***
Ланн не помнит, как именно положил стрелу на тетиву. Он помнит лишь карканье вороны и вид беззащитного ребенка, над которым с мечами наперевес склонились «бравые» крестоносцы. Этого ребенка, эту девочку, вернее, звали Уголёк. Ланн мельком осматривает её полное ожогов тело, и понимает, откуда взялось это прозвище. Оно слишком обидное. Ниан разговаривает с ней и, кажется, Уголёк пойдет с ними до трактира. Может, по пути попытаться уговорить её сменить имя, на что-то помилее и безобиднее? Может… Златовласка? А что, у неё светлые волосы! Но нет, не подходит… Карамелька? Ланн всего раз в жизни пробовал карамель, но он помнил её вид, и почему-то, она была похожа на обгорелую кожу эльфийки. Хотя, наверное, если создавать прозвище на основе её «огненного» прошлого, то никакие «Карамельки» не будут лучше «Уголька». В общем, надо будет ещё подумать. — Почему ты заступилась за них? — полный удивления голос Ниан оторвал Ланна от его размышлений. — Они ведь это не со зла, — лепечет Уголёк. — Они просто боялись за свои жизни, за жизни своих любимых. Уголёк продолжает искать оправдания чуть не случившемуся злодеянию, а Ланн, не веря своим ушам — уху —, слушает. Слушает, и понимает — он не жалеет, что Ниан отдала приказ прикончить этих горе-вояк. Может, Уголёк и найдет им тысячу оправданий, но он — нет. Как можно так издеваться над детьми? Как можно так запятнать своё сердце, что оно не забьется сильнее лишь от одной мысли о том, чтобы причинить боль невинному созданию? Ланн не считает себя совсем уж праведником, но такое скотство по отношению к беззащитным он не поймет никогда. Даже ради получения силы. — Уголёк, встань-ка… Хм. Ланн идет самым последним. Встань рядом с ним, там безопаснее, — молвит Ниан, коротко потрепав Уголёк по голове, и Ланн невольно улыбается этому. Кажется, она разделяет его желание заботиться о невинных. Это… Не может не радовать. Уголёк подбегает к Ланну, широко и по-детски улыбается ему. Ворона, имя которой Ланн к своему стыду прослушал, осторожно уселась девочке на плечо. Монгрел уж было хотел двинуться дальше, но вдруг в его голове возник один вопрос: — Ты не боишься путешествовать по полному демонами Кенабресу? — Нет, — с солнечной улыбкой отвечает ему Уголёк. — Я знаю много разных фокусов, они помогают. И Сажа помогает, — эльфийка с любовью смотрит на свою питомицу, и Ланн старается зафиксировать имя птицы у себя в памяти. — И вы будете помогать. А я буду помогать вам. Правда ведь? — Ага. Ну, пойдем. И до того, как Ланн успевает хоть что-то обдумать, он протягивает Уголёк свою большую, грязную ладонь. Спасибо Иомедай, что хотя бы ту, которая без чешуи. Эльфийка хихикает, и крепко-крепко хватается за его руку. Ланн смущенно отворачивается — он этого не планировал. Но теперь можно отправляться. И может, защитить монгрельских детей Ланн не смог, но эту маленькую бездомную нищенку он обязательно сбережет.***
Они дошли до «Сердца защитника» без нападения со стороны демонов — тут уж удружил плутифлинг с его навыками скрытности — но не без происшествий. Незадолго до того, как показались крыши и укрпления трактира, вещмешок, который попеременно тащили на своих горбах то сам Ланн, то Сиила, вдруг… Порвался. Ланн помнил, каким несчастным был взгляд Ниан, и невольно почувствовал себя виноватым, хотя сама кицунэ претензий ни ему, ни Сииле не выставляла. В итоге большую часть найденного пришлось оставить на милость других счастливчиков, а бюджет отряда пополнился только на монет 200. Ланн был плох в экономике и не понимал, большая ли это сумма или нет — во всяком случае сейчас им всё равно было негде что-либо покупать. Но Ниан всё равно казалась расстроенной, хоть и не показывала этого. Ланн просто чувствовал. И потому, не сдержавшись, подошел к ней. Ниан, как и прежде, сидит на уже привычном для себя месте за стойкой трактирщика. Сказать по правде, монгрел не помнил, чтоб там кроме неё сидел кто-нибудь ещё. Либо с её стулом было что-то не так, либо это был признак неподдельного уважения к зарождающейся героине Кенабреса. Да, именно к героине. Ланн не сомневался, что Ниан ждет большое и успешное будущее. Может, она даже Язву закроет? — Ланн. Ты стоишь над моей душой уже несколько минут. Чего не говоришь? О чем думаешь? — сперва в голосе Ниан Ланн слышит раздражение и напрягается, готовясь извиняться, но вдруг её тон становится ласковым и мягким. Значит всё в порядке. Монгрел выдохнул. — Да так, задумался о язвах. — О? — Ниан в удивлении приподнимает бровь. — «О язвах»…Знаешь, когда рядом с девушкой стоит и о чем-то думает привлекательный мужчина, она явно не хочет, что бы он думал о язвах. — Ну так я и не привлекательный, мне можно, — добродушно отшучивается Ланн, всё же слегка покраснев. — Садись уже, — с губ Ниан слетает слабый смешок. Ланн плюхается на соседнее сидение и краем глаза косится на кружку, стоящую перед Ниан. — Нет, это не чай, — кицунэ довольно быстро замечает его взгляд. — Этот вечно недовольный хры… Дампир, мне больше ничего, кроме воды не наливает. Боится, что я не только внешностью похожа на уроженцев Тиан Ша, но и пристрастна к чаю, как они. Он, конечно, прав, но суждение о ком-то по стереотипам никогда не заканчивается ничем хорошим. Но да ладно. Так, зачем пришел? — Ты показалась мне расстроенной пропажей добычи, — голос Ланна стал мягче. Он вновь почувствовал себя виноватым. Наверняка мешок порвался из-за того, что Ланн его случайно продырявил своим рогом! Ниан отводит взгляд, обдумывая ответ. Видимо, действительно она очень опечалилась этим. — Ничего страшного. Потом ещё соберем, — Ниан подарила ему улыбку, а Ланн всё равно не почувствовал облегчения. Но что делать? Извиниться? — Ты мне лучше скажи, как ты себя чувствуешь. — О чем ты? — задумавшись о пропавших вещах, Ланн не совсем понял вопрос. — О том, что случилось сегодня с монгрелами, — Ниан вновь отводит взгляд, но в этот раз как-то смущенно, виновато. — Это моя вина. Прости. Если бы я не поддалась тогда той странной ярости, с ними бы всё было хорошо. Может, мне следовало показать Свет Небес? Я как-то не подумала об этом тогда, но сейчас… — Нет-нет, подожди, — горячо запротестовал Ланн, ощутив, как сжалось сердце. И из-за монгрелов, и из-за воспоминаний о своем последнем дне под землей, и из-за поведения Ниан. Почему она чувствует себя виноватой? Она ничего плохого не сделала. Просто поверила не тому человеку, но ведь и Ланн повторил её же ошибку. Она не виновата. — Я не виню тебя в произошедшем. Откуда тебе было знать, что что-то пойдет не так? Ты действовала из лучших побуждений, я верю в это. Да, тебе сначала понравилась Вендуаг, но ведь она обманула тебя. И меня. И всё наше племя! Даже ту Хосиллу в итоге предала, в надежде увязаться за тобой. А потом, там, перед Савамелехом, что ещё оставалось тебе делать? Монгрелы уже… — Ланн сглотнул. Сделал поглубже вдох, пытаясь отогнать вырисовывающуюся перед глазами ужасную картину. И лишь раз дрогнувшим голосом продолжил: — Прошли тот ритуал. Их было не спасти. По мере объяснений, Ланн видел, как Ниан неловко обернулась к нему, и глянула на него исподлобья всё так же виновато, будто не веря, что для него она безвинна. И Ланн хотел сказать ей что-то ещё, но слова на язык больше не ложились. Может, если он просто будет повторять, что не винит её, она в итоге поверит? — Вообще-то это я планировала утешать тебя, но… Спасибо. Это важно для меня, — тихо шепнула Ниан. — Мне бы не хотелось быть чудовищем в твоих глазах. — Я уверен — ты им не будешь. Никогда. — Ланн тепло улыбается, чувствуя облегчение. — В конце концов, что такого ты можешь совершить? Демоном вдруг обратишься? — Ланн беззаботно смеется, и Ниан смеется вместе с ним. Только, как-то… надтреснуто? Наверняка показалось.