***
Ланн выдыхает густое облачко пара, наблюдая, как оно растворяется в холодных объятиях подступающей зимы. Напротив горит костер, но монгрел всё равно понадежнее кутается в плащ — слишком холодно. Ланн даже начинает немного скучать по пещерам, там температура всегда одинаковая и он мог не бояться околеть перед решающей битвой, из которой его со смехом погонят, если он придёт с соплями и бесконечным чиханием, мешающим стрельбе. Нет, Ланн не хочет, что бы его гнали. Он хочет быть полезным, и ещё хочет погеройствовать. Нет-нет, он ни за что не отнимет лучи заслуженной славы у Ниан, но ему хочется не только греться в её сиянии, но и согревать её своим. Может быть тогда долгоживущая красавица полюбит без пяти минут мертвое чудовище? Что? Он только что подумал о… любви? — Ланн? Монгрел заходится нелепым испуганным кашлем, и с обидой и осуждением смотрит на вставшую рядом с его плечом хрупенькую девушку. Как она уже во второй раз умудряется так тихо подкрадываться к нему? — Ори, верно? — смутившись своей реакции, Ланн отворачивается. — Да. Могу я присесть? — Да садись, гнать не буду, — отвечает Ланн, наблюдая, как Ори садится на соседнее бревно. Вдруг мнется. И быстро пересаживается на Ланново бревно, просто в другом конце. Что она здесь делает? Время позднее, весь лагерь спит, за исключением дозорных, время от времени вышагивающих у соседних палаток, и постоянно пристально глядящих на небо. Ланн может их понять — небо и ему теперь казалось не только поистине прекрасным, но и опасным, ведь откуда-то сверху вдруг могут попадать вовсе не звезды, а горгульи. Монгрел содрогнулся и уставился на пламя костра — из него говорящий трупак хоть не вылезет. — Господин Ланн, — дрожащий голос Ори возвращает Ланна в реальность, и он переводит взгляд на неё. Она сидела в простеньком, тоненьком платье, которое никак не защищало её от холода. Наверное, поэтому и пришла к костру. — Вы… Вы вместе с командором ходили на ту опасную миссию с горгульями в святилище. Это, наверное, было очень страшно. Я бы испугалась. А Вы? Вы испугались? — она ерзает, подносит ладони к бледным губам и выдыхает пар, пытаясь согреться. — Немного, — с отстраненностью отвечает Ланн, вздыхая. — То, что творилось в святилище трудно описать словами, и я, пожалуй, не буду этого делать. Хорошо, что тебя там не было, — он смотрит на Ори и та, кажется, краснеет. Не иначе как начала согреваться! — Конечно. Вы не испугались. Вы очень храбрый, — в голосе Ори слышится трепетная, боязливая нежность, и Ланн тяжко выдыхает. Не от тепла костра она значит покраснела. — Это, наверное, так жизнь под землей на Вас так повлияла? — Гм, — Ланн чешет чешуйчатую щеку, думая над ответом. — Да, конечно. Правда, гулей у нас там нет, но всякой прочей нечисти полно, так что волей-неволей, но становишься не таким восприимчивым и пугливым. Ты лучше скажи, чего на войну с демонами пошла? Сколько тебе? Выглядишь ещё совсем маленькой. — Невежливо спрашивать у девушки её возраст, — с легкой, но наверняка напускной обидой отвечает Ори. — А пошла я ради семьи. В моей семье, я — самая сильная, — Ланн с недоверием смотрит на девушку, но та продолжает: — Да я правду говорю! Маменька с папенькой болезные, сестренка тоже. А я уже давно не болела. Я работала помощницей булочника в Кенабресе, и копила деньги на лечение, только вот пришли демоны и… Ну… Нет больше булочника. И половины Кенабреса. Ну да вы сами знаете, — Ори неловко гладит себя по коленям, избегая полного жалости взгляда Ланна. — Родители мои, хвала милостивой Дезне, живы. И сестренка жива. Только вот негде им теперь лечиться в Кенабресе, уезжать надо, искать новый дом, новых врачей. Вот и пошла на войну — жалование, обещали давать хорошее. Только вот… — Ори досадливо поджимает губы, и последние слова молвит словно через силу: — Понизили жалование мне. Сильно понизили. Не ведаю за что. К командирам ходила — они молчат. Сказали только в битвы больше не лезть, а по лагерю хлопотать и не попадаться на глаза лишний раз. И что мне делать теперь? — она судорожно выдыхает и тоскливо шмыгает носом. — Может и хорошо, что больше не воюешь? — Ланн протягивает руки к костру, не сводя взгляда с Ори. — В битвах всё же опасно, ты можешь и не вернуться. Деньги они, важны, конечно, но думаю, твоя семья захворает ещё сильнее, если прознает, что тебя сожрал какой-нибудь балор, — с нарочитой серьезностью произносит Ланн и Ори испуганно вздрагивает. — Но деньги-то нужны! — она всё же упрямо протестует, смотря своими большими зелеными глазами на Ланна. Малышня из Натхолма так же смотрела на него, когда просила разрешения пойти в Лабиринт. И что с ними теперь стало? Ходят, подобно безмозглым животным, не живут — существуют. А судьба быть сожранной балором не такая уж и страшная, на самом-то деле. Это хотя бы быстро. В конце концов, можно попасть в плен к гулям или к таким особо мерзким демонюгам, которые утащат в саму Бездну и нет оттуда спасения лучше смерти. Так что нет, такие грустные-упрямые взгляды на Ланна не подействуют. — Жизнь твоя важнее и нужнее, — спокойным, мягким, но не предполагающим возражения тоном отвечает Ланн. — Возвращайся домой, Ори. Там ты хотя бы не будешь мерзнуть, болтая ночью с подземным чудищем. — Вы — самое милое подземное чудище, которое я только видела, — тихо произносит Ори, при этом ярко покраснев. Ланн с трудом сдерживает лающий смех и фыркает, нехотя приостанавливая себя от комментария, что вряд ли она вообще видела много подземных чудищ и ей есть с чем сравнивать. Пожалуй, самым милым подземным чудовищем была Венду. По крайней мере, если рассматривать исключительно внешнюю оболочку. — И мне с Вами не холодно, — ещё тише добавляет Ори, а Ланн на это лишь качает головой. Девочка просто одурманилась, возомнила его героем. Это пройдет, только не стоит отвечать ей на чувства и провоцировать буйную юную фантазию. Наверное, ему будет лучше уйти. Он встаёт с бревна и, лишь мгновение подумав, стаскивает с плеч меховой плащ, оставаясь лишь в своей привычной, не защищающей от холода одежде. Под удивленный взгляд Ори, он подходит к ней и осторожно накидывает плащ на макушку — пусть укутается, ей в нем будет теплее, а Ланн всё равно уже в свою палатку возвращается. — С-спасибо, — одними губами произносит Ори, не сводя преданного взгляда с Ланна. Монгрел коротко улыбается ей в ответ, понимая, какой же он идиот. Сам же не хотел будоражить её воображение, так чего в рыцаря играть-то начал! И вдруг позади послышался звонкий треск древка.***
Ниан, сквозь стиснутые зубы дыша, смотрит на лежащую на столе старую карту Дрезена. Рядом то и дело стрекочут советники, и видят боги, они ещё никогда не бесили Ниан так сильно, как сейчас. Почему они не могут говорить тише? Почему они просто не могут заткнуть свои поганые бесполезные рты? Пальцы до белизны сжимаются в краешек стола, взгляд блуждает по карте и случайно цепляется за сломанный пополам жезл огня, лежащий на стуле. Зосиэль, гребаный Зосиэль уже затрахал её вопросом, как именно сломался жезл. Какое кому дело, как сломалась эта бесполезная херня? Хотя, справедливости ради, Ниан сама удивилась, когда жезл треснул в её руках. Да, она сжимала его слишком сильно, но она никогда не могла похвастаться недюжинной силой, она же не сраная Сиила, которая только и умеет что пробивать стены своей тупой дубовой башкой и ныть на решения единственный значимой в этом походе фигуры — Ниан. Жалкий жезл остаётся выкинуть только на помойку. И ту девку на помойку. И Ланна на помойку! — …Я повторю свой вопрос к вам: ради чего мы сражаемся? Давайте уже прямо признаем, что ничего кроме смерти наши солдаты здесь не встретят. Мы все здесь умрем. Все. Нет надежды. Мы обречены, — дрожащий голос Ирабет проникает в разум Ниан словно сквозь толстую пелену. Командор медленно поднимает голову, дыша слишком глубоко и слишком часто для того, чтобы быть в порядке. Она смотрит на Ирабет. Нет, не так. Она смотрит на жалкую, немощную кучу дерьма, высранную блядскими гулями. Как она смеет тут стоять и ныть, какой из неё командир, если любую проблему она встречает соплями и слезами. Как же раздражает. Раздражает. Раздражает! В одно быстрое мимолетное мгновение, Ниан пересекает стол и достает из ножен кукри; она не улавливает момент, когда острое лезвие касается зеленого лица полуорчихи, когда Ирабет кричит и падает на колени, ловя руками стекающую по лицу кровь. Ниан скалится. Она не поняла, как и когда сделала это, но ей определенно это нравится. Она нагибается и хватает Ирабет за волосы на самой макушке и поднимает её, откидывая её голову чуть-чуть назад, так, чтобы волосы натягивались и приносили боль, так, чтобы она смотрела на неё, и только, блядь, на неё. На язык не ложатся слова, хотя глотка так и хочет выплюнуть ругательства и проклятья в её наглое рыло, но вместо этого выходит лишь рычание. Полуорчиха смотрит испуганно, с болью в глазах, Аневия чертыхается и бежит к жене, а Регилл лишь хмыкает. — Не смей, сука, идти против моих приказов и заставлять меня слушать твоё нытье. Иначе я верну тебя обратно, откуда спасла, и поверь, ты будешь самым уродским гулем во всех ебаных мирах и планах, — Ниан, фыркнув, выпускает Ирабет, позволяя осесть ей на землю. Кицунэ отряхивает руки и возвращается на место с завидной непринужденностью. Теперь ей намного легче. Будто Страж-Камень с души упал! — Вернемся к обсуждению насущного вопроса, — Ниан мило улыбается, поправляя жакет и смотря при этом на карту. Полный ярости взгляд Аневии и испуганное лицо Ирабет она игнорирует. — Вместе со своим отрядом я отправлюсь сопровождать Регилла и его рыцарей преисподней к пепельным великанам. Мы не сможем провести штурм и потеряем много солдат, если не избавимся от этих, с позволения сказать, «бомбардировщиков», которые разбомбят своим дерьмом все наши штурмовые отряды. С собой в отряд я, естественно, возьму тебя, Регилл, Дейрана, Ланна, Камелию, Вольжифа… — Вольжиф сбежал, командор, — с холодным спокойствием подмечает Регилл, пока Аневия и Ирабет молчат, стоя рядом друг с другом и как можно дальше от Ниан. — Ах, да. Точно. Мой маленький трус и предатель, — кицунэ на пару секунд задумчиво закусывает губу. — Я бы хотела взять Нэнио, но нам нужен ещё один ближник, и желательно в тяжелой броне… — Ниан глухо выдыхает, и с явным недовольством произносит следующее имя: — Сиила. Она подойдет. Так, кроме того, Аневия, не забудь, пожалуйста, вручить нашим дорогим смертникам бочки с вескаворовой приманкой. Разведчица хмурится: — Но командор, Вы понимаете, что… — Что, блять, непонятного во фразе «не сметь идти против моих приказов», Аневия? — обманчиво ласковым тоном молвит Ниан, красноречиво положив руку на рукоять своего кукри. Аневия отводит взгляд. — Вот и хорошо. Отбери в смертников самых бесполезных и немощных солдат. Нам нужно человек семь, может десять, это не так-то и много. О, и включи в их список, будь добра, ещё кое-какую особу… Как её там… Ори?..***
Первый снег хрустит под ногами. Ланн не мог поверить в происходящее. Они. Идут. Штурмовать. Дрезен! Вот-вот и они перевернут одну очень важную страницу в истории крестового похода, и Ланн будет рядом с той, кто эту страницу перевернет своими изящными пальцами. Ну, почти рядом. Ланн и Сиила идут в самом конце отряда по небольшой тропинке вдоль холма, касаясь правым плечом оборонительных стен Дрезена. Впереди маячит лишь неприступная спина Камелии — остальных не видно. Он бы хотел идти поближе к своему свету, но… Так, стоп, какой ещё свет? К командору. Он хотел бы идти поближе к своему командору, но та, кажется, игнорировала его. По непонятной для монгрела причине. Но вдруг он чувствует толчок в плечо. Сиила. Она смотрит на него немного смущенно, и Ланн тоже тушуется — после праздника в Пороге Небес они говорили непростительно мало для друзей, но Ланн слишком злился на подругу за то, что она так обругала Ниан, и посему не решался завести разговор. Как итог, последние две недели они обменивались лишь неловкими взглядами и короткими фразами по типу «привет, пока», и, признаться честно, Ланна это беспокоило. Сиила стала его первой подругой, — не считая конечно его***
Пепельные великаны убиты, ворота открыты и протаранены, осталось войти во внутренний двор и дать бой той гадине, что засела там. Ниан в предвкушении потирает руки, на миг задумавшись, в какой именно момент она поняла, что ей безумно нравится сражаться с демонами? Может, в тот же, когда она ощутила эйфорию, прошедшую по её венам, стоило только дать своей ярости волю? Ниан прикрывает глаза, в попытках вспомнить былое блаженство — даже секс с Дейраном расслаблял не так сильно. И Ниан хотелось рвануть в бой. Она то и дело беспокойно рыскала взглядом по углам города ища какого-нибудь затаившегося дреча. Или бабау. О, о, как же она хотела обломать рога балору! Но пока рано. Рациональное крохотное зернышко, посеянное в её голове Региллом, говорило, что надо отдохнуть, восстановить силы и заклинания, купить парочку зелий у интенданта и чуть-чуть вздремнуть, ведь в её двухдневные мешки под глазами уже можно складировать трупы всех убитых демонов начиная с первого крестового похода. А ещё… Она безумно хотела есть. Поэтому отряд остановился под стенами второго уровня города, в маленьком переносном лагере с охраной, Ирабет и баррикадами. Повсюду раздаются крики умирающих солдат и рычание демонических тварей, а кицунэ беззастенчиво облизывает тарелку из-под тушенки и протягивает её стоящей у котла Камелии, в безмолвном требовании положить ещё. Камелия вежливо улыбается и принимает тарелку из её рук, а сама Ниан проводит взглядом по своим молча кушающим компаньонам — Ланн выглядит особо хмурым, — и… Останавливается взглядом на вдалеке стоящей Ирабет. Бардесса облизывает губы, смотря на ещё незажившую рану на лице полуорчихи. Как же приятно было поставить её на место, показать, кто здесь главный. В мыслях возникает образ: дрожащая от страха Ирабет, с окровавленным лицом стоит на коленях и смотрит на Ниан широко раскрытыми глазами. И вдруг, неожиданно для себя, Ниан потухает. Мнется. Она вправила своему командиру мозги перед важной битвой, если бы она это не сделала, Ирабет могла бы поставить всю их операцию под угрозу из-за своей глупой боязни умереть. Глупой. Боязни. Умереть. Ниан замирает. Она ведь точно такая же. Да и… Она припугнула Ирабет вовсе не из желания дисциплины. Полуорчиха просто попала под руку после… После… Ниан поджимает губы. Да, во всём этом определенно виноват Ланн со своей дурацкой заботой о дурацкой девке. Это на его совести и рана Ирабет, и сломанный жезл, и настроение Ниан. Может, стоило порезать лицо ему? Раскрошить, вырвать чешую, заставить глотать собственную кровь? Ниан задерживает дыхание. Нет, она не хочет об этом думать. Зажмуривается. Он виноват, но он не заслуживает этого. И она не причинит ему боль. Он же её… Игрушка. Да-да, игрушка. Живой лук и щит в одном лице. А вот та девчонка это уже другой разговор, и ей причинить боль Ниан хотела, потому что живым щитом Ланн может быть только для неё. Впрочем, какой толк думать о той соплячке, она всё равно уже сдохла. Вдруг неожиданно для самой себя, Ниан поднимается на ноги, пока Камелия перемешивает в котле новую порцию еды. Кицунэ на ватных ногах подходит к Ирабет — полуорчиха смотрит куда-то далеко вперед, кажется, не особо осознавая, где она находится. А нафига Ниан вообще подошла к ней? Губы вот-вот откроются и прошепчут одно до боли противное и унизительное слово, и Ниан резко отстраняется. Ну уж нет, эта леди командор ещё не растеряла уважения и не будет просить прощения перед своими подчиненными, к черту мимолетные порывы! Она возвращается к костру. Ирабет так и не заметила её. Камелия неспешной плавной походкой подходит к Ниан и с милой улыбкой протягивает ей миску, от которой исходит приятный пар. Ниан улыбается ей в ответ и с благодарностью кивает, поворачивается, собираясь вернуться на своё место, но вдруг Камелия мягко кладет свою изящную ручку ей на плечо, побуждая остановиться. — Ниан, мне бы хотелось обсудить с тобой кое-что, — голос Камелии нежен, и Ниан не находит в себе сил отказать. Вот чертовка, Ниан же пользуется такими же трюками! Может, Камелия на самом деле обучалась с Ниан у одного и того же мастера-убийцы? — Да, пойдём, отойдём. Я буду есть по пути, ты ж не против, ладненько? Вот и славно. Две грациозные девушки пересекают маленький лагерь и с видом, словно они собираются вести светскую беседу, садятся на ящики, близ баррикад, как можно дальше от своих спутников. Ниан чувствует на себе странный взгляд монгрела, но игнорирует его, напоминая, что это он тут — самый большой виновник. Камелия садится нога на ногу и складывает руки в замочек, её спина идеально ровная и Ниан почти полностью зеркально копирует её позу, за одним лишь исключением, что в руках у неё была миска с едой. — Что ты хотела обсудить? — Я не желаю вносить раздор в отряд, но я подумала, что тебе, как нашему отважному лидеру и командиру, было бы полезно узнать, что не все в отряде отзываются о тебе… Благосклонно, — Камелия сочувствующе хмурит брови и Ниан поджимает губы. Ланн?.. — Я слышала, как Сиила настраивала Ланна против тебя. Боюсь, он может повестись: живя чуть ли не всю жизнь под землей, не имея дел с разумными врагами, какова вероятность, что он обучен критическому мышлению и подвергнет слова Сиилы сомнению? — голос Камелии всё так же полон осторожного беспокойства, а Ниан с силой сжимает ложку в руках. Сиила. — Прошу, не принимай это слишком близко к сердцу. Я просто решила предупредить тебя. Ниан, не сводя взгляда с глаз Камелии, продолжает сжимать ложку в руках пока вдруг — треск! — ложка не ломается в её кулаке. Ниан с каплей удивления смотрит на ложку, которую вполне можно как кол вонзить в какой-нибудь паладинский глаз, и отряхивает ладонь от щепок. Камелия абсолютно не поменялась в лице. — Благодарю за твою бдительность, — Ниан мило улыбается Камелии, и та, подобно зеркалу, идеально отражает её улыбку в ответ. — Всегда рада послужить командору.***
Он, затаив дыхание, наблюдает, как небесный свет окружает её — самую прекрасную женщину на всех планах, — и с трудом сглатывает, когда магическая вспышка заставляет его пошатнуться. Лёгкие вновь наполняются теплым, нежным сиянием — тем же, что был в Сером гарнизоне и в Утраченном святилище. Тем же, что по пятам шло за его чудесным командором. Клинок Доблести развивается в её руках, крики солдат начинают казаться такими далекими, а собственное, бешено колотящееся сердце — слишком шумным. И вообще, ему кажется, что где-то играет возвышенная музыка — не иначе, как пение хора ангелов! Ланн чувствует, что то, что произойдет сейчас, изменит не только сам крестовый поход, но и всю его жизнь. И изменит в лучшую сторону! Наверняка вот-вот снизойдёт Иомедай, назовет Ниан своим герольдом, и тело её покроется ангельскими перьями, а черную корону волос будет освещать нимб. Боги, если это произойдет, Ланн действительно не устоит на ногах, падет на колени, и, наверное, расцелует Ниан ноги, даже под угрозой, что она потом этой же зацелованной ногой ему врежет за такое неуважение. Ланн косится на стоящих рядом соратников, дабы убедиться, что не он один сейчас лишится рассудка от возбуждения и счастья. Сиила шепчет молитву, Камелия и Дейран, щурясь, глядят на Ниан как на солнце, Регилл же, себе не изменяя, стоит с абсолютно каменным лицом, чьи глаза видимо прошли отдельную тренировку по силе воли и выносливости, ведь он ни на капельку не прищурился. Ну и монстр. Стойте. Что-то не то. Золотое небесное сияние сменяется бардовой тьмой, и Ниан безвозвратно тонет в его вихре, пока спустя несколько секунд подобно перышку не опускается обратно на землю, держа в руке измененное полотно Клинка Доблести. Ланн моргает. Вместо ангельских крыльев и нимба — рога, красная кожа, и покрытый шипами хвост. Вместо нежного взгляда — острый, как бритва взор, голодно рыскающий по отряду. Это… Не ангел. — Ну, пиздец, — на одном дыхании молвит стоящая рядом Сиила Лучше и не скажешь.