***
Три дня похода. За это время путники успели попривыкнуть к здешней атмосфере безмятежности. По пути им попадались красивейшие лани, птицы голосили звонкими песнями под стуки дятлов. В лесу кипела жизнь: куда ни ступи везде норка полевой мышки или крота, на каждом дереве жило семейство белок, прячущихся от разжиревших филинов. На полянах и меж деревьев паслись олени вперемешку с лосями. У каждой животины было здесь место, и каждое животное было не тронуто, как казалось, чернью Бездны. За это время, дни сменялись ночами крайне незаметно. Голубизна здешнего света плавно перетекала в синеватую хмарь ночи. Можно было узнать, что наступала ночь, по полной тишине вокруг, когда звери разбрелись по жилищам. Наступал конец четвёртого дня пути по зачарованному лесу. Звериный гул начал стихать, а воздух наполнился томной синевой, которая так и норовила залезть в рот и открыть его в громкой зевоте. Баданг и Лапу поднимались на всхолмье. Там они увидели ничем не обросшую, кроме густой низкой травы и трёх ссутулившихся под весом веков деревьев, вершину широкого холма. Тут и решили сделать привал на ночь. Как и всегда, пришел черёд жребия, кто будет дежурить первую половину ночи. Не спать до первого ската Луны пришлось Бадангу. Костёр решили не разводить, мало ли придёт сюда нежданная стая волков на свет. Конечно проблемой они не были, но лучше спать без происшествий. Лапу удобно устроился посреди корней и, пожелав Бадангу бодрого дежурства, уснул как убитый. Баданг сидел, облокотившись на ствол, и лишь его стальные руки поблёскивали в вышедшем из за крон деревьев лунном свете. Солариец безмятежно напевал у себя в мыслях с детства знакомые куплеты, смотря на округлый лик ночного светила. Рядом посапывал Лапу-Лапу и ничто больше не звучало: остальные звуки уснули. Где-то внизу, у самого склона, проухал филин. - Филин? – оторвался от песни Баданг. – Птица ночная, ничего необычного. – Но что-то в этом необычном всё же выделялось. За годы охоты в своём родном лесу Баданг научился искусно распознавать говор лесных обитателей, и тот звук, который был издан «филином» был совсем не от птицы сей. Слишком уж звучный клич у этой птахи, обычно филины горланят гортанно и на несколько тонов ниже. Филином прикидывался человек, или даже эльф, но даже это были лишь догадки. Баданг встал, дабы получше расслышать это неправдоподобное на первый взгляд (или слух?) уханье. Как только мужчина твердо опёрся на ноги, прозвучал писк сыча, и он тоже был не похожим на настоящий: слишком свистливый и прерывистый. - Что-то тут не так… - смутился про себя мужчина и насторожился, сжав кулаки и нахмурив брови. И тут же тишину прорезал свист соловья, взволнованный и хриплый. Сомнений не осталось: определённо это горланили не птицы. Баданг обернулся, чтоб разбудить Лапу, на что рядом с ухом просвистела стрела, вонзившись в дерево. Кто бы ни стрелял, к голове он был близок, но промазал. - Лапу! Вставай! – заорал Баданг, от чего Лапу аж передёрнуло и он вскочил как ошпаренный. Становясь спина к спине, друзья как могли отбивали стрелы руками и клинками, но всё же некоторые стрелы задевали мужчин, оставляя на их коже и одежде глубокие царапины. Раздался стук копыт у основания холма. С одной стороны, с другой, с третьей. Баданга и Лапу-Лапу окружали кони, взбираясь по пологому склону. Вдруг, и без того накалённую обстановку подогрел истошный вопль Лапу. Ещё сонный дориканец пропустил стрелу и она вонзилась ему под правую лопатку. Стеная, Лапу упал на колено. В его венах от боли вскипела ярость. Ему теперь не нужно было пытаться увидеть вспышки наконечников стрел в лунном свете. Лапу ослеп от гнева, он слышал каждый шорох, вздохи коней, скрип тетивы. Он не видел врагов, но знал где они. Рука сжала рукоять меча до хруста в пальцах. Брови сжались над переносицей в единую полосу, выдавливая глаза из орбит. Оскаленные зубы раздирали у своего основания дёсны до крови. И последней ускользнувшей каплей, сдерживавшей бешеный амок Лапу-Лапу, была стрела в теле бойца, которую выдернул Баданг сразу после попадания в тело друга. Боль подступила, открывая все врата неистового гнева. Баданга что-то толкнуло в спину. Это был Лапу, оттолкнувшийся от земли с дикой силой и устремившийся с криком по склону вниз. За один прыжок он одолел с десяток футов и разрубил воздух, летел он прямиком ко всаднику, но тот успел увернуться. Баданг метнулся к своему другу, нагоняемый стрелами и конями. Лапу-Лапу махал мечом, словной лёгкой палкой, выбивая искры от налетающих стрел. Вокруг кружились конники, а сверху набегали ещё. Баданг старался сохранять хладнокровие и ясность ума, ведь если бы их на пару с Лапу захлынула ярость, то и представить страшно. Надо присмыкнуться перед гордыми, напавшими на воинов, эльфов, а иначе возможные друзья в лице эльфов могли бы стать врагами, что не есть хорошо. Как же это не в стиле Лапу – прогибаться под кем-то. Баданг-то ещё может, стиснув зубы, отвесить мелкий поклон, но что б Лапу… Он скорее нагнётся перед бездомной дворнягой, чем перед кем-то, подобным эльфам или монийцам. Как же заставить разъярённого гордого вождя древнего племени сдаться на милость не менее гордым эльфам? Баданг находился между молотом и наковальней. Делать нечего, придётся выкручиваться. Стальнорукий мужчина во всё горло крикнул: «СТОП!» в надежде, что хотя бы одна из сторон его услышит. Ничего подобного: все как продолжали пускать стрелы и яросно махать мечами, намереваясь отсечь головы от тела, так и продолжали. Тогда уже и Баданг, сгорячившись, с размаху ударил кулаком по земле, от чего та затряслась, разошлась в трещине, вздымая пыль и корни. Эльфийские кони спотыкались и падали от тряски, а Баданг, сделав подсечку Лапу, как можно мягче уронил его на землю. Тогда уже более грозное «СТОП!» дало свои плоды. Лапу, тяжело дыша, возвращал своим глазам белый цвет из красного, пока Баданг держал его в лежачем состоянии. Свалившиеся с коней всадники окружили вторженцев кольцом копий. С деревьев в двух мужчин целились лучники. Видя, что сопротивление подавлено, из толпы ратников донёсся голос. – Если жизнь дорога, то отвечайте на вопросы сразу, да без утайки! – Баданг посмотрел на высокую фигуру с белыми волосами, выглядывающими из под пластинчатого серебрянного шлема. Голубые глаза ясно отражали блеск копий. Баданг кивнул ему, продолжая держать Лапу на земле рукой. - Кто такие? И что вам надо в здешних краях? – голос этого эльфа звучал властно, но на удивление спокойно, не басистый, но и не писклявый. Взор его смотрел сквозь глаза в душу Баданга. - Мы с островов Вонетис. Мы идем к правителю этих угодий за помощью. - Никакой помощи вам оказано не будет! Вы напали на моих солдат! Тут, ещё чуть-чуть придя в себя, высказался Лапу. – Напали? Я тебе бошку раскрою́, белобрысая твоя ж… - Мы не нападали. – успел перебить своего друга Баданг. – Вы не первые, кто встречает нас нападением, причем, мы вас врагами не считаем, поэтому мы приняли меры обороняться. Ваша стрела была выпущена в меня первой. И, как видишь, все твои вояки целы… хоть и чудом. – Баданг перенаправил взор на Лапу, который распластался по земле и приходил в адекватное состояние. Предводитель отряда скривил лицо в омерзении от собственного поражения в словесной битве, напуская более мрачную тень на свой подбородок. – И что понадобилось двум дикарям у короля? Слово «дикари» оскорбило Лапу. Он хотел было встать и раскромсать этого остроухого зазнайку на мелкие кусочки, но видя, что ситуация в крепких руках Баданга, кое-как сдержался, сжав рукоять меча сильнее. - Это касается только нас и короля, вам этого покамест знать не положено. – с голосом полным уверенности отчеканил Баданг. Светлое лицо эльфа побагровело от нахвльства узника. - Ах ты… - не успел он накинуться на мужчину, как в разговор встрял отдалённый собачий рык. Окружающий лес наполнился топотом лап, утробным рычаньем, лаем и невнятной, зычной, скрипящей и грубой речью. - Irchi! – послышалось с одного из деревьев. - Irchi… - зашептали воины и оглянулись на командира. - Кто там? Провалиться и утопиться? – спросил Лапу-Лапу. Баданг взглянул на удивлённого и одновременно напуганного эльфа. Из его трепещущих уст рваным словом вырвалось: «Орки…». Тут солариец встал и, расталкивая копья, подошел вплотную к командиру отряда и сказал: - Мы вам не враги. Мы вам поможем с орками, а вы нас отведёте к королю. Эльф посмотрел ему в глаза и выражение лица командира смягчилось. Начальник жестом отдал приказ распустить кольцо. Лапу моментально встал, рана пульсировала болью. - Лучники, занять позиции! Остальным сесть на коней и дать отпор врагу! Noro lim, noro lim! – воевода отдавал приказы, которые воины ринулись исполнять. – А вы, - он обратился к Бадангу с Лапу-Лапу. – если и правда помочь сможете, то и я выполню часть нашего уговора. Если выживите, конечно. Отряд ускакал в чащу леса, лихо минуя стволы деревьев. - Ну вот, из огня… - сказал Лапу. - Да сразу в полымя! – дополнил Баданг.Махар-Пур. Десятью часами ранее.
- Ли, когда собираешься отплывать? – Сидя в позе лотоса за столом на красном ковре, спросил Минситтар. - Некоторые корабли повреждены. Отремонтирую и пойду домой. – отвечал Ли Сун-Син, оторвав виноградинку с кисти. Это был обычный обед в покоях Минситтара, где помимо самого короля и адмирала находился Гатоткача. На улице припекало теперь осеннее Солнце, освещая собой восстановление города. Бо́льшая часть разрухи была устранена, теперь рабочие заново возводили дома. Все трое молчали. Тишина нависала тенью над трапезой, пока не раздался стук в дверь. - Войдите. В дверь зашел воин и с оживлением донёс: - Мой король! Кадита. Здесь. В Махар-Пуре. Минситтар подавился вином и округлил глаза до размеров золотой монеты. Не меньше был удивлён Ли Сун-Син. Его узкие глаза, казалось, вот-вот разорвутся от удивления, а челюсть упадёт на стол. Один Гатоткача не понимал, чего так все удивились. Все, забыв про обед, метнулись встречать столь важную особу. Минситтар взял с собой щит и копьё, Ли взял лук, чтоб выглядеть максимально властно в глазах прекраснейшей королевы южных морей. А Гатот с лицом полным недоумения отправился вслед за Ли и Минситтаром. Кадита неспеша шла, опустив голову и положив ладонь на ладонь у живота. Глаза были прикрыты. Её походка была невероятно лёгкая и изящная. Тиара сияла на солнечном свету, но не свет так слепил глаза, как обладательница этой тиары. Дева захватила внимание не только мужчин, но даже женщин, дети тоже беспрестанно смотрели на красавицу, как околдованные. Абсолютно всё в ней приковывало внимание народа: её длинные волосы и ресницы, милый носик, розовые гладкие губы, плечи, грудь, бёдра, ноги. Мужчины пускали слюни вёдрами, мечтая стать дорогой, по которой идёт эта богиня красоты. А жёны своих мужей, опомнивышись, шёпотом их отчитывали. Кадита шла со свитой водных эльфов, облачённых в белые, будто из раковин, доспехи. Много шло позади королевы эльфов. После воинов шествовали рыболюды, а за ними с мешками, обозами и детьми шли эльфийские семьи. Кадита подошла к лестнице дворца Минситтара, когда тот уже спускался по ней. Королева подняла глаза и воины ахнули от их красоты. Кадита, завидев Минситтара улыбнулась и приклонила перед ним голову. Спустившись, золотой король приветствовал Кадиту, встав на колено и протянув руку в знак приветствия. Дева чуть было не положила свою ладонь, облачённую в полупрозрачную белую перчатку, в руку Минситтара, но, будто одумавшись, убрала её, отвесив, чуть краснея, ещё один поклон. Минситтар встал и, смотря прямо в глаза красавице, спросил: - Госпожа Кадита, я неимоверно рад приветствовать вас в своих владениях. - Я тоже, мой старый друг… - девушка чуть замялась. – Я пришла к тебе просить о помощи. – её лицо сильнее налилось красками. - Что вам угодно? – любезничал Минситтар. - Бездна… Её отрава настигла берега моих владений на юге. Моим подданным стало жить в тягость. Вода отравлена, Минситтар, и я ослабла. Если ты встречал двух моих знакомых, то ты должен быть осведомлён. - О, разумеется! Баданг и Лапу-Лапу обо всём нам поведали, и даже оказали нам неимоверную помощь в отстаивании спокойствия города. Они совершили подвиги в этих стенах и за ними. Они отплыли дня два тому назад. - Какая радость! Я хочу тебя расспросить о них, но об этом потом. Минситтар, я прошу тебя приютить водных эльфов и меня здесь – подальше от загрязнённых вод. Я не могу находится рядом с чернью, моя сила усыхает. Прошу… спаси нас. Минситтар глубоко в душе предполагал, что такое могло случиться, но не так скоро и не в такой обстановке. Разумеется, отказать столь слёзной мольбе королевы южных морей в такой тяжёлой ситуации было бы грехом. Король почёсывал бороду, задумавшись о том, где можно разместить сотню эльфов и как их накормить. - Госпожа, я вам помогу всем, чем только смогу. Вы можете здесь остаться до тех пор, пока наши знакомые не решат проблему в южных горах. А я уверен, что столь бравым воинам это под силу. Губы Кадиты расплылись в благодарной улыбке, а голова отвесила поклон. Владыка Махар-Пура приказал страже позаботиться как следует об эльфах, чтоб каждый не был обделён крышей над головой и сытным обедом. Кадиту же он пригласил во дворец. Поднимаясь по лестнице, девушка узнала ещё одного знакомого – Ли Сун-Сина. - Ли! Ты возмужал с нашей последней встречи. Так повзрослел… - Годы, Кадита, берут своё, но, как я погляжу они совершенно не властны над тобой. Дева улыбнулась его комплименту, и Ли Сун-Син сделал то же самое. Кадита прошла мимо незнакомого ей Гатота, померив его взглядом, от чего здоровяк чуть не задохнулся. Ни в этом, ни в своем мире он не видел столь прекрасной и изящной дамы. Мысли стали рисовать далеко не самые пристойные картины, когда Ли Сун-Син позвал его за собой во дворец. Кадите принесли стул с высокой спинкой и она села на него, придвинувшись к накрытому яствами столу. Как казалось Минситтару, красавицу гложило горе или тоска, от чего он решил начать разговор, которого ждала королева, но смущалась начать сама – о двух воинах, что нынче далеко от буйных волн Вонетис. - Вы помнится, хотели про двух путников разузнать? – начал Минситтар. Лицо принцессы вспыхнуло, заливаясь чем-то незримо жизненным. - Да! Да! Они здоровы? Пожалуйста, скажи, что так и есть. - Госпожа, оба живее всех живых. Однако, даже самый опытный воин не способен уйти от ранений, простояв против полчищ врагов. Если бы не ваша песня… пришлось бы нам в бою туго… Минситтар поведал ей обо всём, что видел и знал из рассказов. Каждый раз, когда речь заходила о Баданге, сердце Кадиты ёкало, а на щеках выступал румянец. Узнав о его серьёзных, но не смертельных ранах, она закусила губу, сдерживая подступивший ком к горлу. Переживания захватили её с головой, давя на грудь. Ей рассказали о схватке с Чонгом, об ожившей чародейке, об огромном железном великане. Слушая это, Кадита замирала, надеясь не услышать того, что Баданг испытал ужасную боль. В процессе разговора, девушка обрывала рассказ вопросами про мужчин, но выделяя особе внимание Бадангу, что не ушло от внимания Ли Сун-Сина. Хоть и немного, но все же зная её характер, отстранённый от людей суши и даже иногда агрессивный к ним во время плаваний, он заинтересовался таким пылким любопытством к Бадангу. - Кадита, - подождав конца повествования, обратился Ли. – чем вызван интерес столь величественной особы к обычному человеку? То-то ты его через слово поминаешь. От такого вопроса щёки девушки чуть заалели. Поняв, что она слишком усердно расспрашивала о своем любимом, Кадита опустила голову, прикрывая рукой заливающиеся кровью щёки. «Что они подумают, узнай про мои чувства к нему?»,- задалась вопросом девушка. От волнения сдавливало грудь, и чтоб попытаться облегчить эту тяготу, мягкая рука Кадиты легла на рагорячённое место. Вопрос выбил её из колеи. Уверенность сменилась на противоположное ей чувство. Понимая, что застигнута врасплох, Кадита решилась поведать давним друзьям о своих сокровенных чувствах к тому, в кого влюбилась с первого взгляда – в человека с суши. Её поведение идет вразрез с королевским чином девы. - Баданг… он… - девушка замялась. – дорог мне… очень дорог. – её смущённый голос перешёл на шепот, словно пытаясь скрыть слова в своей тишине. Они роились в мыслях, непроизвольно изливаясь из уст. – Хочу увидеть его… всё бы отдала, чтоб снова коснуться его... - Лицо Кадиты преисполнилось тоски, вгоняя остальных в шок. Она не сказала этого прямо, но все поняли, что в сердце девы затаилась любовь. Никто и подумать не мог, что лёгкая хладнокровность Кадиты, её гордое величие и могущество богини вмиг испарятся перед тёплыми чувствами к обычному человеку. Сейчас перед воинами сидела отнюдь не гордая королева, а влюблённая принцесса, принц которой за тридевять земель от неё идёт добывать им обоим (и всему миру) счастье ценой своей жизни, поставленной на кон. Тишина. Все за столом были слишком смущены, чтоб что-то сказать. Ли Сун-Син, Минситтар и Гатоткача время от времени переглядывались, смотря то друг на друга, то в тарелку, то на Кадиту. Покрасневшая красавица сидела, опустив глаза на колени, на которых лежали скрепленные в замочек руки. Так бы и раздавила всех четверых гнетущая напряжённая атмосфера смущения, если бы не стук в дверь, что в гробовой тишине разошёлся словно гром среди затишья, моментально всех встрепенув. - Войдите. – дрожащим голосом отозвался Минситтар. В дверь вошел высокий темноволосый эльф. Его мелкие, не привыкшие к свету, зрачки бегали по лицам сидевших господ, ища свою госпожу. Он отвесил поклон и сказал: - Ваше благородие, с вами хочет поговорить девушка. Сказала, мол, что это очень важно. Кожа Кадиты приняла более родной цвет и сердце перестало учащенно стучать. Приняв величественное выражение лица, королева приказала: - Пусть скажет цель своего прихода. Если я… мы сочтем цель достойной нашего внимания, то дадим ей слово. Так ей и передай, Ульмар. Ещё раз поклонился эльф и повернулся к полуоткрытой двери. Но не успел он сделать и шага за порог, как его окутали языки синего пламени, а тело его нечто швырнуло через всю комнату, ударив об стену. Огонь и неразбериха охватили помещение. Моментально все четверо выскочили из-за стола. Трезубец в руках Кадиты засиял и из под ее ног стала разливаться вода, её струи ползли по стенам и потолку, с шипением обволакивая обугленную древесину и камень. Ли Сун-Син, прицелившись, выстрелил в дверной проём, где, как он полагал, стоит тот самый, кто не так давно восстал из мёртвых. Стрела со свистом пролетела сквозь пламя и с хрустом пробила стекло в коридоре: Ли не попал в цель. Гатоткача за один прыжок пролетел по комнате и снёс двери с петель. Тут же за ним прибежал Минситтар, прикрываясь щитом и выставив копьё. Оба стояли в полностью пустом коридоре. Атакующий словно сквозь землю провалился. Ли Сун-Син обернулся, чтоб посмотреть на Кадиту. Как только он повернул голову, девушка вскрикнула: «Ли, осторожно!», - и комната вспыхнула синим взрывом. Никого в коридоре не увидев, Гатот и Минситтар рывком рванули назад, но им в глаза уже летели осколки камня и древесины в языках пламени. Взрывная волна в мгновение ока отбросила золотого короля и даже великана Гатоткачу. Первому повезло удариться об стену, а второй вылетел в окно.***
Массивное тело Гатоткачи неконтролируемо описало десяток разворотов и кувырков, пока не приземлилось, хотя это трудно назвать приземлением. Неожиданно Гатот прогнулся в пояснице, и падение остановилось. Мгновение, и всё тело свело пронзила нестерпимая боль. Она разливалась пульсирующими волнами от живота до кончиков пальцев. Глаза налились кровью, их будто выдавливало из орбит. Из груди вырвался протяжный стон, а во рту появился железный вкус крови. Гатоткача упал спиной на заточенную деревянную сваю, которую строители еще не использовали. Острый конец вонзился в спину, но насквозь не пробил. По свае стала стекать алая кровь. Бревно под весом воина наклонилось и упало, Гатоткача упал вместе с ним на бок и лёг на живот, освобождая себя от острия. Тело билось в судороге, изо рта, носа и спины хлестала кровь. Дышать стало трудно, а после и вовсе невозможно из-за наполнившейся в глотке крови. В опухших глазах чёткие границы расплылись в бесформенную кляксу, которая почти сразу же угасла, превратившись в чёрную пустоту. Разум кричал, ныл, умолял тело его слушаться, однако мышцы лишь еле дергались. - Вот и пришла моя смерть? - Подумал Гатоткача, закрыв веки. Отчаяние наступало, заставляя сдаться, принять объятья смерти. - Зачем я пришел сюда? - задалось его угасающее сознание. - Чтоб отомстить Мартису! Чтоб навсегда избавить миры от его тирании! Чтоб сойтись в дружеской дуэли с Бадангом. Чтоб обрести свое счастье и перенести его в свой мир! – ответило оно само себе. – Вставай! Сражайся за свой дом! Если сдашься, кто будет воспевать о твоих подвигах за столом? Ты Легенда, а Легенды никогда не сдаются! Озлобленный хрип прорвался сквозь сжатые зубы вместе с кровью: - Я – Легенда! Из рук выбились яркие вспышки белых молний. Руки повиновались воле их владельца и подняли торс Гатоткачи над землей, дрожа, как при землетрясении. Эта дрожь разошлась по каменной кладке, где лежал мужчина. Из его рук били молнии, разрывая камень под собой. Внезапная волна гнева, рывок руками: Гатоткача с такой силой оттолкнулся руками от земли, что она покрылась глубокими трещинами, из которых вырывались ломаные линии молний. За несколько мгновений Гатоткача влетел на то место, из которого выпал и снова опёрся на руки: ноги его почти не слушались, а зрение стало возвращаться.***
Ли открыл глаза. Ему казалось, что он должен был давно сгореть от такого пламени, но этого не случилось. Ли Сун-Син был покрыт чем-то прозрачным и мокрым. Помещение полыхало пуще прежнего, угрожая обрушить люстру вместе с потолком. Адмирал посмотрел на Кадиту. Она тоже была покрыта этой оболочкой, держа в руках трезубец. Ли обратил свой взгляд на её лицо и ужаснулся: минуту назад её лик был самым прекрасным из всех, а теперь он вселял животный страх, что парализовал все конечности и даже лёгкие. Королева южных морей гневно смотрела на девушку, шея которой была перебинтована каким-то окровавленным тряпьем. Лицо расплылось в зверином оскале, а глаза пылали краснотой, как и руки синим и белым огнём. - Ли, - обратилась к нему Кадита, не отводя взгляда. Голос её был страшнее кошмаров, он закрадывался в самые глубокие уголки души. Эхо от ее слов било по ушам сильнее таранов, от чего слезы наворачивались на глазах. – Беги! Мечи тут бесполезны. Бешеное пламя тускнело среди её гнева. Казалось, что даже погода бушевала в приступе амока, озлобившись на всё на свете. Ли Сун-Сину причудилось, что дрожит не только он, а всё здание. От одного лишь вида Кадиты содрогались бы даже горы. Она была поистине ужасна. Пересилив страх, адмирал стал судорожно перебирать руками, подползая к выходу. В комнате остались лишь Кадита и Ло Йи. Владычица морей воспарила над полом и создала водный пузырь вокруг себя. Он стал увеличиваться и стал таким большим, что коснулся одновременно пола и потолка, затушив на них пламя. Пузырь подбирался к Ло Йи, а та, замахнувшись, бросила в него горящий шар, от чего пузырь лопнул, окатив всю комнату водой. Комната в миг потухла и наполнилась шипением. - Да кто ты такая? – дрожащим голосом крикнула Ло Йи. - Я… правлю южными морями! Я Кадита! – она развела руки, трезубец застыл перед ней. За спиной королевы появились семь копий с разными древками и наконечниками, разных цветов и разной длинны. Они появлялись одно за другим и каждое обернулось острием в сторону Ло Йи. – Ты забрала бесценную жизнь моего слуги, и во искупление своего греха отдашь мне свою!