Уроборос

Разрыв в мембране Впускает внутрь голоса. Они хотят столкнуть тебя с пути, Вещая на низких частотах. Ты не можешь поступить плохо В моих глазах В моих глазах Thom Yorke — Hearing damage Следующий день Гарри посвящает разбору яда — в конце концов парочка идей у него все же возникла. Правда, чтобы их все проверить, надо начать экспериментировать, а для этого оставшихся двенадцати дней слишком мало. Следовало убедиться, что никто больше не рассматривал то, до чего он додумался, иначе много времени могло уйти впустую. Надо было встретиться с Люциусом. Послав сову с просьбой о встрече, Гарри задумывается об инциденте у Уизли. Раздражение давно прошло, и он скорее смотрит на эту ситуацию с горькой печалью. Дамблдор когда-то все же был ему дорог, и, если бы не возникшая связь, Гарри точно вступил бы в Орден после школы, как это сделал Рон. Сова возвращается с просьбой Люциуса прийти как можно раньше, и Гарри сразу отправляется в Министерство. Он старается не думать, что Том может быть там или как сильно он на самом деле желает, чтобы так и оказалось. Люциус в своем кабинете. Он быстро просматривает записи Гарри, даже чересчур — видимо, изучил материал вдоль и поперек. — Мистер Поттер, ваши теории занимательны, но увы, уже опробованы. Могу дать короткие записи по результатам каждого из опытов. При добавлении корня мандрагоры смесь кипит и становится красной. Коготь дракона дает специфичный вкус и запах, — бормочет он, вытаскивая записи. Гарри расстроенно и обречённо следит за его движениями. — Почему бы не дать мне это все раньше? — Свежий взгляд, мистер Поттер, сразу замыливается, стоит взять в руки размышления другого человека. И все равно Гарри ничего нового не выдумал. Люциус собирает все в одну папку и отдает ее Гарри, который уже в уме подсчитывает, сколько часов на это все следует потратить и так ли ему нужен сон. Личность отравившегося остается загадкой, отчего происходящее частично воспринимается как интригующая загадка, а не реальная помощь реальному человеку, поэтому Гарри все время напоминает себе, что времени осталось не так и много и следует поторопиться. Выйдя от Люциуса, Гарри смотрит на дверь в кабинет Тома. Неизвестно, внутри ли он, и Гарри хочется проверить. Он с трудом заставляет себя пойти к лифтам, чтобы спуститься вниз в холл. Однако судьбе явно все равно на его решение — на одном из уровней створки лифта разъезжаются, и ему открывается замечательный вид на аккуратную и строгую черную мантию самого Министра. — Мистер Поттер. — Министр. Голос не вздрагивает и ничего не выдает. Гарри хочется себе поаплодировать. Том заходит в кабинку и подходит к нему вплотную. — Вынужден вас задержать для опроса в неформальной обстановке, — бескомпромиссным тоном уведомляет Том. — Это официальное задержание? — спрашивает Гарри внезапно даже для себя игривым тоном. — Считай так. Надеюсь, прилюдно ты не станешь сбегать в середине разговора. Гарри хочет съязвить, что такие «разговоры», как у них, лучше бы проводить как раз без свидетелей, но решает не усугублять ситуацию. Рука Тома вцепляется в его руку, и сквозь рубашку явно чувствуется, какие холодные у него пальцы — как и всегда. Это почему-то успокаивает. Они спускаются в холл, а затем и к выходу из Министерства, проходят чуть ниже по улице к ресторану, явно только для волшебников, судя по ощутимым антимаггловским барьерам, и садятся в отдельной небольшой кабинке. Только сейчас Том расслабляется и снова начинает смотреть на Гарри со знающей улыбкой — словно уж сейчас-то ему точно некуда деться. — О чем же вы хотели поговорить? — нетерпеливо спрашивает Гарри, как только официант принимает заказ. От раздражения из-за пытливого и крайне смущающего взгляда напротив он снова переходит на «вы». — Отбросим формальности, Гарри… — недовольно морщится Том. — А я думал, это как раз-таки формальная встреча. — Пожалуйста, — сдержанно просит Риддл, — давай наконец поговорим как взрослые люди. — Хорошо, давай попробуем, Том, — со вздохом соглашается Гарри. Что же его сейчас ждет? Просьбы, приказы, уверения? Они прерываются, когда приносят закуски. Тишина между ними густая и плотная, даже официант ретируется слишком поспешно. — Какие у тебя условия? Гарри в шоке смотрит на Тома. — Условия чего, извини? — Условия твоего возвращения, конечно, — терпеливо и медленно повторяет Том. — Ты воспринимаешь наши отношения как сделку? Издеваешься? Ладони Тома — словно еще сильнее похолодевшие — накрывают его руки, и Гарри вдруг чувствует себя истеричным ребенком. — Я не знаю, как с тобой разговаривать, Гарри. Ты все воспринимаешь в штыки. Я не понимаю, зачем ты вернулся, если на все попытки поговорить о прошлом и настоящем, ты закрываешься и сбегаешь! Его ладонь вздрагивает, как будто он едва держит себя в руках. Гарри хочет возмутиться, мол, я вернулся вовсе не из-за тебя, чертов самовлюбленный кретин, но понимает, что так только покажет, насколько Том прав. — Хорошо, — кивает Гарри, — хорошо, мы поговорим спокойно. — Отлично, — в голосе Тома облегчение, а большой палец мягко гладит руку Гарри. — Возможно, у тебя есть ко мне вопросы? Гарри раздумывает, с чего начать: прошлого, настоящего или будущего? Решает с самого начала. — Это ты убил своего отца? Он ожидает растерянности на лице Тома, но он спокойно встречает его взгляд и не отнимает руку. — Да. И его родителей тоже. — Ты подставил Гонта? — Да. — Убил Миртл? — Это было сделано ненамеренно, — спокойно поясняет он. — Она оказалась не в том месте не в то время. Я ее не убивал. — Значит, выпуская смертоносное древнее существо, ты не имел никакой цели? Том на секунду теряет свою уверенность: он смотрит на Гарри в удивлении и убирает руку. — Ты знаешь о василиске. — Да. — Откуда? — Ты думал, Дамблдор просто так угощал меня чаем с лимонными дольками в своем кабинете? — Он не мог этого знать, иначе почему позволил открыть Тайную комнату? — хмурится Том. — Он и не знал точно, информацию о чем ты искал в Запретной секции. Полагаю, он решил, что ты просто изучаешь Темные искусства. Хотел, чтобы я увел тебя с этого сомнительного пути. Том хмыкает. — Что же, я действительно изучал Темные искусства. — Я знаю, — кивает Гарри. — Я ожидал этого и ознакомился с парочкой книг, которые ты брал. Ничего ужасного я тогда не нашел и успокоился — в простом интересе нет ничего предосудительного. Гарри вспоминает: он сидит в мантии-невидимке, вчитывается в полутьме в описания ужасных проклятий и не представляет, чтобы мягко улыбающийся ему Том мог опробовать хотя бы одно из них. Когда умерла ученица, он старался не думать о возможной виновности Тома, и известие об обнаружении акромантула в школе почти успокоило его. Однако зерно сомнений было заложено Дамблдором давно и вросло так глубоко в его сердце, что Гарри за каждым словом начал видеть подвох, и в итоге пару месяцев потратил на слежку за своей родственной душой — в надежде отпустить свои опасения окончательно. И вот спустя всего месяц, он увидел, как Том открывает Тайную комнату. Гарри не решился последовать за ним. Он знал, что этот секрет их недавно начавшиеся отношения не выдержат, поэтому неожиданно для себя принял решение оставаться в неведении. Лишь спустя год Гарри решился и прошерстил библиотеку Хогвартса, чтобы понять, что же за чудище могло обитать под замком. — Тогда откуда ты узнал о Тайной комнате? — Я следил за тобой после убийства Миртл: хотел убедиться, что ты ни при чем, а виновного, беднягу-полувеликана, исключили не по ошибке. — Тот последний раз, когда я открыл комнату… — со вздохом уточняет Том. — Да, я был там. Но я долго боялся осознать, что это может быть как-то связано со смертью Миртл. — И что же заставило тебя передумать? — Убийство твоего отца и взятие под стражу твоего дяди. Я тогда решил, что, если я нахожусь подле монстра, лучше бы мне это знать. Том вздыхает, но в спор не вступает. — Насчет той девчонки: никого не должно было быть в туалете. Я не хотел выпускать василиска и убивать магглорожденных — это было бы просто глупо, Хогвартс бы закрыли. — Это единственная причина, по которой ты бы не стал убивать невинных детей с маггловской кровью? — Тогда да, — задумчиво тянет Том, и от его честности Гарри мутит — он понимает, что хотел бы услышать смягченную версию, а то и ложь, — сейчас я понимаю, что это было глупо. Любая магическая кровь имеет значение. — Ладно, — отстраненно говорит Гарри, — ладно. Ты интересовался крестражами? Том полушутя спрашивает: — Как ты умудрился ходить на уроки, когда, видимо, по пятам ходил за мной? — Тогда я был уверен, что убийства имели под собой какую-то цель: ритуал, например. Прошлое все красочнее оживает в его мыслях: все его переживания и поиски, чтобы понять, какой на самом деле человек его родственная душа. — Отвечая на твой вопрос: да, интересовался. Но не стал этого делать. — Могу поинтересоваться почему? Боялся потерять рассудок? — Не совсем, — вздыхает Том, как будто не уверенный, стоит ли озвучивать правду, — во-первых, никто не изучал, как разделение своей души повлияет на родственную душу — останется ли связь или половины души будет уже недостаточно? Во-вторых, стань я бессмертным, встал бы вопрос, как сделать таким тебя, а зная твой характер, убеждения и мольба не сработали бы — ты бы никогда никого не убил даже ради меня. Гарри не хочет чувствовать к Тому благодарность — действительно, благодарить за то, что он не стал совершать противоестественный темный ритуал? — но он чувствует. Привыкнув ожидать только худшее, Гарри всегда с удовольствием отмечал зачатки его совести. Том убивал, но не разрушил свою душу — и то его решение было эгоистичным в том числе — не остаться одному. Том хотел бы выпустить василиска и убить магглорожденных, зато сейчас пересмотрел свои взгляды — и Гарри благодарен, что он с возрастом перестал быть совсем уж ужасным человеком. Как же понизились его ожидания. Хорошо ли это и приведет ли к чему-то хорошему? Кажется, правды на сегодня достаточно. — Это ужасно, Том, — шепчет Гарри. Он чувствует себя потерянным. — Все это. Ты убийца. — Да. — Что ты прикажешь сделать с этим? Не такого человека я бы хотел видеть рядом с собой. Гарри впервые видит в его глазах страх. — Я предлагаю дать мне шанс, — твердо говорит он, — я был не лучшим человеком, Гарри. Возможно, мне чего-то недоставало, чтобы попытаться измениться. — Намекаешь на меня? — горько усмехается Гарри. — А если ты не прав? Если меня не будет достаточно? Рука Тома снова хватает его за запястье — как будто он боится, что Гарри захочет сбежать. — Я могу гарантировать, что перестану убивать. Непреложного обета будет достаточно? Гарри в шоке приоткрывает рот. — Ты серьезно? Обет? Он растерянно оглядывается, словно ищет подвох. — Да. Я же говорил, Гарри: у меня было время подумать. Я обдумывал это не один год. Где-то пять лет назад я осознал, что ты не вернешься назад, что это не твоя внезапная прихоть, которая скоро кончится. — Почему ты мне не писал? Том криво усмехнулся. — Я пытался. Я написал одно письмо, его перехватил Люциус — он сказал, что ты никогда не вернешься, если его прочтешь. Там были в основном угрозы. Гарри невольно улыбается, пытаясь представить его письмо. Тот Том, которого он знал, именно так бы и поступил. — И я решил дать тебе время — я верил, что ты когда-нибудь сам придешь и когда это время наступит, ты будешь готов к разговорам и обсуждениям. Гарри задумывается, действительно ли это так. Что было бы, если бы письмо было отправлено? Вернулся бы в Лондон Гарри, хотя бы для того, чтобы разругаться еще сильнее? Смогли бы они договориться, несмотря на это? Возможно, увидь они друг друга, они бы в какой-то момент все же начали переговоры. А может, наоборот: рассорились бы окончательно, и Гарри бы никогда и ни за что не вернулся бы обратно? — Хорошо, — говорит Гарри, — я подумаю над твоим предложением. — Подумаешь? — не скрывая разочарования, переспрашивает Том. — Да. Я обещал себе не принимать поспешных решений в отношении тебя. И все же на его губах играет улыбка, и Том расслабляется, позволяя себе поверить в положительный ответ. — Тогда, может, расскажешь, каковы будни ликвидатора? Гарри заметно веселеет и с удовольствием начинает рассказ о долгих семи годах. Первое время он брался за самые жуткие миссии, но потом, к счастью, отошел от личной трагедии и взялся за голову. И все же бесценный опыт, когда ты либо совершенствуешься, либо гниешь в земле, позволил ему стать легендой среди разрушителей проклятий. Про него ходило множество слухов и даже после того, как он перестал бросаться в самую гущу, он для всех оставался отчаянным и удачливым гением. Гарри всегда смущался, когда к нему подходили выразить свое восхищение. Как-то раз о нем написали в Ведьмополитене, Рон еще долго обращался к нему в письмах не иначе как «герой девичьих грез» или «ожившая мечта ведьм». Оказалось, Том тоже читал эту идиотскую статейку. — Я тогда уволил троих, пятерых понизил в должности и наорал на весь отдел магического правопорядка. Они пьют вино, едят что-то из французской кухни, спокойно общаются на несерьезные темы, и Гарри понимает, насколько сильно ему этого не хватало. Этого теплого ощущения в животе, когда глаза встречаются, этого напряжения в воздухе, когда Том придвигается ближе. Когда он понимает, что сейчас переберется к Тому на колени, лишь бы между ними не было этого идиотского столика, Гарри выходит освежиться. В зеркале туалета на него смотрит румяный и встрепанный незнакомец с ошалелыми горящими глазами. Он так счастлив, что ему становится страшно. Когда он возвращается, тарелки уже унесли, а на столе появились десерты и новая бутылка вина. Гарри стоит в отдалении от стола пару секунд, любуясь Томом. Тот следит за тем, как разливают вино, и легкая улыбка не сходит с его губ. Он кажется расслабленным. Гарри выходит из тени и садится на свое место. Легко забылось, с чего начался разговор. Он уже и не помнит, почему должен раздумывать над предложением Тома, а не просто согласиться. Том внимательно смотрит, как Гарри пьет свой бокал вина, и его жадный взгляд не дает поля для интерпретации — Гарри знает, что отсюда они пойдут к нему, и он не то чтобы против. Сначала он чувствует жар. Не тот, которого он всю последнюю половину вечера жаждал, а неприятный и все усиливающийся, словно кто-то разжег костер прямо внутри его тела. — Что-то… что-то не так с вином, — успевает сказать он, прежде чем падает на пол. Боль током проносится по его венам, въедается в кости, и Гарри начинает кричать и не может остановиться, перестав соображать. Что-то мелькает перед глазами. Что-то холодное прикасается к его рукам. Чье-то лицо всматривается в его, что-то говорят. Зал ресторана расплывается и кружится перед глазами, словно на карусели, пока не остается один цвет стен — бордовый, вспыхивающий перед глазами, как сигнальный огонь об опасности. Жар охватывает все его тело, по ощущением он словно горит заживо. Возможно, с него слезает кожа или внутренности прямо сейчас плавятся. Удивительно, что он все еще жив. Наконец-то наступает блаженная темнота.