Три черничных полосы

— Почему ничего интересного сегодня? — ворчал Змей. — Погода — отстой, по телеку — отстой. Ещё и кухртку похрвал. — Картавый, не ной, — устало сидя в кресле и подперев голову кулаком, сказал Андрей. По крыше стучали крупные капли дождя, в окне уже было не разглядеть улицы, а шелест листьев от редких, но сильных порывов ветра мог быть громче наших голосов. Затянутое небо не позволило даже толком разглядеть лучи рассветного солнца (тем, кто рано вставал, разумеется, не мне), лишь на полчасика в полдень тучи расступились, а после быстро вернулись с новой порцией ливня. Хоть без грома, как утром. Ростик предложил идти под крышу ещё до первых капель, потому промокнуть мы не успели. Все, кроме Андрея. Он уже возле моей калитки обнаружил, что забыл ветровку у забора. Пока бегал туда-сюда успел промокнуть, золотые волосы, что всегда неряшливо путались несмотря на короткую длину, прилипли ко лбу, с лица и шеи ещё стекала вода, а на шортах виднелись мокрые следы. Дуло, как мы его прозвали из-за первой встречи, надел мою футболку, благо он был худее меня, зато в росте обогнал, а свою повесил сушиться на стул. Андрей не был из беспризорников, как мы с Ильей, Ростиком и Соколом, звал себя «обычным хулиганом» (позже так стали звать и всех в нашей компании), однако откуда-то нашёл пушку в двенадцать лет и не постеснялся направить её в мой лоб. Благо, пистолет не заряжен был. Парочка драк, даже привод в милицию, где мы и смогли нормально поговорить и узнать, что учимся-то в одном классе. Правда, не посещали школу в последние две недели. На том и нашли общий язык. У Дула в доме стоял компьютер, а полка в тумбочке была завалена дисками с играми, потому приходили к нему мы часто, насколько позволялось. Я сидел на полу, уступив диван и кресло гостям как добрый хозяин. По телевизору крутили новости, скучные шоу и старые фильмы, разве что на МТВ иногда могло попасться что-то приличное. Ещё полтора года назад этого канала не было, повезло, что так настроили. Я редко торчал у экрана, телек скорее для мамы, так как нас с папой не бывает дома большую часть времени. — Обязательно передам Надежда Егоровна. Не знаю, получится у тёти ли так же вкусно, но надо попробовать хотя бы. — Славка вышел из кухни вместе с моей мамой, неся в руках чашки с чаем, пока на её коленях лежала тарелка полная нарезанной шоколадной колбасы. «Молодец, хозяин. — Я мысленно стукнул себя по лбу. — Сам расселся, пока гость помогает». — Славик, — окликнул его Андрей, — дуй сюда уже, мы не договорили. — Да подожди, разолью иначе. — Не буду вам мешать мальчики. — Спасибо, — крикнули мы хором. Славка сел между Картавым и Змеем, уставившись в телевизор. Чай ещё был слишком горячим, потому к чашкам мы не притронулись, зато сладкое лакомство начали уплетать за обе щеки. — Андхрей, ты задолбал своими храсспросами. Появилась у тебя девушка — бхраво, но нас не впутывай. — Эй, мне просто интересно как у вас на личном. И у нового. — Пусто у меня, — пожав плечами, пробормотал Слава, продолжая жевать. — У меня тоже, однако прогресс есть, — похвастался я. — Вчера ходили с Олькой гулять вечером. Как раз закат, для неё — романтично. — Неужели? — Ростик наклонился чуть ближе ко мне. — Но не рассчитывай на многое, Шом. Я ей вчера утром маленький подарок оставил, а она за это меня в щёку поцеловала. Как тебе такое? — Змей, ты не смотри на это. Может, я ещё не получил поцелуя от Бубновой, зато сколько раз, скажи, она тебя звала куда-то? — Настоящий пацан сам первый шаг делает. — Ноль, ха. Значит, не заинтересована. А меня уже дважды. То одно, то просто погулять. — Как умотаешь в город, посмотрим на ваши прогулки. Расстояние не даст стабильности. — А ты не дашь ей серьёзного. — Эй! Два петуха, заткнулись уже. Картавый, ты хоть что-то добавь. «Об игре не слова». — В натухре достали. Слав, остановились на тебе, вообще-то, — выделив последнее слово Илья уставился на Ростика, а затем — на меня. — Я бы и дальше наблюдал. Даже интересно. — Ну сехрьёзно. В нашей дехревне неужели никто не пхриглянулся? — Есть у вас ничего такие, но вряд ли можно считать, что «приглянулись». — Эй, Славик, ты не стесняйся, говори. Если это не Олька, конечно, третьего я не вынесу. — Поддехрживаю. — Не она. Трудно было исполнить план по знакомству Славки и Шуры, когда то она вечно крутится со своими сплетницами, то он не может. Правда, мы два дня лишь пытались, но тут на счету каждый час. Даже не было понятно, как их подтолкнуть-то друг к другу, поводов не было. Тем более, что «друг бывшего» — не звучало хорошо. Во всяком случае, мы так размышляли с Ильей. Плавно отойдя от темы отношений, мы перешли к обсуждению планов на ближайшую неделю. Время шло, июнь уже подходил к концу, и приближались вступительные экзамены. Совсем скоро я окажусь в городе, о котором столько слышал, на который возлагал столько ожиданий. Чем ближе была поездка, чем ближе был июль, тем больше я нервничал, правда, настоящую причину даже сам до конца не осознавал: то ли из-за страха за университетское будущее, то ли из-за быстро летящего лета, то ли от чувства, что я что-то упускаю прямо из-под носа. Моргнуть не успею — узнаю результаты вступительных, а это уже будет почти август. Просто же было Андрюхе в этом плане — ушёл в сварщики после восьмого и не мучался. — У нас, в городе, ловило каналов двенадцать, насколько помню. — Славка немного призадумался и продолжил, — да, точно. Я ещё по нему столько мультфильмов смотрел лет с семи. — Везёт же некотохрым. «Я мог только у бабушки смотреть интересные мультфильмы. У неё был канал Джетикс. Странная рисовка, озвучка словно от одного человека, шутки, которые больше понимали сами американцы, нежели мы — но я всё равно обожал и обожаю эти мульты. Жаль, что лишь раз в год удаётся навещать её». — И зачем тогда питомцы, когда есть младшие братья? — я несколько упустил суть разговора и даже не понял, как Андрей дошёл до этого умозаключения. — Или сёстры, — согласился Слава. — Ха, — усмехнулся я, отпив чай. Кипяток ожёг всё внутри, я чуть рыкнул и закашлял, стоило напитку пойти не в то горло. Картавый пару раз стукнул мне по спине, пока я не остановил его. Усмешка над самим собой вырвалась в лёгкое горловое: — Р-рр-рар. — Жив? — уточнил Ростик. — Ага. — Да ты как кот полурычишь, Тём. — Как кот я могу только цапнуть, Славка. — Кого ты опять цапать собрался? — раздался знакомый, родной бас со стороны двери. Мы дружно повернулись и увидели как, отряхивая вьющиеся волосы от влаги и ставя на пол большой пакет и чёрную дорожную сумку, разувался мой отец. Бородатый, высокий, громкоголосый — таким его запоминали после первой встречи. После второй он уже был начитанным, слушающим и вежливым, только потом для каждого он становился разным: от добродушного мужчины до строгого смотрителя. Отец стоял, улыбнувшись во весь рот, сверкая неровными зубами. Как всегда в джинсах, купленных на каком-то рынке ещё в девяносто восьмом, как всегда с миллионом историй, как всегда без предупреждения… и как всегда ожидаемый нами. Я вскочил с места и в несколько больших шагов оказался возле папы. Он тут же раскинул руки в стороны, ожидая, когда я обниму его. Не любитель я всяких сантиментов, однако, особенно когда дело касалось родителей, можно было позволить себе немного оттаять и убрать образ сурового хулигана, главы двора. От отца уже не пахло одеколоном, стоило мне прижаться к его груди, как я почувствовал запах кожаного салона, дождя, даже резины (неудивительно, ведь чуть ли не каждую третью поездку ему приходится подкачивать заднее колесо). Я только и слышал: «Наконец! Как же я скучал, сынок». «Как же я соскучился, папа». Стояли мы так около минуты, пока Илья не крикнул, приближаясь к нам: — Дядя Батя, храд видеть! — О, Илюшка, — папа похлопал меня по спине, и я отошёл чуть в сторону, скрестив руки на груди, — а ты всё не меняешься. Ну иди ближе, чего застыл? Картавый не стал обнимать его, обошёлся рукопожатием. Андрей и Ростик встали следом, чтобы поприветствовать моего отца, только Славка ещё недолго сидел недоумённо, однако догадался подняться с дивана. Подходить он не стал. Не знаю, почему папа так рад видеть моих друзей. Те, кто со мной творил беззаконие, с кем я уродовал нашу церковь и насмехался над служителями, с кем пропадал на долгие недели. «Лучшая» компания, мечта любого родителя. Но он так искренен, улыбался, интересовался, всё ли в порядке, всегда готов поддержать. Таким он был и работая священником, только я этого не замечал или не хотел замечать. Со взрослыми-то конфликтов у него и не было, потому и с родителями ребят общался хорошо. К тому же, как можно было сомневаться в том, кого только-только звали «святой отец». — Чего у порога столпились, давайте обратно, ребятки, — сказал папа. — А пакет… — начал я. — Оставь, разберём ещё. А это кто у вас? Раньше не видел тебя. — Слава, — он протянул руку. — Илларион. Рад познакомится. Откуда ты здесь, позволь узнать? — Он племянник тёти Даши, па. — Дядя Батя, а куда в этот храз ездили? — Да, вас долго не было, — добавил Дуло. — Подождите, дети, подождите. Я «вовремя» пришёл, видимо. Дайте хоть сесть с дороги. — Мама в комнате, — кинул я полушёпотом. — Тем более. Не понятно почему она до сих пор не вышла, наверняка же слышала его голос. Чуйка говорила, что даже в соседних домах бы услышали. Папа оставил нас в гостиной. Змей и Дуло недоумённо глядели на Картавого, всё не могли привыкнуть, что ему позволено называть так моего отца, а Славка смотрел на меня. Попытки «отбить» его взгляд закончились тем, что мне стало интересно, почему же он так пялится. Я в пару шагов оказался рядом, только немого вопроса Слава не понял или не посчитал нужным отвечать. — Чего зыришь? — Нельзя? — Не отвечай вопросом на вопрос. — Ты открываешься для меня с новой стороны. Не знал, что у тебя такие нежные отношения с семьёй. — Во первых, тебя это не касается. Во вторых, это тебя не касается. — Не кипишуй ты так. Я в хорошем смысле. — Эй пахрни, там дождь кончился. Погнали к забохру. — Давайте-давайте, Шом, Дуло? — Пойду, футболку проверю. Видимо, услышав наши разговоры, а также сборы, родители вышли из комнаты. Илья уронил ложку для обуви, зажмурился и сжал челюсти, неловко отводя взгляд. — Молодцы, что на улицу идёте, — забормотал отец. — Я как раз хотел попросить, Тём, отнести кое-что, Устинский просил. Забежишь? Если его нет, Сашке отдашь. «Только этого не хватало». — Конечно, па. Натянуто улыбнувшись, я стал ждать, пока папа найдёт что-то в пакете. Парни уже вышли наружу, только Илья ещё стоял в проходе вместе со мной. С улицы доносился аромат мокрой травы и смесью бензина с навозом, что наводило на мысль о необходимости вымыть в ближайшее время колеса машины. Шуршание не прекращалось порядка двух минут, а до меня никак не доходило, что там можно так долго искать. Картавый закрыл калитку, когда мы вышли. Дула и Змея уже не было рядом, лишь Славка стоял неподалёку, играясь с уличным котёнком. Ребята не сильно хотели звать его к забору, потому я рассчитывал тихо попрощаться, пройдя мимо. Хотел так, а Илюха придумал иначе. Друг чуть ли не прыгал, пытаясь остановить меня. — Чего? — А ты в натухре хочешь к Шухре? — Картавый, не беси… А-а-а! — Вот именно. Ты можешь к Ольке пойти, пока Змея нет поблизости, а этого отпхравить к Саше. Под любым пхредлогом. — Вы не очень-то тихо болтаете, — не поворачиваясь к нам, сказал Славка. — Раз уж ты слышал, поможешь? — В чём? — Шома, он меня… — Тихо. Сказал же, что слышал. — Вы меня к кому-то отправить хотели, а зачем не пояснили. Сперва суть, затем ответ. — Шуре нужно отнести эту коробку, ну и конфеты. Я к Оле заглянуть хочу, пока время есть, если понимаешь. — А ты почему не можешь? — он подошёл и ткнул в сторону Ильи. — Он по делам должен отбежать. — Я должен сделать вид, что поверил? — Славка, ну слабо или как, я не понимаю? Дело пяти минут. Я едва не выронил подарки, насколько эмоционально жестикулировал. Илюха почёсывал щетину в сторонке, пока я старался уговорить этого упрямого. И смог. — Почему я вообще должен в это впутываться? — Ради дружбы, Славка. Ради дружбы. Он взял коробки из моих рук и, уточнив адрес, ушёл. Я облегчённо выдохнул и в сию же секунду помчался к Оле. Правда, не один. Картавый следовал за мной вплоть до забора Бубновой. Хотелось дать ему дружеский пинок, чтобы отвязался, однако я быстро вспомнил об их с Олькой игре. «Всё ещё идиотизм». Илья подошёл к скамейке, у которой одна доска отсутствовала, а ещё одна держалась на хилом гвозде. Он шумно вздохнул, попутно клянясь, что в следующие разы обойдётся правдой, не то либо всех испинает, либо отремонтирует дом Оли. Уже и сорняки собирал, и рамы красил, причём беспрекословно. Всё таки дал слово, себе в первую очередь, что выстоит. — Ой, смотри-ка, — раздался из-за спины высокий, язвительный голосок. — Опять к Ольке наведаться решил, ещё и с прислужником. — А тебе заняться нечем, кхроме как за нами следить, Тань? — Порычи ещё, если выговорить сумеешь. — Что забыла? — грубо отрезал я. — Пришла к подругам, а тебе какое дело? — С каких пор вы с Бубновой подружки? — А там не только она, Шома. Пора бы очки купить. — Заткнись. — Картавый, не лезь. — Вот именно, особенно со своими шуточками к моей сестре. Мне её отучивать каждый раз? — А чего отучивать? Пусть нохрмальной храстёт, а не как сестхра. — Танюх, ты нам уже все мозги проела, реально. Чего прикопалась? — Кхм. Судя по многозначительному кашлю, который издал не один человек, из дома решили выйти все, услышав шум. Хотя мне казалось, что разговор не был таким уж и громким. Я физически ощущал, как меня сдавливали взгляды присутствующих, лишь Илюха был спасением в данную секунду. Словно несколько иголок пустили в шею, затылок, руки и ноги. Оборачиваться не хотелось, да и девчонки сами выстроились в ряд рядом с Танюхой: Оля, вторая Таня и Лариска. Последняя складывала помаду в сумочку, а после принялась поправлять светлую чёлку, второй рукой чуть ли не приказ отдавала рыжей отойти. — Привет, ребята, — сказала Таня, стеснительно скрестив руки перед собой. — Тём, из-за чего спор? — прямо спросила Олька. — Пустяки, да, Картавый? — Ага. Тут и спохра никакого и не было. Лишь обычный диалог с этой… — Цыц! Мы тебя навестить решили, пока выдалось несколько свободных минут. — И кое-кто, наверняка, не только за этим. Не забыл же, Илья? — Забудешь тут. Можем и позже заглянуть, храз занята. — А Шома-то стал таким вежливым, непривычно милым, — забормотала Ларка, перебив Картавого. — Удивительно, как ты меняешь его, Оль. — Вот-вот. То целуется со всеми подряд за гаражами или у школы, то вдруг к одной приклеился словно. — Вас, милые сплетницы с хвостиками, это не касается. И если вы собираетесь только ездить по ушам, то мы свалим. И заглянем чуть позже, лады? Повернув голову, я заметил Шуру и Славку, идущих в нашу сторону, попутно что-то обсуждая да так, что она хаотично махала руками, пока он то кивал, то восторженно кивал. Ребята не обращали на нас никакого внимания, казалось, что и мимо могли бы пройти спокойно. Оба в тёмном — словно специально. «Сработало? Всё так просто?». Танюха ещё что-то говорила, даже будто спорила с другой Таней, однако их слова проносились мимо. Разум окутал туман, который защищал от лишней информации. А, может, это и настоящий туман? На ладонях красовались мелкие капельки, воздух стал влажным, а дома виднелись лишь в малом радиусе, даже церковь скрылась где-то. Облако упало на нашу деревню, решив, что иногда стоит давать солнцу передышку. Несколько неприятно было находится в такую погоду на улице. Но раньше приходилось и не в таких условиях жить. Первая ночь вне стен дома до сих пор стояла перед глазами: заброшка, полумесяц, две тусклые звезды, прикрываемые тяжёлым облаком и десятилетний я. Обросший, с уже грязноватыми тёмно-русыми волосами и тёмно-красным пятном на лбу, да что уж там, даже кончики волос были в крови. Одному было невероятно страшно. Но пришлось. Пришлось перепрыгнуть через свои страхи, хотя сердце и билось в бешеном ритме, стоило услышать тявканье, шаркающие шаги, даже банальный шум ветра, что играл с оставшимися листьями. То был октябрь. Я лежал в ямке из кирпичей, под голову поначалу положил куртку, но слишком было холодно — надел, укрываться зато, вот, нечем было. Уснуть почти не получилось, шаги пугали, кто-то, возможно из местных бомжей, шастал у входа, а после я видел какую-то жуткую тень. Или она мне просто привиделась? Эх, лишь к утру задремал, пока не начало светать сквозь густой туман, принёсший влагу и дождь. Причина побега, считал я, была весомой, хотя на деле — обычным детским капризом. Тогда я не умел словно пользоваться ртом и голосом, а потому разговаривать о появившихся проблемах считал глупой затеей. В ту октябрьскую ночь мама осталась у бабушки в Новгороде, а папа… папа устроил очередную лекцию о слове божьем и каре небесной в моём лице. Начались стандартные, заученные не только им, но и мной фразы о плохом поведении, о неуважительном отношении к старшим и к церкви, о сатанинских рисунках (разок начеркал в альбоме черта, играющего в футбол). Всё бы ничего, пока отец не начал листать остальные мои работы, вырывать неугодные, на его взгляд, Богу или просто «бездарные». А я стоял с комом в горле, с болью в сердце и трясущимися конечностями, казалось, что даже могли появиться слёзы. Но их не было. Не позволительно это, я никогда себе не разрешал их. Есть шанс, что сбежав тогда, утром, когда лицо было в мелких каплях, одна из них была слезой, но я предпочитаю так не думать. Обидно было, что никто даже не искал меня, хотя сбежал заметно. Специально заметно. Десятилетний ребёнок ушёл из дома, вернулся под утро, из последних сил толкая несчастную деревянную дверь, тихо пробравшийся в свою комнату и рухнув обессиленно на кровать. Ради того, чтобы узнать из записки на кухонном столе: «Ушёл на работу. Надеюсь, ты был у Ильи, а иначе нас снова ждёт тяжёлый разговор. И помолись сегодня». Он даже не переживал? Совсем? Его ребёнок шлялся всю ночь неизвестно где, а он волновался лишь о молитве. Хорошо, не только о ней — судя по мусорному ведру, ещё и о каре божьей. Там валялся скомканный рисунок, тот самый, с футболом и чёртиком. И когда через стёкла на меня падал солнечный свет, в глазах лишь отражалась пустота, словно даже радужка потеряла цвет, погрузив часть моей души в серую темноту, полную лишнего шума. Эти чёртовы облака часто садятся на деревню, хоть мы и не в горах. Не сказать, что каждый раз они напоминают о том вечере. Только приятного так ничего с ними и не ассоциируется. Оставались бы на небе, было бы всем легче. А то прошлым летом час убили, чтобы объяснить Ириске о разнице между ними и туманом. Не поняла, как и во второй раз. И так до четвёртого. «И я почти отпустил прошлое, тогда, может, даже облака вернутся на свои места. Иисус, слышишь? Я же всё помню, не надо. Ты без этих служителей, прикрывающихся твоим именем, вполне нормальный чел. Не чел, да? Бог. Просто дай насладится летом с друзьями, возможностью замутить с Олькой, окончанием школы. Дай шанс наладить жизнь. Дай знак, что я не буду одинок. Вот сейчас, пожалуйста». И, похоже, меня услышали. Знак был дан, возможно, случайно, даже вряд ли это как-то связанно с моими мольбами. Но хотелось знать, что в ту секунду, как я закончил разговор с Иисусом, Славка споткнулся и упал не просто так. Шура помогла ему подняться, хотя он и не хромал после, лишь потирал край ладони. — Ну и что здесь за шум, эй? Меня вспоминали? Никто не ожидал услышать его. Подкравшийся тихо, что даже никто из КУКУ не заметил. Я обернулся и чуть поднял голову, чтобы заглянуть в глаза, обрамлённые подпалёнными ресницами. Чёрные короткие волосы, шрам на скуле, огромная татуировка протянувшаяся от груди до ключиц и плеча, обветренные губы, запах дешёвых сигарет — такой он всегда. Сокол, Боря Соколовский, если говорить по документам, хотя я сколько его помню почти не слыхал, чтобы кто-то обращался по имени. Он самый старший в нашей компании, закончил десятый класс ещё в прошлом году. Вечно с жвачкой, отчего во время разговора может даже плюнуть случайно, ко всем на «эй, слышь», кроме своей девушки. За то время, что мы не виделись, у Сокола отросла щетина, которую он так брил, что оставалась она лишь по одной линии вдоль челюсти и подбородка. Боря положил руку на плечо Танюхе, усмехнулся, оглядывая нашу компанию. Я заметил торчащие нитки на костяшках, а одна из ран, казалось, была свежей, словно перестала кровоточить лишь на эту минуту и вот-вот начнёт снова. — С возвращением, Сокол, — выдал я, протягивая руку. — Рад видеть, Шом. И тебя, Картавый. Думал, не замечу, эй? — Мы уж думали с тобой сделали чего, ты на связь не выходил с конца мая. — Мобилу разбили. Но знаешь, настоящий пацан не будет стыдится, что отсидел. Зато от этих отморозков город почистили, эй. — Вы их не убили, так что, считай, на время спрятали этих фриков от нормальных людей. — Или так. Эй, чикса моя, скучала? Он провёл пальцами по рыжим волосам, убрал их за ухо и поцеловал Танюху в висок. Сокол уже года три с ней встречался, ходили слухи, что после её совершеннолетия даже замуж позовёт. Удивительно, но они хорошо сочетались, хотя Таня — истеричка, а Боря — невротик. Возможно, это и есть та ситуация, когда минус на минус давал плюс, даже ссоры проходили вполне по взрослому, без лишней драмы и, разумеется, никакого рукоприкладства — тут у Сокола принцип. Принцип, касался лишь женщин, а на остальных ему плевать, именно поэтому он дважды отсидел по пятнадцать суток только за этот год: месяца два назад и сейчас. — Мне тут донесли ещё, что новенький у вас появился, а? — Ну-у, — протянул Илюха. — Он вхременно. — Будто не знаю. Где он вообще? Сокол будто хотел сказать что-то ещё, однако что-то заставило его насупиться и сжать челюсти. Я почувствовал, что кто-то подошёл к нам, даже скорее знал. Шура и Славка поравнялись с мной и Картавым. Взгляд Сокола был направлен точно на новенького, однако и у последнего в глазах промелькнула некая озлобленность. «Неужели по новой?». — И следа на тебе не осталось, неужели. А я-то думал, что мы нормально побазарили, э? — Нормально вы не «базарили», — ответил Славка с нотками наезда. — Если какие слова и вылетали из ваших уст, то матные. — Почему же? Я вообще-то даже поздоровался. — Сокол, в чём дело? — спросила Танюха. — Славка? — Давай, эй, пернатый. Раз уж нашёл меня и здесь. — Или ты меня преследуешь? — Славка, чёрт тебя дери, что происходит? — Шом, не заставляй меня усомниться в тебе. Ты же не общаешься с этим чудиком? — Общаюсь, а тебе какое дело? — Хреально, Сокол. Шура подошла к Оле и что-то прошептала ей на ухо. Девчонки отошли от нас на пару шагов, продолжая шептаться, искоса поглядывая на развитие ситуации. Глаза Славки будто потемнели ещё больше, он ногтями так усиленно почёсывал локоть, словно ему было мало одной ссадины и он стремился добавить ран. — Эх, Шома, а я был о тебе лучшего мнения. Я всё понимаю, эй, не хочешь за решёткой оказаться, понимаю. Но побить можно и без таких последствий. — Сокол, Сокол! Остынь! Да, он выглядит стхранно, но чел-то вполне себе нохрм. Мы с ним все болтали, обычный. — Картавый, ты никогда в людях не разбирался. Шом, помнишь за что меня упекли весной? — Ага. — А помнишь, с кем было это? — Городские фрики из твоей старой школы. — Браво. Готы, верно? — Верно, — с некой гордостью сказал Славка. — А ещё верно, что мы вам вполне понятно объяснили, что не стоит соваться не в своё дело. — Эй пернатый, твой дружок, кажется, не так давно бинты снял. Или ещё летним воздухом не подышал даже? — Если вы закончили шоу, то поясните нохрмально из-за чего кипеш подняли. — Славка, ты правда из этих? — Из готов? Да. Этому, с птичьей фамилией что-то не понравилось, решил устроить потасовку. Я вряд ли забуду того, кто моему другу арматурой зарядил по голове. — Жаль, что не тебе. Припёрся сюда, эй. — Сокол провёл пальцами по чёлке Славки, отчего тот резко отвернулся и с большей агрессией прошипел: — Не смей касаться волос. — Так, так, — Шура встала между Славой и Соколом, которые были готовы сделать очередной шаг навстречу тюрьме и больнице — кому как повезёт. — Парни, хватит. Сокол, прошу. То, что он гот, не значит, что плохой. — Да плевать. Слышь ты, чтобы ко мне и пацанам не приближался, особенно в своём странном прикиде. И с девчонкой моей рядом увижу — как друг не отделаешься. — А с каких пор ты команды раздаёшь? — спросил я. — Или после тюрьмы смелость появляется? — Шома, я тебя уважаю, но не думай, что буду слушаться. Сам знаешь, никогда такого не было. «Знаю». *** Наше место. Забор. Годы идут, а он словно становится всё лучше и лучше, хоть и следить за ним некому. Парни принесли сюда ещё одну лавку, которая была исписана не меньше первой, покрасили старую доску с объявлениями и даже отремонтировали заборчик, хотя ещё три года назад я случайно пнул его и одна из деревяшек отвалилась. Вокруг было достаточно мусора, хотя бутылок уже почти не виднелось, лишь окурки. Я присел на скамейку и приподнял одну сигарету с подлокотника, её едва ли наполовину выкурили. В нос ударил неприятный запах, смешанный с чем-то сладким. «В общаге ребята какие только не курят. Да и здесь, помню, давали разные пробовать: и обычные, и с привкусами всякими, какие-то были настолько сладкие, чуть ли не со вкусом варёной сгущёнки, что на губах ещё долго оставалось это послевкусие. А я так и не понял, в чём радость от этого». Оглядевшись и убедившись, что никто сюда не шёл, я встал с лавки. Казалось, часть кустов вырубили, на одежде почти уже не было репейника да света попадало заметно больше. Это несколько усложняло задачу. Вытоптанная трава по всему периметру тоже не могла дать подсказки. «Или мне нужен не куст, а дерево?». И эту мысль я посчитал вполне здравой. Вариантов было немного, хотелось поскорее уже справится с этим делом, пока не стемнело. Закатав рукава старой олимпийки, я принялся расчищать землю у первого дерева. Однако, только зря испачкался. Пальцы мигом почернели, грязь забилась под ногти, а платка или салфетки с собой не было, отряхнул руки как мог. — Если ты лежишь на поверхности, — размышлял я вслух, — то и ногой добраться получится. Так я стал медленно подковыривать носком землю у другого дерева. Но и тут результата не было. Я испугался, вдруг кто-то, пока меня не было эти годы, раскопал, случайно или нет. После неудачной попытки в мозг влетела странная идея просто мять почву, сильнее нажимая пяткой или ковырять её носком. Где-то же мне должно повезти? Так странно здесь быть. Всего сутки в Скуграх, но уже что-то давящее на душе, я ощущал себя не в своей тарелке, хотя это — мой родной дом. Деревня, где я вырос, делал первые шаги и удары, говорил первые слова и ругательства, впервые поцеловался и влюбился. Сколько приятных воспоминаний можно нарыть, если, конечно, покопаться глубже. Свежий воздух, природа, пруд и лес — всё такое классное, но… теперь пустое. И каждый день здесь — откат назад. Что любишь, то погубит — я часто слышал эту претенциозную фразу из уст преподавателей или одногруппников. Но насколько она соответствует реальности — судить сейчас мне. А я не принял решения. Споткнувшись о торчащую ножку скамейки, я рухнул на колено, повредив во время падения несколько веточек куста. Листья создавали защитный слой, не позволяя грязи отпечататься на джинсах, однако несколько коричневых линий всё же осталось. Хрустели ли ветки, когда я вставал, или колено — не было понятно, зато что-то неестественно твёрдое вполне можно было различить под ногами. Несколько раз стукнув пяткой, я убедился, что там точно что-то зарыто. Понадобилось сесть на корточки и покопаться руками, ведь взять хотя бы маленькую лопату или доску не пришло в голову. Когда показалась крышка, я плюнул на дальнейшие раскопки и попытался вынуть «клад» просто так, однако лишь зря потратил несколько минут. Жестяная коробка нисколько не изменилась. Надпись не стёрлась, цвета не поблекли, лишь вмятина на крышке, которую, наверняка, оставил я. Сколько эта синяя упаковка пылилась у нас? После того как быстро опустошили её от печенья, она лежала у нас года четыре, пока я не нашёл такое применение. «Кому только пришло в голову закапывать её здесь? Тебе же, уверен. — Я потряс коробку. — Полная». Внутри лежало столько разной мелочи: бумажки, сломанный карандаш, две резинки от сладких часов и две упаковки от сигаретных жвачек, а также моя (ладно, родителей, но почти моя) кассета «Отпетых мошенников» и его — «Звери». Казалось, что не хватало чего-то, однако на первый взгляд это трудно понять — нужно всё разобрать. Я достал маленькое чёрное колечко, которое сразу чуть не выронил. «И на кой хрен ты серьгу положил?». *** День пошёл несколько иначе, нежели мы ожидали. В частности из-за вернувшегося Сокола и вскрывшейся правде о Славке, который не сильно сопротивлялся и быстро попрощавшись, покинул нас. Мы решили не выяснять отношения при девушках, хотя излишняя наглость Сокола уже порядком надоедала. Сегодня мы не были обделены вниманием. КУКУ в почти полном составе — Ларке понадобилось уйти — следовали за нами по пятам, в частности из-за того, что Сокол не мог выпустить Танюху из объятий. Проводив Ольку до дома, я уже возле своей калитки остановился и взглянул в сторону участка Славки. Свет горел в окнах — не спят. За несдержанность Сокола я чувствовал некую вину, потому считал нужным поговорить. Близился одиннадцатый час ночи, небо всё ещё оставалось затянутым, едва луна виднелась. Ветер тряс тонкие ветки деревьев, а остатки капель падали на прохожих. Дверь мне открыла тётя Даша, которая смотрела сериал и не могла пойти спать, пока Слава не вернулся. Довольно неожиданно было узнать, где же он гулял. С другой стороны, удивляться нечему, зная кто же он такой. Поблагодарив за информацию, я быстро направился к Славке, не успев обдумать, насколько это «умное» решение. Чем ближе я подходил, тем холоднее становилось — так казалось. В тишине, разбавляемой шуршанием листьев, эхом доносилось карканье и стук собственного сердца. Со скрипом открывшиеся небольшие металлические ворота открыли мир каменных лиц, крестов и потустороннего. Или такие страшилки мы рассказывали у костра. Тусклый свет одного из фонарей помогал мне немного, однако Славку найти всё равно было тяжеловато. И чего его только понесло на кладбище в такое время? «Если его тут нет, и всё это розыгрыш… Я ему по меж глаз врежу». Возле края кладбища я заметил силуэт. Кто-то стоял спиной ко мне, курил, судя по дыму возле головы. Вариантов было не то что мало — их не было вовсе. Какой ещё идиот кроме Славки будет здесь шататься ночью? И кроме меня, судя по всему. Пока я шёл к нему, нехотя осматривал могилы вокруг: на одной лежали четыре свежие гвоздики, возле другой пророс сорняк, однако его вряд ли кто-то уберёт, если уже больше двух лет этого бедолагу никто не навещал, а возле одной я заметил прикреплённый колокольчик, о который я едва не зацепился. — Славка, ты? Он. Он повернулся, и я впервые в жизни сдерживал себя, чтобы не распахнуть глаза от удивления на полную. Славка стоял в плаще, футболке — всё чёрного цвета. На шее несколько цепочек и амулет со странной символикой, а на лице как будто… косметика? На губах точно что-то было. — Разве тебе можно со мной общаться? — А кто запретит? И вообще, на Сокола внимания не обращай, он частенько берёт на себя смелость командовать. — Буду знать. — А сам ничего сказать не хочешь? — Что именно? — Славка выбросил окурок и присел на ограждение. — Об этом, — я указал рукой на его костюм. На всего него. — Я бы мог вечность испытывать твоё терпение, но не буду. Тем более, тётя ждёт к полуночи. Интересуешься, почему не сказал сразу, что гот? — Именно! — Ты не спрашивал. Меня попросили не привлекать внимания, днём меньше краситься, одеваться по обычнее. Я так и делал. Но если бы ты или кто ещё спросил — врать не стал бы. — Мы спрашивали. И не раз. А ты утверждал, что нормальный. Солгал. — Вы считали меня кем угодно, но не готом — не лгал. Я не утверждал, что я абсолютно нормальный. Однако и не считаю себя каким-то больным из-за мировоззрения. Необычный? Возможно. — Я даже забыл, что вы есть… Другие попадались чаще, похожие. Эмо. — Так! Не надо даже сравнивать, схожести между нами не больше, чем между мной и Соколом. — Грамотно объяснил, молодчик. — Зачем ты вообще пришёл? Тень от дерева падала на Славку, его лицо было похоже на шахматную доску. Он встал и прошёлся туда-сюда, разминая ноги, пока я думал, как правильно выразить мысли. Ночь всегда избавляла меня от оков, я чувствовал себя Атлантом, расправившим плечи, лунный свет наполнял нечеловеческой силой и выдержкой. Обычно, но сегодня такого прилива не ощущалось. «Если не знаешь, что сказать — скажи правду. Прямо, в лоб, а дальше, пусть, сами разбираются в том, что ты такого сказал». — Ты если хочешь, можешь и дальше с нами общаться. И к девчонкам не бойся подходить. Кроме Оли, она моя. И Танюхи, рыжая такая, Сокол шею свернёт. — Спасибо, что позволил. — Обиделся что ли? — Нет. Честно, нет. Ты сам-то хочешь продолжать общение? — А что изменилось, Славка? Если станешь каким-то слишком странным, разумеется я тебя пошлю куда подальше. А пока не обязательно. Но, признаюсь, если бы встретил тебя в таком прикиде изначально, то без разговоров бы побил. — Уяснил. Это всё? Я выдохнул и понял, что не могу подобрать нужных слов. В голове вертелось что-то отдалённо похожее, однако всё было не то. Вместо того, чтобы ждать, когда голову посетит хотя бы одна нормальная мысль, я просто подошёл к Славке, оставив между нами около метра. В его глазах отражался лунный свет, а от небольшой неровности на земле он стоял так, что казался выше, потому взгляд несколько давил на меня. Но я не из тех, кого это может хоть немного смутить. Щёлкнув Славке по лбу, я продолжил: — Будем считать это предупреждением. Но у меня осталось много вопросов. — Не обещаю, что на всё отвечу. Только на то, что захочу. — Я заставлю, не беспокойся. Какая у тебя кличка? — Птица смерти. Ворон, — Слава вскинул подолы плаща, ухмыльнувшись. — Нашли друг друга, крылатые. И теперь тебя так называть? — Не обязательно. Это больше для наших встреч, с друзьями. — Допустим. — Закончил? Я пожал плечами, покусывая нижнюю губу. Славка несколько оценочно окинул меня взглядом с головы до ног, пока я стоял, уставившись в даль, и похлопывая ладонями по ногам, держа руки в карманах. Оставаться здесь не было особого смысла, потому, кинув невнятное прощание, я развернулся и направился к выходу. Но почти сразу услышал торопливые шаги за спиной. Славка хлопнул меня по лопаткам, слегка приобнимая. — Хочешь послушать сатанинскую музыку? — Чего? — Взрослые её так называют. У меня мало песен в телефоне, так что надолго не задержу. «Делать мне больше нечего». — Врубай. Узнаю, что вы, странные, слушаете.