Полгода без секса/ Полгода с Атакой Титанов

      — Просто неважно себя чувствую, лучше обойтись чаем.       Ты мягко улыбаешься своей подруге, сидящей напротив, допивая третью чашку ужасно сладкого чая. Она недоверчиво смотрит в ответ, морща нос, подсовывая тебе тарелку с хлебом. Запах ударяет в нос, и твой живот слишком громко урчит. Чёрт.       — Знаю я твои придуманные отговорки, прекращай это.       — Уже действительно слишком поздно, желудок не даст мне уснуть, если поесть сейчас, — девушка напротив закатывает глаза, возвращаясь к своему ужину. Ты знаешь, что она тебе не верит, но день был таким ужасно длинным и ужин задержали так надолго, что всем вокруг точно хотелось разойтись по комнатам поскорее.       Ты пытаешься поддержать беседу за своим столом, выслушивая жалобы солдат на их изнуряющие тренировки. Новый набор в Разведкорпус в этом году чем-то отличался от предыдущих, но ты пока не понимала чем. Такие же подростки, как и обычно, но какие-то… отчаянные? Мудрые? Должно быть, это те дети, которые видели пролом стены собственными глазами. Не удивительно, что они такие. Бедняги.       — Кстати, спасибо за помощь с теми застёжками! Я ненавидела носить бюстгальтеры всю свою жизнь, но твои такие мягкие и удобные, что почти не ощущаются под одеждой!       — Всегда пожалуйста, — ты поджала губы, улыбаясь девчонке с соседнего стола, что не могла перестать запихивать в себя еду. — Обращайтесь ко мне, если нужна будет помощь с одеждой, в любую минуту, ладно?       — Спасибо! Спасибо! — она продолжила вталкивать картошку в свой рот, слишком громко обсуждая планы на будущую вылазку. Ты просто надеялась, что они выживут. Отряд Леви часто возвращался в более полном составе, чем остальные, но потерь всё равно было слишком много.       Год за годом ты наблюдала за этим. Подростки с горящими глазами, амбиции Смита, новые и новые планы освоения внешнего мира. Ты так давно здесь, что уже и не сосчитать, как много из них вы потеряли. Хоть они и пытались с тобой подружиться, ты старалась не привязываться ни к кому здесь, как бы сложно это ни было.       Во-первых, ваш возраст вносил свою лепту в количество недопониманий, ведь ты была уже далеко не подростком. А во-вторых, тебе было слишком больно, когда они не возвращались со своих миссий. Ты никогда не бывала за стенами, поэтому не знаешь, как дела обстоят на самом деле, но думаешь, что никогда не смогла бы стать такой храброй, как они.       Ты просто любила шить, сколько себя помнишь. Ты можешь проводить часы, подгоняя каждый сантиметр белья для девушек, что пытаются справиться с переходным возрастом и изменениям в их теле. Перешивая жакеты и рубашки для парней, что росли буквально на глазах и становились шире в плечах. Ты обожаешь перебирать ткани, выискивая новые варианты, что могли бы быть прочнее и легче для фирменных накидок и плащей. Ты просто была счастлива стать полезной, ведь верила, что все вы поступаете правильно, как бы слабо в вас ни верила правящая верхушка.       Ты опустошила очередную чашку чая, теряя свои мысли в гомоне общей столовой, когда словила на себе взгляд из дальнего угла комнаты. Леви всегда пытался прожечь тебя своими блекло-синими звёздами, что и глазами сложно назвать. Да и не только тебя. Его взгляда так боялись юные кадеты, что вы даже могли шутить над ними иногда, заставляя понервничать. Но ты уже не обращала на это внимания.        Ты помнишь его ещё с того дня, как он впервые появился здесь. Помнишь ваше первое снятие мерок. Он был таким резким и холодным, как будто его никогда не касались под одеждой. Тебе тоже было неловко, ведь он был старше тебя, а ты только начинала работать здесь. В какой-то момент вы оба так разволновались, что ты начала смеяться от напряжения. Он, наверное, был слишком шокирован и назвал тебя странной, но это помогло вам расслабиться.       Ты поднимаешь бровь, как часто это делаешь, чтобы дать понять, что ты его заметила. Он закатывает глаза, кривя губы, и ты киваешь в ответ. Это значит, что он устал, и ты полностью его в этом поддерживаешь. По крайней мере, ты надеешься, что правильно понимаешь его безмолвные жесты. Ему нужно придерживаться образа, и всё такое. Сидеть за отдельными столом.       Тебе нет до этого дела, ведь вы довольно… близки? Ты знаешь, каким он может быть рядом с теми, кому доверяет. Он один из немногих, кого ты могла бы назвать своим другом здесь, ведь все остальные не задерживались надолго. Продвигались по службе, умирали, возвращались к гражданской жизни. Он единственный, кто остался здесь так надолго, и ты правда надеешься, что это не собирается измениться.       Персонал и кадеты начинают медленно разбредаться по комнатам, чтобы отдохнуть наконец, и ты с радостью следуешь их примеру. Можно было бы и не приходить на ужин, но это вызвало бы ещё больше подозрений твоих коллег и знакомых. Те, кто знакомы с тобой довольно давно, хорошо знают о твоих «периодах». Иногда тебе просто нужно не есть, и всё. Когда брюки становятся слишком тугими, когда щёки кажутся больше, когда пуговки на жакете натягиваются сильнее нужного.       Просто разгрузочные дни, иногда недели. Всё равно ведь тебе тренировки были не положены, а сидячий образ жизни делал своё дело. А когда вокруг лишь натренированные солдаты со стальными мышцами, которых приходится измерять каждый день, волей-неволей становится стыдно за свои дряблые руки и широкие бёдра. Ты ничего не ела уже почти два дня, поэтому чувствовала лёгкое головокружение. Но это нормально, это всегда случается во второй день. Дальше будет легче.       Ты вернулась к себе в комнату, сразу же проверила весы. Изменений с утра почти не было, но сейчас ведь вечер, а вечером ты всегда тяжелее, чем утром. Поэтому завтра будет лучше. Ты переоделась, стягивая тугие джинсы и рубашку, облачаясь в мягкую пижаму. Эта новая ткань, что Смит заказал у местных поставщиков, буквально творила чудеса. В ней даже спалось лучше. Ты покрутилась перед зеркалом, замечая, что живот немного спал, когда услышала тихий стук в дверь и поворот замка.       — Ночи, — ты обернулась на тихий голос, вздрагивая от неожиданности, облегчённо выдыхая, когда Леви вошёл в комнату. Он часто заходил, когда у вас было не так много дел, как сейчас, поэтому ты совсем не ждала его.       — Ночи, Леви.       — Не помешал?       — Нет, всё в порядке, — ты подошла ближе, вглядываясь в его лицо в свете керосиновой лампы. Он сжимал бумажный свёрток в руке, выглядя то ли уставшим, то ли просто отстранённым. Неужели он снова испортил свою рубашку для тренировок? — Хотел что-то?       — Принес тебе ужин. Нашёл немного хлеба на кухне, яблоки, сыр, — он прошёл к твоему столу без приглашения, раскладывая продукты на деревянной поверхности, попутно поправляя твои швейные принадлежности. — Видел, что ты не ела сегодня. Снова на кухне не рассчитали?       — Просто не хотелось, — ты закусила губы, наблюдая за его действиями. Он нахмурился, поднимая на тебя взгляд, казалось, тоже тебе не верил.       — Не ври мне, ведьма. Садись, — он придвинул второй табурет к столу, приглашая сесть рядом, когда ты тяжело вздохнула. Ему совсем невозможно соврать.       — Сказала же, не хочу, — ты поправила волосы, направляясь к своей постели, чтобы сложить вещи, пока Леви всё ещё пытался рассортировать твои иглы по размерам. Только бы прибираться не начал. Тебе и суббот хватает, когда он терроризирует каждый уголок твоей мастерской. Пусть хотя бы в комнате всё не будет таким идеальным. — Хочешь, выпью чаю с тобой? Уже поздно для ужина.       — Не придумывай, хитрая. Завтра сложный день, силы точно понадобятся.       Ты ничего не ответила, раскладывая одежду в шкафу. Ты любила, когда он приходил, ваши полуночные разговоры и сплетни, но сейчас он совсем не кстати. Ты услышала скрип половиц, когда он зашагал к тебе, попыталась задвинуть ногой весы под кровать, но не успела. Он точно заметил.       — Снова с ума сходишь? — ты обернулась на него, недовольно хмыкая. — И какой сегодня день?       — Второй, — он презрительно шикнул, когда ты сложила руки на груди, совсем не желая смотреть ему в глаза. Он не сдавался отговаривать тебя от твоих планов каждый раз, единственный из всех, и его упорство всегда тебя немного раздражало. — Чего?       — Такими темпами ты только запор заработаешь, — ты рассмеялась, утыкаясь носом между его бровей. Ты была немного выше его, может, сантиметров на пять. Идеально для поцелуев в лоб.       — Я снова набрала вес, так нужно.       — Кому нужно?       — Мне нужно, Леви. Я такая толстая.       — Не пори чушь, — он разжал твои руки, сжимая ладони тонкими пальцами, потерся о твой нос своим. — Всё с тобой в порядке.       — Мне не нравится, — он тяжело вздохнул, выдыхая тебе в губы, мягко перебирая твои пальцы. Почему ему всё ещё не плевать?       Вы ведь просто друзья. Ладно, может быть, немного больше. Вы давно спите вместе. Может, пару раз в неделю, ведь нужно как-то справляться со стрессом, а секс — лучшее лекарство от напряжения. Иногда вы действительно просто спите. Иногда говорите ночь напролет. От этого и странно, что ты совсем не знаешь, что он чувствует.       Это не отношения, в их общепринятом понимании. В них нет смысла в этом месте. Каждый день может стать последним, каждый разговор или встреча. Он не пошел бы на это, чтобы не возлагать на вас обоих лишних обязательств. И ты бы тоже не хотела, чтобы это обрело настоящую официальную форму. Ведь будет слишком больно, если его вдруг не станет. Больно будет в любом случае, но так легче.       — Просто съешь чёртово яблоко, ведьма, жизнь и так слишком отвратительна, чтобы делать её хуже осознанно, — он резко отстранился, поправляя твой воротник, даже попытался поднять уголки губ, имитируя улыбку. У него плохо получается, но ты улыбаешься в ответ.       — Я не хочу, понятно? — твой живот предательски громко заурчал, разбивая в прах всю твою защиту. Исключительно не вовремя.       — Заканчивай уже, психованная, кого ты пытаешься надуть? — он тянет тебя к столу за руки, и тебе ничего не остаётся, кроме как послушаться его. Он садится рядом, разрезает хлеб и сыр, формируя сэндвичи, протягивает тебе один, и ты смотришь на него так, как будто он просит тебя предать Короля.       — Тебе не понять какого это, — ты нехотя вертишь закуску в руках, откусывая маленький кусок, только чтобы он успокоился. — Целый день меня окружают люди с идеальными телами. Я чувствую себя бесформенной размазнёй.       — Не сравнивай нас.       — Думаешь, ты лучше меня?       — Ну мозгов у меня точно побольше, — ты ударила его по руке, и он щёлкнул тебя по носу в ответ. — Все эти малявки не должны выглядеть так. У девушек пропадают месячные из-за нагрузок, парни неделями свой член не чувствуют из-за ремней. Тебе не нужно это дерьмо.       — Кошмар какой, — ты откусила ещё, боясь, что не сможешь остановиться, пока Леви снова влез в твой стол, как будто ему здесь всё дозволено. То есть дозволено конечно, но мог бы и спросить. — А что насчёт тебя? Не помню, чтобы у тебя были с членом проблемы.       — Я уже приноровился яйца не зажимать, но на это уходят годы, я не в счёт.       — Тогда почему тебе не плевать? — он выудил твои выкройки из тумбы, раскладывая по цветам. Боже, снова он всё спутает.       — Я знаю, какого это — голодать, ещё с самого детства знаю. Довольно дерьмово, если тебе интересно.       — В Подземном городе не было еды?       — Может, и была, не знаю, но у моей семьи не было. Мать страдала ради каждого куска хлеба, так и оставила меня одного, отдавая последнее.       — Чёрт, — ты подавилась, пытаясь не задохнуться. Он просто делал это иногда. Оставался закрытым годами, чтобы выдать самые пугающие факты своей жизни очередным вечером.       — Умерла от голода, представляешь? Я и сам чуть не помер, но повезло, удалось выжить. Может, ростом не вышел из-за этого.       — Прекрати.       — Четырёхглазая говорит, что живым организмам нужен солнечный свет и питательные вещества, чтобы расти. У меня не было ничего из этого. Логично же?       — Мне жаль, — ты отряхнула ладони от крошек, придвигаясь ближе к нему, пока он продолжал рассматривать твою вышивку.       — Как ты делаешь их, ведьма? Такими удобными и прочными одновременно, что больше никто так не умеет, — ты опёрлась подбородком о его плечо, обнимая за талию, желая подарить хоть немного тепла.       — Ведьма ведь, — он шикнул, оборачиваясь на тебя, мягко целуя нос. Ты зажмурилась, сжимая пальцы на его боках, коснулась его губ своими. Он такой простой. Буквально как открытая книга. С ним всегда легко, всегда спокойно. Он говорит то, что думает, ты знаешь, что от него ожидать, чего он хочет. Тебе кажется, что он совсем не умеет врать. Ты иногда сомневаешься, что он вообще существует. Может, ты просто его выдумала, чтобы не сойти с ума?       Он медленно сжимает твои губы своими, опуская ладони на твои колени. Ты думаешь, что он совсем не любит поцелуи и прочие нежности, просто считает, что тебе это нужно, поэтому не сопротивляется. Он немного замкнутый и отстранённый. Но это вовсе не значит, что ему не нравится целовать тебя, просто он не знает, как это выразить.       — Не страдай чепухой, глупая, у тебя всё есть, зачем отказываться? Ради выпирающих костей и блевоты по утрам? — ты улыбнулась в его губы, касаясь ладонями щек, поглаживая мягкую кожу. Может, у тебя есть не всё, о чём ты мечтала, но он действительно старается дать тебе то, что в его силах. Плох в разговорах, но всегда хорош в действиях.       — Выпирающие кости звучат не так и плохо.       — Они не нужны тебе, понятно? Я не позволю страдать тебе так же, как пришлось мне. Ещё и по собственной воле, — он исчез за секунду, оставляя тебя с горящими щеками, нарезая сыр и яблоки мелкими кусочками. Он придвинул к тебе блюдо с нарезкой идеальной формы, выжидающе складывая руки.       Он совсем не привык, когда его не слушаются. Каждый таракан в этих стенах боится его. Даже Смит, скорее всего, опасается. Но тебе кажется, что это просто дань уважения, ведь он не причинил бы никому боли просто так. Он может преподать урок непослушным юнцам, только и всего. Поэтому на тебя не действовал его гипнотизирующий взгляд исподлобья.       — Ты красивая, понятно? Горячая и сексуальная, тебе не нужно голодать, глупая, — его голос даже не дрогнул, как будто он сказал самую обыденную вещь на свете, но твоё сердце точно ёкнуло. — А ещё я отделаю тебя, если ты собираешься тормозить изготовление формы для новичков своими дрожащими пальцами и испорченными строчками.       Ты рассмеялась, запрокидывая голову. Конечно он и пальцем тебя не тронет. Но вам всегда нужно это, чтобы не вышло совсем уж нежно и мягко. Чтобы не говорить о чувствах, ведь какие чувства могут быть в этом месте, кроме жажды мести и убийственной ярости? Иногда тебе хотелось бы, чтобы вы могли раскрыться до самых костей друг перед другом. Ты бы хотела сказать, как он дорог тебе, и услышать это в ответ.       Ты уверена, что он и так знает это, и ты знаешь тоже, но ведь каждому иногда нужно это услышать? Получить подтверждение своим чувствам. Но это слишком много, чтобы попросить.       — Ладно, — ты принялась за еду, действительно наслаждаясь простым и понятным вкусом, пока он гремел посудой на твоей импровизированной кухне. Заварил какой-то ужасно горький травяной чай, закатывая глаза, когда ты наполнила кружку сладким вишнёвым вареньем. Он выглядел напряжённым, даже более отчуждённым, чем обычно, позволяя заполнить твою голову мыслями о его детстве.       — Так смотришь, как будто конюшню тебя вычистить заставил.       — Мне жаль насчёт твоей мамы, — вы уже говорили о ней когда-то давно, и ты не хотела ворошить эту тему снова, но промолчать было невозможно. — Я думаю, она сделала всё, что могла, я благодарна ей за это.       — За то, что пожертвовала собой ради меня?       — Да, — его брови точно дёрнулись, но он быстро взял себя в руки. — Расскажешь о ней?       — Не помню, — он медленно отпил из своей дурацкой кружки без ушка, выкручивая тонкое запястье. Это буквально завораживающе. — Звали Кушель, тёмные волосы, ростом где-то с тебя. Тоже шить любила, или просто денег на новую одежду не хватало.       — Вот оно как, — ты придвинулась ближе, касаясь коленками его. Ты погладила его бёдра сквозь брюки, до конца не осознавая, что хотела сделать. — Может, поэтому я тебе нравлюсь?       — С чего ты взяла, что ты мне нравишься, ведьма?       — Догадываюсь, — он хмыкнул тебе в лицо, опаляя тонким запахом лесного мха и мокрого асфальта, что, кажется, навсегда въелся в его кожу и волосы. Ты коснулась пальцами его плеч, когда его взгляд смягчился, позволяя любоваться небесной радужкой. Ваше общение часто напоминало тебе игру в кошки-мышки. Вот он прямо за миллиметр от твоих губ, а через секунду уже в другом конце комнаты. Как будто ему нужно было время, чтобы решиться быть ближе, несмотря на то, как много лет вы уже знакомы. Каждый чёртов раз.       Ты месяцами штудировала библиотеку Смита и Ханджи ради него, чтобы понять, как подарить ему хоть немного уверенности в тебе и твоих словах. Все книги, как одна, твердили о том, что это невозможно, если ребенок был лишён матери. Врачи писали, что у них в голове что-то сломано. Что-то, что не даёт привязать себя к кому-то полностью. Поэтому ты смирилась. Если ему нужна сдержанность, терпеливость и готовность немного подождать, тебе совсем не составит труда дать ему это.       Ты сжимаешь его плечи, улыбаясь в его губы, и он, кажется, решает не убегать больше. Ведёт холодным носом по твоей щеке, перебирая руками ткань твоей рубашки. Ему не особо важны слова, действия говорят намного больше. Поэтому вы общались через них, когда предоставлялась возможность.       Ты целуешь его уголки губ, когда его осанка становится не такой идеальной, как обычно. Он запускает ладонь в твои волосы, мягко зачесывая назад, а твоё головокружение медленно отступает. Ты тянешь его ближе за шею, когда он недовольно шикает.       — Чего ты?       — Шея снова ноет, осень ведь.       — Хочешь массаж?       — Только такой умелой ведьме, как ты я мог бы доверить это, — ты ухмыляешься, расстегивая пуговицы на его рубашке. Это прозвище такое странное, но оно даже понравилось тебе со временем. Сначала ты думала, что он пытался тебя поддеть, но оказалось, что он действительно думал, что ты делаешь нечеловеческие вещи, которые лишь с магией сравнимы. Как идеальные по размеру костюмы и массаж, что может снять любую боль. Прочитал в какой-то книге, что ведьмы такими силами обладают, поэтому и называл.       Он отстранился, стягивая рубашку с плеч, аккуратно складывая на тумбочке рядом с твоей кроватью. Разулся, чтобы лечь на простыни животом, упираясь лицом в подушку. Ты закусила губы, любуясь его натренированной спиной с перекатывающимися под кожей мышцами. У него вечные зажимы в лопатках из-за напряжения, что болью в шею отдают, и ты часто помогаешь ему расслабиться. Никаких особых массажей ты не знаешь, поэтому и не ясно, почему помогает. Может, только с тобой ему удаётся хоть немного отпустить тревоги?       Ты выуживаешь мазь со стола, что наполняет комнату запахом полыни и лаванды. Забираешься на его поясницу, пытаясь разогреть ладони друг об друга. Проводишь пальцами по ямочкам внизу спины, растирая согревающую субстанцию вдоль мышц. Мнешь лопатки, массируешь позвонки пальцами один за одним. Чувствуешь его размеренное дыхание под собой. Почти не веришь, что он может быть таким расслабленным рядом с кем-то.       — Такие теплые руки, точно волшебные, — ты улыбаешься, когда он ёрзает под тобой, роняя лицо в собственные ладони. Его кожа бледная, как первый снег, с редкими родинками повсюду. Полосы от ремней УПМ навсегда въелись в грубую кожу, делая ещё более заметными шрамы и ссадины. Его тело полностью покрыто ими. Старыми порезами, бледными ожогами и грубыми отметинами. Ты можешь только догадываться, как сложно и больно далось их заживление, поэтому ты всегда старалась сделать все как можно мягче, даже если он сам не особо церемонился с нежностями и прелюдиями.       — Ты всё ещё напряжён, выдохни, — он действительно выпускает весь воздух из лёгких, наконец расслабляет плечи и шею. Ты аккуратно растираешь пальцами зажимы между лопаток, определенно наслаждаясь процессом. Твои щёки вспыхивают, когда он громко выдыхает в свои ладони, ерзая бёдрами под тобой, провоцируя трение. Поза, в целом, довольно интимная, и он совсем не делает легче.       Ты проходишься ладонями по всей спине, заставляя кожу гореть, задерживаешься на его шее, оставляя короткий поцелуй на волосах. Он такой горячий, обжигающий, ты прижимаешься к нему всем телом, утыкаясь носом в затылок, и уже совсем не знаешь, к чему это ведёт. Тебе тоже спокойно с ним, слишком легко, чтобы расслабиться и ни о чем не думать.       — Ты уснула там?       — Ты такой удобный, Леви, — он ухмыляется, сжимая руками твои простыни и ты замечаешь румянец на его щеках. Каким бы отстранённым и невозмутимым он ни старался казаться, его тело никогда не подводило, выдавая его мысли и чувства с потрохами.       — А ты слишком горячая, вся спина горит из-за тебя.       — Уже не болит?       — Уже нет, — ты улыбаешься, отстраняясь, чтобы собрать волосы покрепче. Твои пальцы дрожат от вашей близости и его голоса, как бы много раз ты этого не испытывала. Его непоколебимость и прямолинейность заставляют тебя глотать воздух, а то, как он держится в толпе, заставляет восхищаться каждого, кто находится в комнате. Иногда ты задумываешься, почему вы вообще сошлись, почему он выбрал тебя. Может, тоже от боязни сблизиться с кем-то из военных? А может, это что-то большее.       Ты ухмыляешься, расстёгивая пуговки на своей рубашке, оставляя её рядом на простыни. Снова ведешь пальцами по коже, прижимаясь к телу грудью, и это действительно чертовски хорошо. Роняешь голову в изгиб его шеи, заставляя его покрыться изморозью, и тебе кажется, что ты слышишь его приглушённый стон. Ты часто делаешь это, ведь он любит обниматься, хоть никогда в этом не признается. Ты обнимаешь его под рёбрами, позволяя ощущать твое разрывающееся сердце рядом с его, оставляешь мокрые поцелуи на шее. Ты бы никогда его не отпускала, если бы была возможность.       — И что по твоему ты делаешь? — его голос стал ниже, со слегка заметной хрипотцой, что всегда задевала что-то глубоко внутри тебя. Ты улыбнулась, ёрзая грудью по его спине, даря мягкие стоны прямо на ухо. Как будто он не понимает.       — Это часть массажа, — ты нехотя отстраняешься, целуя каждый позвонок его шеи, спускаясь ниже дрожащими губами. Оставляешь влажный след вдоль позвоночника, пока позволяет положение. Ты не знаешь, откуда у тебя появляется смелость делать это всё с ним, но ты уверена, что он никогда бы не попросил тебя остановиться.       Он тяжело дышит, дёргая бёдрами, и тебе хочется поцеловать каждый его сантиметр. Ты скользишь вверх всем телом, трёшься сосками о распаленную кожу и совсем не можешь сдержать тихих стонов. Видимо, не выдерживая твоих упёртых ласк, он поворачивается под тобой, прижимая телом к постели, удерживая тебя за плечи. Он такой быстрый, ты уже привыкла, что он может менять ваше положение в любой момент, поэтому совсем не смутилась, кусая губы напротив его лица.       — Не ведьма — волшебница, — он выдыхает в твои губы, вглядываясь в самую душу из-под тёмной чёлки. Его глаза сменяются пастельно синими, когда он возбужден, ты никогда не видела цвета красивее. Он вжимается между твоих бёдер, заставляя тихо пискнуть, и ты ощущаешь его стояк сквозь пижамные штаны. Как будто это вообще могло закончиться по-другому. — Устала?       — Голова немного кружится, но всё в порядке, — он ухмыляется, снова закатывая глаза. Он мог бы упрекнуть тебя, ведь ты сама виновата в этом, но он слишком хорошо знает, что это не сработает, только сделает хуже. — Когда ты приходишь, всё в порядке.       Он незаметно улыбается, снова краснея в щеках. Трётся своим носом о твой, зажмурив глаза, очерчивая пальцами твои скулы. Ты тяжело дышишь, в миллионный раз восхищаясь его незримой силой, чувствуя, как все тело покрывает изморозь. Кожа на его пальцах такая мягкая, в это буквально невозможно поверить, даже у тебя такой нет. Ты ловишь губами его ладонь, мягко касаясь, когда он снова вжимается между твоих бедер, делая тебя совершенно слабой.       Он мягко спускается ладонями к твоим ключицам, вырисовывая незаметные круги на коже, как будто ожидая одобрения. Ты чувствуешь его вторую руку под своей поясницей, хотя он почти не касается тебя сверху, оставаясь в какой-то вечной планке, пока ты сама не притянешь его ближе. Чертовски сильный.       — Потуши свет, пожалуйста, — ты заглядываешь в его глаза, пытаясь отыскать нотки раздражения или осуждения, но никогда не находишь ничего из этого. Иногда ты оставляешь свет включенным, в хорошие дни, но не сегодня. Он понимает, и никогда бы не попросил тебя идти против себя и своих ощущений.       Он отстраняется, чтобы потушить лампу на столе, позволяя лишь крохотной свече на кухне освещать комнату. Ты суетливо проскальзываешь под одеяло, потому что, да, тебе комфортнее, когда он совсем не видит тебя. Тебе тоже нужно время, чтобы раскрыться перед ним. Каждый чёртов раз.       Ты завороженно наблюдаешь за его силуэтом в полумраке, когда он избавляется от своей одежды, всё так же аккуратно складывая её на твоей тумбе. Где-то глубоко внутри ты даже рада, что он может быть таким открытым рядом с тобой. Иногда он обнимает тебя сквозь одежду всю ночь напролет, если ты не хочешь заходить дальше. Тебе бы хотелось перестать быть такой стеснительной ради него, но это чертовски сложно. Даже спустя много лет, как будто невозможно в принципе.        — Извини за это, — ты оставляешь для него место, приглашая лечь рядом, прикрывая всё тело до шеи. Он притягивает тебя ближе, как только оказывается под твоим одеялом, и ты чувствуешь его распаленную кожу сквозь тонкую пижаму. — Тебе, наверное, хотелось бы кого-то более раскрепощённого.       — Заткнись, — из тебя вырывается тихий смешок, пока он гладит твои лопатки, заставляя вдыхать тонкий аромат травяного мыла на его шее. — Это нормально, не доверять кому-то своё тело, ты не должна извиняться.       — Я доверяю тебе, просто…       — Это другое.       — Да, — ты очерчиваешь дрожащими пальцами его плечи, обнимая за шею, тихо выдыхаешь ему в лицо, когда он притягивает тебя ближе, умножая все твои реакции на два.       — В любом случае, четырёхглазая говорит, что это я виноват, — ты непонимающе заглядываешь в его лицо, перебирая волосы на затылке. — Говорит, что я должен быть открытым с тобой.       — Ты рассказал ей о нас?       — Да. Ты против?       — Н-нет. Совсем нет, — ты усмехаешься про себя, вспоминая о том, как клялась Ханджи, что между вами ничего нет и он просто остаётся ради массажа и сплетен. — Но я не думаю, что дело в тебе.       — Я тоже. У каждого своё дерьмо в голове, с которым нужно разобраться, — ты смутилась, уже совсем не понимая к чему он ведет. — Но с твоим разберусь я.       — Неужели?       — Я знаю, что ты пыталась разобраться с моим. Поэтому не сопротивляйся, — ты вскинула брови, замечая его ухмылку в полумраке, когда он коснулся пальцами твоей поясницы. — Но ты не должна мешать мне, поняла?       — Я… попробую, — ты почувствовала, как он ведёт твою ладонь к своему паху, заставляя коснуться возбуждённого члена, точно сдерживая стон. Ты краснеешь, как будто никогда не делала этого раньше, пытаясь понять, что он задумал.       — Чувствуешь, ведьма? — он сдавливает твою ладонь, заставляя сжать его сильнее, от чего сам подается в твою руку. — Думаешь, я просто так торчу здесь почти каждую ночь? Думаешь, мне это не нравится?       — Н-нет? — должна ли ты отвечать? Ты не знаешь. Вы почти никогда не говорите во время секса. Может быть, только ты, совсем шёпотом.       — Правильный ответ, — он облизывает губы, прежде чем коснуться твоих, и ты вздрагиваешь от неожиданности. Совсем не церемонясь, он раскрывает твои губы, проникая языком глубже, заставляя твои пальцы дрожать. Проходится по твоим губам шершавым языком с привкусом мяты, даря крохотные стоны, когда ты сжимаешь его головку, покрытую смазкой, заставляя снова прижать тебя спиной к простыни. Он не может оставаться рядом или под тобой, всегда должен доминировать.       Он сплетает ваши языки, вжимая тебя в постель всем телом, когда ты начинаешь хныкать под ним. Он немного грубый и резкий, особенно до первого оргазма, и редко реагирует на твои просьбы быть медленнее, хотя тебе бы точно хотелось этого.       — Я не могу сдерживаться рядом с тобой, ведьма. Я часто думаю о тебе, какая ты чертовски сексуальная, когда так извиваешься подо мной.       — Ч-что?       — Не представляешь, как часто мысли о тебе заставляют член вставать посреди какого-то чертового собрания или тренировки. Особенно когда ты буквально в соседнем здании, и я мог бы прийти и трахнуть тебя прямо там, если бы ты разрешила.       — Л-Леви, — твоё тело, как будто, наливалось свинцом с каждым его словом. Он никогда не говорил подобного. Ты думала, что ты просто не худший вариант для секса для него. Ты и не могла представить, что он думает о тебе.       — Такая красивая, изящная, мягкая, какого чёрта ты не видишь этого? — твои губы точно дрожат, пока ты пытаешься гладить его спину. Ты раздвигаешь ноги, чтобы позволить ему быть ближе, и ощущаешь его стояк сквозь пижамные штаны. Ты ожидаешь, что он снимет их, как всегда делает, но почему-то он медлит в этот раз.       Он отстраняется от твоих губ, оставляя влажные дорожки на шее, заставляя тебя вгонять коготки ему под кожу. Он целует ключицы, плечи, мажет теплыми губами по чувствительной коже. Выдыхает горячий воздух рядом с ухом, зарываясь в волосы. Он никогда не был таким нежным. Лишь в те редкие моменты, когда позволял обнимать себя сквозь сон.       — Я не идиот, чтобы просить тебя не закрываться от меня, но обещай попробовать? Я скажу тебе всё, только не вздумай мне перечить, ладно, ведьма? — что-то похожее на утвердительный ответ срывается с твоих губ, когда он сжимает кожу на твоей шее зубами, зацеловывая через секунду. Ты точно знаешь, что он ненавидит засосы и прочие отметины, потому что считает их непрофессиональными, но ты всегда хотела, чтобы он оставил тебе один.       Он находит оба твоих запястья ладонями, приторно нежно, как никогда, касаясь губами каждого. Он скрепляет твои руки вместе, сжимая над твоей головой, пока ты полностью теряешь контроль. Это слишком много эмоций. Ты подаёшься вперед, касаясь грудью его, и он сжимает пальцы сильнее.       Касается свободной рукой твоей груди, мягко скручивая соски, пока ты тихо стонешь в его шею. Ты понимаешь, что он не собирается отпускать тебя так долго, как только сможет, и странная паника начинает охватывать тело. Когда он был грубым и быстрым, у тебя не было времени подумать, что ему может не понравиться то, что он видит, но сейчас тебе захотелось скрутиться в комок лишь от одного его взгляда на твою грудь.       — Л-Леви, пожалуйста, тебе не понравится, это…       — Ты обещала заткнуться, помнишь? — он скручивает пальцы сильнее, когда ты тихо стонешь, предпринимая попытку вырваться, но он слишком сильный. — Я прошу, расслабься, дай мне минуту. Ты невероятная, самая красивая для меня, я клянусь.       Тебе кажется, что кто-то вырезает твои гланды, потому что ты не можешь издать ни звука. Тебе нужно расслабиться, чёрт, почему это так сложно?       — Неправда, — ты шепчешь почти про себя, но он слышит. Он тяжело вздыхает, возвращаясь к твоему лицу, чтобы попытаться успокоить твои дрожащие губы.       — Правда, глупая, какого чёрта мне врать тебе? — ты чувствуешь, как его рука следует к твоему животу, и ниже, поддевая пальцами резинку штанов. Он стягивает их вместе с бельем, оставляя тебя обнаженной, пока ты не можешь пошевелить ни единым мускулом. — Почему ты не веришь?       — Я знаю, как я выгляжу.       — Ты выглядишь, как чёртов живой человек, идиотка. Человек, который не может быть идеальным.       — Но ведь…       — Заткнись, я просил тебя заткнуться. Какого чёрта ты продолжаешь говорить?       — Я просто… хотела бы быть идеальной для тебя, понимаешь? — ты тихо всхлипываешь, когда он отпускает твои руки, чтобы прижать ближе и рассмеяться в твои волосы. — Ну что?       — Не нужно быть идеальной для меня, господи, ты такая глупая, какого чёрта, — ты видишь, как он улыбается в полумраке. Целует твои рёбра под ключицами, касается губами сосков, заставляя ахнуть. — Посмотри, какие они красивые, ведьма, ты правда думаешь, что я променял бы их хоть на что-то в мире? — ты смеешься, когда он колет щетиной твой живот, обдает дыханием бёдра, оставляя слабые укусы. Целует нежную кожу между бёдер, мнётся секунду, перед тем, как оставить поцелуй где-то в районе половых губ.       Ты кусаешь собственные пальцы, сдерживая смешки, ведь знаешь, каким раздражительным он становится лишь от одной мысли, что люди касаются гениталий друг друга ртом. Должно быть, ты должна принять это за комплимент.       Ты замечаешь, как он бегает глазами по твоему телу, и почему-то тебе совсем не хочется прикрыться. Тебе кажется, что он говорит искренне.       — Я люблю всё в тебе, ведьма, какого чёрта ты не любишь себя тоже?       — Я не знаю, — ты отводишь глаза, когда он снова вжимает тебя в простыни, а ты обнимаешь его так сильно, как он позволяет лишь в особых случаях. — Правда любишь?       — Я сказал это однажды и дам знать, если что-то изменится.       — Ладно, — ты притянула его за шею, зарываясь пальцами в волосы, ощущая себя… счастливой? Хотя ты всё ещё не верила, что это реальность и кто-то мог бы заставить Аккермана говорить, тебе хотелось верить ему.       — Мы закончили с чувствами? Я могу трахнуть тебя теперь? — ты смеёшься ему в губы, нетерпеливо ерзая под ним, когда он касается пальцами твоего клитора, заставляя покрыться изморозью. — Такая мокрая, ведьма, мне стоит чаще говорить, какая ты сексуальная, да?       — Ох, пожалуйста, — ты звонко стонешь, когда он вжимается бёдрами в твои, растягивая горячим членом, заставляя сжиматься изнутри. Ты чувствуешь, как пульсируют его вены по всей длине, когда он, кажется, задевает твою матку толстой головкой. Ты правда думаешь, что его член идеальный для тебя. Немного больше, чем ты можешь выдержать, но он делает тебя такой мокрой, что это никогда не было проблемой.       — Соврал, идеальная, ведьма, идеальная для меня, — он впивается в твои губы, обнимая талию до хруста в костях. Чувствуешь, как старается быть медленным, но это не в его характере, никогда бы не получилось. Ты гладишь мышцы на его спине, не успевая прийти в себя, когда он набирает темп, вырывая из тебя жалобные стоны в его губы.       Он умеет только рвано и глубоко, прижимая твои колени к плечам, не давая тебе сделать лишнего движения. Резкие рывки наполняют тебя, когда он выходит почти полностью, чтобы дать тебе прочувствовать всю длину спустя мгновение. Слишком много чёртовых раз. Он зажмуривается, позволяя крошечным морщинкам украсить его переносицу и ты правда думаешь, что он красивый. Непоколебимый, прямолинейный, иногда грубый, но чертовски невероятный.       — Так хорошо, Леви, боже, — скорее всего, ему плевать на твои подбадривания, но ты не смогла бы молчать, даже если бы хотела. Твоё тело пронзает волнами жара, ты чувствуешь его стальную хватку на талии и плечах, он так близко, что слышно, как кровь шумит в жилах. Ты не видишь совсем ничего вокруг, кроме его блестящих глаз в темноте, растворяясь в его хриплых стонах в твоих волосах.       — Веришь мне хоть немного, красивая? — ты не уверена, что правильно понимаешь его, но судорожно киваешь, вгоняя ногти под его лопатки. Движения становятся более хаотичными, когда он находит ту точку, которая окончательно сводит тебя с ума. Ты сжимаешь его внутри, ощущая, как по венам течёт лава, как дрожат твои ноги, а низ живота готов разорваться с минуты на минуту. Ему даже не нужны его ладони, он задевает горячей кожей чувствительные складки, и тебе остаётся лишь скулить его имя под противный скрип кровати.       Он пытается заткнуть тебя поцелуем, когда ты сжимаешься вокруг его члена, не позволяя двигаться. Даришь ему чертовски влажный оргазм, хныкая в его губы, пока он остаётся внутри, сдерживая себя короткими рывками.       — Я… я верю, я бы доверила тебе что угодно.       — Можно попросить тебя кое о чем?       — Что угодно, — ты всё ещё дрожишь всем телом, пытаясь сфокусировать взгляд. Убираешь липкие пряди с его лица, пока он остается напряженным, но всё же терпеливым.       — Ты знаешь мою работу. Сегодня я есть, завтра меня уже нет. Но я хотел бы, чтобы ты была со мной, когда можешь. Без недомолвок. Только со мной. Пока я жив.       — Я, наверное, умру, если с тобой что-нибудь случится, но это того стоит.       — Я постараюсь, что бы ни случилось, — ты незаметно киваешь, когда он гладит твои щёки, нервно выдыхая, оставляя отпечатки губ на твоем лице. Ты снова дрожишь, когда он толкается глубже, набирая темп за считанные минуты, совсем не давая тебе передышки. — Попробуем что-то новое?       — М? — ты лишь следуешь за его телом, когда он тянет тебя на себя, оставаясь в сидячем положении. Прижимает твои бёдра к своим, заставляя упереться коленками в простынь, обнимая его за шею.       — Я не продержусь долго, всё в порядке? — ты смотришь на него абсолютно влюблёнными глазами, самостоятельно подаваясь навстречу, зажигая огоньки в его зрачках. Он сжимает ладонями твои бёдра, насаживая сверху, как будто ты совсем ничего не весишь, и тебе определённо нравится. Он спускается губами к твоей груди, вбирая соски горячим ртом, и ты думаешь, что могла бы кончить второй раз.       Его ладони горят огнём на твоей холодной коже. Он касается всех тех мест, что ты обычно прячешь, тех, что тебе самой сложно видеть, не то что показать. Даже нет одеяла, чтобы прикрыться. Его лицо рядом с твоей грудью и он действительно жмурится от удовольствия, притягивая твои бедра ближе к себе. Ты не знаешь, как могла бы набраться такой смелости, чтобы не смутиться и не попросить его остановиться. Может быть, слова действительно имеют значение?       Он позволяет тебе найти позицию, в которой приятнее всего, и ты пружинишь на коленях, заставляя его задевать чувствительные точки внутри, наслаждаясь его тихими стонами в твою влажную кожу. Снова обнимает, заполняя комнату влажными звуками, срываясь на свой привычный ритм, что заставляет тебя выгнуть спину. Ты сходишь с ума от контакта вашей кожи, от того, как идеально он обнимает тебя, как глубоко его член наполняет тебя. Он коротко вскрикивает, выходя спустя секунду, двигая собственной рукой по члену, пачкая спермой твой живот, как и свой собственный.       Его ресницы дрожат, когда он кусает губы, и ты обожаешь видеть его таким, даже если всего на пару секунд. Ты хочешь снова обнять его, но он коротко извиняется, просит не разводить беспорядок, который устроил, и ты тихо смеёшься. Некоторые вещи он точно не сможет изменить.       Он тянет тебя в душ на дрожащих ногах, заставляя вымыться как следует, недовольно хмыкая, когда ты отказываешься использовать все четыре вида мыла сразу. Он отворачивался всё время, чтобы не смущать тебя, но сегодня тебе казалось, что в этом не было нужды. Может быть, только сегодня, но это лучше, чем когда-либо до этого.       — Кто мы теперь? — ты знала, что он уже почти уснул рядом, когда решила потревожить вопросом.       — Я не могу обещать многого, но мы будем теми, кем ты захочешь.       — Не честно, ты ведь спросил.       — Я боюсь потерять тебя, ведьма. Ты упрямая, не станешь меня слушаться. Но если пообещаешь, что позволишь не дать тебе подохнуть, то можешь звать меня как захочешь.       — Как с тобой сложно, — он тяжело выдохнул, поворачивая к тебе, чтобы ты не говорила с его затылком, видимо.       — Если я скажу, что ты дорога мне, этого будет достаточно?       — За неимением других вариантов, остановимся на этом, — ты улыбнулась, пытаясь обнять его, слушая недовольное бурчание, ведь ему слишком жарко из-за твоей пижамы, но все же, он тоже прижал тебя ближе. — Не могу поверить, что Ханджи заставила тебя говорить.       — Это Эрвин.       — Командор? При чем он здесь?       — На свидание тебя планировал позвать, представь только, — ты распахнула глаза, пытаясь разглядеть лицо Леви в полной темноте, но он, казалось, не оставлял попыток уснуть.       — Мы с ним и не говорили ни разу толком, к чему это?       — У него бы на это вечность ушла, но я решил перестраховаться.       — Вот как, — ты пересчитывала позвонки на его спине, когда его дыхание становилось тише, размышляя, как много всего он прячет внутри.— Он не в моем вкусе, совсем.       — Да плевать.       — Леви! — он рассмеялся, утыкаясь тебе в волосы, мечтая, наверное, чтобы ты заткнулась поскорей.       — Ты только моя ведьма, поняла? Самая красивая и умная ведьма, что я встречал, — ты снова покраснела, утыкаясь в его шею, со всех сил стараясь ему поверить. — Которая больше не собирается быть идиоткой и мучать свой желудок, да?       — Постараюсь.       — Отлично. Ты закончила с вопросами? Я могу поспать теперь? Или есть ещё?       — Ещё один.       — Господи, ты невыносимая.       — Я тоже люблю тебя, и ты тоже дорог мне, и… я не хочу, чтобы ты умирал, живи как можно дольше, ладно? — короткий выдох обжог твои волосы, когда он сжал свои ладони крепче на твоей шее. Вы оба чертовски плохи в разговорах. Особенно про чувства. Но по-другому здесь никак. Лучше говорить редко и правдиво, чем не говорить совсем.       — Хорошо.