***
Он опять читал. Опять в оглушающей тишине. С ней не разговаривали третьи сутки. Просто делали вид, будто ее не существует. Мсье Фальконе, регулярно навещающий подвал, был поразительно не в духе: обычно болтал без умолку, но последние дни молчал, словно ему язык отрезали. Нотт не появлялся, Малфой изредка приходил посмотреть на нее, как на диковинную вещицу, сбытую на черном рынке. Забини стал меняться ночными сменами с Паркинсон, а эта сумасбродка на Грейнджер никогда не смотрела. И спасибо Мерлину: казалось, любой случайный взгляд мог послужить Пэнси достойной причиной для убийства. Но если с Паркинсон все было ясно, то… Забини? Без него было… непривычно. Гермионе казалось, что она начала глохнуть. Или неметь. Ведьма успела обдумать почти все на свете: она повторяла зазубренные еще на младших курсах параграфы из учебников, вспоминала друзей и летнее время с родителями, складывала в уме нумерологические упражнения, повторяла составы зелий. Мозг нужно было чем-то занять, чтобы не отвлекаться, не присматриваться к тревоге, что полнила тело. Все дошло до того, что она начала обдумывать одни и те же вещи по второму, третьему кругу. Пребывать только в собственном обществе становилось невыносимо. Грейнджер осторожно повернула голову, щуря глаза. Забини сидел в кресле напротив ведьмы. Огни камина мягким светом ложились на рукава синего свитера. Ему, наверное, тепло. А вот Гермиона жутко мерзла. Ей бы так хотелось приблизиться к огню и погреть руки. — Что ты читаешь? — Голос осип от долгого молчания. Блейз поднял на Грейнджер удивленный взгляд. Он не сразу ответил — видимо, не мог поверить, что ведьма самостоятельно начала диалог. — «Тристан и гоблин». Слышала? — Один мой друг любит читать фантастику. — Гермиона сглотнула. Горло пересохло. — Можно воды? Забини поднялся с книгой в руках. Взглянув на толстый томик, он расправил его до хруста корешка и положил разворотом вниз. Гермиона зажмурилась. Кто, Мерлина ради, так обращается с книгами? Может, он еще и страницы вырывает, как только прочитает содержание? Блейз помог ей приподняться и приставил стакан к губам. Ведьма попыталась придержать его, но движение в плечах вызвало сильную боль, поэтому она лишь зажмурилась и опустила руку. — Ты же в курсе, что мы учились в одной школе? — Забини фыркнул, отставляя стакан. Он помог Гермионе принять положение сидя. — Я прекрасно знаю, что Поттер обожает фантастику. Кажется, ты тоже ее любила, когда зачитывалась историями Локонса. Ведьма протестующе свела брови. Блейз пододвинул кресло, усаживаясь прямо напротив Гермионы. — У него были настоящие истории. Просто принадлежали не ему, как оказалось. — Ты так вдохновилась его приключениями, что решила найти их на свою голову, львенок? — Забини усмехнулся, приглаживая свои кудри. Грейнджер нахмурилась еще сильнее. — Не называй меня так. — Ну ты же и правда львенок. — Парень откинулся на спинку кресла, разглядывая ее. — Пушистая и дикая. А еще мелкая и жаждешь расправы. — А ты тогда кто? Гиена, которая его задерет? Анаконда? Блейз тихо засмеялся. — Ты когда поймешь, что никто тебя убивать не собирается? — А где гарантии, Забини? — Ее отчаянный взгляд метнулся в сторону двери. — Откуда мне знать, что сюда сейчас не войдут Пожиратели? Как мне успокоиться, если меня третий день игнорируют? — Так ты поэтому сегодня такая разговорчивая? — Его широкие брови устремились вверх, и Блейз подался вперед. — С львенком не играют? Гермиона попыталась сжать кулаки — предсказуемо не вышло. Она шумно фыркнула. — Вот об этом я и говорю. Для вас это забавная игра, а я не знаю, что со мной будет через пару часов. — Грейнджер помолчала, с трудом моргая. — Я не верю в благодетель, Забини. Не верю, что вы спасли меня по доброте душевной. Не знаю, какие цели вы преследуете, но так и передай своим дружкам: если вам нужна информация, можете убить меня прямо сейчас. Я ничего не расскажу. А если решите напоить меня Сывороткой правды, откушу себе язык и захлебнусь собственной кровью. Они смотрели друг на друга. Забини поглаживал нижнюю губу длинными пальцами, не отрывая от ведьмы сощуренных глаз. Гермиона же мечтала вздернуть подбородок. Зря она все это затеяла. Зря заговорила. Порыв был обусловлен страхом, что она разучилась складывать слова в предложения. Но Грейнджер не хотела уходить в полемику со слизеринцем и уж тем более не желала развивать поднятую тему. И вместе с тем было в Забини что-то… располагающее? Не совсем верное определение, но в его присутствии Гермиона могла хотя бы выдохнуть. Все же познается в сравнении, верно? Так вот, в присутствии других слизеринцев ведьма готова была лезть на стены и прятаться под кровать, лишь бы ее оставили одну как можно скорее. Компания Блейза такого эффекта не оказывала. — О тебе, что ли, вообще никогда не заботились просто так? Грейнджер в растерянности приоткрыла губы. Вопрос пришелся под дых — такой он был странный. Не вписывающийся в общий антураж. — Заботились, конечно. Друзья. Родители. Они всегда обо мне… — Чушь, Грейнджер, — пропел Забини, улыбаясь. — Родители не считаются. А заботу Поттера с Уизли вполне можно оспорить. Ты слишком многое для них сделала, они в неискупном долгу перед тобой. А мы — нет. Ты нам никто. — Он легко пожал плечами, разглядывая обложку книги. Гермиона почувствовала легкий укол на слове «никто». — Тебя спасли, потому что это человечно. Постарайся не сильно удивляться, конечно, но мы не чудовища и не монстры и тоже знаем, что такое сострадание. — Почему, в таком случае, я постоянно слышу разговоры о том, что меня нужно было оставить в лесу умирать? — Гермиона сверкнула глазами. На душе заскреблись кошки: она… чувствовала стыд. — Не тебе одной страшно. Только мы, по крайней мере, обсуждаем свои страхи при тебе, а ты планы изощренной мести строишь исключительно в своей кудрявой головке. И Салазар знает, что ты там себе напридумывала. Ведьма вздохнула. Пальцы сошлись на тряпичном покрывале, лежащем на ногах. От холода буквально ничего не спасало, и Грейнджер бросила тоскливый взгляд в сторону горящих в камине поленьев. В действительности у Гермионы не было никаких планов отмщения. Она злилась, бунтовала и регулярно купалась в чане страха. Но совершенно не думала о том, что сделает со своими похитителями, как только к ней вернется способность владеть телом. Все, что ее по-настоящему заботило, — это побег: как бы найти лазейку и побыстрее дать деру. Вся остальная риторика была отложена на потом. Убрана в дальний ящик Пандоры — который даже не факт, что откроется. А вот слизеринцы способы ее укрощения обсуждали постоянно. Гермиона слышала и про зелье временного подавления магического потенциала, и про какие-то путы, которые гипотетически должны были сдержать Грейнджер, когда к ней вернется возможность передвигаться. Это вызывало в ней бурю возмущения. Будь у нее чуть больше сил, она бы исхитрилась и перестреляла всех невербальным Петрификусом в отместку. Но это было, увы, невозможно. Гермиона встретила цепкий взгляд Забини. Парень не сводил с нее глаз, и это вызывало очень странные ощущения. Захотелось поежиться. — Мерзнешь? Она упрямо сжала губы. Уголок рта Блейза дернулся вверх: казалось, теперь его невероятно забавляло нежелание Гермионы отвечать на вопросы. Парень поднялся с кресла. Он приблизился к ведьме и, тихо усмехнувшись, просунул руку под ее коленками. Вторая ладонь угодила ей на спину. Гермиона попыталась взбрыкнуть, но Блейз уже оторвал ее от матраса и легким шагом направился в сторону горящего камина. Грейнджер затаила дыхание: от него пахло… приятно. По-настоящему приятно: какими-то пряностями, восточными специями. — Ты посмотри, Грейнджер, — Забини чуть склонил лицо к молчавшей ведьме, — я опять держу тебя на руках. Прямо как невесту. — Только если черную, — пробурчала Гермиона, изо всех сил вдавливая пальцы в предплечья Блейза. Парень усмехнулся. Он присел, припадая на колени перед камином. Осторожно, словно ведьма была сотворена из хрусталя, Блейз усадил Гермиону на прохладный каменный пол. Сам сел позади, чтобы она могла опереться спиной о его широкую грудную клетку. Грейнджер запротестовала: попыталась повернуться, чтобы резануть слизеринца острым взглядом, прорычать, чтобы отвалил и не прикасался к ней лишний раз. Однако едва Забини подхватил девичьи руки и выставил их вперед, к вьющимся огненным всполохам, негодование в груди поутихло. Ей впервые за долгое время стало тепло. Глаза облегченно заблестели, когда жар от языков пламени облизнул ледяную кожу. На губах заиграла еле заметная улыбка. — Лучше? — его глубокий бархатный голос пролетел над ухом, и вверх по шее потянулись мурашки. Гермиона молчала долгие мгновения, наблюдая, как оттаивает внутри. — Зачем ты это делаешь, Забини? Почему просто не игнорируешь, как остальные? Он вздохнул, и поток выдыхаемого воздуха обжег девичью кожу. Грейнджер постаралась податься ближе к огню, но крепкие руки Забини, сжимающие ее ребра, невесомо отодвинули ведьму назад. — Если все будут тебя игнорировать, ты сойдешь с ума. А я обещал одному человеку, что не наврежу тебе ни при каких обстоятельствах. Взгляд Гермионы цеплялся за танцующее пламя. В мягком свете ее личико приобрело здоровый оттенок: пропала болезненная бледность, в глазах появились искры. Тепло расслабляющей волной прокатывалось по всему телу. — Малфою? — Нет. Не ему. — А кому? — Все-то ей узнать нужно. На долгие минуты повисло молчание. Слышался треск сухих поленьев, объятых огнем, да их смешанное дыхание. Гермиона спиной чувствовала, как вздымается грудная клетка Забини. И зачем-то старалась дышать невпопад, обрекая себя этим на головокружение. — Ты можешь начать читать вслух, пожалуйста? — Вопрос сорвался с губ быстрее, чем Грейнджер успела его обдумать. Тишина сохранялась еще мгновение, пока ведьма не поспешила оправдаться: — Я… хочу слышать хоть чей-то голос. — Ее шепот стал едва различим. — Мне очень одиноко, Блейз. Когда тишина вновь затопила и так безмолвные стены, Гермиона почувствовала себя круглой дурой. Что еще попросить? Может, вернуть ей палочку? Или станцевать румбу, чтобы не так скучно было? Однако стоило ее губам, готовым к ядовитой реплике, приоткрыться, как Забини вдруг ответил: — Только если пообещаешь не убивать нас. — Не могу. — Губы Грейнджер растянулись в улыбке. — Вы чудовища и монстры. — Ну тогда и сиди в тишине, — он сделал паузу, — истеричка кудрявая. И вновь умолк. Гермиона была готова поклясться: он улыбался. Как, в общем-то, и она сама.***
Грейнджер ухватилась за руки Блейза, потупив взгляд в пол. Нет, это было решительно невозможно — адаптировать свое тело под новые реалии. Ее ноги были такими тяжелыми, словно каждая кость весила по меньшей мере тонну. А то и несколько тонн. Пыхтение, стоны, капли пота, скользящие по бледному лицу, — все это были регулярные атрибуты ее уроков ходьбы. Таких прошло уже три. Понятное дело, что никто не требовал от нее незамедлительных свершений. И даже неизменная привычка Грейнджер быть лучшей во всем отошла на второй план: теперь единственной мотивацией, заставляющей превозмогать дикую боль в затекших икрах и позвонке, был побег. Свобода — она обещала себе вырваться на свободу, к друзьям. Настоящим, а не тем, что разыгрывают подобие близких взаимоотношений. В зубах Гермиона сжимала белую тряпку — еще на первом занятии мсье Фальконе сказал, что лучше закусывать ткань, а не губы. Меньше шансов пораниться. Это тоже стало неотъемлемым элементом каждой практики: Забини, помогавший ей сегодня, аккуратно вложил кусок рваной футболки Грейнджер в рот и как-то глупо подмигнул. А после… После завалился на кровать, с насмешливым видом наблюдая, как Маркус помогает ей встать. Фальконе придерживал ее за предплечья, но не тянул. Блейз поддерживал со спины, но не толкал. Вся работа была на Гермионе, которая то и дело замирала, скрючиваясь от сильной боли в ногах и спине. Тогда ее вес тут же равномерно распределялся между двумя итальянцами, превращая ведьму в пушинку. Проходило несколько минут, и Грейнджер снова с шумом выдыхала, стискивала крепче ткань в зубах и делала очередную попытку встать на ноги. Это было настоящим кошмаром. Без преувеличений и глупого кокетства: боль, которую пережила Гермиона при первых попытках подняться, было просто не описать словами. Лицо искажалось в калейдоскопе чувств: от растерянности и непонимания, как же двигаться дальше, до жгучего гнева, потому что боль сеяла в ней зерна ярости. Вот и сейчас, стоя на ботинках Забини, поддерживаемая им со спины, а Фальконе — спереди, она злилась. Потому что не выходило. Ее ноги так ослабели, что попросту отказывались двигаться самостоятельно. Мышцы напоминали вату, что никак не хочет формироваться в нужную фигуру. — Блейз, шаг левой, — скомандовал Фальконе, стискивая маленькие ладошки. Гермиона промычала что-то нечленораздельное, когда Забини выполнил указание. Она крепче вдавила пальчики в руки Маркуса. — Шаг правой. — Мсье, ее уже потряхивает. Может, остановимся на сегодня? А то еще отключится, как в прошлый раз… Гермиона облегченно вздохнула. Да, упорство настаивало на продолжении, но здравый смысл все же превалировал: тело горело, мышцы находились в чрезмерном напряжении. Есть же такая стадия боли, когда становится смешно? Так вот, Грейнджер проскочила ее минут тридцать назад. Маркус кивнул. Он осторожно приподнял Гермиону и усадил на кровать. Голова шла кругом, дыхание сбилось. Блейз осторожно провел влажной салфеткой по ее лбу, стирая капли пота, и ведьма слабо, но благодарно улыбнулась. Сейчас бы холодненькой водички… или поспать. Или, может, даже ванну принять! Каждый раз после редких упражнений в ходьбе Грейнджер чувствовала невероятную усталость. Дверь противно скрипнула. Девичий взгляд, пропитанный тревогой, тут же прыгнул в сторону, откуда исходил звук, однако от сердца отлегло, когда в подземелья вальяжным шагом вошел Нотт. Он взъерошил слегка вьющиеся волосы и, прислонившись к дверному проему, лукаво подмигнул наблюдающей Гермионе. — Всем-всем грязнокровкам привет! Гермиона среагировала моментально. Забыв о тряпке, которую все еще сжимала во рту, она промычала самые нелестные слова из своего лексикона, которые только знала, презрительно щурясь в ответ на широкую улыбку Нотта. Фальконе быстро вытащил ткань из разжатых зубов. — О, нет-нет. Вы можете ее оставить? — Тео сунул руки в карманы, приподнимая брови. — Она мне нравится больше, когда молчит. — А ты мне нравишься больше, когда находишься где-то вне этой комнаты. — Гермиона с вызовом скривилась. Могла бы — показала бы средний палец, но руки попросту не поднимались из-за тремора мышц. Фальконе усмехнулся, проверяя ее позвонок. Пока целитель ощупывал выступ, Грейнджер сверлила Нотта строгим взглядом. Она принципиально не сводила глаз со слишком открытой улыбки Тео: по крайней мере, так манипуляции Маркуса ощущались менее болезненно. Забини снова плюхнулся на кровать. — Неплохой прогресс! — Фальконе довольно улыбнулся, потрепав кудрявую макушку. — Так держать! — Так держать Малфоя за порядочного и честного человека! — Тео воинственно взмахнул кулаком. Забини шумно фыркнул. — Вот моя коленка наверняка прижилась бы быстрее. — Не сомневаюсь. — Гермиона приподняла брови, изгибая губы в подобии насмешливой улыбки. Маркус стащил перчатки с рук, прошептал заклинание, и они тут же испарились в воздухе. — Если бы ты вообще здесь не появлялся, мы бы стали лучшими друзьями. — Разве мы уже не лучшие друзья? Тео послал ей воздушный поцелуй. Грейнджер закатила глаза, подавляя желание улыбнуться. — Ragazzi, только не поубивайте друг друга. Гермиона! — Стоя в дверях, Фальконе указал на нее пальцем. Ведьма подобралась. — Не принимай ничего из рук этих хулиганов. У тебя через полтора часа прием зелий, никакой еды и воды. Понятно? Блейз тут же засуетился. Уместив предплечье на макушке Гермионы, он в шутливом жесте приложил ладонь второй руки к ее виску. Ведьма лишь опустила уголки губ в наигранной серьезности. Маркус негромко рассмеялся, потирая переносицу. В последнее время он мало спал, о чем сообщил ей сегодня во время осмотра, когда едва не перепутал зелья. В целом, это было заметно и без пояснений: глаза целителя покраснели, он постоянно подавлял зевки, ограничиваясь глубокими вздохами. Его самоотверженность в наблюдении за здоровьем пациентов отзывалась в Грейнджер безграничным теплом: как бы то ни было, Маркус был тем человеком, которому Гермиона безоговорочно доверяла. С ним было очень комфортно. По-иному, кроме как «тепло», это чувство и не назовешь: вливая ей в горло Зелье сонливости, целитель обязательно гладил ее по кудрявым волосам. Самые страшные минуты, осматривая позвонок, всегда сопровождал веселой итальянской песней и потихоньку учил ее легким фразам. И вот Грейнджер уже знала несколько слов на родном языке целителя и наизусть заучила мотивы его любимых мелодий. — Вам двоим — беречь мою любимую пациентку. Тебе — спать! И дверь за ним захлопнулась. Блейз, уперевшись ладонями в матрас, внимательно смотрел на Тео, расположившегося в кресле напротив. Гермиона зевнула: ей жутко хотелось прикрыть глаза и наконец-то расслабиться. Без Маркуса становилось тоскливо. Вот бы он еще раз потрепал ее по голове. — А ты что вообще тут делаешь? У тебя ж сегодня дела были. — Забини приподнял подбородок, прищуриваясь. Тео передернул плечами. — Да там все отменилось… Я вообще прибежал, потому что у Паркинсон очередная драма. Нотт выпрямился в кресле. Гермиона неуверенно переглянулась с Забини. Видеть Тео таким было… странно. Необычно и немного жутко: Тео, который обыкновенно не переставал сыпать шутками, вдруг посерьезнел. — Я боюсь, что ее действительно могут выдать за Сивого… — Голос дрогнул, и его взгляд устремился к коленям. — Вы просто представьте, что с ней случится, если ее отец… все-таки решит сделать именно так. — Ну, у нас есть секретное оружие. — Блейз закинул руку на тонкие плечики Гермионы, приближая ведьму к себе. Он звонко чмокнул ее в пушистую макушку. — Вот этот львенок их там всех порвет. — Прекрати… Я всего два раза сталкивалась с оборотнями, и это… — Гермиона поежилась, прижимаясь к плечу Забини, — это было ужасно. — Да ты их там всех! Одной левой — вот так, бац! — Тео согнул предплечье в локте, имитируя удар. Гермиона заливисто засмеялась. — Ты явно переоцениваешь мои способности. — Да ладно… — Теодор печально вздохнул, складывая руки на коленях. — Ты всего лишь умирающая грязнокровка, чей потенциал никогда не сравнится с нашим, чистокровным. Грейнджер опешила. Она возмущенно приоткрыла рот, хватая воздух, и ее брови сошлись на переносице. Воцарилась молчание: Тео игриво смотрел на нее — медово, как он умел, — а Гермиона сильнее хмурилась. — Я не это имела в виду, между прочим. Я все еще уделаю тебя в дуэли, Нотт. — Парализованная? — Я нормальная! — Тонкий голосок дрогнул, и покрасневшей Гермионе пришлось прокашляться. — Я уже не парализована. Хожу, головой верчу — вот, посмотри! — Она попыталась повернуть голову, однако Блейз, сидящий рядом, крепко сдавил ее виски, не давая закончить начатое. — Львенок, Мерлина ради, сиди спокойно… — Но я могу! Я могу и повернуть голову, и… — Да погоди ты! — Забини осторожно убрал кудряшку, прильнувшую к губам Грейнджер. — Ты так вертишь головой, что я переживаю, как бы ты ее себе не свернула. — Ничего я себе не сверну! — Гермиона дернулась, скидывая прикосновения Блейза. Тот смотрел на нее с широкой улыбкой. — Я могу нормально двигаться! Я… — Ладно, мой чистокровный друг… Кажется, наша любимая грязнокровка действительно может справиться самостоятельно. Мы здесь больше не нужны. — Тео глубоко вздохнул, состраивая страдальческое выражение лица. Он уперся руками в подлокотники, поднимаясь с кресла. Грейнджер наблюдала за тем, как Нотт возвышается над ней, однако сам парень даже не заметил разницы в росте, что образовалась между ними. — Я, на самом-то деле, пришел, потому что нам пора идти. Служба, — он выделил слово, заставляя ведьму вздрогнуть, — зовет. Нужно отработать прогулянные часы. Блейз тут же отодвинул Гермиону от себя, но она успела заметить, как он напрягся. Забини устремил взгляд вперед, на недавно заполненную книжную полку, и нехорошо поморщился. Он кивнул — неуверенно, но все же смиренно. Нотт лишь похлопал Забини по плечу. — Не мы выбираем сторону, друг мой. Она выбирает нас. Гермиона сглотнула, глядя то на одного парня, то на другого. В животе завертелось гадкое чувство: а вдруг?.. А если они решат?.. — Не трогайте моих друзей, — вырвалось тихое. Гермиона крепко зажмурилась, стискивая зубы. — Умоляю. Только не Гарри и Рон. — А что насчет остальных, кудряшка? Или другие не твои друзья? Она поджала губы, сглатывая. Молчание растянулось. — Тронете их, и я превращу вашу жизнь в ад. — Гермиона открыла глаза, яростно изгибая губы. — Клянусь, только попробуйте, и я не посмотрю на все то, что вы для меня сделали. Они — самое дорогое, что у меня есть. Только попробуйте… — Успокойся, Грейнджер. — Нотт сложил руки на груди, улыбаясь. — Ничего нового ты не сказала. Как будто мы не знаем, что стоит Поттеру чихнуть, как ты тут же слетишь с катушек. Упаси Салазар, такого добра нам не надо… Забини наградил Нотта долгим, тяжелым взглядом. Он покачал головой и прикрыл глаза: было видно, как отразились на нем слова про невыполненный долг. Шумно вздохнув, Блейз встал. Он выглядел так, словно… Гермиона прищурилась. Словно сейчас решалось нечто очень важное. Ее быстрый, цепкий взгляд коснулся обоих парней, и брови свелись у переносицы. Забини даже не удосужился попрощаться: он лишь кинул тоскливый взгляд на настороженную ведьму, поджимая губы, и направился к выходу, перехватив Нотта у самых дверей. Тот что-то зашептал Забини на ухо. Гермиона смотрела, как удаляются их спины, когда боковым зрением зацепила… Не может быть. Грейнджер глотнула воздуха сквозь приоткрытые губы. Не отрывая взгляда от спорящих, ведьма осторожно придвинулась вперед. На кресле, там, где еще недавно сидел Нотт, лежала палочка. Волшебная палочка. На секунду ее сердце остановилось — она смотрела на спины парней, но видела только палочку… Потихоньку, еле слышно она сделала движение к цели. И еще. И еще — она приближалась аккуратно, почти незаметно, однако каждое движение словно ударяло по вискам и мышцам спины. Крепко сжав губы, Гермиона решилась: лучше уж один раз перетерпеть боль, чем вкушать ее по миллиметру. Внутри бурлили эмоции: вот так… просто? Завладеть тем, о чем мечтала столько времени? Набрав как можно больше воздуха, Грейнджер сделала последний рывок к оставленной палочке. Секунда — и ее пальцы кос… Хлопок! Она захлопала ресницами. Рот приоткрылся, и до пораженного сознания даже не сразу дошло, что Грейнджер свалилась на пол. Ведьма приземлилась на оголенные коленки. Пустой взгляд был прикован к палочке. Уже не волшебной. Вместо нее в ладони лежала желтая резиновая игрушка. — Грейнджер! — Нотт подлетел к Гермионе, обхватывая ее за ребра и поднимая на ноги. Ведьма ошарашенно посмотрела на Тео — на его лице отражался испуг. Придерживая ее за локти, парень наклонился и осмотрел девичьи коленки. Раздался громкий выдох облегчения. — Слава Салазару… Крови нет… — Ты… — прошептала она, моргнув. Тео усадил ее на кровать. — Это что, палочка из магазина Уизли?.. — Да, — Тео натянуто улыбнулся. — Хотел тебя развеселить, думал, это будет смешно. И было бы, если бы ты не… — Я тебя убью, — шепот соскочил с ее тонких губ. Нотт настороженно ухмыльнулся, отводя голову. — Грейнджер, это была шутка. Ну, юмор — знаешь же такое слово? После шуток смеются. Стоило Тео закончить фразу, как перед глазами у Грейнджер повисла пелена. Беззастенчивый тон и непонимание, отчего же ей не весело, сработали не хуже красной тряпки для быка, и Гермиона, яростно взревев, изо всех сил вмазала ему кулаком в лицо. Зажатая в ее пальцах игрушка издала противный резкий звук. — Блядь! Тео отскочил, его рука взметнулась к лицу. Он принялся истерично тереть кожу. — Грейнджер, ты что, больная?! Ты больная?! — Нотт повернулся к ней спиной, сгибаясь. — Ты чуть глаз мне не выбила! Гермиона, сжимая зубы, подорвалась с места. Двигаясь максимально неуклюже, она в два шага нагнала парня и со всей силы толкнула его в спину. Тео пошатнулся. — Я тебя убью, Нотт! Ты думаешь, это смешно?! Ты, сраный придурок! — Грейнджер впечатала игрушку ему в поясницу, припирая в стене. Опять раздался резиновый звук. Нотт, казалось, даже не дышал: только рука замерла у лица. — Думаешь, со мной можно так обходиться?! То, что я хреново хожу, еще не значит, что я не смогу тебя отлупить! Ноги оторвались от земли. В нос ударил знакомый парфюм, отдающий восточными специями. — Наобщалась львиная принцесса с Пожирателями. Уже игрушками им угрожать начала, — басистый голос Забини звенел где-то над ухом. Гермиона куклой висела в его руках. Она не вырывалась, но и не отводила злобного, почти ненавидящего взгляда от Нотта. Блейз осторожно уложил ведьму на кровать и вытащил некогда бывшую палочкой игрушку из крепко сжатого кулака. — Будь я на твоем месте, зарядил бы ему этой штукой отнюдь не в спину. Тео уязвленно взвизгнул, когда в него с характерным звуком прилетела пищалка. Все еще прижимая руку к глазу, он юлой обернулся на двоицу и оскорбленно приоткрыл рот: — Доброе утро! Это я тут пострадавший! Я хотел по-дружески разыграть эту истеричную дуру, настроение ей поднять, а она чуть глаз мне не выбила! И себе чуть колени не разбила! — И это только начало, придурок! — горячо прикрикнула Гермиона, щурясь. Забини легонько толкнул ее в плечо ровно в тот момент, когда ведьма предприняла попытку вновь подняться с постели. Тео, сдавливая губы от обиды, приблизился к Грейнджер, однако наткнулся на вытянутую руку Блейза. — Разошлись в разные стороны, пока я вас обоих не обездвижил! — Зато вон она как резво поскакала! — Нотт ткнул в нее пальцем. — И все благодаря мне! Даже кулак занести смогла! — Я наберусь сил, Нотт, — голос Гермионы сочился яростью, — я наберусь сил и отметелю тебя так, что ты в жизни не забудешь! — Психичка неуравновешенная! — Эгоистичный говнюк! — Все! Брейк! Разошлись, я серьезно говорю! — Забини вытащил палочку в предупредительном жесте. Его взгляд метался между их лицами. — Тео, на выход! Грейнджер, спать! Гермиона раздраженно фыркнула, буравя взглядом уходящего Теодора. Уже в дверях он развернулся и, скривившись, показал ей средний палец. Челюсти Грейнджер клацнули — казалось, она была готова вот-вот броситься и перекусить ему сонную артерию. Может, если бы не усталость, так бы и случилось. Однако стоило одеялу обнять ее тонкие плечи, как Гермиону сморило, как по щелчку пальцев, глубоким сном.***
В поместье Малфоев даже нежилая пристройка была отделана с лоском. Несмотря на то, что помещение, с его слов, использовали как склад для ненужных вещей — в чем, кстати, Гермиона усмотрела злую иронию, — интерьер был на удивление приятным. Да, хлама здесь было немерено, однако это играло им на руку. Ее упрятали в самый укромный уголок пристройки, к которому нужно было найти путь в лабиринте из завешанных зеркал, изысканных, но ненужных тумбочек и огромного количества старых картин. Кровать, на которой спала Гермиона, была скрыта со всех сторон: с одной стороны ее перекрывал широченный шкаф из красного дуба с привычно распахнутыми дверцами. С другой — расположились старый письменный стол, заваленный книгами, и поставленный торцом матрас. Обнаружить здесь Гермиону случайно было попросту невозможно. А если бы кто и явился искать ее намеренно, ей хватило бы времени, чтобы спрятаться. И дело было не только в том, что сориентироваться среди такого количества вещей довольно сложно. Здесь постаралась Нарцисса. Впервые увидев леди Малфой, Грейнджер была готова заплакать от страха. Сердце сжалось, плечи поникли, голова закружилась. Разыгравшееся воображение рисовало наихудшие варианты развития событий. Однако Нарцисса оказалась на удивление… спокойной. Как и подобает чистокровной хозяйке поместья, она уверенно-элегантно отдавала распоряжения, направляя слизеринцев, что принесли Грейнджер на руках. Даже позволила себе обезоруживающе улыбнуться в ответ на испуганно округленные глаза Гермионы. И как только Драко положил молодую ведьму на кровать, Нарцисса взмахнула палочкой, вырисовывая руну за руной. — Отвлекающие… чары? — прошептала Грейнджер, не отрывая взгляда от изящных движений леди Малфой. Вот чьи манеры передались Драко. — Разновидность. — Нарцисса обратила внимательный взгляд к гостье, улыбаясь одними уголкам губ. — Увидеть вас могут только Малфои и доверенные нам лица. А мы доверяем немногим, мисс Грейнджер. Будьте спокойны. К счастью, проверять, насколько действенны чары, ей пока не пришлось. Слизеринцы и правда безошибочно находили упрятанную в лабиринтах мебели кровать. Заглядывающий чаще всех Забини и вовсе бил рекорды: он находил Гермиону за считанные секунды, тогда как у Пэнси на преодоление того же пути уходило не меньше минуты. Тем вечером они как раз пришли вдвоем. Паркинсон начала проводить в компании Гермионы все больше времени, и последняя никак не могла взять в толк, что послужило причиной столь резкой смены гнева на милость. Пэнси — та самая, которая драла глотку, уверяя, что скорее съест лягушку, чем добровольно останется с грязнокровкой в одном помещении, — преспокойно сидела на кровати Грейнджер и увлеченно слушала, как Забини читает «Приключения воздушного шара Эймурда». — Эймурд вздыхает томно, с присвистом, звучащим подобно птичьему щебету. Смотрит он: застрял шар в ветвях столь дремучих и древних, что видели не одно падение империй. Шар, его самый крепкий шар, сотканный из плотной материи, смастеренный годами одиночества и стойкой верой в предрассудки, готов был вот-вот разорваться на мелкие лоскутки. Тот самый шар, что столетия пролетал над империями, не мог пережить неспособное к жизни дерево. — Знаешь, чего я не могу понять? — Пэнси повернула голову к Гермионе. Они сидели по разные стороны: Грейнджер у изголовья, а Паркинсон прижималась спиной к выбеленной стене. — Нахрена он просто смотрит на шар? Уже миллион страниц читаем про него, а я все сообразить не могу. — Ну, не миллион… — Забини опустил взгляд на страницы обитой шелком книги. — Всего двести двадцать восемь. Гермиона убрала кудри за уши, улыбаясь. Она хитро глянула на парочку. — Да нет же тут никакого шара. — Грейнджер легко пожала плечами. — Это аллегория любви Эймурда к Лилибет. — Чего? — Пэнси скептически изогнула бровь, глядя на книгу. — Не могу поверить. Зачем кому-то писать такую чушь? Уперев ладони в матрас, Грейнджер уселась поудобнее. — Смотри. Шар, — она обрисовала силуэт воздушного шара, — это чувства. Дерево — Лилибет. По сути, здесь говорится о том, что Эймурд легко мог справиться с любыми чувствами, кроме любви к Лили. Поэтому-то шар и запутался, поэтому он на грани того, чтобы лопнуть: Эймурд просто не знает, что делать дальше. — Мне кажется, если бы он правда так сильно любил Лилибет, то давным-давно предпринял бы что-нибудь. — Забини отложил книгу на колени, складывая руки на груди и откидываясь на спинку кресла. — Иначе это как-то… глупо, что ли. — Эймурд созерцатель. — Гермиона кивнула, словно в подтверждение собственных мыслей. — Он не способен на поступки, о которых пишут в классических романах. К примеру, увести из-под венца — нет, это совсем не про него. Эймурд не такой человек, но его… безынициативность не делает его трусом! Наоборот, он очень смелый, потому что не отрицает любовь, а просто наблюдает за ней, позволяет ей расти. Он… как бы это… — Грейнджер подняла взгляд к потолку. — Его подвиг в том, что он не мешает Лилибет жить счастливо даже несмотря на свою зависимость от нее же. В такой постановке задачи все, что ему остается, — это просто смотреть. И он находит в себе силы смотреть и радоваться ее успехам! Вот поэтому я и считаю, что «Приключения» — это история о настоящей, искренней любви: вместо того, чтобы признаться ей и лишить ее возможности на спокойную жизнь в браке, он выбирает смолчать. То есть заведомо ставит ее благополучие выше собственного. Понимаете? Гермиона с каким-то странным чувством отметила долгий взгляд, которым обменялись Пэнси и Блейз. На душе заскреблось нечто без имени: вдруг накатил стыд за слишком длинную тираду. Ведьма потерла шею пальцами, ощущая, как горят щеки. — Львенок, разве не лучше тот, кто борется за общее счастье? — спросил Блейз, не отрываясь от глаз Паркинсон. Та как-то нехорошо поджала губы. — Э-э… — Грейнджер водила взглядом между ними, и ее брови медленно ползли к переносице. — Я думаю, что на тот момент для Эймурда и Лилибет уже не существовало общего счастья. Разве что в самом начале истории… Да, там Эймурду действительно не стоило отпускать Лили, потому что проблема была несколько… надуманной. Если бы он решился на разговор, они бы смогли развеять его предубеждения по поводу отношений. Лили бы сразу сказала, что не посягает на его комфорт. Но сейчас у них нет шанса на совместное будущее: не просто же так ворон пригрелся в ветвях дерева и лопнул шар. Проще говоря, Эрик положил конец страданиям и Лилибет, и Эймурда. Героиня нашла того, кто сможет позаботиться о ней именно так, как она того и хотела. Блейз приподнял брови, глядя на Пэнси. Паркинсон скривилась. — Этот ее жених — жеманный павлин, который погнался за Лили, только потому что это первая не упавшая к его ногам ворона. Все его внимание — чушь собачья и попытка разгадать Лилибет. А Эймурд в ней не копался. Он просто любил, пусть и через страх. — Да! — Гермиона активно закивала. Попытка встрять в баталию взглядов, развернувшуюся между Забини и Паркинсон, оказалась успешно проигнорирована. Слизеринцы смотрели лишь друг на друга. — Кого мы обманываем, — Блейз насмешливо фыркнул. — Эймурд любил страдать, а не Лили. Ему внутренний конфликт важнее действий. Мы еще не дочитали, но я уже убежден, что он закончит в одиночестве. — Смотрите-ка! — Паркинсон наигранно выдохнула сквозь приоткрытые губы. — Как занятно выходит: один любит страдать, второй — сложные загадки. Так и на кой черт им Лилибет? — Чтобы двигаться дальше, Паркинсон. Если ты не заметила, там описывается довольно жуткая атмосфера, а Лили явно выбивается из общей картины. Она вселяет надежду. — О, ну конечно! Какое клише, Салазар! Пэнси подалась вперед к Блейзу, сверкая глазами. Воцарилось недолгое молчание. — Знаешь, что я думаю? Эрик должен был оставить Лилибет в покое. Они с Эймурдом с самого начала шли по одному и тому же пути, и этот придурок не имел никакого права встревать на середине. Это поступок настоящего подонка. — Если бы Эрик не поселился в ветвях Лилибет, она бы так и сгинула в одиночестве! — Забини высоко поднял брови, возмущенно фыркая. — Прямо как Эймурд. Это ты называешь совместным путем? — О, поверь, он бы нашел способ к ней вернуться! Если бы Эрик не лез не в свое дело, все бы у Лилибет и Эймурда было отлично! Гермиона наблюдала за ними с удивлением. Прочистив горло, она наконец подала голос: — А вы… точно о книге говорите? Паркинсон раздраженно фыркнула и встала с кровати. Поджав губы, она не оборачиваясь направилась к выходу. Слышались только грозный цокот каблуков и стоны мебели, которой не повезло попасться под руку. И как только возмущенно хлопнула дверь, Гермиона перевела недоуменный взгляд на Блейза. Парень не реагировал. Опустив глаза куда-то на матрас, он словно отрешился от мира. Абсолютно пустое выражение лица — только в черных глазах переливается калейдоскоп мыслей. Грейнджер чувствовала себя парадоксально неуютно: ссора разгорелась буквально из ничего. А она даже не поняла, что стало яблоком раздора, чтобы суметь сгладить углы. Тихонько вздохнув, Гермиона подвинулась ближе к Забини и осторожно сжала его пальцы ледяной ладонью. Тут же их взгляды перекрестились, и ведьма несмело улыбнулась. Забини прикрыл глаза. Брови его свелись, как будто внутри щелкнуло что-то болезненное, и Блейз крепче сжал тонкую ладонь Гермионы. Он зажмурился, неуверенно поведя головой. — Скажи мне, Гермиона, — парень сделал паузу, хмурясь, — разве Эрик в этой книге отрицательный герой? Ты же знаешь ее наизусть, так ответь… неужели его нужно ненавидеть? — Нет. — Когда Блейз поднял глаза на бледную ведьму, Гермиона тепло ему улыбнулась. — Разве можно судить кого-то за чувства? Эрик ведь никак не влиял на Лилибет, это было ее решение, ее право сойтись с ним. Эймурд… понимаешь… — Ее взгляд метнулся к потолку. — Я не верю в то, что люди могут построить совместное счастье на фундаменте приятных слов. Мой папа, например, не так-то уж и часто говорил маме, что любит ее. Но каждый раз, уходя за покупками, он приносил ее любимые ореховые конфетки — хотя она даже не просила. Он дарил ей белые пионы, помогал по дому… — Девичьи губы растянулись в ясную улыбку. — Сердце глупое, его можно взять и красивыми словами. А вот разум никогда не очаровать бездействием. Лили была в безопасности со своим женихом, с ним было стабильно. А Эймурд… он хотел слишком многого, но ничего не мог дать взамен. На долгие минуты повисло молчание. Забини погрузился в глубокую задумчивость. Гермионе очень хотелось залезть к нему в голову, но она не решалась прерывать тишину. Свои мысли ей уже порядком надоели, теперь хотелось препарировать, словно лягушку на столе, и чужие. — Такая удивительная штука, львенок… Он посмотрел на нее из-под ресниц — опасливо, словно готовился открыть какую-то тайну. Гермиона нахмурилась, комкая джемпер в ладонях. — Ты о чем? — Блядь, как же это все… — Блейз провел рукой по коротко стриженным волосам, хмыкая куда-то в сторону. — Некстати… Грейнджер почувствовала, как в груди змеей зашевелилась тревога. Она окинула помещение быстрым взглядом, вправо-влево, просто чтобы… Блейз смотрел в одну точку куда-то на свои колени. Он тихо рассмеялся. — Знаешь, котенок… пусть это Эймурд показал Лилибет Эрику… Но ведь именно Эрик раскрыл, как сильно Лили умеет любить. Гермиона поежилась: такого не было в тексте. Она неуютно заерзала на подушках. Забини оттолкнулся от крупного кресла, тяжело вздыхая. Он сделал пару шагов и прислонился лбом к прилегающему к ее кровати шкафу. — Эрик должен сохранить Лилибет для себя, львенок. Должен… — Он замолчал, и его голос сорвался на болезненный шепот: — Если увидел в ней свет. — Блейз, но там же не б… — Молчи. — Он запустил руку в волосы. — Пожалуйста, Гермиона, не говори ничего. Я и сам знаю. — Блейз ударился головой о стенку шкафа. Голос его отдавался эхом, заставляя ведьму вжиматься в витиеватые пруты кровати. — Просто молчи, ладно? Я сам себя сведу с ума, решая, кто же прав: Эймурд или Эрик… Ты все равно потом не вспомнишь, о чем мы говорили, а мне с этим грузом жить дальше. — Почему это я не вспомню?.. — послышалось тихое после долгого молчания. Блейз хмыкнул. — Потому что Эрик никогда не был так же важен для Лилибет, как Эймурд. И вновь — тишина. Еще несколько мгновений назад молчать с ним было так комфортно… Сейчас же Гермиона чувствовала себя совсем не в своей тарелке. В сознании промелькнула какая-то едва уловимая мысль — и тут же затерялась, оставшись непойманной. Грейнджер никогда не была сильна в понимании глубинных чувств. За годы дружбы она заучила манеры друзей, с переменным успехом научилась распознавать собственные эмоции, но внутренний мир других по-прежнему казался ей неразгаданной загадкой, бескрайним океаном без дна. Сколько ни ныряй, песчаного дна стопой не коснешься. Ее новоиспеченного приятеля явно что-то терзало, и Гермионе очень хотелось спросить, что же Забини имел в виду. Но что-то чуткое внутри подсказывало: сейчас лучше не лезть. — Знаешь… — Гермиона прилегла на кровать, устремляя взгляд на лепнину на потолке. Она чувствовала: Забини хочет уйти. Однако оставить его без каких бы то ни было слов поддержки она не могла. — И все же я думаю, что они оба — и Эймурд, и Эрик — заслуживали счастья. Просто не с Лилибет… Им всем нужно было идти своим путем, а не связываться друг с другом. Забини тяжело вздохнул, нервно потирая штаны ладонями, и покачал головой. Его пропитанный грустью взгляд исподлобья устремился на Гермиону. — Ничего ты не понимаешь, львенок. Вот вроде умнейшая ведьма, а когда дело касается чувств… — Парень покачал головой. Он снова глубоко вздохнул, нарушая тишину, после чего сжал кулаки. — Лилибет правильно сделала, что выбрала жениха. — Он вновь ударился лбом о стенку стеллажа. — Эймурд бы ее разочаровал. Грейнджер промолчала. Вряд ли здесь могли помочь слова. Человек, говорящий полунамеками, сам может решить свою проблему. Хотя бы потому что уже ее осознает. — Мне пора. Сладких снов, Гермиона. Возможно… — он сделал паузу, сжимая зубы. — Возможно, меня не будет пару дней. Не теряй, ладно? Риторический вопрос перемешался с быстрой поступью шагов, исчезающих за мебельными преградами. Грейнджер молча смотрела в удаляющуюся широкую спину. И чем тише становился звук шагов, тем отчетливее она чувствовала, что в груди поселилось какое-то нехорошее предчувствие. Гермиона приложила ладонь к сердцу, ощущая его сбивчивый стук — резкий, отрывистый, отдающий гулом в ушах. Шла четвертая неделя ее заточения, и Грейнджер ощущала кожей: скоро случится что-то плохое. Воздушный шар устремился вниз.