Стрекозёл

POV Никиты. Следующие сутки проходят на редкость спокойно. Мы едем по бесконечной дороге, разговариваем о том и о сём, деревни проезжаем редко, в одной из них Сардар делает остановку, чтобы поесть и купить еды впрок, а на самом деле – для нас. Местный народ подобострастно заглядывает в рот Святому брату, ловя каждое его слово. Его ощутимо боятся, однако, это не мешает местной ребятне глазеть на нас, кидаться в клетку мелкими камушками и кусочками сухого навоза, а так же подбираться и тыкать заострёнными прутиками, тут же отбегая на безопасное расстояние и заливаясь дебильным хохотом. Вообще, я всё больше замечаю на местных пейзанах некую печать вырождения – слишком много низких лбов, приплюснутых носов, маленьких глазок, смотрящих исподлобья, туповатых лиц. Интересно, почему? Имрех просвещает меня. Оказывается, в этой части Цырика учение Господина исповедуют наиболее радикально. Настолько радикально, что местные сами не берут невест и женихов из соседних деревень, именуя себя прямыми потомками тех, кто пришёл в Цырик вместе с самим Господином Неназываемым. То есть, эти придурки считают, что у них самая чистая кровь. Настолько чистая, что браки между кузинами и кузенами здесь не редкость, а скорее норма жизни. Ну, и инцест, конечно же, инцест. Из всей Библии эти умники-разумники возвели в культ именно историю Лота, переспавшего со своими дочерьми. А в переделке Господина Неназываемого получилось нечто уж совсем своеобразное – в результате первым мужчиной девушки перед свадьбой становится… её отец. Или дядя по отцовской линии, если праведник успел откинуть тапки. Так что инбридинг здесь цветёт и пахнет – удивительно, как ещё до сих пор не выродились окончательно. Похоже, свою лепту в это дело регулярно вносят Святые братья – хоть какое-то генетическое разнообразие. Балда тоже особо не высовывается – ему здесь неинтересно, а местами и противно – энергией он накачан под завязку, поэтому он либо сидит в соломе и болтает с нами, либо, когда мы едем, порхает вокруг, притаскивая нам какие-нибудь дары природы – то ягоды, то орехи, то какие-то приятные на вкус кисловатые листья. На мой вопрос, откуда он так хорошо знает местную природу, Балда отвечает, что не знает вовсе, просто в него заложена способность отделять съедобное от несъедобного. Даже в своём мире Кроатоан не может удаляться слишком далеко от Запретного коридора, вот он и наделил одноразовых духов способностью периодически притаскивать ему что-нибудь вкусненькое. - Слушай, - спрашиваю я, - а почему ты называешь себя одноразовым духом? Ведь, если я не ошибаюсь, тебе уже много лет. - Много, - с некоторым самодовольством отвечает Балда, - я служу своему хозяину уже очень давно. А одноразовыми подобные мне духи называются потому, что, выполнив службу, порученную им хозяином для других, они получают свободу. - Поправь меня, - вмешивается Имрех, - но ведь ты уже выполнил своё поручение, рассказав нам про Господина Неназываемого, не так ли? Отчего до сих пор не покинул нас? Балда очаровательно надувает губки, смотрит на нас с Имрехом взглядом кота из Шрэка, даже слезу пускает: - Я вам что, уже надоел? Мне уйти? - Нет-нет, - торопливо говорю я, - конечно нет. Просто интересно. - Вот, - шмыгает носом Балда, - и мне с вами интересно. Господину я теперь больше не нужен, он меня отпустил, дав поручение. А куда мне деваться-то? Я же один-одинёшенек, совсем один… А вы хорошие. - Всё в порядке, - заверяет Балду Имрех, - оставайся с нами. Сутки проходят слишком быстро, и меня начинает грызть беспокойство – не случилось ли чего с Акакием и нашим найдёнышем. Добрались ли они до Лесных Стражей? Пустился ли Акакий в обратный путь, или, может быть, дотошная Ни-Хэ решила его подлечить – всё-таки столько бежать, да ещё с грузом. Но ещё больше меня стало напрягать отсутствие Нелепой Смерти – нет, я всё понимаю, любовь-любовью, но мы тут мир вроде как спасаем – могла бы уже дать о себе знать. Другие, похоже, тоже начинают беспокоиться, но виду не подают. Ночуем мы снова в лесу, а вот завтра нам придётся ночевать в крепости. И Сардару с Енохом придётся пройти проверку. Мы-то что, мы – пленники, с нас и спрос маленький. А вот те, кто оставил брата Иезекиля, сочтя его мёртвым, наверняка будут обелять себя и обвинять его. Правда, у Еноха с Сардаром на этот случай придумана весьма детальная легенда, да и мы при случае кое-что подтвердить сможем, если Святым братьям придёт в голову такая блажь – спрашивать нас. Но кто знает, кто знает… В эту ночь мы не занимаемся любовью с Енохом – слишком велико беспокойство, Имрех и Сардар тоже не выражают такого желания, поэтому просто делаем общее ложе и устраиваемся все вместе. И засыпаем почти мгновенно. Утром я отчаянно жду, что Акакий догонит нас, но этого снова не происходит. Мы вяло завтракаем и вновь отправляемся в путь, и насколько медленно ни передвигаемся – уже к обеду достигаем крепости Ордена. И, увы, миновать её мы не можем. Крепость расположена на высоком холме, она словно царит над окружающей местностью, плотные стены из толстого камня, узкие бойницы, несколько высоких башен – во всём этом чувствуется нечто зловещее, средневековое… Дурное предчувствие, терзающее меня, вдруг вспыхивает с новой силой, но, увы, пути назад нет. Нас заметили. Несколько братьев, верхом на коганах окружают повозку, один из них узнаёт брата Иезекиля и делает характерный для Ордена жест – прикладывает ладонь ко лбу, рту, груди и животу. Сардар отвечает тем же, и Святой брат заявляет: - Приветствую. Мы думали, что ты мёртв, брат. Такую весть мы получили от бывших с тобою. - Трусость не к лицу Святым братьям, - ледяным тоном цедит Сардар, - я не мёртв, как видишь. И даже сумел раздобыть нечто для Господина. И сейчас следую в крепость Алуйне, дабы преподнести ему дар самолично. - Великолепные экземпляры! – с некоторым восхищением выдыхает брат. – Особенно хорош шмуль! Жаль, что мы не можем позабавиться с ними, но ты прав – Господину они нужнее. - Именно, - произносит Сардар тем же вымораживающим тоном, - поэтому я имею желание довезти их в крепость Алуйне в целости и сохранности. Брат кивает и жестом делает знак следовать за ними в крепость. Что это значит? Что Сардар прошёл проверку? Или… нет? Я смотрю на Имреха. Он тоже напряжён, хоть и старается не показывать виду. Но для пленника, терзающегося неизвестностью, его состояние вполне понятно. Енох сидит спиной к нам, я не вижу его лица и искренне надеюсь, что он тоже держится. Балду не видно, он прижался ко мне, спрятавшись в соломе, и тоже ждёт дальнейшего развития событий. Повозка проезжает мимо домов крестьян и ремесленников, служащих в крепости, мимо длинного дома, возле которого хлопочут пожилые женщины и сушатся на верёвках длинные ряды выстиранных ряс и прочей одежды, скрип колёс превращается в стук, когда мы проезжаем по подъёмному мосту, минуем ворота и оказываемся во внутреннем дворе крепости. И тут нас ждёт первый сюрприз. Стоящие во дворе Святые братья разом поднимают огромное зеркало, в котором отражаются и Сардар, и Енох, и мы с Имрехом. Затем они столь же неожиданно опускают зеркало и уносят. - Что ж, - цедит брат, чьё имя мне неизвестно, - по крайней мере, ты действительно Святой брат Иезекиль, а не умертвие, и не лазутчик нелюдей. - Разумеется, брат Юнафан, - холодно произносит Сардар, - я – это я. И не думай, что я тебя не узнал. Ох. Кажется, Енох сумел каким-то образом передать Сардару информацию о том, кто перед ним. Уже легче. Брат Юнафан слегка склоняет голову, но у него наготове очередной вопрос: - Может быть, тогда ты расскажешь нам, брат, каким чудом ты спасся? Ведь другие искренне сочли тебя мёртвым, и они не врали, когда мы задавали им вопросы. А ты объявляешься живым, да ещё со столь ценными пленниками. - Может, и расскажу. Хотя, прошу заметить, брат Юнафан, что брат моего ранга на такие вопросы отвечает только самому Генералу Ордена или Господину. И тут на сцене появляется новое действующее лицо. Это очень старый Святой брат в рясе, сшитой не как у прочих, а из тонкой дорогой ткани, поверх неё расшитый белый плащ, мягкий даже на вид. Старик выглядит на удивление благостно – длинные серебряные волосы, серебряная борода, и лучики морщин у глаз. Такой добрый, любящий дедушка. Только вот в руке он сжимает посох, увенчанный маленьким черепом странной формы со вставленными в глазницы нестерпимо блестящими кроваво-красными камнями, да глаза – цепкие, колючие и умные говорят о том, что старец немощен телесно, но ума своего отнюдь не утратил, и ум этот не добр. И я понимаю, что этот дедушка явно главный в песочнице, судя по тому, как раболепно склоняются перед ним остальные братья. - Возрадуйся, брат Иезекиль! – негромко, но так, что его слышат все, произносит старец. – Вот Генерал Ордена стоит перед тобою и желает выслушать твою историю из первых уст. Пойдём же в мою скромную келью, где ты усладишь мой слух этой, без сомнения достойной и интересной повестью. Сардар спешивается и склоняется чуть не до земли: - Я рад служить моему Генералу. - Вот и хорошо, - улыбается старец. А затем отдаёт распоряжения: - Коганов распрячь и накормить, нелюдей в подземелье и не трогать. Пока. - А мальчишку – в общие кельи. Пусть пока развлечёт братьев, - добавляет брат Юнафан. Вот же сука! Я вижу, как бледнеет Енох, успевший соскочить с козел и тоже согнуться в поклоне, и догадываюсь, в чём могут заключаться эти развлечения. Не дам! Но тут вмешивается Сардар: - С каких это пор брат Юнафан, ты распоряжаешься моим послушником? Он обязан быть при мне и слушать только мои приказы! Генерал кивает: - Узнаю твою строптивость, брат Иезекиль. Что ж, пусть мальчишка тоже идёт с нами, тем более, что он сможет подтвердить или опровергнуть твои слова. Я облегчённо выдыхаю, но ненадолго. Генерал покидает двор в сопровождении Сардара, Енох, бросив в мою сторону тревожный взгляд, следует за ними. А нас с Имрехом довольно бесцеремонно выталкивают из клетки и пинками гонят к входу в подземелье. Вот же засада. Кажется, влипли.