Джинни Уизли больше всего на свете любила завтраки. Ей нравилось это чувство сладостного пробуждения, охватывающего все тело, стоит только зайти в Большой зал ранним утром и вдохнуть аромат свежей выпечки. Глазунья с беконом и бобами, кружка крепкого кофе и шоколадный пудинг на десерт — вот как выглядела формула счастья для рыжеволосой ведьмы. Она редко пропускала первый прием пищи и еще реже меняла ингредиенты в рецепте продуктивного дня. Ей не нравились изменения. Джин была практически противницей всего этого тошнотворного нового.
Поэтому из всего Ордена именно она быстрее всех подстроилась под старую-фактически-новую жизнь в Хогвартсе. Все те же лекции, почти не изменившийся преподавательский состав и излюбленные завтраки в кругу близких людей ласкали пострадавший от военной измотанности мозг. Дни снова вернулись в привычное русло. Джин все ждала, когда же, наконец, вернется и то спокойствие, что солнечным пятном грелось в груди на протяжении всех лет обучения здесь. Но чем быстрее пролетали сентябрьские дни, тем меньше оставалось надежды на возвращение главного — умиротворения. Ей было тревожно. Ночами — страшно. Уизли плохо спала из-за кошмаров. Она пробуждалась среди ночи даже после зелья Сна без сновидений, только не в холодном поту из-за очередной смерти от ее рук, а от элементарного рефлекса. Джинни Уизли стала чертовой собакой Павлова. Какая смехота.
Чаще всего во снах приходили мертвые. Те, кого Джин убила из страха оказаться на их же месте. Они скрывали лица масками Пожирателей и только угрожающе ходили вокруг рыжей, то загоняя ее в тупик, то образуя кольцо, как при жертвоприношениях. Поначалу, когда кошмары едва касались веснушчатого лба костлявыми пальцами мрака, Джинни пугалась. Она боялась ложиться спать, и каждый раз, стоило ей прикрыть глаза, сердце неистово колотилось от подскочившего в крови адреналина. Сейчас же сны приносили только раздражение и лишь изредка погружали в состояние грузной задумчивости. Никакой больше паники. Только хроническая усталость из-за сбитого режима. Не более.
Каждый раз, вставая с постели после восьмичасовой пытки темнотой, Джин собиралась и молча шла на завтрак. Она редко говорила по утрам — ей нужно было время собраться после увиденного. Разбитость проходила с первым глотком кофе. Это всегда становилось одним из самых ярких ощущений за день: ссушеное за ночь горло расслаблялось от прокатывающегося напитка, и плечи обмякали. Джинни всегда расплывалась в блаженной улыбке, закрывая глаза, и спустя пару минут начинала диалог с кем-то из близ сидящих. Это был ритуал по возвращению к нормальности, к обыденности бытия. Уизли скучала по этому. И потому так наслаждалась каждым съеденным кусочком глазуньи.
Сегодняшним утром она не хотела есть. Впервые за полторы недели, проведенные в Хогвартсе, ведьма не подскакивала к шкафу в скорых поисках одежды — и все потому, что постель Грейнджер оказалась пуста. Не то чтобы она ждала ее ночного возвращения, но… Просыпаться без ворчащей Гермионы по соседству было трудно. Очередной рефлекс, выработанный годами.
Джинни торопливо подходила к Больничному крылу. Если с подругой все хорошо, скорее всего, она уже в процессе выписки. И подобный расклад будет справедливо считаться наилучшим: так они смогут вместе пойти в Большой зал и даже успеют на завтрак, а после — на занятия. День пройдет без изменений, а значит, автоматически вернется на позицию
хорошего. Уизли толкнула массивную дверь и учтиво поздоровалась с записывающей что-то мадам Помфри. Рыжая направилась прямиком вглубь помещения, к белоснежной ширме Грейнджер.
— Гермиона? — Джин подала голос за несколько метров до нужной койки. Из-за ширмы высунулась кудрявая голова. Уизли довольно улыбнулась. — Доброе утро.
— Ты чего здесь? — Гермиона крепко обняла ее. — Завтрак начался двадцать минут назад.
— Без тебя нет смысла.
Уизли склонила голову набок и критично оглядела подругу. Гермиона была бледной.
— Понимаю, — Грейнджер улыбнулась. — Мадам Помфри сказала, что я готова к выписке. Мне буквально пять минут, и пойдем на завтрак.
— Не торопись. Я подожду.
Гермиона благодарно кивнула, скрываясь за ширмой. Она достала спрятанную под кроватью сумку и быстро накинула мантию на плечи. Вчерашней ночью ей так и не удалось поспать, и каждый взмах ресниц давался все тяжелее от бурлящего под кожей желания отдохнуть. Ощущение тепла от верхней одежды завлекало в сон. Грейнджер прикрыла горящие веки и коротко вздохнула. Голова раскалывалась. Гудели и виски, и затылок, и лоб — кажется, даже шея болела от неудобного положения подушки, которую из-за затекшей спины было никак не поправить. Стоило бы покопаться в сумке и найти магловские обезболивающие таблетки, но задерживать и без того проголодавшуюся Джин совершенно не хотелось. Гермиона развернулась к младшей Уизли с добродушной улыбкой и кивнула в сторону выхода.
Уже в дверях Грейнджер вежливо поблагодарила мадам Помфри за помощь и получила в ответ неодобрительный взгляд. Целительница была откровенно против ранней выписки. Поппи до последнего настаивала, чтобы Гермиона задержалась в Больничном крыле еще хотя бы на пару дней на тот случай, если вернется температура или сознание снова дрогнет, затягивая в темноту. Это было лишним. Грейнджер не хотелось застревать в палате. Больницы всегда пахли отчаянием.
Девочки спускались по лестнице в тишине. Джинни придирчиво рассматривала покрытые черным лаком ногти, иногда прикусывая заусенцы. Она изредка кидала подозрительные взгляды на молчавшую Гермиону и нетерпеливо вздыхала. Очевидно, что Грейнджер о чем-то думала. Вопрос только — о чем.
О Забини.
Гермиона перекатывала на языке всякое сомнение, что могло бы иметь хоть малейшую связь с Блейзом. Мозг хаотично цеплялся за обрывки его фраз и пытался соединить с рваными воспоминаниями прошлых лет. Грейнджер искренне пыталась провести хоть какую-то параллель между двумя звеньями, но ни черта, как назло, не получалось. Это раздражало. Бесило до вскрика. Хотелось топнуть ногой и проораться в надежде, что вместе с сиплостью голоса придет и ответ.
Что общего у льва и змея? Клыки, плотоядность и неподвластность.
Что общего у Гермионы и Забини? Взаимная неприязнь, год поступления в Хогвартс и какая-то долбанная тайна. Вернее, уже
две тайны. И если с одной все ясно, то что может крыться за второй неизвестной? Грейнджер считала, что нечто грязное. Такое же, как и ее кровь для слизеринцев — непотребное, отвратительное и совершенно, совершенно нелицеприятное. Ведьма судорожно вздохнула и посмотрела на грызущую ногти Джинни.
— Вчера ночью ко мне пытались попасть слизеринцы.
Рыжая застыла на месте, словно от Петрификуса. Подруга широко распахнула глаза и повернулась к Гермионе.
— Чего?
— У меня поднялась температура, я не могла уснуть и хотела почитать. — Грейнджер завернула за угол, подходя к Большому залу. — Я почти подошла к библиотеке и вдруг услышала их разговор. Они шли ко мне.
Гермиона вошла в зал, глазами выискивая Гарри и Рона. Мальчики сидели на привычном месте и при виде здоровой Грейнджер довольно заулыбались. Ведьма с теплотой помахала им и скосила глаза на ошеломленную Уизли.
— Не рассказывай никому.
— Ты же понимаешь, что они шли явно не разговоры разговаривать? — Джинни моргнула. — Они могли сделать все что…
— Потом, Джин.
Гермиона сжала руку подруги и почти бегом направилась к мальчикам. Гарри вскочил с места и стиснул в объятиях хрупкий силуэт. Грейнджер счастливо прикрыла глаза, проводя ладонью по крепкой спине друга.
— Извини меня, я повел себя как болван. Я не думал, что ты можешь…
— Гарри, все в порядке. — Гермиона отодвинулась от парня. Она приподняла брови с улыбкой. — Все правда хорошо.
— Точно? — он засунул ладони в карманы брюк, виновато прищуриваясь.
— Конечно. Я в полном порядке. Иначе меня бы не выписали, — Гермиона с улыбкой склонила голову. Гарри озабоченно вздохнул и отошел в сторону, уступая дорогу Рону.
Уизли выглядел растерянным. Он поджал губы в улыбке и слегка приподнял брови, как бы теряясь от незнания, что делать дальше. Гермиона смешливо фыркнула и крепко обняла его. Рональд нашелся не сразу: он замер ненадолго, наслаждаясь ощущением прохладных рук на шее, и только после неловко прикоснулся к девичьей талии взмокшими ладонями. Кудрявые волосы щекотали мужскую щеку с расцветшим синяком на скуле, и Рон хотел отодвинуться, расчесывая кожу до красноты, но вместо этого только вдохнул глубже запах Грейнджер. Такой… уютный. Невероятный и убаюкивающий.
— Смотри не кончи в штаны, Вислый.
Шея стрельнула с невыносимой силой. Гермиона болезненно зажмурилась, чуть подгибая колени, и отстранилась от груди Уизли. Она хмуро осмотрела проходящих Малфоя и Паркинсон, поджимая губы в жесте омерзения. Драко ответил тем же: лениво вышагивая, он не отрывал брезгливого взгляда от искрившихся неприязнью глаз Грейнджер.
Это была их любимая игра. Гляделки. Соревнование, кто же первый проломится под бетонным давлением серости и теплоты. До войны Гермиона всегда первая отводила взгляд, как-то глупо при этом краснея. Сейчас же проигрывал Малфой. Он обернулся на прикосновение Пэнси к его плечу, и мышцы на мужском лице дрогнули.
— Пош…
— Рон. — Осекшись, Уизли перевел полный ненависти взгляд на Гермиону и зарделся. Выражение светлых глаз смягчилось. — Все под контролем.
— Но…
Гермиона покачала головой. Выслушивать что-либо про слизеринцев абсолютно не хотелось — хватило и того, что утро началось с их присутствия. Ведьма молча села рядом с Джин и налила теплого молока в стакан.
Джинни чутко наблюдала за столом Слизерина. Она сидела, механически пережевывая глазунью, и с мелким прищуром следила за каждым из четверки. На первый взгляд, ничего особо броского: Паркинсон как обычно болтала с блондинкой Гринграсс, изредка закатывая глаза и поправляя красную помаду невербальным заклинанием, Нотт пялился на полный стол еды, видимо, решая, что выбрать на завтрак. Внимание привлекали только Малфой и Забини. Что-то между этими двумя происходило, и Джинни готова была поставить все имеющиеся за душой кнаты, что парочка что-то замышляет. Каждый их вдох был подозрительным, и поэтому Джин продолжала рассматривать любую выбивающуюся из привычного строя деталь.
Усевшиеся слизеринцы напряженно переглянулись между собой, и Малфой выплюнул что-то с брезгливой гримасой. Блейз поднял широкие брови, явно удивляясь, и как-то задумчиво покачал головой. Уизли прикусила щеку с внутренней стороны и насупилась, когда Нотт обернулся, зевая.
Парень был полным идиотом. Тео рассеянно провел глазами по факультетским столам и зацепился за болтавшую с Роном Грейнджер. Зевок, выдавливаемый Ноттом, застыл на лице приоткрытым ртом. Слизеринец прищурился, будто плохо видел, и спустя пару секунд снова сел спиной к Гриффиндору.
Малфой уставился на друга, как на последнего дурака. Он приподнял брови, упираясь лбом в ладонь, и каждое сухое моргание буквально кричало о тупости Теодора. Уизли раздраженно закатила глаза.
— Ты тоже заметила, как похорошел Драко? — послышалось со стороны. Джинни невольно повернулась на влюбленно хлопающую глазами Лаванду и отвела полный непонимания взгляд.
— Нет. Он все такой же уродец.
Лаванда усмехнулась, оценивающе пробегаясь взглядом по Поттеру.
— Извини, но у тебя довольно странный вкус.
— То же могу сказать о тебе, Лав. — Джинни перекинула хвостик рыжей косички на другое плечо. — Только у тебя не странный, а откровенно дерьмовый.
— Вообще-то, — она обиженно пропищала, — я встречалась с твоим братом.
— Я знаю. Поэтому и говорю.
— Не забудь предупредить об этом Гермиону в таком случае. — Лаванда гордо вздернула пухлый подбородок и демонстративно заговорила с Парвати. Джинни едва сдержала смешок.
Гермиона и Рон в контексте пары? Звучало как крайне нелепая шутка. По крайней мере, для Джинни. Эти двое были потрясающими друзьями, да и сама Джин частенько задумывалась, как прекрасна была бы жизнь, окажись они с Грейнджер сестрами, но… Нет, Гермиона не вытерпела бы Рональда. А Рон не смог бы быть с Гермионой. Это как совместить две полярные стихии типа огня и воды и ждать, что вместо победы одной стороны родится что-то компромиссное и оттого прекрасное.
Джинни снова посмотрела на слизеринский стол. Малфой раздраженно раскидывал еду по краям тарелки, пока Паркинсон жужжала у него над ухом, что-то горячо объясняя. Пэнси часто моргала и загибала пальцы, словно приводя весомые аргументы. Блейз кивал, что-то пережевывая.
Уизли катастрофически не нравились сложившиеся обстоятельства. И реакция Гермионы тоже. Кто в здравом уме будет так буднично рассказывать о том, как ночью тебя пытались покалечить? А Джин была уверена: слизеринцы шли не для разговора. Они наверняка были напуганы случившимся и абсолютно точно направлялись в крыло лишь для одной цели — припугнуть Грейнджер, чтобы та уговорила Поттера не требовать их исключения. Уизли не сомневалась в этом выводе. Она видела реакцию каждого из квартета, и подобное развитие событий казалось самым логичным. Это объяснило бы многое.
Вчерашним вечером, когда Гермиона осела на пол, отключившись, скрючившийся и кашляющий от боли Малфой моментально словил ее. Он словно действовал по заученному сценарию, прихватив ведьму за грудную клетку и притянув к себе. Серые радужки потемнели, и Драко машинально обернулся на крепко сдавливающего кулаки Нотта. Они обменялись едва считываемыми взглядами — всего доля секунды открытой паники в глазах четверых, и после такое привычное отвращение. С силой вдавивший пальцы в одежду Гермионы Малфой пренебрежительно скинул ведьму в руки Поттера и показательно вытер ладони о ткань свитера.
—
Пиздец, хоть руки теперь отрубай.
И ушел. Очень быстро, чтобы не дать Уизли проанализировать увиденное. Она следила за уходящей группкой и хмурила брови.
Уже в гостиной Гриффиндора, пока Рон наперебой остальным кричал об использовании невербального проклятия, Джинни поняла: что-то не так. Четверка была олицетворением идиотизма, но в плане предрассудков, а не действий. Они бы так не поступили. И отразившийся на змеиных лицах страх — это не более, чем осознание: если их обвинят, благополучная жизнь участников квартета оборвется. Уизли злорадствовала. А потом, когда Гарри ушел к МакГонагалл просить об исключении четверки, задумалась.
Джинни безостановочно пялилась на слизеринский стол, и это наконец заметили — Теодор, перехватив туманный взгляд рыжей, заиграл бровями и послал ей воздушный поцелуй. Ведьма скривилась и перевела глаза на уткнувшуюся в книгу Гермиону.
— Я думала, время, проведенное в Норе, отучило тебя есть и читать одновременно.
Гермиона взглянула на подругу, пережевывая на левой стороне ежевичное пирожное.
— Я читала про Дьявольский кроволист. Сегодня контрольная по Алхимии.
— Я до сих пор не понимаю, почему ты выбрала этот курс. — Рон отхлебнул молока из кружки и с отвращением опустил уголки губ. Затем налил себе чай. — Ты столько лет говорила, что не собираешься создавать второй Философский камень.
— Я действительно не собираюсь этого делать, — Гермиона пожала плечами, переворачивая страницу учебника. — У меня были высокие баллы по Зельям. Я люблю этот предмет, поэтому решила двигаться дальше.
— Кстати, Гермиона… Я бы хотел тебя кое о чем попросить… — Гарри насупился, виновато потупив глаза. — Ты не могла бы проверить мой реферат по рунам? Я не уверен в некоторых моментах…
Грейнджер знала эту уловку. Она с улыбкой закатила глаза и сложила руки на груди.
— Проверить или дописать? — ведьма елейно посмотрела на покрасневшего героя. — Я помогу.
Лицо Гарри дрогнуло в облегчении. Гермиона предупредительно подняла указательный палец.
— Но.
— Но? — удивленно переспросил Рон с набитым ртом.
— Только при условии, что тема с исключением слизеринцев больше не будет подниматься.
Поттер посмотрел на нее в упор. Он оторопело заморгал, пытаясь собрать возмущения воедино.
— Но они тебя прокляли, Гермиона.
— Меня никто не проклинал. — Ведьма убрала учебник в сумку. — Можешь спросить у мадам Помфри. Это последствия нервозности.
— Да, но ты нервничала из-за их слов!
— Ты не забыл, с чего началась ссора со слизеринцами? — Грейнджер отпила молока, слизывая кончиком языка пенку с верхней губы.
— Но…
— Гарри, выбери другое начало для аргументов. Ощущение, что ты подбадриваешь лошадь, а не споришь.
Поттер разочарованно выдохнул и сжал в руке кружку кофе. Он быстро оглянулся на слизеринский стол и, поджав губы, вновь посмотрел на выпрямившуюся Гермиону. Парень выдержал паузу, после чего кивнул.
— Ладно. Я все равно написал только вступление…
Гермиона рассмеялась.
Несмотря на внешние изменения, Гарри остался все тем же. Немного неловким, излишне любопытным и напористым в моментах, которые совершенно того не требовали. Видеть Поттера
таким для Грейнджер значило очень многое. Он возвращался в норму, на свою орбиту привычного.
Когда Гермиона вернулась спустя тот загадочный месяц, Гарри был совершенно иным. Он сходил с ума — и это было очевидно. Зал для переговоров находился рядом с комнатой Грейнджер, и каждый раз она, лежащая в кровати и не имеющая возможности присутствовать на собраниях из-за истощения, вздрагивала от криков Поттера. Он был на грани здравомыслия, и Гермиона стала тем пунктом, что толкнул его к краю. Каждый раз, когда Кингсли выводил на поле бойцов, Гарри на повышенных тонах апеллировал к ее недавнему похищению и уверял, что лишние жертвы сейчас не нужны. Это злило. Но предпринять что-либо было невозможно: Гермиона оказалась слишком слабой, чтобы говорить и уж тем более возмущаться. Поэтому терпела. А как только вернулись силы, отчитала Поттера за каждое упоминание ее отсутствия, будто он был маленьким нашкодившим мальчишкой.
Больше тема не поднималась публично, но воспоминания о месяце ее отсутствия все еще отдавались зудящей болью для Поттера. Из-за этого, а также хронической усталости, которая валила Гермиону с ног, ей настрого запретили участвовать в вылазках и тем более сражаться. И это было отвратительно.
Гермиона вздрогнула, переводя взгляд на часы.
— Мы сейчас опоздаем.
Она поднялась из-за стола, одергивая юбку. Окинула заканчивающих завтрак друзей тревожным взглядом и свела острые брови.
— Не задерживайтесь. Встретимся на Астрономии.
***
Она выбрала Алхимию не просто так. Гермиона в принципе не делала ничего без осмысленности, горящей на кромках сознания, и уж тем более не выбирала предметы для изучения наобум. Проблема была в войне. Вернее, в ограниченности ее знаний.
Пока Пожиратели разрабатывали зелье за зельем, становясь все более изощренными в предпочтениях, Грейнджер ограничивалась целебным опытом мадам Помфри и старыми рецептами из учебников. Это было пшиком, совершенно детским писком по сравнению с мощью противника, и Гермиона пообещала, что если выживет, то вернется в Хогвартс и станет лучшей на курсе Алхимии. Она изучит каждый чертов ингредиент, вызубрит механику изготовки противоядий от самых страшных болезней. Ведьма вложит всю накопившуюся злость в знания. Гермиона всегда так делала — и будет продолжать до последнего вздоха.
Сидя над свитком с контрольной, Грейнджер быстро проставляла ответы. Она описывала кусты хворьлиста с таким фанатизмом, будто от этого зависела жизнь кого-то из близких — отчаянно, со всеми подробностями. Ей нравилось ощущение тотального превосходства над вопросами, это делало сильнее. Это была борьба — та самая, которую ждала от нее МакГонагалл.
Учеба позволяла не думать. Такой своеобразный мирок, в котором строки не мучили сомнениями, а наоборот согревали неспокойное сердце и давали передышку. Отчасти Грейнджер уходила с головой в книги именно ради этого. А отчасти по привычке. Так просто легче.
— До завершения тестовой части пять минут, — Слизнорт откашлялся в клетчатый платок. — Потом подходите к котлам.
Гермиона просмотрела ответы, удовлетворительно кивая на каждом. Она перевернула лист и внимательно прочитала название зелья. Безумная улыбка исказила лицо.
Ну конечно, зелье живучести.
Грейнджер с тяжелым вздохом подошла к столу Слизнорта и аккуратно положила свернутый свиток на край. С безупречно прямой спиной ведьма направилась к ящику с ингредиентами, подхватывая нужные, и в два подхода забила пространство вокруг котла. У нее было тридцать минут, чтобы настругать необходимое, и еще тринадцать часов, чтобы дать настояться отвару. Значит… Гермиона глянула на часы, прикидывая. Ровно в десять двадцать она должна прийти в кабинет, чтобы добавить сушеную Эфедру. Нужно предупредить Слизнорта.
— Профессор, мне понадобится дополнительное время для завершения задания. — Грейнджер сложила ладони на деревянной доске для нарезки. Слизнорт приоткрыл рот.
— О, — голубые глаза забегали по комнате, оглядывая студентов, — что у вас за зелье?
— Зелье живучести, сэр. Мне нужно будет прийти через тринадцать часов для завершения.
Гораций пощелкал языком, переворачивая свиток Грейнджер. Он потянул кожу на уголке левого глаза, прищуриваясь, и вгляделся в практическое задание. Сидевшая перед профессором когтевранка склонила голову в попытке разглядеть написанные Гермионой ответы.
— Да, да… Да… — Старик почесал лысину и, покачиваясь, вышел из-за стола. — Студенты, если вам нужно закончить зелье, я оставлю кабинет открытым. Добавьте в графу практического задания, во сколько вам нужно появиться.
Гермиона благодарно кивнула профессору и приступила к нарезке темнодури. Поморщившись от зловония, она отвела голову, стараясь не дышать синим паром корней. Подходившие к котлам студенты обходили место рядом с Грейнджер, затыкая нос.
Слабаки.
Зелье живучести было одним из сложнейших в списке первичного изучения. Особого эффекта оно не давало — лишь быстрее заживляло ранения да отражало элементарные заклинания, с которыми, в принципе, и так можно было справиться при должной сноровке. Особенным оно становилось при добавлении Дьявольского кроволиста: тогда с его помощью можно было вылечить любую, даже ведущую прямиком к смертному одру травму. Это и обуславливало сложность приготовления. Как-то мадам Помфри предположила, что продвинутый отвар сможет помочь Гермионе. Колдомедики всерьез взялись за изучение вопроса, но все уткнулось в элементарную, едва ли не смешную проблему: Дьявольский кроволист было невозможно найти. Он рос у Сатаны за пазухой, почти в буквальном смысле. Трава хорошо пряталась, хамелеоном меняя цвет и подстраиваясь под окружающую флору. Отыскать его можно было только наощупь где-то у подножья гор. Обычно, если судить по выдержке из учебников, кроволист издавал тот же запах готовой амортенции и принимал цвет кожи трогающего. Он обвивал руки шипами, впиваясь в покровы. Если взяться неправильно, трава могла нанести почти непоправимые травмы.
В общем, от идеи быстро отказались ввиду ее нереалистичности.
Гермиона отложила нож и сполоснула руки. Затем завязала волосы в тугой хвост, заправила за уши выбившиеся пряди и осмотрелась. Ровно через две минуты и тридцать секунд должна пройти вонь темнодури. Еще через десять секунд ингредиент можно будет добавлять в котел. Ожидая, Грейнджер рассматривала сосредоточенных студентов. Вместе с ней Алхимию посещали парочка когтевранцев и гриффиндорцев, один парень с Пуффендуя и еще три волшебника со Слизерина. Флора Кэрроу, Теодор Нотт и, конечно, Драко Малфой.
Как-то во время подготовки к очередной миссии Финниган выдвинул теорию: Малфой и Нотт-младшие были зельеварами. В Ордене не приняли его всерьез, но Симус не сдавался. Он твердил об этом с какой-то особенной агрессией, и каждый раз, когда на очередном собрании обсуждали примерное распределение ролей в иерархии Пожирателей, обязательно добавлял про принадлежность слизеринцев к зельеварению. Сначала это списали на паранойю. А потом Гермиона уловила смысл в его словах. И Нотт, и Малфой оба были примечательны у Снейпа, радушно о них отзывался и Слизнорт. Это тепличная работа, которая не требует особого риска. И тот факт, что сейчас Малфой с Ноттом так виртуозно обращались с изготовлением зелий, заставлял уверовать во все разъяренные крики Симуса. Странно, что при всей высказываемой аргументации к Финнигану так и не прислушались. Хотя… какой был в этом толк? Что Ордену дала бы информация о двух сопляках, которые сутками напролет корпят над котлами?
Грейнджер коснулась передних зубов языком, всматриваясь в Теодора. Тот молча добавлял в котел нити белошуба. Стоящий рядом Малфой круговыми движениями водил пальцем в воздухе, помешивая зелье, и наблюдал за вихрящимся темно-розовым паром. Гермиона засмотрелась. Она впивалась рассредоточенным взглядом в мерные, поступательные движения тонкой кисти с выступающей косточкой.
В Малфое было изящество. Передалось ли это с молоком матери, воспиталось ли наставлениями — Гермиона не знала и думать об этом не хотела. Ведьма принимала как факт: наблюдать за движениями бледных рук слизеринца было приятно. Они не были рваными, агрессивными — парня словно направляло что-то неощутимое, не позволяющее сбиться с мягкого ритма. Грейнджер действительно находила это привлекательным. Ей всегда нравилось подмечать детали в людях, пусть даже в таких скверных, как чертов Малфой.
Гермиона рассеянно моргнула, когда трансфигурированные часы оповестили об исходе времени. Она перевела взгляд на почерневшую темнодурь и, проткнув каждую нарезанную часть острием ножа, добавила ингредиент в кипящую воду.
***
У нее не было отдельной тетрадки с симптомами болезни. Обычно Гермиона просто запоминала, что происходит с организмом — проявления всегда были одиночными и повторялись при конкретных обстоятельствах. Например, мерзлявость обострялась раз в полчаса. Мурашки появлялись, если ведьма долго не пила воды. Обмороки случались при сильной нервозности. Но ни разу Гермиона не сталкивалась с ухудшением слуха. Ни разу за четыре месяца.
Грейнджер заметила неладное после ужина, когда сидела в общей гостиной и писала реферат для Гарри. Расположившаяся рядом Лаванда безумолку трещала о своем парне-авроре, который якобы был старше ее на десяток лет и этим летом довел ее до пятого за десять минут оргазма. Не то чтобы Гермиона была сильна в подобных вопросах, но сомнения все равно возникли. Особенно после того, как Лав резко замолчала. Грейнджер повернулась на все еще переговаривающихся однокурсниц и застыла.
Она ни черта не слышала. Буквально. Мозг словно подключился к станции, где без конца играл белый шум. Только сейчас он жужжал в ушах Гермионы.
Все прошло так же внезапно, как началось. Паника, охватившая глотку, сдавила трахею до удушья, и Грейнджер с замеревшим в глазах ужасом оглядывала вновь слышимых девушек.
— Гермиона, ты чего? — Рон дотронулся до ледяной руки. Гермиона заморгала, рвано выдыхая.
— Вспомнила про зелье. Мне нужно его закончить. — Ведьма торопливо засобиралась, скидывая реферат на стол. Она воровато огляделась по сторонам, хватая палочку, и невербально наложила на себя согревающие чары.
— Прямо сейчас? — Уизли удивленно посмотрел на часы. — В десять часов вечера?
— Именно.
Гермиона поправила домашние штаны и направилась к двери. Рон пошел за ней.
— Я с тобой.
— Успокойся. — Грейнджер скептически изогнула бровь. — Я вполне в состоянии самостоятельно дойти до кабинета. Кстати… — она обернулась на остановившегося Рона, — тебя искал Гарри. Говорил что-то про кошмары.
— Вот черт! — Уизли виновато почесал скулу. — Гермиона, я…
— Все в порядке, иди к Гарри. Ты ему нужен, — она ободряюще улыбнулась, выходя в коридор. Поразительно, как отговорка продолжала работать и все еще не вызывала вопросов. В скором времени наверняка придется придумать что-то более убедительное.
Улыбка спала с губ, как только портрет Полной дамы заслонил проход в гостиную. Гермиона тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Потрясающе. Теперь она не только мерзнет, но и становится глухой. Грейнджер собрала растрепавшиеся волосы в хлипкий пучок и поднялась на этаж выше.
Ей нужно рассказать МакГонагалл. Или мадам Помфри — черт знает, к кому обратиться лучше. Кто сможет помочь так, чтобы не привлечь всеобщего внимания к персоне Гермионы? Из груди вырвался смешок.
Никто. Что директор, что целительница будут настаивать на повторном обследовании у иностранных колдомедиков. Ее наверняка положат в лазарет и будут следить за каждым шорохом.
Если Гермиона опять ляжет в больницу без должного диагноза, Джинни ее раскусит. Она начнет допытываться, настаивать на правде. Гермиона-то выдержит. А вот Минерва расскажет — но не потому, что сдастся под напором. Скорее, из пресловутых соображений помощи. Как будто Грейнджер просила этого. Все, что ей требовалось, — это поспать сегодняшней ночью, потому что, признаться честно, она катастрофически, до ломоты в теле устала.
Гермиона тряхнула головой, заходя в пустой кабинет. Из собранной прически выбились короткие локоны у лица. Она зажгла свечи возле своего рабочего места, коснулась нагретого котла и глубоко вдохнула пар — пахло цитрусами и свежестью. Значит, все правильно. Прекрасно. Мурлыча себе под нос мелодию из старого магловского фильма, Грейнджер повернулась спиной ко входу и нагнулась в поисках банки с порошком Эфедры. Карие глаза скользили по этикеткам, когда дверь приотворилась. Гермиона развернулась.
— Джинни? — Грейнджер округлила глаза, заправляя прядь за правое ушко. Джинни побледнела. — Все хорошо?
— Да, — она кивнула.
— Что ты…
Гермиона смотрела на подругу ещё несколько секунд, после чего с громким вздохом закатила глаза и сложила руки на груди. Джинни подошла ближе к недовольной Грейнджер и улыбнулась.
— Рон идиот. — Гермиона вернулась к полке с ингредиентами. — Поверить не могу. Раз я не позволила пойти со мной, он не придумал ничего лучше, чем отправить тебя вдогонку. Уму непостижимо.
— Как ты себя чувствуешь? — Джин внимательно посмотрела на обернувшуюся Гермиону.
— Все в порядке, — она прикусила нижнюю губу, улыбаясь.
— Серьезно?
— Ты меня подозреваешь в чем-то? — Гермиона поднялась с нужной склянкой в руках. Она взяла щепотку сухой Эфедры и пристально посмотрела на горстку, оценивая объем. Джинни раздраженно фыркнула, когда Грейнджер бросила порошок в котел. — Я в порядке.
Джин схватила подругу за ладонь, стискивая. Гермиона удивленно посмотрела на нее и подняла брови.
— Что?
— Вчера ты потеряла сознание, сегодня весь день ходила вялая и вздрагивала. — Уизли сильнее сдавила пальцы Грейнджер. — Как ты себя чувствуешь?
Если Гермиона еще раз скажет: «Все в порядке», Джин попросту сломает ей пальцы. Ведьма втянула нижнюю губу и цокнула язычком, сдаваясь.
— Я просто не выспалась.
— Опять кошмары? — Джинни взволнованно блеснула глазами. Гермиона равнодушно пожала плечами.
— Можно и так сказать.
Уизли дернула подругу на себя, укутывая в неестественно крепкие объятия. Ее кожа наощупь была обжигающей. Рыжая зарылась раскрытой ладошкой в собранные волосы Гермионы, чуть расслабляя прическу, и сжала девичью талию до хруста в ребрах, как-то тяжело дыша. Грейнджер тепло рассмеялась. Джин чаще всех остальных бывала настороже. Гермиона уперлась остреньким подбородком в прямое плечо и коснулась рыжих волос.
— Не волнуйся за меня, — прошептала она.
— Я пытаюсь.
— Все правда хорошо, я со всем справляюсь. — Гермиона уткнулась щекой в ключицу подруги. — Спасибо, что ты рядом. Я очень тебя люблю.
Джин отодвинулась от Гермионы и посмотрела на нее нечитаемым взглядом. Слегка улыбнулась, проводя горячей ладонью по открытому предплечью Грейнджер, и хмыкнула.
— А теперь будь так добра, скажи своему братцу, чтобы он оставил меня в покое со своей гиперопекой. — Гермиона строго подняла брови. Она умолкла, но вскоре улыбнулась и отвернулась к котлу. Джинни не двигалась, все тем же непроницаемым взглядом осматривая Гермиону. — Я скоро буду. Иди.
Оторвав глаза от клетчатых штанов Грейнджер, Джинни как-то растерянно кивнула и двинулась в сторону выхода. Она затылком чувствовала, что Гермиона не отрывает глаз от ее спины. Почему-то захотелось улыбнуться, но Уизли только плотнее сжала ладони в кулаки и толкнула дверь.
