Мне жаль. Твой Тео.

      От природы Теодор не был слишком стыдлив, но сейчас краска беспощадно заливала его щёки. Зардевшийся молодой человек крепко зажмурился. Первым отчаянным порывом было скинуть бесстыдно блуждающие по его торсу руки, распахнуть окно и вдохнуть поглубже, чтобы избавиться от удушающего запаха ванили, который заполнил его комнату. Однако Нотт осознавал, что он сам предложил Дафне свою руку и жизнь, и несмотря на то, что сердце и тело слизеринец предпочёл бы оставить при себе, следовало быть деликатным. Где-то в глубине души Теодор понимал, блондинка имеет право это делать, вскоре он станет её мужем. И вести себя как девственник будет действительно странно. Но вот уж беда, Теодор не хотел оскорбить Гринграсс, но придётся прояснить границы. Мужчина решительно перехватил изящную руку, что уже намерилась забраться под его пояс, и аккуратно выпутался из объятий.       Дафна казалась растерянной и даже беззащитной. С идеальных пухлых губ сорвался всхлип. Девушка уткнулась в грудь Теодора и прошептала:       — Прости, я не должна была. Не с тобой. Пожалуйста, не отталкивай меня!       — Акцио!       Повинуясь магии, клетчатая рубашка скользнула прямо в руки Нотту. Тео накинул её на плечи дрожащей блондинки. Гринграсс лихорадочно продолжала говорить, всё сильнее впиваясь ногтями в кожу парня. Разобрать её бормотания было невозможно.       Слизеринец устало выдохнул и бережно подвёл однокурсницу к кровати. Он заботливо подоткнул одеяло, напоил зельем без сновидений и понял, что готов выть от того, что чувствует себя проклятым предателем. Он был уверен, что вся его нежность, забота, всё то, что могло дать израненное сердце, будет всегда принадлежать Гермионе. Каждый трепетный жест предназначался ей, а высшее счастье Теодора заключалось в том, чтобы просто быть подле девушки.       Парень расположился в кресле и потянулся к томику Зигмунта Баджа. Он знал его практически наизусть, это была база для любого начинающего зельевара. Само собой, Нотт начинающим не был, но любил иногда пролистнуть книгу, предаваясь лёгкой ностальгии. Мама жива, они с отцом любят друг друга. Тео может назвать Нотта-старшего папой. Вся жизнь впереди, его ждёт фантастическое будущее. А войны, конечно, никогда не будет. Тео наградил самого себя снисходительной улыбкой. Прекрасный иллюзорный мир так соблазнителен. Слизеринец усилием воли возвращает себя в мир реальный. Да уж, всё обернулось совсем иначе.       Дафна шевелится в кровати, сильнее кутаясь в одеяло и втягивая носом запах. Наконец девушка открыла глаза и, встретившись с внимательным и счастливым взглядом Тео, глухо застонала.       — Салазар, как же стыдно! — Разорвав зрительный контакт, Гринграсс натянула одеяло на голову и продолжила: — Пожалуй, я не вылезу никогда. Тебе лучше найти себе новую комнату, или съезжай к Драко.       Нотт усмехнулся и протянул:       — Вряд ли он будет в восторге от такого соседства. Не переживай, по части стыда Я буквально рекордсмен. Может, воды?       Спустя пару мгновений Дафна отбросила спасительный защитный слой. Рубашку Теодора, которая доходила ей до колен, она целомудренно застегнула на все пуговицы. Сохраняя молчание, блондинка протянула руку. Теодор незамедлительно предложил стакан, наполненный холодной водой. Дафна любила именно такую, и он почему-то это помнил.       — Тео, тебе обязательно быть таким хорошим?       Брюнет недоуменно вскинул брови и сжал губы в тонкую линию. Хорошим он себя точно не считал. В конце концов, Тео легко пренебрёг чувствами Дафны и Блейза, чтобы спасти родителей Гермионы. Нотт прислушался к себе, надеясь испытать угрызения совести, но ощутил лишь сытую удовлетворённость. Его любимая в порядке, ей не пришлось хоронить родителей. Семья вновь с ней. И Теодор легко заплатит любую цену.       Гринграсс всё ещё смотрела на него, ожидая реакции, поэтому волшебник выдавил из себя нейтральное:       — Хороший, плохой… Я стараюсь не мыслить подобными категориями.       Дафна глубоко вздохнула и робко прикоснулась к ладони однокурсника. Почувствовав, как под её прикосновением напряглась рука Тео, слизеринка с усилием сжала её и горячо зашептала:       — Прошу, послушай меня, мне нужно сказать. То, что я расскажу, позволит тебе разорвать нашу помолвку! Правда это также разрушит мою жизнь. — Девушка горько усмехнулась и с силой потёрла покрасневшие глаза.       Теодор судорожно вдохнул воздух сквозь сжатые губы. Лёгкое, пьянящее чувство мгновенно завладело всем его существом. Как можно не поддаться надежде? Сознание слизеринца отчаянно не желало размышлять над окончанием фразы Гринграсс. Однако…       — Даф, ты сказала, что знаешь о моей сделке с отцом, — получив утвердительный кивок, мужчина продолжил, — тогда ты знаешь, что я никак не могу отказаться от нашего брака.       Гринграсс нервно хихикнула и вперилась полубезумным взглядом в Тео.       — Я беременна.       Эта фраза, слетевшая с идеальных губ блондинки, выбила из Нотта весь воздух. В голове мгновенно закрутились тысячи вопросов. Но нет, все они бестактные, лишённые участия. Так нельзя… Нельзя же? Тео понял, что, округлив глаза, ошарашенно смотрит на девушку. Он постарался придать себе доброжелательный и спокойный вид, но так и не смог произнести ни слова. Минуты неловкой тишины затянулись, и Дафна явно истолковала паузу по-своему.       — Я знаю, что должна избавиться от него. Пыталась, клянусь!       Наконец оцепенение отпустило Теодора, и он бережно приобнял девушку за плечи.       — Не говори так, прошу! Ты не должна! Давай поговорим. Расскажи мне всё, пожалуйста.       Нотт ощутил, как напряжённая и скованная Дафна расслабилась в его руках, а из покрасневших глаз брызнули слёзы. Парню оставалось только надеяться, что это признак облегчения. Слизеринец аккуратно гладил шелковистые локоны и негромко шептал слова утешения. Он точно не понимал, что должен сделать, а потому поступал так, как велело сердце.       Блондинка отстранилась и, потупив взгляд, пробормотала:       — Тео, тебе необязательно быть сочувствующим и участливым, от этого только хуже.       — Я просто хочу быть твоим другом, Даф, хорошо? Позволь мне, пожалуйста.       Гринграсс крепче сжала в руках одеяло и кивнула.       — Я не знаю, почему всё случилось именно в тот день. Отец не был жёстче, чем обычно, Астория не рыдала больше, чем обычно, а папарацци даже не запечатлели тебя и Гермиону. Но мне было так тоскливо, — Дафна закусила нижнюю губу так сильно, что выступила кровь, — мы с Блейзом напились и…       Пелена ярости мгновенно заволокла глаза Теодора, такая багровая и жгучая, она ударила чернильной волной прямо в лицо. Не выдержав, он прервал девушку:       — Он воспользовался тобой?       Гринграсс округлила глаза и непонимающе нахмурилась. Внутри Теодора тёплой и мягкой волной разлилось облегчение.       — Нет! Конечно нет! Как ты мог подумать такое! Он бы никогда. Я сама, мне так хотелось, чтобы мой первый раз был с человеком, который любит меня, понимаешь? Но утром всё видится совсем иначе, — Дафна горько усмехнулась, помотала головой, словно отгоняя воспоминания, и, глубоко выдохнув, продолжила, — я знала, что ничего не изменилось, так что просто встала и ушла. Написала записку Блейзу. Больше мы не виделись, ну, только на приёме.       — Стой, то есть Забини не знает о твоей беременности?       Теодор отчаянно старался сохранить мягкий и ровный тон, но внутри всё клокотало. Он всего лишь хотел позаботиться о своей Гермионе, но попутно разрушил столько жизней. Да ему вовеки это не искупить! Если только… Решение пришло так легко, абсолютно естественно. Конечно, ведь оно всегда было здесь, на самой поверхности! В этом чёртовом уравнении есть лишняя переменная. Поэтому ничего не складывается. Тео Нотт, он сам! Договор не даст ему отказаться от брака и отпустить Дафну. Но вот по поводу смерти никто ничего не прописывал. Если он умрёт, конечно, обставив всё естественно, так, чтобы никто не обвинил Дафну, то всё наконец сойдётся. Гринграсс и Забини смогут воспитывать ребёнка, Гермиона и её родители будут в безопасности, а всё общество вздохнёт спокойнее, зная, что очередной пожиратель смерти встретил свой конец.       Дафна прервала размышления Теодора, который пребывал практически в эйфории, продумывая варианты своей правдоподобной кончины.       — Блейз не знает! И ты ему не скажешь, это мой секрет, Тео! Я избавлюсь от ребёнка, обещаю. Мы поженимся, и всё будет так, как должно.       Несмотря на слова, Дафна обхватила руками свой плоский, без намёка на округлость живот, словно желая защитить. Нотт фыркнул, сжал губы и опустился на колени, расположившись напротив живота Дафны. Слизеринец мягко улыбнулся и проворковал:       — Хэй, малыш, не обижайся на свою маму, ей пришлось нелегко. Но теперь дядя Тео здесь и всё исправит! Вам двоим нужно просто довериться мне. Ладно? — Тео поднял взгляд, и блондинка смогла рассмотреть его сияющие глаза. — Я знаю, что делать, Даф! На этот раз не подведу. Обещаю, когда всё закончится, у тебя будет свобода и достаточно денег, чтобы никто не смог указывать тебе. Все, что мне нужно, — твоё доверие. Хорошо?       — Н-но, Тео! Ты не понял, я хотела переспать с тобой, чтобы… — слизеринка заикалась и захлебывалась собственными словами.       Нотт улыбнулся и положил дрожащую руку на тонкую кисть девушки.       — Я понял, ты хотела, чтобы я подумал, что ребёнок мой? Даф, прости, но это был слишком импульсивный план, очень уж многое не сошлось бы.       — Ты не злишься?       Гринграсс была поражена, он знала Нотта с детства. Импульсивный, порывистый, подверженный приступам неконтролируемого гнева — вот каким он был. Однако сейчас юноша на редкость умиротворён и даже отрешён. Такому Теодору отчаянно хотелось поверить, так она и поступила.       — Даф, нам надо пожениться как можно скорее! И без всей этой помпы. Пусть платье, цветы и клятвы останутся для особенного человека. Ладно?       После этого события понеслись безумной чередой. Нотт увиделся в тот же день с Авророй, которая принесла ему годовой договор аренды. Теперь дом, где он собирался жить с Гермионой, — его. Вот только планы поменялись: он хочет умереть в этом доме, глядя на сад, полный алых роз. Сорт «Король Артур», они пышные, не колючие и насыщенно алые, как будто в каждом лепестке унция крови. Он тщательно изучает признание отца. Тот очевидно всё ещё пытался хранить секреты. Хорошо, это хорошо.       Теодор и Дафна поженились спустя несколько дней, из гостей был лишь Драко. Зато папарацци оказалось несчётное множество. И к вящему удивлению Гринграсс и Малфоя, Теодор исправно позирует и демонстрирует счастье всеми доступными ему способами. Он даже даёт интервью, где без устали рассказывает об отношениях с мисс Гринграсс. Впрочем, он, просияв самой очаровательной улыбкой, тут же поправляет себя: «Конечно, миссис Нотт!» Также на камеру он поднимает бокал с шампанским, в которое предусмотрительно добавлено зелье. Отсчёт пошёл.       После свадьбы он оставляет Нотт-холл а полное владение Дафны, сам же перебирается в арендованный особняк. Впрочем, они видятся каждый день. Теодор сопровождает Дафну к лекарям, следящим за её беременностью, они вместе выбирают одежду для малыша. А миссис Нотт неизменно рядом, когда очередной специалист разводит руками, не в силах определить причину недомогания Теодора Нотта. В этот момент в сердце слизеринца разливается мрачное удовлетворение. Блондинка не задаёт вопросов, и Тео благодарен за это. Симптомы прогрессируют, вызывая тревогу четы Малфой. Лекари, знахари, врачи сменяют друг друга. Всё безуспешно. Пока однажды в дом Теодора не врывается Драко Малфой.       Он неукротимым ветром влетел в спальню и распахнул шторы, заставляя Нотта простонать непереводимые на человеческий язык проклятия.       — Тео, у меня великолепные новости. Я смог договориться с одним специалистом. Он осмотрит тебя.       Брюнет уткнулся лицом в подушку.       — М-м-м, спасибо за беспокойство. Мы с Дафной с радостью пообщаемся с ним.       Драко глухо застонал и, не в силах сдерживаться, вцепился в плечи друга.       — Клянусь Мерлином, я тебе врежу, если ты наконец не признаешься! Этот «специалист» — старый знакомый твоего отца, и однажды он оказал мистеру Нотту занятную услугу. Добавил зелье в напиток премьер-министра Болгарии! Какое счастье, что он фиксировал все симптомы. Удивительно похожи на твои. — Малфой изучающе вперился взглядом в лицо Теодора, надеясь обнаружить испуг или ужас, хоть что-то. Малейшую эмоцию, которая подскажет блондину, что он на верном пути. Но на безмятежном лице Тео проскользнуло лишь едва уловимое облегчение.       — Тео, ты серьёзно заставишь меня притащить сюда этого ублюдка?! Ему запрещён въезд в Англию, это будет стоить половину моего состояния! Но я это сделаю, так и знай!       Тео мученически улыбнулся и изящно высвободился из хватки Малфоя.       — Драко, ну почему ты такой неугомонный? Что тебе нужно узнать? Да, это зелье отца. Да, я решился на это сам. И нет, противоядия нет. Но если бы и было, Я бы не воспользовался. Прости, друг, но этот путь для меня закончен. Я буду рад, если ты останешься рядом. Но если нет — пойму, — с этими словами Нотт тяжело поднялся с кровати и закашлялся, прижимая ко рту шёлковый платок с собственной монограммой.       Драко, не брезгуя, вырвал платок из рук одногруппника и, словно зачарованный, принялся рассматривать капли крови, россыпью покрывшие белоснежную ткань. По щекам Лорда Малфоя катились горячие и яростные слёзы, сам он не издал ни звука. Кулаками принялся стирать капли с лица. Драко хотелось кричать, как обезумевшей демон, сорвать голос, бросаясь обвинениями и резкими, злобными оскорблениями, впечатать собственный кулак в лицо лучшему другу. Всё что угодно, лишь бы стереть эту нелепую, безмятежную гримасу. Но вместо этого Малфой унял заполошно стучащее сердце и пробормотал:       — А как же я? А родители? Ты ведь обещал… — не получив ответа, блондин обречённо покачал головой. — Ты уже потерял магические способности? Осталось недели две?       Нотт кивнул, на лице промелькнула почти блаженная улыбка.       — Знаешь, это, наверное, кошмар любого волшебника, но мне… Мне будто стало легче. А ещё на последней стадии начинаются галлюцинации. — Тео рассмеялся, прижал пальцы к губам и доверчиво зашептал: — Драко, я теперь так часто вижу Гермиону, иногда даже удаётся поверить, что она настоящая!       Малфой при упоминании Гермионы моментально стушевался. Блондин нервно сглотнул и принялся теребить край идеально сидящего пиджака. В нём боролись два противоречивых чувства: желание причинить Тео боль, тем самым отрезвив его, и жгучая готовность оберегать нездоровый разум друга. Однако Нотт не заставил однокурсника принимать решение.       — Ну что ты так на меня смотришь? Я же не разучился читать, видел «Пророк», — мужчина сделал паузу и взлохматил кудри, спадающие ему на лицо, — пожалуй, Поттер подошёл бы ей больше, но Уизли тоже… Нормально. Ну, знаешь, он герой, Гермиона… Что уж тут говорить.       В комнате повисла тишина, слышны были лишь тихие хрипы, которые вырывались при выдохе из груди Тео. Слизеринец прикрыл глаза и пошатнулся. Драко моментально ринулся к другу, поддерживая того за плечо.       — Хэй! Что надо делать, скажи?!       В комнату вошла Дафна, она сразу оценила ситуацию и скомандовала:       — Драко, уложи его на кровать. Быстро!       Малфой смерил девушку яростным взглядом и уже был готов разразиться гневной тирадой, но, увидев заметно округлившийся живот, прикусил язык. Драко, подозрительно сощурившись, наблюдал, как блондинка разжимает рот и капает зеленоватую жидкость в рот бесчувственному Теодору.       — Ты знала? — обвинительные и злые слова наконец сорвались с губ Драко.       Дафна потёрла покрасневшие глаза и ответила:       — Не всë. Знаю, что он сам это решил.       Малфой с силой впечатал кулак в стену. Гринграсс вздрогнула и приобняла живот, словно стремясь защитить.       — А ты просто смотрела, как он умирает, да? Дафна! — блондин не ожидал ответа. — Так всë. Рассказывай.       Ведьма, прерываясь на всхлипы, сбивчиво рассказала обо всëм: о родителях, сделке и ребёнке. Драко видел, как подруга детства отчаянно ищет в нём поддержку и участие. Жаль, но это не к нему.       — И кто счастливый папочка? — Малфой и сам не знал, зачем спросил. Какая, в сущности, разница.       — Не твоë дело, — холодно, беря эмоции под контроль, отметила Гринграсс.       Парень кивнул и направился к выходу.       — Проследи за ним, Даф. Ладно?       Блондинка бросила ему небрежное «да» и принялась прикладывать ко лбу Нотта прохладное полотенце.       Через час в дом Тео постучали. И каково было удивление девушки, когда на пороге она увидела Гермиону Грейнджер.       — Драко, — лаконично пояснила Гермиона, — поздравляю, кстати.       Дафна тщетно пыталась уловить в тоне ведьмы презрение, даже ненависть, но не было ничего. Ничего, кроме пустоты, и от этого по коже пробежал табун мурашек. Девушки вместе поднялись по лестнице к спальне Тео. Гринграсс указала на дверь и едва слышно пробормотала:       — У Теодора галлюцинации, так что он может не понять, что ты реальна. Я буду внизу, если вдруг понадоблюсь.       Грейнджер кивнула.       Внезапно Гермиона испытала облегчение, Тео, скорее всего, посчитает её иллюзией, миражом, бредом. И как бы ни было странно, именно это давало ей возможность быть настоящей. Не нужно злиться на то, что Нотт не дал ей выбора, не нужно испытывать чувство вины за попытки утешиться рядом с Роном и, наконец, можно отринуть чувство неловкости, которое непременно возникло бы за столько месяцев.       Девушка зашла в комнату и судорожно вдохнула тёплый древесный аромат, которым пахла кожа волшебника. Гермиона с наслаждением встретила прокатившуюся по телу дрожь. Как же она жила все эти чёртовы дни, недели, месяцы. Стоило ей оказаться около Теодора, как любовь, что она безжалостно убивала, собралась вновь, подобно пазлу из множества деталей, где каждая играет незаменимую роль. Все стены, что были построены между ними, рухнули от одного взгляда на дрогнувшие ресницы Тео.       Словно заворожённая, Грейнджер смотрела на мужчину, покоившегося на синем шёлке. Теодор изрядно похудел, под глазами залегли глубокие чёрные тени, и без того высокие скулы заострились ещё сильнее, грозя прорвать кожу. Дыхание было тяжёлым и прерывистым.       Гермиона не сдержала порыв и прикоснулась сухими, тёплыми губами ко лбу бывшего пожирателя. Нотта била лихорадка. Кожа была горячей и чуть покрытой испариной. Едва оторвавшись от родного лица, девушка заметила, как беззвучно шевелятся пересохшие, потрескавшиеся губы.       Что ты шепчешь? Что ты ищешь? Возможно ли понять тебя? А простить?       Обведя взглядом комнату, шатенка наткнулась на кувшин с водой и стопку тряпок. Аккуратно намочив одну из них, Гермиона приложила кусок ткани ко лбу парня, ощущая, как влага впитывается в её перчатки. Брюнет поёжился и с шумом выдохнул. Пижама ему была явно не по размеру, и, когда Нотт содрогнулся всем телом, рубашка распахнулась, обнажая глубоко посаженные ключицы. Гриффиндорка медленно, чтобы не нарушать хрупкий сон Тео, отняла руку, плотно обтянутую перчаткой. Скользнув по брюнету взглядом, Гермиона заметила, как тонкие, изящные кисти судорожно сжимали простынь. На пальце блеснуло фамильное обручальное кольцо Ноттов.       Девушка ощутила болезненный укол в сердце. Она знала, что Тео женился, чтобы спасти её родителей, ради неё самой. Но ради Дафны он решился на смерть. Добровольно подписал себе приговор, избрав такой мучительный способ. Гермиона, несмотря на неуёмные амбиции, никогда не была эгоистична. Она часто ставила интересы друзей выше собственных, в заботах о низших магических фракциях могла пренебречь собой. Но сейчас ведьма с трудом гасила рвущееся из груди пламя. Тео должен был бороться ради неё, жить, искать выход. А на деле он сдался. Возможно ли простить это? Гермиона усилием воли загнала эти мысли куда подальше. В конце концов сейчас главное, чтобы Тео выжил. А дальше… Грейнджер даже не знала, смогли бы они вновь быть вместе. Ведьма даже не знала, хотела ли этого.       Теодор открыл глаза, взгляд сфокусировался на Гермионе, а затем слизеринец зажмурился. Уже через мгновение волшебник неловко скатился с кровати и дотянулся до блокнота. Самого обычного, одного из тех, что продаются в магловских магазинах с канцелярией. Тео поспешно выхватил из кармана пижамных штанов шариковую ручку и зубами подцепил колпачок. Гермиона привычно поморщилась, подобные жесты обычно раздражали её. Но не сейчас, не с ним. С проклятым Теодором Ноттом всегда было иначе.       — Что ты делаешь? — полюбопытствовала Гермиона, не пытаясь разорвать дистанцию между ними. Дистанция — это хорошо, это правильно. А ещё чертовски больно.       Брюнет, не отрываясь от записей, с готовностью ответил:       — Мои галлюцинации, Я пытаюсь понять, что конкретно их вызывает. Я пробовал разную комбинацию зелий, экспериментировал с ингредиентами, вводил магловские препараты. Никак не могу понять, что именно Я должен принимать, чтобы видеть тебя, — Тео сказал это так просто, слова так легко сорвались с губ. Он явно не старался произвести впечатление, тронуть или разжалобить. Зачем это ему? Гермиона лишь иллюзия, плод больного и разгорячённого сознания.       Не церемонясь, Грейнджер выхватила блокнот, Нотт даже не сопротивлялся, его рука безвольно повисла вдоль туловища. Ведьма крепко сцепила зубы и пробежалась взглядом по страницам. Она не узнавала почерк. Нажим, наклон, стиль… Постоянно разные, словно у блокнота десятки авторов. Гермиона наконец всмотрелась в состав препаратов и зелий, что использовал Теодор. Во всём этом нет смысла, никакой логики! Только… Только отчаяние. Жалкие, судорожные попытки вынудить мозг показывать радужные картинки. Девушке лишь остаётся надеяться, что иллюзии Нотта не становились кошмарами. Гермиона с ужасом отбросила блокнот, хотя хотелось сжечь. Она обессиленно опустилась на пол рядом с Теодором. Нотт робко прикоснулся к пальцам ведьмы, переплетая их. Горящая кожа и всё ещё мокрый сатин, под которым скрывается рука Гермионы, снова нашли друг друга. Шатенке хотелось задать множество вопросов, но нужно спешить.       — Что ты с собой сделал, Тео? Чем вызвана твоя болезнь?       Слизеринец болезненно поморщился и улыбнулся одними лишь губами. В его глазах ни тени улыбки, там лишь боль.       — Милая, почему ты мучаешь меня снова? Я столько раз рассказывал тебе. Сущий ад. Помнишь, на Рождество мы ходили в католическую церковь? Я знаю, что наше существование, вероятно, является самым ярким отрицанием этой… М-м-м, концепции. Но, Гермиона! А вдруг после смерти нас действительно ждут ад и рай? Тогда это значит, что мы никогда не встретимся! Даже после смерти! — В глазах Теодора полыхнул судорожный огонь, и он с жаром зашептал: — Милая, может быть, есть какая-то религия, по постулатам которой мы можем быть вместе?       Грейнджер глухо выдохнула, пытаясь преодолеть боль, что расцвела в её груди вместе со словами Тео. Она могла бы утешить, успокоить его душу. Но вместо этого отняла свою руку, вновь не встречая ни малейшего сопротивления.       — Ты невероятно всё упростил, а ещё не ответил на вопрос.       Гермиону пугала эта откровенность, обнажённость изуродованной души. Девушка почувствовала, что в уголках её карих глаз скопились слёзы, только когда Теодор бережно смахнул их. Брюнет прижал пальцы к своим воспалённым губам и прикрыл глаза.       — Это зелье разработал мой отец. Так Волан-де-Морт карал своих врагов. Оно не имеет цвета и запаха. Действовать начинает через неделю. Симптомы: интоксикация, лихорадка, кожный зуд и… Ну, там много чего ещё по мелочи. Но основное — запечатывание магического потенциала. Способности, не находящие выхода, обращаются против тебя. На самом деле Тёмный Лорд редко его использовал. Всего пару раз. Так что у меня мало данных, и подопытных было немного, Я видел лишь записи. Даже не знаю, почему отец не сдал это Министерству. Да, впрочем, и плевать, будем считать это его последней услугой.       Гермионе нужно продолжать спрашивать: зачем Тео это делает, почему его устроила такая извращённая форма суицида, есть ли противоядие, да и вообще из чего это дьявольское зелье состоит. В конце концов, когда он должен умереть. Умереть… Это слово прогромыхало набатом в голове гриффиндорки. Всё громче и громче, заглушив стук сердца.       Гермиона не в силах это вынести. Она прижалась к Тео. Ближе, ещё ближе. Губы к губам. Это так нелепо. Нелепо до тех пор, пока Нотт не сделал глубокий вдох, приоткрывая рот. Они оба сдались в очередной раз. Пора перестать считать, в который раз.