Мне жаль. Твой Тео.

      Теодор встречал рассвет нового дня на балконе Малфой-Мэнора, опоясывающем второй этаж. Несмотря на утреннюю прохладу, брюнет был облачён лишь в синие шёлковые штаны. Обычно он пользовался согревающими чарами, но не в этот раз. С наслаждением слизеринец отмечал, как холод сковывает конечности, как кожа покрывается мурашками. Первые лучи солнца пробивались и освещали собой всё вокруг. Молодой мужчина залюбовался открывшимся перед ним видом. Сад Нарциссы не подчинялся смене времён года, всегда оставаясь цветущим.       Тоскливо взглянув на пачку сигарет и раскрытое письмо, расположившиеся на столике, Нотт усмехнулся и качнул головой. За спиной раздались шаги. Слизеринец с силой зажмурился, на мгновение разрешая себе предаться иллюзии. Вот к нему со спины подходит она — Гермиона. Ветер нежно колышет её локоны, а воздух вокруг наполняется неповторимым ароматом. Ещё до того, как первые слова срываются с губ ведьмы, она накладывает согревающие чары на Тео. Так было бы неделю назад и месяцем раньше. Но сегодня, в это утро, всё было иначе.       Нотт лениво заглянул за плечо и увидел Драко. Тот уже был в строгой чёрной мантии, из-под которой выглядывала белая рубашка. Платиновые волосы были идеально уложены.       — Позируешь для папарацци? В таком случае сильнее напряги мышцы, в последнее время ты пренебрегаешь тренировками, да и массу не мешало бы набрать. Впрочем, это, кажется, идеальная иллюстрация для Теодора Нотта, что «ошарашил общественность разрывом с Гермионой Грейнджер и внезапной помолвкой с Дафной Гринграсс», — едко произнёс Малфой, прислонившись к холодной облицовке балкона.       — Ты слишком часто читаешь бульварную прессу. Мы что, вновь разговариваем? — Нотт смотрел мимо Драко, словно избегая взгляда друга.       — А ты не хочешь наконец всё рассказать? — не получив ответа, блондин усмехнулся. — Тогда мы всё ещё не разговариваем.       Их препирательства и пущенные друг в друга ядовитые шпильки были почти обыденными. Но оба слизеринца знали: отныне всё необратимо изменилось.       Неделю назад новость о том, что Теодор Нотт-старший сдался властям, сделав десятки признаний в тяжких преступлениях, потрясла магический мир. В этом чёрном перечне обнародованных злодеяний было лишение памяти и отравление мистера и миссис Грейнджер. Но самым ужасным в этом было то, что по соглашению между Министерством и Ноттом-старшим всё это не являлось основанием для его ареста. Эти преступления уже были известны министру Кингсли Брустверу и прощены взамен на услуги по разработке зелий самого разного толка. Тедд Нотт так же сознался в участии в известной резне близ Эдинбурга, тогда погибли двести пятнадцать маглов, из них тридцать восемь — дети. Именно за это он был заключён под стражу. Теодор совершенно точно знал, что отец не причастен к этому кровопролитию, он никогда не убивал напрямую, его методы были более изощрёнными. Смотреть в глаза человеку, которого намереваешься лишить жизни, требовало недюжинной решимости. Этим Нотт-старший был обделён.       Волшебники снова почувствовали тлетворное дыхание войны и стали требовать более детального расследования дел пожирателей смерти. И Гермиона, глубоко раненная предательством бывшего соратника, возглавила это движение. Они требовали предать огласке каждое соглашение между Министерством и приспешниками Волан-де-Морта.       Тео был в отчаянии. Воображение рисовало ему самые разнообразные картины, как они справились, если бы Кингсли поделился с Гермионой информацией о её родителях. Но у истории нет сослагательного наклонения, а потому всё, что ему оставалось, — наблюдать со стороны, не имея возможности утешить любимую.       Драко поёжился и нервно пригладил волосы.       — Тео, у тебя губы уже синие. Придёшь на завтрак?       Нотт согласно кивнул, выходя с балкона, он схватил письмо и засунул в карман пижамных штанов. Это не укрылось от взгляда Малфоя, однако он промолчал, справедливо предположив, что Тео не настроен откровенничать. Уже в дверях брюнет обернулся и устало бросил:       — Переоденусь и спущусь.       Добравшись до комнаты, Теодор распахнул шкаф. Там всё ещё покоились вещи Гермионы, ожидая хозяйку. Всюду, где бы брюнет ни был, за ним неотступно следовали воспоминания и призраки прошлого. Волшебник взлохматил волосы и вытянул с полки брюки и толстовку. Уже закрывая дверцу, слизеринец провёл тонкими пальцами по вещам Гермионы. Он с силой сжал тонкую ткань первого попавшегося свитера, рискуя порвать материал, но тут же разозлился на себя. Нотт ругнулся сквозь зубы и, наспех одевшись, выскочил из комнаты.       Стоило Тео спуститься на первый этаж, как до него долетели осколки фраз напряжённого разговора Малфоев. Но, как только он зашёл в комнату, все трое замолчали на полуслове и посмотрели на Нотта так, будто он застал их врасплох. Парень опустился на стул рядом с Драко. Тот судорожно сжимал в руках «Ежедневный пророк». Теодор вопросительно взглянул на друга, Малфой, сохраняя молчание, передал ему издание. Слизеринец скользнул взглядом по заголовку, который сообщал, что министр согласился обнародовать соглашения с пожирателями смерти, однако подчеркнул, что предложение об их отмене абсолютно нелегитимно. Вторая полоса сообщала, что Гермиона Грейнджер была уволена. И если первая новость не вызвала в Теодоре ничего, кроме равнодушия, то вторая всколыхнула множество чувств. Он вдруг резко встал. Тёмные глаза его полыхнули недобрым огнём. Нотт брезгливо откинул газету.       — Гермиона — героиня войны! Как Бруствер смеет!       Драко резко стукнул кулаком по столу и медленно поднялся.       — О Мерлин! Драко, успокойся! — Нарцисса явно была встревожена.       Люциус дотянулся до руки жены и успокаивающе её сжал.       — Милая, мы терпим эти их яростные переглядки уже неделю. Пусть поговорят.       Теодор недоуменно смотрел на младшего Малфоя. Тот встал напротив него и явно был в гневе.       — Тео, ты серьёзно решил посочувствовать своей бывшей?! Той самой, что возглавила эту чёртову «охоту на ведьм»?       Брюнет картинно закатил глаза и сжал зубы.       — Прекрати истерику. Гермиона имеет на это право! И потом всё, что написано в этих соглашениях, — правда. И мы сами всё это сотворили. Забыл?       Драко потёр левое предплечье: именно там пряталась чёрная метка, скрытая от чужих глаз. Тео повторил этот жест и еле заметно кивнул другу. Он хотел дать знать Малфою, что понимает его.       — Мы те, кто есть, прошлое не изменить. Но ты уже давно не только пожиратель, Драко.       Лорд Малфой нервно сжал спинку стула и нахмурился.       — Эти министерские уроды заставили описать всё в подробностях. Сказали, что, если я упущу что-то и это всплывёт, сделке конец. Ты не понимаешь! Джинни всё это увидит! — на секунду блондин замер, словно удивлённый тем, что произнёс вслух.       Люциус, до этого хранивший молчание, схватился за голову.       — Молю Салазара, что речь не о девчонке Уизли! — хрипло процедил Малфой-старший.       Теперь уже пришла очередь Нарциссы, бледной, как полотно, успокаивающе сжимать руку мужа. Драко смело встретил взгляд отца, и Люциус ощутил, как его окатило холодом.       — Мы не встречаемся, если ты об этом. И вряд ли будем после того, как в свежей газете она прочтёт список моих грехов. — Малфой-младший тяжело задышал, переводя дыхание, и, наконец решившись, произнёс: — Какой же ты лицемер! Вы ведь то и дело клянёте отца Теодора, а сами. Мне не хочется завтракать, доброго всем дня.       От такого пожелания по коже пробежал ворох мурашек. Тео раздумывал, стоит ли отправиться за другом, который поспешно покинул столовую. В конце концов, он решил дать Драко время успокоиться. Молодой человек медленно опустился на стул и без энтузиазма уставился в тарелку.       Портреты на стене перешёптывались: «Позор… Предатели крови… Какой стыд». Люциус метнул в их сторону зловещий взгляд. В столовой повисла тишина, остаток завтрака прошёл в молчании. Все упорно делали вид, что ничего не произошло. И Тео был благодарен за это. Мистер Малфой сослался на неотложные дела и, опёршись на трость, тяжело поднялся со своего места. Тео уже собирался откланяться, но Нарцисса наконец заговорила.       — Тео, милый, чем думаешь заняться? Ты почти не покидаешь поместье.       Нотт потёр переносицу и сказал:       — Ничего интересного, собирался оккупировать кабинет Люциуса и разгрести бумажные дела. После того, как я разорвал рабочий контракт, иски сыплются как из рога изобилия. Ещё надо написать письмо в Гринготтс.       Перечисления дел Тео были оборваны домашним эльфом Миппи, которая робко объявила о том, что к мистеру Нотту прибыл посетитель. Тео удивлённо хмыкнул, в последнее время с ним жаждали общаться только адвокаты и журналисты, ну и Дафна.       — Мисс Грейнджер ждёт Вас в библиотеке, сэр.       Дыхание перехватило, сердце бешено застучало, а в ушах появился неприятный шум, переходящий в пронзительный писк, как при контузии. Неловко пошатнувшись, Теодор поднялся, легко поклонился миссис Малфой и направился наверх.       Нарцисса проговорила ему вслед:       — Веди себя прилично. Помни, что ты помолвлен.       Как будто об этом можно забыть. Если бы. Слизеринец тяжело вздохнул и продолжил свой путь. Ему хотелось бы гадать, отчего Гермиона решила посетить его, но всё было очевидно. Наверняка ведьма жаждала ответов, но всё, чем ей мог быть полезен Тео, — это жалкая полуложь, ведь сказать правду он не мог, а солгать не хватило бы духу. Вероятно, им обоим было бы проще жить дальше, если бы Нотт сказал, что просто не любит Гермиону. Но слизеринцу проще откусить собственный язык, чем произнести подобное. А потому, кляня себя за слабость, Тео просто смирился.       Брюнет подошёл к библиотеке, всегда распахнутая дверь в этот раз оказалась закрытой. Он почувствовал, как оцепенели пальцы, и сжал дверную ручку так крепко, что костяшки побелели. Решившись, Тео потянул её на себя и осторожно заглянул в образовавшуюся щёлочку.       Сердце взяло бешеный ритм, когда он увидел девушку. Мерлин побери, неделя без неё была сродни пытке. Даже если Гермиона явилась проклясть его, он с благодарностью позволит ей. Каштановые кудри рассыпались по плечам мерцающим каскадом, обрамляя бледное лицо с глубокими, но грустными глазами и пухлыми губами. Ведьма была одета в простые магловские джинсы и объёмный свитер, рукава она закатала наверх, обнажив изящные запястья. В её облике не было ни капли «смотри, кого ты потерял». Это было и не нужно, Тео знал, что, сколько бы ни было ему отмерено, каждая секунда существования будет пропитана сожалением. Слизеринец заметил, что на её руках были перчатки из драконьей кожи. Тео закусил губу, неужели это из-за него. Тут же он дал себе мысленную затрещину: «Идиот, а что бы было, если бы ей пришлось пережить смерть родителей?»       Грейнджер явно увлечена книгой, брюнету не разглядеть обложку, но он и не пытается. С разливающимся в груди теплом он всматривается в родные черты. Тео угадывает тончайшие оттенки эмоций, даже прежде чем они найдут отражение в лице и теле ведьмы. Его любимая игра, его вечная рваная рана, его любимая Гермиона.       Девушка медленно перевела взгляд от книги прямо к Теодору.       — Ты достаточно насмотрелся? Может, всё же зайдёшь?       Юноша внезапно осознал всю нелепость своего положения. Будто подросток, он подсматривал за девушкой в еле приоткрытую дверь. Нотт ощутил, как к щекам прилила краска. Да уж, актёр из него совершенно никудышный. Теодор выпрямился, нервно одёрнул толстовку и со вздохом зашёл в библиотеку. Оставаясь на почтительном расстоянии, он пробормотал:       — Вероятно, Я должен извиниться.       Гермиона отложила книгу и скрестила руки на груди.       — За что? Может быть, за то, не ответил на моё письмо с просьбой встретиться? Или ты о том, что бросил меня? А-а, верно, за то, что не рассказал о том, что сделал твой отец с моими родителями?       Нотт сохранял молчание, глядя куда-то выше ведьмы. Грейнджер порывисто шагнула к нему и вцепилась в кофту, вынуждая Тео смотреть ей в глаза.       — Твоя сделка с отцом была нужна, чтобы заставить его сдаться? Чтобы к моим родителям вернулась память? — в глазах девушки блеснули злые слёзы. — Тео, не молчи! Поэтому ты женишься на Дафне? Говори же, говори!       Потеряв контроль, гриффиндорка принялась стучать по груди брюнета сжатыми кулаками в перчатках. Её голос дрожал, казалось, ещё миг, и истерика накроет Гермиону с головой. Сердце Теодора разрывалось, он с силой прижал к себе девушку, окутав её объятиями. На миг, всего на один миг ведьме показалось, что боли пришёл конец. Но стоило ей перестать дрожать, как слизеринец аккуратно отстранился.       — Я лишь пытался извлечь максимальную пользу из нашего соглашения. Это ничего не меняет. Я рад, что с твоими родителями всё в порядке, — слова Тео были холодны, а в голосе сквозила сталь. Он отвернулся к окну и опёрся на подоконник.       Гермионе отчаянно хотелось быть сильной. Но она не желала притворяться, ведь знала — это их последний разговор.       — Знаешь, иногда я специально даю интервью, чтобы они заполнили газеты и журналы и было меньше статей о твоей свадьбе. Я читала, что ты будешь в синем. Не твой цвет, — сделав паузу, девушка глубоко вздохнула. — Значит, в эти выходные ты женишься?       Брюнет резко развернулся, губы дрожали, а дыхание было тяжёлым и частым. Непривычно низким и хриплым голосом он проговорил:       — C'est La Vie.       Гермиона горько хмыкнула и провела рукой, облачённой в перчатку, по щеке бывшего возлюбленного.       — Знаешь, если сказать глупость по-французски, она не перестанет быть глупостью. Прощай, Тео.       Брюнет, словно в бреду, наблюдал за тем, как Грейнджер выходит из библиотеки. Непоколебимая, гордая, она ни разу не обернулась.       Тео оставили силы, ноги подкосились, и он, глухо застонав, медленно соскользнул на пол. Нотт не знал, сколько времени прошло, прежде чем оцепенение спало. Нет, Теодор, соберись, ты не имеешь права себя жалеть. Не после того, как принёс столько боли им всем: Гермионе, Дафне, Блейзу. Ты обязан найти выход, он, очевидно, есть! Должен быть! Гоня от себя отчаяние, парень вскочил на ноги. Пройдя вдоль длинных стеллажей с книгами, он схватил несколько, посвящённых магическим клятвам, и побрёл в свою комнату.       Нотт всегда оставлял вход в комнату нараспашку, несмотря на увещевания Нарциссы. Однако в этот раз неплотно, но всё же дверь была прикрыта. Он заметил, что внутри комнаты горят свечи. Тео нахмурился и, стараясь не шуметь, аккуратно опустил книги на пол. Слизеринец выудил палочку из кармана и резко зашёл в комнату. Однако уже через мгновение ошарашенно опустил руки. Рядом с кроватью освещённая мягким светом свечей стояла Дафна Гринграсс. Блондинка была совершенно обнажена, не считая нескольких затейливых цепочек на бёдрах. Светлые волосы откинуты назад. Запах ванили наполнил комнату. Девушка медленно и соблазнительно провела рукой по изящной шее, задержалась на небольшой и аккуратной груди и спустилась на плоский живот. Она явно знала о своей красоте и неприкрыто наслаждалась ею.       — Мерлин! Дафна, что ты делаешь?! — возмущённо воскликнул Тео и так резко отвернулся, что ударился о дверной косяк. Уже через мгновение парень почувствовал, как тонкие, нежные руки обвили его торс.       Даф понизила голос до манящего шёпота и промурлыкала ему прямо на ухо:       — А на что это похоже?