Двадцать четвертое сентября. Суббота.
Если Кнайф всё правильно понял, то завтра должна придти первая порция лекарств. Это Лампчке необходимо. Кажется, с каждым днём ей всё хуже и хуже.. Смотреть на её страдания невыносимо. Хотя, никто и не пускает Кнайфа к ней. Почему? "Лампчке нужен покой, ей нужен отдых от тебя, кажется, ты уже задрал её своим выражением лица каждый божий день". А обидно.
И ночь снова выдаётся бессонной. Прямо как в старые добрые времена! Кит ворочался в постели пытаясь найти удобную позу, но этого сделать так и не получилось. В конце концов парень почувствовал голод, что огромная редкость для его организма и воспользовавшись этим уговорил себя встать с кровати и направится на кухню.
Только он приоткрыл дверь, как глаза были ослеплены слабым светом. На кухне нормально лампочка не работала, потому яркого освещения можно было не дожидаться. Раскрыв дверь полностью он увидел Бутылыча сидевшего за столом опираясь на обе руки, кажется, он просто втыкал в одну точку, но увидев названного гостя немного испугался.
–Кто здесь?
–Хей, у тебя со зрением проблемы? А ты то чего не спишь?–Серый глянул на часы висевшие около холодильника,–Три ночи в конце концов.
–Не могу я. Мне снова кошмары снятся,–Йигройшевый снова положил голову на руки и продолжив втыкать в деревянный стол,–Я уснуть уже несколько ночей не могу. Это невыносимо. Я не могу больше находится в своей же комнате, ощущение, будто за мной следят. Здесь, при свете, пусть и не таком ярком, намного спокойнее.
–Кошмары говоришь? Ха. Интересно. А что конкретно снится?
–Вообще-то сны разные и все всегда кончаются плохо. Либо меня кто-то убивает из знакомых лиц, даже под нашей крышей, либо я наворачиваюсь где-то. Либо я просто не могу дышать. Но самый распространённый кошмар это, наверное, меня Брялочек ножом пыряет. Как она только меня не убивала..
–Интересные в тебя сны, конечно. Боишься умереть?–Кнайф подошёл ближе к холодильнику, открыл его смотря, что есть. Даже стаканчик молока казался полноценным приёмом пищи.
–Боюсь. Я же не ты. Я не хочу умирать. Даже не знаю, как передать словами! Так страшно от осознавания того, что когда-то всё закончится. Когда-то просто боль и-.. И тьма. Вечная темнота.
–Я не хочу умирать,–Он взял пакет молока и налил жидкость в стаканчик после захлопнув холодильник. Уже говорил более серьезно,–Почему у вас всех сложилось впечатление, что я хочу умереть?
–Действительно. Если бы не хотел – хотя бы молоко погрел бы.
На это Кнайф лишь закатил глаза и сделал глоток холодного напитка.
–Ты слишком панично относишься к жизни. В конце концов, смерть – это то, чего никто никогда не сможет избежать. Смерть не так страшна, когда думаешь об этом некоторое время. Я сейчас не про мысли о самоубийстве, а про мысли о смерти в общем. Для уточнения. Смерть – это всего навсего часть жизни. Всё когда-то заканчивается.
–Я понимаю! И всё равно это не делает факт того, что я умру, менее пугающим.
–Знаешь, на основе смерти строятся все остальные страхи. Они все связаны, не напрямую, но связаны. Брялок вот почему пауков до ужаса боится, задумывался? Задумывался, почему люди вообще боятся чего-то? Выступления на публике, страх того, что тебя наругают за плохую оценку. Казалось бы, пот чем здесь смерть в общем? Но это всё связано.
–Может и так, но твою мысль уловить слишком сложно. А ты боишься смерти?
Тот задумался над вопросом.
–Боюсь ли я? Нет.
–Исходя из всего того, что ты сказал, то как ты можешь не бояться смерти, если боишься обычных прикосновений?
–Я не боюсь прикосновений.
–Боишься.
–Не-е. Они мне, может, отвратительны, но я их не боюсь.
–Тебя дёргает, когда тебя касаются. И не важно, кто это будет. Ты не терпишь ничьи касания и угрожаешь укусить за руку того, кто прикоснётся к тебе.
–Они просто неприятны. Хм, знаешь, теперь я сам запутался. Страх – это как реакция на что либо. На что-то, что играет негативными красками в нашем мировоззрении.. Тебя никто убить не пытались, а?
–Пха, а тебя не пытались изна-
–Меня, конечно, с девчонкой путали и не редко приставали, но такого не было. Интересно. Тогда что вызывает у тебя такую панику..
–Когда я был маленьким мне казалось, что это чувствуют все. А позже стало ясно, что панически этого боюсь только я.
–Повышенная тревожность,–Кнайф несильно стукнул стаканом по столу допив,–Ты ведь боишься практически всего. И в первую очередь чего? Смерти. В три часа так сложно трезво рассуждать..
–Я нормален.
–Я не говорю, что ты ненормален. Вообще, понятие "ненормален" слишком разное, чтобы назвать им конкретного человека.
–Слушай, может всё же спать пойдёшь? Ты сонный странный..
–Странный? Пф, теперь не могу подобные оскорбления! В глазах окружающих меня людей я депрессивный нытик желающий поскорее закончить своё путешествие в никуда.
–Может потому что так и есть? Серьёзно, ты сегодня днём угрожал вены себе вспороть.
–Да иначе бы они друг друга перебили просто! Брялок ему вилкой угрожала! Да и не я один здесь ненормален.
–Но ты ненормален.
–Да нет же! Меня бесят твои стереотипы.
Обиженный Кнайф отвернулся от собеседника и уставился на часы. Совсем скоро задание.
–Четырнадцатилетний ты пытался покончить с собой, у тебя руки в белых шрамах, настолько явных, что ты не можешь в короткорукавке на люди выйти.
–Могу!
–И чем это в прошлый раз закончилось? Вопросами "Что с твоими руками?".
–А ты моё имя вслух произнести не можешь.
–Могу.
–Ну давай!
Теперь Бутылыч обиженный отвернулся от собеседника сложив руки на груди.
–Мы около часа сидели и говорили о смерти, сумасшествии и суициде. Нормально вообще? Ты попробуй снотворным закинуться, может поможет.
–Кстати, а ты почему не спишь?–Йигройшевый повернулся к тому ожидая ответа.
–Не могу. У меня проблемы со сном не редкость. Спокойного утра,–Больше не сказав не слова он направился прочь с кухни несильно хлопнув дверью.
***
/-Задание шестое: вырежи на ноге лезвием фразу "назад пути нет". В качестве доказательства пришли фото.
Я минут двадцать назад другу-/
доказывал, что я вменяемый. Прикольно.
/-Ты вменяемый? Не смеши меня.
/-Жду фото свежих порезов!
–Да нахер иди,–Тихо пробубнел Кнайф под себя и отбросил телефон. Спать не хотелось, задание выполнить нужно. Кому хуже станет от нескольких надрезов?
Любимый канцелярский нож. Он боли не боялся. Не боялся крови. Его ничего не жгло так, как прикосновения. Ничего не разрывало уши так, как крики. Это приносило скорее моральные страдания, нежели физические. Он прикосновений и криков становилось больно морально, хотя это и кажется столь бессмысленным.
И лезвие скользило по коже легко. Стало холоднее, кажется. К боли приходится привыкать заново. И тот слегка кривился, но старался как можно ровнее выводить буквы.
«Узнают – в дурку сдадут. Давно пора.»
Снизу, под порезами, ручкой он дописал что-то и отправил фото.
/-А снизу что написано?
Иди нахуй.-/
/-Это понятно, а написано что?
Написано "иди нахуй".-/
/-Пидор.
