Три черничных полосы

— Ты, может, хоть чай попьёшь? — Не хочу, ма. — А ну встань с пола. Лучше сидя читать. — Я устал сидеть. — Тогда ляг на кровать. Я закрыл учебник, положив палец между страниц, чтобы не забыть, где остановился. Чуть ли не прыгнув на кровать, улёгся, но не очень удобно, шея стала побаливать, а из принципа не хотелось двигаться. Мама поставила чашку на стол и осталась возле изголовья кровати. Стояла, или сидела, над душой. — Не поздно ли ты взялся за ум? — Смешно. Пацаны спросят — я отравился. — Сынок, я понимаю твоё беспокойство. Даже радует, что тебе не всё равно. Но поверь, когда мы сдавали экзамены, тоже нервничали, я как-то учила все конспекты с лекций и не спала две ночи. Но не выучила ничего толком, не более, чем то, что и так знала. — Сдала же? — Сдала. Но потом я так не делала, потому что здоровье, поверь уж мне, важнее всяких там предметов. — Согласен. Но когда ты уже имеешь эти, блин, предметы. А пока у меня ноль. Везде. — Во-первых, никаких «блин». Во-вторых, я имела в виду, что за ночь всё равно всё не выучить. Лучше делай передышки: повторил математику — пошёл чай попил, снова сел заниматься — потом погулять, затем за русский… Ты понял. — Посмотрим. Всё, ма, мне тут это всё ещё учить. — Весь в отца — упрямый. «Ха, а он сказал, что в тебя». Когда мама закрыла дверь в комнату, я всё же встал с кровати и подошёл к столу. Оказалось, что в кружке вовсе не чай, а квас. Прохладный, домашний, папа его вроде у кого-то купил вчера-позавчера. Я едва ли не опустошил кружку залпом, а потом почувствовал, что зря это сделал, когда появилась небольшая тяжесть в животе. Зато на языке оставалось приятное послевкусие, я ещё с минуту облизывал губы. Уже завтра мне предстоит четыре часа трястись в поезде в Санкт-Петербург, чтобы начать недели ада. Всего три дня, конечно, но ещё будет перерыв между экзаменами, а кто-то и вовсе уже сдал первый. Даже не мог предположить, будет ли время прогуляться по городу? Родители хотели просидеть в университете всё то время, что я буду там страдать, что давало мне небольшую поддержку и веру. Одновременно с этим, хотелось бы, чтобы они хоть немного осмотрели Питер, в конце концов. Моё заточение в клетке с формулами и правилами не относилось к ним, и не должно. На столе лежали два рисунка, помещённые в файлы, а также небольшая папка с ещё парочкой работ, на всякий, не известно какой, случай. Также рядом лежали разные документы: паспорт, аттестат, полис, какие-то заявления, даже свидетельство о рождении. Перестраховщики они. Я ещё в здание Вуза не зашёл, а они уже… Наконец, я решился взяться за ум — как минимум, так выглядело. Жаль было пропускать встречу с друзьями и вечернюю дискотеку, однако они ещё будут и не раз. Даже Славку не хотелось видеть и слышать. Потому что знал, что отвлекусь на разговоры с ним, на какие-то мысли и размышления, на которые у меня уже не было никаких сил и никакого времени. Его помощь мне очень даже бы пригодилась, но мой черёд стараться. Только мой. «Десять лет. Кто-то же в натуре ходит десять чёртовых лет в школу. И не прогуливает, и делает всегда домашку, и везде пятёрки. Как? С другой стороны, должны же быть и умные люди, чтобы баланс создавать в мире». Услышав голоса Сокола и Картавого, я тут же отбежал от окна, прикрыв его, и спрятался на кровати, чуть укрывшись, что даже трудно было читать. Свет попадал через маленькую щёлочку, ни телефона, ни фонарика — никак не подсветить. Парни проходили мимо, в окно не заглянули. Я уж было выдохнул, пока не услышал, как они стали болтать с папой. Слышно было лишь отрывки — ничего внятного, но точно не про меня разговор шёл. Прятаться в середине июля под одеялом — идея не из лучших. Становилось с каждым вдохом всё жарче и жарче, я чувствовал, как капли пота стекали по торсу, по виску и лицу. Глаза уставали от чтения лёжа на боку, потому пытались закрыться, последние извилины отказывались работать и словно хотели спать. Никакого шума, кроме шуршания пожелтевших страниц и трения простыни о матрас из-за того, что я ёрзал. Остальные звуки смешивались, что я даже не пытался что-то разобрать. — Эй слышь, ты чего спишь? Сокол тряс меня так, будто я потерял сознание и уже несколько минут не откликался. Но это вряд ли, судя по его смеху. Я едва открыл глаза, как друг прыгнул на другую сторону кровати и стал дёргать меня за ногу. Быстренько убрав с лица одеяло и накрыв им учебник, я сказал: — Я не сплю. — Ага. — Чего тебе? — Эй, у нас тут спор: идти или не идти сегодня. Тут, слышь, такая штука, что девчонки-то требуют, Ростик вроде хочет, Дуло точно попрётся за своей чиксой. Мне туда, слышь, нафиг надо, да? Да. — Я не иду. — Тоже хорошо. Стоп. Мы либо все идём, либо все нет, эй. — Я плохо себя чувствую, отвали. — Ага. — Ну чего вы тут застхряли? — Слышь, помогай, этот вставать не хочет. Уже час дня! — Шом, давай, погнали. Мне Лахрка все уши пхрожужжала, что мы должны им что-то пехретащить. — Справитесь. Я реально сегодня никак не могу, блевать тянет. Сокол хотел что-то сказать, однако зазвонил телефон. Даже через километр можно было услышать голос Танюхи, которая требовательно и ворчливо диктовала своему парню список дел. Сокол отошёл к стене, потирая пальцами переносицу, пока вызов не закончился. Впервые я видел, как кто-то благодарил нулевой баланс. Парни ушли, кинув несколько угроз, что ещё вернутся и вытащат меня. И часа не прошло, как у окна оказался ещё один любопытный. Славка не стал забираться внутрь, при нём хотя бы не стоило врать. Почти. Я пытался окольными путями выпроводить его с участка, однако он оказался умнее, чем я думал. — Ты чего дома сидишь? — Надо. Спать хочется весь день, блин, не знаю. — Готовишься? Может, помочь? — Не готовлюсь, мама сказала, что передышка нужна. Славка всё равно решил полезть внутрь, однако ему помешал не я, а гвоздь, за который зацепилась его футболка. Он начал осторожно оттягивать футболку, чтобы не разорвать, а я пригляделся на открывшийся мне участок кожи. На животе Славы был синяк, возможно и не такой большой. Заметив мой интерес, он тут же опустил край футболки и с упрёком глянул на меня. — Что это? — Ты о чём? — включил он дурачка. Тогда я присмотрелся внимательнее и заметил кое-что ещё. Славка сперва сопротивлялся, но затем позволил коснуться его чёлки, под которой пряталась неглубокая рана. «Вот зачем нужна такая причёска». — Откуда? — Упал. — Серьёзно? — Серьёзно. На велике ехал и грохнулся на камни, бывает. Я вообще-то кое-что обсудить хотел. — Славка, реально, давай не сегодня. Потом. — Но… — Слава! — крикнула Крис. «Здесь сегодня проходной двор?». — Славочка, ты видел мою заколку? — Какую? — Которая была на мишке. — А что за мишка? — Коричневый. — Как подробно. — Славка, ты иди, помогай. Потом. — Но, Тёма, я… — Идём! Чуть-чуть посопротивлявшись, Слава принял поражение и пошёл за Ириской, которая уже изо всех сил тащила его куда-то в сторону. Я громко выдохнул, замотав головой. Только сейчас влетела мысль, что первую половину разговора я держал ладони в миллиметрах от его, если не касался. А судя по приятным ощущениям… «Если занят делом, то и времени размышлять о такой фигне нет. Но, надеюсь, он не подумал, что я поверил в его байку про велик». Стоило мне по наставлению родителей выйти из комнаты, чтобы поесть, хотя бы, как тут же появился Илья. И тут я понял, что совершил ошибку. Друг от обеда отказался, только кваса не поленился выпить два стакана. Картавый был весь запыхавшийся, с красными щеками, с царапиной от бритвы, взбудораженный. Когда родители ушли, я шёпотом и вкратце пересказал ему вчерашний разговор девчонок. Он лишь кивал, морщился и открывал рот. В конце было ясно одно — ничего Илюха не понял. — Я нравлюсь ей. — Ты задолбал, бхрат. Говохрил же, что она тебя из-за какого-то пахрня отшила. — Ну, может, ошибку поняла. Блин, как ты не понимаешь! — Успокойся. Ну, если это ты, то надо действовать. — Может, из Питера привезти что-нибудь? — Ага. Тебя почти две недели не будет, магнитиком тут не обойдёшься. Сейчас надо, храз есть шанс. — Он никуда не денется. — И всё же лучше храньше. На дискаче позови танцевать. Под её любимую. — Мне не до этого сегодня. «Почему всем так надо вытащить меня наружу? Картавый, уж ты-то должен понять, друг же». Учиться получалось с каждой минутой всё меньше и меньше. Час тянулся как три, прочитав половину параграфа, понимал, что отвлёкся на собственные мысли, и приходилось возвращаться к началу. Радовало, что зазубрил какие-то теоремы по геометрии, вот только толк от них, если на практике выходило не совсем так, как надо. Учебник в скором времени полетел со стола, глухо ударившись о деревянный пол. Дома было пусто, а так кто-нибудь бы примчался с вопросами «что случилось?» и с советами. Я залез под стол, едва не стукнувшись макушкой. Здесь был так тесно, хотя в детстве можно было придумать целый замок на основе этого маленького пространства. Дома из подушек были, конечно же, хороши, но зато тайник никто не мог увидеть. Под столом я мог лежать чуть ли не часами, то вверх ногами, то скрючившись, то пытаясь не касаться пола. Как-то я здесь рисовал целый город, на папиной тетрадке, потому после сильно досталось. А однажды с Ильей играли в гонщиков, делали вид, что дрифтовали по закрученным трассам какой-нибудь пустыни, толкали друг друга, бились о деревянные стенки, мешали, закрывали обзор. А теперь я горбился, сжимался, пытаясь лишь поскорее достать эту жалкую книжку и не вдохнуть доисторической пыли. Положив учебник на стул, я сперва просто сидел, а после распластался звездой на ковре. Закрыл глаза, лишь бы ничего не видеть, не думать ни о чём. «Иисус, поговорим? Давай, давай, хорошо, глаза открою. Доволен? Ты не боялся воду в вино превращать? Сколько всего: она могла не превратиться, или стать вовсе не вином, или исчезнуть, или устроить потоп, или ты мог превратить всю воду Земли в вино. Как? Даже не учитывая всех нюансов, то объясни, как ты решился на этот фокус. Оно же обратно не стало водой. Шаг без возможности как-то изменить. Вот я сделаю шаг, другой, конечно, но тоже важный. И что потом? Самому решать? Как оно пойдёт? Откуда знать, что не пойдёт плохо? Я не боюсь провала настолько, насколько шугаюсь победы. Вот, блин, туда же идут подготовленные. Кто-то, уверен, будет с собственным макетом какого-нибудь небоскрёба, который выкупят в Европе за миллионы баксов, и буду я». Я хотел было продолжить, но в зале что-то упало. Я быстро поднялся и стал искать потеряшку. Возле телевизора лежала икона, изображением вниз. Подняв её, убедился, что трещин нет, она целая. «Николай Угодник, значит. Интересно ты намёки подсылаешь. Тогда, может, ещё один? Как с Олькой быть? Почему то у неё парень из ниоткуда, то говорит, что я ей нравлюсь?» Дверь в комнату тут же захлопнулась. «И кто только устроил этот сквозняк? Ах да, это же я от скуки…». Сделав всё, что только было можно, чтобы не учиться, я вернулся за учебники. Вспомнив совет мамы, переключился на русский язык. Тут нельзя было обойтись одним чтением, так что я начал ещё и писать. Тетрадка почти кончилась, хотя, казалось, мы в школе за год меньше исписывали. Я то сидел за столом, то на кровати. Не очень было удобно во втором случае, однако нужно было хоть какое-то разнообразие. Услышав вновь голоса друзей, я быстро кинул всё на пол и накрылся одеялом, спрятав голову под подушкой. Ближе всех, судя по громкости, был Змей. — Он спит, парни! «Если бы я реально спал, то от такого крика бы тут же проснулся, придурок». — Да ну, эй, разбуди, слышь. — В натуре, где он там? — спросил Андрей. — Сокол, ты же говорил, он болеет. — Слышь, не тормози, брехня это всё. — Погнали, проверим сейчас. — Шома, — шепнул Ростик. — Шома! Книга торчит. Догадливый. Я, едва высунувшись из укрытия, пальцами подтолкнул учебник под кровать и поднял взгляд на друга. Одними губами произнёс «спасибо», тот кивнул. — Тихо только. — Шома! Слышь, вставай, придурок, ха! — Братан, поднимайся, нефиг спать. Но я продолжал неподвижно лежать, хотя было чувство, что орали мне над ухом. В детстве не мог притворятся, что спал, вечно улыбка лезла сама по себе, стоило родителям приблизится. Парни ругались, ворчали, потом обсуждали что-то про сегодняшнее утро. И по новой — доставать меня. В итоге, Ростику удалось ребят прогнать. Только перед дискотекой он сам заявился. Я уже не учился, папа вытащил на улицу, чтобы помог ему донести пакеты тяжёлые, затем заставил колесо подкачать, а под конец — пройтись и собрать огурцы на ужин. Пусть, окно в комнате и было открыто, но здесь воздух был намного свежее. Простор, свобода — всего день в четырёх стенах и уже заговорил так, будто отсидел пару лет. В шапке Змея появилась заколка с каким-то серебряным шариком. Он объяснил, что это ему как талисман подарили. Ростик выглядел довольно счастливым, улыбался как идиот, приоделся, словно на свидание. — Так странно было за Славой наблюдать. Он пытался колонку в одиночку перетащить. Он, конечно. Блин, Сокол и Дуло ему на помощь подбежали только, чтобы тот не стырил ничего, хотя он бы её до дома к следующему лету донёс бы. — С чего вы взяли, что он хочет что-то украсть, Змей? Славка, же не мы. — Такие ещё опасней, себя-то мы хоть знаем. — И что, он тоже будет на дискаче? — Ага. Шурка заставила, ещё Ириска, и Тани, и Илюха не был против. Ну, он и решил остаться. — А Оля уже там? — Да. Так, Шома, я не знаю, что ты задумал. Но я, это, короче, не имел в виду ничего такого, когда про Шуру говорил, лады? Братан, у неё с этим ничего нет. — Чего? Мне какая разница? — Ну, чтобы ты не волновался. А то опять поссоритесь, Ларка говорила, что тебе даже влепила Шурка. — Эй, стоп, не грузи. Как связан Славка с этим? И я? — Шом, тебе не за что мстить Шуре, она со Славой не мутит. Если ты опять к Ольке подойдёшь — поссоритесь, опять. Я же как друг предупреждаю, а то так и расстанетесь. — Кто? — Вы с Шурой. В тот момент мне хотелось громко, без всякой цензуры закричать, чтобы узнать, от какого дебила Ростик это узнал. Или это он настолько идиот, что придумал такое, ради того, чтобы Ольки добиться. Но, всё-таки, рядом были родители, да и соседи. Чуть огурцы из рук не выпали от такой новости. — С чего ты взял, что мы с Шурой мутим? — Все так говорят. — Кто «все»? Что выдумал твой больной мозг, Змей? — Братан, я тут тебе советы даю, а ты, блин… — Кто тебе сказал такую фигню? — Не помню я. У Лариски спроси, она обычно знает. — А она там? Кивок. Ну ладно, судьба заставила. Я, правда, не хотел идти туда. Пришлось быстро забежать домой и переодеться, толком ничего не объяснив. Едва не столкнулся с Ростиком, что стоял перед выходом, непонимающе хлопая глазами. Стоило нам дойти, как глаза ослепил чей-то фонарик. Ребята, возможно студенты, поддерживали парочку, что танцевала медленный танец на импровизированном танцполе. Точнее, это была обычная трава, ограждённая нашим воображением и количеством собравшихся. По периметру развесили гирлянды, чтобы было светлее и в стиле всяких клубных тусовок. В основном дискотеки проводились в помещении, но летом мы вытаскивали колонки, оборудование, украшения и создавали себе праздник. Организаторами чаще всего служили какие-то студенты или их братья и сёстры, но точно никто из моих знакомых. Громкая музыка начала бить по ушам, когда трек сменился. Все прыгали вразнобой, орали, якобы подпевая. Девчонки поднимали руки, закрывали глаза, смеялись, а парни, похоже, старались пробить дыру в земле с такой силой прыжка. Некоторые стояли в сторонке, дожидаясь то ли другой песни, то ли друзей, то ли драки. Я сам пару раз приходил за этим. С танцпола на меня едва ли не напрыгнул Илья. Он, похоже, заприметил меня издалека. Весь был мокрый, ещё продолжал подпевать, одновременно подталкивая меня к толпе. Ростик где-то затерялся, пока я пытался сопротивляться, и по итогу пришлось идти с Картавым. Настроя на танцы вовсе не было, но я ненадолго поддался искушению и стал сперва топать пяткой в такт, а затем и прыгать с остальными. Рядом стояли КУКУ в полном составе и Андрей, кто бы сомневался. Кто-то так и норовил снять футболку, некоторые лезли, хватали за плечи или шею и тянули в большой общий круг, пусть, мы и не были знакомы. Видя, с каким энтузиазмом отрывался Картавый, я решил отпустить всё, что волновало и отдаться моменту. Спустя песни три, стало казаться, что я сорвал голос или оглох, а может, всё и сразу. Иностранная песня сменялась нашей, попса шла большую часть времени, отчего девчонки визжали, а парни неодобрительно свистели, пока не присоединялись к общему веселью. Отдохнуть удалось только на медляке, который я ждал несколько раньше. Мы отошли в одну сторону, где курил Сокол, а Дуло тут же стал клянчить у него сигарету. Слава махнул мне в знак приветствия, а после стал болтать с Таней. Крис подбежала к сестре, похоже, спрашивая на что-то разрешения и получив отрицательный ответ. Перед тем, как уйти, она получила от Славки какой-то подарок, что сильно осчастливил малышку. — Ты что ей дал, слышь? — Потеряшку отдал, а что? — Как удобно. Эй слышь, герой. А не ты ли эту «потеряшку» забрал? — Сокол сделал пару шагов в сторону Славки. — Вы чего? — закричали на перебой девчонки. Я встал перед Соколом. — Ребят, успокойтесь. В натуре, Сокол, отстань от него. — Он у тебя дома спёр что-то, эй, а ты его защищаешь? — Чего? — удивился Славка. — Да не крал он ничего у меня. Дуло просто кипиш навёл просто так. — В смысле просто так? Шома, я… — Заткнись. Не до тебя сейчас. — Тёма, успокойся теперь ты, — сказала Шура. Она-то и нужна. — Ты была в курсе? — я отвёл её в сторонку, встретив непонимающий взгляд. — Кто запустил слух, что мы с тобой… — Нашёл что вспомнить! Это же ты начал. — Как я мог начать, если сегодня впервые об этом услышал? — Ну конечно, по-твоему такое твои пацаны сами придумали? — Причём тут мои ребята? Это вы уже помешались на слухах. Болтайте что угодно, грузите липой сколько хотите, но меня в это не впутывайте. Самой приятно в этом говне копаться? И вновь пощёчина. Мы сможем однажды встретиться без конфликта и ругательств? Я понимал, что многие взгляды обращены на нас, но не поворачивался, Шура тоже оставалась неподвижной. Ярость в нас двоих кипела не по-детски. Мы бы продолжили так стоять, словно два бойца на ринге, если бы не подбежал Дуло и не встрял между нами. — Ребят, ребят, остыньте. Не знаю из-за чего кипиш, но вряд ли что-то серьёзное, а? Домашние разборки можно и на потом оставить. — Какие разборки? — спросила Шура, скидывая руку Андрея. — Так, всё. Я умываю руки. Ну нафиг, лезть в эти личные дела. — У нас с ним не было, нет и не будет никаких личных дел. Шутка тупая, Андрей. — Не, ну парочка! Стоите друг друга… — Парочка? — Им помогаю, а они ещё и… — Андрей, какая парочка? — Я тебе об этом и говорил! — Ты начал? — Я думал, это ты! — Я только что узнала! — И я! — Стоп! — крикнул Сокол. Мы собрались в один клубок, где каждый хотел что-то сказать, но его прерывали на первом же звуке. Сокол был способен перекричать музыку любой громкости, вот мы и не решались сказать что-то, пока он не позволил бы. Кроме одной, самой наглой, с ультразвуком вместо голоса. — Шур, что у вас происходит? — Так, вы… — встряла Шура, на которую шикнул Сокол, но она лишь показала ему средний палец. — Начнём по порядку. Таня, ты считаешь, что мы с Тёмой, Боже дай сил, пара? — А нет? — Танюха даже перестала крутить локон на палец. — Все об этом знают. — Мы не пара, — одновременно произнесли мы. — Хреально. Какая пахра, вы чего? — Змей, кто тебе сказал это? — Что «это»? — Сам знаешь что. — Ну ты же спрашивал про какого-то бывшего, а Танька сказала, что вы встречаетесь. Ну и я подумал, ревность все дела. — При чём тут я вообще? — Шура шлёпнула себя по лбу. Мы не успели ещё ничего толком выяснить, а в голове уже полный кавардак. Сложнее всего было понять с чего всё началось, потому шли мы с конца. Правда, концы у всех были разными. Слишком сложный клубок, но распутать его было надо. — Оль, ты тоже думала, что мы с ней, кхм, да уж, встречаемся? — Ну да. Я же поэтому и сказала тебе тогда, что… — Только поэтому? Ха, то есть парня у тебя всё-таки нет? — Откуда? — скромно, даже с небольшим испугом от моей, видимо, кривой улыбки спросила Оля. — Я говохрил. — Хоть здесь всё стало ясно, — обнадёжил Ростик. — Шом, а что с бывшим Шуры? — Вот именно, — сквозь зубы прошипела Шура. — Откуда он вообще взялся? — Я тут причём? Мне это рассказала Ириска, а я пошёл лишь узнать откуда эта информация. Она сказала, что узнала у Тани. — Но я сама от тебя услышала, вместе с Ростей. А потом узнала, что вы с Сашей встречаетесь и подумала, что ты её ревнуешь к кому-то. — Если Кхрис узнала не от тебя, значит… Танюха. — Эй слышь! — Боря, тихо. Я ничего не говорила сестрёнке. Кто я по вашему, чтобы с ней всё это обсуждать? — Но как-то же она узнала, а? — не выдерживал я. — Подслушала. — Кто сказал тебе? — Ларка. Все взгляды устремились на Ларису, которая словно не ожидала, что её имя всплывёт в этом балагане. Не дожидаясь моих вопросов, она сказала: — Мне Андрей это сказал. — Дуло? — одновременно вырвалось у меня и парней. — Э-э-э, да? Я сам это услышал, чего вы на меня гоните? Шом, сам такое говорил. — Когда это? — После костра, я слышал, как ты что-то болтал про девчонок и то, как на Шурку что-то сработало. — Я говорил про то, как у Славки всё сработало. — Ой. — А я тут причём? — подал голос Слава. — Вот именно, — поддакивала Шура. — Мы пхросто подумали… — Вам противопоказано думать. — Эй, Шома, слышь, а зачем тогда поддакивал? — Никто из вас потому что не спрашивал напрямую. Все «бывший», «бывший». — Так ты в натуре её бывший, эй. — В каком… Почему никто не мог у меня спросить, пацаны? — Или у меня. То у меня один парень, то два, то он вообще. Андрей, а ты меньше рот открывай. И началась уже перепалка этих двоих. Славка стоял в стороне, словно вообще не мог понять, как такое получилось. Я тоже мало что понимал. Но итог главный: я не встречался с Шурой, у неё не было вообще парня, ни одного, ни двух, Олька тоже свободна, а мы, похоже, немного куку. Словно мы оказались на какой-то телепередаче, а половина ребят перестали танцевать и уставились на нас. Шура спорила с Андреем, я, Ростик и Илюха — с Танькой и Ларой, Сокол — с Танюхой. Язык бы вырвать этому болтуну, что ради юбки готов создать такой переполох. Когда терпение Дуло начало заканчиваться, он сделал то, за что любой нормальный пацан его хорошенько проучил бы. Точнее, хотел. Андрей замахнулся, чтобы дать Шурке пощёчину, мы с Соколом ринулись к ним, сделали шаг, но не успели. Наша помощь, точнее, не пригодилась. Шура спокойно перехватила Дуло за запястье и крепко сжала. Сокол грубо схватил Андрея за плечо и отвёл поговорить. Или дать хорошую затрещину, ему бы не помешало. Но кошмар для Шуры на этом не закончился. На неё накинулись почти все с одной претензией: «почему она никому не сказала, что не встречается со мной?». Ларка осуждающе мотала головой, пока Танюха уверяла, что если бы не она, то этого балагана бы не было, что из-за неё теперь и мы поссорились. — Шом, я пхравда не был в кухрсе. — Верю. — А её жалко. Тоже ничего не знала, все так накинулись. Зато у Славки снова есть шанс с ней сойтись. — Погоди. — Я подошёл к Шуре, чтобы поскорее остановить этот жуткий ор. — Хватит уже. Вы сами, блин, это всё придумали, а мы теперь виноваты. — Ой, защитник, — закатила глаза Лариса. — Надо — следи за другом, пока он чего нового не придумал про тебя. Или про Илюшу. — Э, а я тут пхри чём? — Лар, Тёма, ребята, — затараторила Олька. — Нам всем нужно успокоится. Давайте закончим, а то уже все смотрят. Мы разом обернулись в сторону танцпола, где ещё играла музыка, но уже не было стольких танцующих. КУКУ, кроме одной, отошли в сторонку от нас. Я видел, как Славка хотел приблизиться к нам, однако Шура заговорила раньше. — Спасибо, что заступился. И обняла меня. Она обняла меня. Похоже, я мало что понимал в девушках, или это норма, когда сперва бьёт, потом радуется тебе. В этой ситуации мы оказались крайними, это сблизило, хоть едва и не рассорило до последнего. Столько потерянного времени из-за одного недопонимания. Я едва коснулся её плеч, как будто тоже обнимая, и увидел спину Славки. Он уходил. Мягко отстранив Шуру, я побежал, точнее быстрым шагом направился за ним. Парни хотели ещё что-то сказать но я уже их не слышал. Казалось, что Слава шёл медленно, но всё равно было бы трудно поспеть за ним, если бы не ускорялся время от времени. Я звал его, звал, но он не отзывался. Не отзывался пока не сел на металлическое ограждение, которое прятало нас от дискотеки высокими кустарниками. Забор был абсолютно здесь бессмысленным, но кому-то было лень его убирать, так и оставили, как многое другое в нашей деревне. Я сел рядом. Молча. Но долго тишина не могла продлиться, не было у меня времени на игру в молчанку. — Славка, не знаю, что ты там себе напридумал, но половина — точно не правда. — Это был слишком большой поток информации за пару минут. — Это да, но суть не в этом. Ты видел, но это не то, то есть то, но не в том смысле. Она меня по дружбе обняла, хотя мы и не друзья. Но, блин, почему я сказать ничего не могу нормально-то. — Тём, меня это не касается. — У нас с Шурой ничего нет, слышишь. Она твоя, я не претендую ни на что. Поверь, в её вкусе явно ты, а не я, ещё узнаешь. — Зачем ты это говоришь? — Ты реально тормоз? Я же понимаю, что она тебе нравится. Ты наслушался всего, поэтому и переживал, да? Ну она та, которая как ты, а? Мне-то ты можешь спокойно всё сказать, знаешь же. — Не интересует меня Саша в этом плане. — А кто тогда? Мы сидели близко. Я это заметил слишком поздно. Раньше даже внимания бы не обратил, пока не понял, что Славка начал тянуться ближе ко мне. Он смотрел то мне в глаза, то на губы, как и я. Секунда, всего одна секунда, в которую могло случится что угодно. Но я вовремя спохватился. Двумя руками толкнув его, упал сам. Мы находились по разные стороны забора, глядя друг другу в глаза: я — со страхом, он — с долей, я надеялся, стыда. «Какого хрена?». *** Она была прямо передо мной. Я оттягивал этот момент как мог: бродил змейкой между домов, замедлялся, обходил пару раз по большому радиусу. Но никуда было не деться. Такая пустая, несущая в себе лишь историю нескольких людей, в том числе и мою. Даже те, кому она была когда-то важна не оставили своего следа. Церковь выглядела совсем худо. С одной стороны несколько сгоревших балок, угольки, выпавшие и разбившиеся белые кирпичи, куча пыли, хотя противоположная часть и выглядела в разы лучше, целее. Территория была огорожена, но всем было, разумеется, плевать. Никто не контролировал, тем более, по воскресеньям, говорил отец, сюда продолжали ходить на службы. Признаться, сколько бы его ни слушал, до сих пор не знал храм у нас или церковь — всё одно, даже для сына священнослужителя. Бывшего. Шаг ближе отдалял меня от настоящего. Метр за метром, месяц за месяцем. Та же одежда, та же церковь, то же время года. Словно кто-то посадил во временную петлю, машину времени: я касался деревьев, ходил по тропе, видел те же пейзажи, слышал те же звуки, что и когда-то в две тысячи седьмом. Почему вне деревни я забывал всё, а сейчас воспоминания готовы утопить меня в жутком цунами? Словно в насмешку, поднялся ветерок, который завихрил клуб пыли, заставив меня отойти в сторону. Заставив вернуться в реальность. Но только на минуту. «Давай, Иисус, веди. Твой же дом? Так помоги сейчас, раз тогда не стал мешать» Я всегда думал, что себе-то не врал. Как можно так? Однако уверенность в этом пропадала с каждым днём, потому хотелось увидеть знак, если не ответ, на хотя бы один из вопросов. Казалось, что любая находка или потеря — намёк. Словно Бог оберегал или подталкивал. Только, вот, я всегда был плох в понимании намёков. Вокруг ещё пахло сгоревшим деревом, краской и воском. Я встал у целой части церкви, прислушиваясь к едва устоявшейся тишине. Такой хрупкой, как терпение преподавателя на пятых парах, такой нужной, после того, как только и слышал, что хруст да шуршание под ногами, такой родной, потому что я всё-таки был дома. У этих стен я чувствовал защиту. Мы с самого детства грезили о плаще-невидимке, однако никто его так и не нашёл. Зато, кажется, существовал купол-невидимка. Золотой крест сродни радиоантенне, что передавал сигнал на определённое расстояние, а после — ничего. Так и мы когда-то. Попали под эту защиту, когда, казалось, шансов уже нет. Пальцы коснулись кирпичей, тут же став белыми. Я не молился, не крестился, не хотел сейчас, незачем. Только делал шаги то вправо, то влево, порой присаживался, отряхивая кирпичи от пыли. Однако ничего нужного не находил. Я толкал некоторые внутрь, какие-то, особо хлипкие, пытался вытащить, но то ли сил не хватало, то ли все дыры решили заделать, а не притвориться, что заделали. «Да ну! Так и знал, конечно, но надеялся, что просто память плохая, потому и казалось, что ты должна быть тут. Найти тебя среди мусора или остатков стены? Интересно». Начал я с самой церкви. Приходилось время от времени прятаться, так как эта часть выходила на тропу, а не хотелось, чтобы кто-то подумал, что я тут вандализмом занимался. Краска забивалась под ногти, проникла словно внутрь через нос и обосновалась в лёгких, тяжёлым пыльным занавесом окутав их. Не рассчитав силы, я мог слишком сильно ударить палкой или камнем, откалывая уголки и без того поломанных кирпичей, а осколки падали то едва заметно, то попадая на пальцы ног. В некоторых местах были видны нацарапанные рисунки или надписи: кресты, смайлики, имена. Ругательств, разумеется, никто не писал, они только могли быть на заборе, или доме, или дереве, или машине. Ладно, много где, но главное — не на храме. Какие-то кирпичи получалось вынуть, хотя бы частично, однако внутри — пустота. Я ковырялся, насколько пальцы дотягивались, однако максимум, что получалось найти — бетонный мусор и мёртвых насекомых. Отчаяние начало простирать ко мне свои руки, намекая, что ничего я здесь не найду. Разрушенное здание знаменовало разрушенный мост между нами, который нельзя было больше выстроить. Я сам тогда так захотел, точнее, не совсем так. Но хотелось верить, что я ещё смогу убежать, не попасться в ловушку, что кажется простым объятием. Но только бы прикоснулся, как потерял бы всякую надежду. «Я под защитой. Остаётся только один вариант. Один хороший вариант. Искать в обломках, рыться и молиться, что оно будет здесь». Спустя пять минут до меня дошло, что всё это глупо. Я мог перерыть всё в радиусе нескольких метров или километров, да без проблем, вот только смысла в этом не было. Под одним осколком меня ждал уголёк, под другим ещё несколько, под мусором — земля и так до бесконечности. Я сел на небольшую горку, уткнувшись лбом в кулак. Крестик в эту секунду показался мне неестественно холодным, разгорячённая кожа обжигалась об этот «лёд». Или он пытался вобрать в себя всё негативное, что навалилось в секунду, как я перестал надеяться. Перестал, но не полностью, честно. Стены церкви, её родные купола — какой же она казалась огромной, когда я был маленьким. Такой же казалась и сейчас, когда я сидел в паре метров от неё. В моменты счастья и печали, тоски и вдохновения, потери и приобретения — всегда хотелось бежать сюда, ведь, приучили, что храм — место спасения, место, где Бог услышит тебя. Но он слышал меня везде, потому церковь нужна была лишь для того, чтобы ненадолго спрятаться от мира, от людей, даже от родителей, которые видели вещи поважнее собственного ребёнка, когда рядом — иконы. Купол-невидимка — в самом деле? За спиной послышались шаги, кто-то приближался шаркая по земле и камешкам, остановившись в двух шагах от меня. Тень легла, перекрывая мою собственную. Человек явно хотел заговорить первым, но выжидал чего-то, а я боялся. Повернувшись, я увидел его. Стоял весь в чёрном, даже часы были такие, повзрослевший, с немного иной стрижкой, но своим стилем, с довольно аккуратной, будто даже не сам брился, щетиной. Так хотелось ему улыбнуться, но не смог, потому только молча смотрел то ему в глаза, то себе под ноги. Раздался голос: — Боялся остаться без этой бумажки?