Уголок Грейнджер

      Нет ничего лучше, чем ощущать любимую женщину руками.       Рон задыхался, глядя, как чувственно Гермиона двигается на нем. Она была как ласковая кошка: эти легкие движения бедрами, этот взмах головой, эти волосы, прильнувшие к шее мелкими кудряшками. Приоткрытые губы, прикрытые глаза. На бледной коже залегла морщинка, и это очаровывало до боли в сердце, до жалобного стона. Рон любовался. Любовался ей во время такого желанного, заслуженного момента.       Она пришла посреди ночи. Чем-то опечаленная, с туманным, поволочным взглядом. О чем-то пыталась рассказать и ждала утешения. Рон стал ее успокоением. Он крепко стиснул в объятиях рыдающую Гермиону — его милую, нежную, такую невероятно красивую Гермиону. Провел ладонью по ее спине, чувствуя атлас пижамы. Наверняка ее кожа наощупь такая же. И Грейнджер, словно считав эту мимолетную, но плохо спрятанную мысль, разорвала объятия, сдавила пальцами круглый подбородок Уизли и сама — сама, Мерлин! — поцеловала его.       Он не растерялся, не опешил. Не стал медлить. Он знал, как поведет себя, окажись Гермиона в предельной близости. Рон наложил бесшумные чары, положил девушку на постель и опустил балдахин, чтобы никто из соседей не проснулся и не увидел, какая она на самом деле — настоящая магия. Уизли торопливо расстегнул пижамную рубашку Грейнджер и, увидев обнаженную грудь, чуть не взвыл от ее превосходства. Мерлин, эта женщина… эта женщина была воплощением его идеала: чудесна, восхитительна, так очаровательна и пленительна. В Гермионе не было ни единого изъяна, и даже ее шепот, срывавшийся в мурлычущий стон от поцелуя в тонкую шею, сводил с ума. Грейнджер перевернулась, села поверх его бедер и стащила с Рона рубашку, не прекращая целовать пухлые губы, что все глубже и глубже впитывали ощущение Гермионы.       Если и есть в мире что-то священное, то вся его святость воплотилась в Грейнджер.       Ведьма была нетерпелива. Она прошептала заклинание, и оба вмиг остались без одежды. Гермиона вела и вела так умело, словно делала это сотню раз. Рон растворился в ее аромате. Растаял в потрясающем ощущении полной любви и блаженства, когда она, простонав, нашла удобный для себя угол и начала двигаться.       Мерлин, ее тело… Ее тело, ее голос, ее запах, ее имя — Рон клялся всем богам мира о любви к этой ведьме. Она — произведение искусства. Воплощение всего наилучшего, что есть на свете.       Рон приподнялся на постели, и Гермиона зашипела, сжимая его крепкие плечи. Он шептал: «Прости, мне так жаль, давай я…», но Грейнджер заткнула его поцелуем, не останавливаясь. Уизли чувствовал, что делает ей приятно. И понимал, что если ведьма продолжит так активно двигать бедрами, так сладко настанывать его имя на ухо, то он не продержится долго.       Гермиона схватилась за рыжие волосы, жмурясь. Она с силой прикусила его нижнюю губу, чуть оттягивая, и Рон надавил пальцами на острые бедренные косточки, сам раскачивая девушку. О, он навсегда запомнит ее лицо в этот момент. Выражение в широко распахнутых глазах, когда Грейнджер, вздрогнув всем телом, начала обмякать. Она смотрела на него с невероятной любовью. Она шептала: «Я люблю тебя, Ронни», и остренькие коленки дрожали. И едва Рон открыл рот, чтобы сказать то же, как вдруг почувствовал, что ему слишком мокро, слишком холодно и совершенно…       Блядь!       Уизли подскочил на подушке. Он заморгал, не осознавая, куда делась его милая, разгоряченная и такая ласковая Гермиона. Вокруг стояла предрассветная тьма, слышалось посапывание соседей. Рон пораженно огляделся. Балдахины подняты, дверь в комнату плотно закрыта. Ему… ему это приснилось? Уизли запустил руки под теплое одеяло и с разочарованным стоном прикрыл глаза. Теперь понятно, почему ему было так мокро. Щеки покрылись густым румянцем. Хорошо, что все спят. Иначе и без того унизительное пробуждение сопровождалось бы еще и насмешками.       Рон тихо слез с кровати, стараясь никого не разбудить. Он быстро зашел в душевую и, скинув с себя пижаму, очистил ее палочкой. Затем включил воду и встал под теплые струи. Он смотрел на плитку. В груди — тоска и слишком много невыраженного. Рон — идиот. Кончить в штаны во сне — явно не тот поступок, что подходит герою войны. Он что, тупой второкурсник? Уизли прислонился лбом к кафелю, позволяя воде бить по напряженным мышцам спины. Он снова закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание, но мысли то и дело возвращались к одной и той же картинке, правда, окрашенной не в бордовые, а в болотно-зеленые оттенки — именно так ощущалась вина. Было стыдно от того, что его мозг выдал за реальность. Так грубо, так по-животному обойтись с Гермионой, которую непросто было даже взять за ладонь! Рон чувствовал себя гормонально неустойчивым подростком. И все же… от одного лишь допущения, что увиденное во сне могло бы оказаться реальностью, у него засосало под ложечкой. Как будто накрыло приступом жажды или голода. Необъяснимое, ранящее, довлеющее чувство.       О, Мерлин. Рон действительно сходил с ума по Гермионе, раз позволил себе поверить в реальность иллюзии. Он еще никогда такого не переживал. Хотя не то чтобы он мог похвастаться большим опытом: за все годы обучения Рону удалось закрутить с одной лишь Лавандой, да и то не всерьез — потому что в ней было столько всего неправильного! Браун хороша. Она даже красива. Но совсем не той красотой, что привлекает Рона в женщинах. По крайней мере, не сейчас. В данную минуту, в эту чертову секунду его приоритет — ведьма с кудрявыми волосами, звонким смехом и именем «Гермиона». На фамилию он не обращал внимания: все равно время сменит ее на «Уизли».       Гермиона Уизли. Боги, это отдает истомой.       Рон прикрыл глаза и подставил лицо под струи. Он потер ладонями щеки, ощущая жар по всему телу. Кожа распарилась, покраснела в местах, куда била горячая вода. Уизли однажды услышал, как Гермиона обсуждала с Джинни: идеальная температура воды в душе — чуть ниже кипятка. С тех пор он регулярно пытался приучить себя к этому, чтобы в следующий раз поддержать разговор и согласиться. Выходило, откровенно говоря, плохо: от горячей воды у него учащалось сердцебиение и приходилось переводить дыхание где-то за пределами ванной, подальше от тугого пара. Рону такая температура не особо нравилась. Но его очень привлекала идея полного соответствия Грейнджер.       Нужно что-то делать. Мерлин, их последний разговор с Гермионой закончился полной катастрофой, и во многом из-за его неумения собраться. В конечном итоге, Грейнджер так и не поняла, что пытался объяснить ей Рон. Она не увидела вывернутое наизнанку сердце, не распознала, что в его словах о желании защищать крылось гораздо большее, чем дружеское участие. Ведь на самом-то деле Уизли уже давно стер эту грань. Носком ботинка притоптал границу дружбы на песке — чтобы перешагнуть ее, приблизиться к любви. Он хотел любить. Он словно был рожден для того, чтобы дорасти до той звезды, что горела на небосводе ярче остальных, он хотел прикоснуться к лучу Люмоса Максима. Он хотел быть с Гермионой. И Рон был готов приложить все усилия, чтобы дотронуться, добиться, полюбиться ей — умнейшей ведьме столетия. Гермионе Грейнджер.       В его мечтах, после последнего разговора подернувшихся вуалью грусти, их дети унаследовали рыжий цвет волос и кудри. Светлые глаза. Гермиона могла бы обучать их прилежанию, а Рон преданности и дружбе, потому что на этом строится характер. Их дети были бы потрясающе умны. Они стали бы гордостью семейства Уизли.       Дело оставалось за малым — всего лишь договориться с их будущей матерью. Рон мог бы сказать, что почти добился желаемого, но из-за своей трусости, страха, что мечта с треском рассыпется, вдруг остановился в шаге от успеха. Не смог закончить и открыться полностью. И, видит Годрик, Уизли был полон сил довести дело до конца. Даже несмотря на то, что их с Гермионой диалоги теперь пестрили дежурными фразами, а градус неловкости между ними зашкаливал.       Чувствуя, как кожа закипает под обжигающей водой, Рон закрутил кран и подошел к зеркалу. Он быстро оделся, высушил волосы палочкой и вернулся в комнату. Все спали. Стрелка часов едва зашла за семь утра, а это значит, что Гермиона уже проснулась. В Норе она вставала часов в шесть, если не раньше, и выходила читать на веранду, попивая травяной чай из большой кружки и кутаясь в махровое покрывало. Рон ненавидел рано вставать, но тогда частенько просыпался раньше обычного, чтобы просто посмотреть, как красива эта картина. И пусть с тех времен прошло больше двух месяцев, Уизли не сомневался, что расписание Гермионы ничуть не изменилось. Поэтому он подошел к шкафу, быстро переоделся, накинул на плечи мантию и поплелся на поиски.       Он широко зевал, слоняясь по коридорам. Мгла за окном не спешила рассеиваться: октябрьские утра всегда были тяжелыми. Тело еще не привыкло к этому все-еще-ночному мраку, и Рона сильно клонило в сон. Уизли прошел два этажа, то и дело зевая и потирая закрывающиеся глаза. А потом его осенило: скорее всего, Гермиона у Большого зала, читает перед завтраком. С тяжелым вздохом он вышел к лестнице и спустился вниз, кряхтя. Спать хотелось жутко. Но разговор с Грейнджер того стоил.       На лестнице было холодно. Согревал лишь уголек хитрого плана. Откровенно непродуманного, если честно, но всяко лучше бездействия. Рона преследовала навязчивая идея вернуться с Гермионой в Нору. Нора не просто их дом — это состояние души. Все то послевоенное время, что Грейнджер оставалась в поместье Уизли, они очень много общались. Вдвоем или всей компанией, с Джинни и Гарри в том числе. То были чудесные мгновения всеобщего единения. Им было смешно и легко, они готовили пироги, хохотали, когда коржи превращались в лепешки, и не потому что они выглядели уморительно. Просто атмосфера того времени располагала к умиротворению и дурачеству. Счастье перестало быть чем-то призрачным, обещанным — оно витало вокруг, оставляя поцелуи на висках и лбу.       В последние же недели Гермиона стала такой нервной. Она словно отгородилась от всех непроницаемой стеной, и подступиться к ней было невозможно. Видно, так сказывался стресс от пребывания на месте сражений. Так, вероятно, ощущалось воспитанное неумение быть счастливыми. Так что Рон не сомневался: возвращение в Нору, где все пропитано радостью, поможет их общению прийти в норму. Рон сможет вернуть расположение ведьмы, сможет снова добиться ее внимания. В конечном счете, ему просто нужно было заслужить ее. И плевать, что придется сделать: в его положении пора играть по-крупному.       Рон широко улыбнулся, увидев, как на подоконнике возле входа в Большой зал ютится Грейнджер. Она сидела прижавшись спиной к стене и читала, вытянув ноги в теплых колготках. Уизли нервно сглотнул: неловко смотреть на нее одетую, когда во сне ощупал каждый миллиметр оголенного тела. Приближаясь, он все оглядывал фигуру Гермионы. И либо его мозг чертов художник, раз дорисовал все скрытое с такой математической точностью, либо… Щеки вновь зачесались.       — Доброе утро, — сипло произнес Рон, неловко ухмыляясь. Гермиона оторвала глаза от книги. Тонкие губы изогнулись в приветливой улыбке.       — Привет. — Она подогнула ноги, освобождая место на подоконнике. Уизли сел с ней рядом и плотнее закутался в мантию, ежась от холода. — Ты чего так рано проснулся?       — Да мне… не спалось.       — Кошмары? — Гермиона подняла брови в сочувствии. Рон покраснел и облизал губы.       Кошмаром он бы назвал жизнь, в которой тот сон останется за гранью мечтаний и никогда не воплотится в действительности.       — Что читаешь?       — О…       Ведьма посмотрела на обложку книги, хмурясь. Она подняла взгляд на Рона и смущенно улыбнулась, поднимая корешок. Рон склонил голову набок и прочитал название. Эрих Мария Ремарк «Жизнь взаймы».       — «Жизнь взаймы»? Это о волшебнике, который занимал деньги на жизнь?       — Не совсем. Это магловский автор, — Гермиона легко улыбнулась. — Она о… жизни. О разном отношении к жизни, если говорить точнее. Мне посоветовал ее один хороший человек вчера. Сказал, что книга на многое откроет глаза.       — А тебе не скучно читать про жизнь? — Рон нахмурился под внимательным взглядом подруги. — Я имею в виду… ну… Зачем про нее читать, если можно просто жить?       Улыбка Гермионы угасла. Ведьма опустила взгляд на страницы и как-то болезненно прищурилась, моргая.       — Разные бывают обстоятельства, Рон. — Она замолчала ненадолго, глубоко вдыхая. — Знаешь, здесь главная героиня умирает от магловской болезни и изо всех сил цепляется за жизнь. А второй главный герой полностью здоров, но участвует в гонках и может погибнуть в любой момент. И они оба живут эту жизнь. Вопрос только в том, чей подход правильнее.       Рон почувствовал себя полным болваном. Он не понял вопроса. Он вообще не понял, о чем эта чертова книга: ну, умирает девчонка, при чем тут парень, который делает что-то с машинами? Уизли густо покраснел, желая поскорее перевести тему. Но Гермиона сама прекрасно с этим справилась. Она потерла колени и расправила плечи, улыбнувшись.       — Ты хотел о чем-то поговорить?       — Да, — Уизли ухмыльнулся, кивнув. Вот и оно: снитч сам прыгнул ему в ладони. — Мама приглашает нас в Нору отпраздновать твой день рождения в семейном кругу. Как ты на это смотришь?       Гермиона улыбнулась.       — Чудесно! Мне нравится. Когда?       — Э-э… — Рон почесал щеку.       Еще вчера он бы ответил, что на следующих выходных. Молли ничего не знала о спонтанном желании сына устроить домашние посиделки, поэтому ее стоило предупредить заранее, чтобы не было скандала и подзатыльников за безобразное поведение. Однако ночью Рон видел божество. И потому решил, что события должны развиваться как можно быстрее. Необязательно сразу доходить до чего-то серьезного, но…       Мерлин, он просто хотел вернуть себе Гермиону. Доказать, что может быть не только лучшим другом, но и лучшем парнем, мужем, партнером в старости. Поцеловать ее. И сделать это красиво, романтично и трогательно. Варианта лучше, чем заросший сад заново отстроенного дома, не представлялось. Поцелуй среди осенних яблонь. Эта картина, написанная маслом в воображении, заставляла сердце Рона трепетать.       — В воскресенье. Это воскресенье. — Уизли потер ладони о ткань мантии. Гермиона удивленно подняла брови.       — Завтра то есть?       — Да. Мама давно… давно еще написала, я просто забыл рассказать.       Гермиона недоверчиво прищурилась, но расспрашивать не стала. Она лишь пожала плечами и кивнула.       — Ладно. Завтра так завтра. Мы же все вместе там будем, верно?       — Конечно, Джинни и Гарри тоже приглашены.       Дьявол! Вот о чем Рон точно не подумал, так это о друзьях, которые, кажется, впервые пришлись так некстати. Джин заберет все внимание Гермионы, как частенько это делала в Норе летом. Уизли не хотел, чтобы Грейнджер отвлекалась на что-либо еще, кроме… него? Чувств к нему, вернее. Рон хрустнул костяшками, глядя на дубовую дверь, что вела в Большой зал, и прищурился. Лучше… да, лучше подговорить сестру и Гарри. Попросить их остаться завтра в Хогвартсе, сославшись на какую-нибудь проблему, и дать Рону шанс рискнуть, пойти ва-банк и выиграть.       Уизли был уверен, что, сделай он все правильно, миссия по покорению сердца Грейнджер завершится ошеломительным успехом. В его мире не существовало причин, почему в честном, открытом диалоге о чувствах Гермиона могла бы отказать. Нет, правда. Они провели столько лет рука об руку, им было легко и весело вместе. Что может быть лучше, чем провести всю жизнь с человеком, которого знаешь наизусть? Каждый взмах его ресниц понятен, и не нужно тратить лишнее десятилетие на подробное изучение избранника. Рон знал Гермиону, а Гермиона — Рона. В мире, в котором только-только закончилась война и еще не успела обосноваться стабильность, они могли бы стать друг для друга константой. Комфортом. Убежищем от ветров и морозов. И совершенно неважно, если для начала Мионе потребуется время. У них оно есть, он готов ждать сколько угодно, когда же вновь прорастут эти семена влюбленности, что грелись в глубине души. У них было прошлое. Были чувства, и сейчас нужно просто… полить их, дать им новую жизнь.       Рон улыбнулся наблюдающей Гермионе и спрыгнул с подоконника, торопливо направившись в общую гостиную. Джинни, скорее всего, найти не получится: она говорила, что у нее в половину восьмого прием у какого-то врача. Поэтому главная цель сейчас — Поттер. Но вряд ли он уже проснулся на пробежку. Всю прошлую ночь Гарри читал какую-то брошюру по подготовке к Школе Аврората. С условием того, что друг наверняка улегся глубоко за полночь, будет хорошо, если он проснется хотя бы к завтраку. В этом году Поттер нацелился добиться абсолютного превосходства в квидичче: стать лучшим капитаном и выиграть Чемпионат Хогвартса. Наверняка спонтанная поездка в Нору не входит в его планы, да и Рону он не откажет. В общем, проблем быть не должно. Уизли поднимался по лестнице, все думая о том, что нужно не забыть написать матери и предупредить о готовящемся приеме.       Он будет честен. Напишет, что хочет бросить все силы на завоевание сердца Гермионы, поэтому ему нужно максимальное содействие сторон. Молли обожала Грейнджер. Ее вообще любили все. Потому что она невероятно умная. Она видит в обычной истории про жизнь что-то, чего не замечает Рон, и парень был уверен, что после обязательно возьмет книгу у Гермионы и прочтет от корки до корки. Он будет искать. Он будет вчитываться в каждую строчку, а еще разузнает про ту магловскую болезнь, чтобы потом досконально обсудить сюжет с Гермионой. Да. Да, именно так Рон и поступит. Главное — не забыть.       Рон смотрел себе под ноги, пересчитывая ступеньки, как вдруг пошатнулся, задев кого-то плечом. Он поднял голову и удивленно вытаращился.       — Джинни?       Сестра натянуто улыбнулась, не произнося ни слова. Она сделала шаг в сторону, но Рон перехватил ее за локоть. Джин опустила взгляд.       — Почему ты не на приеме?       — Я проспала. — Она посмотрела на Рона из-под ресниц и состроила виноватое выражение лица. Уизли фыркнул. — И я тороплюсь. Пожалуйста, не рассказывай Гарри.       Гарри? Рон задумчиво нахмурился: разве они уже помирились? Уизли не расспрашивал друга подробно о болезненной теме — не был готов погружаться в суть проблемы, заранее зная, что не сможет выбрать сторону. Он слишком любил Джинни, чтобы защищать ее любой ценой. И в то же время слишком привязан к Гарри, чтобы понять его. Рон вздохнул. Слишком много мыслей для столь раннего утра.       — Ладно.       Он ослабил хватку на локте. Джин тут же побежала вниз, и ровно в тот момент, когда рыжая макушка почти пропала из поля зрения, Рон встрепенулся. Мерлин, он почти забыл!       — Джин!       Джинни подняла голову. Они смотрели друг на друга через два пролета.       — Мы завтра поедем с Гермионой в Нору. Пожалуйста, уговори Гарри остаться в Хогвартсе.       — Зачем? — Сестра удивленно вздернула брови. Рон шумно вздохнул и закатил глаза, крепче хватаясь за перила.       — Я хочу устроить ей свидание. Без вас. Хорошо?       У Джинни было нечитаемое выражение лица. Опустив голову, ведьма кивнула и хотела было пойти дальше, но вдруг остановилась и вновь глянула на Рона.       — Кстати, забыла сказать. Алисия просила передать, что Викки Фробишер сказала, что Блейз попросил Кэти, чтобы ты подошел к нему после обеда.       Рон озадаченно прищурился, отсчитывая количество людей. Джинни громко фыркнула.       — Подойди к Блейзу после обеда.       — Зачем?       — Я не знаю! — Джинни повысила голос. — Я опаздываю, выясни это как-нибудь сам!       И она ушла, оставляя Рона одного посреди коридорной прохлады. Парень отвернулся от лестницы и положил руку на макушку: от переглядок через пролеты у него закружилась голова. Он тяжело вздохнул и поплелся в комнату. Пока есть время, Рон приляжет поспать. А уж потом разберется со всем остальным — и с этим странным «зайди к Блейзу после обеда» тоже. Потом. Сейчас спать.

***

      Тыквенный суп не лез в горло. Рон, наверное, заболевает. Он сидел, хмуро глядя на Забини через столы, и по пятому кругу пережевывал один и тот же ломтик хлеба на правой стороне щеки. Гермиона о чем-то беседовала с Лавандой, а Гарри обсуждал с Симусом и Невиллом ответы на вчерашнюю контрольную по Зельям. Рон слушал вполуха. Не особо интересно, сколько совпадений наберется в этот раз: скорее всего, ему все равно придется идти на пересдачу. Что представлялось действительно любопытным, так это Блейз Забини.       Уизли ему не верил. Как и никому из этой шайки, никому из слизеринцев. Зачем Забини попросил девочек подойти к нему? Почему сам не подошел? Рон не понимал, в чем заключался этот хитрый план: напрячь трех людей вместо того, чтобы поговорить в открытую. И, скорее всего, он бы пропустил мимо ушей эту странную просьбу, но вот… Рон бросил взгляд на Гермиону, с улыбкой кивавшую Парвати. Ей же важно, чтобы эта межфакультетская война закончилась, верно? Наверное, Рон может показать хороший пример, если не побрезгует, хотя бы с виду, подойти и решить проблемы с Блейзом. Не будет драться, даже постарается показаться… дружелюбным?       Ну, нет. Это уже перебор. Не агрессивным — это максимум. Но только при условии, что Забини не будет его провоцировать. Иначе — баста. Все очень быстро закончится.       Таким образом он докажет, что способен на большее, а не просто на статус лучшего друга. Если Рон наладит общение с Блейзом, вероятно, Гермиона оценит это по достоинству. Она увидит в нем мужчину, а не мальчишку.       — Ты идешь? — Гарри потрепал друга по плечу. Уизли нахмурился, захлопав глазами.       — Куда?       Гарри удивленно вытаращился.       — Через двадцать минут Балликасл Бетс играть будут. Кубок Франции…       — Дьявол, это сегодня? — простонал Рон жалостливо. Он мазнул ладонью по столу и глянул в сторону зеленого факультета. Выбор века: пойти с парнями в общую гостиную и слушать матч по настроенному радио или добавить себе пару очков в глазах Гермионы? Уизли покривил лицом, словно морщась от боли. — Идите без меня. Я скоро приду, надеюсь.       — Ты уверен? — голос Поттера звучал неуверенно. — Это же Кубок Франции, Рон.       Уизли чувствовал, как тают в воздухе его аргументы в пользу Забини. Он закатил глаза.       — Слушай, я очень хочу, но… — Рон выразительно посмотрел на Грейнджер. — Ты понял.       Гарри кивнул и обернулся на постукивающего носом ботинка Симуса. Прошептав Рону напоследок что-то в духе «как знаешь», он вместе с тремя гриффиндорцами удалился. Гермиона посмотрела на расстроенного Уизли через плечо и слегка нахмурилась.       — Почему ты не пошел?       — Забини попросил подойти к нему после обеда… — Парень с разочарованием смотрел, как стекает обратно в тарелку суп с ложки. Он подпирал щеку кулаком и выглядел абсолютно несчастным.       — К Забини? — Гермиона заправила локон за уши. — Зачем?       — Я не знаю. Может, ему нужна помощь или что-то типа того.       Грейнджер сжала мужскую ладонь в жесте одобрения. Уизли осторожно глянул на подругу и опустил взгляд на их руки, тяжело сглатывая.       — Я думаю, это действительно что-то важное: просто так он бы не осмелился к тебе обратиться. Так что ты поступил правильно.       И только из-за этих слов Рон не чувствовал себя неудачником. Он криво, будто нехотя, улыбнулся и зацепил глазами проходившего мимо Забини. Уизли вскочил следом, извиняясь. Он настиг Блейза уже в дверях.       — Зачем ты меня искал? — Рон поравнялся со слизеринцем, когда они вышагивали по коридору. Блейз остановился и глянул на собеседника с… дружелюбной улыбкой? Мерлин, этот сон нравился Уизли гораздо меньше предыдущего. Забини протянул ладонь для рукопожатия, и Рон, сохраняя на лице всю ту же подозрительность, неуверенно пожал ее.       — Спасибо, что подошел.       Блейз потряс рукой Уизли, после чего расцепил ладони и ухмыльнулся.       — Слышал, ты лучший в шахматах. Не хочешь сыграть?       Сыграть в шахматы? Это что, шутка такая? Продвинутый уровень юмора для дебилов?       Уизли смотрел на слизеринца с плохо скрываемым раздражением, ощущая, как начинает закипать. Он-то думал, что случилось нечто серьезное, важное. Что он сможет чем-то помочь и тем самым расположить к себе Гермиону. Но шахматы? Дьявол, и ради этого он пропускает начало Кубка Франции?       — Мне есть с кем играть. — Рон приподнял брови. Он не верил этой лести. — Найди себе кого-нибудь со своего факультета.       — Я пытался. — Забини поправил рукава рубашки. — Только играть с людьми, которые думают, что шах и мат — это одно и то же, не слишком-то весело. Я бы хотел сыграть серьезно, а ты подходишь для этого лучше всего, — он улыбнулся. — Да и… мне кажется, пора уже перестать ненавидеть друг друга за прошлое. Мы изменились.       — Изменились на словах? — Рон приподнял бровь, без смущения глядя Блейзу в глаза. Мулат пожал плечами. Вопрос его, судя по всему, совершенно не задел.       — Сыграй со мной в шахматы, вывод сделаешь сам.       Рон сомневался. Он вытер взмокшие ладони о задние карманы штанов, глядя в сторону. Забини казался откровенно странным. Он стоял, склонив голову на бок, словно наблюдающая кошка, и смотрел с мелким прищуром и играющей на губах хитроватой улыбкой. Рон чувствовал, что, согласившись, попадет в сети невиданного, неизвестного. И Уизли искренне считал, что лучшее, что он может сейчас предпринять, — это отказаться от затеи Забини. По крайней мере, так он точно не встрянет в неприятности.       Вот только Рон знал, что Гермиона бы не одобрила подобную манеру общения. В обычной игре нет ничего страшного. Подойди к нему с тем же предложением кто-нибудь с Когтеврана, Рон бы согласился. Его отказ адресовался не предложению — человеку. Потому что Блейз Забини оставался неразгаданным элементом задачи, условия которой Уизли не понимал.       Он переступил с ноги на ногу, пристально глядя на Забини. Рон уже облизал губы и вобрал в легкие воздух, чтобы ответить короткое: «Не уверен, что это хорошая идея», как двери Большого зала распахнулись. Послышались быстрые шаги и родной голос, въевшийся в подкорку.       — Рон, ты забыл…       Он заметил, как замедлила шаг Гермиона. Ведьма распрямилась и прищурилась, разглядывая потеплевшего во взгляде Забини. Она крадучись приблизилась к парням с двумя сумками, одна из которых принадлежала Рону. Уизли готов был покраснеть, мысленно проклиная свою забывчивость, но вместо этого только тяжело вздохнул и забрал вещи из рук Грейнджер.       — Все в порядке? — она перевела настороженный взгляд на Рона. Брови были плотно сдвинуты, и пушистые ресницы трепетали от частого моргания.       Мерлин, это самая красивая женщина на его памяти.       — Конечно, львенок, — Забини приторно улыбнулся, чуть наклоняясь к Грейнджер. Его обжигающий взгляд скользил по хорошенькому личику ведьмы, и Рон почувствовал рвущийся изнутри протест. — Как твои дела?       Гермиона чуть приподняла подбородок, поджимая губы в неодобрении.       — В чем дело, Забини? — Гермиона защищалась, и от этого у Рона механически сжались кулаки. Блейз только улыбнулся.       — Да просто рад наконец-то с тобой поболтать. Снова ты куда-то запропастилась. Ладно, львенок, — он покачал головой после секундной паузы, — опускай уже свой подбородок. Я всего лишь предложил твоему другу положить конец вражде и сыграть в шахматы.       Рон видел, как мелькают мысли в голове у Грейнджер. Она перевела хмурый взгляд на Уизли, ожидая подтверждения, и он против воли кивнул. Плечи ведьмы немного расслабились.       — Значит, никакого конфликта нет? Просто… шахматы? — Гермиона вновь глянула на Забини. Тот пожал плечами.       — Ты мне не доверяешь?       — А есть основания тебе верить? — она подняла брови.       — Обижаешь, львенок. Вспомни: я хоть раз тебе навредил? Вот и твоему рыжику не буду. — Забини фыркнул, нарушая недолгое молчание, и закатил глаза. — Салазар, да что с вами не так? Простое предложение сыграть в шахматы воспринимаете как угрозу. Что дальше? — Блейз наигранно улыбнулся. — Я выпью воды, и вы сразу побежите к МакГонагалл?       Рон перехватил задумчивый взгляд Гермионы. Она подвигала пальцами на руках и сощурилась, всматриваясь в лицо друга.       — Возможно, это и правда не такая плохая идея… — выдохнула ведьма.       Мерлин…       Вот теперь у Рона не осталось шанса отвертеться. И пусть внутри клокотало что-то странное, диковатое, он скользнул языком по зубам, меняя решение на положительное. Уизли действительно не хотелось связываться с проклятым квартетом. Он не хотел водить с ними дружбы. Но глядя на Гермиону сейчас, считывая в карих глазах стыд за выказанное недоверие, Рон готов был на все, лишь бы ослабить ее дискомфорт. Даже на игру с гребанным Забини. Двадцать минут страданий — вполне адекватная плата за подобный взгляд в сторону Уизли. За то время, что они проведут в Норе. За ее слова: «Я согласна быть твоей девушкой».       Рон перевел тяжелый взгляд на Блейза и кивнул. Он молча следил, как лицо слизеринца озаряется хитрым озорством, и пытался просчитать, насколько сильно облажался, дав согласие.       Потом. Он подумает об этом потом, когда мысль затеряется на фоне эйфории от долгожданного поцелуя ведьмы. Если для завоевания ее сердца нужно быть покладистым и хорошим, если для нее нужно стараться, Рон будет. Ведь что может быть лучше, чем любовь Гермионы Грейнджер? Вот именно — ничего.       — Черт с тобой. Давай сыграем, Забини.