Уголок Грейнджер

      Над классом Заклинаний будто витали чары сонливости. Казалось, дремота спускалась дымом прямо с потолка и касалась голов, заставляя широко зевать и прикрывать глаза, склоняясь над партой. С каждом вздохом она все глубже оседала в легких, веля расслабиться.       Никак иначе объяснить происходящее Гермиона не могла: те немногие студенты, что сидели на своих привычных местах, разевали рты и массировали пальцами уставшую челюсть. Они подпирали щеки кулаком, держа глаза едва открытыми. Голова то и дело съезжала вниз по запястью, и ученики вздрагивали, собираясь. Некоторые, как, например, Рон, даже не пытались противостоять неизбежному и теперь мирно посапывали на парте, совершенно не заботясь о том, что до начала занятия осталось всего десять минут. Предрассветная темнота за окном, разбавляемая теплым светом свечей, только подливала сонливости в общий котел.       Конец недели высосал из семикурсников все силы. Череда контрольных, наступившие морозы, из-за которых стало так сложно выбраться из постели на первую лекцию, нисколько не помогали вернуть прежнее расположение духа. Одни лишь Грейнджер да Поттер оставались относительно бодрыми эти семь дней, но и то по разным причинам. Гермиона попросту научилась правильно распределять время и соблюдала строгий режим дня. А Гарри сходил с ума, то засиживаясь в библиотеке и изучая учебники, то сбрасывая стресс на многочасовых тренировках. Времени на полноценный сон у него не оставалось. Да что там сон — он постоянно опаздывал на первые лекции, потому что корпел ночами над очередным томом по темной магии. И даже сейчас его не было в классе. Проваливаясь в сон, Рон успел ляпнуть, что не видел друга в спальне утром, а его кровать была заправлена.       А ведь Гермиона сразу объяснила Поттеру, по каким правилам она играет. Чего ждет от него теперь, раз он тоже посвящен в тайну ее проклятия.       За ней не нужно бегать, спасая. Не нужно в Большом зале выхватывать из ее пальцев вилку с ножом, чтобы порезать блюдо, не нужно спрашивать, дочитала ли она страницу учебника, чтобы перевернуть ее вместо нее. Грейнджер обозначила границы как только выплакалась, она практически умоляла не окружать ее сверхзаботой, не привлекать чужое внимание. И уж тем более она не хотела, чтобы Гарри тронулся, зациклившись на безопасности подруги. В конечном счете, ведьма прожила с проклятием больше полугода и еще ни разу не допустила катастрофы. Она мастерски управлялась со своим здоровьем, и лучшим решением сейчас было не вмешиваться в ее быт, чтобы, Мерлин упаси, не сбить привычный темп жизни.       И Гарри, конечно же, пообещал ей, что не станет наседать с заботой, вот только надолго его не хватило — уже спустя пару дней поведение Поттера резко изменилось. Гермиона чувствовала, что начинает сходить с ума вслед за Гарри и не только из-за повисшей ошейником опеки. Ее нервировал тот факт, что Поттер не сдержал обещание не подавать виду, что случилось нечто страшное. Сперва нужно было все рассказать Рону и Джинни. Гермиона планировала сделать это сразу же, однако едва они вернулись в Хогвартс из Мунго, как студентов поглотила учеба. Одна за другой полетели контрольные, и неделя растворилась в страницах учебников и систематической подготовке. Грейнджер каждый вечер пыталась подвести Джинни и Рона к разговору, но залегшие тени под глазами и сбитый режим дня, располагающие только ко сну, а не к серьезным разговорам, как бы намекали: сейчас явно не время. Грейнджер попросту не могла отвлечь ни друзей, ни себя от важных дел. Она ждала, когда градус напряжения спадет, чтобы уже тогда объявить не самые лучшие новости.       В общем, голова у Гермионы кипела. Мысли путались, домашние задания по профильным предметам перемежались поисками того самого правильного момента, который все никак не подворачивался. Но больше всего из колеи выбивало состояние Поттера.       В библиотеке Гарри садился на соседнее с Грейнджер место совсем не для того, чтобы попросить помощи с домашним заданием. Он приносил ей книги, в которых упоминались проклятия на крови, и часами втолковывал свои предположения, что же делать с ее болезнью. Поначалу Гермиона откладывала конспекты в сторону и внимательно слушала, кивая в такт словам. Она принимала его маниакальное желание помочь с благодарностью и пониманием, но вскоре… Гарри заваливал контрольную за контрольной, он не спал и хвостом ходил за Гермионой, задавая вопросы. Он искал колдомедиков и обижался, когда Грейнджер отказывалась от визита к новому целителю, ссылаясь на то, что Фальконе ее вполне устраивает. Поттер снова начал забывать про Джинни, и Гермиона чувствовала, как в груди тяжелеет от и без того нелегкого груза вины. А еще она злилась. Сильно, ощутимо — потому что теперь на написание реферата по Астрономии у нее уходили не привычные два часа, а четыре: Гарри все время отвлекал ее, заставляя обратить внимание вот на этот абзац из очередной книги о проклятиях. Никакой новой информации Грейнджер не видела. Но каждый раз, порываясь сказать, что Гарри читает материал за шестой курс, она прикусывала язык и лишь мило благодарила друга за заботу, улыбаясь. Он не виноват в своей тревоге. Гермиона прекрасно это понимала, поэтому давила в себе ростки недовольства. В конце концов, это еще не худшая возможная реакция.       Сегодняшним вечером, сразу после ужина, она собиралась рассказать Рону и Джинни о проклятии. Тянуть дальше было нельзя, да и поведение Гарри становилось подозрительным. Ей не требовались дополнительные стимулы: разговор с друзьями и так стоял одним из первых в списке важных дел на неделю. Но до жути знакомые мысли, просящие потерпеть еще немного, проскальзывали все равно. Ведь воспоминания… не возвращались.       Сложно объяснить, насколько Гермиону расстраивала эта зияющая дыра в памяти, что на фоне пережитой боли блестела еще ярче. Операцию провели неделю назад, она завершилась успешно. Почему же тогда… не всплывало ничего нового? Жизнь Гермионы в последнее время была достаточно странной, чтобы назвать ее «неспокойной» — хотя бы в один из дней должна же была создаться эта триггерная ситуация? Грейнджер была голодна до своих воспоминаний. Она жаждала восполнить хоть крупицу утерянного, оттого относилась к каждой случайной мысли чересчур серьезно, пережевывая по сотне раз. Ее тошнило от мыслей. От их переизбытка. И тем не менее ведьма все пихала и пихала в голову кашу из всего подряд в надежде вытащить со дна памяти какое-нибудь откровение. Ничего. Неделя из оставшихся ей трех месяцев пролетела непозволительно быстро. И непростительно бессмысленно.       Так что Гарри, возможно, был прав: тянуть дальше не имело смысла, а трусливые шепотки в мыслях — всего лишь отголоски привычки. Привычки убегать от правды, вот только теперь Грейнджер была настроена решительно. Сегодняшним вечером она соберет друзей в спальне и выложит им всю правду. Это успокоит Джин, приручит ее обиду на Поттера. Это многое объяснит Рону. Это поможет переключить внимание Гарри, и он перестанет преследовать Грейнджер, докучая очередной «новой» зацепкой, которую объясняли на прошлом курсе. По крайней мере, Гермиона очень на это надеялась.       — Ты меня вообще слушаешь?       Гермиона вздрогнула. Она захлопала глазами, метнув растерянный взгляд на Джинни, и натянула улыбку. Уизли раздраженно фыркнула.       — Похоже, нужно менять не только парня, но и лучшую подругу. — Она обиженно сложила руки на груди и провела языком по передним зубам. Гермиона стыдливо сморщилась.       — Прости. Я задумалась.       — Я уже поняла, — Джинни вздернула брови. — Навряд ли ты бы пялилась в затылок Рона полторы минуты по собственному желанию.       — Ну, — Грейнджер просунула ладонь между предплечий подруги и сдавила пальцы в ободряющем жесте, — я задумалась как раз из-за того, что Рон уснул.       — Мечтаю поступить так же, как он, если честно, — Джинни подавила зевок, прищуриваясь.       Гермиона, поджав губы, осмотрелась. Лекция по Заклинаниям стояла в расписании у Гриффиндора вместе со Слизерином. И если студенты львиного факультета еще старались хоть как-то держаться, приподнимая пальцами веки, то слизеринцы…       Грейнджер заскользила по рядам заинтересованным взглядом. Стало непривычно нервно. К животу словно прикоснулась прохладная ладонь тревоги, царапая кожу коготками.       — Малфоя нет, если ты его ищешь, — Джинни хитро глянула на Гермиону. Грейнджер перевела взгляд на подругу и, сев прямее, безразлично хмыкнула.       — Я никого не искала. — Она облизнула губы и деловито поправила кудри, собранные лентой. Ведьма постаралась сконцентрироваться на портрете важного пожилого волшебника, однако взгляд каждые две секунды ненароком соскальзывал ниже на заполняющиеся ряды слизеринцев. — Я просто смотрю.       — Он обычно садится через две парты от нас и пялит на твои волосы. Как думаешь, — Джин приблизилась к уху повернувшейся Гермионы и понизила голос, переходя на едва различимый шепот, — он просто смотрит или маст…       Гермиона отдернула голову, не желая дослушивать. Щеки залило краской, и она ошарашенно уставилась на хохочущую Джинни, плотнее смыкая коленки. Грейнджер судорожно выдохнула через рот.       — Джинни… — она осеклась, не в силах продолжить: грудина вздымалась слишком часто.       — Даже не пытайся сделать вид, будто тебя раздражают мои слова. — Джинни утерла невидимую слезинку, сохраняя плутовскую улыбку. — Я тебе все равно не поверю.       Грейнджер заморгала, сбрасывая неприятное ощущение. Сердце участило темп, и ведьма почувствовала, как ноют от давления коленные чашечки.       — Это отвратительно… — Гермиона выдохнула, тяжело сглатывая.       — Тебе отвратительно, что Малфой, — ведьма произнесла его фамилию одними губами, — делает свои грязные делишки, думая о тебе?       — Говори тише, — Гермиона нахмурилась. Она приложила ладони к горячим щекам и отвела взгляд в сторону. — А лучше не говори о таком вообще. Это… Годрик, не хочу даже думать об этом.       — Вот так девственность и становится чертой характера… — Джинни закатила глаза, убирая выбившиеся из косички прядки за уши. Гермиона шлепнула подругу по руке, растягивая губы в тонкую нитку. Джинни снова засмеялась, прикрывая ладонью широкую улыбку. — Ладно, все. Все. Извини. Но это правда очень смешно.       — Не сомневаюсь, — Гермиона буркнула, фыркнув. — Не говори больше о таком. Я не хочу думать, что… вообще. Не хочу о нем думать. Моя жизнь и так напоминает серпентарий. Они как злобные пикси, — ведьма выпучила глаза и быстро зашевелила пальцами, будто шагая по поверхности, — туда-сюда, туда-сюда. Куда ни посмотришь — везде они пакостят.       Дверь в аудиторию открылась. Грейнджер машинально повернула голову через плечо, вбирая воздух в легкие, но тут же отвернулась, водя взглядом перед собой.       Джинни искоса наблюдала за Гермионой. Она даже втянула щеки, чтобы не засмеяться, но стоило Грейнджер посмотреть на нее, как рыжая все же прыснула.       — Что? — Гермиона подняла брови. — Я думала, это Гарри.       — Конечно. Кто же еще, кроме него? — Джин выдержала паузу, рассматривая парту. — Знаешь, я все понять не могу, почему именно Малфой. Я сколько ни думаю, никак не могу понять, чем он тебя так зацепил.       — Никто меня не цеплял.       — Грейнджер, ты когда врешь, у тебя кончики ушей краснеют!       Гермиона моментально прикоснулась к ушам. Джин выдохнула, многозначительно приподняв брови.       — Почему он, если есть… не знаю… тот же Забини? Он и симпатичнее, и харизма у него — ух! Вы бы хорошо смотрелись вместе. А с этим бледнолицым… Его только обнять и плакать.       Грейнджер перевела взгляд на умолкнувшую Джинни. Она нахмурилась, и губы сами собой начали растягиваться в недоверчивой улыбке.       — Ты как-то слишком быстро поменяла свое мнение.       Джинни покачала головой, прокручивая перо между пальцами.       — Ты о чем?       — Ты только недавно говорила, что Малфой лучше Забини. — Гермиона прищурилась, встречая непонимающий взгляд подруги. — В библиотеке. Когда я плакала, мы разговорились про любовь, и ты сказала, что никогда бы не предложила мне присмотреться к Блейзу.       Уизли удивленно опустила уголки губ, рассматривая Грейнджер. Рыжие брови слегка сдвинулись к переносице, и Джинни прищурилась, вновь качая головой.       — Что-то я такого не припомню, — она хмыкнула. — Ты уверена, что тебе это не приснилось?       — Джин, я же не сумасшедшая. Твои слова были достаточно странными, чтобы их запомнить.       — Я бы в жизни не посоветовала тебе обратить внимание на Малфоя. Это то же самое, что оскорбить.       — Но… — Гермиона замолчала. Она заправила локоны за уши, облизнув губы, и подалась чуть ближе к Джинни. — Подожди, ты точно такого не говорила?       — Гермиона, ты меня пугаешь, — губы Уизли растянулись в нервной улыбке. — Я все свои выходки на пьяную голову помню, а тут такое. Я просто не могла этого сказать.       По коже побежали мурашки — нездоровые, будто каждый сантиметр кожи проткнуло иглой. Грейнджер почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Нечто тяжелое ухнуло от сердца прямо к тазовым косточкам, и теперь зародившийся в ногах жар паники медленно распространялся по телу, парализуя. Гермиона не сводя глаз смотрела на подобравшуюся Джинни. Разглядывала, пытаясь понять, не очередная ли это шутка. Однако чем дольше затягивалось молчание, тем громче отдавалось в ушах биение сердца.       Может… может ли быть такое, что Гермиону подводит память? Возможно же, что из-за недавней операции воспоминания в ее голове перепутались, смешались? Грейнджер потерла виски, напряженно глядя куда-то за плечо Джин. Она думала. Вспоминала.       Нет, такое точно было. Такое точно было! Гермиона помнила и свои слезы, и запахи библиотеки, и даже мамин джемпер, в который была одета. Джинни… Джинни тогда пришла, взяла ее за руку и подняла рукав свитера, потирая…       …потирая пальцы. Пытаясь согреть. Прямо как в том сне.       Мысль промелькнула в голове белой вспышкой, и Гермиона, поперхнувшись воздухом, перевела ошеломленный взгляд на подругу. Она изучала ее лицо. Изучала страх в глазах напротив. Изучала свое спутанное отражение в широких зрачках Джин. На языке вертелось:       Это была не она.       От паники сдавило горло. В карих глазах — ужас. Грейнджер попыталась натянуть улыбку, чтобы смыть с лица тревогу и не показывать испуг, но тело отказывалось подчиняться. Руки занемели. Стало жутко холодно.       — Гермиона, — нервно начала Джин, все так же недоверчиво улыбаясь, — ты же не хочешь сказать, что такое правда было? Что кто-то, притворяясь мной, пришел к тебе и уверял, что Малфой — лучший вариант?       Ведьма выдавила улыбку, отворачивая лицо.       — Нет, я… — она дышала через рот, нервно посмеиваясь, — я вспомнила, это был сон. Ха-ха, сон! А я что-то… что-то я… — Гермиона провела вспотевшей ладонью по бледному лицу. Она немигаючи смотрела на дремлющего Рона, а потом, схватив сумку, вдруг поднялась с места. Джинни вскочила следом. Сидящий за соседней партой Симус проводил их напряженным взглядом.       — Ты куда? — Уизли повернула голову, не отрывая взгляда от подруги. Улыбка Грейнджер стала шире, и от этого Гермиона походила на сумасшедшую.       — Я сейчас вернусь. Мне нужно кое-что…       — Сейчас будет лекция.       На них смотрели. Гермиона растерянно обернулась, чувствуя, как под кожу проникает внимание сонных студентов. Она метала взгляд от одного лица к другому, чувствуя, как в груди нарастает ватный ком тревоги. Голова — кругом. Грейнджер скользила растерянным взглядом по слизеринским столам, выискивая квартет, и вдруг едва заметно сжалась от вспышки боли в позвонке. Коленки подогнулись.       — Джин, все хорошо, — тихо произнесла Гермиона, поднимая ладони. — Я просто совсем забыла: МакГонагалл же просила меня зайти перед занятиями. По поводу организации.       Джинни открыла рот, но тут дверь заскрипела, и в аудиторию бодрым шагом вошел Флитвик. Студенты, словно по будильнику, вздрогнули и расправили плечи. Чары сонливости рассеялись.       Уизли буравила Грейнджер взглядом. Девочки не двигались с места.       — Мисс Уизли, мисс Грейнджер, прошу, присаживайтесь! — Флитвик забрался на гору книг и усилил голос Сонорусом.       Джинни, не отводя взгляда от Гермионы, села за парту. Грейнджер плотнее сдавила ладонь на ремне сумки и, моргнув, дернула головой.       — Профессор, простите, мне нужно к директору…       Флитвик незаинтересованно махнул рукой, позволяя ей быстро зашагать в сторону выхода.       Гермиона чувствовала, что каждый шаг дается с трудом. Она вцепилась в ткань сумочки и боялась даже вздохнуть. Волосы совсем растрепались, зубы ритмично стучали от холода. Плечи подрагивали. Грейнджер, не в силах сосредоточиться, смотрела в пол остекленевшими, испуганными глазами. Ноги почти не слушались.       Кто-то притворялся Джинни. Кто-то выдавал себя за ее лучшую подругу на протяжении… какого времени? Сколько это продолжается? Полтора месяца — то есть с самого начала учебного года? Мерлин, а когда перед ней, Гермионой, вообще была настоящая Джинни?       Кто это мог быть? Кому это нужно?       Гермиона, с трудом сглатывая, подняла голову: она врезалась в торопящегося на занятия младшекурсника. Она нелепо моргнула, рассматривая взбитые кудрявые завитки парнишки, и шумно выдохнула. Огляделась по сторонам. Мерлин, она шла совершенно в другом направлении! Ей нужно к главной лестнице. Грейнджер развернулась и на ватных ногах последовала за тем же мальчишкой, что удалялся вперед по коридору.       Ей нужно сейчас же по горячим следам, пока по снегу можно отследить путь лазутчика, доложить о случившемся МакГонагалл. Грейнджер колотило. Она чувствовала, как кожу обдает то жаром, то холодом, а горло сдавливает до сиплых вздохов — до того, что желудок крутило от бесконечных комков в горле.       Она пыталась думать. Изо всех сил старалась соединить точки, вспомнить все самое странное, что говорила Джинни. Ее поведение… оно же всегда было обычным, верно? Гермиона никак не могла сосредоточиться. Она, сама того не заметив, сорвалась на бег, и сердце выстукивало в ушах.       Что было странного тогда, в библиотеке? Что конкретно привлекло ее внимание?       Поцелуй в лоб. Джинни никогда так не делала — разве что проверить температуру, да и то прежде коснувшись лба ладонью. Что еще… что? Мерлин! Она не могла вспомнить ни одной особенно тревожной детали — абсолютно каждая мелочь сейчас пугала, подкидывая дров в костер нервозности. Гермиона часто и поверхностно дышала, отчего голова кружилась.       Думай, Грейнджер. Думай! Что еще?       Человек, притворяющийся Джинни, рекомендовал Гермионе присмотреться к Малфою. Он обиделся, когда…       Гермиона замерла на месте, будто напоровшись на невидимую преграду, глотая ртом воздух. Она была подобна выброшенной на сушу рыбе.       Ох, блядь.       Малфой.       Его странное поведение, прикосновения, слова настоящей — а настоящей ли? — Джинни о том, что Малфой следует за ней по пятам. Гермиона прислонилась к стене спиной, ощущая, как сердце забивается до гематом под ребрами. Он же постоянно был рядом. Драко магическим образом оказывался везде, куда бы ни шла Грейнджер. Сколько раз ведьма чуяла шлейф его парфюма, когда вышагивала по коридору поздними вечерами? А та выходка в начале сентября, когда он и Забини…       Перед глазами снова замаячило белое, слепящее пятно. К вискам словно с силой приложились, и Гермиона, склонив голову вниз, хватанула ртом воздуха. Осознание настоящего положения дел, в котором ее водили за нос полтора месяца, пришло с давящей болью в голове и груди. Простонав сквозь сомкнутые губы, Грейнджер положила руку на солнечное сплетение и, нащупав пальцами косточку, потерла. Казалось, будто она вся взмокла от пота, хотя лоб был сухим.       Слишком… она что-то помнит. Что-то как будто бы вылезало наружу, тормоша рваные края сознания. Но Гермиона не понимала, что именно. И самое смешное — впервые за столько месяцев ей было не до этого. Ей было страшно и холодно, холодно и бесконечно, до подгибающихся коленок страшно. А еще… обидно. Злобно. Нет для человека, который всегда и все знает, чувства хуже, чем осознание тупика.       Хорошо. Хорошо, если предположить, что это Малфой… Что ему надо? Зачем ему ходить полтора месяца под Оборотным зельем и расспрашивать о… самочувствии? Он знает. Он знает о проклятии? Не может быть. Никто, никто не знал, кроме МакГонагалл и Помфри. Но если он использовал Оборотное, маскируясь… Нет. Нет, такого уж точно быть не может: паника паникой, но нужно придерживаться здравого смысла. Хорошо.       Хорошо, тогда… Если это действительно Малфой, значит, ему что-то нужно от нее. Ему и всей его змеиной своре, этому клубку пресмыкающихся. И то, что они… Это нехорошо. Это очень нехорошо. Все из четверки как один задирали Грейнджер на протяжении целых шести лет. Они… да они Пожиратели, Годрика ради! Им что-то от нее нужно. Им нужна Гермиона. Зачем? Зачем…       Ну конечно же, никто из них в действительности не желал ей добра. Кто, гиппогриф его раздери, будет совершать благой поступок и тут же прятаться под чужой личиной? Пытались ли они выведать таким образом отношение Грейнджер к ним? Пытались ли… бред. Да что им такого может быть нужно, что ради этого пришлось пользоваться Оборотным?       Голова разрывалась от мыслей, и с каждым новым сомнением сердце билось быстрее.       Получается, все ее благоговейные мысли о том, что Малфой не такой уж и плохой человек, были звоночком к поражению? Все ее ожидания, выставленные на витрину красивыми чашечками, разбились и превратились в ранящие осколки? Получается, нисколько он не исправился. Он остался черствым, хитрым, себе на уме, игроком с продуманным планом, который готов на все ради достижения цели. И пусть! Пусть Гермиона пока не знала, какой конкретно цели, но…       Ведьма задыхалась. Склонившись, она хватала ртом воздух, но в глотке словно опустилась заслонка, не пропуская кислород в легкие.       Все складывалось слишком хорошо. Драко и каждый из его друзей втирались ей в доверие поддержкой и защитой. Они пытались расслабить Грейнджер показной дружелюбностью и громкими словами об изменениях. Они не называли ее грязнокровкой и проявляли понимание ровно в те моменты, когда ведьма сходила с ума от ощущения собственной чуждости. И все для того, чтобы Гермиона, не заметив прежней опасности, потеряла бдительность.       Мерлин… Мерлин, а если кто-то из них и наложил на нее Обливиэйт? И таким образом прячась под обликом Джинни пытался выведать: а вдруг Гермиона что-то вспомнила? Или Грейнджер где-то проговорилась, что-нибудь не то сказала… не на то навела, и теперь Малфой пытается…       Секунду.       Если… если Гермиона помнила Фальконе, если была уверена, что он присутствовал там, спасая ее, а Малфой вел себя так же, как человек из сна… Получается, они в сговоре? Пока Грейнджер доверяла Маркусу, пока видела в нем отчую фигуру и верила каждому слову, он, получается, все передавал Драко? И теперь…       Мерлин! А что — теперь?!       К директору. Теперь нужно идти к директору.       Грейнджер попыталась выровнять дыхание, но вместо этого из горла вырвался хриплый вздох, напоминающий стон раненого. У нее ужасно болела голова. Пульсация распространялась по всему телу, начиная с затылка и заканчивая пальцами ног. Прямо как во время…       Маркус же говорил, что ее воспоминания могут быть не так просты. Пытался ли он этими словами смягчить падение перед ужасающей правдой? Или, может, защищал себя, старался выгородить свои проступки?       — Блядь… — Ведьма сильнее надавила ладонью на солнечное сплетение, желая хоть немного приглушить стук сердца. В пустом коридоре его гулкое биение казалось ударами в колокол.       Ненависть. Она испытывала горячую ненависть, потому что все рушилось — вновь. Хорошие люди опять становились плохими.       Гермиона чувствовала себя последней дурой, раз поверила в эту игру с изменениями, поверила в этого уставшего от перипетий мирной жизни паренька, что так рад потерять папашу. Зажмурившись до цветных мушек перед глазами, она распрямилась и провела языком по пересохшим губам. Дыхание окончательно сбилось: даже самого глубокого вдоха не хватало, чтобы унять одышку. Голова кружилась. Ведьма провела дрожащей ладонью по лицу и осмотрела пустой коридор.       Паника смешивалась со злостью, и это был коктейль опаснее Молотова.       Ей ведь сразу сказали, что верить слизеринцам нельзя. Каждый считал своим долгом напомнить, что их покладистость — это элемент чего-то неизведанного, и относиться к ним с пониманием, пытаясь выказать поддержку, — затея настолько тухлая, что уже начала разлагаться. Жаль. Жаль, что Грейнджер оказалась такой идиоткой. Жаль, что она поверила Малфою, увидела искренность в его боли, нашла сходства между ним и собой. Как же, сука, жаль, что Гермиона оказалась настолько непроходимой тупицей, что углядела в нем то, чего нет — раскаяние и нежелание быть в чужих глазах вселенским злом, а не человеком.       И как же больно от того, что в простом сплетении их ладоней она увидела симпатию Драко.       Грейнджер было больно и тошно от количества времени, потраченного на сострадание к нему. Почти до слез ее душила обида. Она ведь смотрела на Драко и видела абсолютно несчастного человека, утратившего все, что у него только было. Она слышала горечь в его голосе, когда он сидел на Астрономической башне в одиночестве. Она… чувствовала Малфоя. Чувствовала в нем себя. В его уставших глазах, в нездоровой бледности, в ощущении отвергнутости этим миром — в каждом его жесте она замечала свой раздрай. Гермиона очаровалась мыслью, что под боком есть кто-то, кто переживает точно такие же чувства. И оказалась обманута.       Разве абсолютно плохие люди могут страдать? Теперь это звучало как насмешка. Вопрос, что тогда задала Гермиона, теперь с гоготом отлетал от стен коридора, целясь в живот. В ту самую секунду, когда реальность вцепилась в плечи, ей больше не хотелось никому сострадать.       Ей хотелось правосудия. И уверенности, что абсолютно плохие люди тоже могут страдать. Если не морально, так физически.       Драко ведь ничем не отличался от своего мерзкого папаши. И дело не только в повторяющихся чертах лицах: Малфои обладали этим шармом убийцы, который припечатывает к стене и приставляет острый нож к глотке. Гермиона думала. Она начинала хаотично вспоминать все моменты, когда два этих… выродка появлялись вместе. Их ведь не отличить. В Драко скрывалось гораздо больше Люциуса, чем можно было заметить при быстром взгляде. И он был продолжением, он был…       Был таким же жалким трусом, не способным на что-то большее, чем подковерная возня среди насекомых. Поверить только! Годрик, какая Грейнджер дура. Какая же дура. Поверить в такую ложь… Поверить в симпатию к ней, грязнокровной суке, как он назвал ее в начале сентября!       Гермиона неслась вниз по лестнице, захлебываясь в эмоциях. Ее тошнило, у нее болела спина — ей было плохо, да так, что она не знала, за что хвататься. Когда мир становится невыносимо мерзким, единственный вариант — испариться. Испариться, как кровь. И будь у Гермионы чуть меньше душевных сил, именно об этом она бы и попросила. Но не теперь. Теперь любая сложность ее закаляла, словно тело ведьмы было сталью. Она не позволит группе засранцев себя расплавить.       Грейнджер смотрела себе под ноги, не замечая ничего вокруг. Она зажмурилась, всхлипывая, когда…       Люциус.       Гермиона вцепилась в перила до побелевших косточек, во все глаза глядя на Люциуса Малфоя. По коже скользнул мороз — чтобы в следующую же секунду обдать опаляющим жаром. Грейнджер смотрела, как карикатурно высокий Люциус поворачивается к Паркинсон и что-то говорит. Говорил. Люциус — мертвый Люциус — оторвался от Пэнси и посмотрел на побелевшую Грейнджер.       — Львенок?       Гермиона моргнула. И еще раз. И еще, пока лицо Люциуса не растворилось, возвращая облик Драко. Грейнджер пошатнулась. Губы пересохли. Во рту скопилась слюна. Гермиона попыталась сглотнуть, но закашлялась и покачнулась, хватаясь пальцами за край юбки. Она заставила себя поднять глаза на Забини, чья улыбка меркла с каждым шагом. Окруженный компанией слизеринцев, он подался ближе к Грейнджер, сводя брови. Ведьма сделала шаг назад и машинально выставила вперед ладонь, защищаясь. Карие глаза были так широко раскрыты, что напряжение в них отдавалось болью.       — Кудряшка, ты в порядке? — Нотт настороженно улыбнулся, хмурясь. Гермиона не отвечала.       Сердце пыталось выпрыгнуть из глотки, вызывая рвотный рефлекс. Малфой — не Люциус, Драко — в сопровождении друзей спешил на Заклинания. Они, верно, опаздывали. Опаздывали и смеялись, и в этом хохоте Грейнджер слышала насмешку над собой. Над своей катастрофической глупостью, над наивностью. Не сумев скрыть все тот же животный испуг во взгляде, она сдавила челюсти. Пальцы на перилах механически сжались, а глаза увлажнились. Гермиона тут же провела запястьем по векам, утирая всякий намек на слезы, и, оторвавшись от опоры, торопливым шагом попыталась обойти слизеринцев. Но Малфой оказался быстрее.       Он схватил Гермиону, когда она неосторожно задела его плечом. Овил пальцами локоть, сдавливая и вынуждая остановиться. Грейнджер, в тревоге моргнув, несмело повернула голову.       — Почему ты не на занятии? — голос Малфоя был неприятным. Гермиона сглотнула, и гортань дрогнула.       — Грейнджер, тебя, может, до Больничного крыла проводить? — Пэнси прищурилась, кладя ладонь на плечо Нотта.       — Нет!       Гермиона не заметила, как прикрикнула. Слово ошпаренная, она приложила ладонь ко рту и, подавив рвущийся всхлип, попыталась вырваться из хватки Малфоя. Она выразительно дрожала, дыхание перехватывало, сводя с ума. Окружение плясало. У нее пекло за ушами, и Грейнджер чувствовала каждый чертов завиток на голове, чувствовала, как нагревается кожа, словно ведьма стоит под струями кипятка. Ей нужно было подышать, но легкие сжались до снитча. Сердце, каждый его чертов удар пульсировал в пальцах и шее.       Ей жарко.       Ей очень холодно.       Все казалось таким нереальным. Гермиона потерянно смотрела на слизеринцев, на их искаженные лица, и чувствовала, что черты вокруг размываются, плывут перед глазами, смешиваются, пляшут — они ненормальные. Тут нет ничего настоящего — Гермиона просто сходит с ума. Она… ненормальная. И все вокруг тоже. Весь мир, все окружение, каждый из слизеринцев — они ненастоящие, это вовсе не существа, созданные из материи. Это эфемерные духи, чересчур красочные сны.       Это не люди.       А если… а если и сама Гермиона не настоящая?       — Поговорим? — Малфой не менялся в лице.       У Гермионы дернулся уголок губы. Она смотрела пустыми глазами в серые колодцы и не моргала. Коленки дрожали. Грейнджер вновь попыталась вырваться из ожесточенной хватки на плече, но у нее предсказуемо не вышло. Она моргнула, смотря на стену перед собой.       Все в ней — в ее худом теле, в дрожащих ладонях, бледном, почти сером лице и сверкающих глазах — выдавало тревогу. Но, честно говоря, Гермиона ничего не чувствовала. Вернее, не так: чувствовала — все и сразу. Или наоборот ничего — Грейнджер уже не знала. Она не понимала, где находится. Не понимала, реальны ли люди рядом, существует ли она. Мерлин, она сошла с ума. Она тронулась головой — почему все такое…       …ненастоящее?       Гермиона сипло вдохнула через рот. Она пустым взглядом прикоснулась к Малфою, к его руке, что держала ее за локоть. Глотнула воздуха — вновь. Голова кружилась. Грейнджер сомкнула губы и сглотнула, и выглядело это так, будто она пыталась справиться с тошнотой. Не отрывая глаз от его ладони, ведьма осторожно, крайне медленно потянулась к ней пальцами. Потрогала. Убедилась: он — настоящий, потому что касания словно оставляли ожоги на подушечках.       Ноздри Малфоя раздувались в такт дыханию, а зрачки сузились до малой, словно оставленной помаркой, точки. Грейнджер аккуратно сняла его прикосновение с локтя, но лишь для того, чтобы разомкнуть свою ладошку и нежно пробежаться кончиками пальцев по мужской руке. Гермиона потупила глаза, невесомо, словно щекоча, прикасаясь к оголенной коже кисти, очерчивая выступающие вены и острые косточки. Замедлила движение. Глубоко, подзвучивая дыхание, вздохнула и растерянно посмотрела на Малфоя из-под дрожащих ресниц, когда ее холодные пальцы сплелись с его горячими.       — О, бля, нам пора. — Тео выпрямился и, подхватив остолбеневшую Паркинсон, зашагал вниз по лестнице, волоча ее за собой.       Забини оставался на том же месте, где и был, и ведьма оторвала взгляд от Драко. Блейз… не двигался. Он будто и не дышал вовсе. Только смотрел на нее с прищуром, но не таким, как обычно, а, скорее… анализирующим. Казалось, он пытался заглянуть ей в мысли, пытался патокой взгляда раскрыть ее душу. Грейнджер против воли, словно наученная этому жесту, покачала головой, и пухлые губы Забини растянулись в печальной ухмылке.       — Ай, львенок, — Блейз улыбнулся, прикрывая глаза, — ай, львенок.       Он развернулся на каблуках и начал спускаться, оставляя Гермиону наедине с Драко. Портреты беспокойно оглядывали их, и тонкие голоса да вздохи, доносящиеся из-за рамок, действовали Гермионе на нервы. Ей было жарко. Душно. Душно, как в августе, и пожар, начавшийся в позвонке, разгорался по всему телу, пожирая кожу сантиметр за сантиметром.       Грейнджер хотелось улыбнуться: смерть не успела к ней прикоснуться. Гермиона взяла ее за руку первой.       Воцарилась тишина. Они смотрели друг на друга, и каждый пытался разглядеть в чужих глазах ответы на свои вопросы.       Малфой сдавил тонкую ладонь сильнее, и Гермиона повела головой, приоткрывая губы. Его плечи были напряжены, а по бледному лицу проскользнуло нечто, смутно знакомое ведьме. Драко шумно выдохнул, и выпирающий кадык дернулся. Ее словно замыленный взгляд скользнул от края черной рубашки к серым глазам, и стоило только Малфою провести пальцем по нежной коже ее ладони, как Гермиона облизнула нижнюю губу, захлопав ресницами.       Она тоже настоящая.       — Не знаю, что на тебя нашло, Грейнджер, — он осекся под ее внимательным взглядом. — Но если тебе становится лучше от таких прикосновений, можешь брать меня за руку почаще.       Гермиона вздрогнула, безотрывно глядя на Малфоя.       Тошно. От его присутствия тянет плеваться желчью, от его горячих ладоней хочется вспороть на себе кожу. От всего того, во что Грейнджер, слепая дура, успела поверить, хочется ударить себя наотмашь. В нем не было ни капли искренности, он просто прирожденный актеришка, истинный слизеринец и сын своего отца. Драко не изменился. Драко что-то замышляет. И Гермионе нужно прямо сейчас, пока преимущество на ее стороне, отделаться от него и поспешить к МакГонагалл.       В голове такая каша. Желудок крутило, и Грейнджер очень хотелось оказаться в безопасности. Но все, что она могла, — лишь глупо лупить глаза на Малфоя и дышать через приоткрытые губы.       — Грейнджер, — произнес Малфой спустя мгновение тишины. Он снова сглотнул. — Пойдем в Больничное крыло.       Гермиона мотнула головой, чуть сгибая колени.       — Зачем? — она тихонько пискнула.       Драко смотрел на нее непроницаемым взглядом. Нечитаемым — казалось, его глаза отражают так много и в то же время совершенно ничего. Как заглянуть в лицо фестралу: смотришь в светлые блюдца, а видишь только всепоглощающую тьму. Малфой сжал челюсти и кивнул ей, словно подтверждая какую-то мысль.       — Ты выглядишь так, будто сейчас потеряешь сознание.       Грейнджер рвано вздохнула и огляделась по сторонам. Вокруг никого не было: все студенты на занятиях. Неожиданно захотелось закричать. Чтобы прибежал кто-то, пришел ей на помощь. Она ей была необходима. Хотелось, чтобы сию же секунду объявился кто-нибудь из друзей и спас деву в бедственном положении. Потому что сама дева умела только навлекать на себя неприятности, но никак не справляться с ними.       — Т-точно?.. — Гермиона заикнулась. Ей было очень жарко. Пояс юбки, казалось, прилип к пояснице, сросся с ней.       Вопрос совершенно бессмысленный. Просто ей нужно было что-то сказать. Спросить что-то, чтобы снова посмотреть на Драко. Зачем — она не понимала: хрупкая картинка реального норовила рассыпаться в любой момент, и у Гермионы не было ни единого ответа на вполне разумные вопросы.       Малфой, не произнося ни слова, потащил ведьму за ладонь. Прикосновение ощущалось невыносимой тяжестью — точно как и его прямой взгляд, время от времени встречающий ее потерянный. Гермиона нервничала. Она почти бежала за ним по лестнице, и с каждым шагом хватка на мужской руке становилась ожесточеннее. Грейнджер словно пыталась сломать Малфою запястье. Ведьма то и дело осматривалась, запоминая каждую деталь и выразительно глядя на портреты. Проверяла, точно ли они идут в Больничное крыло — и на удивление путь был верным.       — Грейнджер, лестница меняется. — Драко остановился и притянул Гермиону ближе к себе за руку. Гермиона обернулась. — Нам лучше выйти на этаж, я покажу другую дорогу.       Гермиона не успела даже рта раскрыть, почувствовав, что ее снова тащат. Тащат, словно игрушку. Страх впился зубами в плечо с новой силой, когда Драко ступил на этаж и быстрым, жестким шагом направился мимо застывших портретов. У нее подкашивались ноги. Она встревоженно оглянулась, и нервная улыбка, а вместе с ней и неожиданно вырвавшийся смешок, выдали Гермиону с головой.       Он… и не думал вести ее к мадам Помфри.       Грейнджер побледнела. Взгляд остекленел.       — Как ты себя чувствуешь? — Малфой приблизился и склонил голову, заглядывая в карие глаза. Гермиона натянуто улыбнулась и закивала.       — Я… не поела и торопилась в Большой зал. — Ведьма попыталась засмеяться, но вышло лишь рваное придыхание. Драко нахмурился. — Я… Я думаю, нам нужно просто идти… быстрее. К М… Помфри. Или просто дай мне заглянуть на кухню, я захвачу что-нибудь перекусить. У эльфов наверняка должно было что-то остаться.       Малфой, шумно вздохнув, осмотрелся. Он ускорил шаг, и Грейнджер безвольной куклой последовала за ним по коридору. Свободной рукой она крепко стискивала палочку, вот только это мало что давало: почему-то Гермиона была уверена, что вся ее магия, подобно крови, испарилась от страха. Она смотрела в спину Драко, как животное под прицелом — с диким, неукротимым испугом и бьющимся в венах желанием сбежать. Где же ее навыки, отработанные годами войны? Где ее смелость, где умение вывернуться из хватки и дать деру?       Так всегда с Малфоями. Каким бы хорошим бойцом ты ни был, Люциус или Драко все равно нагонят и вдавят твое тело каблуком в сырую землю, оставляя на съедение червякам.       Пальцы непроизвольно дрогнули: в коридоре словно раздался выстрел. Гермиона сжалась. Ее палочка… выпала из ладони. Это конец. Вот сейчас она отвернется, потянется за ней и… Карие глаза расширились до того, что мир задрожал. Малфой остановился. Он молча смотрел на Грейнджер пару секунд, ожидая, после чего, дернув губой, наклонился и поднял палочку самостоятельно. Парень протянул ей оброненную вещицу.       — Возьмешь? — его нижняя челюсть чуть выдвинулась вперед. Лицо заострилось, и взгляд стал надменно-мерзким. Гермиона молча ухватилась за кончик палочки и, резко дернув на себя, кивнула, вновь вооружившись. Пару секунд они просто смотрели друг на друга.       Неожиданно Драко как-то болезненно улыбнулся, прикрывая глаза и качая головой. Будто Грейнджер рассказала какую-то ужасно несмешную, почти разочаровывающую шутку. Губы поджались до побеления. Ведьма лишь сильнее сжала палочку, не желая больше с ней расставаться.       Малфой так ничего и не сказал. Дождавшись, пока Грейнджер сравняет шаг, и они окажутся плечом к плечу, он продолжил путь. Гермиона подчинилась. Она шла, касаясь острым плечом бицепса его правой руки, и думала. Думала, как ей, дьявол, выпутываться из сложившейся ситуации.       Хорошо. Хорошо, раз он сменил правила игры, она сделает вид, что будет им следовать. Сейчас главное собрать побольше информации и постараться выведать, хотя бы косвенно, причастен ли Малфой к Оборотному зелью, найти несостыковки. Пока есть время, пока они идут по пустому коридору третьего этажа, где проходят занятия, у нее еще есть возможность спастись. Гермиона чуть замедлила шаг. Драко глянул на нее сверху-вниз, чем вызвал нервное подобие улыбки.       — Почему вы опаздывали? — спросила Грейнджер, прочищая горло. Они все еще держались за руки, и у ведьмы начинали потеть ладони. Ей хотелось разорвать хватку.       — Были дела.       — М-м… — протянула Гермиона, ощущая, как сердце стучит в висках. Она постоянно озиралась по сторонам.       Малфой вдруг затормозил. Где-то в конце коридора раздался чей-то смех.       Гермиона внимательно смотрела на профиль Драко. Слизеринец сдавил челюсти, отчего скулы на его лице стали более очерченными, а желваки заходили, словно жабры. Малфой шумно выдохнул и повернулся к ведьме лицом. Его взгляд скользнул от кудрей к бледным губам. Руку он не отпускал.       — Грейнджер, давай поговорим сейчас.       — О чем?       — Что с тобой происходит?       Сердце болезненно сжалось. Вот он, момент, когда все пойдет не так… К горлу подступил ком, и Гермиона против воли приоткрыла рот, чтобы глотнуть воздуха. Воздуха, что пропитался душащей перченостью мужского парфюма. Что бы Малфой ни задумал, ей нужно помешать ему обратить исход в свою пользу.       Гермиона чувствовала, что ей нужно что-то предпринять, и чем быстрее придет решение, тем лучше. Секундное молчание ощущалось так, будто на голову вылили чан кипятка, и приставшая маской улыбка начала отклеиваться. Ведьма погружалась в вязкую серость глаз напротив, практически ныряя в опасный омут, срастаясь с его владельцем. Дыхание было неровным. В мыслях механически прокручивались варианты, как совершить побег.       Драко сделал к ней шаг, сокращая расстояние. Зрительный контакт не разрывался ни на секунду ровно так же, как не размыкались их ладони. Будь Грейнджер повыше, светлая челка коснулась бы девичьего лба. Гермиона прерывисто дышала. Она смотрела ему в глаза, впитывая образ того, кто почти два месяца прятался под Оборотным. Малфой был так близко, что в любой момент мог сомкнуть свои длинные пальцы на ее шее; прямо сейчас, когда расстояние между ними всего в два кулака, мог коснуться ее горла палочкой. Каждый взмах темных ресниц и каждый вздох Драко приводили Грейнджер в еще большую нервозность.       Смерть стояла прямо напротив нее. И в ту секунду, когда сердце упрямо билось, разгоняя испаряющуюся кровь, посланник костлявой провел горячими пальцами по бледной щеке Грейнджер.       — Я вижу, что с тобой что-то не так. Чего ты боишься?       Гермиона хлопнула ресницами. По коже потянулись мурашки от двойственного чувства холода, расслаивающегося под давлением зарождающегося тепла. Она скосила глаза на поглаживающую щеку ладонь, и ее внимание привлекла приоткрытая в конце коридора дверь. Вот оно!       — Ты мо…       — Интересно, чему сейчас учат на Защите от Темных Искусств… — перебила его ведьма, вновь встречаясь взглядом с умолкнувшим Малфоем. — Посмотрим?       — Грейнджер…       Гермиона смахнула чужое прикосновение, едва заметно вздрогнув от отвращения, и потянула Малфоя за собой к классу. Ситуация складывалась настолько дерьмово, насколько только возможно. Ей никак не добраться до МакГонагалл — ближайшая лестница поменялась, а Малфой… один Салазар знает, что вытворит Малфой дальше. Его терпение могло закончиться в любой момент. В конце концов, ему же нечего терять. А вот Грейнджер есть — жизнь, с которой она теперь не готова расставаться ни при каких условиях.       Поймать кого-то — ее единственное спасение. Она может подойти к преподавателю и попросить вызвать МакГонагалл, а там уже и взять Малфоя с поличным. Ему будет не отступить. Нигде не скрыться.       — Наверняка ведь война повлияла на программу, — буднично продолжила ведьма. — О, было бы так чудесно, если бы преподаватели обучали следующее поколение новым заклинаниям. А еще, — Гермиона нервно засмеялась, — было бы просто чудесно, если бы детям рассказывали больше про Оборотное зелье. Про все его минусы или, например, как понять, что перед тобой человек под Оборотным. Ну, кроме личных вопросов. Думаю, та история с Грюмом должна была внести свои коррективы, — она хмыкнула. — Как думаешь, это нужные знания?       Драко молча следовал за ней. Грейнджер не оборачивалась, лишь остервенело сдавливала палочку.       — Нужные.       — Вот и я так думаю. А! — Гермиона театрально вздохнула, останавливаясь около открытой двери, ведущей в класс. От страха стучали зубы. — Смотри, они изучают боггарта!       Толпа студентов выстроилась вокруг шкафа, из которого то и дело вылетал призрак, принимая чудаковатые формы. Паренек, со спины чем-то напоминающий Невилла, боязливо направил палочку на незнакомца и едва слышно, словно боясь собственного голоса, произнес: «Ридикулус». Искры разлетелась с кончика древка, разрушая видимый образ строгого мужчины совершенно дурной чечеткой, и довольный преподаватель засмеялся, запечатывая призрака в шкаф. Послышались аплодисменты, и паренек, вышедший победителем, обернулся к сокурсникам со счастливой, гордой улыбкой.       Гермиона улыбнулась, не сводя взгляда с этой картины. Она тоскливо поджала губы и медленно моргнула, старательно прислушиваясь к дыханию. Нервозность, застывшая на губах пеплом, потихоньку разжимала ладонь на ее горле. Покуда они в людном месте, Малфой ничего не сможет ей сделать. Да и Грейнджер необходима передышка: сердце билось до того быстро, что становилось дурно, а в глазах темнело. Ей нужно расслабиться, чтобы как-то отделаться от Драко. Притвориться, что все в порядке.       — Помнишь, как мы учились противостоять боггарту? — Малфой спросил тихо, слегка надавливая на ее ладонь большим пальцем. Словно массируя.       Грейнджер глупо уткнулась взглядом в прикосновение. Она не сразу поняла, что на вопрос нужно отвечать. Нижнюю губу свело, как от мороза, и Гермиона кивнула.       — Да, — произнесла на полувыдохе.       Драко смотрел на Гермиону. Та испуганно оглядывала студентов и нового преподавателя, приехавшего из-за границы.       — Что было твоим боггартом, Малфой?       — Не знаю. Я струсил подойти.       Грейнджер уставилась на Малфоя. Окажись они в другой вселенной, где слизеринец не замышлял против нее чего-то плохого, Гермиона бы прониклась его признанием. Она бы улыбнулась ему, восприняла его слова как проявление слабости. Вот только они находились в совсем иных обстоятельствах. Они крутились в ожесточенной и холодной реальности, где Драко Малфой мечтал покончить с Гермионой Грейнджер и готов был пойти на все. Поэтому ведьма лишь тревожно, быстро кивнула и повернулась лицом к аудитории.       — Как думаешь, какой твой боггарт сейчас?       Грейнджер молчала. Глотку свело. Она попыталась выровнять дыхание, но безуспешно давилась, задыхалась воздухом. Вопрос-убийца. Вопрос убийцы.       Гермиона сглотнула слюну и тут же почувствовала, как во рту становится кисло. Будто предостережение. Ведьма напрягла гортань и прикрыла глаза, борясь с приступом тошноты.       — Моим, наверное, стал бы я сам, служащий Волдеморту. Как мой отец. — Малфой выдержал паузу, глядя на Гермиону. У ведьмы слезились глаза. Она распахнула ресницы и попыталась улыбнуться, но вышло до одури плохо.       Он все еще ждал ответа. Но единственное, чего сейчас по-настоящему боялась Грейнджер, стояло в нескольких сантиметров от нее и внимательно смотрело на меловую бледность лица.       — Война. Я боюсь, что это снова повторится.       Малфой понимающе кивнул.       Они простояли в тишине еще пару минут, наблюдая за тем, как кудрявая девчонка собирается с силами, чтобы выдавить заклинание и остановить огромную лающую собаку. Преподаватель подбадривал ее, и все вокруг галдели, вслух гадая, что же попадется им. Гермиона видела себя в этой девочке, что никак не могла подчинить свой страх.       — Мерлин милостивый! — Профессор хлопнул в ладони, заметив старшекурсников в дверях. Боггарт рассеялся под несмелым «Ридикулус», и каждый в классе обернулся на Гермиону с Драко. Ведьма быстро вырвала ладонь из руки Малфоя и спрятала за спину, улыбаясь. — Гермиона Грейнджер! Проходите, проходите!       Девушка обернулась на Малфоя. Он кивнул, жестом разрешая пройти. Гермиона сделала шаг. Затем еще один и еще. Драко следовал за ней, она слышала. Ощущала каждой клеткой тела.       — Дорогие студенты! — Преподаватель подхватил Грейнджер за поясницу, демонстрируя ее толпе, словно коллекционную куклу. Позвонок заныл. — Позвольте представить вам героиню войны и умнейшую ведьму столетия — Гермиону Грейнджер! Она храбро сражалась со столькими монстрами, что даже мне сложно представить. Подруга Гарри Поттера, именно она стала одним из знамений победы над Волдемортом!       У нее заболело в груди. Сражалась со столькими монстрами, что чуть не проворонила самое страшное. Щеки залились краской, и пунцовая ведьма неискренне улыбнулась, помахав рукой. На нее смотрел десяток третьекурсников, и у каждого в глазах отражался такой восторг, что Грейнджер почувствовала неловкость. Она переступила с ноги на ногу, теряясь, как реагировать на похвалу. Взгляд метнулся к Малфою, стоящему чуть поодаль. Против воли Гермиона посмотрела на него, и это показалось парадоксально правильным — искать ответы в неразгаданной серости.       Драко кивнул, улыбаясь. Он сложил руки на груди и смотрел на нее с… восхищением? Гермиона фыркнула. Конечно, восхищением. Как убийца смотрит на попытку жертвы сбежать, так и он глазел на нее. Ведь что бы ни случилось, главное — держать лицо. Продолжать чертову игру. Грейнджер перевела взгляд на профессора, вздрагивая. Нужно прямо сейчас шепнуть ему, чтобы он вызвал директора.       — Мисс Грейнджер! — послышался тонкий голосок из кучки третьекурсников. Ведьма попыталась найти его источник, отвлекаясь от преподавателя, но передние ряды были заняты более высокими ребятами. — А вы можете, пожалуйста, расписаться у меня в дневнике?       — Да! — полетело со всех сторон.       — Мисс Грейнджер, прошу! Ваша подпись приносит удачу на экзаменах!       — Мисс Грейнджер!       — Мисс Грейнджер, а покажите, как бороться с боггартом!       Гул голосов затих, как только прозвучала последняя просьба. Преподаватель захлопал в ладоши и указал на чью-то голову, назвав предложение «великолепнейшей идеей».       Это была уже не простая просьба. Гермиона испуганно вытаращила глаза, оборачиваясь на шкаф. Если она…       О, Мерлин.       Нет. Нет-нет-нет, этого нельзя делать ни при каких условиях, нельзя поддаваться уговорам — потому что ее боггартом окажется либо Малфой, либо… либо смерть. Из шкафа на глазах у всех вывалится ее мертвое тело, все в крови, и слухи тут же полетят по всему Хогвартсу. Никто не должен знать ни об одном, ни о другом, поэтому Гермиона откашлялась, нервно тряхнув головой. Повисло молчание. Все замерли в ожидании, когда же героиня войны покажет мастер-класс.       Однако у Гермионы были совершенно иные планы. Спустя мгновения хаотичных раздумий она оглядела студентов и широко улыбнулась дрожащей улыбкой. Подбородок приподнялся, глаза заблестели. Гермиона облизнула губы и, подняв трясущуюся ладонь, указала на Малфоя.       — Дамы и господа, — заговорила Грейнджер громко, — вам выпала потрясающая возможность поучиться у уникального волшебника! Представляю вам Драко Малфоя, человека, который разбирается в темной магии намного лучше меня. Он с удовольствием продемонстрирует вам, как справиться с боггартом!