конец апреля 21, Юнги.
Я, широко улыбаясь, вошел в холл филармонии ранним солнечным утром, что-то мурлыча себе под нос. У меня было великолепное настроение, мне хотелось быть исключительно вежливым со всеми, сделать что-то хорошее, даже кофе казался особенно вкусным. Половицы по-родному скрипели под ботинками, свет солнца не раздражал и не обжигал, все вокруг, казалось, светилось вместе со мной. Я ловил себя где-то на грани эйфории, счастливо распахивая двери малого зала. День казался мне по-особенному теплым и легким, как будто бы сама судьба, или кто бы то ни был, благоволила мне. — Доброе утро, - я довольно выдохнул, заходя внутрь, словив на себе удивленные взгляды репетиционной группы. Да уж, могу понять их недоумение, Намджун до сих пор от меня шарахается. — Доброе, господин Мин, - поздоровался со мной пожилой дирижер, господин Ан, который, кажется, единственный, кто смог остаться беспристрастным, беззлобно при этом подмечая, — Вы светитесь прямо. — Не будьте таким, дорогой друг, сегодня такой хороший день, - ухмыльнулся я, схватив стул и планшет, закидывая ногу на ногу и моментально сосредотачиваясь на работе. Я чувствовал в себе кучу сил и очень хотел потратить ее продуктивно, такой редкий момент. — Итак. Нам нужно определиться с репертуаром. — Все верно. - учтиво подметил дирижер. — Мы планировали включить одно оркестровое произведение, симфонию или симфоническую сюиту, одно с солирующим фортепиано и, возможно, что-то еще, где бы участвовал оркестр, но тут уж как душа ляжет. — Как насчет «Вокализа» Рахманинова? - я сделал пару заметок в планшете, обращаясь к присутствующим. — Это произведение очень гармоничное, богатое и созвучное, публика невероятно его любит, да и переложение весьма выгодно подчеркивает всю красоту и полноту оркестрового звучания. Госпожа Чон, - я обратился к первой скрипке, едва скользнув глазами. — Что думаете? — Думаю, это отличный вариант, господин Мин, - согласилась та учтиво, аккуратно придерживая свою скрипку за краешек грифа. Этот жест так напомнил мне Тэхена, что в груди что-то нечаянно екнуло, будто бы разблокировалось какое-то воспоминание из детства, когда он стоял передо мной за кулисами, точно так же кончиками пальцев придерживая свою «Страдивари». — Нам нужно будет пару раз его прогнать, но в целом оркестр уже сыгран, мы исполним вокализ без проблем. — Замечательно, - улыбнулся я, уже чувствуя, как в моей душе что-то зашевелилось от навязчивой идеи. — Господин Ан? — Очень хорошая идея, - лишь кивнул он. — Задействуем ли мы фортепиано? — Думаю, нет, мы отдадим соло скрипичным и духовым, в частности, во второй части задействуем гобои и кларнеты, отдавая им ведущую партию, - я обводил куски произведения в черновых нотах, краем глаза отметив согласные кивки со стороны ребят. — Если возражений не имеется, то предлагаю оставить этот вариант и закончить концертную программу оркестровым «Вокализом». — Да, господин Мин, - отозвались участники в голос. Я почувствовал вибрацию в кармане и заулыбался, едва ли не прикусив себе губу, в нетерпении потянувшись к смартфону, открывая уже привычный чат в твиттере. «Ты занят? У меня обед, хочешь выпить кофе?» Я улыбнулся и облизнул губу, с энтузиазмом печатая в ответ: «Обсуждаем репертуар. Надо поговорить после. Буду через полчаса. Обнимаю.» — Друзья, - я откашлялся, одним жестом убирая телефон, как будто бы ничего не произошло. — У меня есть весьма авантюрное предложение. - не дожидаясь вопросов я продолжил, — Как Вы смотрите на концерт Пуленка для двух фортепиано с оркестром? — Великолепная вещь, на ценителя, - сказал с умным видом один из скрипачей. — Мы исполняем его редко, но слышать этот концерт сплошное удовольствие. Однако где нам взять второе фортепиано? Я имею в виду, второго солиста, времени осталось не так много. — У меня есть кое-кто на примете. — И кто же? - цепко подловил меня господин Ан. Я в долгу не остался. — Вы помните Ким Тэхена? - я сверкнул глазами и прищурился. — Ким Тэхен, помню такого, выдающийся юноша, неимоверно талантливый и одаренный скрипач, если меня не подводит память… - вздохнул господин Ан. Он задумался, и в следующий момент непонятно уставился на меня. — Но о нем уже давным-давно ничего не слышно. Каким образом Вы хотите его привлечь? — Сейчас он декан нашей консерватории и ведет фортепианное отделение, - хмыкнул я, будучи очень довольным собой, кажется, не до конца отдавая себе отчет, во что я сейчас его втянул в угоду своим желаниям. Я придумаю, как объяснить ему. — Да что вы говорите, - изумленно вымолвила скрипачка, — Но Пуленк… Это не простая вещь… — Не сомневайтесь, господин Ким все сделает безукоризненно идеально, я как раз с ним обговорю это сегодня же. О результатах сообщу Вам позже, но, думаю, что он согласится, это было бы великолепно, если бы он выступил с нами. Надеюсь, всем в этом помещении предельно ясно, что о его личной жизни, в частности, о месте преподавания, распространяться не стоит. Тэхен не публичный человек, но я действительно очень хотел бы видеть его снова на сцене. — Это было бы неимоверной удачей вновь услышать, как он играет, пусть и на фортепиано, - с какой-то отеческой нежностью в голосе сказал дирижер. Я лишь кивнул, уже представляя, как Тэхен испепелит меня глазами, убьет и проклянет, и потом, может быть, согласится. Интересно, знаком ли Тэхен с дирижером, по какой причине тот относится с такой теплотой. В конце концов, сегодня очень хороший день, один из немногих удачных дней за всю мою жизнь, когда я чувствовал, будто бы счастье и везение в чистом виде текут по мне. Мне не могло не повезти. — Давайте сыграем четвертую симфонию Малера? - предложила неожиданно госпожа Чон. — Мы давно ее не исполняли, она не так известна и популярна, но невероятно красива и изысканна. — Замечательно, - я встал с места и довольно улыбнулся. — Предлагаю согласовать график репетиций. Господин Ан, пришлите мне расписание на почту, буду очень благодарен. Дорогие коллеги, Вам продуктивного дня, а я побежал. И… - я остановился в дверях и крутанулся на каблуках ботинок, — Возможно, мы сыграем что-то с солирующей виолончелью, у меня есть солист на примете. Я рывком развернулся, чувствуя прожигающие взгляды на своей спине, и почти выбежал из кабинета, прихватывая свой кардиган. Он ждал меня, и я опаздывал, хотя и ненавидел это всей душой. Меня окутала такая невероятная легкость, будто бы я мог взлететь или сделать что-то совершенно нереальное. Это был тот редкий день, когда в лужах видишь голубое небо, а не грязь, и веришь во все хорошее. Я накинул кофту и поймал такси, с удовольствием считая минуты до места прибытия. Тэхен, наконец, взял привычку со мной переписываться, и наши нечастые диалоги, хоть и исключительно по делу, радовали мою душу. Он обычно писал что-то бытовое, назначал место для короткой встречи, или в небольшом сообщении описывал, как прошел его день, и его слова мгновенно придавали дню какую-то наполненность и осмысленность. Я знал, что если появится такая необходимость, Тэхен может переписываться со мной хоть целый день, но это казалось мне чем-то таким особенным, что я и сам не хотел этого. С одной стороны, это напоминало о тех временах, когда мы ничего не знали друг о друге, и эти воспоминания приятно согревали мою душу, с другой же стороны, это выглядело так, будто бы вместе уже очень давно, и необходимость мусолить все на свете в переписках просто отпадала, мы же все равно увидимся, лучше все обсудить с глазу на глаз, как выяснилось, это гораздо приятнее, хоть и виделись мы совсем нечасто. Эта противоречивость где-то обжигала меня и заставляла улыбку по-глупому цвести на губах. Я по-настоящему радовался его мимолетным весточкам, мне казалось, что от их редкости ценность возрастает в разы, а мне уж очень не хотелось сделать это какой-то повседневной рутинной вещью и быстро привыкнуть к этому. Я снова вспомнил, как не мог поверить в то, что у меня есть его номер телефона, кажется, возможность написать ему в любое время сама по себе была слишком шокирующей. До сих пор. В один из трудных дней Тэхен дал мне ценный совет: если что-то тяжело дается, просто сосредоточься на том, чтобы пережить этот день. Если тяжело пережить день, раздроби его на часы и сделай все, чтобы пережить этот час. Этот совет очень сильно помогал мне справляться с депрессией в том числе, о которой Тэхен, конечно же, догадался. Иногда я все еще чувствовал себя уныло или подавленно, откровенно грустно, слишком уходя в себя, но это не было так, чтобы мне хотелось напиться в усмерть или что-то с собой сделать. Не то, чтобы у меня не было сил на это, у меня в самом деле не было желания. Я думал о том, не влюбился ли я в Тэхена просто потому, что он хорошо ко мне относится и пытается помочь, и я, вроде как, ухватился за ветку, как утопающий. Иначе говоря, не влюбился ли я в первого человека, который просто добр ко мне? После долгих рассуждений я точно понял, что это не так, само его существование не наполняло мою жизнь каким-то новым смыслом, но его присутствие очень меня вдохновляло. Вот что я для себя понял и оценил с неимоверным восхищением: Тэхен не пытался решить мои проблемы, не лез в мои дела, но он давал мне много сил на то, чтобы я решил свои проблемы сам. И, черт возьми, это было так невероятно и воодушевляюще. Такси остановилось, и я выбежал, сразу же заметив его у входа в кофейню. На нем была шелковая серая рубашка, отливающая расплавленным серебром в западающих складках на солнце, с подвернутыми рукавами до локтей, брови его привычно нахмурены, вид определенно сосредоточенный и уверенный, очки сползли на кончик носа. Он что-то читал, придерживая пальцами небольшую книгу, подвернув обложку в совсем небрежном ему жесте, очевидно, на английском или французском, засунув другую руку в карман брюк. Я остановился и засмотрелся на него. Он как будто бы светился, или мне уже так хотелось казаться, потому что я слишком идеализировал его образ. — Юнги, - он заметил меня и тепло улыбнулся, совершенно искренне и обезоруживающе, закрывая книгу со заучным хлопком. Я не сдержался, подорвался и крепко его обнял, утыкаясь носом в шею, ощущая, как приятно пальцы скользят по шелку. Тэхен, кажется, оторопел на мгновение, в следующий миг мягким жестом положив мне ладонь на спину. — Скучал? - тихо спросил он, улыбаясь. — Не то слово, - кивнул я, не видя смысла что-то скрывать и юлить. Он расслабился и погладил меня по спине. От этого простого жеста я почувствовал себя невероятно спокойно и уверенно, как дома, хотя и ощущал, что Тэхен напряжен. — Что у тебя за разговор ко мне? Звучит, как нечто очень серьезное. — Да, это правда важно, - сглотнул я, заглядывая в его внимательные глаза. Он меня убьет. — Пойдем, пожалуйста, за чашкой кофе мне будет спокойнее. Мы сели за столик у окна, я, нервно бубня под нос, заказал себе американо, и Тэхену «Эрл грэй» с медом и мятой. Он в своей аристократической манере пил чай, придерживая кружку тремя пальцами и прикрыв глаза, терпеливо ожидая, когда я начну. — Тэхен, слушай, как ты относишься к Пуленку? — К Пуленку? - он вопросительно поднял бровь. — Ну, нормально. Сарабанда его нравится. Блять, он убьет меня. Я посмотрел на него, сделал глубокий вдох и выпил половину чашки кофе за раз. — Сыграешь со мной концерт для двух фортепиано с оркестром? - выдавил я, — Через две с половиной недели. — Что ты сказал? - он выдохнул и нарочито медленно, со звоном, поставил чашку на блюдце, — Какой концерт, что ты несешь? — Тэхен, - я взял его ладони в свои, нервно сминая и поглаживая, — Пожалуйста, нам нужен второй солист на фортепиано, программа уже утверждена, лучше тебя с этим никто не справится… — Как вы утвердили программу без солистов? - он многозначительно вздернул бровь. Я лишь прислонил его ладони к своим губам, надолго задержавшись и зажмурившись. — Ты все продумал, даже не спросив меня... — Твое место на сцене, - выдохнул я, прикрыв глаза, — Пожалуйста, я бы очень хотел, чтобы ты был со мной рядом в этот день. Он какое-то время молчал, оставаясь напряжённым и сверля меня своими бездонными глазами, но в следующий момент вскочил, волоча меня за собой за руку. Через мгновение я понял, что он буквально затолкнул меня в уборную, захлопывая дверь и закрывая на замок. Он приблизился резко, как ураган, впечатывая меня в стену поцелуем. — Ты знаешь, что я не играю, - прошипел он мне куда-то в шею, вдавливая плечи в стену. — Тэ, я… — И все равно имел наглость попросить меня об этом, зная, что я не откажу тебе, паршивец! Он схватил меня за волосы, исступленно прижимаясь и целуя, однако в его действиях я не замечал никакой агрессии. Налет на грубость и на раздражение, возможно, однако я мог его понять, но, блять, сейчас все мне это ужасно сильно нравилось, потому что я никогда не видел его таким. — Сука, Юнги, - прошипел он мне в губы змеей, отстраняясь и дёргано взъерошивая волосы. — Какой же ты, блять, хитрый. Я стоял, будто бы прикованный к стене, с опухшими губами, в помятой одежде, не в силах отвести от него взгляд и не дыша, как будто бы ходил по лезвию ножа. — У меня выпуск, отчётные и Чонгук, а тут еще и твой концерт, ты вообще обо мне не думаешь! - возмущался он, — Ты обременяешь меня ответственностью, это как делать публично предложение выйти замуж, зная, что ставишь человека в неудобное положение, и он не сможет отказать. — Я хотел и Чонгука втянуть, сыграть что-то с солирующей виолончелью, - затараторил я. — Ты совсем из ума выжил? Ты не слышал его, ты не можешь оценить его навыков, ты, ты… — Я хочу тебя, - прошептал я, выдыхая. Он неудоменно уставился на меня и рассмеялся, потирая переносицу и приподнимая очки. — Ебнутый. Я кивнул. Он завораживал меня и одурманивал, даже будучи в бешенстве, хотя, как мне показалось, он быстро выпустил пар и пришел в себя. Хочешь успокоить человека — скажи сущую глупость, он растеряется и забудет, на что злится. Всегда работает, черт побери. — Пуленк, Юнги? Серьезно? Я и ты на сцене? - он поставил руку на пояс, расстегнув два верхние пуговицы у горла. — Ты хоть понимаешь, что ты вообще сказал? — Обещай подумать, - попросил я и сам не узнал свой голос. Однако отступать уже было некуда. — Пожалуйста, Тэхен, ты справишься лучше всех, я точно сумасшедший, предлагая тебе такое, но я не сомневаюсь в тебе ни на дюйм. — Я подумаю, - он предупреждающе погрозил мне пальцем. — Подумаю, Юнги. И ты должен мне чертовски красивое свидание, хотя бы за это. Я осторожно подошел к нему и обнял со спины, зарываясь носом в пушистые волосы на его затылке. Тэхен поежился и нерешительно накрыл мои руки своими ладонями. — Что еще будет в программе? - тихо уточнил он. — Вокализ Рахманинова, четвертая симфония Малера, Пуленк… — Ты не будешь играть соло? - он обернулся ко мне и закинул руки на шею. Ситуация показалась мне в какой-то степени абсурдной, мы стояли в туалете, обнимаясь, он в своей шелковой рубашке и в моих руках, когда в таком виде должен блистать где-нибудь в Париже. Очнувшись, я кивнул, натыкаясь на его внимательные глаза. — Сыграйте «Маскарад» Хачатуряна, очень достойное произведение. — И правда, я не подумал об этом, - кивнул я, наклоняясь к нему. — Мне нравится «Романс», я бы хотел его услышать. - прошептал он, зарываясь пальцами в мои волосы. Я почувствовал колючие мурашки, что ползли волной по телу, сдавливая мне горло. — Четвертая часть, - откликнулся я и улыбнулся, — Как на тебя похоже. Это каприз, который я должен исполнить? — А ты так хорошо меня знаешь, я смотрю, - беззлобно усмехнулся он и сцеловал улыбку с кончиков моих губ. — Как ты это делаешь, - тяжело выдохнул я и прикрыл глаза, утыкаясь ему в плечо. Он был совершенно невыносимый, его близость и такая откровенная нежность — это не то, что я готов был вынести, мне все это казалось похожим на сон, что он вдруг стал так ко мне близок. Это опьяняло. — Что делаю? - недовольно выдохнул Тэхен, пропуская пряди волос меж пальцев. — Как тебе удаётся быть таким естественно нежным? - я выпрямился и посмотрел ему в глаза. Он был растерян, а у меня в душе что-то защемило от его вида. — Ты делаешь такие вещи так легко, будто бы это так же очевидно, как дышать, будто бы ты даже не задумываешься. Обнимаешь меня, целуешь, так непринужденно, словно… - я запнулся и облизал губы. — Словно ты делал это уже так много раз, что это стало обычной и простой вещью, а у меня мир взрывается каждый раз и током бьет от любого касания, в тебя так легко влюбиться. Это все так много, Тэхен, я просто… Он как-то мягко улыбнулся, и я растерял все слова. Я был уверен, что он и так все понял и выцепил главную мысль из всего того бреда, что я нес, не затыкаясь, будто бы вдруг набравшись смелости. Он положил мне на щеку мягкую ладонь, к которой мне тут же захотелось прильнуть. Во мне бурлило такое количество чувств, что все это тепло грозило превратиться в цунами и снести нас обоих к чертям. Я не знал, куда себя деть, чувствуя его дыхание на своих губах. Тэхен всегда такой, дразнится, но только до той поры, когда понимает, что нужно остановиться. Он улыбался и все время был на полмиллиметра, чтобы коснуться меня, но он будто бы проверял мою выдержку, и я держался по ощущениям чертову вечность. К моему счастью, Тэхен сдался первым, шумно вдохнув и поцеловав меня. Это было головокружительно хорошо, мягко, тепло и волнительно. Я не понял, в какой момент я стал так сильно в нем нуждаться, но теперь необходимость целовать его вдруг ощущалась как потребность. С каждым настойчивым движением у меня отключалась голова, в пальцах покалывало, я боялся сделать ему больно, сжать сильнее, чем нужно, укусить сильнее положенного, внутри меня все зудело и переворачивалось. Я едва дышал, чувствуя биение его сердца под своими пальцами на его тонкой шее, в дерганом и неаккуратном жесте притягивая его ближе. Его присутствие рядом — самое правильное, самое верное решение, и такое обескураживающее. Я знаю его всего-ничего, и при этом ни один червяк во мне не воспротивился мысли, что это мой человек, что так и должно все быть. Я не понимал, как, черт возьми, можно столько всего испытывать, будто бы меня ебануло высоковольтным разрядом. Я точно был не в себе. Я точно был в порядке. — Мне уже пора, - быстро протараторил он, покрывая быстрыми поцелуями мое лицо, пока перед моими глазами вспыхивали и умирали звезды. — Напиши мне. Когда я расслабился и открыл глаза, его уже не было. Упорхнул в свою вечно занятую жизнь в своей безукоризненной шелковой рубашке, оставив лишь тень морского прибоя после себя. Конечно, сильный и независимый, самостоятельный и такой гордый, бесстрашно признающий свои чувства. Это было удивительно — вот так вот быть с ним рядом, так легко и так противоречиво. Но в этом весь Ким Тэхен — один сплошной когнитивный диссонанс. Может быть, он просто научился этому у великого аттрактора? Тогда становится понятно, почему меня тянет к нему с такой нечеловеческой силой. Я усмехнулся. Физика, чтоб ее.***
Я сидел за своим столом дома, бессмысленно крутясь на стуле, и думал, куда же его позвать. Удивить такого человека, как Тэхен, сложно, и я отчаянно ломал голову в попытках что-то придумать. Дело было не в том, что таково его условие: красивое свидание, а в том, что я сам этого хотел. Устроить что-то по-настоящему романтическое, как в сопливых фильмах — и пусть, сделать все, как надо, потому что после кучи дерьма в жизни он совершенно точно заслуживал такого отношения к себе. Я размышлял о том, что же чувствую к нему, бездумно цокая ручкой и глядя на ясное апрельское небо. Он волновал меня, я загорался рядом с ним, мне хотелось жить, что-то делать для него. Я поймал себя на мысли, что начинаю расслабляться, когда он был на расстоянии вытянутой руки, лениться, слишком перевозбужденный его присутствием, и нахмурился. Мне не понравилось это. Тэхен хороший, но, может быть, он высасывает из меня всю энергию? Я усмехнулся и потер глаза. А может быть, я просто вижу опору в нем и позволяю себе слабину, вместо того, чтобы опираться на себя? Я цокнул языком, это неправильно, позиция Тэхена в этом вопросе гораздо более зрелая и правильная, потому что он не зацикливается на мне, он и дальше живет своей жизнью, внеся кое-какие коррективы, когда я, кажется, схожу по нему с ума. Со мной точно что-то не так. Скоро май, а значит, лето, которое мне не нравится. По какому-то глупому стечению обстоятельств одно лето было хуже другого из года в год, это какая-то дурацкая устоявшаяся традиция, и это время года я ждал с особой настороженностью. Я бросил ручку на стол и сложил пальцы в замок, тяжело вздыхая. Не хотелось думать, что что-то случится и в этот раз, но будучи излишне тревожным тут же почувствовал себя паршиво. Я вспоминал, когда дал себе полгода на то, чтобы найти смысл жизни, хотя эта формулировка была очень грубой и не совсем верной. Это было в феврале, то есть прошло уже почти три месяца, и если бы я знал, что моя жизнь так круто изменится, как по щелчку пальца, за один день, я бы покрутил пальцем у виска. Я не упускал из виду, что она точно так же может повернуться и в обратную сторону, и мое существование снова превратится в ад, однако после того, как я знаю, каково быть счастливым, улыбаться и целоваться на рассвете, возвращение в то состояние мне покажется в сто тысяч раз хуже и больнее. Еще было не поздно все остановить, чтобы не взлетать еще выше и смягчить себе падение, ведь когда я один, никто не причинит мне боль. Я очень хотел верить, что Тэхен не станет таким человеком. Смысл жизни в самой жизни, говорил я себе временами, и отчего-то в моей голове в такие моменты звучал голос Тэхена, спокойный и назидательный, почти по-родительски напутствующий. Смысл жизни в том, чтобы просто жить, ни за кем не гонясь и не преследуя никаких целей, находить какие-то маленькие радости, существовать в равновесии и в гармонии с собой, ведь конечная цель любого человеческого действия — это достижение покоя. И он был прав, когда говорил, что он самостоятельная личность, ни от кого не зависящая, он единица, потому что смысл существования не заключается в ком-то. Мне следовало поучиться этому у него и что-то пересмотреть в своем отношении. Я начинаю зацикливаться и терять из фокуса свою собственную жизнь, растворяться в другом человеке нельзя ни в коем случае, потому что когда он уйдёт, от моей личности не останется совершенно ничего. А я и без того не представлял из себя что-то выдающееся. Мы встречались не так уж и часто, когда он находил время посреди своего занятого графика, его устраивало это, и меня, наверное, в целом тоже, я мог дальше заниматься своими делами, он жил в своем мире, и я все еще не понимал, что чувствую на этот счет. Иногда я скучал по нему. Сейчас, например. Меня кольнула обида, всего на секунду, но этого оказалось достаточно, чтобы достать телефон и быстро написать короткое сообщение: «Почему мы встречаемся только тогда, когда это удобно тебе?» Лишь спустя долгие полминуты я понял, что написал и как это прозвучало. Как обида малолетней девчонки, жалующейся на недостаток внимания. Но я же… Я закусил губу. — Я не должен выпрашивать любовь к себе, я не должен быть тем, кому нужно что-то сделать, чтобы заслужить к себе хорошее отношение. Я – это я, мне не нужно кем-то быть, чтобы меня любили… - говорил я себе, делая глубокие вдохи, — С каких пор я стал таким чувствительным и уязвимым? Я понимал, что мне следовало успокоиться и поговорить с ним нормально, в спокойной обстановке на холодную голову, объяснить, что я хочу видеться чаще, а не урывками по паре часов за кофе, прояснить статус наших отношений, каких бы то ни было, и в том, чтобы выражать свои желания, совершенно нет ничего страшного, но я поступил по-идиотски. В конце концов, я не давал повода думать, что меня что-то не устраивает, но меня и правда все устраивало, даже более чем, я просто понять не мог, что вдруг со мной случилось именно сегодня, и я выпалил какую-то чушь. Правильно Тэхен говорит, сначала делаю, потом думаю, точно гриффиндорский придурок. Может быть, во всем виновато дурацкое приближающееся лето с его депрессивными фазами? Из мыслей меня выдернул телефонный звонок, от которого я дернулся. Ну конечно же. Я проскулил и ответил. — Алло, - прозвучало нервно и вымученно. Я дал себе мысленный подзатыльник. — Что случилось, Юнги? - его голос показался мне встревоженным, от чего в сердце что-то сжалось. Взрослые люди так не решают ситуацию, и одним сообщением я только что это показал. Придурок. — Тэхен, я… - я вздохнул и взъерошил волосы. — Давай, пожалуйста, поговорим потом, прошу тебя, я не хотел сказать то, что сказал, вернее, хотел, но не так, просто… блять, - я потер глаза, чувствуя себя беспомощным и глупым. — Прости, ладно? Это не обвинение и наезд. — Ты сейчас занят? - он не звучал раздраженным или злым, по-обычному был спокоен и серьезен. Я разозлился на свою неспособность анализировать и думать. — Не занят, дома сижу, пытаюсь разбирать материал. - тихо ответил я, жмурясь. Если он будет жалеть меня, я врежу ему. — Я хочу тебя увидеть, тебя было бы удобно, если я подъехал, скажем, через минут двадцать? — Думаю, да… - я оторопел и замолчал. Он понял, что меня задело, потому что он, во-первых, ясно дал понять о своих намерениях, во-вторых, несмотря на то, что я, очевидно, не занят, он поинтересовался, смогу ли я увидеться. Я был тронут такой внимательностью и почувствовал себя еще более глупо. Когда я пришел в себя, на том конца провода уже были гудки. — Как всегда… Я вздохнул и поплелся в ванную в надежде хоть немного успокоиться и снять мандраж. Льющаяся вода из крана гипнотизировала меня и убаюкивала, я залипал и снова вспомнил, что это состояние является самым полезным для мозга, однако я не мог уловить, о чем именно я думал. Во мне были какие-то эмоции, непонятные сгустки, и я устал бороться с собой. Я не знал, почему мне так полюбилось принимать горячую ванную в одежде, но изредка я ловил себя на ощущении, что мне хочется именно этого. Наверное, все из-за того, что это давало мне чувство какой-то свободы, будто бы я оказался в случайном водоеме, а вода просто была вокруг меня, не одомашненная и теплая, а стихийная. Мне чудилось, что она прогрета солнцем, и я просто плыву куда-то по течению. В моем идиотском мышлении, когда ты раздеваешься, это действие дает какой-то сигнал, что сейчас будет процедура, ты преследуешь какую-то цель, намыться или вроде того, а в одежде этого не было, и это позволяло мне расслабиться, ведь не было никакой конечной точки, никакой причины, чтобы находиться в воде. Я потер лицо мокрыми руками. Какой-то бред в голове. Как донести свои мысли до Тэхена, если я сам не понимаю, о чем я думаю? Я криво усмехнулся. Если у меня снова начиналась депрессивная фаза, то как-то рановато в этом году. Может быть, потому что за пару месяцев я истратил свой лимит на счастье? Я закрыл глаза и позволил мозгу отключиться, поймал себя на том моменте, когда он перестал ждать того, что я встану, разденусь и нормально помоюсь. Я ни о чем не думал, ощущая расслабленное тело. Мне чудился маленький ужик, серый и совсем крохотный, мой личный, почти ручной, которого я оставил на скамейке у дома и пошел по своим делам. Однако возвращаясь вечером я вспомнил, что забыл его и виновато попытался погладить его. Он свернулся небольшим колечком на отсыревших досках и на мои жалкие извинения попытался укусить меня. Обиделся или замерз. Его можно понять. — Блять, ты что, совсем охуел?! - звуки снова доносились будто бы в трубу, и я невольно словил чувство дежавю. Все Кимы в моей жизни немного одинаковые, судя по всему, и не то, чтобы это было плохо, по-своему трогательно. Я попытался открыть глаза, но меня с силой дернули за рубашку. Вода залила мне глаза и немного пощипывала, отчего рефлекторно захотелось вытереть их. — Юнги, какого хуя?! Я все-таки открыл глаза и увидел его совсем рядом, напуганного, растрепанного, так близко, что внутри что-то екнуло. — Я сейчас ебну тебе, ты меня слышишь? Слышишь? Тэхен натурально кричал, и никакие граммофоны ему не нужны были. Я положил ладонь ему на щеку и легко погладил, кожа под моими горячими пальцами была ледяной. Его челюсть была прочно сжата, желваки напряжены, но глаза искрились. Уж точно не стоит лить слез из-за такого придурка, как я. — Я просто собирался принять ванну… — В одежде? - перебил он меня и цокнул языком. — Кто вообще принимает ванну в одежде? — У меня есть такая привычка, мне помогает это расслабиться, - он жутко переволновался, я понимал это. — Я ничего не собирался делать, правда, я случайно задремал, мне следовало предупредить тебя об этом. Тэхен обессиленно присел и облокотился на ванную, низко опустив голову. Я, переполненный жгучей нежностью к нему, мягко зарылся пальцами в его вихры, будто бы неуверенный в том, что мне позволено это делать, не обидел ли я его слишком сильно. Он тут же встрепенулся и поднял голову, мягко взяв мою теплую ладонь в свою и взволнованно оглаживая пальцы. — Ты меня напугал, - тихо сказал он, но я услышал, как его голос сорвался. Я виновато улыбнулся. — Прости меня. Принесешь мне из шкафа одежду, пожалуйста? Я переоденусь и сделаю тебе чай. Он молча встал и вернулся спустя мгновение, пока я нехотя вылезал из ванной, тут же почувствовав, как холод пробежался по телу мурашками. Я забрал у него черный свитер и домашние вельветовые брюки темно-серого цвета, благодарно кивнув, Тэхен учтиво отвернулся, но покидать ванную отказался, видимо, переживая, что я могу еще что-нибудь выкинуть. Я усмехнулся, наспех расстегнул рубашку и скинул ее. Я, кажется, стал забывать, кто я такой, когда он был рядом, и в этом была проблема. Я натягивал свитер и думал, что я Мин Юнги, девятого марта мне исполнилось тридцать три года, пианист-виртуоз, гордость нации, посол президента. Или это не я? И лишь с Тэхеном просыпается моя истинная личность. Я не растворяюсь в нем, теряя фокус, я просто не знаю, кто я такой на самом деле и что из себя представляю. Тэхен говорил мне про маски и статусы, сказал, что в тот день он услышал меня настоящего, человека, которому больно. Но отчего мне больно, если все эти боли по большому счету фантомны? Меня так это поразило, что я замер, как вкопанный, ведь получается, за всеми эти масками и официальными статусами я уже растворился в жизни неизвестного мне человека, и Тэхен тут был совсем не при чем. Я растворялся не в нем, я растворился в выдуманной части себя. А теперь Тэхен всего лишь вскрывал мое нутро, и что под ним? Совершенно ничего. Какой я? Что я люблю? Что из себя представляет мой характер и есть ли у меня какая-то личность? Я — это вообще я? — Юнги? - он потряс меня за плечи, внимательно заглядывая в глаза. Я сфокусировал зрение и понял, как пересохли мои глаза. — Тэхен, скажи… - глухо отозвался я, — Как я мог потерять то, чего никогда не имел? — О чем ты говоришь? — Кто я такой? Я не знаю себя, потому что у меня нет никакой личности. - с моих глаз все-таки скользнула слеза, но лишь потому, что они сильно пересохли, ведь я долго не моргал. — Ох, дорогой… Он порывисто схватил меня за руку и усадил на небольшой стул на кухне возле окна, который я так любил, а он будто бы знал это. Тэхен суетился, видимо, понимая, что я не в состоянии сделать ему обещанный чай. Я подавил улыбку и почувствовал себя жалким. Он справился с мутизмом, а это вам не какие-то мелочи, а я даже не могу угостить его и принять, как следует, в своем доме, где он гость, между прочим. — Зачем тебе такой человек, как я? Я смотрел в окно безучастным взглядом, пока все вокруг превращалось в белый шум. Люди шли по своим делам, светофоры бесконечно меняли свет с красного на зеленый, а я понять не мог, как совершенно обычный день превратился в сплошной кошмар. Тэхен, кажется, замер, услышав, что я сказал, но я… Это был как будто бы не мой голос, и я не говорил того, что сказал, как будто это сказал какой-то третий человек, а я наблюдал за всем этим. Я посмотрел на свою руку и не понял, моя ли это рука, мое ли это вообще тело? — Эй, посмотри на меня. Он присел напротив на корточки и взял не мою ладонь в свою руку, крепко сжимая, пальцами мягко повернув мое лицо на себя, придерживая за подбородок. Я смотрел в его глаза и, кажется, это все, что я видел. — Сосредоточься, дыши со мной, - говорил он мне, не отводя своих глаз. Он положил мою ладонь на свою грудную клетку, и я чувствовал отчаянное биение его сердца где-то там. Тук-тук. Тук-тук. Я слушал его голос и концентрировался на нем. — Вдыхай. Я почувствовал, как поднялась его грудь под моей ладонью, он вдохнул глубоко, и я последовал за ним, задерживая дыхание, пока он не выдохнул. Снова и снова, не говоря ни слова, он просто медленно дышал, и я повторял за ним, будто бы совершенно не был способен на что-то иное. Его заведенное сердце постепенно успокаивалось, и я понял, что вскоре могу дышать сам. Я проморгался. — Семь на восемь? - мягко спросил он. — Пятьдесят шесть, - тихо ответил я, постепенно приходя в себя. — Умница. Сколько зеленых предметов в комнате? - я отвел взгляд от его глаз и огляделся. Разделочная доска, магнитик на холодильнике, пара тарелок и кружка. — Пять, - ответил я, возвращая ему взгляд. Тэхен был собран и сосредоточен, он даже не стал проверять, так ли это, важно было то, что я сосредотачивался на реальности. Я посмотрел на руку, она снова была моей, и я, сам себе не веря, попробовал сжать пальцы в кулак. Рука меня слушалась. Я облегченно выдохнул и почувствовал, как ссутулился. — Это моя кисть… — Юнги… Он с такой силой притянул меня к себе, хватаясь за плечи и жадно утыкаясь носом куда-то между шеей и плечом, что я даже растерялся. Оторопевший, я погладил его по волосам в легком движении, и он обнял меня еще крепче. Он правда волновался и позволил себе расслабиться только после того, как помог мне. Бог знает, что со мной было бы, в приступах дереализации очень легко потеряться, наверное, это потому, что я буквально терял себя и переставал ассоциировать себя с собой, как бы то ни звучало. Тэхен отстранился и быстро провел ладонями по моим щекам, будто бы убеждаясь, что я в порядке. Он слабо улыбнулся и быстро коснулся моих губ своими, так невесомо, но у меня весь воздух выбило из легких. Я накрыл его ладони своими, что по-родному покоились на моих щеках, и совершенно не знал, как выразить свою благодарность, как извиниться, как дать ему почувствовать, сколько он сделал, так, чтобы он понял… — Я не сделал тебе чай, прости, из меня никудышный хозяин, - только и пролепетал я. Я был безнадежен. — Это правда, но мне наплевать. - он грустно улыбнулся уголками губ. — Ты не должен был этого видеть… - я виновато закусил губу. Мне не хотелось выглядеть перед ними еще слабее и глупее, чем обычно. — Слава богу, я был рядом, - он прислонился лбом к моему, и я почувствовал, как задрожали мои пальцы. Он не ругался и не упрекал меня. Он просто был рядом, и я бы никогда не подумал, что его присутствие будет для меня буквально спасительным. В горле встал ком, который я усилием пытался подавить, но у меня получалось плохо. Хотелось плакать то ли от накативших осознаний, то ли потому что я смертельно устал, то ли тронутый его невероятной заботой и нежностью, то ли я был зол на себя, на свою беспомощность. Ко мне никто так никогда не относился, как он, как будто бы я и в самом деле был ему нужен, несмотря на то, что у него своя жизнь и свой мир, несмотря на его вечный занятой график, несмотря на то, что со мной все не в порядке, вопреки вообще всему. Я опустил голову ниже и прокусил губу до крови, тихо шмыгнув. — Тэ, прости меня, - шептал я сбивчиво, вытирая запястьями щеки, — За это все, за то, что я такой, я потерял себя, я не знаю, кто я такой, я такой безнадежный… Я захлебывался и уткнулся лицом в ладони, шумно глотая слезы и всхлипывая в голос. Он только мягко гладил меня по волосам, пока я рыдал, не сдерживаясь, прямо как в феврале, на этом же самом месте, мечтая умереть и все это закончить. — Что со мной не так? - я посмотрел заплывшими глазами на него и увидел, как он вздрогнул, будто бы его что-то кольнуло. —Ты не один, дорогой, я здесь, - он мягко уложил мою голову к себе на плечо и прижал к себе. Наверное, у него уже затекли ноги так сидеть на корточках, но он продолжал оставаться рядом и успокаивать меня. Я не выдержал и снова расплакался, отчаянно хватаясь за его вязаный свитер, пока он шептал мне: — Я рядом. В ту ночь, измотанный и потерянный, будто бы перекати-поле в пустыне, я заснул в руках Тэхена, убаюканный тихим шепотом и уткнувшись в его шею. Я мирно вдыхал запах соленого моря в ночной тишине, как он учил меня, изредка касаясь пальцами его плеча. Он гладил меня по волосам, прямо как в детстве это делала мама, когда я садился к ней на колени. В ту ночь мне ничего не снилось.***
Я проснулся один, и, судя по слепящему солнцу, было давно уже за полдень. Я поморщился, но почувствовал себя отдохнувшим, по крайней мере, никто не будил меня в ебаные девять или около того утра. Голова ныла, но после истерик это было обычным делом. Я привстал и потер запястьями глаза, обнаружив на себе вчерашний черный свитер и брюки. Точно, мое тупое сообщение, ванная, Тэхен, приступ дереализации и паническая атака. Я выдохнул, ссутулился и сложил руки в замок. И что теперь? Я встал и поплелся в ванную, я всегда так делал, когда не находил ответов на вопросы, это было каким-то ритуалом, однако чуть не наткнулся на руку практически из ниоткуда, преградившую мне путь. — Никаких приемов ванны в одежде. Я вздрогнул и медленно перевел взгляд в сторону, обнаружив рядом Тэхена. В горле пересохло, он правда остался рядом, он никуда не ушел и был прямо сейчас передо мной. Я сглотнул. Он был в моем кашемировом свитере цвета слоновой кости, немного растрепанный, явно невыспавшийся, но совершенно точно живой и настоящий. — Ты здесь… - только и выдохнул я. Он нахмурился. — Конечно, я здесь. - он фыркнул, и я с удивлением заметил полотенце на его плече, — У нас сегодня много планов, нужно позавтракать, потом сходить в консерваторию, прогнать «Вокализ», начать разбирать Хачатуряна, я попросил Намджуна тебя не будить, перенес репетицию… — Что? - нахмурился я, следуя за ним на кухню. Тэхен готовил блинчики, судя по всему, и уже заканчивал, ловко переворачивая один, каким-то чудом не сгоревший, на сковороде. Я, может быть, и был не в себе, но свое расписание знал назубок. — Какой прогон? — Ну, - он отщипнул кусочек и закинул себе в рот, удовлетворенно кивнув. — Твой концерт, сегодня репетиция, - он мельком посмотрел на часы, — Как раз у тебя есть пара часов. Я плюхнулся на стул и завороженно следил за ним. Тэхен стоял на моей кухне в обед, готовил блинчики в моем кашемировом свитере, подсучив рукава, что-то щебетал о репетиции, о каких-то переносах, и я был совершенно не в курсе. Он быстро подошел ко мне и легко чмокнул в губы, возвращаясь к плите. Я почувствовал вкус ванили и сахарной пудры, отчего непроизвольно облизнулся. Сладко. — Доброе утро, кстати, - как бы невзначай сказал он, ставя передо мной кружку свежесваренного кофе. Так же легко Тэхен присел рядом, подперев левой рукой щеку. Я подумал, как же хорошо он смотрится в моей квартире, как она сразу перестает быть пугающей и зловещей. — Доброе, - кивнул я заторможенно, не сводя с него глаз. — Все нормально? - неуверенно поинтересовался Тэхен, пощупав мой лоб прохладной ладонью. Я кивнул. — Голова болит, но в целом, да. Ты приготовил мне завтрак? — Подумал, что ты проголодаешься, - пожал он плечом, отщипывая еще один кусочек и с удовольствием запивая чаем. — Предугадывая твои вопросы, я узнал, где ты живешь, у Намджуна, его контакты есть в твоем публичном профиле для связи, да, я рассказал ему, что случилось, спросил график репетиций, обсудил репертуар и попросил все немного сдвинуть, так как тебе нужно было отдохнуть и выспаться. Репетиция в два часа. Я одолжил твой свитер и воспользовался кухней, надеюсь, ты не злишься, что я тут похозяйничал. Я моргал, даже не зная, что сказать. Как я мог на него злиться? Он был чрезвычайно заботлив, он обо всем справился, чтобы мне было комфортно, чтобы я ни о чем не переживал и не беспокоился, сам решил все организационные моменты. Я, растроганный и впечатленный до глубины души, встал и обнял его со спины, мягко целуя в макушку. Он накрыл мои руки, покоившиеся на его плечах, своими и невесомо выдохнул, поднимая голову и заглядывая мне в глаза. — Ты просто золото, Тэхен. Он улыбнулся, так просто, открыто и обезоруживающе, что я не удержался и поцеловал его в губы, нагло и бесцеремонно украв эту улыбку для себя. Когда он открыл свои глаза, мне показалось, что они светились. Это было невероятно хорошее утро, пожалуй, действительно доброе за очень долгое время. Пусть я еще многого не понимал, не во всем разобрался, но одно я понимал: Тэхен не виноват в моих бедах, он тот, кто пытается мне помочь из них выбраться. — Спасибо, что остался со мной, несмотря на все, что увидел вчера, - тихо сказал я с робкой улыбкой. — Ты прекратишь или нет извиняться за то, что ты просто человек? - он не обвинял меня, но его голос звучал грустно. — Ты не обязан быть всесильным, и тот факт, что ты сейчас так ломаешься, лишь показывает, как долго и усердно ты боролся и старался, Юнги. Я не тот, с кем надо стараться быть кем-то, мне достаточно того, что ты рядом со мной, даже если ты не знаешь, кто ты такой. Я знаю, что ты придурок, что бежит впереди паровоза, но ты всегда был честен со мной, тебе больно и тяжело, много причин извне послужило тому, что ты сломался. Как ты вообще собирался просто взять и выстоять? Это невозможно, в конце концов, сопротивляться такому давлению, а ты еще и умудрялся выступать так, что у меня открывался рот. — Тэхен… - я тихо выдохнул и сжал его плечи, отводя взгляд в окно. Я никогда не мог слишком долго смотреть ему в глаза. Он видел меня насквозь. — Общество воспитало тебя таким, Юнги, публика, обязанности. Я знаю, что ты мной дорожишь, решаешь какие-то конфликты компромиссом. Ты ни разу не предъявил мне, что я не уделяю тебя время, не жаловался, поддерживал меня и помогал. — Я не… — То, что ты написал, это единично, Юнги, я понимаю, что ты бы хотел обсудить этот момент иначе, но это я виноват, что ты дошел до таких мыслей. Я хотел по-быстрому со всем раскидаться и освободить для тебя время, я не подумал, что «потом» уже будет поздно, и лучше быть с тобой сейчас, пока это возможно, потому что работа будет, и ее будет много всегда, а ты… — Ну, я никуда не денусь… - пробубнил я, проводя рукой по волосам. — А потом из-за моей невнимательности у тебя случаются срывы, да? - виновато сказал он, кусая губы. Мне захотелось поцеловать его. — Юнги, я не хочу вести себя так, будто бы я тобой пренебрегаю, будто бы ничего не изменилось, я не хочу, чтобы это выглядело, словно я такой мелочный мудак, и все людское мне чуждо. Я правда, я… - он ссутулился и нервно заламывал пальцы. Я наблюдал за ним искоса, боясь смутить его сильнее. Тэхен хотел высказаться, я хотел его выслушать. Когда он поднял на меня свои глаза, я перестал дышать. — Я правда очень влюблен в тебя, Юнги, я очень боюсь тебя потерять и вчера мне было по-настоящему страшно. Во-первых, я очень благодарен, что ты принял мою помощь и не оттолкнул меня, я знаю, что в твоих глазах паническая атака на людях может быть проявлением слабости, но ты позволил мне остаться, ты доверил мне увидеть себя в таком состоянии, и это то, что я буду бережно хранить в своей памяти всегда. Во-вторых, я грубый, напыщенный и глупый, но я бы хотел быть с тобой, даже когда тебе плохо, или хорошо, когда ты просто не думаешь о том, кто ты такой и что ты кому должен. Пожалуйста, позволишь, я останусь? — Ты правда из всех людей выбираешь меня, - просипел я, чувствуя, как подходит ком к горлу. — А разве могло быть иначе? - улыбнулся он. — Ты сам говорил, это судьба, наверное, ты был прав. Я вздрогнул и отошел от его стула, обнимая себя за плечи. Мне казалось, что я сплю, я судорожно пытался запомнить каждое его слово, прокручивал в голове фразу за фразой и не мог поверить тому, что сейчас произошло. Он влюблен в меня. Он влюблен в меня. Я не знаю, что из этого шокирует меня сильнее всего, что это взаимно, или что Тэхен просит у меня разрешения, чтобы остаться? Я потер глаза пальцами и просто не знал, что думать и как реагировать. Я так привык к своей влюбленности, что даже и предположить не мог, что когда-то это может быть взаимно, что появится человек, который наплюет на все и скажет: «Я хочу быть с тобой, и все тут, я выбираю тебя, осознанно и вдумчиво, и это мое честное решение, о котором я тебе безо всяких прикрас сообщаю». Меня потряхивало. Я не услышал, как он встал со стула и обнял меня со спины, потеревшись щекой и легко целуя в уголок шеи, совсем по-домашнему и по-родному. Я поймал себя на сосущем ощущении, будто бы прошло уже так много времени, и где-то там, через десятки лет, Тэхен все так же рядом, так же обнимает меня со спины и целует в уголок шеи, как будто бы сейчас в этом моменте мы были так давно вместе, всю жизнь и все предыдущие жизни. Я определенно был шокирован, но никогда ни разу в жизни мне не было с кем-то так спокойно и очевидно, будто бы я дышал. — Будет непросто, Тэхен, - сказал я тоскливо. — Юнги, - прошептал он мне на ухо, — Есть ты и я, два взрослых человека, можно прямо сейчас найти тысячу причин, почему мы не можем быть вместе. Твое самочувствие, мое самочувствие, работа, разборки с прессой и президентом. Но знаешь, что действительно важно? Что это все обстоятельства, и они никогда не будут стоять выше чувств. Если человеку нужны отношения, он будет за них бороться, потому что людьми нельзя разбрасываться, а все обстоятельства — это временно. Мне эти отношения нужны, я готов бороться за них, я хочу этого. Я уже подумал и принял решение, от которого не намерен отступаться. Подумай насчет себя. — Я давно все решил, но в моей реальности такое было невозможно. Он провел ладонью по моей шее, и я ощутил, как невольно поджался живот от того, что я перестал дышать. Он надавил большим пальцем под челюстью, заставляя повернуться к нему назад, и это был жест из того рода, когда невозможно устоять и отказать. Я подчинился, и тут же ощутил его губы на своих, которые он сминал жадно и требовательно, обводя языком все трещины и притягивая к себе еще ближе за затылок. Мне захотелось заскулить, потому что все, что он делал, было обескураживающе, и я совершенно точно понимал, что он хочет и что имеет в виду. Я закинул руку за шею и легко прошелся ладонью по его теплой щеке, он сразу же смягчился и стал ласковым и тянуче нежным, отрываясь. — Да, так намного реальнее, - отозвался я, прикрывая глаза. — Так мы теперь вместе? - ехидно спросил Тэхен. Он говорил вещи, которые люди привыкли понимать, как само собой разумеющееся. Если тебя целуют и водят на свидание — в тебя влюблены. Если вы проводите вместе время — значит, вы вместе. Но этот хитрый слизеринец предпочитал досконально называть вещи своими именами, он сказал мне в глаза, что влюблен в меня, он заявил о статусе наших отношений, хотя люди обычно не заморачиваются о таком, ибо это все кажется чем-то ужасно очевидным. Но не для Тэхена. Я смутился. — Вместе. — Встречаемся, да? — Хорошо, мы встречаемся, да, - я готов был стукнуть его, стоит тут и издевается. — И я могу заявить об этом кому угодно. — Ну и пожалуйста, - он рассмеялся, — Мне стесняться нечего, я отхапал себе самого завидного парня в стране, это мне должны завидовать. — Ты просто невыносим! - заскулил я. — Поэтому ты и любишь меня, - задорно улыбнулся он, отламывая от блина еще четвертинку. Я собирался было открыть рот, но лишь рвано выдохнул, глядя на этого нахала. — Ты прав, - сдался я, — Поэтому и люблю. Он остановился и вмиг стал чрезвычайно серьезным, буравя меня взглядом. Я сжал в кулаки вспотевшие ладони и загнанно выдохнул. — Так, я переодеваться… Я зашел в комнату с порывом ветра и пытался осмыслить, что я только что сказал. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, разница лишь в том, что я не был пьян. Я выругался на себя, в принципе, я не соврал, просто совсем не рассчитывал, что смогу сказать это так скоро. Я надел простую белую футболку, накинул сверху черный пиджак в тон брюкам и бегло взглянул в зеркало, поправляя волосы, вроде нормально. Тэхен приблизился почти по-кошачьи, разворачивая к себе за плечи рывком и невозмутимо поправляя лацканы пиджака. Дразнится. — Хорош, ничего не скажешь, - он удовлетворенно хмыкнул, приглаживая невидимые складки. — Я поведу и даже не обижусь, что ты не попробовал мой завтрак. Приводи себя в порядок, я хочу на улице постоять, погода замечательная. Я проводил Тэхена взглядом до прихожей, сам же влетел в кухню и доел тот блинчик, от которого младший отщипывал кусочки. Вот так вот нелепо, с утра, в костюме на босую ногу стоял на своей кухне и завтракал на бегу. Я признался себе, что это было это очень вкусно, то ли потому что Тэхен еще и одаренный в готовке, то ли потому что ощущал невероятную заботу с его стороны. Я зашел в ванную, сполоснул руки, умылся и с усердием почистил зубы. Пригладил волосы, посмотрел на себя. Я видел молодого человека с темными волосами, уже отросшими, уверенного и целеустремленного, с карими внимательными глазами. Я перестал дышать. — Все в порядке, это я, - сказало мне отражение. Я сглотнул и потрогал свою щеку. — Это мое тело. Я выпрямился, поправил пиджак и уверенно кивнул самому себе. Все будет в порядке. Пока я себя отчаянно терзаю, больше шансов, что я проиграю, и даже если я сорвусь, перестану играть и спрыгну вниз, убегая от всей этой красоты, я пока что, пожалуй, задержусь. Тэхен курил и ждал меня внизу, разговаривая с кем-то по телефону. — Слушай, это отличная идея, конечно, - он затянулся и нахмурился, — Но это слишком грандиозно, это не то, что я потяну, понимаешь? Я хмыкнул и сложил руки на груди, чушь полная, нет таких вещей, которые он не сможет выполнить. Дело не в том, что Тэхен всесильный и всемогущий, он просто любит бросать вызов судьбе и лезет в самое пекло событий, оставаясь в тени. К тому же, он перфекционист, либо сделает идеально, либо никак. Я не считал это преимуществом, он не позволял делать себе ошибки в работе, а на этом мы учимся лучше всего, но решил, что если Тэхен захочет над этим работать, я его поддержу, но лезть и настаивать не буду. — Нет, Хосок, я… Да послушай ты, ебаный в рот, не веди себя, как тупой упертый баран! - он выругался и быстро посмотрел на меня, тут же расплываясь в какой-то коварной улыбке. Мне стало не по себе, он уже что-то задумал, — Вообще-то, я уже занят, у меня нет времени ставить Римского-Корсакова, я декан, а не режиссер, тем более, я курирую предстоящий симфонический концерт под руководством филармонии, так что отвали и ебись с этим сам, и мне очень жаль, что тебе не получилось скинуть работу на меня. Адьос, дорогуша! — Ты что, только что отлинял от работы? - я улыбнулся. — Во-первых, это не моя зона ответственности, во-вторых, Хосок сам хочет этим заняться, но ему страшно, так как он уверен, что погряз в бумажках так сильно, что ни на что не способен. Я, как настоящий друг, пытаюсь ему помочь, и всего. — Так… - я попытался подобрать нужный синоним, но видимо совсем помешался на Гарри Поттере, — По-слизерински. — Конечно, - хмыкнул он удовлетворенно, приподнимая подбородок. — Поехали уже. Он сел на водительское, я рядом на пассажирское и пристегнулся. Он сидел за рулем моей машины, в моем свитере, и все выглядело так, будто бы это его машина. Рукава все еще были закатаны по локоть, обнажая тонкие изящные запястья, он вел спокойно и уверенно, изредка поглядывая на меня. Интересно, когда я вез его на Восточное побережье ночью, он так же себя чувствовал? Позвоночник лизнули мурашки, и я поежился, тут же чувствуя, как он положил ладонь мне на колено. Остаток пути провели так, а я и дернуться не смел. Зашли мы в филармонию вместе, и прямо на входе он взял мою руку в свою и переплел пальцы. Я опять поймал себя на этом восторге, как легко он это сделал. Для меня этот жест был таким интимным, а у него все получалось так просто и очевидно, будто бы это уже стало привычкой и брать меня за руку стало чем-то выведенным до автоматизма. Это было странно, но совершенно точно приятно. — Ты волнуешься? - спросил я. — С чего бы? - хмыкнул он, ведя меня по лестнице наверх. — Это твое первое появление в люди, как никак, официальное почти что. — Там же будет господин Ан? - спросил он, останавливаясь у дверей в малый зал. Я посмотрел на него и кивнул. Лицо Тэхена как будто бы озарило тысячу солнц. Он, не медля, распахнул двери и почти вбежал внутрь, подлетая к старику и заключая его в крепкие объятия. Я, конечно, что-то предполагал, но все равно это было довольно необычно, видеть его таким открытым, раскрепощенным и счастливым. — Я так ужасно рад Вас видеть, учитель. Ах, вот оно что. Я стоял в дверях и улыбался, ловя на себе недоуменные взгляды оркестра. Я лишь пожал плечом и скрестил руки на груди, занимая свое место на стуле в центре зала. — Тэхен, как же давно я не видел тебя, - голос дирижера звучал непривычно тепло и благоговейно, от прежней ворчливости и строгости и следа не осталось. Ну конечно же, разумеется, он на всех производил такой эффект. Старик встряхнул его за плечи и хрипло посмеялся. — Ты похорошел. — Не льстите мне, - засмеялся он и развернулся ко всем присутствующим, выпрямившись и сложив руки за спиной в замок. Он чувствовал себя очень комфортно и уверенно, авторитетно, и не сомневался в этом ни на грамм, сразу же заручившись поддержкой второго человека в филармонии. — Ким Тэхен, - представился он, — Рад вас всех тут видеть. Так уж вышло, что я буду принимать участие в организации концерта, так что буду благодарен за поддержку и содействие. — Подожди-ка, - усмехнулся я, — Я звал тебя сюда, как второго солиста. — Ох, - он посмотрел на меня и хитро улыбнулся. Я уже ждал, что же сейчас произойдет. — Юнги, ты же хотел играть Пуленка? Почему бы не исполнить его концерт для фортепиано с оркестром в до-диез миноре? Господин Ан с энтузиазмом воспринял эту идею, оркестр пока не приступал к разбору материала, так что мы ничего не теряем, верно? Старик увлеченно кивнул, а я лишь растерянно смотрел на него. Вот жук хитрый, он все переиграл в свою сторону. — Тэхен, Вы не будете принимать непосредственного участия? - поинтересовалась первая скрипка. Как солист, как скрипач, услышал я, и с тревогой посмотрел на него. — Я не играю на скрипке, - слабо улыбнулся он. — Но был бы счастлив присутствовать на ваших репетициях, окунаться в эту атмосферу очень приятно. Возражений не было. — Утверждаем программу. Рахманинов «Вокализ», опус тридцать четыре, номер четырнадцать. Пуленк, концерт для фортепиано с оркестром до-диез минор. Малер, четвертая симфония соль-мажор, первая и вторая часть. Хачатурян, симфоническая сюита «Маскарад», четвёртая часть. Все верно? - дирижер пробежался по присутствующим, все согласно кивнули. — Юнги, сколько репетиций с оркестром Вам требуется? — Три-четыре, не думаю, что больше. — Знаете, господин Ан, я слышал великолепную аранжировку «Романса» для фортепиано, - он с прищуром посмотрел на меня, отчего я почти запаниковал. — Может быть, его мы отдадим Юнги в соло? Было бы замечательно закончить бурную симфоническую часть чем-то спокойным и размеренным. С мнением Тэхена никто не был готов спорить, он в глазах присутствующих был почти живой легендой, имя, которое было на слуху у каждого, он тот, кого ставили в пример детям и подрастающему поколению, его старые концертные записи прокручивали на уроках сольфеджио и музыкальной литературе в школах, разбирая каждый его вздох и обмусоливая любое действие. И вот он стоял здесь, совершенно невозмутимый и уверенный, знавший свое место и ощущая весомость своих слов. Если бы с Тэхеном не случилось того, что случилось, он бы занял мое место. Я поежился от этой странной мысли. Тэхен мог бы сидеть здесь, мог бы быть послом президента, любимцем публики, и, вероятнее всего, у него бы тоже была депрессия. Я сглотнул и понял, что выпадаю из реальности. Это было ужасно, представлять, что было бы с ним, будь он на моем месте, будто бы я украл его жизнь, будто бы я занял чье-то место и находился не там, где должен был быть. Я бросил взгляд на рояль, мне срочно нужно было сыграть. — Я как раз хотел вам ее показать, - соврал я. Не было у меня никакой аранжировки, но я готов был пойти на это. Не дожидаясь ответа, я встал, снимая пиджак, будто бы он давил на меня и мешал, и сел за рояль, открывая крышку. Мое сердце билось в панике, если бы Тэхен был бы на моем месте, его бы могло уже не быть. Я сосредоточился на пьесе и попытался вспомнить что-то, что бы отвлекло меня. Теория всегда помогала сосредоточиться на исполнении. В 1941 году к сто летию со дня смерти Лермонтова, Московский театр имени Вахтангова ставил драму «Маскарад» по одноимённому произведению, в котором главный герой Арбенин был, несомненно, фигурой зловещей и трагической, чья бурная юность прошла в мире самолюбивых дум и ледяных страстей. Уставший от жизни, он нашел счастье в молодой и чистой женщине по имени Нина, которая совершила неосторожный поступок, приехав на маскарад в дом Энгельгардта. Женщина по случайности теряет подаренный мужем браслет, и цепочка событий на этом приобретает роковой виток. Браслет находит баронесса Штраль и дарит его как доказательство любви князю Звездичу, а тот хвалится им Арбенину. Мужчина узнает браслет жены и, подозревая супругу в неверности в бешеном порыве ревности, отравляет ее. Арам Хачатурян никогда не сочинял балет «Маскарад». В тот год он написал лишь музыку к ставшему знаменитым одноимённому спектаклю, но из-за войны он быстро сошел со сцены, поэтому композитор через два года переработал её в оркестровую сюиту, получившую заслуженное признание. В 1970-е годы хореографы Лидия Вильвовская и Михаил Долгополов начали писать либретто по драме Михаила Лермонтова, отталкиваясь от этой музыки, к тому времени считавшейся лучшим музыкальным воплощением героев Лермонтова. Предполагалось, что Хачатурян будет использовать в партитуре балета и свою музыку, схожую по тематике к музыке в пьесе Бориса Лавренёва «Лермонтов», поставленную в 1954 году во МХАТе. Но проекту не суждено было осуществиться. Лишь двадцать лет спустя, в 1982 году, уже после смерти композитора, его ученик Эдгар Оганесян создал партитуру балета «Маскарад» на основе музыки Арама Хачатуряна, включив в неё фрагменты и других произведений композитора: Вторая симфония, Соната-монолог для виолончели соло, «Бассо остинато» из сюиты для двух фортепьяно. Я положил руки на клавиши и неспеша заиграл главную тему, прикрывая глаза. Я думал о Нине, о злой судьбе, о том, что эта несчастная женщина, чистая душой и разумом, ничего не стоила даже в глазах собственного мужа. Романс — это тема Нины, которая виделась мне одинокой, нежной и грустной, как зима. Я играл на распев в октаву, как это было в оригинале, только в оркестровой версии это поручено первым и вторым скрипкам. Мелодия открывается широко и свободно, достигая своей лирической кульминации во всей сюите. Романс, безусловно, очень насыщенный, несмотря на свою миниатюрность — всего 54 такта. Я неспеша скользил пальцами по клавишам, совершенно утратив чувство спешки, наоборот, мгновение хотелось замедлить, словно остановить падающий лист, дать Нине возможность прожить здесь, пока она еще есть, пока ее лицо не искривлено гримасой боли. Это светлый момент, который я хотел запечатлеть, и то настроение, которым, по моему мнению, было пронизано все произведение. Я что-то импровизировал, находу вспоминая оркестровые партитуры и партии, стараясь все это переработать, но чтобы не было через чур. Романс — это про вокал, поэтому я отдавал главенствующую роль правой руке, тихо сопровождая ее вальсирующими аккордами в левой. Я тихо подпевал себе и замедлялся, чувствуя, как время останавливается вместе с моим дыханием. Сыграл мажорные переливчатые терции, похожие на капель, или мелкий теплый дождь, наваливаясь на это тяжелым аккордом, словно гроза посреди ясного неба, предостерегающая о неминуемом конце. Главная мелодия напоминала мне танец минут, будто бы время умело вальсировать со звездами после полуночи. Музыку вообще очень трудно понимать теоретически, это всегда чувства, и я играл так, как чувствовал, так, как мне этого хотелось, а не так, как я должен был это сделать, как профессиональный музыкант. Я сыграл последний аккорд и дополнил его мягким окончанием в верхнем регистре, совсем легко. Выдохнул и открыл глаза. Наверное, это было очень плохо, и мне стоило сказать правду, что я совершенно не готов и вообще-то был не очень хорош в импровизации. Я опустил голову и снял руки с клавиш, не решаясь взглянуть в наш небольшой зал, пока не услышал тихий всхлип. Я напуганно обернулся, увидев госпожу Чон в слезах, которая прикрывала рот ладонью. Мужчины стояли молча, господин Ан звучно снял очки и сел на свое место, Тэхен… Я сглотнул, увидев его глаза. — Юнги, Вы сможете исполнить это на концерте? - нарушил тишину дирижер, кажется, первым придя в себя, я заметил, как Тэ отвернулся и быстро взъерошил волосы. Я расстроил его? — На самом деле, это была импровизация, - сознался я стыдливо. — Как это возможно, - прошептал Тэхен. — Вы сейчас не шутите, Юнги, - подала голос первая скрипка, вытерев щеки. — Вы действительно импровизировали? Собрали в голове оркестровую партитуру и вот так вот с ходу ее переработали в голове? Это… — Невероятно, - закончил за нее Тэхен. — Юнги, я прошу Вас, пожалуйста, оставьте этот вариант конечным, прогоните его еще несколько раз, импровизация откладывается в голове при повторе, эта версия была бы блистательна для исполнения. — Вы хотите сказать, что это было неплохо? - коротко поинтересовался я, чувствуя, как ускорилось мое сердце. — Это было, без сомнения, гениально, - лишь вымолвил Тэхен, и никто не рискнул с ним спорить. — Можно тебя на пару слов, пожалуйста? Он первым вышел из кабинета, пока я взглядом провожал его спину. Господин Ан кивнул, и ей богу, лучше бы он не отпускал меня сейчас. Я боялся встречи с ним сейчас, боялся его реакции, разочарования, осуждения, даже если Тэхен не сомневался с тем, что я что-нибудь придумаю в моменте, в конце концов, он был инициатором, чтобы я сыграл фортепианную аранжировку. Я вышел вслед за ним и увидел его, нахмуренного, около окна. — Юнги, о чем ты думал, когда играл романс? - глухо спросил он, едва касаясь косточки на моем запястье. — Вообще-то, о Нине, - сказал я, опуская взгляд в пол. Если бы я смотрел, я бы увидел по нему, что он все понял, как всегда. — О том, как несправедлива была к ней судьба, ведь она была тихой, спокойной и очень любящей женщиной, просто с ней случилось столько плохого, незаслуженно… Он молча обнял меня, притягивая к себе и пробегаясь прохладными подушечками по позвонкам на шее. Я не слышал, как он всхлипнул. — Ты тоже заслуживаешь права на счастье, Юнги, заслуживаешь, как никто другой.