***
Вечерний режим Питера, связанный с «патрулированием», практически соответствует тому, что представлял себе Баки. Парень надевает свой костюм и взбирается на крыши с помощью своих «веб-шутеров», перепрыгивая от здания к зданию, раскачиваясь как на качелях, и пользуясь своими обостренными чувствами, чтобы сверху высматривать проблемы и преступные деяния. Баки наблюдает, пока пацан не исчезает из виду, оставаясь ждать. Они выбрали самую высокую и пустую крышу, которую только смогли найти – место, где их вряд ли заметят, но с достаточным открытым пространством, чтобы иметь возможность свободно проводить спарринги. Баки разогревается, пока Питер занимается своим патрулированием – пацану, наверное, не сильно понадобиться растяжка после подобных полетов, поэтому Баки использует время, чтобы проработать свои малоиспользуемые мышцы. Он ни с кем не дрался после тех отморозков той ночью, когда встретился с Питером. Его левая рука ощущается немного ржавой (в прямом смысле), металл скрипит и стонет, когда он тренируется наносить удары ею вперед, поэтому Баки решает поработать над другой рукой и ногами, вместо нее. Все равно он не хочет использовать свою левую руку против Питера, даже для тренировки. Особенно, когда она неисправна. Он прилично вспотел к тому времени, когда Питер, раскачиваясь, возвращается обратно на крышу, снимая свою маску и очки, и улыбается Баки, как будто он рад его видеть. - Угадай что! – говорит он, подскакивая к нему. – Я поймал угонщика! - Да? – говорит Баки, замечая покрасневшую, блестящую кожу на счастливом лице Питера. - Да! Он пытался взломать дверь ломом, поэтому я остановил его, и он разозлился, и он пытался ударить меня им, но я опутал его паутиной и какая-то милая леди, которая видела все это, вызвала копов, поэтому я оставил записку о том, что он сделал, и оставил его им. Баки окидывает Питера взглядом: - Тебя ударили? - Хм, - Питер смотрит вниз на себя, проверяя руки, грудь и ноги. – Я так не думаю? Может быть. Если меня и ударили, то мне уже не больно, так что, наверное, даже синяка не будет. Вздохнув, Баки убирает волосы с лица. Спасибо Богу за исцеляющий фактор пацана. - Итак, с чего начнем? – спрашивает вышеупомянутый пацан голосом, бурлящим от волнения. - Для начала, - отвечает Баки, делая несколько шагов назад, пока между ними не остается достаточное расстояние, - я хочу, чтобы ты попытался скрутить меня, именно так, как ты бы поступил с обычным преступником. К счастью для тебя, твои способности, кажется, больше всего подходят для боя на средней дистанции. Мы поработаем над рукопашным боем позже, так как для тебя это, скорее всего, будет крайней мерой. Сейчас давай просто сосредоточимся на обезвреживании и выведении из строя противника. Я хочу посмотреть, как ты двигаешься. - Понял, - говорит Питер, натягивая маску и очки обратно. - Ну ладно, - говорит Баки, занимая оборонительную позицию. – Нападай на меня.***
В целом, Баки довольно впечатлен способностями Питера. Очевидно, что пацан потратил бесчисленное количество часов на обучение и освоение своих приемов, и, кроме того, он очень быстро учится. Его подвижность – учитывая его скорость и супер силу – это нечто невероятное, и он сообразительный и шустрый, не говоря уже о находчивости. Баки с трудом верится, что этот пацан не провел всю свою жизнь, играя в супергероя. Ему не легко, он использует всю свою выносливость и рефлексы, чтобы увернуться и противостоять каждой попытке оплести себя паутиной, но Питер довольно равномерно не отстает от него на протяжении всего боя. Они заканчивают небольшим рукопашным спаррингом, и пока стратегия Питера, кажется, по какой-то причине состоит в основном из «делать всевозможные действия, кроме нанесения ударов», его метод отбрасывания противника назад, чтобы получить определенную необходимую дистанцию, хорошо отработан и эффективен. Он новичок, но потенциал у него огромный. Баки чувствует себя немного обескураженным. Бой выигран, когда Питер успешно обездвиживает его правую руку, когда Баки медлит в парировании атаки своей левой рукой, подставляя под паутину Питера свои ноги и туловище, и тот, по сути, приклеивает его к поверхности крыши. - Еху! – ликует Питер, немного подпрыгивая и вскидывая руки в знак победы, прежде чем застонать и опуститься на колени. – Уф, дерьмо, я так устал. - Да. Хороший бой, парень, - говорит Баки, разрывая паутину вокруг правой руки и плеча резким механическим рывком левой. – Теперь у меня есть неплохое представление о том, над чем нам надо работать. - Эм, давай я помогу, - говорит Питер, когда перебирается к нему, снова снимая маску, затем становясь на колени, чтобы помочь разорвать паутину вокруг одной из ног Баки, пока мужчина занимается другой. – Хм, извини, я немного перестарался. Мне никогда не приходилось так тяжело сражаться, поэтому я, э-э… - Не парься, парень, - говорит Баки, снимая последнюю паутину со своей одежды и вставая, затем протягивая руку Питеру. – Ты молодец. И ты сумел обезвредить меня, не пытаясь убить в адреналиновом угаре, так что есть дополнительные очки. Лицо Питера искажается почти комичной тревогой. - Это… это нормально? Баки пожимает плечами. - Бой, даже ненастоящий, может пробудить в некоторых людях зверя. Но у тебя хорошие инстинкты. Это важно. - Ну… - начинает Питер, тревога исчезает, и на ее месте появляется застенчивый, несколько смущенный румянец. – Эээ, спасибо, я думаю. Он слегка улыбается Баки, но с каким-то напряжением: есть поток эмоций в глазах мальчишки, который он прячет, опустив свой взгляд. В том, что Баки только что сказал, есть явно что-то, что Питеру не нравится – что-то, что беспокоит и тяготит его. На мгновение Баки задается вопросом, может ли быть, что пацан больше боится боли, чем показывает, но он сомневается в этом. Питер и раньше признавался, что боится, и похоже, не стыдился этого, так что, должно быть, дело в чем-то другом. И он уверен, что знает в чем. - Ты сохранял хладнокровие и ни на секунду не забывал о собственной силе, - произносит Баки ровным и уверенным тоном. – Ты знаешь, что ты сильнее, чем большинство людей, и можешь легко выиграть любой бой, если прекратишь беспокоиться о причинении вреда другим, но ты этого не делаешь. Ты сдерживаешься, даже подвергаешь себя опасности, потому что это правильно. Ты должен доверять себе, Питер. Ты не хочешь причинить людям боль. Ты должен верить, что когда это действительно важно, та часть тебя, которая больше заботится о защите других, чем о выигрышных сражениях, будет контролировать ситуацию. Питер улыбается ему, его беспокойство ослабевает, мгновение его глаза сияют, прежде чем он снова опускает свой взгляд. Что-то - еще? - пробегает по его лицу, выражение, которое Баки не может распознать, что-то между нежностью и печалью; умиротворенностью и озабоченностью. - Ты тоже, - произносит мальчишка почти еле слышно. – То же самое касается и тебя, Баки. Баки моргает, нахмурив брови: - Что? - Раньше, - неуверенно говорит Питер. – Я выиграл только потому, что ты не хотел ударить меня. Я знаю, что я ребенок, и ты будешь сдерживаться из-за этого, но я не думаю, что именно поэтому. Я… я думаю, что ты тоже боишься. Навредить мне. Но ты такой же как я, поэтому ты должен доверять себе тоже. Пацан снова улыбается, уже теплее, глядя на Баки с такой непоколебимой верой, что на мгновение Баки думает, что его стошнит. Какого хрена я делаю, паникует он, уставившись в огромные, темные и теплые глаза Питера. Я не должен даже разговаривать с этим пацаном. Что, черт возьми, я сделал? Не подозревая о его внутреннем смятении, Питер направляется туда, где лежит его рюкзак, и начинает стаскивать свой костюм, запихивая его на дно даже чересчур переполненного рюкзака. Снова надев толстовку и джинсы, он встает, перекидывая рюкзак на плечо, прежде чем повернуться и снова улыбнуться Баки: - Эй, ты голоден? Через дорогу есть пиццерия, которая все еще открыта. Я угощаю? Это зашло слишком далеко, разум Баки отчаянно взывает к нему. Ты не тот, кем он тебя считает. Ты должен прекратить это прямо сейчас, прежде чем он узнает. Когда он не отвечает, Питер подходит обратно к нему, оглядывая крышу в том месте, куда безнадежно уставился Баки. - О, не беспокойся об этом, - говорит Питер, указывая на кучи разбросанной паутины, скомканной и застывшей по всей поверхности, как результат их боя. – Она растворится через пару часов. Быстрее, если пойдет дождь. У нас не будет проблем, я обещаю! Ты опасен. Ты знаешь, что нынешнее состояние дел долго не продержится. Убери его подальше от себя, прежде чем что-то случится, что ты не сможешь контролировать. Ты не можешь это контролировать. Ты не можешь это контролировать. Ты собираешься его… Рука, мягко обхватившая его металлическую руку, вырывает Баки из его мыслей, когда он удивленно бросает взгляд вниз. Рука мальчишки удобно переплелась с его левой рукой, побуждая ее раскрыть стиснутый кулак, который он сжал, слегка успокаивающе сжимая его пальцы. Баки чувствует ладонь Питера, тонкую и такую маленькую, мягко расположившуюся на его кулаке и сжимающую его пальцы, кожа Питера теплая в сравнении с его металлической рукой. - Видишь? – тихо произносит Питер, по-прежнему улыбаясь, осторожно снова сжимая его руку. – Все в порядке. Баки не может ничего сказать, не может ответить на эту абсолютную уверенность в голосе мальчишки, который настолько уверен в себе – в Баки. Как, черт возьми, этот ребенок может доверять ему так сильно за такой короткий срок? Баки даже не уверен в том, что однажды не прикончит себя, не говоря уже о других людях. Но этот пацан уверен. Он уверен. Он доверяет ему. Может быть, Баки тоже может ему доверять. - Давай, пойдем, съедим пиццу! – улыбается Питер, просовывая свою другую руку через лямку рюкзака. – Я умираю с голоду! Он направляется к двери на лестницу в своей обычной манере, энергичной и рассеянной, а затем останавливается, когда замечает, что Баки все еще стоит на месте. Он оглядывается на него с сияющими глазами и открывает рот, чтобы что-то сказать, когда сильный порыв резкого холодного ветра проносится по крыше и врезается в них обоих. Баки практически не чувствует его, но Питер начинает заметно дрожать, сразу же обхватывая себя руками и зарываясь нижней половиной лица в воротник своей толстовки. Эта картина заставляет Баки начать двигаться прежде, чем он даже осознает это, хватая капюшон Питера металлической рукой и надевая его на голову ребенка, которого он затем кратко мягко похлопывает. Ладно, парень, - говорит он, отпуская и направляясь к двери. – Пицца так пицца.***
Баки почти не спит той ночью. Ну… мягко говоря, вчерашний день был чертовски длинным: начиная с мыслей о том, что с Питером случилось что-то ужасное, когда тот не появился, к узнаванию того, что пацан не живет дома и, заканчивая тревожным осознанием того, что Питер находится под очень опасными заблуждениями относительно характера Баки; не говоря уже о всепоглощающем страхе, что он определенно подвергает ребенка, который безоговорочно ему доверяет, опасности. Он собирается заняться своими обычными субботними делами, коротая время до тех пор, пока ему не придется выгуливать собак как-ее-там. Прошлым вечером Питер спросил, может ли он сегодня зайти немного пораньше, так как нет никакой школы, поэтому Баки хочет пойти и закончить с работой как можно скорее. На сороковой минуте часовой прогулки Баки сворачивает за угол с собакой на поводке в каждой руке, когда он чуть не врезается прямо в ребенка. Не просто в какого-то ребенка, а в его… нет, в того самого пацана. - Эй! – говорит Питер, отпрыгивая, чтобы не врезаться прямо в грудь Баки. – Привет, Баки! - Парень, - говорит Баки вместо приветствия, натягивая поводки, когда собаки встают на задние лапы, чтобы с любопытством обнюхать мальчишку. Питер изумленно вздыхает, его лицо загорается, как солнце: - О, Боже, кто вы такие, ребята! – восклицает он, падая на колени и пытаясь погладить обеих собак, которые начинают щедро осыпать его оживленными, мокрыми поцелуями. Фу. – Как их зовут? – спрашивает он, поднимая взгляд на Баки из-под мельтешения собачьих языков. Откуда, черт возьми, он должен знать? Он даже не помнит имени их владелицы. - Они собаки, - пытается он, надеясь, что это удовлетворит Питера, но понимая, что этого не произойдет. Он прав. - Собакам тоже нужны имена! – фыркает Питер, хватая большую собаку за ошейник и глядя на бирку. – Ты… Тесса, - говорит он, ухмыляясь, а затем тянется к бирке другой собаки. – А ты… Доджер. Приятно с вами познакомиться, ребята! - Парень, - снова пытается Баки, не в силах скрыть веселье в своем голосе. – Они собаки. - Хорошие собаки! Баки вздыхает, снова натягивая поводки, чтобы дать пространство, когда Питер пытается встать. Он замечает, что рюкзак пацана, кажется, снова переполнен – но у него сегодня не было занятий, верно? Так что, скорее всего, он переполнен не книгами. Не говоря уже о том, что они прилично далеко от дома Баки. Может быть, продукты? - Что ты здесь делаешь? – спрашивает он, не стараясь скрыть растерянность в голосе. Питер поднимает на него взгляд, и знакомый застенчивый румянец разливается по его щекам. - Убиваю время. Баки хмурится: - До чего? - До… - произносит Питер, затем замолкает, улыбаясь Баки застенчивой улыбкой, и пожимает плечами. – Э-э, я просто подумал, что, наверное, было бы невежливо зайти слишком рано. Он хмурится еще сильнее. Почему он просто не подождал дома? - Чьи это собаки? – спрашивает Питер, прежде чем Баки успевает озвучить свой собственный вопрос. - Какой-то леди, которой был нужен кто-то, чтобы выгуливать их, - говорит он. Глаза Питера загораются снова: - Могу я помочь тебе выгулять их? – он практически умоляет, его стремление ощутимо. Баки вручает ему поводок большей собаки – видимо Тессы – и Питер улыбается так, как будто Баки ему только что дал слиток чистого золота. - Это потрясающе! – говорит он, пристраиваясь рядом с Баки. – Вперед, Тесса! Он не говорит Питеру умерить свой энтузиазм, почему-то неспособный удержать свою предыдущую угрюмость, наблюдая, как пацан болтает с собакой так же, как он это делает с Баки. Тесса, как бы то ни было, является более радостным слушателем, чем Баки, хотя, в конце концов, Питер устает многократно спрашивать ее: «Кто хорошая девочка?», с не то чтобы разнообразными результатами. - Что ж, - говорит Питер через некоторое время, когда они идут возвращать собак. – Я не знаю, интересно ли тебе, но я принес несколько фильмов. Я подумал, что это будет веселее, чем просто я, болтающий весь вечер, как обычно. Я знаю, что у тебя нет телевизора, поэтому я принес свой ноутбук, хочешь? Я одолжил несколько дисков у чувака в школе - его зовут Нед, он мне очень нравится, мы отлично ладим – в любом случае, он позволил мне одолжить свою коллекцию «Звездных войн». Тебе нравятся «Звездные войны»? Баки усвоил, что беспроигрышный вариант, когда разговариваешь с Питером, это просто отвечать на последний вопрос, заданный во время его оживленной болтовни, а затем ждать, когда он задаст любые другие вопросы, на которые, по его мнению, ему нужны ответы, когда он неизбежно задаст их повторно. - Я не знаю. - Ты никогда не видел «Звездных войн»? – изумляется Питер, глядя на Баки с нескрываемым негодованием. – О, мой Бог, мы должны посмотреть их! Я имею в виду… если ты захочешь! Баки улыбается, и не пытается скрыть это: - Конечно, парень.***
- Позволь мне уточнить, - говорит Баки, уставившись в маленький экран ноутбука перед ними, который незатейливо поставлен на дерьмовый стул Баки. – Второй фильм на самом деле пятый? Питер смеется, втиснувшись рядом с Баки на потрепанном диванчике, откусывая еще кусок от их домашних сэндвичей. - Эпизоды один, два и три являются приквелами-сиквелами. Они идут первыми, но были созданы позже. Баки хмурится, глядя на экран, сдвинув брови: - Так они сначала сняли четвертый эпизод? - Угу, - ухмыляется Питер, явно слишком забавляясь растерянностью Баки. – Странно, правда? - Это нелогично. Пацан разражается смехом, скручиваясь, пока его голова почти не касается подлокотника, а его колени не упираются в левую руку Баки. - Я знаю, ясно? Я не знаю, о чем они думали. Баки не может не согласиться. За исключением запутанной хронологической последовательности, в остальном фильмы на самом деле довольно хороши. Баки впечатлен спецэффектами – которые, по какой-то причине, оскорбляют Питера, который решительно настаивает на том, что они не могут продемонстрировать сегодняшнюю магию кино и что они не выдержали испытание временем – и это приводит к признанию того, что Баки никогда раньше не смотрел кино, что поражает Питера, и он чуть не вскакивает со своего места. - Никогда? – спрашивает он, подняв брови почти до линии волос. – Даже до того, как ты покинул Бруклин? Баки понимает, что он сказал что-то не то – что-то ненормальное, подозрительное для Питера – но откуда, черт возьми, он должен был знать, насколько распространен просмотр фильмов? Не то, чтобы Питер особо обращал внимание на то, что у него в квартире нет телевизора и компьютера. - Может быть, смотрел, - пытается он, даже не стараясь скрыть растерянность в голосе. – Очень давно. Если и так, то я этого не помню. Кажется, это успокаивает Питера, и мальчишка улыбается с появившимся возбужденным блеском в глазах: - О боже, ты знаешь, что это значит? Есть так много потрясающих фильмов, которые я должен показать тебе теперь. Как… боже мой, ты не смотрел «Властелина колец» тоже?! Он едва успевает отрицательно покачать головой, прежде чем Питер снова начинает болтать: - Мы должны посмотреть его! В следующий раз. Обязательно. О, погоди, возможно, нам придется растянуть просмотр – есть всего три фильма, но каждый из них идет по четыре часа, так что нам понадобиться практически целый день наслаждаться ими. - Черт, парень. Где ты находишь время, чтобы сидеть и смотреть двенадцатичасовой фильм? Питер ухмыляется, пожимая одним плечом, когда его щеки немного розовеют: - На самом деле раньше, до того, как я стал Человеком-Пауком, у меня было много свободного времени. Фильмы и видео-игры - это все, чем я занимался. - Хм, - говорит Баки, не зная, что еще сказать. Он не знает точно, что такое видео-игры, но не хочет больше тревожить пацана, спрашивая. Пара спокойных минут проходит в тишине, пока Питер полностью сосредотачивается на ноутбуке; Баки больше посматривает, чем по-настоящему смотрит фильм. Это забавно, но он не увлечен. Хотя костюмы, ненастоящие космические корабли и светящиеся лазерные мечи – это круто, Баки предпочитает в основном просто наблюдать видео на экране с безопасным уровнем отстраненности. Предсказуемо Питер нарушает тишину первым: - Эй, мы будем сегодня вечером снова тренироваться? - Да, - говорит Баки, не глядя на него. – Мы будем тренироваться каждый день, пока я не буду уверен, что ты можешь должным образом защитить себя. Он ожидает, что Питер даст типично восторженный ответ, что-то вроде: «О, круто!» или «Вау, это здорово!» или «О боже, не могу дождаться!» или что-то настолько же взбудораженное и ребяческое. Он привык к тому, что Питер радуется всему, даже самому незначительному, поэтому когда ответа нет, Баки оглядывается и видит, что Питер уставился на него широко раскрытыми и растерянными глазами, Баки мысленно на минуту зависает. - Что? – спрашивает он, отзеркаливая недоуменное выражение лица Питера. – Что не так? Питер открывает рот, но не произносит ни слова, и он снова закрывает его, нахмурившись. Баки приводит в замешательство то, что обычно такой разговорчивый пацан не находит слов – он что-то не то сказал? - Просто… - наконец справляется Питер, его голос тихий, а тон – грустный…? Просто, я, хм… я удивлен, наверное. Что ты хочешь заниматься этим. Я чувствую себя… э-э, я чувствую себя ужасно, что прихожу так часто. Я имею в виду, навязываюсь. Я-я прихожу каждый божий день, и я знаю, что это вроде как грубо, поэтому я собирался извиниться и приходить меньше, но… я не хочу. Мне нравится проводить с тобой время, и у меня нет… - он прерывает сам себя, его глаза расширяются, как будто в удивлении, затем сразу же начинает снова говорить, быстрее. - Поэтому я просто… я не знаю, просто набирался смелости, чтобы начать приходить реже, потому что, должно быть, раздражает то, что я здесь все время, поэтому меня застало врасплох услышать то, что ты будешь тренировать меня каждый день, и все. Извини. - Парень, - говорит Баки медленно и спокойно по сравнению с эмоциональными рассуждениями Питера. – Ты не навязываешься. Голос Питера тихий и неуверенный, и больше похож на детский, чем Баки когда-либо слышал: - Правда? - Посмотри на меня, - говорит он, теперь более твердо, поворачиваясь, чтобы отзеркалить положение Питера на диванчике, лицом к мальчишке, спиной вжавшись в подлокотник, с одной согнутой ногой на сиденье, в то время как Питер в защитном жесте прижимает ноги к груди. – Разве я похож на того, кто будет лгать, чтобы заставить человека чувствовать себя лучше? - Нет, - тихо отвечает Питер, качая головой. - Точно. Если бы ты меня раздражал, я бы тебе сказал. Я не против, что ты приходишь каждый день, парень. Правда. Питер улыбается, но эта улыбка натянутая и непродолжительная. Его глаза начинают наполняться слезами, и Баки совсем не готов к этому. Фильм подходит к концу, музыка доносится через маленькие колонки в почти пустой квартире Баки, пока эти двое сидят и смотрят друг на друга до тех пор, пока Питер не опускает мокрый взгляд на свои ноги. Видео заканчивается, музыка останавливается, и тишина заполняет комнату, Питер не говорит ни слова, пока сдерживает слезы, и Баки не знает, почему. Он не знает, почему его компания – из всех людей именно его компания – так много значит для этого ребенка, не знает, что Питер возможно получает, тратя время с ним, помимо значительной части своих сбережений, на самом деле, он не знает ничего о Питере, кто он, откуда он взялся или почему он плачет. Но он хочет узнать. Он хочет спросить, но ждет, давая возможность сначала Питеру успокоиться. Когда его глаза становятся сухими, Питер, наконец, снова поднимает на него взгляд, без сомнения намереваясь сказать что-то, возможно, извиниться, но Баки заговаривает первым: - Где твои родители? Если Питер и удивлен вопросом, он не показывает этого. Его выражение лица нечитаемое, взгляд направлен мимо Баки, как будто он смотрит сквозь него. Когда он отвечает, его голос отстраненный и звучит так, как будто он плакал намного сильнее, чем на самом деле. - Они умерли давным-давно. Баки ждет, надеясь, что Питер скажет что-то еще, но мальчишка остается нехарактерно тихим, свернувшись калачиком возле подлокотника. Обычно он бы оставил все как есть – не имея реального желания выпытывать – но он хочет понять, он должен знать, откуда пацан взялся, как оказался здесь. - Питер, - произносит он, удивленный мягкостью в своем голосе. Пацан поднимает на него взгляд широко раскрытых глаз, темных и очень сильно переполненных горем. – Расскажи мне, что случилось. Пацан сглатывает, глубоко вздохнув и на мгновение крепко обхватив свои колени руками, прежде чем выдохнуть и еще глубже вжаться в диван. - Я родился на Манхеттене, - говорит он тихо и мягко. – Когда мне было пять лет, мои родители уехали в командировку, и их самолет разбился. Честно говоря, я не очень хорошо их помню. Я даже не думаю, что знал бы, как они выглядели, если бы у меня не было их фотографий. Баки слушает, молча и неподвижно, давая возможность пацану говорить в своем неторопливом темпе. - Мои тетя и дядя взяли меня к себе. Мэй и Бен. Они вырастили меня, и хотя они не были моими родителями, я считал их таковыми, понимаешь? Они всегда были рядом. И они были замечательные. Им пришлось со многим справиться, чтобы убедиться, что я в порядке, и мы… мы всегда были счастливы. Он не упускает тот факт, что Питер использует прошедшее время. Баки начинает чувствовать, как его горло сжимается. - Прошлым летом… - начинает Питер, затем останавливается, его глаза снова наполняются слезами. – Помнишь, я говорил, что хожу в школу для богатых? Один из старых друзей моего отца – я думаю, что бывший коллега – он богатый ученый, и он предложил мне написать рекомендательное письмо, чтобы помочь мне поступить туда, если я выполню для него какую-то работу. Честно говоря, в основном это бессмысленная лабораторная работа. Я думаю, ему просто нужна была дополнительная пара рук, за которую ему не пришлось платить. В любом случае именно там я был укушен. Пауком. Он смотрит на свои руки, уставившись на них так, как будто ожидая, что они будут выглядеть иначе, чем обычно. Когда он говорит, его голос настолько переполнен отчаяньем, что Баки даже не узнает его. - Я сразу понял, что что-то не так. Все мои чувства внезапно обострились до сумасшедшего уровня, не говоря уже о том, что я стал сильнее, быстрее… я хотел рассказать своим тете и дяде, но я не мог. Они действительно хотели, чтобы я пошел в эту школу, но они не одобрили мое принятие помощи мистера Озборна – моему дяде, по какой-то причине, он очень не нравился – поэтому я не мог сказать им, что произошло. Вжавшись еще глубже в угол между подлокотником и спинкой дивана, Питер снова обхватывает руками свои подвернутые ноги, практически сворачиваясь в клубок. - Прямо перед началом школы… - говорит он, слезы льются из его глаз, стекая по щекам обильными ручьями. - Мои тетя и дядя ушли на свидание. Я был дома, и… что-то было не так. Теперь я знаю, что это из-за укуса паука у меня есть это, вроде… наверное, что-то вроде ощущения. У меня появляется предчувствие, например, когда есть опасность или что-то не так, и в ту ночь… я… Он судорожно вздыхает, руками стиснув ткань джинсов, отчаянно пытаясь удержаться от рыданий. Баки чувствует себя вросшим в сиденье, заледеневшим насквозь. Он понимает, чем закончится эта история, но безмолвно умоляет, чтобы он оказался не прав. - Что-то было не так, - произносит Питер, почти всхлипывая. – Я знал, что что-то не так. Я чувствовал это. Я бежал всю дорогу до ресторана, где они ужинали и… там были все эти полицейские и машины скорой помощи, и они пытались не пустить меня, но я пробежал мимо них, и… они были там, просто… лежали там, рядом с нашей машиной. Кто-то застрелил их. Полиция заявила, что это было ограбление. Сумочка моей тети и бумажник дяди пропали. Питер опускает голову, утыкаясь лбом в колени, и плачет, молча и незаметно, за исключением дрожащих плеч. Сердце Баки кажется холодным в груди, как будто оно перекачивает лед через его вены, вместо крови. Он не знает, что сказать. За свою короткую жизнь Питер ощутил максимально возможное горе, потеряв своих родителей – дважды – не говоря уже об изменениях его тела, через которые он прошел сам, справляясь с этим и бог знает с чем еще, вслед за похоронами двоих людей, которых он любил больше всего на свете. Сделав еще один глубокий вдох, Питер поднимает голову, его лицо полностью красное и мокрое от слез, и он вытирает его тыльной стороной рукава толстовки, дыша через рот, пока шмыгает носом, пытаясь успокоиться. Он не поднимает глаза на Баки, не отрывая взгляд от своих коленей, его глаза, уставшие, и выглядят намного безнадежнее, чем Баки считал возможным для ребенка. - Сейчас я в приемной семье, - говорит Питер, почти бормоча. – Мои тетя и дядя заплатили приличную сумму, чтобы меня приняли в ту школу, поэтому мне повезло, что я все еще могу ходить туда. Это поддерживало и придавало мне силы. Это, и еще то, что я Человек-Паук. Я знаю, что если бы… если бы Мэй и Бен были живы, я знаю, что они… Мэй бы хотела, чтобы я оставался в школе, а Бен, если бы он знал о моих силах, он бы хотел, чтобы я помогал людям, поэтому… поэтому я придерживаюсь этого, делаю все правильно для них. Добиваюсь того, чтобы они мной гордились. Он не хотел прерывать, но воспоминание о том, что сказал Дельмар – что у Питера были «плохие семьи» - приходят на ум так резко, что Баки не может себя остановить, прежде чем сказать: - Твоя приемная семья готова платить за эту дорогую школу? Питер, наконец, поднимает на него взгляд с расширенными в вопросе глазами, прежде чем опустить его обратно, расстроено нахмурившись и уставившись на свои колени. - Нет, - тихо шепчет он, тихо и грустно. – Вот почему я занимаюсь репетиторством. Мои тетя и дядя заплатили за этот год, но мне… мне нужно собрать деньги на следующий год. Баки хмурится в ответ, сдвинув брови. - Парень, если тебе нужно собрать деньги на оплату своей школы, почему ты все время тратишь столько на еду? Питер бросает на него взгляд, нахмуренность исчезает и ее заменяет выражение замешательства. - Потому что… - медленно произносит он, как будто не уверен, что Баки имел в виду, - мне нужно есть...? Баки хмурится еще сильнее. - Почему ты просто не ешь дома? Что-то мелькает на лице пацана – может быть, настороженность или даже тревога – но в любом случае на мгновение он выглядит раздосадованным, как будто не хочет отвечать на этот вопрос. Сузив глаза, обеспокоенный Баки наклоняется вперед: - Они тебя не кормят? Питер поджимает губы, как будто пытается не дать себе говорить, затем еще плотнее сворачивается клубком и говорит: - Просто… это долгая история. Баки смягчает свое выражение лица, пытаясь казаться спокойным и ободряющим. - Все нормально, - говорит он. – Ты можешь рассказать мне. Он видит колебание в глазах пацана, в языке его тела – чтобы это ни было, у Питера очевидно есть сомнения относительно того, чтобы рассказать ему, но в конце концов он вздыхает и снова опускает взгляд. Он всегда боялся встречаться глазами с Баки, когда нервничал. - Первые две приемные семьи были хуже всех, - явно неохотно говорит он. – Они были… там происходило много плохого. Они были… жестокими, я думаю. Я пытался защитить себя, но я никогда не хотел использовать свою полную силу, потому что тогда я бы причинил вред людям, и… и они бы узнали, что я ненормальный. Поэтому я просто терпел, а потом попытался рассказать своему социальному работнику. Но дело в том, что они никогда не верили мне, потому что у меня есть супер-исцеление, и синяки всегда сходили к тому времени, когда я пытался обратиться за помощью. Левая рука Баки дрожит вдоль спинки дивана, нервы в плече сбоят от силы внезапной ярости, которая проносится сквозь него. Он хватает свое металлическое запястье правой рукой – как можно незаметней, чтобы не прерывать Питера – и давит большим пальцем по нижней стороне своего левого запястья, чтобы с помощью руки сбросить неожиданной поток яростной энергии, которая бьет по его конечности. К счастью, Питер не обращает внимания и продолжает говорить. - Я не переставал пытаться привлечь чье-то внимание. В первой семье были другие дети, я не был единственным. Я пытался защитить их, но это просто означало быть боксерской грушей, и… Баки сжимает спинку дивана настолько сильно, что чувствует, как под его металлическими пальцами начинает раскалываться дерево под обивкой. - …. по-прежнему не имея возможности доказать наличие жестокого обращения. В конечном итоге, после того, как это случилось несколько раз в двух разных семьях, они просто отнесли меня к «проблемному случаю», и, ну… мой социальный работник практически сказал мне, что если я продолжу создавать проблемы, то они переведут меня из Квинса, а это значит, что мне бы пришлось сменить школу. Я не могу этого допустить, поэтому я просто… на самом деле я не задержался на новом месте. Гнев Баки резко поднимается, когда он, наконец, узнает то, что хотел знать больше всего. Питеру некуда идти. - Это не обычный детский дом, - говорит Питер, продолжая отводить свой взгляд. – Это больше похоже на приют, но для таких проблемных детей, как я. Это приют для мальчиков, но он слишком переполнен, там есть еда, но всегда недостаточно – еда означает, что кому-то она не достанется. Там даже не хватает кроватей, в конечном итоге, многие дети спят на полу в спальных мешках, и… я не знаю. Я просто… не могу там оставаться. Я знаю, что должен быть благодарен, что у меня вообще есть крыша над головой, но… я не хочу больше попадать в неприятности и закончить тем, что мне придется оставить школу. Поэтому я просто держался подальше. Женщина, которая управляет этим местом, даже не заметила. Я думаю, она считает, что я сбежал, и не удосужилась сообщить об этом. В основном я держу вещи в своем шкафчике в школе и в своем рюкзаке, а ночью пробираюсь в спортзал. - Парень, - говорит Баки, его голос звучит так же надломлено, как он себя чувствует. Питер прерывает его: - Я знаю, хорошо? Я знаю, что это неправильно, и я должен вернуться и просто… не высовываться, но это… это так сильно меня напрягает, что я меньше боюсь быть пойманным, проникая в школу, чем оставаться в приюте. - Парень, - снова пытается Баки, теперь тверже, хотя Питер, кажется, даже не слышит его. - Извини. Мне правда жаль. Клянусь, я не пытался, вроде как воспользоваться… твоим хорошим отношением ко мне или что-то в этом роде. Я знаю, что я довольно жадный и немного эгоистичный, я понимаю, я просто не могу… я не могу объяснить, каково это, иметь возможность приходить сюда, общаться с тобой, есть, типа, настоящую еду, гулять с собаками, разговаривать и… и я не знаю, извини за подобное вторжение к тебе, я знаю, что это не круто, и это странно, но я просто чувствую себя в безопасности, когда я здесь с тобой, а я не чувствовал этого уже несколько месяцев, и… Его рука приходит в движение прежде, чем он может остановить ее, хватая гораздо меньшую руку Питера и крепко удерживая ее в металлическом кулаке. Питер замолкает, переводя взгляд между лицом Баки и их руками, он прослеживает каждый палец и сустав протеза Баки широко открытыми, любопытными глазами. - Посмотри на меня, - говорит Баки, довольный тем, насколько мягко звучит его голос, учитывая яростный ураган, бушующий в нем. – Ты не можешь жить в своей школе, парень. И я ни за что не позволю тебе вернуться в эту гребаную тюрьму. Ты можешь остаться со мной. Питер, вздрогнув, отшатывается, удивленный и ошеломленный: - Что? - Я сказал, - решительно повторяет Баки, - я не позволю тебе вернуться в то место. Ни за что на свете. Ты можешь остаться со мной, Питер. Неверящее выражение лица Питера заставляет его выглядеть вдвое младше со своими большими, карими глазами, широко раскрытыми, мокрыми и темными. - Правда? – шепчет он. - Да, парень, правда, - говорит Баки и улыбается ему. – Ты можешь остаться со мной. Баки хочет еще больше успокоить его – хочет сказать ему: «Ты можешь забрать диванчик, мы возьмем еще мебель, я позабочусь о тебе, я обещаю», но ему не удается это сделать, потому что следующее, что он осознает, что у него в руках оказывается плачущий подросток и тонкие руки Питера крепко обхватывают его за шею, практически раздавив в сокрушительном объятии. Питер сильно вжимается лицом в грудь Баки, пытаясь заглушить рыдания, льющиеся из него, и Баки сидит, немного в растерянности, не зная, что делать. Питер отчаянно цепляется за него, и есть что-то ужасно знакомое в этом ощущении – маленькие руки, обнимающие его за шею и держащиеся за него. Как будто под воздействием одной только мышечной памяти его собственные руки поднимаются и тоже обхватывают Питера, прижимая его к груди и крепко обнимая. Он позволяет туманному далекому воспоминанию о том, как он держал кого-то вот так, взять бразды правления на себя, позволяя своему телу делать то, что оно хочет, и в конечном итоге, он полностью затягивает Питера на свои колени и мягко его покачивает, одной рукой обхватив за затылок, а вторую положив на спину, и сжимая его в крепком, но все же мягком объятии. Руки Питера остаются сжатыми на его рубашке, его тонкое тело дрожит от силы слез, и Баки просто не мешает ему, проводя своими металлическими пальцами сквозь спутанные волосы мальчишки, а затем нежно прижимаясь нижней частью лица к макушке головы Питера. - Все хорошо, мелкий, - шепчет он в волосы мальчишки. – Я с тобой. Проходит некоторое время, но, в конце концов, Питер так и вырубается, его крепкая хватка на рубашке Баки, наконец, ослабевает, когда он засыпает. Баки еще немного ждет, чтобы убедиться, что мальчишка крепко спит, а затем осторожно проводит маневр, перекладывая его с колен на диванчик, приглаживая ему волосы, пока мальчишка сворачивается калачиком, и аккуратно кладя его голову на подлокотник. Баки снимает со своего матраса тонкое флисовое одеяло и укрывает Питера, открыто улыбаясь, когда мальчишка зарывается лицом до глаз под него. С последним мягким поглаживанием по голове Баки встает, хватает свой телефон и записную книжку, и выходит на балкон. Он не ожидает, что ответят – все-таки вечер субботы – но теперь, когда он взял эту ответственность на себя, он действительно не может больше ждать. К тому времени, когда включается автоответчик, Баки знает точно, что он собирается сказать. - Привет, Фрэнк, это Джим Барнс. Я хотел позвонить и сказать, что я принял решение, и если ты все еще заинтересован… Он оглядывается на дверной проем, на Питера, свернувшегося калачиком и крепко спящего. - Я согласен на эту работу.