***
Чимин принимает успокоительное несколько дней. Потому что каждый раз, когда его глаза открываются, он снова паникует, снова нападает на Тэхёна, и ему снова ничего, кроме уколов, не помогает. После второго раза на него одевают ограничители, привязанные к кровати, но всё, что они делают, — это только удерживают его, когда он рычит и выплёвывает угрозы, пока кто-то снова не приходит, чтобы вколоть лекарство. Тэхён почти не отходит от него, потому что знает: Чимин давно преодолел порог, до которого допустили бы любого другого новобранца. Почти наверняка его отменят — убьют, — только Тэхён не знает когда. Он не знает процесса, всегда держался подальше от любого знания о нём, поэтому просто остаётся у кровати Чимина, с подозрением смотрит на охранников у двери и параноидально проверяет все капельницы. И спит снова до следующего пробуждения Чимина. Только сегодня не крики, а новый голос вытягивает его из дремоты. — Ты создал отличное оружие. Тэхён чуть не выпрыгивает из кожи. Сокджин стоит, прислонившись к дверному косяку, а затем делает шаг вперёд, и Тэхён не может не напрячься, даже не может скрыть защитный рефлекс подойти ближе, чтобы прикрыть Чимина. — Я не собираюсь его трогать, — конечно, это не ускользает от него. — Как спящая красавица? Тэхён неохотно оглядывается на Чимина: его глаза закрыты, круги вокруг них темны. Он дышит поверхностно, даже когда спит. Паникует, когда просыпается, даже несмотря на то, что в его организм попадает успокоительное. — Тест зашёл слишком далеко, — шепчет Тэхён. — У любого возникнут проблемы с выздоровлением от… этого. — Но у нас не должно быть проблем, Тэ, — напоминает Сокджин. — Не смотри на меня так. Ты ему угодил. Ты защитил его. Теперь ты видишь результат. — Это не… — Да, это так, — отрезает он, а его глаза темнеют. — И он заплатит за твоё неудавшееся наставничество. Тэхён судорожно вздыхает, подыскивая слова, чтобы возразить, но в конце концов опускается на стул. — Как я могу спасти его? — Ты даже не должен этого хотеть, — Сокджин подходит к кровати, задумчиво глядя на Чимина. — И ты никак не можешь помочь. Я же говорил тебе уже, что теперь дело за ним, — произносит он, и Тэхён боится, что тот уже что-то задумал. — Но, если он выживет, ты можешь помочь ему только одним способом. Тебе нужно перестать беспокоиться. Тебе нужно перестать заботиться. Тишина оглушает. Тэхён не может заставить себя смотреть ни на Сокджина, ни на Чимина, только на стену, тяжело дыша, сжимая кулаки. — Мне и так всё равно, — наконец произносит он. Ложь, и он это знает, и Сокджин это знает, и Тэхён ненавидит, что это необходимо говорить из-за камер. Ненавидит, что чувства вообще нужно отрицать. Он знает, что не нужно привязываться. Знает. По крайней мере, так было раньше. Он всегда так делал. Но теперь его руки болят там, где Чимин цеплялся за него, а глаза горят от недосыпа. — Я просто не хочу, чтобы его убили. У него есть потенциал, — Тэхён заставляет свой голос звучать ровнее. — Он просто напуган, у него не было времени обдумать ситуацию. И я знаю, что… недостаточно подготовил его. Это моя вина. Но всё, что ты можешь сделать, — это дать ему ещё один шанс, и я воспользуюсь им. — И он этого хочет? — Сокджин машет в его сторону рукой, и когда Тэхёну удаётся взглянуть на него, то вопросительно приподнимает бровь. — Кажется, он твердо намерен убить нас, или умереть, или и то, и другое. Единственное лечение, которое Круг может принять сейчас, это — что ж, усыпить его во сне будет милосердием, честно говоря. Ты уверен, что не поступаешь эгоистично? Тэхён вздрагивает. — Нет, — признаётся едва дыша. — Я хочу, чтобы он жил. Сокджин смотрит на него ещё один долгий миг. — Завтра его снова протестируют, — наконец говорит он, и его рука останавливается перед тем, как упасть на плечо Тэхёна. — Надеюсь, ты не пожалеешь об этом.***
Чимин болен. Любой бы понял это, взглянув на парня. Это видно по стеклу его глаз, по тёмным кругам под ними. До сих пор каждый раз, когда ему отменяли успокоительное, он пытался сбежать, пытался снять ограничители, а затем ругался проклятиями, когда ничего не срабатывало. Сегодня Чимин больше не связан. По крайней мере, не в кровати. Тэхён с дискомфортом наблюдает, как на него надевают модернизированную смирительную рубашку, как его пересаживают на стул, а затем смотрит на то, как Чимин медленно моргает, приходя в сознание. Его лицо уже знакомо искажается, когда он понимает, где всё ещё находится. Но сегодня его приветствует не только Тэхён. Здесь находится Сокджин, и Тэхёну разрешено остаться в комнате только в том случае, если он будет стоять в стороне и молчать. Ужасающая перспектива, учитывая все обстоятельства, но он отчаянно хочет показать свою поддержку, хоть и из-за угла. Это неправильно. Всё это. Он вербует агентов и не заботится о них после. Тэхён совершил ошибку, начав его тренировать, и совершил ещё одну в том, как он это делал. Сейчас же это слишком личное, чтобы отвернуться, уйти. Тэхён не может объяснить, почему он так вложился в спасение жизни Чимина, не может признаться себе ни в одной из причин, которые приходят в голову. — Доброе утро, — говорит Сокджин, и Чимин скалит на него зубы, бросая взгляды на Тэхёна в углу. Он знает, как выглядит — что пассивно стоит рядом, допуская всё, что сейчас происходит в комнате. — Ты снова за своё. Сколько ещё истерик ты планируешь устроить, пока не устанешь? — Отвали, — Чимин начинает сопротивляться, но не может, поскольку его руки удерживаются по бокам, и Тэхён знает его достаточно хорошо, чтобы заметить маленькие признаки страха. Расширение глаз, раздувание ноздрей. Он боится. Он напуган. Но теперь, как ему кажется, ситуация обострилась: Чимин снова прикован к стулу. Точно так же, как его привязали во время теста. Единственное, чего не хватает, так это грубых проводов, которые были обёрнуты вокруг его лодыжек и рук в тот раз. — Ты не выберешься из этого, так что можешь и не пытаться, — Сокджин качает головой. — По крайней мере, пока ты не научишься контролировать себя. Но это, похоже, произойдёт нескоро: твой пульс уже значительно превышает сотню ударов в минуту. — Отъебись, — снова говорит Чимин и, кажется, замечает монитор у себя на груди, потому что наклоняет голову в попытке рассмотреть растущие цифры. 108. — Что это? Ты думаешь, это что-то меняет, ты думаешь, это меняет моё мнение — отпусти меня… — Я должен принести свои извинения. Специализированное тестирование наших лучших новобранцев — стандарт, но ты не должен был сбегать со стула и стрелять в нашего агента. Всё пошло не по плану. Мы не собирались тебя ломать, — мягко сообщает Сокджин, пока Чимин борется. Цифры на нагрудном мониторе продолжают расти. — Опять же, я не думал, что ты настолько хрупок. — Я ни хрена не сломался, — рычит Чимин. — Я единственный здравомыслящий человек в этом месте. — Вот как, — отвечает старший и, когда пролистывает папку, поднимает фотографию, из-за чего лицо Чимина становится белым как полотно. Тэхёну не нужно смотреть. Ли Кивон. Статус — погибший. Агент, которого застрелил Чимин. Монитор снова пищит. 120. — Знаешь, он был хорошим агентом, — продолжает Сокджин. — Может, он слишком наслаждался этими пытками, но у всех нас разные способы справляться с нашим стрессом. Твой не кажется очень продуктивным. — Заткнись, — шепчет Чимин. — Я не… я думал, что это реально… — Ты и должен был так думать. Я здесь не поэтому, — мужчина пожимает плечами, продолжая держать фотографию на коленях Чимина, и Тэхён может видеть, как тот смотрит на неё, поникший. Тэхён знает, что Чимин чувствует. В самом начале карьеры лица тех, кого он убил, не исчезали. Они поселились в его голове. С годами стало легче, потому что они начали сливаться друг с другом, но никогда не покидали его. Он до сих пор иногда видится с отцом во сне. — Твой наставник когда-нибудь говорил тебе, что это я выбрал тебя для вербовки? — спрашивает Сокджин, тем самым заставляя Чимина снова посмотреть сначала на него, а затем и на Тэхёна за его плечом. Пот выступает на его висках. Монитор показывает ещё несколько новых цифр. 125. — Я был таким фанатом твоего первого убийства, но с тех пор ты не произвёл впечатления. Ты теряешь мою поддержку из-за своих истерик. И прямо сейчас ты сам вызываешь у себя приступ паники. — Замолчи! — Чимин сплёвывает, сильнее борясь с ограничителями. Они только крепче смыкаются при его движении, впиваясь в кожу. Тэхён прикусывает губу. Всё его тело напрягается, разрываясь между желанием двинуться вперёд, сделать что-нибудь и самообладанием, сдерживающим его. — Я ничего из этого не просил... — Никто из нас об этом не просил, — усмехается Сокджин. — Повзрослей. Не похоже, что ты собирался далеко уйти с той жизнью, которую, по твоим словам, мы украли у тебя. — Заткнись, — снова произносит Чимин, но теперь это больше похоже на рыдание. — Замолчи… — Даже не надейся, — говорит Сокджин. — Всё, что ты делал в течение нескольких дней, — это кричал. Попробуй послушать. И попробуй пройти через это без необходимости быть уволенным. Потому что я обещаю тебе, что это произойдёт, если ты не перестанешь закатывать истерики. Причина, по которой от тебя ещё не избавились, заключается в том, что у меня есть опрометчивая слабость к твоему наставнику. Тэхён не думает, что когда-либо в его жизни ему было трудно оставаться на месте. Он тяжело дышит, уверенный, что сердечный ритм по показателям находится где-то рядом с чиминовым, поскольку монитор показывает 135. У него гипервентиляция, и Тэхёну ничего не хочется, кроме как рвануть вперёд. Но он не может перестать смотреть, не может перестать слушать, в то время как Чимин едва слышит. — Заткнись, — снова говорит он в истерике. 140. — Заткнись и сними это с меня, сними это с меня, убери эту чёртову фотографию… — Тебе некомфортно смотреть на человека, которого ты убил? — спрашивает Сокджин, и младший всхлипывает. — Да, ты убил его, Чимин. Он выполнял свою работу, а ты выстрелил в него, и он истёк кровью на полу склада, пока ты бежал… — Нет, — Чимин давится слезами, — нет… — И это было правильно, — продолжает тот спокойно, как будто Чимин не доводит себя до паники прямо перед ним, пока бьётся и рыдает с такой силой, что вот-вот сломается стул. — Если хочешь выжить, ты будешь делать это снова. Ты будешь убивать снова. Снова, и снова, и снова. — Убери это от меня, — ревёт Чимин, дёргаясь. Кулаки Тэхёна сжаты так сильно, что ногти впиваются в ладони до крови. — Я ничего не могу сделать, даже если бы хотел помочь, — бесцветным голосом говорит Сокджин. — Эти ограничители синхронизированы с твоим сердечным ритмом. Если он будет ниже девяноста ударов в минуту, они разблокируются. Так что: научись контролировать себя и будешь свободен. — Ты болен, — Чимин всхлипывает. 152. — Я ничего не делал, я ни о чём этом не просил — это твоя вина, ты болен, ты чёртов… — Я понял тебя, — Сокджин вытаскивает пистолет. — Нет! — кричит Тэхён в унисон с криком Чимина и пытается броситься вперёд, но замирает, когда охранник у двери направляет свой пистолет в его грудь. Руки поднимаются вверх, тело дёргается вперёд, пока глаза в ужасе наблюдают за паникой Чимина. — Тэхён, — холодно произносит старший, не оборачиваясь. — Держись подальше, или я пристрелю его прямо сейчас. Чимин, снизь пульс. — Я не могу, — Чимин задыхается. — Я не могу, я не могу… — Тогда умри, — Сокджин снимает предохранитель. Чимин рыдает. — Животные паникуют. Люди думают. Мне не нужен агент, который контролирует свои инстинкты меньше, чем животное. У тебя есть десять минут, чтобы взять себя в руки и снизить частоту сердечных сокращений, — он прижимает дуло пистолета к его лбу… Чимин замирает: — Или я покончу с этим сам. Тэхёну холодно. — Джин… — Ещё одно твоё слово, и тебя выпроводят, — рявкает тот. — Это такое же испытание для тебя, как и для него. Ты сам просил об этом. Ты сказал, что примешь любой шанс. — Я… — он так сильно прикусывает губу, что та чуть не кровоточит. Глаза Чимина встречаются с его — широкие, полные паники и обвинения. Это занимает у Чимина семь минут. Семь мучительных минут, в течение которых его мышцы расслабляются, а мольбы застревают в горле. В первые секунды он икает, задыхаясь от рыданий, после чего Тэхён видит, как тот пытается, видит, как тот цепляется за ровное дыхание, которому он его научил. Цифры на мониторе медленно уменьшаются. Глаза Чимина становятся пустыми, стеклянными. Смотрит, но не видит. Уходит куда-то глубоко внутрь себя, куда-то, где угроза пистолета и лицо человека, которого он убил, и неудачи Тэхёна не могут ощущаться, не могут влиять на реакции его тела. Семь минут, и монитор издаёт звуковой сигнал. Ограничители со щелчком ослабевают. Чимин падает на спинку кресла, выглядя ошеломлённым. Тэхён тоже отклоняется на стену позади себя. Сокджин убирает пистолет и машет рукой охраннику, чтобы тот опустил свой. — Теперь у тебя есть шанс, — говорит он, широко разведя руки. — Надеюсь, ты узнал, насколько ценно обучение самоконтролю. Чимин не отвечает. Его глаза, по крайней мере, то, что может видеть Тэхён, тусклые. — Я прошу прощения за меры, которые мне пришлось принять сегодня, — продолжает Сокджин почти вежливо, уходя. — Но это к лучшему. Ты научишься вести себя, как я. Тэхён не осмеливается пошевелиться, пока за Сокджином не закроются двери. Только тогда он бросается к Чимину, а его руки нерешительно парят над ним, боясь прикоснуться. Парень выглядит таким холодным. Даже когда Тэхён впервые встретил его, предложив выбор: вербовка или смерть, и Чимин кричал, боролся и плакал, он не казался таким слабым. Этот гнев ушёл… Нет, не ушёл. Этого не может быть. Но точно похоронен, и с каждой секундой Тэхён почти видит, как тот погружается всё глубже, туда, откуда ему будет труднее всплыть. Когда Тэхён наконец осмеливается прикоснуться к Чимину, тот стряхивает с себя его руку и отворачивается. — Прости, — пытается он. Если Чимин и слышит его, то никак этого не показывает.***
Теперь, когда Чимин в сознании, Тэхёну ещё меньше хочется покидать его. Но оказывается, что бодрствующий Чимин — это именно то, что теперь его отталкивает. Тот всё ещё зол. Но просто по-другому. Подавленный, жалеющий себя. Огонь, к которому он тянулся, превратился в едва тлеющее пламя. Тэхён знает, что Чимин просто взбунтовался. Ему нужна цель. И Тэхён в курсе, что он самый безопасный вариант для этого. Он был мягок с Чимином, пока все его критиковали, и вот куда это их привело. Новобранец отвечает на каждый его осторожный вопрос и команду — обязательно растягивайся, хорошо питайся, больше отдыхай, пока можешь — насмешливым «да, сэр» и «как скажете, сэр». И последнее он произносит прямо сейчас, снова, и Тэхён не может не огрызнуться в ответ: — Послушай, я пытаюсь. Ты видишь это. — Я бы хотел, чтобы ты этого не делал, — Чимин усмехается. — Я бы хотел, чтобы ты убил меня. Ты должен был заполнить мою могилу. — Ты так не думаешь. — Думаю! — Ты не хочешь, — настаивает Тэхён, задаваясь вопросом, кому его жизнь нужна больше. — Чимин… Именно тогда Чимин ломается. Даёт себе сломаться. Тэхён видит, как вздымается его грудь прежде, чем слышит всхлип или видит слёзы. Он инстинктивно делает полшага к Чимину, пытается найти безопасное место для прикосновения, чтобы предложить ему утешение, побудить его исцелиться. Но потом он вспоминает — ты был с ним мягок, тебе нужно перестать заботиться. — Чего ты хочешь от меня, Чимин? Чтобы мне стало совестно? Я не собираюсь продолжать нянчиться с тобой, — Тэхён превращает своё лицо и голос в холодную маску. — Возьми себя в руки, чёрт возьми! Чимин замолкает. Не поднимает глаз, но Тэхён видит дрожь в его руках и плечах. — Возьми себя в руки, — повторяет он. — Ты думаешь, что ты единственный человек, который когда-либо подвергался подобным испытаниям здесь? Я не учил тебя быть таким слабым. Это так же плохо отражается на мне, как и на тебе. — Отражается… — шепчет Чимин, горько усмехнувшись. — Мне плевать… — Ты можешь говорить, что хочешь, но очевидно, что тебе не всё равно, — быстро перебивает Тэхён. Он должен это сделать, потому что не уверен, что сможет дослушать Чимина, не смягчившись. Больше нельзя. Это ради тебя, отчаянно думает он, пытаясь вытянуть из себя слова, которые, как он знает, проскользнут между рёбер Чимина словно нож. У Тэхёна всегда был особый талант к актёрскому мастерству. — Прекрати, — холодно повторяет Тэхён, — тебе только что дали шанс. Какого чёрта ты творишь, а? — он бьёт кулаком по стене, и Чимин подпрыгивает, сильнее сжимаясь. Его дрожащие выдохи панические, слезливые. — Так что перестань пытаться заставить меня чувствовать себя плохо, пытаться играть со мной непокорно, чтобы снова почувствовать контроль, — заканчивает Тэхён с насмешкой. — Меня это не впечатляет. Если бы ты не был с ним так мягок. Тэхён сопротивляется желанию с горечью посмотреть в камеру на стене. Теперь ты доволен? — Я не… я не пытаюсь… произвести впечатление… — Чимин ещё сильнее сжимается в клубок, такой маленький, что это не должно быть возможным. Его голос дрожит. — Я просто хочу… — Никого не волнует, чего ты хочешь. Не здесь, — прерывает Тэхён с горечью на языке. — Я думал, что научил тебя этому. Чимин замирает, а потом — ломается ещё сильнее: утыкается лицом в колени, пока тело разрывается от рыданий. Наблюдать за этим едва ли не труднее, чем за всеми остальными худшими вещами, которые Тэхёну приходилось видеть в их сфере деятельности. Он видел, как люди ломаются. Заставлял людей ломаться. Никогда — о ком заботился. Внутреннее признание такое тихое, что он сразу его хоронит. Это должно быть в прошедшем времени. Тэхён должен попытаться. Ради Чимина. Забота только навредила им обоим. Даже несмотря на это, взаимопонимание, которое у них сложилось за последние месяцы, почти побеждает. Тэхён почти открывает рот, чтобы забрать все слова назад, и едва успевает его закрыть. И тогда он принимает решение, о котором будет сожалеть всю оставшуюся жизнь. Тэхён уходит. Поворачивается и уходит, решая, что согласится на предстоящую двухдневную полевую миссию. Теперь, увидев, как Чимин плачет, он ещё меньше хочет покинуть его, но заставляет себя. Говорит себе, что такова природа их работы, что всё будет хорошо, что это поможет ему в долгосрочной перспективе.***
Когда Тэхён возвращается, Чимина уже нет. Сначала он ничего не понимает, пока стоит в дверях, глядя на пустую комнату и перестеленную постель. Сначала думает, что Чимин достаточно хорошо себя почувствовал, чтобы его вернули в комнату. Но позже в голову приходит догадка. Погребённая, напуганная часть его знает: он пообещал Чимину, что защитит его здесь, и потерпел неудачу, а теперь и снова. — Жестоко, — тупо думает Тэхён. — Я должен был знать лучше. Конечно, все они позволили ему ослабить бдительность, позволили ему уйти на миссию, чтобы… — Он жив. Тэхён оборачивается. Сокджин смотрит на него с как всегда пустым и настороженным выражением. Намджун же смотрит в сторону, скрывая то, что может быть виной или жалостью, или и тем, и другим, в его глазах. — Не лги мне, — слышит Тэхён собственный голос, слишком спокойный по сравнению с рёвом в ушах. — Я ещё ни разу этого не сделал, — отвечает Сокджин, и Тэхён пытается усмехнуться, но выходит слабо. — Никогда не буду, пока ты не дашь мне повод. Он прошёл испытание. Как я и обещал, он жив. — Да, Тэ, — вмешивается Намджун, всё ещё смотря куда угодно, но только не на него, выглядя усталым. — Я сказал им, что мы можем сделать это здесь, но… Он был на операции в другом учреждении. — Он… — желудок сжимается, когда слова застревают в горле. — Почему? У него не было травм. — Ты не понял, — произносит Намджун. — Это… — его глаза останавливаются на чём-то, и Тэхён осознаёт, что он смотрит на что-то вне его поля зрения. Голова гудит и поворачивается. Дверь в тёмный кабинет Намджуна открыта. Тэхёну требуется минута, чтобы понять, на что тот смотрит — рентген черепа под разными углами, у основания — обведённое пятно. Он снова разворачивается к ним, нахмурив брови, а затем, когда Тэхён встречается взглядом с Сокджином, его озаряет понимание. — Нет, — шепчет. — Нет… нет, ты не… — Приказ сверху, — отвечает тот. — Это был единственный способ оставить его в живых, Тэхён. Рука Сокджина дёргается, чтобы потереть затылок — место, куда имплантирован его специализированный чип. Модель зарезервирована для каждого директора и нескольких избранных агентов, чтобы предотвратить бегство или нелояльность. Он не просто отслеживает их и контролирует жизненно важные органы — у него есть дополнительная функция в виде страховки: при дистанционной активации или попытке извлечения чип посылает разряд высокого напряжения, убивающий хозяина, поэтому устройство и находится в таком опасном месте. — Нет, — Тэхён едва слышит себя, едва обрабатывает информацию. Не может оглянуться назад, чтобы снова посмотреть на рентгеновские снимки черепа Чимина, не может думать о том, что этот предмет сейчас находится где-то в его теле. Не может представить, насколько полностью и окончательно он облажался. — Я бы сказал, что верю, что дополнительная мотивация поможет тебе решить проблемы с его дисциплиной в ближайшем будущем, — поддаётся порыву Сокджин, всё ещё потирая шею. — Но он больше не твоя проблема. Тэхён неподвижен. — Что ты имеешь в виду… — Последнее условие Круга для его дальнейшего выживания, — произносит Сокджин, — его перевод в другую часть. С этого момента я буду наблюдать за его обучением, как и должен был с самого начала. — Нет, — кажется, это всё, что Тэхён может сейчас сказать. — Нет, нет, ты сказал… — Ты сказал, что хочешь, чтобы он выжил, — Сокджин опускает руку с шеи. — Я сказал, что надеюсь, что ты не пожалеешь об этом. Таковы были условия. Я принял их от твоего имени. — Чимин никогда не смирится с этим, — язык во рту у него тяжёлый, а голова кружится. Он не может осознать большую часть того, что творится. Как Чимин отреагирует на то, что последнее воспоминание, которое у него останется, — это уход Тэхёна от него… — Ему придётся, — Сокджин устало постукивает себя по затылку. — Поверь мне, у нас не было другого выбора.