Стрекозёл

POV Сардара. Я согласился ехать в Цырик, да ещё в столь ненавистном обличье по двум причинам: во-первых, отпускать Никтая с Енохом вдвоём с моей точки зрения было бы просто убийством, что бы там не говорили предсказания, во-вторых, я действительно хотел уничтожить Господина Неназываемого и обезопасить Запретные Долины. Маги паганусов, пусть и достаточно сильные, нам не соперники. А жуткое предсказание Малакки я помнил слишком хорошо. Так что я, взрослый и разумный, решил, что нельзя отпускать мальчишек одних – слишком уж серьёзное дело им предстояло. Правда, побочный эффект от перемещения в другое тело оказался… ммм… весьма своеобразным. Я всегда гордился тем, что умею обуздывать свой темперамент, а тут… Если бы не вовремя появившийся Имрех, я бы себе член до мозолей стёр… или руки. Или и то, и другое. Да ещё игрушка, подаренная этими паршивцами – Кемехом и Рараем… нет, я вполне разумный шухерет, не имеющий никаких комплексов и предубеждений, просто до сих пор я предпочитал быть сверху, и все мои партнёры, включая Имреха, это моё желание уважали. Кто же знал, что злодейские кустики, выведенные Йо-Ни, выделяют с соком сильнейший афродизиак, имеющий свойство накапливаться в организме? А то, что кустики пользовали брата Иезекиля исключительно и только в пассивной роли – закрепило телесный рефлекс, и я начал испытывать жуткий душевный раздрай – моё сознание хотело одного, а тело – совсем другого. Как я в этом состоянии не придушил Йо-Ни – сам не знаю. Всё-таки дружба для нас – шухеретов, это святое. А когда я признался в своих проблемах Имреху, он не стал смеяться. Просто мягко сказал, что афродизиак из меня выветрится рано или поздно, что тело это не моё, и что нужно пользоваться моментом и попробовать новые ощущения. Но когда я продемонстрировал игрушку и заявил, что ощущения уже попробовал, Имрех сполз-таки по стеночке, маскируя рвущийся наружу смех под малоэстетичное хрюканье. Правда потом, взглянув в моё грустное лицо, хрюкать перестал, а предложил мне просто расслабиться и позволить ему доставить мне удовольствие. Я пожал плечами, честь была уже поругана, причём мною и неоднократно, и Имрех приступил к процессу расслабления… Скажу честно, какое-то время спустя мне стало абсолютно всё равно – сверху я или снизу. Слишком хорошо было. Нет, лучшими любовниками Запретных Долин по праву считаются шмули, но этот ан’гро творил такое, что даже я с моим довольно обширным опытом приходил в некоторое недоумение. Так что старая присказка насчёт того, что «ум с телом не в ладу» перестала быть ко мне применимой. А ещё я понял, что всерьёз влюбляюсь в ан’гро, и это меня порадовало. Любовь, это тоже изначальная Сила, часть телесной и душевной гармонии, к которой должен стремиться всякий уважающий себя маг. Паганусы намеренно обедняют свой мир, загоняя свои чувства в жёсткие рамки предписаний и запретов, оттого-то они и злы так, несчастные слепцы. А уж их отношение к женщинам и вообще непростительно. Я ещё слишком хорошо помнил, какой была Пэйшенс, когда впервые появилась в лесном домике, как она вздрагивала и пыталась слиться с окружающей обстановкой, едва на горизонте возникало лицо мужского пола, кроме Никтая и Еноха. Ну, это и понятно. Никтай на себе вытащил Пэйшенс из Цырика, спасая её от жуткой судьбы, а её ребёнка – от превращения во Всадника, а Енох пытался помочь бедняжке во время начавшихся родов. Потом, правда, стало полегче. А уж многочисленные родственницы Талгая помогут ей приобрести правильные взгляды на мир. Наш поход в Цырик был чистой авантюрой – так я и сказал Амрите. Мы ничего толком не знаем ни о Господине Неназываемом, ни о природе его силы, ни о его истинных возможностях. Но Амрита верила в предсказание, она не стала слушать меня, лишь предложила отказаться, если уж я так беспокоюсь за свою жизнь. Сложно мне было объяснить ей, что я не за жизнь свою беспокоюсь, что я боюсь за мальчишек, боюсь за то, что попытка закончится неудачей, а на вторую у нас может элементарно не хватить времени. Но всё-таки я объяснил. Амрита же ответила мне абсолютно без тени сомнения, что Енох победит Господина. Всё получится. Мне осталось только плюнуть (мысленно, конечно мысленно) и продолжать готовиться к походу. Я расспросил Еноха о порядках в Ордене, привычках брата Иезекиля и нравах в Цырике. О последнем мальчик знал мало, но тут уже выручил Имрех. К тому же, я постепенно начинал проникаться духом авантюризма, а то, что нас собрался сопровождать Имрех, вселило в меня некоторую уверенность. Да и бывший Всадник – тоже неплохое подспорье. А уж когда в этой тёплой компании появился Балда… Я впервые поймал себя на насмешливой мысли, что Господину может прийтись солоно. Наше путешествие началось вполне спокойно и оставалось таковым ровно до прибытия в Великие Смердищи. Изначальная Сила, что за отвратное место! Я же эмпат, как и все маги Запретных Долин, а количество страданий несчастных рабов явно зашкаливало, так что у меня жутко разболелась голова. Поэтому сыграть высокомерного, вечно всем недовольного Святого брата мне не составило труда. Я заказал обильный и вкусный ужин для себя и значительно более лёгкий для Еноха, поскольку в Ордене послушников было не принято баловать вкусной и здоровой пищей, но проглотить смог только несколько кусочков. Высокомерно подозвав хозяина, я велел приготовить с собой нетронутые кушанья, и расплатился за ужин сполна. Трактирщик, видать не привыкший к такой щедрости Святых братьев – как я понял от Еноха, они обычно предпочитали просто брать всё, что приглянется, не утруждая себя денежными расчётами, тут же нырнул в кухню и вынырнул оттуда с громадным тазом… скорее всего помоев и вчерашних объедков и заявил, что покормит пленных зверушек за счёт заведения. А потом быстро, прежде чем я успел его удержать, исчез в дверях. Мы с Енохом переглянулись. Если Никтай, обозлившись на этот акт любви и добра, просто наденет миску на голову дядюшке Кола – это уже будет плюсом. В худшем случае дело и до членовредительства может дойти. Но вмешиваться мы не стали, просто наблюдали за сараем через боковое окошечко. Вот дядюшка Кола с довольной улыбкой во все двадцать зубов целеустремлённо топает к сараю, входит… А спустя некоторое время начинает твориться нечто непонятное – сначала из сарая, спотыкаясь и падая, вылетают несколько голых мужиков, перепачканных в помянутых помоях, а затем и сам Кола с шестом в руке. Почтенный трактирщик лихо гоняет голых мужиков по двору, призывая на их головы все кары небесные, и из его воплей я понимаю, что эта компания решила поразвлечься с несчастным, выполняющим в этом гадюшнике роль местной шлюхи, а застал их хозяин сарая в совершенно недвусмысленных позах за занятиями групповым сексом. Не знаю, на месте хозяина я бы только порадовался, что его старинные знакомые проводят время в полном удовольствии и взаимопонимании, но в Цырике на этот счёт свои понятия. И тут я вспомнил, что в сарае находится клетка с Никтаем и Имрехом, и испугался, что ярость мгновенно набежавшей толпы обратится против них. К тому же я ничуть не сомневался, что разгорающийся за окном скандал – их рук дело. Поэтому я быстро сказал Еноху: - Запрягай коганов, забирай повозку и быстро уезжай. Мало ли что. А мне придётся задержаться – эти идиоты наверняка потребуют суда. Будет подозрительно, если Святой брат упустит возможность карать и миловать. Я вас догоню. Енох послушно кивает и спокойно проходит через двор. Мелкими шажками, опустив голову, как и положено воспитанному послушнику, отвязывает мирно хрупающих зерном у общей кормушки наших коганов и тянет их в сарай. Странно, но крестьяне совершенно не обращают на него внимания, а кто и обращает – просто делает привычный жест, особым образом касаясь лба, рта, груди и живота, и… и всё. Никто и не думает препятствовать мальчику в рясе послушника всемогущего Ордена. Спустя какое-то время из ворот сарая появляется повозка с клеткой, народ расступается, продолжая свариться друг с другом, но на благословляющий жест Еноха все привычно кланяются и что-то бормочут, а потом дядюшка Кола хлопает себя по лбу и влетает в трактир, где я невозмутимо изображаю окончание обильной трапезы. - Ваша святость! – кланяется он. – Ваша святость! Я киваю, напуская на себя прежний высокомерный вид, и интересуюсь: - Что случилось, любезный Кола? Только короче – Господин не любит ждать. Вы же видите, я отослал своего послушника, ибо нам предстоит ещё долгое путешествие. - Ваша святость! Содомиты у нас объявились! Надо бы наказать… по всей строгости… Я вытираю руки и следую за хозяином во двор. Жертвы собственной несдержанности уже связаны и изрядно отмутужены местными поборниками нравственности. Увидев меня, толпа замирает и замолкает, а обвиняемые хлопаются на колени и начинают, невнятно завывая, молить о пощаде. Зрелище гадкое, поэтому я жестом останавливаю их, и интересуюсь у окружающих, где колья, дабы рассудить по всей строгости. Да-да, из наших бесед с Енохом я понял, что за так называемую «содомию» в Цырике полагается суровое наказание. Несчастного сажают на толстый заостренный кол «той частью, коя грешила» и оставляют так на несколько дней. Тело под собственной тяжестью насаживается на кол, и несчастный умирает в невыносимых мучениях. Конечно, никого сажать я не собирался и помянул этот кошмар только в воспитательных целях, но местный народ тут же приятно оживился, готовясь рвануть на заготовку нужных кольев, один из обвиняемых потерял сознание, а ещё двое со страху обгадились, став на вид и запах ещё отвратнее. Я вновь поднял руку, заставив нехорошо возбуждённую толпу замолкнуть, и заявил, что Господин Неназываемый может быть и суров, и милостив, а потом спросил – имеются ли у помянутых мерзопакостных грешников семьи. Мне ответили утвердительно, указав на жавшихся к забору женщин и детей самого испуганного и забитого вида – похоже эти гады не упускали случая оторваться на слабых и беззащитных. И тут меня осенило. - Думаю, что не стоит решать вопрос столь радикально, - ханжески возведя глаза к небу, заметил я. У обвиняемых в глазах появилась надежда. - К тому же, - продолжил я, - колья от их задниц никуда не денутся. Мужики вновь погрустнели. - Но вы все, почтенные жители, - продолжил я, - сможете посильно поучаствовать в исправлении этих грешников. Народ заинтересованно приосанился. Я поднял руку вновь, и все обратились в слух. - Властью, данной мне Господином Неназываемым, приговариваю этих проклятых содомитов к тридцати плетям каждого и трёхлетнему ношению женской одежды с пришитым на ней соответствующим знаком, который нашивают женщинам, не сумевшим соблюсти своё целомудрие. У себя в домах они будут подчиняться собственным женам, и действовать по их указаниям. Если за три года своим безупречным поведением и постоянными молитвами Господину Неназываемому они докажут своё исправление – они вновь будут считаться полноценными мужчинами. До этого срока наиболее уважаемым жителям селения надлежит создать совет, который будет следить за поведением обвиняемых и, при случае отечески наказывать плетьми и розгами, а буде они закоснеют в своём разврате – то и на кол посадить без промедления. Я понятно излагаю? Народ заорал что-то нестройное, но одобрительное, кое-кто побежал за плетьми и розгами, другие за женской одеждой – кажется, я устроил в Великих Смердищах внеплановый праздник. Почтенный Кола восторженно благодарил меня за столь мудрое и справедливое решение, я кивал, затем благословил толпу и велел привести мне когана, ибо дело Господина отлагательств не терпит. Когана мне привели быстренько, я вскочил в седло, ещё раз благословил толпу и отправился догонять своих, сразу же заставив когана перейти на плавные зависающие прыжки. Народ между тем приготовился гулять всерьёз и надолго, трактирщик выкатил огромную бочку с пивом, и на мгновение мне показалось, что рядом с бочкой мелькнула физиономия Балды, который быстренько опустил в неё какой странный светящийся клубочек грязно-красного цвета. Да нет, показалось наверное.