Реприза

конец марта, Тэхен.

      Мин Юнги удивительный в своей странности человек. Таких, как он, несуразно-очаровательных и нелепых одновременно, больше не существует. У меня было достаточно времени, чтобы подумать хотя бы о чём-то, но мои мысли превращались в хаос каждый раз, когда я представлял его образ. Каким-то образом этот чудаковатый и невероятно раздражающий персонаж никак не выходил из моей головы целый месяц.       Когда я увидел его за окном витрины старого книжного магазина, куда я периодически заглядывал, чтобы посмотреть пластинки, я на мгновение даже удивился. Я ждал и не ожидал этой встречи, и это было так странно, и так в его манере одновременно. У него определенно был какой-то талант постоянно заставать меня врасплох. Он был таким растрепанным, с этими огромными глазами, на что я лишь рассмеялся, и мое настроение отчего-то жутко улучшилось, будто бы я уличил его в чем-то. Понятия не имею, куда он так спешил, но он стоял напротив, будто бы его ноги вросли в асфальт намертво, он мешался всем прохожим, которые на него ворчали, но совершенно этого не замечал. Он смотрел на меня, словно на приведение, и мне вся эта ситуация казалась до жути комичной, словно я был манекеном в каком-то эксклюзивном бутике. Я добродушно помотал головой и развернулся на выход. Ситуацию нужно было как-то спасать, или его растопчут.       Я вышел, с удовольствием вдыхая теплый весенний воздух. Погода стояла замечательная, природа оживала, это та самая пора, когда в сердцах людей появляется надежда. Может быть, Пандора открыла свой ящик именно весной, оттого и зима кажется самым лютым и суровым временем года, когда случаются все несчастья, а после жизнь кротко успокаивает и утешает мимолётным теплом. С весной приходит солнечная ласка и облегчение. Я пощурился, как довольный кот, и посмотрел на него. Силы на злобу закончились, нервничать и переживать тоже надоело. Я просто разрешил себе плыть по воле момента, а там — пусть будет, что будет. Может быть, это какой-то очередной узелок на нити судьбы, последствия которого я пойму позже? Ничего в жизни не происходит просто так, в конце концов, сколько раз еще нужно в этом убедиться?       Я сунул пластинку подмышку и подошел к нему. Какой-то частью себя я был рад его видеть и сейчас разрешил себе пожить этим мгновением, не тая злобы и обиды за прошлое. У меня был целый месяц на это, хотя врезать ему совершенно точно надо было бы, но так, для профилактики. — Тэхен… - выдохнул он, подойдя ближе на шаг, будто приближался к клетке с диким зверем.       Я понимал, почему он боялся моей реакции, я бы на его месте тоже боялся. Я добродушно пожал плечом, коротко улыбнувшись и поправив очки. Он мне нравился, пусть я и не понимал его и считал, как минимум, чудаком. Как максимум — полным засранцем, из-за которого этот месяц показался мне адом. Если он скажет, что я ему не нужен, мы оба будем знать, что он врет. Он рассматривал меня, быстро бегая глазами. Может быть, я и правда слишком хороший человек, раз могу простить такие вещи так просто? Я скрестил руки на груди, придерживая пластинку за уголок, и изогнул бровь в немом вопросе, усмехнувшись. В самом деле, пора уже возвращаться в реальность. — Тэхен, - коротко выдохнул он на одном предыхании, на что я почти рассмеялся. Я бы точно съязвил ему, что, вообще-то, в курсе, как меня зовут. Он выглядел побитым щенком, и мне на секунду даже стало жаль его. Я подумал, что, вероятно, ему жилось даже еще хуже, чем мне.       Он порывисто обнял меня за шею, притягивая к себе и впиваясь в плечи пальцами. Мои руки непроизвольно опустились, и я замер, чувствуя, как он уткнулся лбом куда-то в мой шарф. Он мелко дрожал. Лишь спустя мгновение я выдохнул и перестал глупо моргать, позволив себе положить свободную руку на его спину. Мне показалось, что он тихо сглатывал слезы, но я уговаривал себя, что мне всего лишь почудилось. — Ты все еще не разговариваешь, - глухо выдохнул он куда-то мне в шею, не то спрашивая, не то утверждая. Я кивнул, неосознанно погладив его по спине.       Он едва отстранился, взяв мое лицо в свои большие ладони, и внезапно я ощутил, как обожгло мои губы теплом. Я лишь успел резко вдохнуть прежде, чем осознал, что он целует меня, ненавязчиво, но уверенно, притягивая к себе. Я даже не успел закрыть глаза, так и стоял, не в силах выдохнуть, чувствуя сухость его подрагивающих губ. Его руки были холодными. Я сглотнул и опустил глаза, когда он отстранился, оглаживая мои щеки холодными пальцами и, кажется, поправляя пряди волос за уши. Мин Юнги – чертово глобальное разрушение, настоящая катастрофа, несущая хаос. Это вообще безопасно быть теми, кто мы есть на самом деле?       Он осторожно выпустил меня из объятий, и только в этот момент я заметил, как сильно бьется мое сердце, будто бы меня лихорадит. Я совершенно не имел никакого понятия, что это было и зачем, и более, чем уверен, что он сам не знал ответа на этот вопрос. Я посмотрел на него из-под опущенных ресниц и заметил его замешательство, значит, я был прав. Я выдохнул и покачал головой, рассмеявшись с абсурдности ситуации и доставая телефон из кармана пальто. Юнги внимательно осматривал меня и вдруг тяжело вздохнул, почему-то помотав головой. Он внезапно съежился и показался мне совсем крошечным, ссутулившимся и замерзшим. «Ты так соскучился, или я так хорошо выгляжу?»       В мгновение, когда он почувствовал вибрацию в кармане, на его лице отразилась куча эмоций: от смущения до вины и непонимания. Я цокнул языком и закатил глаза, набирая еще одно сообщение. «Вот только давай без этой твоей жалости».       Юнги читал сообщения, со всей силы сжимая смартфон до побелевших костяшек. — Почему ты ведешь себя так, будто все нормально?       Я сморщился и уставился на него. Все и было нормально, но, видимо, Мин Юнги умел все драматизировать и успел надумать за нас обоих. Может быть, дело в том, что за месяц я уже свыкся со своей немотой, а для него это все еще неожиданно. «Ты так раздражаешь», - фыркнул я и заблокировал телефон, отворачиваясь. — Ты все еще заноза в заднице, Тэхен, - хохотнул он, то ли отчаянно, то ли истерически. Я улыбнулся. «Зато не бросаюсь на всех с поцелуями. Ладно бы еще поцеловал по-человечески… Псих ненормальный». — Может быть, я влюблён и в самом деле соскучился? - спросил он заговорщицки, разворачиваясь и размеренно ступая вперед, точно зная, что я пойду следом, а я лишь толкнул язык за щеку и едва выдохнул от такой наглости. Вот тебе раз. Он и правда чокнутый. «Ты в курсе, что все эти эмоциональные качели, вообще-то, признак нездорового поведения? Так ведут себя абьюзеры, чтобы привязать к себе человека, постоянный адреналин — это как наркотик, жертва попадает в ловушку, так как не может контролировать ситуацию…»       Я посмотрел на него. Его лицо разгладилось, он улыбался и с удовольствием подставлял его солнцу. И самое главное, совершенно не собирался мне отвечать. Он что, праздновал какую-то победу надо мной? Этот парень действительно нервировал меня, потому что я совершенно не мог его понять и прочитать. Я не знал, к чему мне готовиться. «И я не понимаю, почему не могу отделаться от ощущения, что ты что-то проворачиваешь со мной, ставишь какие-то эксперименты, ты то целуешь меня, то трясешься, как лист осиновый, боже, как трогательно, то ревешь на моем плече, то включаешь зазнайку, будто имеешь на это право…»       Я писал и чувствовал, как вспотели мои пальцы от наступающего на глотку негодования. Да кто он такой, чтобы так со мной поступать, черт возьми? Я не подопытный кролик в лаборатории, я тоже человек. Юнги не обратил на это никакого внимания, даже не намереваясь прочитать написанное сообщение, а у меня ничего больше и не было, я не имел другой альтернативы поговорить с ним. Я остановился и выдохнул, скрипя зубами, дернув его с силой за локоть и заставляя на меня посмотреть. «Я все еще не разговариваю, и в этом твоя вина тоже есть.»       Я поставил жирную точку и требовательно посмотрел на него. Он с выдохом достал телефон и прочитал все, что я написал, так внимательно, как смог. — Я знаю, Тэхен, если ты думаешь, что я забыл об этом хотя бы на секунду, то ты очень ошибаешься. - он выглядел по-настоящему грустным, все его бахвальство оказалось ожидаемо напускным, и я тяжело выдохнул. Я все еще не понимал, когда он надевает свои маски, и что же скрыто под ними. Чаще всего, очередная маска, которую я по обычаю воспринимаю за чистую монету. — Но, в конце концов, то, что ты переживаешь, это только твои проблемы, ведь я тебе не друг, чтобы волноваться.       Я встал, как вкопанный. Мои же слова, прямо у меня перед носом. Это что, был какой-то изощренный способ с его стороны втиснуть меня в его шкуру? «Ты вообще можешь быть просто нормальным, без попыток задеть меня каждые пять секунд? Тебе и правда это доставляет такое удовольствие, а?»       Юнги прочитал и усмехнулся, долго сканируя меня взглядом. — Я ждал встречи с тобой целый месяц, ты жуткая язва, но я и правда очень по тебе скучал. Возможно, я все еще растерян, не понимаю, как себя с тобой вести, но я правда очень рад тебя видеть и готов вытерпеть все твои колючки.       Я не дышал и совершенно ничего не понимал. Этот парень сводил меня с ума, я не мог ничего предугадать, спланировать или предположить, он был настолько импульсивен и нелогичен, что я сломал себе всю голову, пытаясь разгадать его. «Юнги, я тоже человек, и я, вообще-то, все…»       Я остановился и прекратил писать. Я, вообще-то, все чувствую. Это я хотел написать? Я нерешительно посмотрел на него, он выглядел внимательным и сосредоточенным, смотря на меня с прищуром. Я стер написанное и кинул телефон в карман, обходя его. Вздор какой-то. — Что ты хотел сказать, Тэхен? - он еще раз проверил телефон, ожидая от меня сообщения. Я вздохнул и написал. «Что ты псих ненормальный». Он тихо рассмеялся. — Ты такой неоригинальный, сколько раз уже можно это повторять? Придумал бы уже что-нибудь другое, я начинаю привыкать.       Я усмехнулся. «Придурок». — То псих, то придурок, - как будто бы обиженно сказал он, шагая рядом, — Когда-нибудь я дождусь от тебя комплиментов? Или скорее состарюсь и умру, чем пострадает твоя гордость. «Ты не лучше», - фыркнул я, быстро ответив ему. — Знаешь, обычно люди не целуют тех, кто им неприятен, - я с интересом посмотрел на него, пока он беззаботно продолжал, будто бы рассуждает о собранном урожае риса и оценивает прогнозируемую экономическую прибыль, — Так что считай это комплиментом с моей стороны.       О, какая честь, подумать только. Я закатил глаза. Как будто бы я ждал этого или просил об этом. Его самодовольство было размером с гору Фудзи, думает, что сделал мне такое одолжение, расщедрился на комплименты в своей манере, понимаете ли, фантастика какая. И я, так уж и быть, могу считать это жестом его широкой души. «Я скорее поверю в то, что Земля плоская, чем в то, что ты сделал это без каких-либо умыслов». — Во-первых, не поверишь, потому что обожаешь физику. - он загнул один палец, держа в другой руке смартфон с нашим чатом в твиттере, — А во-вторых, почему ты так уверен? «Потому что я прав.»       Он загнул еще один палец и задумчиво промычал что-то, открывая передо мной дверь кофейни. Я осмотрелся и сразу же понял, что мне тут нравится. Я любил минималистичные детали, зелень и необработанный бетон. Эта небрежность очень вдохновляла меня, и я с удовольствием присел за столик у окна, снимая пальто и вешая его на спинку стула. — Итак, - Юнги сидел напротив, сложив перед собой руки в замок и поставив на них подбородок, глядя на меня хитро, по-лисьи, — Ты действительно прав.       Я с досадой пристукнул ладонью по столу и сжал зубы. Вот я так и знал. Я гневно буравил его взглядом, пока официант не подошел к нам. Я вдруг заметил, что в этом заведении никто не обращает на нас внимания, будто бы Мин Юнги действительно обычный человек, такой же, как все, а не выдающаяся звезда, постоянно находящаяся под надзором СМИ. Кстати об этом… — Мне холодный американо, пожалуйста, а моему другу, - он нарочно выделил это слово, на что я цокнул языком, — Эрл грэй с мятой, лимоном и медом, пожалуйста.       А вот это уже было интересно. Я делал себе засечки в голове о тех вещах, которые мне нужно было прояснить, и это определённо была одна из них. — У тебя, наверное, много вопросов, - я откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. Да уж, вопросов у меня было достаточно. — Я не ошибся с заказом, для начала? «Не ошибся», - написал я, посмотрев на него и по привычке облизав губы. — Я знаю, что ты не любишь кофе, - миролюбиво продолжал он, прикрыв глаза. Я поднял бровь, откуда же, интересно. — Нашел твое старое интервью, где ты упомянул, что очень любишь такое сочетание чая.       Я нахмурился. Последний раз я давал интервью, когда был подростком, кажется, в девятнадцать. Я сконфуженно поджал губы, он не мог запомнить такие детали, он либо в самом деле фанатик, либо следит за мной, и ни то, ни другое меня не успокаивало. Рядом с ним я все время находился в каком-то подсознательном напряжении, будто ожидая удара. — Во-вторых, у меня действительно была причина поцеловать тебя. Я читал о твоем заболевании, изучал научные статьи и выяснил, что человек может замолчать, когда испытывает сильный шок от психоэмоциональной травмы, когда теряет кого-то из своих близких, например. Очевидно, что игра на скрипке спровоцировала панический приступ такой силы, что ты снова замолчал. Иначе говоря, скрипка выступает для тебя каким-то триггером, которая в этот раз что-то тебе напомнила, и ты был потрясен настолько, что твоя психика не справилась. - Я хмыкнул. Достойно. — Вывести человека из состояния шока может другое шокирующее событие, вроде как клин клином вышибает, я предположил, что вдруг, если я тебя поцелую, ты так удивишься, что завопишь и врежешь мне.       Я открыл рот и тут же его закрыл, беззвучно рассмеявшись. Меры радикальные, сказать нечего. Но его выводы в какой-то степени были верны, он действительно копнул достаточно глубоко. — Но это не сработало, - грустно продолжил он на выдохе. Я кивнул. — Ты ведь проходишь терапию сейчас? «Встречаюсь с психотерапевтом, со мной беседуют различными способами, разговорами, рисунками, письмами, жестами, чтобы были задействованы разные области ЦНС, раз в неделю мне делают инъекции кофеина 1 мл 10% для запуска работы мозга, а после вводят амобарбитал со скоростью 1 мл/мин, иначе говоря, очень медленно, после со мной снова разговаривают.»       Юнги прочитал все очень внимательно, потирая подбородок пальцем. — Как успехи? - Я пожал плечом на это, успех налицо, я все еще не говорил. — В прошлый раз было так же?       Я прищурился. Я не понимал, как он так умело сводил так и два, даже не сомневаясь в том, что я уже проходил через это когда-то. Мы даже не обсуждали с ним это, но выводы, демонстрируемые им, удивляли меня своей точностью. Он говорил, что не может меня читать, лжец. — Я только не понимаю одного, - нам принесли напитки, но он почти не обратил никакого внимания. Я выпрямился и налил себе чая, жадно вдыхая аромат. Такой же, как готовила мама. — Если что-то случилось, допустим, какая-то катастрофа, об этом нет никакой информации в газетах, не сохранилось никаких упоминаний в интернете, о твоем прошлом практически ничего неизвестно, какие-то голые факты, что ты родился в Тэгу, ходил в школу и так далее. Ничего конкретного. Я прекрасно помню, насколько была значима твоя фигура, и тот факт, что ты оставил скрипку без причины, не выдержав славы и популярности, версия замечательная для всех, но сейчас мне в это верится все меньше, потому что-то случилось, что-то, из-за чего сейчас ты даже не можешь подойти к скрипке. Но никаких событий о терактах или катастрофах я не нашел. СМИ внимательно за тобой наблюдали, и я не могу поверить, что они упустили что-то. Либо ты действительно просто бросил скрипку, либо все очень хорошо зачищено, понимаешь?       Я с грохотом поставил чашку на столешницу. У меня было чувство, что кто-то залезает в мою душу своими руками и ворошит там все, переворачивая вверх дном. Отвратительное ощущение. Слава Богу, я не могу говорить. — Мне не дает покоя мысль, что могло такого произойти, поразившее тебя настолько, что даже спустя столько лет…       Я хлопнул ладонью по столу, вставая с места, отчего он даже вздрогнул, посмотрев на меня. Я сжал челюсти с силой, делая глубокий вдох и доставая пару купюр из кармана пальто. Я не собирался больше все это слушать и терпеть. — Тэхен, - он подорвался с места, пока я надевал пальто, — Тэхен, подожди…       Я остановился, накинув шарф на шею. Он невероятно меня раздражал, он лез туда, куда ему не нужно лезть, куда никому не нужно лезть, а сейчас он заявляется с видом, что знает меня лучше всех в этом мире. Я развернулся и ударил его по щеке ладонью, чувствуя, как она стала гореть. Я загнанно дышал и смотрел на него в упор. То, куда он лезет, это табуированная тема, туда не просто нельзя соваться, я спрятал это за семью печатями в своей душе, это самое личное, самое ценное, то, что я тщательно берег ото всех, а он берет и врывается туда, касается святого и рассуждает об этом так, будто это какая-то очередная загадка для него, которую интересно разгадать, а это, черт возьми, моя жизнь.       Господи, он такой невыносимый, он умудряется докопаться до самых глубин, несмотря на табличку «Осторожно! Убьет». И не боится ведь, лезет дальше даже под страхом смерти. Я кусал губы с силой, жмуря веки, что угодно, только не расплакаться снова у него перед глазами. Этого я точно не прощу себе. — Тэхен, - он осторожно коснулся моего плеча, на что я развернулся с мыслями, что убью его вот прямо сейчас, на глазах у всех, придушу достояние нации и гордость страны и не раскаюсь ничуть. — Ты злишься, потому что я залез слишком далеко, я могу это понять, я не хотел этого. Я думал о том, что не хочу получать ответы на свои вопросы, заставляя тебя испытывать боль, это не та цена, которой должна добываться информация, но я увлекся, потому что, в конце концов, вина за случившееся лежит на мне, и зная причину, я мог бы помочь… — Ты ничего не понимаешь, мне не нужна твоя помощь! - выкрикнул я, — Я тебя не просил об этом, и твоя жалость мне тоже не нужна, это не какая-то загадка, это моя жизнь. - Я жадно дышал, сжимая руки в кулаки. — Тэхен, ты… - он выглядел шокированным. Я чувствовал себя слишком вымотанным и уставшим. Я хотел выпить успокоительного и уснуть дней на пять. — Ты разговариваешь…       Я цокнул языком и закатил глаза. Конечно же, я разговариваю, у меня сохранены все физиологические функции. — Можешь еще что-нибудь сказать?       Я возмутился на это, я что, дрессированное животное, которое обязано разговаривать по команде? Тем не менее, я попытался, но горло сковала тяжесть, от которой я почувствовал себя так, будто задыхаюсь под водой. Придумал себе идеального Тэхена, а я совсем не ангел, и он не сможет меня подкупить, чем бы то ни было. «Ты всего лишь гость в моей жизни. Не знаю, в какие игры ты играешь, но если я что-то понимаю не так из-за тебя, поспеши извиниться и все прояснить. У тебя много денег и рычагов влияния, но ты не продавишь меня из-за очередной своей прихоти. Так что заканчивай со своими сладкими речами и держи свой рот на замке. Это понятно, мой не друг?» — Это грубо, - он дочитал и внимательно посмотрел на меня. — Но, думаю, я заслужил. В конце концов, я знал, что ты кусаешься.       Я уже достал телефон, чтобы что-то написать, но внезапно почувствовал, как он обнял меня за шею. Я устал сопротивляться и только лишь выдохнул, опустив руки. От него пахло сандаловым деревом, кожей и папирусом. Его парфюм успокаивал меня. Я невольно расслабился и с каждой минутой успокаивался, размеренно дыша. — Прости, Тэхен, - говорил он тихо, — Я не хотел вывести тебя из себя настолько, что тебе пришлось заговорить. - я грустно усмехнулся. Да уж. Сначала наделать делов, а потом пытаться все загладить извинениями, было очень в его духе, — Я просто чокнутый, псих ненормальный, не вижу никаких рамок и границ, на дураков не обижаются, знаешь такую поговорку? На самом деле, я искал тебя с самого утра, я спешил в консерваторию в надежде поймать тебя там или попросить у Чон Хосока разрешения на встречу с тобой. Мой менеджер с утра сообщил мне о статье на «Нэйвере», где мы с тобой были на Чеджу.       Я кивнул. Я видел ее, но абсолютно не придавал этому значения, там упоминалось только имя Юнги. Да и если бы обо мне вдруг начали писать в СМИ, самый лучший способ победить их — это игнорировать, я так и думал поступить в экстренном случае. В конце концов, я уже проходил через это. Я отстранился от него, глядя на него с прищуром. «Ты сначала поцеловал меня на глазах у всех, сейчас стоишь обнимаешь посреди улицы, ты даешь СМИ еще больше поводов судачить». — Я разберусь с этим, - сказал он уверенно.       Я поправил очки пальцами и пожал плечами. Мне было все равно, если там будет фигурировать мое имя, я никак не пострадаю, пострадает только его репутация и гордость, но меня не должно это беспокоить. Он вообще обо мне не переживает, хоть и делает вид, что это не так, однако пока что все его поступки говорят об обратном. Я поджал губы и нахмурился. Почти все. — Ты правда в порядке? Тебе будет лучше, если я перестану искать ответы на свои вопросы? - я посмотрел на него и кивнул.       Я думал, есть ли какая-то причина, почему я все еще стою здесь с ним и позволяю себя обнимать. Он постоянно держал меня на крючке, я все время жил с ожиданием, что может случиться все, что угодно, и этот подстёгиваемый адреналин заставлял чувствовать меня живым. Я забыл, когда я был спокоен и невозмутим, рядом с ним все шло наперекосяк, он сумасшедший, он творил невесть что. Я начал всерьез задумываться над тем, что он расшатал мою психику настолько, что меня тряхнули и подключили к жизни. В конце концов, разве то, что я замолчал, не самый явный тому показатель?       В моей голове почему-то всплыла картинка, как я закидываю руки ему на шею на балконе в каком-то невероятно дорогом отеле под латину, пока он обводит руками силуэт моего тела, зажимая в зубах старую «Мальборо», как будто нам по шестнадцать. Он такой красивый, пьяный и совершенно счастливый. В воздухе пахнет летом. Шестистраничная история нового времени, где мешаются победы и поражения, пиршества, ночные прогулки по городу с выпивкой, дорогущие подарки, смерть от передозировки наркотиками и любовью, мечтами и реальностью, так, что грани совсем размыты. Да, это был бы фурор.       Я посмотрел на него, и стряхнул это наваждение. — О чем задумался?       Я хмуро посмотрел на него и достал телефон. «Слушай, Мин Юнги, лучше бы ты не связывался со мной.» — Какая-то глупость, Тэхен, - прочитал он и усмехнулся, — Я уже с тобой связался, нравится тебе оно или нет.       Я выдохнул и сел на лавочку, продолжая печатать. Я даже не пытался снова заговорить, я знал, что это бесполезно, мое горло саднило, мне все время хотелось откашляться, будто бы звуки застревали у меня в глотке, словно слишком большая таблетка или нечаянно проглоченная карамель. Говорить стало непривычно, связки болели от одной произнесённой реплики. Хотя, возможно, мне просто не стоило кричать. «Ты не понимаешь, правда», - он заглянул ко мне в телефон, читая и хмурясь, «Ты видишь, у тебя есть вопросы, которые меня триггерят. Очевидно, отвечая на них, мне становится хуже. Не доводи меня лишний раз и брось это. Почему ты так себя ведешь?» — Почему я так себя веду? - прочитал он, — Как? Как всезнайка, что сует нос не в свое дело?       Я кивнул. Точнее не скажешь. — А ты, Тэхен? Почему ты так себя ведешь? - я вопросительно покосился на него. Его тон мне не нравился. — Ну давай рассуждать только фактами. Ты услышал мою игру на фортепиано, которая, очевидно, вызвала у тебя очень много чувств, - я цокнул языком и поспешил напечатать ответ, но он накрыл мою ладонь своей, — Ты почувствовал, Тэхен, ты определенно что-то почувствовал, но продолжаешь это отрицать и говоришь всякую чушь, что тебя отключили от жизни, когда эмоции просто бьют в тебе ключом. «Ты правда ничего не знаешь…» — Ну так расскажи мне. По какой-то причине ты тут, все еще никуда не ушел. Я могу понять, почему ты язвишь и огрызаешься, это действительно невежливо вот так вот все расспрашивать, но я не настаиваю на этом. Если тебе это настолько неприятно, ты мог бы дать мне понять, и все бы закончилось, но ты подпускаешь меня ближе, а потом говоришь, что я сую нос, куда не надо, я не могу провести черту. Иначе говоря, ты даешь мне какую-то надежду, а это как-то неправильно, если тебе все это так уж и не нужно. Так что же ты на самом деле хочешь сказать? «Если я скажу, что ты прав, твоя самооценка величиной с гору Фудзи и вовсе взлетит до небес…» — Ты можешь сказать все, что посчитаешь нужным, - его голос звучал спокойно и совсем нераздраженно. Я засомневался и поник. — Хочешь, поставь точку, и мы закончим на этом. Я не буду осуждать тебя, я не друг тебе, чтобы осудить.       Он говорил уверенно и тихо, его голос прокрался куда-то мне под кожу, я медлил. Почему я здесь? Чего я хочу на самом деле?       Я тяжело выдохнул и содрал кожицу с нижней губы. Почему он всегда бьет не в бровь, а в глаз, что я теряюсь и не знаю, что ответить? Он был прямой, как танк, совершенно не увиливая и никого из себя не строя. «Только давай ты не будешь упражняться в словесных перепалках» - медленно написал я. Он кивнул. «Я думаю, мне страшно вдруг осознать, что я снова начал что-то ощущать. Много лет назад погибла моя сестра, она была скрипачкой, эмоции во мне бушевали, как никогда.» — О… - только и выдохнул он. Я не обратил на это внимания и продолжил. Отступать было уже некуда. В конце концов, что-то я о нем знал. Письменная рефлексия всегда мне помогала разобраться в том, что я чувствую, поэтому, по крайней мере, это было полезно для меня самого. «Я разбил ее скрипку, я много злился и плакал, обстоятельства ее смерти были по-настоящему ужасными. Тогда у меня случился приступ мутизма, и я перестал играть. Я думаю… У меня есть проблемы, Юнги, мне сложно понимать эмоции и выражать их правильно, я думаю, что я очень плох в этом. Сначала я думал, что со мной что-то не так, я чувствовал себя каким-то неполноценным, неправильным, будто бы во мне что-то сломалось, какой-то механизм перестал работать. И, наверное, это правда. Все эмоции как будто бы перестали ощущаться такими, какими я их помнил. Радость была какой-то нерадостной, это… Сложно».       Я выдохнул и заблокировал телефон, не дописав сообщение. Он терпеливо сидел рядом и ждал. «Безусловно, я еще что-то чувствовал, пока жил своей обычной жизнью, меня что-то раздражало, что-то заставляло улыбнуться, но не было ничего, что бы оседало в моей душе. Не было такого, чтобы я вспомнил какое-то событие, и что-то почувствовал от него. Я вспоминал самые счастливые моменты своей жизни, выступления и концерты, но во мне ничего не отзывалось, я не ощущал никакого тепла и светлой радости, как это было раньше. Я вспоминал смерть сестры и тоже ничего не чувствовал, я не скучал, не тосковал, ничего. Все мои эмоции — поверхностные и пустые, за ними ничего нет, в глубине моей души настоящая черная дыра, где только чернота. Жизнь человека сложена из воспоминаний, счастливых и несчастливых, моя жизнь остановилась, больше ничего не складывается, будто бы лента моих воспоминаний закончилась, все эмоции уходят вникуда.»       Он обнял меня за плечи, укладывая себе на плечо. Я поддался и прикрыл глаза. Я чувствовал себя вымотанным. — Ох, Тэхен, - тихо говорил он. Я вдыхал аромат сандалового дерева и молчал. Пахло, как в цервки, если бы кто-то покурил там старый «Мальборо». — Сколько же лет ты так прожил?       Вопрос был риторическим. Я не стал на него отвечать. Может быть, мне так надоело все это нести в себе, что для разговора по душам подошел бы первый встречный, вроде него? Он был прав, встречи с ним потрясали меня, каждый раз у меня будто бы почву выбивало из-под ног. Я определенно был поражен, услышав его «Элегию», она тронула меня, так как я увидел за всем этим исповедь разбитого и одинокого человека, это было так ярко и эмоционально, что жило в моем сознании, будто бы я услышал все это лишь вчера. Потом мы сыграли вместе Сен-Санса, и несмотря на то, что я лишился голоса, я считал это своей победой, я смог собраться и впервые что-то сыграть. Я гордился собой так, как сестра бы мной гордилась.       Я все еще не понимал, что за человек Мин Юнги, но я слышал его игру на фортепиано, и во многом это все объясняло. Я действительно доверял ему где-то на подсознании, но постоянно пытался себя убедить в том, что я надумал и ошибаюсь. Однако, чувства такая штука: они либо есть, либо их нет, тут нет никакой третьей составляющей, и если они уже есть, сколько ни отрицай, они никуда не уйдут. Мне понравилось играть с ним вместе, это было приятное ощущение, будто меня кто-то слышит и понимает. Мир и правда стал для меня чуточку другим, но когда ты много лет живешь в серости, красочность событий кажется ослепляющей.       Я попал в ситуацию, которая не была нормальной, но я так сильно привык так жить, что обычный мир стал для меня синонимом к слову «слишком». Я привык к отсутствию чувств, это стало моей лакмусовой бумажкой, а когда меня окунули в мир, где варятся изо дня в день совершенно обычные люди, меня как подкинуло, ибо в моей вселенной он не был нормальным. Вот, что меня смущало. Я боялся этой нормальности, где можно жить, дышать, не просыпаться от кошмаров, не мучаться прошлым, существовать, как обычный человек. Это не он псих ненормальный, это я чокнутый, у меня мировоззрение перевернулся с ног на голову, и я выбирал худшую его сторону каждый день, даже не думая, что со мной может быть иначе.       Он никогда бы ничего и не нашел о моей сестре, даже если бы перерыл все источники. Она была сиротой, ребенком из приюта, мы удочерили ее, не разглашая имен, вся информация строго конфиденциальна. Она была младше меня на три года. Она не была известной или знаменитой, ее имя нигде никогда не фигурировало. Мы занимались вместе скрипкой, и у нее был талант делать музыку особенно прекрасной, наверное, потому что она была очень счастливой малюткой. Улыбчивой такой, яркой. Она попросила, чтобы я выучил Вивальди для нее, конечно, я не мог отказать ей. Ей очень нравилась «Гимнопедия» Эрика Сати.       Когда случилась авария, я приехал так быстро, как смог. Родители были уже мертвы, но мне об этом не сказали. Суан была еще жива. Я нашел ее всю в крови, придавленную тяжелой металлической обгоревшей дверью. Это просто несчастный случай, роковое стечение обстоятельств. Она смотрела на меня и улыбалась, в ее руке был смычок, покрытый сажей и запекшейся кровью. Она умерла у меня на руках в тот майский день, когда мне было девятнадцать. В двадцать, после очередного срыва, я перестал играть, а позже начал преподавать.       Я зажмурился и тяжело выдохнул. Я не хотел переживать все это снова один. Юнги отодвинул прядь волос с моего лба, но я никак не отреагировал. Суан часто так делала, сидя у меня на коленях, говорила, что ей так больше нравится. Мне понадобилось не меньше полминуты, чтобы осознать, что он целует меня в лоб. Это не было моей просьбой, он просто захотел и просто сделал. Наверное, так ощущают себя дети, когда родители целуют их просто так, любят за то, что они есть, безо всякой иной причины. Мои родители любили меня, а я очень любил свою сестру. Я лишь жалел о том, что не давал ей почувствовать этой любви и слишком мало об этом говорил. — Вспомнил что-то?       Я кивнул, пока он гладил меня по волосам, зарываясь в них пальцами и неспешно перебирая пряди. Я то ли был слишком спокоен, то ли снова ничего не чувствовал. Я не злился и не сопротивлялся, у меня не было сил на это, меня окутало тоской, горем и одиночеством. Я проигрывал в уме ноты похорон куклы.       Он протянул мне наушник, и я, шмыгнув носом, взял его, даже не спрашивая, зачем это. Заиграла какая-то классика, которую я не слышал ранее. Это была медленная переливчатая мелодия в ми-бемоль мажоре, тягучая, как мед, и очень напевная. Как будто какой-то романс, напоминающий убаюкивающую колыбельную. Несмотря на то, что гармония была довольно предсказуемой, это звучало нежно и красиво, как касания мамы в детстве. Безо всяких излишеств и изысков, то, что могло успокоить душу и подарить покой, это как смотреть на лунную дорожку в море на картинах Куинджи. Такое нужно слушать, чтобы почувствовать надежду где-то в глубине души, чтобы найти силы жить дальше. Вроде бы ничего особенного, но какая же магия, как это трогательно и тепло звучало, как объятия, как поцелуй Юнги в лоб, не требующий ничего взамен.       Я слушал неспешно развивающуюся тему, что звучала мирно и убаюкивающе. Звуки, сыгранные в октаву, напоминали теплый летний дождь или падающие звезды. Совершенно завораживающее зрелище. Мне вдруг стало очень спокойно и легко, кажется, мы послушали ее не меньше пяти раз. — Ты знаешь, что в Древней Греции была такая женщина, Кассиопея, очень гордая и заносчивая. Боги поместили ее на небо в качестве наказания головой вниз, сидящей на своем троне, где она и обитает. Ты можешь легко ее найти по очертаниям буквы «W».       Я кивнул, конечно же, я это знал. Не понимал только, к чему он это вдруг заговорил. — Я написал эту аранжировку, когда смотрел на ночное небо в сентябре и думал о том, как же она была несчастна. Люди, страдающие нарциссизмом, получили травму в детстве, она была очень одиноким и грустным человеком, прямо как мы с тобой.       Я грустно улыбнулся и посмотрел на него. Язвить больше не хотелось. Я совершенно не понимал, что творится в его голове, но слушая его аранжировку, теплую и мягкую, я успокоился и взял его за руку, будто бы буря в моей душе на мгновение стихла. Его музыка действительно имела свойство исцелять. Он был не просто талантливым музыкантом, он был гениален, и я был в состоянии признать это с абсолютным чувством восторга и восхищения.       Юнги не выпускал моей ладони. Он сидел, прикрыв глаза, наигрывая правой рукой основную тему по дереву скамейки. Мне это показалось забавным. — Знаешь, все так странно, - вдруг сказал он. Я прислушался, вынимая наушник и слыша доносящееся эхо, — Когда-то моя преподавательница сыграла мне одну мелодию, и она очень сильно мне помогла после похорон бабушки. Это было похоже на исцеляющее масло, которое приложили к кровоточащей ране. Тогда я нашел в себе силы двигаться дальше. А сегодня я встретил тебя с пластинкой Ромберга, и знаешь, я вдруг вспомнил, что именно эту мелодию она играла в тот день. У меня совершенно из головы вылетело название, а тут я увидел тебя, и вдруг осознал, что всегда знал ответ. Я почему-то не мог вспомнить то, с чем уже сталкивался. На крышке фортепиано под Дебюсси лежали ноты, которые она убрала, а я забыл об этом, видимо, от шока. Разве это не чудо?       Я пожал плечом и выдохнул. Едва ли я считал, что встретить меня — это какое-то чудо. — Может быть, это судьба, Тэхен?       Я не знал, что он понимает под «судьбой», но в какой-то предначертанный изначально сценарий жизни я не верил. Да, определено, есть встречи, события, которые никак нельзя объяснить, разве что волей вселенной, но мы сами определяем свою судьбу каждый раз, когда делаем какой-то выбор. Потом лишь остается понять последствия своих решений и увидеть, куда это все ведет. Судьба похожа для меня на искусную многогранную паутину, у тебя изначально бесконечное множество вариантов развития событий, но постепенно это множество сужается, так как из двух мы выбираем что-то одно в конечном итоге. Выбор есть всегда, просто так бывает, что он не очень очевидный или приятный, или у человека не хватает смелости принять решение.       У него зазвонил телефон. Он ответил, все еще не выпуская моей руки, будто бы я могу куда-то убежать или исчезнуть. — Да, Намджун, - говорил спокойно он, доставая сигарету и прикуривая, мирно выдыхая дым в голубое небо. — Да, хорошо. Тэхен со мной, да. Что решили… - он нерешительно и виновато посмотрел на меня, зажимая сигарету в зубах, — Пока что держим ситуацию под контролем. С записями разобрался? - он стряхнул пепел на асфальт. — Да, хорошо. - он вдруг замолчал и замер, после глухо рассмеялся и сбросил вызов, обращаясь уже ко мне, — Он сказал, что я с ума сошел.       Даже если бы я разговаривал, я ничего не ответил бы, в конце концов, против правды не попрёшь. — Я много думал над тем, что ты сильно изменил мою жизнь, Тэ, - я покосился на него с подозрением. — Сначала ты привил мне любовь к музыке, а когда она начала утихать, ты будто вдохнул в меня второе дыхание. Хотя я и не подошел к фортепиано за месяц ни разу, я все еще очень люблю музыку, по-настоящему. Я боялся играть, потому что мне не хотелось, чтобы мои пальцы что-то еще помнили. Тот момент, когда мы играли Рюичи Сакамото… Я хотел, чтобы это было последнее, что осталось на моих подушечках, и мне не хотелось стирать это мгновение. Я хочу играть с тобой, рядом с тобой хочется… - он сделал глубокий вдох и посмотрел на меня, — Дышать.       Он замолчал, а я и вовсе не знал, как реагировать. — В моей жизни нет никакого смысла, я дал себе полгода, чтобы найти какую-то мотивацию, какой-то стимул жить, - я сглотнул, стараясь не думать о том, что он планировал по истечении этих шести месяцев, — Я устал от славы, устал от сцены, я устал быть тем, кем не являюсь, я совершенно забыл, кто я такой. Кажется, только ты пытаешься разглядеть во мне человека, упрекая меня за маски, не боишься высказать свое мнение, не заботясь о том, ранит оно меня или нет, и я кардинально меняюсь, когда я рядом с тобой. Мне еще предстоит много об этом подумать, это очень сложно вдруг почувствовать какую-то радость, когда вокруг безнадега, и я еще до конца не понимаю, что со мной происходит, это и правда сложно.       Я почувствовал, как мое сердце забилось сильнее, я смотрел на него в упор, а он совершенно умиротворенно глядел мне прямо в душу. Он выглядел, как в каком-то фильме, темные волосы, едва подхватываемые теплым ветром, мягкая улыбка, подсвеченная солнцем. — Тэхен, ты… Будешь моим другом?       Я моргнул, рассмеялся и поцеловал его, положив руку на щеку, так, как он должен был это сделать в первый раз, правильно и по-человечески. Я слышал, как в наушниках играла «Уна маттина» Эйнауди, улыбнулся и мягко накрыл его сухие теплые губы своими. Он выглядел немного растерянным, крепче сжав мою ладонь и шумно вдохнув. Его дыхание отдавало горечью сигарет, но мне особо не было до этого дела, я думал о том, что делаю нечто очень правильное. Сидеть так с ним, гладить по теплой щеке и мягко сминать его губы, казалось мне правильным. Я решил обязательно запечатлеть это чувство в своей памяти, первое осознанное за долгое время, ощущение спокойствия и тепла со вкусом сандала и старого "Мальборо". Я смаковал в моменте и растворялся в нем, я отпустил себя и разрешил себе почувствовать, окунуться в тепло и ни о чем не думать. Прямо как в старом кино. Сейчас должны пойти титры с надписью "...и жили они долго и счастливо", где двое уходят в закат. Но я не собирался ничего заканчивать между нами.       Я отрицательно помотал головой на его вопрос, все еще улыбаясь, и меня совсем не волновало, как он это воспримет, в конце концов, я ему не друг, чтобы волноваться, что там его волнует, а что нет.       Круг замкнулся, я вернулся в начало, узелок затянулся.