Три черничных полосы

— С возвхращением! Илюха стоял возле машины, и кинулся с распростёртыми объятиями, стоило ему увидеть, как я выходил из здания вокзала. Моих родителей он поприветствовал более сдержанно, зато на меня он был готов несколько раз запрыгнуть. — Меня не было десять дней, придурок. — И что?! Как пхриедем, всё храсскажешь! Ой, кстати, поступил? — Пока не известно, результаты через пару дней. — Наболтаетесь мальчишки, — сказал папа. — Тем более, что веду я. — Дядя батя, вы чего, нохрмально же общались. Эй! Я дома. По Картавому, конечно, скучал больше всего. Мы даже не могли созваниваться, один раз поговорили минут пять, так у меня едва ли не в минус баланс ушёл. Илье бы понравилось в Питере, ему бы везде понравилось, лишь бы быть свободным и не одиноким. Десять дней пролетели быстро, хоть минуты перед экзаменами и тянулись словно часы. Я читал в поезде, в отеле, в метро. Один раз чуть не врезался в столб. Однако сразу после первого экзамена мама потащила на прогулку по городу. Столько там храмов, церквей, соборов — у отца аж дух перехватывало, он едва ли был способен говорить. Только и норовил, что зайти куда-нибудь, сфотографироваться снаружи, словно мы туристы какие-то. Университет тоже оставил хорошее впечатление. Здание рядом с метро, огромное, с белыми колоннами и окнами с человеческий рост, если не больше, а у забора посажены цветы. Внутри холл, напоминающий дворцовый, что, возможно, вполне обыденно для Питера, громадная мраморная лестница, такие я только по телевизору видел и на картинах разве что. В аудиториях, в которых мы писали экзамены, помещалось больше сотни человек, везде деревянная мебель, но не старая. Когда было немного времени, то я успевал осмотреть некоторые коридоры, в которых стояли или висели работы студентов. И они были великолепны. Я умудрился познакомится с одним из поступающих, мы одновременно покинули аудиторию после того, как дописали математику. Он выглядел лет на пять старше меня, но, как выяснилось, ему всего восемнадцать. Ваня оказался очень болтливым и доставучим, всё болтал о том, какие примеры он решил правильно, а в каких мог допустить ошибки. Он был местным, жил у соседней станции метро, но спокойно мог дойти пешком до вуза, и, в отличие от меня, не приходил с родителями. Пусть, Ваня поступал не на архитектуру, наши экзамены были схожи. Он согласился, а точнее предложил сам, небольшую помощь, чтобы мы не тратились на гостиницу. Мы обменялись номерами телефонов, и Ваня просто позвонит мне, чтобы сообщить о результате, а нам не понадобиться ещё на несколько дней продлевать номер. Если всё будет удачно, то папа сам отвезёт меня в город. Рассказ о проведённых днях в Питере позволил мне отвлечься, вернуться в прежнее состояние, каким я был до экзаменов. Илья едва ли не взрывался от переполняющей его информации, которой он сильно хотел поделиться со мной, не с кем-нибудь, со мной. Так что от одного болтуна я приехал к другому, просто более родному. Дорога, что вела в Скугры, прокладывала мне путь к тому вечеру, о котором я старался не думать, но думал. Из-за всего, очень невовремя, появлялись дурацкие мысли: то из-за чёрной одежды, то из-за схожей чёлки, то какие-то правила в математике, то из-за песен и голосов, которые я слышал вокруг тогда. Хотелось в какой-то момент отключится, выключить чувства, все, которые есть, и оставить только мозг. Только, не помогло бы. Я мог не видеть, не слышать, не дышать, но никто не вырежет прошлое из головы, за любые деньги. В тот вечер я сбежал. Ушиб зад, он тоже, наверняка, что-то отбил себе. Честно, даже никак не вспомнить, звал ли он тогда меня, но и не важно. Теперь всё встало на свои места, увы. Это были предупреждения. Я столько корил себя, а мне Бог знаки посылал, не может же быть всё так просто. «И я ещё его столько защищал. Ради чего? Судя по Илье, он ничего не знает, отпад. Хотя, когда Картавый был в курсе событий-то». — Шома, ты здесь? — Ага, да, продолжай. — И что я говохрил? — Про паспорт Сокола. Картавый, не подловишь. — Молодчик, бхратан. Так вот, четыхре часа. Четыхре часа он сидел, чтобы пхросто это дебильное заявление написать, ещё и платить потом надо. — Не ругаться, — вбросил папа. — Понял, дядя батя. Ну ты догнал, лучше не техрять паспохрт. Он тебе всё в кхрасках ещё опишет. Так, пхро кого ещё я не храссказал? — Про себя, — ответила мама. — Илюша, как ты в эти дни-то жил? — Да хохрошо жил. Как обычно, только не хватало вас. — А яблок сколько осталось в ведре? — Каком ведхре? — Вот блин! — крикнул папа, резко свернув вправо. — Урод, прости Господи. — Братан, мы же знали, что так будет. Зато тёте Даше дерево не портил в эти дни. Так сколько сожрал? Он показал пять пальцев. Даже мало, мы ему ведро с горкой оставляли, думали вообще не останется. С другой стороны, повод попросить шарлотку из оставшихся. Или несколько. Про Славку, разумеется, я не спрашивал, как бы ни хотелось. Стоп, вовсе не хотелось. Стоило из машины выйти, как всё тяжёлым грузом вбилось в голову. На экзаменах получилось отвлечься: мучился из-за того, что не мог запомнить всего, или ночью бессонница хватала в плен, или мы выбирались на прогулки, заходили в недорогие столовые и сидели там, разговаривая часами напролёт, словно старые друзья, что не виделись со времён окончания школы. После последнего экзамена мы купили продуктов, готовой еды и засели в небольшой комнатке отеля, смотря глупый сериал. На столе появился довольно заметный пыльный ковёр, без рисунков, как скучно. Всё валялось на том же месте, подушка с той же вмятиной, из-за того, что я, проспав, кинул её в угол, а забытая тетрадка висела на половину в воздухе, буквально миллиметр в сторону и упала бы. Я дома, но при этом странное чувство бродило по телу, играло с душой, щекотало нервы. Словно я успел немного позабыть об этом месте, словно оно мне не родное. Возможно, это лишь побочный эффект от поездки, ведь нечто похожее бывало, когда гостевал у бабушки. Но в меньшей степени. Влиться в поток жизни было не так просто, как изначально казалось. У каждого и без меня были свои дела, проблемы и планы. И пока меня не было, то и имя моё вычеркнули на ближайшее время. Раньше, стоило только выйти, как кто-нибудь подвернётся, или я заранее знал, куда идти, или же шёл к забору, а дальше отдавался воле судьбы. И последний вариант показался мне сейчас наиболее верным. Я заметил знакомый силуэт, промчавшийся вдоль спуска и спрятался меж домов. Пошёл в ту сторону, хотелось хоть поздороваться. Однако, стоило зайти за кусты, как я не увидел никого. Зато спустя минуту услышал. — Нашла! Ой, Тёмочка! Ириска подбежала и запрыгнула на меня, крепко обнимая. Я присел, чтобы подхватить её, и начал кружиться. Она хохотала, а когда поставил её обратно на землю, то начала тараторить о какой-то хитрости в ведении бизнеса, и что листья берёзы сейчас обесценивались. — Смотри, какой красивый, — воодушевлённо сказала Крис, показывая мне камень. Он показался мне совершенно обычным, пока не заметил небольшой узор в виде спирали. — Где же ты его откопала? — Здесь. Как думаешь, за него будет правильно просить сто денег? — Нет. Нужно сто пятьдесят, как минимум. — Да! Разговаривая с Ириской, а точнее выслушивая её болтовню, я даже не заметил, как к нам неслась ещё одна девчонка. Она врезалась в меня, но не рухнула, на том хорошо. Её лицо было мне совсем не знакомым, разве что редкие черты, например, глаза. Я, конечно же, не знал всех детей в деревне и не хотел. Девочка выглядела старше Ириски, что, возможно, казалось мне из-за небольшой разницы в росте. Её каштановые волосы были довольно длинными, заплетёнными в косу, на лбу чёлка, а в ушах — цветы. Нет, в самом деле, на мочках красовались цветки с красными лепестками. — И кто так спешит? — Это Вася, — ответила Ириска. — Прикинь, она была три недели в лагере. Одна! Наверное, так классно! — Если бы не купались в речке, то было бы очень скучно. Нас все считали малышней. — Жаль, я своё уже упустил. А может, и не жаль. Раз там так скучно. — Ты ничего не понимаешь. Не слушай Тёму, он просто не разбирается. «Ну отлично, я ещё и ничего не понимаю». — Принесла? — Крис с любопытством наклонила голову, пока Вася что-то прятала в кармане. — Да. Двести двадцать денег. «У них тут всё серьёзно». — Покажи! Что такого может стоить столько? Вася ухмыльнулась, вздёрнула подбородок. Она достала подобие креста, грязно серебряного цвета, верхушка его была закруглённой, казалось, что подобное я видел. Оно было связанно с чем-то древнем, быть может, Египтом или Грецией. У Ириски загорелись глаза. Но стоило ей протянуть руку, как к нам подбежал ещё один человек. — Ну и куда ты убеж-жала. — Славка запнулся, стоило перевести на меня взгляд. Я тут же занервничал. Однако вся тревожность даже не успела и на секунду остановиться на Славкином лице. — Вася, я тебя предупреждал, что будет, если ещё раз возьмёшь вещи без спроса. — Я просто показать. — Показала? Он вытянул ладонь и девочка неохотно вложила украшение в неё. Воцарилось молчание, которое быстро прервали. И не дети. — Она что-то ещё натворила? Вы так смотрите. — А вы, — пересилив себя, начал я, чтобы хоть что-то сказать, — знакомы? — Это мой брат. «Вполне логично». Чтобы не создавать напряжения, я ушёл, попрощавшись с девчонками. За спиной ещё слышались голоса, но мне не было никакого дела. Но избежать проблему не получилось, когда эта проблема нагнала меня недалеко от тропинки. Я, конечно, слышал быстрые шаги, однако молился, что это кто угодно другой. Славка держал меня за локоть, от чего я мигом сжал кулаки, и он отпустил, подняв руки. Словно испугался, что я его в самом деле ударю. Тяжело сглотнув, я повернулся к нему, лучше было поговорить сейчас, чем избегать Славу до конца лета и пугаться каждого его слова. — Сегодня приехали? — как ни в чём не бывало спросил Славка. — Я удивлён, что ты подошёл. Наглости, блин, хватило. — Эй, Тёма, не кипишуй. Ты чего такой злой? Поездка не удалась? — Хватит строить из себя придурка, а, может, и не строить. Или ты думаешь, я забыл ту фигню, что ты хотел сделать? — Тёма, я… — Даже если ты пошутил, то очень фигово. У нас за такое можно не только зубов лишиться. — Я просто был честен, — на выдохе, с долинкой разочарования сказал Слава. — Засунь эту честность себе в зад. Даже не станешь оправдываться? — За что? За то, что я не контролирую? — Мог бы не проявлять этого? — Ты сам спросил. Я никому ничего не говорил, да и вы не спрашивали на прямую. Я и привык лгать, но не тем, кто мне нр… — Завались! — я так громко рыкнул, что стало самому неуютно. — И знать не хочу, хоть и знаю. — Но мы можем продолжить дружить, я же не настаиваю ни на чём. — Думаешь, я буду с таким дружить? Это ненормально, Славка. — Ага. — Советую держаться от нас подальше. И парням ни слова, ни о чём. — И не думал. Не прощаясь, я зашагал подальше от Славки. Стоило обернуться, как увидел, что он стоял всё там же, только почти спиной ко мне. Одна рука сжимала волосы на затылке, другую он спрятал у лица. Странные порывы старой дружбы отзывались во мне неприятным и неуместным благородством. Хотелось приобнять, позвать выпить лимонада или же просто поболтать о Питере, о котором обещал некогда рассказать, чтобы сравнить с тем, что слышал от Славки. Но больше ничего не хотелось, я чётко сказал себе, что этого нельзя было допустить. Это было правильно. «Только себя я не ощущаю теперь правильно». Дойдя до середины склона, понял, что ещё несколько раз оборачивался. Где-то внутри таилась надежда, что он подойдёт, но она боролась с кипящей ненавистью. Если бы побил, может, стало бы легче, но рука не поднималась. Тем более, пацаны бы что-то заподозрили бы из-за такой резкой ссоры между нами. А если узнают, начнётся: «мы говорили». Или чего хуже. В паре метров от забора меня встретил Илья, с усами от кефира и синими губами. Грязные ладони он вытирал об одежду, параллельно подбегая ко мне и что-то бормоча себе под нос. Возможно, анекдот придумывал, смеялся много. — Вот ты где, идём. — Картавый, ты знал, что у Славки сестра приехала? — Васька? Да, она в духрака обыгхрала Сокола. Однажды, но он запомнил. А что? — Да так, столкнулся. Чего не рассказал, раз знал? — Я тебе кто, чтобы всё помнить? Сам бы спхросил, я же сказал, ну, что мог забыть. — Больше про Славку и окружение, скажем так, нет новостей? — Нет, пхро него точно. А кого ты имеешь в виду ещё? Я помню что ли, пхро кого говохрил, пхро кого нет. В голове всплыло ещё одно имя. — Ты прав, забыл. — Илья поднял брови, словно долго ждал и надеялся, когда же я назову нужное имя. — Что с Шурой после того вечера? Злится? А остальные? — Кх, она в нохрме. Сокол за неё вступился хохрошенько, сам увидишь. У Дуло до сих похр остатки фингала, а у Змея, вхроде, зажило. Я обошёлся подзатыльником лёгким. — Она обижается на меня? — Откуда знаю, сам спхроси. Но в КУКУ всё по пхрежнему. Я закивал, но скорее своим мыслям, нежели тому, что сказал друг. Илья повёл меня к забору, попутно спросив: — Больше ни пхро кого узнать не хочешь? — Нет. *** Я молчал. Взгляд бегал туда-сюда, но больнее всего было смотреть на пустые ладони. Я так ничего и не нашёл, что значило — потеря ещё одной части. Но, честно признаться, когда рядом стоял дорогой на все времена человек, то легче немного. Годы изменили обоих, а казалось, что и не расставались никогда, даже одежда та же самая. Только причёски изменились, да очки у меня появились. — Откуда про бумажку знаешь? — усмехнулся я, заранее зная ответ. — Я всё знаю. Так что, ты из-за этой фигни сидишь гхрустный? — Я не грустный. — Ну конечно. Зачем ты ещё бы здесь торчал. Спустя столько лет. — У тебя почти получается. — Это хредкий случай. Я как-то пхривык уже, некотохрые считают, что это — моя изюминка. — Это точно. Илья сел рядом со мной, почесал щетину, осмотрел развалины. Было скорее обидно, нежели грустно из-за того, что зря прорыскал здесь всё, чтобы в итоге оказаться ни с чем. Пусть, Картавый не мог понять всех переживаний, зато он мог оказаться в нужный момент рядом. Он мог замолчать (наконец, это качество появилось) в нужный момент, порой говорил тупые шутки, от которых кто-то бы начал краснеть, но только не я. «Иронично сидеть на развалинах. Когда пытаешься отыскать и в голове, и наяву среди этого рухнувшего, некогда прекрасного, но уже хлама… что? Я пытался отыскать ответы на то, почему же поступил некогда так, а не иначе, можно ли было бы что-то исправить. И что бы я исправил? Самый тяжёлый вопрос со времён философии на первом курсе». — Так ты боялся потехрять эту бумажку? Или е?.. — Заткнись. — Понял. А помнишь, как мы бегали здесь детьми? Где-то ещё посадили дехревце, но оно сдохло за год. — Да, были времена. Я как-то ночевал у порога церкви, назло бате. — Знаю, я же тогда тебя хразбудил, уронив кахртошку на голову. А когда-то, лет пятнадцать назад, наверное, сидели также в обнимку, пхрячась здесь, пхрогуливая школу. И снова так: ты лохматый, я кахртавый. Я немного усмехнулся. — Дерьмовое у нас было детство, презирать имеем право сколько угодно. Но, когда так посмотришь, то… — В те моменты оно не забывало о нас. Детство. Жаль, что нельзя вехрунться. — Ты хотел бы? — Нет. Но было бы интехресно. И мы вновь замолчали. Комфортная тишина прерывалась редкими минутными разговорами о повседневном, всё-таки мы не виделись порядка года с Ильёй, если не полутора лет. Он стал казаться чуть выше, но это скорее из-за относительно прямой осанки, голос остался мягким, хоть и после окончания школы у него несколько он понизился, словно не успел это сделать раньше. Картавый хвастался, что учился в колледже Дна, даже закрыл первую сессию без троек, в отличие от второй, после которой его отчислили за частые прогулы. Взяв пример с моего отца, Илюха таксовал в свободное время, порой это оборачивалось боком из-за незаконности поездок, но серьёзных последствий пока не было. Друг задумывался о том, чтобы снова пойти учиться, однако боялся, что это не позволит ему работать на полную. Нужно было выбирать. Я встал и начал отряхиваться от белой пыли, зато Картавому было на неё всё равно, хотя с его чёрным нарядом это имело ещё худшие последствия. Друг беззаботно пожал плечами, ожидая, когда я решусь что-то сказать. Но не дождался. — Погнали, дядя батя ждёт. Он уже мангал достал, шашлыки будут сегодня. — И ты там будешь? — Я бы из Дна пхрибежал хради такого. Так что, иди сюда уже, потом насмотхришься на стену. Это не здесь ты оставил эту надпись? — Нет. Он говорил про дерево. С одной стороны, было странно, что вспомнил это, а с другой, из-за того случая ему неплохо так влетело. Так что доля моей вины присутствовала. — Картавый, тебя кто так бреет и стрижёт? Не поверю, что сам, у тебя, блин, руки кривые. — Эй, пошёл ты. А что, вообще жуть? — Наоборот, выглядишь не как школьник-переросток хоть. — Она, она делает, если ты об этом. Не зхря же захрабатывает так. *** Хоть я и знал, что до объявления результатов ещё два дня, но всё равно был как на иголках. Вспоминал свои решения, задачки, вспоминал чужие ответы, пытался решать это заново, но только ручка касалась бумаги, как силы и мысли покидали меня. Если бы не парни, то и вовсе бы с ума сошёл, а так каждый день то туда, то сюда, то помочь где-то, то подсобить. Прошлой ночью, когда шли по домам, заметили странное копошение неподалёку от дома Илюхи, однако компания сбежала, стоило пацанам увидеть нас. Возможно, то были те же придурки, что и нам со Змеем досаждали. А, вот, кто ещё досаждал, так это Славка. Точнее его присутствие в нашей деревне. Я думал о нём, когда смотрел на их дом, когда видел Васю, когда видел его. Отдать должное, даже не подходил, но здоровался обычным «привет» или кивком. Мы с Андреем договорились, что тот купит бутылки две лимонада, я даже дал ему немного мелочи, чтобы было честно, однако прошло уже полчаса, а его всё не было. Мы с Илюхой ушли его искать, а как вернулись, так увидели, что забор пустовал. Тогда пришлось разделиться. «А пить-то хочется, жесть. Я взрослый, а значит, ничего страшного в этом не будет». У меня дом был, так что разок можно было и зайти. Хоть я и стоял возле колонки минуту, но всё равно не стал пить из неё, забежать на пять минут вполне возможно, особенно, когда время всего два часа дня. Точно не загнала бы, или так я себя утешал. Забежав на кухню, коротко поздоровавшись с мамой, я тут же схватил графин с водой и едва не начал пить из горла. — Артём, — недовольно протянула мама, — стакан для кого придуман? — А-а-да. Стакан высушил за пару больших глотков, налил сразу же второй, как мама попросила меня не спешить. Я обернулся, оперевшись о раковину, смахнул пот со лба. Мама не особо смотрела на меня. Она была занята чем-то в записной книжке, пока рядом лежал телефон. — Что делаешь? — Бабушка твоя в кой-то веки решила сходить к стоматологу. Вроде бы взрослая женщина, а этих врачей как огня боится. Ищу, может, записывала что-то. — А в мобиле нет? — Там только один номер, остальные здесь, наверняка. — Зачем вообще всё в блокнот этот переписывать? Всё в мобиле же есть, и достаточно. Никогда не потеряется. — Это. — Она помахала записной книжкой. — Надёжность. Ваши телефоны день живут, два, а потом возьмут и сломаются, а мне что делать? — Всё сохраняется. Уже другие времена. — Ой, не стой над душой, Тёма. «Лучше послушаться». Мы договорились встретиться возле одной кучки сухой травы, которую навалили, пока меня не было. Она уже достигала в высоту метра полтора, а то и больше. Правда, когда Илья пару недель назад запрыгнул на похожую, но поменьше и в другом месте, то случайно раскидал траву, совсем немного, а мы потом это вместе и убирали. Точнее, сперва решали, кто это должен убрать. — У него топохр, пахрни, я один это не успею убхрать. Ну в натухре, слабо помочь? — И кто? — спросил я. Все взгляды устремились на меня. — И не надейтесь, я в прошлый раз его доставал, когда с лодкой попал. — Ты тоже был в лодке, слышь. — Но не грёб же. Не, парни, и не надейтесь. Змей и Дуло уже спрятались за моей спиной. — Эй, слабаки, хорош, как бабы. И кто это будет убирать? — Самый старший, считаю, — ответил Славка, скрестив руки на груди и пожав плечами. — А по мне, эй, так это должен быть тот, кто больше бесит. — И снова ты, как прекрасно. Мы прыснули, хотя сам Слава и бровью не повёл ни от нашего смеха, ни от грозного рыка Сокола. Боря так быстро подошёл к нему, схватил за ворот, мы даже не успели моргнуть. Славка встал на цыпочки, а его лицо было всё ближе и ближе к лицу Сокола. Разнимать полез Андрей, хотя казалось, что Славе было совсем всё равно. За это Дуло и остался помогать, а за ним и Ростик, и я, чтобы не было скучно. В самом конце даже Сокол присоединился, для вида больше, но всё же. Я шёл аккуратно, не понравился взгляд одного из псов, пусть, тот и был прикован цепью к будке. Хотя, такое чувство, что если бы он захотел, то оторвал бы её от земли и побежал бы безо всяких усилий. Глядя ему в глаза, я вдохнул полные лёгкие воздуха и, задержав дыхание, словно это как-то могло помочь, направился к месту встречи. Уже доходя до угла одного из домов, я заметил, что пёс задремал. Выглянув из-за угла, заметил, что на скамейке сидели Ростик и Илья, а вместе с ними — Славка. Голоса друзей мне были слышны, но его — нет. Спрятавшись, я стал подслушивать. Но интересно мне вовсе не было, так случайно вышло. Время от времени высовываясь из-за дома, я заметил, что у Славки свежий фингал под глазом, даже скорее на скуле. Довольно большой, словно ударил великан какой или кто-то метко попал пару раз в одну точку, а возле носа была ссадина, с застывшей струйкой крови. Парни допрашивали Славку о том, что же с ним приключилось. Разобрать всё было довольно трудно. Сперва Слава отпирался, потом что-то говорил на совсем другую тему, потом Ростик что-то заговорил про Сокола, а Илья и вовсе молчал, надувая пузыри из жвачки и громко ими хлопая. — Да неважно, говорю же. Знал, что однажды влетит. — За внешку? Ну ты кадр, конечно, размалёванным ходить, Слав. — А там не было такого, метхра под два? — Нет-нет. Я их впервые видел. Правда, парни ну всякое бывает. Один там, правда с разбитым лицом ходил, жесть какая-то. Словно его под машину бросили. — Да ну? — крикнул Ростик. — Во дела. Ты как Картавый делай — ножик носи. — Ага, так будет пхроще. А сколько было этих пхридухрков? — Двое. Ну, шло двое, а ударил один. Он что-то сказал, но я после удара слышал плохо. И ушли потом. «С разбитым лицом? Кажется, я знаю, кто это был». В это время с противоположной стороны к ребятам шёл Андрей. Пока он не заметил меня, я чуть отошёл от края дома, лишь бы не появляться, пока там Славка. В душе боролись два чувства: радость, что справедливость восторжествовала и он получил хоть парочку тумаков, хоть это и вряд ли бы помогло выбить всю дурь из его головы, и злость. Казалось что-то неправильным в этой ситуации, а именно — то, что этот болтун считал, что может диктовать свои порядки. Мои мысли словно воплотились в реальность, поскольку недалеко от леса я заприметил знакомую тройку: высокий, болтливый и никакой. Синяки с лица почти сошли, и вовсе он не выглядел так, словно его машина переехала. Дурацкий голос в голове шептал что-то, но я сам не мог разобрать что. «Сукин сын. Ну, пока Славка там, я всё равно к пацанам не выйду». Я передвигался так, будто попал в «Миссия невыполнима». Но только первые метров десять, а потом спокойно побежал за тремя придурками. Они словно были совсем глухими, я так топал, когда приближался, но реакции не было никакой, пару раз крикнул «эй», однако тем было абсолютно всё равно. Уже находясь в черте леса, я остановился у одного из деревьев, чтобы отдышаться. — Эй, вы! «Наконец!». Двое встали перед болтуном, а высокий и вовсе был готов нанести первый удар, однако «главный» их попридержал. Он дотронулся рукой до одного из синяков и выплюнул вопрос: — Чего надо? — Молодец, что шавок своих держишь. Но они тебе не помогут, если ещё раз с нифига будешь на моих гнать. Мало было? — Ты о чём? — Сам знаешь. — Так, блин, отойдите. — Он оттолкнул друзей. — А ты чего прикопался, а? — Узнал, что ты моего, друга, побил недавно. Пришёл пояснить, раз ты такой тупой. — Слышь, да я после тебя вообще никого не трогал, дебил. Хотя, может, стоит, начать? Он подошёл ближе, а я так и остался на месте. Раньше бы первым ударил, или отошёл, или хоть оттолкнул, но болтун настолько меня достал, что не было никаких сил действовать. Он был похож на пружинку, которая гнулась в одну сторону, в другую, но всё равно торчала в одной точке. Болтливый выпятил грудь, что-то спрашивая у друзей, пока те стояли и не вмешивались. Знали, что если я сорвусь, то не смогу против большинства идти в одиночку. «Трое на одного… если так пойдёт. Ничего святого у них». Болтун всё же решил действовать, а не только говорить. Он замахнулся и направил кулак в моё лицо, однако не рассчитал, что я смогу спокойно увернуться. Даже не понадобилось делать и шага. Зато мне выдался идеальный момент, чтобы показать себя. Пока его рука была рядом, я схватил за локоть и плечо, легонько оттолкнул этого идиота. Он не упал, хотя мог. — Слышь, ты нарвался, — подал голос высокий. — Юрк, давай я его… — Эй, ну! — ответил болтливый, которого, по всей видимости, звали Юра. — Иди лучше, бритый, пока не наваляли. Но это не конец. — На тебя мне пофиг, и на твоих шавок тоже. Чтобы больше не подходил ни ты, ни кто-то из твоих. Того фрика это тоже касается. — Кого? — Челкастый, — подметил третий. — На кладбище ошивается вечно, странный. — А-а! А с чего вдруг ты таких защищать начал? — Да они все с ним скорешились, Юрк. — Хе, во как. — Юра почесал подбородок и, сплюнув, продолжил. — Не трогали мы его. Пока. Но ты не волнуйся, навестим теперь, да? Все трое заржали, аж слюни до меня долетали. Но больше говорить не было желания ни у меня, ни у них. Парни ушли, толкнув каждый меня плечом, пока я стоял на той же точке, собирая весь пазл. «Получается, он наврал? Тогда кто его побил, и какого хрена он на них свалил? Славка, тебе хана». Пока я шёл к пацанам, немного размышлял о том, как объяснить опоздание, не выдав новой потасовки. Однако всё оказалось довольно просто, потому что они даже и не заметили, что я опоздал. Лишь Ростик для приличия крикнул «чего так долго?», но все продолжили болтать, не дожидаясь ответа. Славки, разумеется, уже не было рядом, и это хорошо. Пока мы шли к забору, Сокол ворчал из-за Танюхи, которая ворчала из-за Ларки, а та в свою очередь — из-за Андрея. Но это порой перебивалось восторженными возгласами Змея, который не мог успокоиться из-за того, что Оля ему подарила плетёный браслет. С чего вдруг пацану из-за такого радоваться? — Картавый её проводил тогда, на машине. Он же у нас водила настоящий. — Отстань, Змей. Попхросила — помог. — Ага. Она завтра вернуться должна, надо сюрприз, может, какой сделать. Пока Шомы не было, я-то поднялся хорошо-о. — Завались уже, — устало рявкнул я. — У тебя ноль шансов, поверь. — Ага-ага. Пока ты не отступишь, я буду бороться с такой силой. С…с…с огромной, вот. Илья закатил глаза, однако разговор наш прервал. Он отвёл меня в сторонку, сославшись на то, что шнурки развязались. Парни кивнули, а я крикнул им, что мы скоро будем. Картавый присел, и тогда я заметил, что всё в порядке у него с обувью. — Шом, помнишь, я спхрашивал, когда ты пхриехал, не забыл ли ты о ком спхросить? — Я должен был узнать, как Змей подкатывал к Ольке? Делать мне больше нечего. — Не о нём. А о ней. Сколько пхрошло, недели две с отъезда? Ну почти. Мы пхродолжили игхрать, я столько узнавал, лишь бы ты знал, но ты ничего же, блин, не спхросил. — Не начинай, Картавый. Забыл, бывает. Можешь сейчас рассказать, раз вспомнил. — Шом, она тебе вообще нхравится? Это вопрос меня застал врасплох. Из-за его абсурдности. Сколько раз я это говорил, а Илюха опять начал. Как она могла мне не нравится? Оля красивая, добрая, скромная в меру, при том, есть некий интерес из-за её первых отказов. Она в деревне одна из самых прикольных, разумеется, она мне нравилась. И очень хотелось, чтобы она стала моей девчонкой, чтобы все завидовали, а я бы ходил весь гордый. Но ответил я довольно быстро и коротко: — Да. — Неужели? Поэтому вообще не интехресовался? — Так сейчас расскажи, раз начал. А чего ты на меня наезжать стал, эй? — Потому что она и мне стала дхругом. И пока вы со Змеем вокхруг неё бегаете, даже не зная её толком, она… ей… — Ну-ну, давай. Раз начал, то договори, блин. — Как хочешь. Храссказывать я тебе не собихрался ничего. Однако, ты знаешь, что Змей тебя копихрует… — Не начинай, — перебил я друга, а тот и не дал мне договорить, как продолжил. — Вспомни сам: одежда, пхричёска, девчонки. Он же к Шухре подкатывал, когда ты на неё запал, потом на Юльку, потом и на Ольку. А тебе она же тоже не нужна, а? — За языком следи, Картавый. — Ты пхросто достал. Знаешь, я не хотел этого говохрить, но пока ты был в отъезде, я кое-что узнал. Мне стало интехресно после всех этих нелепых слухов что да как, кто кому нхравится. И спросил у Оли, нхравится ли кто-то из моих дхрузей. Она сказала «нет». — Соврала. — Нет. — Да. — Нет. Я ей вехрю. — И что я с этим должен делать по твоему? — Сам хрешай, я сказал главное. Илья развернулся и направился к забору, я почти сразу же побежал за ним. «Что значит «не нравлюсь»? Ещё как нравлюсь, иначе и быть не может. Нахрена он вообще это сказал мне? Тоже мне… я лучше знаю. И мне она нравится, а иначе почему так обидно стало, когда он рассказал эту фигню?». Но я оставался хладнокровным. Меня не беспокоило, кто и что думал. И это было очередным доказательством! Зачем только я искал эти доказательства? Они кроме меня никому не сдались. «Зачем я сам себе доказываю то, что знаю? Завтра она приедет, я всем покажу!».