***
Коттедж «Ракушка», Тинворт, Англия.
В субботу, утром следующего дня, Артур Уизли, немного успокоившись, позавтракал парой бутербродов с вяленой солониной и стаканом чая с молоком. А после решил все же навестить невестку, чтобы передать неутешительные новости о Билле. Удивляло то, что сама Флер молчала, видимо, совсем не беспокоясь о месте нахождения мужа. Артур покачал головой. На его памяти Молли никогда не вела себя подобным образом. Да, порой была жестока с ним — Артур неосознанно коснулся бледно-салатового синяка, последнего из оставленных супругой и никак не хотевшего исчезать. Будто украшавшая кожу метка-напоминание. Но за детей стояла горой. Дети всегда были для его воинственной супруги на первом месте, особенно Рон и Джинни. Да и о нем неоднократно выказывала признаки беспокойства, что уж греха таить. Все же, хорошо ли, плохо ли, прожили вместе не один десяток лет. А тут… он осуждающе покачал головой и развел руками — молодежь. «Ни сообщения совой, ни патронуса…» Мистер Уизли вздохнул и приготовился трансгрессировать, настраиваясь на перемещение. Аппарацию он не любил, предпочитая транспортировку каминной сетью. И вовсе не потому, что последствия перемещения ему, как и многим другим волшебникам, были неприятны. А кому, скажите, приятны тошнота и головокружение? Будто пьянствовал, как портовый грузчик. А то и вовсе расщеп. Нет. Артур не любил аппарацию, потому что магически был слабее, чем думали некоторые знакомые. И с каждым прожитым годом, его магия будто утекала в никуда. Поэтому Билл и Молли загорелись идеей пробудить родовой алтарь, подкормить да вернуть роду былое имя, славу. Но то, что случилось, до сих пор не давало покоя. Как мог камень треснуть пополам? Что с ним произошло? Что явилось причиной раскола? Неужели это и правда вина кого-то из них? Рона? Ведь он бросил друга в трудное время… Или Билла, потому что не принял Поттера с малфоевским щенком? А может то вина близнецов? Они поносили мальчишку в своих передачах на колдорадио. От обилия мыслей у него начала болеть голова. Артур встряхнулся, наконец сосредоточившись на трех пресловутых «Н». Представил дом на берегу на окраине Тинворта, несколько раз вздохнул и переместился. Первое, что мистер Уизли увидел, прочно встав на ноги после неприятных последствий аппарации, придя в себя, был беленый мелом коттедж под парой раскидистых яблонь на берегу моря. Но вокруг царило запустение и тишина. Подойдя к двери, неловко постучал костяшками пальцев и огляделся вокруг. Он был здесь только три дня назад и любовался усыпанными розовыми цветами яблонями, а аромат гортензий и жасмина пьянил так, словно тебя макнули в ароматическую ванну. Сейчас двор выглядел заброшенным, будто в доме долгое время никто не жил. Белые стены пошли довольно большими трещинами, подобно паучьей сети опутавшей все строение. Казалось, сам дом держится лишь на остатках магических эманаций. Лепестки яблонь и гортензий ковром осыпались в траву. Артур испуганно сглотнул. Может и дом чувствует потерю главы рода и реагирует соответственно. Ведь магическую подпитку и охранный контур дома устанавливал сам Уильям. От мыслей отвлек скрип двери и направленная в грудь волшебная палочка в руке Апполин Делакур. — Что вам надо здесь, Артур? Посторонитесь! Дайте пройти! — француженка говорила с жутким акцентом и таким глубоким прононсом, что Уизли едва бы понял ее, если б не резкое движение необычайно длинной палочкой, призывая посторониться, освободить дорогу. Он приветливо улыбнулся и попытался пригладить разлохмаченную ветром рыжую шевелюру. Хотя шевелюрой его редкие подернутые сединой волосы с проплешиной на макушке назвать было сложно. Шагнул за дверь. — Рад видеть Вас, мадам Апполин, Вы приехали погостить? — пробасил он, пытаясь потянуть дверь на себя, но та не поддавалась. — Нет! — грубый резкий ответ ввел Артура в ступор. — Мы уже отбываем… — говорить что- либо еще высокая статная мадам Делакур не стала, рывком сама открыла дверь и, не опуская палочку, шагнула наружу. Следом за ней шла Флер в дорожной серой мантии с ребенком на руках. Процессию замыкал, низенький, плотного телосложения, усатый и черноволосый гасконец — месье Делакур. Дверь за ним звонко хлопнула, от чего малышка на руках Флер завозилась, захныкала. — Но куда? — спросил мистер Уизли и почти застонал, почувствовав себя неимоверно глупо. Куда они могли вообще отправиться, если не во Францию? И тут же мысленно дал себе пинка: «Да куда угодно! Делакуры богатый род и, в отличие от нищих Уизли, имеют собственность по всей магической Европе». — Подальше отсюда — с усмешкой отозвался месье Делакур, левитируя перед собой пару увесистых сумок и чемодан. — На развод я подам сама. — проинформировала Флер, обернувшись и брезгливо посмотрела на старшего Уизли: вылинявшая мантия чуть прикрывала короткие, неоднократно латанные брюки, едва доходившие до щиколоток, на груди вязанного жилета, прикрывшего собой такую же старую потрепанную временем и неоднократными стирками рубашку, красовалось огромное жирное пятно. Казалось, что Артур не волшебник, должный владеть хотя бы элементарной магией и уметь заботиться о себе на бытовом уровне, а неряха маггл. — А как же Мари-Виктуар? Она ведь Уизли, — нерешительно встрял рыжий волшебник. Конечно ему дела не было до сопливой девчонки, но чувство ответственности за семью не давало отступиться. — Мари-Виктуар — моя дочь, — пояснила Флер, жестко сверкнув на него глазами. — Ритуал отсечения от рода Уизли я проведу у гоблинов. Чтоб уж наверняка… не ищите и не пытайтесь увидеться или забрать. — лицо ее на этих словах приобрело хищное выражение, напоминавшее птичье, и Артур понял, что соваться под руку разъяренной матери, смерти подобно. Поэтому лишь кивнул, неосознанно потер синяк на груди и с тоской наблюдал, как волшебники с багажом исчезают в паре метров от него в необычном портале, словно за дверь вышли. Постояв еще минуту, он аппарировал в Нору, где обнаружил злобно сидящего на перилах веранды министерского филина, крупную черную птицу — с серебряным медальоном на широкой груди. Министерское послание, принесенное филином, оказалось уведомлением о первом судебном заседании по делу «Гринготтс против Уизли», которое состоится двадцать первого мая в девять утра в зале суда номер один. Артур сглотнул. У них определенно нет шанса выбраться из этого дела без потерь, если за дело взялись гоблины. Далее было рекомендовано явиться Джорджу И Фреду Уизли в качестве ответчиков, а ему, Артуру, в качестве свидетеля. У мистера Уизли зазвенело в ушах и заныло в груди. Мерлин свидетель, он не раз говорил Молли, что надо прекратить травлю Поттера на колдорадио… — он вновь дотронулся до нывшего в такие моменты синяка. Будто вновь попал под горячую руку супруги. Все это не имело смысла, ведь Молли сама подогревала интерес дочери к герою Британии. Неужели она не понимала, что после такого мальчишка не захочет иметь с их семьей ничего общего? — Джордж! …Джордж?! — Артур поднялся по лестнице и постучал в дверь комнаты близнецов. Ответом главе некогда большого семейства была тишина, а в комнате царила гулкая пустота и запустение. Казалось, что тут долгое время никто не жил. Пол и остальные горизонтальные поверхности покрыты толстым слоем пыли. Воздух пах плесенью. Проверив дом заклинанием «Гоменум Ревелио», он вздохнул никого не обнаружив. Джордж мог быть только в одном месте — Артур выглянул в окно на вершину холма. Джордж, обняв колени и положив на них подбородок, сидел на могиле брата. Рыжая макушка сияла на солнце потускневшим золотом. Артуру ничего не оставалось, как идти туда. Сын мог не вернуться на ночь в «Нору», что происходило не единожды. Иной раз забывал поесть, просиживая возле места захоронения сутки напролет. «Может вести немного встряхнут его, заставив по иному посмотреть на свое существование?» — да, именно так. Потому что иначе он не мог назвать происходящее с сыном жизнью. Покинув дом, Артур с зажатым в кулаке письмом отправился вверх по тропе. Все то время, пока он, задыхаясь от натуги, поднимался на холм, Джордж обнимал собственные колени, так и не сдвинувшись ни на дюйм. Ветер трепал его тусклые с легкой проседью волосы, давно превысившие привычную для него ранее длину. Артур окинул взглядом худую сутулую фигуру сына с острыми торчащими, словно обломки крыльев, лопатками, хорошо просматривающиеся даже сквозь свободную рубаху ребра и вздохнул. В каком-то смысле это и правда были «обломки крыльев», которых он лишился со смертью Фреда. Да и весь Джордж был как обтянутый тонкой, полупрозрачной кожей каркас. Артур прекрасно понимал, что сын прежним уже не будет и, как помочь ему пережить этот период, тоже не знал. — Тут из Министерства письмо прислали, — едва отдышавшись, произнес негромко, встав за правым плечом, глядя на могилы детей. Могильные холмики сгладились покрывшись ковром ярко зеленой листвы набивающих бутоны пестрых маргариток, чуть ниже по холму, в направлении Оттэри-Сент-Кэчпоул, устремились вверх длинные стрелы наперстянок. — Через неделю первое заседание суда. Тебе предписано быть. — Зачем? — Джордж чуть дернул головой, будто через силу, с трудом. Но так и не решился глянуть отцу в лицо. Видеть никого не хотелось и слышать, кстати, тоже. Он не замечал ни времени, ни голодных спазмов желудка, здесь он ощущал себя словно в Нигде, в пустоте безвременья. — Гоблины ведь все равно не отступятся. Джордж помолчал. Он посидел так еще какое-то время, а затем оглянулся. Отца уже рядом не было. Только жесткий конверт трепыхало на ветру, прибив к худому бедру парня. Взяв его в руку и сжав в пальцах до хруста, рвано выдохнул. — Я знаю, ты меня бы осудил за слабость, был бы недоволен и возможно, был прав, — произнес вслух, обращаясь к Фреду. Так ему было легче, и будто его близнец был живым. — Не удивительно, что меня считали слабым, а ты рвался защищать. Но я все-таки извинюсь перед Гарри. Мы с тобой сильно ошиблись на его счет. Не стоило идти на поводу у эмоций. Я только сейчас это понял… когда потерял тебя. Знаешь, Фред, от нашей семьи ничего не осталось. Рона убило любопытство… тебя — желание отомстить… мама сошла с ума… Персиваль ушел в род Прюэттов. Чарли потребовал забыть о его существовании. Он больше сюда не вернется. Сказал, что его семья теперь в Румынии. Я не совсем понял, что это значит. Не женился же он в самом деле в тайне от родителей? Хотя… — он помолчал пару мгновений смотря невидящим взглядом в пустоту перед собой, а после продолжил: — Остались отец и малышка Джинни, но она сильная выживет, а отец… ему и раньше было не до нас. А мы… скоро встретимся. Ты скажешь: суд, магазин… — с горечью в голосе усмехнулся. — Мы ничего не теряем, Фред. Потому что ничего нам не принадлежало и раньше. Магазин и все, что в нем есть, по сути куплено на деньги Поттера. А те сто семнадцать галлеонов и тринадцать сиклей были ничего не значащей мелочью, потраченной на первый взнос по аренде. Так что, я извинюсь перед Гарри с легким сердцем. Сниму этот камень с души.***
Министерство магии, Департамент Магического Правопорядка, Аврорат
Биллиус Уизли в отличие от старшего брата Артура успокаиваться и «остывать» не собирался вовсе. Чтобы вдруг не начать жалеть родственников и не заниматься отпущением грехов. Уж кто-кто, а он не страдал всепрощением. Жизнь и магия достаточно отыгрались на нем, наделив всеми благами старшего Уизли, что и в кнат не ставил полученные блага. Все в жизни досталось ему. Магия, потенциал — и вместо того, чтобы продолжить обучение и развить склонность к артефакторике, он сразу после школы женится и занимает незначительную должность в Министерстве. Главенство над родом по праву рождения, однако Артур плевать хотел на свое чистокровное происхождение, восхищается магглами и их изобретениями, вместо того, чтобы возрождать род. А после — многочисленная семья. Одаренные дети. Не каждому дано видеть плетения магии и умение разрушать проклятия. Или тонко понимать и чувствовать животных. Близнецы и вовсе способны из ничего создать шедевр. И где все это? Похерено книзлу под хвост? А ему, Биллиусу, что досталось? Ни силы, ни магических даров, ни наследий. Только дом! Жена, и та бесплодная курица… Внутри скребло от злости и зависти. В Министерство магии он отправился в тот же день. Аврорат гудел как гнездо разозленных докси. Одни ходили из кабинета в кабинет, другие что-то кричали, высовываясь за дверь, кто-то вел закованных в наручники волшебников, пара авроров спорили настолько яростно, что казалось, ещё миг и в ход пустят кулаки, как презренные магглы. Уизли покрутился на месте, пытаясь решить, к кому обратиться и выбрал пожилого аврора, перед которым лежала стопка пергаментов, в где он что-то записывал. Выслушав Биллиуса, он вздохнул: — Мистер Уизли, у нас сейчас нет свободных следователей, чтобы взяться за ваше дело. Тем более оно не срочное. Сейчас все занимаются делами Пожирателей Смерти. Сядьте, пожалуйста, за свободный стол, — он указал на небольшой столик в углу помещения со стопкой пергаментов и чернильницей. — и напишите подробно все, что у вас произошло, и принесите мне. Я зарегистрирую. Как только кто-то из следователей освободится, ваше заявление рассмотрят. Такой расклад младшему Уизли не понравился. Казалось, от него пытаются избавиться. Потому, все ещё злясь и ворча, он сел за стол в углу помещения, под шум и гам окружающей обстановки изложил свою жалобу, четко и подробно описывая все, что происходило в тот день. И даже вскользь упомянул, когда камень был разбужен и какими ритуалами. А закончив, понес регистрировать. Но тут его ждал сюрприз — за столом сидел уже другой аврор и мелким убористым почерком и тоже что-то строчил на пергаменте. Покрутившись в поисках прежнего коренастого мужика в синей мантии, он ворчливо пробубнил что-то вроде: «так и знал, что попытаются надуть», сунув под нос аврору мелко исписанный пергамент, приказным тоном произнес: — Регистрируйте! Аврор поднял на Уизли хмурый взгляд, оглядел Биллиуса с явным пренебрежением, чем вызвал еще большее подозрение у рыжего подателя жалобы, бросил коротко в ответ: — В порядке очередности, — и указал на объемную стопку пергамента на углу соседнего стола. Биллиус поджал губы и, ворча под нос «бездарные лодыри», шагнул в указанном направлении, но тут же был схвачен за воротник мантии — реакция у представителя службы правопорядка оказалась мгновенная. А схваченная в кулак его лучшая мантия подозрительно затрещала. — Да ты никак в камеру захотел, Уизли? Предпочитаешь на пару дней или все же на недельку? Трепыхнись мне еще! — прошипели над ухом. Вся гордость и воинственность рыжего кляузника в миг пропала, сменившись липким страхом. Ноги подозрительно затряслись, а по спине поползли холодные струйки пота. Биллиус медленно обернулся. Нависавший над ним мужчина, сидя за столом, не казался таким огромным, как сейчас, от чего невысокий худой Биллиус ощущал себя еще менее значительным. Он натужно сглотнул, пуча рыбьи глаза. С дрожью в голосе промямлил: «нет», осторожно опустил пергамент в стопку и быстро покинул аврорат. В себя он пришел только в Атриуме. В голове шумело. Постояв с минутку у разрушенного фонтана, пустым взглядом смотрел на остатки трона с оставшимся на нем сидалещем статуи волшебника, попытался понять причину такой реакции на слова аврора. Но ничего дельного в голову не приходило, кроме того, что так проявила себя его детская боязнь темноты и запертых пространств. От которой, он был уверен, избавился уже давно. Но, видимо, нет… Страх оказаться запертым все еще довлел над ним. Сплюнув в сторону фонтана, он топнул ногой, раздраженный на самого себя, и направился в направлении действующих каминов, чтобы наконец покинуть злосчастное Министерство.***
Школа Волшебства Хогвартс
Письмо переданное Поттером жгло карман, а желание заглянуть в пергамент было непреодолимым. Но Северус терпеливо выполнял запланированное, оставив чтение письма на послеобеденное время. Сейчас ему предстояло появиться на обеде в Большом зале, а после закончить балансовый годовой отчёт для попечительского совета. К тому моменту подоспеет экспериментальное зелье, которое он начал варить накануне. Точнее его вторая стадия. И ему снова предстоит отвлечься на пару часов, в которые он будет шинковать, крошить, выжимать сок и помешивать, попутно анализируя, записывая наблюдения и промежуточные результаты каждого шага. Единственный свободный час выпадет после, ближе к ужину. К тому же, ему уже не пять лет, терпения не занимать. На мгновение прикрыв глаза он поддался воспоминанию утра, ставшего самым лучшим за последний год в школе: С мыслью о завтраке и скорой встрече с Гарри, он наложил на дверь своего кабинета модифицированный «Колопортус» и спустился в вестибюль. Мимо четким строем, привычно в его присутствии прошествовали хаффлпаффцы, за ними потянулись студенты его родного факультета, а сверху беспорядочной гурьбой неслись подопечные Минервы: Финниган подскользнувшись на брошенной полтергейстом водяной бомбе скатился кувырком, приземлившись на пятую точку у самых его ног, забрызгав туфли, а соплячка Уизли попыталась сбить Пивза заклинанием. Северус язвительно скривился, предвкушая снятие баллов. — Мистер Финниган, похоже вас воспитывали в хлеву, раз за семь лет в Хогвартсе вы так и не научились ходить на двух ногах, — прокомментировал он, поднимая гриффиндорца, свалившегося ему под ноги, за шкирку. — П-простите, профессор Снейп, — чуть заикаясь, мальчишка неуклюже покачнулся, наконец приняв вертикальное положение. — Минус пять баллов с Гриффиндора за нарушение субординации. Пора бы уже запомнить, Финниган, что я без малого год как директор этой школы. Симус зло оскалился, но промолчал. Спорить со Снейпом и доказывать что-то мог только самоубийца, такой как стукнутый авадой Поттер. Кстати, прошел слушок, что герой вернется в школу, было бы интересно встретиться и поспрашивать, как он провел этот год. А Симус смертником не был и на звание героя посмертно не претендовал. — Кстати, мисс Уизли, с вас тоже минус пять баллов за колдовство в коридоре. — Джинни поджала губы, пряча палочку в карман мантии. Потеря баллов уже давно не расстраивала представителей львиного факультета — они ушли в глубокий минус еще до Рождества, и сейчас счет максимально приблизился к рекордным минус четыремстам пятидесяти девяти. — Абсолютный ноль по Фарингейту, — пробурчал Дин Томас себе под нос и крепко ухватил за локоть Джинни уже набравшую в грудь воздуха, чтобы возразить или вообще ляпнуть что-нибудь несуразное. Проходившие мимо слизеринцы захихикали. Северус приподнял вопросительно бровь и окинул девчонку равнодушным взглядом. Затем хмуро оглядел подтянувшихся представителей Рейвенкло и скрылся за дверью Большого зала. — Вот же гад неубиваемый! До печенок достал, — зашипела Уизли, хватаясь за большую медную ручку двери. Однако дверь открылась изнутри, заставив гриффиндорку побледнеть, отчего ее рыжые веснушки стали еще заметнее — директор Снейп по-прежнему стоял на пороге. — Я все слышу, мисс Уизли. Минус еще два балла с Гриффиндора за неуважение к директору и отработка до конца семестра каждую субботу. — Но, сэр, квиддич?! Последняя игра сезона! — возмущенно откликнулась Демельза Роббинс. В этом году она выступала за охотника в сборной факультета. Северус смерил студентку ироничным взглядом. — Факультет Гриффиндор, помимо отваги и слабоумия, в последние шесть лет отличался удивительной удачливостью. Проявите находчивость и найдите замену мисс Уизли, если победа в матче так важна для вас. Мимо, хихикая и тыча пальцем в рыжую тянулись опаздывающие студенты с других факультетов. Разочарованный вздох Томаса прозвучал в установившейся тишине как шипение змеи. — Да! Мистер Томас, три балла Гриффиндору, — то ли по доброте душевной, то ли кто дернул за язык, но Северус удивился и сам. — за отличные познания в астрофизике. На этом, чуть приподняв в улыбке уголки тонких губ, он двинулся по проходу между скамьями на место директора в центре преподавательского стола. — Это что сейчас было? — Кормак Маклаген тупо уставился в спину, одетую в черную как ночь мантию. — Это он что, сейчас Томасу баллы начислил? Студенты в состоянии шока стояли в проходе и не двигались. Такое на памяти энного поколения студентов Хогвартса случилось впервые. Северус занял свое место во главе стола и окинул взглядом Большой зал. После почти трехнедельного отсутствия мало что изменилось. Студенты появлялись все так же четко большими группами, почти бесшумно занимали свои места и, не поднимая взгляда, принимались за еду, тихо перешептываясь. Прошедший год сильно повлиял на этих детей, поселив страх в их сердца и постоянное напряжение в ожидании наказания. Неважно за что. Садистам Кэрроу было это абсолютно безразлично. Боль, причиненная другому, доставляла им удовольствие. Северус поморщился как от кислого. А сколько всего пришлось сделать ему, чтобы доказать лояльность Темному лорду? Находясь между двух огней: Волдемортом и Дамблдором, ему порой хотелось соскрести кожу с себя после таких заданий, чтобы избавиться от состояния налипшей даже изнутри грязи. Из состояния задумчивости его вывел громкий откровенный хохот за дверью — ставший редкостью в школе. Студенты в зале оторвались от своих тарелок, удивленно подняв взгляды сначала на него, а затем на распахнувшуюся дверь. В проеме появились те, кого он ждал уже пару минут, тайно поглядывая на часы. В проходе между столами остановились Поттер и Блэк. Погруженный в мысли, он не заметил, как дошел до Большого зала: А какой спектакль парни разыграли во время завтрака! Лицо шокированной и не совсем понимающей, что происходит, Минервы до сих пор стояло перед глазами. Северус даже подумал было слить воспоминание в омут памяти, чтобы еще ни единожды с наслаждением пересмотреть его. Но после решил, что у него и без этого будет достаточно проблем с факультетом победителей, чтобы тратить время на сущую ерунду. Он пробыл в школе всего чуть больше суток, но уже ни раз снимал баллы и назначал отработки распаясавшимся дуэлянтам факультета победителей, чувствовавшим вседозволенность. Сейчас его факультет был самым малочисленным. Слишком многих чистокровных семейств лишилась магическая Британия. Кто погиб, а кто и прописался на постоянное жительство в Азкабан. Война не обошла и детей. Снейп окинул взглядом стол факультета Салазара. На вскидку не хватало как минимум шестерых. А сколько выпускников двух последних лет оказались втянуты в игры сильнейших? И выжить повезло отнюдь не всем. Директор вздохнул и положил на тарелку пару бараньих ребрышек и картофельное пюре. Поттер и Блэк по-прежнему занимали отдельный стол. На обоих помимо мантий были привычные глазу галстуки, но нашивки определяющие факультет, отсутствовали, как у представителей пятого независимого факультета. Эти месяц, полтора обещали быть сложными.***
Сент-Джонс Вуд, Лондон
После странной и загадочной смерти юной Эшли Бишоп, когда девочку буквально подбросило в воздух на глазах матери, и та будто распятая замерла в трех футах от земли, а после замертво упала у порога крыльца собственного дома, район Сент-Джонс Вуд погрузился в тревожное ожидание чего-то еще более странного и загадочного. И хотя жизнь шла своей чередой для всех остальных жителей элитных особняков, за исключением четы Бишоп, в мэрию было направлено коллективное требование усилить охрану района. Власти противиться не стали и направили требование в Скотланд-Ярд. Там тоже не проигнорировали, и теперь днем и ночью район патрулировали два наряда полиции. А любой подозрительный тип, появлявшийся на улицах Сент-Джонс Вуда, тщательно проверялся, хотя такое было лишь однажды. Да и чужаки сюда не забредали. А патрульные за эти полтора месяца на перечет знали всех владельцев элитной недвижимости, даже уехавших на отдых заграницу. Вот и сейчас, заметив недалеко от дома погибшей Эшли низенького коренастого незнакомца в странном, словно с чужого плеча, светлом пиджаке, так и грозившем разойтись по швам, и темных брюках, констебли насторожились. Наблюдали из своей патрульной машины за незнакомцем, вроде бы прогуливавшимся, но при этом пытавшимся заглянуть в окна соседнего дома. Небольшого особнячка в викторианском стиле, хозяева которого загадочно исчезли, как сказала миссис Саммерс, — любопытная старушка из дома напротив, — около десяти месяцев назад. Дочь владельцев особняка, как проинформировала та же миссис Саммерс, учится где-то в частной школе. Но после пропажи родителей юную Гермиону Грейнджер так и не удалось разыскать ни в одной из частных школ Британии и дело застопорилось. А теперь в окна их дома пытается заглянуть некий субъект странной наружности. — Джим, тебе не кажется странным этот человек уже в третий раз проходящий мимо нашей машины? — констебль опустил недопитый стаканчик латте в подстаканник и вытер салфеткой пальцы, опустив пару раз надкусанный пончик на приборную панель авто. — Хм, — усмехнулся его напарник и сделал тоже самое. Позавтракать в отделении не получилось. Да и время дежурства заканчивается примерно через час. — Хотел задать тебе тот же вопрос, Пол. Проверим? Покинули авто они совершенно синхронно, как это делают близнецы и так же одновременно положили руки один на кобуру с оружием, а второй на рукоять резиновой дубинки. — Сэр? Извините, сэр! Проверка документов! — крикнул Джим, подходя к мужчине невыразительной внешности: светлые волосы, чуть раскосые карие глаза, едва пробивающаяся щетина под носом и на подбородке, злой подозрительный взгляд и направленная на Джима ни то палка, ни то указка. Незнакомец не произнес ни слова, лишь зло оскалился, но вырвавшийся вдруг из палки-указки красный луч сшиб констебля с ног и палка-указка теперь смотрела в лицо Пола. Реакция у второго служителя правопорядка оказалась намного быстрее. Звук грянувшего выстрела совпал со громким хлопком и странный незнакомец, зашипев, растворился в непонятно откуда взявшемся вихре. А еще через пару минут, пока он, замерев от ужаса, пытался привести в себя пучившего взгляд неподвижного, словно соляной столб, Джимми, раздались очередные хлопки. Две пары таких же странно одетых личностей в красных плащах и серых бесформенных халатах буквально из ниоткуда появившиеся рядом вновь направили на него палки-указки. Непонятное слово «Обливиэйт», произнесенное серым бесформенным халатом в глубоком капюшоне, так что и лица не различить, окатило сознание рябью, словно круги от брошенного камня побежали по воде. А затем Пол будто кино просматривал наоборот свои воспоминания о последних пяти минутах жизни. Те мелькали и гасли или менялись на что-то несуразное, отчего казалось, мозг плывет. — А теперь, Броуди, давай ты. С этим работы поболее будет, — бесформенный халат указал на Джимма. Глаза констебля испуганно распахнулись, а после погасли, будто подернулись туманной мутью. — Странно, что не выявился тот, кто заступефаил этого полисмена, — пророкотал аврор Джонсон, внимательно сканируя улицу вокруг них. А еще через пару минут сидящие в авто служащие Скотланд-Ярда не вспомнили ни группу в плащах и халатах, ни низкого коренастого субъекта в натянутом как на барабан пиджаке.***
Лютный переулок. Магический Лондон
Из аппарации Рабастан вывалился как птенец болтрушайки из гнезда — испуганный и взъерошенный. Здорово мутило и плечо горело, будто простреленный из арбалета. «Неужели расщеп?» — мужчина опустил мутный взгляд на плечо. В мантии красовалась аккуратная дыра с обожженными краями, а вокруг расплывалось кровавое пятно. Он моргнул, не совсем понимая, как оказался именно здесь, ведь аппарировал в имение. Но это явно было не оно. Мужчина огляделся. Неподалеку узнавалась облезлая некогда покрытая черным лаком дверь «Борген&Беркс», справа бар Вертлявого Колина Спайка, а левее наискосок принадлежащий ему бордель «Резвые Пташки». Рабастан, едва передвигая дрожащие ноги, двинулся прямо к нему. Голова кружилась, мутилось в глазах. Но это было единственное место, где он мог ждать помощи. Каждый шаг доставлял боль. Простреливало раненое плечо. День не задался с самого утра. Сначала он не мог выдернуть себя из сна. Липкого, вязкого, словно паутина. Все звуки будто сквозь вату или из-под воды не воспринимались мозгом. А когда наконец смог подняться, оказалось, что серьезно заболела Тесс. Лишившийся магии Лестрейнджей особняк давил своей мрачностью, отнимая последние крохи магии у и без того старой домовухи. Пришлось сделать привязку на себя, пусть временную, но она тоже тянула из него силы. Оборотное зелье, на которое он рассчитывал, не принесло желанных результатов. Видимо подделка. Благо не навредило. Но с этим он разберется позже. Поэтому пришлось накладывать иллюзию, которая сейчас стекла как вода, возвращая ему собственную внешность. Но это сейчас, а тогда… Даже не позавтракав, мучимый беспокойством, причины которому понять не мог, аппарировал в три этапа в Косой переулок. Чтобы проверить «Дырявый Котел» и пару постоялых дворов на окраине главной улочки магической Британии, ему хватило двадцати минут. Не найдя и следа девчонки, он вновь аппарировал, теперь уже в Сент-Джонс Вуд. И вот тут-то все и пошло хуже некуда. Наряд маггловских авроров он заметил сразу, и даже хотел… да что греха таить, даже попытался наложить дезиллюминационные чары. Но те почему-то не подействовали. Пришлось рискнуть. И вот пожалуйста… Маггловская пукалка (он и представить не мог, какую убойную силу имеет эта кривулька в руке полицейского) выплюнула огонь почти впритык, в упор, в грудь. И если бы не способность аппарировать, он сейчас валялся бы посреди Лондона с дырой в сердце. Вряд ли магия смогла бы спасти его с таким ранением. Наконец, взобравшись на крыльцо борделя, Рабастан постучал и едва открылась дверь, произнеся «Салли Энн» провалился в беспамятство.