть души. Гермиона крепко зажмурилась, словно надеясь на то, что это мираж, морок, иллюзия. Но вот она распахнула глаза, и реальность обрушилась на неё.       — Ты хочешь жениться? — в её голосе сквозят стальные нотки.       Сердце Теодора сделало три незапланированных удара и упало куда-то вниз. Это конец.       — Я женюсь на Дафне, — юноша слышит эти слова будто со стороны. Они словно сорвались не с его губ. Тео презирает эту фразу и голос, произнёсший её. Гермиона, вероятно, теперь тоже.       Ведьма поднялась с кресла, слегка пошатнувшись. Нотт поспешил подать ей руку, молясь, чтобы она отвергла этот жест. Теодору страшно, что стоит ему ощутить тепло тонкой кисти шатенки, он уже не сможет отпустить Гермиону. Волшебнику было плевать на то, что полночь принесла бы его смерть. Лучшего конца он и желать не мог. Но заставить гриффиндорку пережить одномоментную смерть родителей и его… Это было бы слишком даже для самой умной и сильной ведьмы столетия.       Гермиона не обманула ожиданий любимого. Взглянув на протянутую ладонь, она лишь холодно качнула головой. Отказала Теодору в последней милости. Не тратя времени на переодевания, ведьма несколькими пассами трансфигурировала футболку с эмблемой Слизерина на себе в простое платье. Красное.       Тео горько усмехнулся, всё вернулось на круги своя. Не прощаясь, Гермиона трансгрессировала. Нотт беспомощно провёл рукой по месту, где мгновение назад стояла девушка.       Слизеринец поспешно выскочил из комнаты, с силой захлопнув дверь. Теодор замер неподвижно, прижавшись лбом к прохладной стене. Брюнет судорожно пытался восстановить дыхание. Из оцепенения его вывел Люциус Малфой, который, осторожно тронув за плечо названного сына, вкрадчиво произнёс:       — Не мне тебе рассказывать, но, Тео, есть зелья, что могли бы притупить…       Нотт усмехнулся и прервал Малфоя:       — Люциус, боюсь, если я избавлюсь от боли — не останется ничего. Извини, вынужден покинуть тебя, не все сердца ещё разбиты.       С этими словами Нотт устало прикрыл глаза, выдохнул и взялся за ручку соседней двери, потянув на себя. Стоило ему перешагнуть порог, как к нему ринулась Дафна. Глаза блондинки лихорадочно горели, в них поблёскивали слёзы. Девушка обхватила Теодора руками и крепко прижалась к нему, уткнувшись лицом в грудь. Она с жаром прошептала:       — Мне жаль, мне так жаль, Тео. Мне рассказал отец. Если бы я могла помочь!       Слизеринец неловко ответил на объятья и дрожащим голосом сказал ей:       — Дафна, прости меня. Я ничего не смог сделать.       Люциус, наблюдавший за этой сценой, усмехнулся и, покидая коридор, пробормотал себе под нос:       — Возможно, не все сердца будут разбиты, сынок.