Путь к сердцу мужчины

Очарованию Кан Тхэвона наверняка покорялись и самые стойкие сердца, а Миндже даже при очень большом желании вряд ли смог бы назвать себя стойким. Так что в том, что в какой-то момент он обнаружил себя по уши влюбленным в хена, не было ровным счетом ничего удивительного. Он и сам толком не понял, когда и почему. Возможно, виновато было то, что случилось в кабинете Кан Тхэвона. То, что до сих пор заставляло Миндже краснеть и по-глупому улыбаться каждый раз, когда он проходил мимо знакомой двери. А может — те милые записки и сладкие сюрпризы, которые не только не прекратились после его признания, но и, наоборот, стали появляться в течение всего дня, словно, лишившись инкогнито, Кан Тхэвон решил баловать его с троекратным усердием. А, может быть, Миндже был обречен сразу, как только впервые увидел его в душном конферец-руме? Факт остается фактом — в какой-то момент хен словно раскрасил его скромную и не слишком радостную жизнь. Кан Тхэвон был чудом. Ожившей сказкой. Сбывшейся мечтой. Словно кто-то сверху решил наградить Миндже, подарив ему шанс с парнем совсем не из своей лиги. Просыпаясь рядом с Кан Тхэвоном в любовном отеле или в его квартире, иногда он все еще не верил, что это действительно происходит в реальности, однако было и кое-что, что мешало его счастью, отравляя его, как нефтяное пятно морскую воду. Миндже ревновал. Глупо, необоснованно, но он не мог ничего с собой поделать. Предательская мысль о том, что он сам недостаточно хорош для Кан Тхэвона и что его хену даже не нужно слишком стараться, чтобы найти Миндже замену, грызла его изнутри. Они оба решили, что раскрывать свой роман перед коллегами — это не самая лучшая идея, однако видеть, как хен болтает с друзьями из своего отдела или улыбается секретарше, в то время как ему самому приходилось довольствоваться лишь очередным сладким посланием, было почти невыносимо. Самым ужасным было то, что Кан Тхэвон вообще не давал ему поводов. Он был нежен с Миндже и всегда знал, что сказать или сделать, чтобы развеять терзающие того сомнения и страхи. И все же, стоило только хену проявить хоть каплю внимания к кому-то постороннему, как вновь начинало казаться, что он вот-вот прозреет, чтобы наконец увидеть, что Миндже ему не пара. Мрачные мысли немного отпускали, когда хен был рядом, и набрасывались с удвоенной силой, когда Миндже оставался в одиночестве. И тогда он боролся с ними ровно так, как в последнее время боролся со всем, что хоть как-то его расстраивало — он ел. Еда превратилась в его главного друга и утешение, и, пока Миндже старательно набивал желудок, сил беспокоиться о чем-то ином у него попросту не было. Конечно, собственная зависимость от еды совсем не нравилась Миндже. Как и последствия, которыми она оборачивалась для его фигуры. В последнее время, при виде своего отражения в зеркале, Миндже все чаще задумывался о том, чтобы всерьез сесть на диету, заняться спортом или хотя бы перестать объедаться до рези в животе на своих трансляциях, пока он не разжирел настолько, чтобы хену было противно даже взглянуть на него. Однако все эти логичные и, безусловно, очень полезные мысли отчего-то немедленно исчезали из его головы, стоило только чему-то съестному оказаться поблизости. Словно какая-то испорченная шестеренка в его мозгу заставляла его хотеть насыщения на уровне более глубоком, чем простой физический голод. И успокаивалась только тогда, когда он обнаруживал себя в расстегнутых штанах, с болезненно вздувшимся животом и стоящим членом. Он ел, проклинал себя за никчемность и слабохарактерность, и, пытаясь избавиться от этих чувств, ел еще больше. А погребенное под потоком пустых калорий тело реагировало самым предсказуемым образом. Цифры на весах росли. Росли неумолимо и стремительно. И если показания весов хоть как-то можно было проигнорировать, просто запихнув их подальше, то зеркала оказались куда менее сговорчивыми, и в своем отражении Миндже видел молодого человека, запустившего себя настолько, что за щеками уже почти не видно было глаз. Прочие части его тела выглядели ненамного лучше. Пухлые бока нависали над поясом штанов, раздавшийся зад приобрел округлые и почти женственные формы, а над выпирающей подушкой живота предательски торчала парочка небольших упругих сисек. Миндже пытался утешить себя тем, что многие набирают немного лишнего жирка в отношениях, но, глядя на себя, приходилось признать, что в его случае данный порог был пройден уже давным-давно. К счастью, даже к подобным изменениям в его фигуре хен относился с удивительной деликатностью. Миндже ужасно стеснялся себя и того, как быстро становится ему тесна купленная совсем недавно одежда. Настолько, что даже просто есть в присутствии Кан Тхэвона в последнее время ему казалось чем-то почти непристойным. Однако тот молчал, никак не комментируя то, как сильно Миндже сумел поправиться, а его руки обнимали большое мягкое тело столь же страстно, как и прежде. Большую часть времени Миндже просто был искренне благодарен ему, и все же иногда ему хотелось, чтобы хен сказал что-нибудь. О, это было бы ужасно и наверняка на корню уничтожило бы то немногое, что осталось от его самооценки, но… Его давняя сексуальная фантазия, в которой холеный красавчик Кан Тхэвон стыдил его за то, что он позволил себе разжиреть, была как никогда близка к реальности, и Миндже оказался слишком испорченным, чтобы не представлять, что было бы, если бы хен вдруг согласился слегка подыграть его слабостям. Бросив последний взгляд в беспощадное зеркало, он нервно одернул вниз край толстовки. Которая наверняка задумывалась дизайнером как модель оверсайз, но на нем почему-то совсем не казалась такой уж большой. Забракованные варианты лежали тут же, на полу у зеркала, и при виде горки отвергнутых вещей хотелось непроизвольно скривиться. Выбирать было не из чего. По крайней мере, толстовка хотя бы не облегала его торс так, будто Миндже был затянутой в полиэтилен сосиской. Наверное, ему вообще не стоило принимать приглашение хена поужинать сегодня вместе. Поддавшись на уговоры и соблазнившись перспективой увидеть Кан Тхэвона в повседневной одежде вместо строгого делового костюма, он совсем забыл про то, что ему самому вряд ли кусок полезет в горло в присутствии хена. Не тогда, когда он похож на бесформенный тюфяк на его фоне. Уныло потыкав себя в живот, Миндже вздохнул. Палец утонул, погрузившись в нежный жирок почти до середины. Мягкий. Слишком мягкий. От печального созерцания собственного отражения его отвлекла вибрация телефона в кармане. Взглянув на экран, Миндже увидел знакомое имя и подпорченное было настроение тут же рвануло вверх. Как и всегда, Кан Тхэвон мог успокоить любые его комплексы, просто напомнив о своем существовании. — Хен! — радостно выдохнул Миндже, прижимая телефон к уху. В трубке раздался бархатный смешок, от которого по коже побежали сладкие мурашки. — Скучал по мне, малыш? — ласково спросил Кан Тхэвон. Его голос, мягкий, мурлычущий, срезонировал в мозгу чувственным предвкушением, заставив сердце на мгновение сбиться с ритма, а дыхание ускориться. Слишком уж просто оказалось представить, как этот же самый голос вскоре будет шептать нежные пошлости прямо ему на ухо. Невольно покраснев, он помотал головой, пытаясь вытряхнуть оттуда мысли о всяких непристойностях. И хорошо еще, что в этот момент хен не мог видеть его, потому что все, о чем старательно не думал Миндже, было написано на его лице, четко и ясно, словно сверкающий транспарант. Глядя на свое отражение, смущенное и в тоже время донельзя довольное, он усмехнулся и в конце концов честно сказал: — Очень! — Я тоже скучал. Целую неделю видеть тебя каждый день и не иметь возможности прикоснуться — это невыносимо, — пожаловался хен. Словно не понимал, что творит с Миндже, говоря такое. Отпущенное на волю воображение рисовало перед глазами картинки одна другой развратнее, и подначиваемый бархатным голосом хена, тот вдруг почувствовал, что и без того не самые удобные штаны стали куда теснее, чем были еще пару мгновений назад. — Я уже почти собрался, хен. Скоро буду! — выпалил он на бегу, торопливо натягивая на ноги обувь. Слушая звуки производимого им бардака, Кан Тхэвон вновь мягко усмехнулся в трубку. — Вот и хорошо. — мурлыкнул он, — Надеюсь, ты голоден. Я собираюсь заказать целую гору еды. Эти слова прозвучали как шутка и наверняка ею и были, но все равно заставили Миндже сбиться с шага, ощутив внезапно вставший поперек горла ком. На мгновение у него появился соблазн соврать. Убедив хена в том, что он уже поел, можно было бы пропустить позорную часть с совместным ужином, на которой Миндже будет сидеть и неловко ковырять пищу, думая лишь о том, как бы опять случайно не слопать больше, чем нужно, и перейти сразу к приятной постельной части… — Я… могу поесть, — уклончиво пробормотал он. Обмануть Кан Тхэвона не хватило духа. И все же в глубине души Миндже надеялся, что «гора еды» все-таки окажется простым преувеличением. *** Кан Тхэвон открыл ему двери после первого же стука. Видимо, он действительно успел соскучиться, подумал Миндже с плохо скрываемым удовольствием, прежде чем его просто дернули через порог, прижав к стене и покрывая лицо короткими быстрыми поцелуями. Сдавленный между хеном и стеной, он едва мог дышать, но не жаловался. Слишком приятным было ощущение давящего на него горячего твердого тела. Собственные руки казались тяжелыми и неловкими, колени подкашивались, словно после длительного забега, и, подставляя лицо под поцелуи, Миндже почти висел на Кан Тхэвоне, цепляясь за его футболку до побелевших костяшек. — Я так хочу трахнуть тебя, малыш, — бесстыдно промурчал хен ему на ухо. И, словно это и без того не было самым сексуальным, что когда-либо происходило с Миндже, взял его лицо за мягкий подбородок, повернул к себе и выдохнул прямо в губы. — Один раз до приезда курьера и еще раз после. Тот коротко ахнул и залился краской. Лихорадочно блестящие глаза хена буквально прожигали в нем дыру, и он зажмурился, беспомощно растекаясь по стене. Он не мог сказать «нет» и не мог сказать «да» — голос вообще слабо его слушался. Между ног тянуло и зудело, щеки горели от возбуждения и стыда, и больше всего на свете ему хотелось, чтобы хен как-то залез ему в голову, прочитав там все переполнявшие его мысли и желания, и ему самому не пришлось произносить этого вслух. Кан Тхэвон истолковал его молчание по-своему. Коварно ухмыльнувшись, он вдруг подхватил его под задницу, приподняв в воздух, и, удерживая на руках, будто ребенка при пожаре, потащил в сторону кровати. — Хен, не надо! Я же тяжелый! — испуганно воскликнул Миндже. В голове тут же взвыла тревожная сирена, подкинув ему ворох непрошенных воспоминаний о том, как часто в последнее время он позволял себе лишнее за столом. Таская его на себе, Кан Тхэвон не мог не почувствовать, сколько он теперь весит. От испуга Миндже резко дернулся, пытаясь отстраниться, и не упал лишь потому, что хен помог ему удержать равновесие. — Эй, что не так? — мягко спросил тот. Послушно опустив на землю, он не дал ему сбежать, поймав и притянув обратно раньше, чем Миндже успел выскользнуть из объятий. Миндже вспыхнул и отвернулся. От искреннего беспокойства в голосе хена было так стыдно, что хотелось немедленно провалиться сквозь землю, и он был даже рад тому, что Кан Тхэвон не может видеть его лицо. Прежнее игривое настроение исчезло, будто стертое ластиком, и, уныло разглядывая пол под ногами, Миндже не сразу нашел в себе силы едва различимо пробубнить: — Н-ничего. Просто не делай так, хорошо? По загривку успокаивающе прошлась цепочка легких поцелуев. Хен больше не напирал, явно разочарованный и сбитый с толку реакцией Миндже. Его прикосновения были теперь скорее осторожными, чем страстными. Коснувшись губами шеи в последний раз, он отстранился и выпустил Миндже из рук, и отсутствие объятий полоснуло по чувствительной коже холодом. Тоскливо ссутулившись, Миндже обхватил себя за плечи и, по-прежнему избегая смотреть на хена, виновато прошептал: — Прости, ладно? Обернуться и взглянуть хену в глаза было почти невыносимо. Наверняка тот был ужасно зол. Но он все же сделал это, а когда наконец осмелился поднять взгляд, то увидел… всего лишь на секунду, но он успел заметить на лице у Кан Тхэвона это странное выражение, так непохожее на привычную насмешку, прежде чем оно исчезло. — Не извиняйся, — мягко сказал тот. — Это ведь я должен просить прощения. Он протянул ладонь, словно хотел дотронуться до его лица, и Миндже поспешно прижался к ней щекой, испытывая облегчение невероятной силы. Разумеется, никакой вины хена тут не было. В том, что он позволил себе настолько сильно разжиреть, что хен больше не мог поднять его на руки, был виноват только он сам и никто иной. Однако тот все равно извинялся, будто откуда-то знал, что его слова заставят Миндже почувствовать себя лучше, и потому сам Миндже едва не захлебывался от переполняющей его благодарности. Каждый раз, когда ему казалось, что влюбиться сильнее он уже не сможет, хен неизменно находил способ доказать, что это не так. И как он раньше мог считать его надменным и холодным, когда на самом деле хен был так невероятно терпелив и добр к нему? Спеша загладить свою оплошность, он повернул голову, коротко поцеловав Кан Тхэвона в центр ладони. И пусть со стороны это наверняка выглядело так, будто он просто пресмыкается перед ним, словно пес перед равнодушным хозяином, Миндже был готов и на большее, лишь бы только хен больше не сердился на него. Кан Тхэвон ободряюще улыбнулся, и он воспрял духом. Перебарывая стыд, он сам обнял хена, прижавшись к нему всем телом. Приподнялся на цыпочки, потянулся вверх, пытаясь выразить обуревавшие его эмоции через поцелуй, и едва не застонал от блаженства и облегчения, когда губы накрыл чужой горячий рот. Прикосновение вышло головокружительным и острым, словно электрический разряд. Ладони жадно скользнули по телу, пробравшись под одежду. Вцепившись в хена, будто утопающий в спасательный круг, Миндже жмурился, возбужденно сопел и лихорадочно терся об него ноющим пахом. Трение было прекрасно, но еще лучше была бы горячая ладонь хена на его члене, и, не разрывая поцелуя, Миндже торопливо попятился к кровати, увлекая того за собой. Словно прочитав его мысли, хен коварно улыбнулся и действительно запустил руку за пояс штанов, сжимая и поглаживая именно там, где контакта хотелось сильнее всего. От первого же прикосновения к налитой головке Миндже едва не кончил прямо в трусы — чудом сумел удержаться, комкая в кулаках идеально заправленное покрывало. Хен сощурился одобрительно и хитро, и рука коварно скользнула вверх-вниз, проведя пальцами вдоль пульсирующей вены. Миндже громко ахнул и широко развел ноги, раскрываясь еще сильнее. Хену нравилось, когда он был громким в постели, поэтому он послушно не сдерживался. Собственный голос казался странным — неожиданно низким и надсадным, почти умоляющим. Всхлипы мешались со стонами и негромким шуршанием одежды, кожа влажно скользила о кожу, и, потерявшись в своих ощущениях, Миндже даже не сразу осознал, что происходит, когда в протянувшуюся между ними цепочку звуков бесцеремонно ворвалась истеричная трель звонка. Хен коротко чертыхнулся и потянулся за мобильником. К сожалению, при этом ему пришлось убрать ладонь из штанов Миндже, и тот разочарованно вздохнул, в глубине души искренне недовольный таким неожиданным поворотом. — Что-то случилось? — спросил он, подняв на Кан Тхэвона любопытный взгляд, когда тот взглянул на экран, поморщился и поспешно сбросил вызов. Хен помотал головой и отшвырнул мобильник подальше, беспечно мурлыкнув: — Ничего важного, — прежде чем вновь наброситься на него с поцелуями. Однако, в противовес его словам, уже через мгновение телефон опять принялся трезвонить. — Проклятье! — выругался Кан Тхэвон. Красивое лицо приняло сердитое выражение, мягкие губы раздраженно поджались, и, неохотно скатившись в сторону, хен выглядел одновременно рассерженным и виноватым. — Дай мне минутку, ладно? Иначе она никогда не отстанет. …Она? Миндже приподнялся на локтях, с недоумением и обидой наблюдая, как хен подбирает мобильник и выходит из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь. Должно быть, кто бы ни был сейчас на другом конце линии, хен счел разговор слишком личным, чтобы Миндже мог его услышать. На душе скребли кошки. И, видимо, эти же кошки перекатывали в мозгу клубок из жалости к себе и какого-то неприятного, мрачного любопытства. Кто она? Женщина, ради которой хен бросил Миндже на полпути до оргазма. Что их связывает? Воображение тут же нарисовало богатую молодую красавицу с идеальной фигурой, без памяти влюбленную в хена. Коварством и интригами она убеждала хена забыть о Миндже, и тот, конечно, поддавался на ее чары, оставляя его с разбитым сердцем и в вечном одиночестве. И пусть родившаяся в воображении фабула была похожа на все идиотские сюжеты из всех малобюджетных дорам сразу, Миндже смаковал ее с каким-то мазохистическим упорством, пока поток неприятных размышлений не прервал Кан Тхэвон, вернувшийся обратно в комнату. — Прости, — виновато проговорил он, целуя Миндже в щеку. — Срочный семейный вопрос. Мне придется отлучиться на пару часов. Миндже послушно кивнул, попытавшись сделать вид, что ни капли не расстроен, но, судя по скептическому выражению на лице у хена, получилось у него не очень. — Ничего страшного. Поужинаем в другой раз. — сказал он, поднимаясь на ноги, однако Кан Тхэвон не дал ему уйти, перехватив за локоть. — Останься, — попросил он. — Это займет совсем недолго. К тому же я уже заказал нам ужин. Я скоро вернусь, и мы продолжим с того места, на котором остановились, м? Мягкие упрашивающие нотки в голосе Кан Тхэвона легли на уязвленное эго целебным бальзамом и, закрыв глаза, Миндже замер на месте, позволив хену обнять себя за талию и прижаться сзади, касаясь губами шеи. Он не забыл про свои опасения. Про ревность и про то, как больно и обидно оказалось услышать, что хен готов променять долгожданный вечер с ним на встречу с какой-то незнакомой женщиной. Но Миндже был слаб и жалок. И пока хен обнимал его так, он готов был ждать его столько, сколько понадобится. К несчастью, видимо, срочное дело оказалось действительно срочным. Ласково взъерошив ему волосы напоследок, Кан Тхэвон выпустил его из рук, и, наскоро собравшись, ушел. *** Впервые оставшись в его квартире в отсутствие хозяина, Миндже почувствовал себя даже более неловко, чем раньше. Без Кан Тхэвона в его доме, словно сошедшем прямиком со страниц журнала модных интерьеров, сам он в своей дурацкой тесноватой толстовке выглядел до крайности нелепо. По-настоящему инородным элементом. Он немного побродил по комнатам, рассматривая книги и немногочисленные фотографии и заодно убедившись, что его хен был милашкой в любом возрасте, а затем зачем-то заглянул на лоджию, когда от мучительного придумывания себе дальнейшего занятия его спас звонок доставки. Забирая еду у курьера, он почти насильно вручил тому на чай куда больше, чем требовали приличия, краснея от смущения, словно заправский помидор. Хен действительно заказал еды на целую армию. Увесистый пакет едва умещался в руках, треща от пива, маринованных овощей, супа кальби и двух самых огромных порций чачжанмена, которые он видел в жизни. Даже сквозь упаковку от свежеприготовленной еды шло ровное тепло, приятно согревающее ладони, и запах, такой умопомрачительный, что рот против воли начинал наполняться слюной. Не без труда утащив пакет в комнату, Миндже аккуратно поставил его на пол рядом с диваном, а сам шлепнулся на подушки, недовольно отметив, как широко растеклись в таком положении его толстые ляжки. Воспитание и здравый смысл настойчиво предлагали подождать Кан Тхэвона, однако в противовес им подавал голос раздразненный волшебным ароматом желудок и коварно подбивал начать ужин без него, раз уж тот все равно шатался неизвестно где и неизвестно с кем. Миндже добросовестно продержался почти полчаса, включив какое-то глупое юмористическое шоу и толком не посмотрев ни минуты. Мысли дрейфовали от Кан Тхэвона, бросившего его в одиночестве, к неизбежно остывающей еде и обратно, и в конце концов он не выдержал. Пустой живот заворчал, заглушая даже звук телевизора, и Миндже сдался, потянувшись за едой. Хоть и слегка остывшая, пряная и сытная лапша показалась ему пищей богов. Жирная, слегка островатая, обволакивающая небо густым послевкусием масла и говяжьего бульона. Голодный Миндже прикончил всю коробку так быстро, что и насытиться-то толком не успел. Внезапно поразившее его своим размером блюдо на деле оказалось не таким уж и большим. Доев свою порцию и отставив в сторону пустую коробку, он отхлебнул пива и нерешительно взглянул на все остальное. Первоначальный голод отступил, и Миндже вполне мог бы остановиться. Мог, но не хотел. Рука нерешительно легла на живот, слегка округлившийся под одеждой. Даже почти пустой он выпирал, растягивая толстовку. Податливый и мягкий, словно кто-то засунул ему под кофту большую теплую подушку, округлый животик уютно выпирал между расставленными пальцами, слишком большой, чтобы уместиться в ладонь. В таком положении он почти ложился ему на бедра. Миндже приподнял свой живот, отпустил — и тот послушно шлепнулся обратно, заколыхавшись, будто желе. Наедине с собой эти прикосновения ощущались в теле до странности приятно, словно чем шире росла его талия, тем чувствительнее становился мягкий жир. А еще и та самая часть Миндже, которая неизменно просыпалась каждый раз, когда ему было плохо, грустно или одиноко, монотонно зудела на краю сознания, не давая забыть о том, как сильно ему в действительности нравилось объедаться. Поддавшись этому свербящему чувству не-голода, он сдался, вновь наклонившись к пакету. Еда и правда была великолепна, но еще приятнее было чувство, когда она попадала внутрь. То, как едва ощутимо тянуло наполненный желудок, а мягкий живот становился больше и тверже, надуваясь от всей попавшей внутрь пищи, словно плотный упругий шар. То, как быстро простое насыщение переходило в следующую фазу. Любимую фазу Миндже. Когда от переедания тяжело становилось даже дышать. Пыхтя и икая от сытости, он прикончил вторую порцию лапши. Затем — пиво, рис и овощи. Под конец между штанами и краем толстовки показалась полоска голой кожи, и растянутый желудок громко урчал уже не от голода, а от обжорства, но, даже изнывая от заполненности, Миндже продолжал жевать. Пояс штанов ощутимо врезался в талию, мешая сделать полноценный вдох. При хене он никогда не позволил бы себе подобного, но сейчас он был один, и Миндже с облегчением расстегнул пуговицу, позволив огромному животу вывалиться наружу. Наверняка со стороны это выглядело ужасно стыдно. Для любого здравомыслящего человека это стало бы недвусмысленным сигналом остановиться, однако, разок сорвавшись, он скорее лопнул бы от обжорства, чем прекратил пихать в себя еду. Смущение и стыд скорее служили изысканной приправой к его затянувшейся трапезе, не только не останавливая, но еще больше распаляя разыгравшийся аппетит. Ослабевший от сытости, задыхающийся, он с трудом мог пошевелиться, однако, стоило только принять положение, в котором давление на его бедный переполненный желудок чуть-чуть ослабло, как в руках тут же оказалась упаковка с супом. Суп, в отличие от лапши и овощей, не приходилось жевать. Так что Миндже просто пил его, наслаждаясь растущим ощущением давления в животе до тех пор, пока опустевшая коробка не выпала из онемевших пальцев. Тогда он откинулся на спину, еще сильнее выпячивая вперед свое чудовищно раздутое пузо, и оглушительно рыгнул. Ох, как же он объелся. Собственное тело предавало его, отказываясь повиноваться, будто налитое свинцом. Неуклюжее, беспомощное, наполненное сверх всякой меры, и все же даже этого по-прежнему было недостаточно. С трудом сумев оторваться от подушки, Миндже потянулся, чтобы подцепить себе следующее угощение из той горы вкусностей, что заказал Кан Тхвон, однако, царапнув пальцами по пакету, вдруг обнаружил, что тот пуст. Он сумел прикончить целую гору еды за раз, и, о боги, теперь он вдруг почувствовал ее всю. К горлу подкатила тошнота. На лбу выступил пот, словно последний час он тяжело тренировался, а не просиживал зад на диване, наедаясь, как в последний раз. Наполненный живот ощущался так туго, будто вот-вот лопнет, и натянутая кожа, казалось, сию минуту могла разойтись по швам, но это была особенная, сладкая боль. Такая, от которой лицо неизменно загоралось лихорадочным румянцем, а между ног становилось горячо и твердо. Кто бы мог подумать, что чувство, будто твой желудок вот-вот разорвется, может вызывать столько наслаждения? Хотелось двух вещей — прилечь и сбросить напряжение, и, борясь с одышкой, он тяжело завалился на бок, неловко просунув ладонь между бедер. Лежать было неудобно и, чтобы достать до члена, приходилось изогнуть руку, огибая выпуклое, круглое пузо. По правде говоря, это завело его даже сильнее, чем прежде. Не в силах больше сдерживаться, Миндже коротко всхлипнул и принялся торопливо толкаться в собственный кулак. Обычно в таком состоянии ему требовалось меньше минуты, прежде чем пальцы ног начинали беспомощно поджиматься, и Миндже изливался липким удовольствием себе в ладонь. Однако в этот раз спустить по-быстрому ему не удавалось. То ли из-за неудобной позы, то ли потому, что его окружали богатство и лоск апартаментов Кан Тхэвона, а не знакомые тесные стены собственной квартиры, но долгожданный момент разрядки все никак не наступал. Рука старательно скользила по члену, и тело послушно отзывалось на ее движения электрическими покалываниями внизу позвоночника, но на этом все. Оргазм настойчиво балансировал на краю сознания, но расслабиться и кончить Миндже почему-то не мог. Закрыв глаза, он завел вторую руку за спину, с целью ускорить наступление удовольствия. Пальцы надавили на чувствительную, влажную от пота дырочку, и с губ сорвался жадный стон. Этого было мало. Миндже усердно пыхтел, пытаясь одновременно ласкать себя спереди и насаживаться задницей на пальцы, но чем сильнее он старался, тем больше ему хотелось, чтобы это хен сейчас аккуратно раскрывал его там. Чтобы, навалившись сверху, устроил узкие крепкие бедра между ног Миндже, широких и мягких, и толкнулся внутрь. Медленно и осторожно, распирая его изнутри еще сильнее, пока сам Миндже едва может дышать под совместной тяжестью чужого горячего тела и собственного обширного ужина. Ох, это было бы ужасно стыдно. Но, боже, как же хорошо. С головой погрузившись в фантазию, он ускорил движения ладони, почти полностью потерявшись в своих ощущениях. В отсутствие зрения роль ведущего органа словно взяла на себя кожа — любое прикосновение отзывалось десятикратно, безошибочно попадая прямо в центр удовольствия, и Миндже кусал губы, чтобы не стонать в голос. Чтобы довести себя до пика, не понадобилось и пары мгновений. Он кончил, распахнув слепые от удовольствия глаза… а затем едва не потерял сознание от ужаса. На пороге стоял настоящий Кан Тхэвон и молча смотрел прямиком на развалившегося на диване Миндже. В почти осязаемой тишине сердце оглушительно бухнуло где-то в горле, прежде чем замереть насовсем, словно стиснутое ледяным кулаком. Кан Тхэвон простоял так едва ли несколько мгновений, но эти мгновения показались Миндже кошмарной бесконечностью, ведь тот успел увидеть все. И разбросанные вокруг дивана пустые контейнеры от еды, и приспущенные штаны, и самое страшное — его. Такого, каким он был на самом деле — нелепо огромного и обожравшегося еще сильнее. Неуклюже дернувшись, Миндже едва не свалился с дивана, пытаясь разом натянуть обратно штаны и спрятать в ладони лицо. Еще никогда ему не было так стыдно и так страшно одновременно. Казалось, что голова вот-вот расколется от роившихся в ней сотен и тысяч панических мыслей, которые на деле сводились лишь к одному — к тому, что в этот самый момент Кан Тхэвон, должно быть, окончательно счел его отвратительным. — Не шевелись, — вдруг попросил тот тихо и хрипло. Миндже послушно замер на месте, словно угодивший на автостраду зверек. Медленно подойдя к дивану, хен опустился рядом с ним на колени. Миндже даже не понимал, что его трясет, до тех пор пока на бедро не опустилась успокаивающая ладонь. — Хен, прости! Мне ужасно стыдно. Не понимаю, что со мной не так! — пробормотал он, сокрушенно отводя глаза. И неловко умолк на полуслове, когда губ вдруг мягко коснулись прохладные пальцы. Шершавые подушечки медленно прошлись вдоль рта, плавно обводя контур. Мягко скользнули по верхней губе, стирая оставшийся там след от соуса, спустились ниже, и слегка надавили, заставив Миндже приоткрыть рот в удивлении. Замерев и почти вытянувшись в струнку, чтобы ненароком не спугнуть это внезапное прикосновение, он покорно позволял Кан Тхэвону трогать свое лицо и только чуть слышно всхлипнул, когда вторая рука хена присоединилась к первой и ласково легла на округлую щеку. Хен осторожно наклонился к его лицу. — Тшш. Все в порядке. Тебе лучше? — спросил он, не переставая гладить, и Миндже неуверенно кивнул. По правде говоря, он все еще был порядком смущен и напуган. И к тому же ужасно стеснялся себя. Но в негромком расслабленном голосе хена звучала спокойная нежность, и каким-то образом этого было достаточно, чтобы если не усмирить, то хотя бы немного приглушить бушевавшую у него в голове бурю. — Я д-думал, ты бросишь меня, — тихо признался он, — Ты выглядел так, будто ты в шоке, и я б-боялся, что… Договорить он не смог — к горлу вновь подступил комок. — Ну, я был удивлен. Это правда, — усмехнулся Кан Тхэвон. — Не каждый день, возвращаясь домой, я нахожу здесь такое пикантное зрелище. Мне нравится, — таинственно шепнул он ему на ухо. Миндже поморщился, недоверчиво покосившись в его сторону, однако на безмятежном лице хена не дрогнул ни единый мускул. — Но почему, хен? Я не понимаю. Я ужасно растолстел. Разве тебе не противно смотреть на меня? — Вовсе нет. Ты прекрасно выглядишь. Честно говоря, таким ты мне нравишься даже больше, чем раньше. Внутренний голос упрямо твердил, что Кан Тхэвон не может быть честен с ним. Чтобы хен и в самом деле считал привлекательным его толстое пузо? Огромную задницу? Или ляжки такие объемные, что умудрялись касаться друг друга, как бы сильно Миндже не старался разводить ноги? Невозможно. Слегка отстранившись от хена, он выразительно глянул вниз, на живот, тяжело развалившийся прямо поверх полных ног, и обиженно сказал: — Ты не можешь сейчас говорить серьезно… Кому это может понравиться? — Разве я когда-нибудь тебе врал? — Кан Тхэвон устало вздохнул. — Я люблю твой большой животик. И твои круглые щечки. Дело, конечно, твое, захочешь похудеть — я и слова не скажу, но мне чертовски нравится, как на тебе смотрится лишний вес. Под спокойным и открытым взглядом хена Миндже окончательно смутился. Он всегда восхищался и в равной степени отчаянно завидовал его способности говорить столь откровенные вещи с абсолютно невозмутимым лицом. Щеки вспыхнули, словно объятые пламенем, и сердце оглушительно стукнуло куда-то в ребра, но все же стоило сказанному Кан Тхэвоном дойти до него в полной мере, как он почувствовал облегчение. Закаменевшие мышцы немного расслабились, и Миндже даже позволил хену вновь притянуть себя в объятия, устроив обе руки у него на поясе. — Прости, я съел всю еду, — покаянно пробормотал он, подняв на того виноватые глаза. — Ты злишься на меня, хен? Кан Тхэвон мягко усмехнулся. — Я ужасно зол. Ведь я так хотел увидеть, как ты кушаешь. Миндже зажмурился и смущенно спрятал горящее лицо у него на плече. Даже несмотря на признание хена, вести этот разговор все еще было ужасающе неловко. И стало еще хуже, когда коварные руки хена без предупреждения скользнули вниз, под живот, приподнимая и словно взвешивая его. — Хен! — задушенно пискнул он. Первой инстинктивной реакцией стало желание немедленно подобраться, но желудок был так набит, что втянуть свое пузо Миндже не сумел бы при всем желании. Тот слегка отстранился, глядя на него потемневшими от похоти глазами. — Тшш, — лихорадочно прошептал он, в то время как его пальцы чувствительно сжали располневшие бока. — Мое пузатенькое сокровище. Как мне удержаться, когда ты здесь, весь такой круглый и соблазнительный? В горле завибрировал слабый то ли стон, то ли всхлип. В любой другой момент Миндже обязательно застыдился бы, что издает такие звуки, но мягкие и настойчивые ладони Кан Тхэвона старательно обрывали любые мыслительные процессы в его голове. Не прерывая зрительного контакта, хен опрокинул его на спину, забравшись к нему под кофту и оголив живот. Набитое пузо выкатилось наверх, плотное и почти неестественно округлое, словно Миндже был в положении, но Кан Тхэвона это не остановило. Сначала он просто водил по нему ладонями, описывая медленные, чувственные круги, а затем стал мять его уверенными движениями, сгребая собравшийся под кожей жирок в пухлые складки. Миндже глухо всхлипнул и сам толкнулся животом навстречу ласкающим ладоням. Хен творил с ним что-то невообразимое, но сил сопротивляться больше не было. В неожиданно пустой голове его слова отзывались звенящим эхом, лишая воли. Нетерпеливо разводя ноги, он помог хену избавить себя от одежды. Тело, пусть и получившее уже сегодня порцию удовольствия, реагировало на ласку инстинктивно и остро. Ему так хотелось почувствовать хена как можно полнее, его горячие ладони на собственной коже и твердый член внутри, что он забыл о стеснении, растекаясь по обивке и предлагая себя жадным рукам и губам Кан Тхэвона. Все было почти как в его фантазиях, только в миллионы раз лучше. Придерживая его за бедра, Кан Тхэвон старательно покрывал поцелуями мягкий живот и грудь. Дразнил покрасневшие, торчащие соски, заставляя Миндже скулить и дергаться от каждого касания. Его член горячо и твердо терся о пухлые ягодицы Миндже, так что внутри у того все буквально дрожало от нетерпения. — Пожалуйста, хен! — умоляюще проскулил он, и Кан Тхэвон поднял вверх затуманенный похотью взгляд, словно на секунду очнувшись от транса. Он был невыносимо, издевательски осторожным. Казалось, что само время стыло вокруг, густое и вязкое, словно капля древесной смолы, пока хен раскрывал его, так неторопливо и бережно, будто они делали это впервые. Умелые пальцы хена равномерно задевали чувствительную точку внутри. Миндже не сдерживал стонов, толкаясь бедрами навстречу, но все же одних только пальцев было слишком мало. Этой затянувшейся прелюдией он был сыт по горло, и едва не кончил в тот же момент, ощутив, как пальцы исчезли, а вместо них в растянутый проход принялось плавно протискиваться кое-что совсем другое. В тягучей томной тишине влажные шлепки и ритмичное поскрипывание дивана почему-то звучали особенно громко, пока Кан Тхэвон вбивался в него все сильнее, постепенно ускоряя темп. Темные глаза смотрели бешено и жадно. Смотрели прямо туда, где его огромный живот трясся, словно желе, при каждом толчке, мягко ударяясь о подтянутый торс Кан Тхэвона, но даже теперь Миндже не видел в этом взгляде ни капли отвращения. Теплые ладони хена сжимали его за бока, крепко и очень бережно. А его же член безжалостно долбил Миндже в задницу, так что приходилось до боли прикусывать губу, чтобы не дать разрядке наступить раньше срока. Он сдерживал себя как мог, и все-таки снова опередил его. Вскрикнул негромко и кончил без рук, мгновенно и ярко. Кан Тхэвон боролся до последнего, но продержался немногим дольше. Спустя несколько мгновений он хрипло мяукнул, цепанул зубами за ключицу, словно дикий кот, удерживающий под собою кошку, и излился внутрь. Между ног стало скользко и влажно, и сильное тело коротко напряглось, прежде чем тяжело обмякнуть, навалившись сверху. *** Натрахавшийся и довольный, Кан Тхэвон по ощущениям весил раз в десять больше, чем обычно. Лежать вдвоем на диване оказалось неожиданно тесновато, да и собственное тело ощущалось неприятно потным и липким после активных постельных утех, но вес тяжелого теплого хена с лихвой компенсировал любые возможные неудобства. Повернув голову, Миндже шумно вдохнул сладкий запах волос, почти уткнувшись носом в шелковистую макушку, и счастливо зажмурился. Он мог бы лежать так целую вечность, не шевелясь и почти не дыша, лишь бы только не потревожить хена, который, кажется, собирался отправиться ко сну прямо так — полураздетым и используя Миндже в качестве подушки. Однако тот поднялся сам, заразительно зевнув и мягко взъерошив ему волосы напоследок. Стоило только ему исчезнуть, как Мидже снова почувствовал себя неуютно. Просто поразительно, насколько зависимым от близости хена он стал в последнее время. Словно, будь его воля, он не отлипал бы вовсе, приклеившись к нему, как салфетка к ботинку. Ох, иногда он действительно раздражал самого себя. Мысленно костеря себя за это, он поднял глаза на хена и обеспокоенно спросил: — Тебе точно не было противно? Кан Тхэвон хмыкнул и выразительно изогнул идеальную бровь: — Разве я был недостаточно убедителен? — Тогда… почему ты ушел сегодня? Слова вырвались сами, прежде чем он успел прийти в себя и прикусить язык. Открывая рот, Миндже и сам не думал, что поступок Кан Тхэвона задел его настолько сильно, но голос едва не дрожал от обиды. Хен промолчал. Вместо ответа он наклонился, выуживая из свалки вещей на полу телефон. А после вновь устроился рядом, дал Миндже возможность заглянуть в него, и тому на мгновение показалось, что у него остановилось сердце. На экране Кан Тхэвон бережно обнимал за пояс молодую девушку с длинными каштановыми волосами и заразительно смеялся в камеру. Даже после всех эмоциональных качелей сегодняшнего дня видеть фактическое подтверждение своих страхов оказалось… больно. Нестерпимо больно, по правде говоря. Он же знал, что Кан Тхэвон слишком хорош, чтобы ему позволили остаться рядом с ним навсегда. Знал, что рано или поздно это произойдет. Тогда почему так мерзко щиплет переносицу и в глаза будто насыпали горсть раскаленного песка? Не желая демонстрировать свое отчаяние Кан Тхэвону, он поспешно отвернулся. В конце концов, где-то глубоко внутри у него тоже была гордость. И сейчас она безжалостно приказывала ему прекратить распускать сопли, даже если хен предал его так, как никто раньше не предавал. — Это моя младшая сестра, — пояснил хен размеренно и терпеливо, будто маленькому и не слишком смышленому ребенку. — Она не ладит с нашими родителями, поэтому звонит мне, когда у нее проблемы. Сестра? Вздрогнув от неожиданности, Миндже поднял на него непонимающие глаза. Верить своим ушам было страшно, но хен смотрел прямо и ровно, спокойно протягивая ему телефон, и Миндже вновь несмело взглянул на экран, внимательно рассматривая фотографию. Теперь, после слов хена, он действительно смог заметить некоторое сходство между ним и девушкой на фото. У той были такой же формы губы и, пусть и по-женски смягченные, но все те же скульптурные линии скул. На скромный вкус Миндже Кан Тхэвон все же удался родителям самую чуточку лучше, но и отрицать, что девушка была очень красивой, он не мог. От накатившего облегчения хотелось то ли расплакаться, то ли просто сидеть и глупо улыбаться. Разумеется, ни кратковременный миг отчаяния, ни последовавшая за ним эйфория не укрылись от Кан Тхэвона, который читал любые его эмоции по лицу так легко, словно умел залезать людям в головы. Отложив телефон, он притянул его в объятия и устало сказал: — Когда ты научишься спрашивать, вместо того чтобы надумывать себе всякую ерунду? В его голосе Миндже послышалась старательно скрываемая горечь, и тот почувствовал легкий укол вины. В теплом кольце рук было так хорошо и спокойно, что он даже не подумал о том, как сильно, должно быть, задело хена его недоверие. Пристыженно потупившись, он не придумал ничего лучше, чем прижаться к нему еще крепче, поспешно выцеловывая просьбу о прощении на белой шее. Хен вздрогнул и сладко вздохнул, положив тяжелую ладонь ему на затылок. — Так ты ездил помочь своей сестре? — не прерываясь спросил Миндже у его ключиц, пытаясь поскорее сменить неприятную тему. Теперь, когда он знал правду, ему действительно было любопытно, ведь хен впервые заговорил о ком-то из своей семьи. Пока глаза застилала ревность, Миндже почти ненавидел незнакомку на фото, но теперь ему и вправду хотелось узнать о ней больше. Как ее зовут? Какая у них разница в возрасте? Есть ли у хена другие братья и сестры? Кан Тхэвон грозно нахмурил брови и раздраженно буркнул: — Забирал ее из хост-клуба. Она просадила все свои деньги, и кому-то нужно было оплатить ее счет. Этот спектакль ни на секунду не смог обмануть Миндже. Только полный дурак бы не понял, что девушка с фотографии может спокойно вить из него веревки, и Кан Тхэвон не только ей это позволит, но и послушно согнется в нужную сторону, чтобы ей было удобнее. Не в силах удержаться, он тихонько засмеялся, уткнувшись ему в плечо. Кто бы мог подумать, что его идеальный хен окажется жертвой комплекса старшего брата? — Ты прекрасный оппа. — Скорее болван, который позволил ей сесть себе на шею. — Кан Тхэвон по-прежнему ворчал, но в его глазах плясали озорные искры. — Можешь себе представить, что мне однажды пришлось поменяться с ней одеждой и прийти так в университет, чтобы заставить ее сдать экзамен? Миндже захихикал еще сильнее, и по притворно сжатым губам хена тоже скользнула ленивая ухмылка. Притянув его к себе, Кан Тхэвон ласково поцеловал его в лоб, и Миндже счастливо зажмурился. Да, он слегка помешался на хене. Но и что с того — ведь это был хен. Он принимал Миндже с его ревностью, проблемами с тревожностью и неидеальной фигурой. И, что еще важнее, он открывался сам. Позволял заглянуть под безупречную маску и увидеть там склонность к гиперопеке младшей сестры или постыдные забавные истории из прошлого, вроде той, в которой он пришел на лекции в женской одежде. Миндже мечтательно вздохнул и с замиранием сердца подумал, что день, когда он впервые встретил Кан Тхэвона в офисе, стал самым счастливым днем в его жизни. Вот только… — Минуточку… Что?