Три черничных полосы

Я едва мог представить себе пустым футбольное поле летом. Разве что, в самый жуткий ливень. В остальные же дни эта огромная площадка становилась самой желанной: детям хотелось поиграть, не только в футбол, нам, что скрывать, тоже, а взрослые могли устраивать там собрания. Солнечные деньки разбудили, наверное, всех жителей Скугр. Иных причин я не видел, с чего вдруг поле уже который день было занято, отчего мы переставали держать языки за зубами, несмотря на присутствие мелких рядом. — Может, я им «случайно» прострелю этот мяч? — предложил Дуло, пока мы сидели у забора, устав ждать, когда освободится желанное место. — Им пять лет, отстань от детей, — ответил Змей. — Хотя тот звук у меня до сих пор в голове, как будто, блин, колокол какой-то бьёт по черепу. — Там ещё Васька с ними игхрает, Ихриску затащит если — КУКУ пхридут. Как будто специально от нас защищают поле, ну ё-моё. — Картавый, не напоминай. Давайте, хоть, придумаем чем заняться. Чего тухнуть-то? — Дуло, если у тебя есть варианты, то говори уже, блин. — На турники, что ещё? И где Сокол вообще? Он же на минуту ушёл. — Не знаю, что так смотхришь? Шом, а ты чего молчишь? — Это он на тебя сердится. — Он не ты, болван. Устхроил цихрк. — Шома! — крикнули парни в унисон спустя минуту тишины. Все их разговоры проносились мимо меня. Нет, я прекрасно слышал всё, даже мог ухмыльнуться, как минимум в душе, глаза моргали, а тело будто двигалось. Но словно какой-то старый компьютер я завис, глядя в одну точку, не обращая внимание ни на что вокруг, словно ожидая перезагрузку. Но крик, всё же, вывел из этого состояния. «Мы договорились, что будем видеться ночью, а после он свалил в Дно. Уже вторую ночь его не было. А пока утром был дома, не увидел, как Славка вернулся». Попытки общаться по телефону не казались чем-то очень удачным и выгодным. Папа ругался, что мой баланс за последние месяцы слишком часто стал уходить в нулевой, если не минусовой, в то время как он — рабочий человек, которому телефон нужен намного больше, нежели мне (цитата его) — умудрялся сто рублей, которые я потратил из-за межгорода за неделю, растянуть на год. Был бы компьютер, может, чуть легче было бы? Тогда скачал бы что-то современное, крутое — в университете слышал часто о каких-то приложениях и сайтах. Я понимал, что хочется встречи, но ещё больше — что нашим встречам осталось не так и долго жить. Если мы уже сейчас — когда разлука длится два дня — не можем нормально поговорить, созвониться, написать друг другу, то что будет потом? Оставалась лишь слепая надежда, что один из нас выкинет другого из головы. И этим человеком, наверняка, буду я. Так решил мозг, но что-то противилось внутри. Быть может, то чувство спокойствия, которое, наконец, хоть ненадолго выбралось из глубинных капканов моей души? Или то, что я почувствовал себя на том месте? Жизнь, в любом случае, не крутилась только вокруг нас. В отличие от малышни. Ириска неожиданно вылезла из-за куста, поедая землянику, которая едва ли попадала в рот, с учётом того, какими красными и грязными были щёки. Дуло едва успел закрыть рот, ругаясь со Змеем, но, всё же, сдержал ругательства. — Одна? — спросил Илья. — Да, Таня гуляет с Ларисой и Сашей, а меня брать не хочет. — Ну и хорошо, — буркнул Змей. — Говорят, маленькая. — Ничего, Ихриска, зато ты не куку, как твоя сестхра и пхрочие. — Как ты здесь вообще оказалась? — вдруг встрял я в разговор. — Случайно. — Случайно, ага. — Шом, ты куда пхропал? — Задумался. — Ты умеешь? — усмехнулся Дуло, за что получил оплеуху от Змея. — Да я же шучу, блин. Крис, ты не видела, случаем Сокола? — Неа, они с Таней вчера кричали, ругались, а сегодня он не приходил. «За зубами язык не держит. Хотя и зубов-то частично нет». — Почему ругались? — Дуло, ты только в КУКУ не превращайся. — Потому что он её не повезёт отдыхать. А я тоже хотела. А они меня брать не хотели. — Лишь бы не сел опять. Картавый напомнил нам всем о том, как после крупной ссоры с Танюхой, Сокол попал впервые за решётку. Выпил, вроде, и немного, зато буянить начал как никогда прежде. Только Крис и не поняла, отчего же мы задумались. Вроде бы он был самым зрелым из нас, однако больше всех и попадал в неприятности, которые наказывались такими неприятными штуками как уголовный или административный кодексы. Хотя, Сокол единственный, кто толком и не прекращал быть беспризорником. Когда я стал возвращаться в нормальную жизнь, точнее пытался, за мной последовали и Змей с Картавым. Они вернулись в дома с разницей в пару недель, через месяц после меня. Это было не резко, нельзя было заявится с криками «Привет, я дома. Как дела?». Ростика ждали, за него переживали, даже в первый день откормили, купили одежду по размеру, ведь в шкафу висела только старая, в которую он уже не мог влезть спустя столько лет. А дальше пошли упрёки, ссоры, выяснения всех подробностей наших жизней, так что, после каждого конфликта Змей ускользал на улицу, пару раз ещё ночевал где-то на окраинах деревни или в городе с Соколом. Пока мой отец не вмешался, увидев утром моего грязного друга, ограбленного по пути домой. Будучи на тот момент ещё священнослужителем, он легко вправил мозги его религиозной семейке. С Ильей всё было проще и быстрее. Поскольку дело было в том, что третий рот появился, новый сосед. Не более того. В тоне его матери было больше стали, чем в трубах, которыми мы отбивались от других беспризорников и простых хулиганов. В её взгляде я не запомнил ни капли любви к сыну, в её жестах не было и попытки показать, что она хочет его удержать. Рациональность не давала ей выкинуть Картавого на улицу окончательно, человечность не позволяла оставить ребёнка, своего ребёнка. Но, казалось, приставка «свой» была для неё сомнительной. Так и получилось, что все вернулись по домам. Кроме одного. Которому не к кому было возвращаться, некуда. Сокол в те месяцы, что мы жили будто по разные стороны миров, был наиболее агрессивен, пытался оттолкнуть нас, ненавидел, считал, что мы его бросили на произвол судьбы. Пока он не нашёл пустующий домик в Скуграх. Он вечно припоминал нам, что мы оказались слабаками, которые в трудные времена решили «свалить под крышу к маминой юбке». Крис уже без перебоя болтала минут пять, хоть парни и пытались её остановить. Дуло и Змей смылись, чтобы покурить и отдохнуть от ребёнка. Мы с Картавым возмутились, однако в их руках была пачка лишь с двумя сигаретами, так что друзья пожали плечами и удалились за деревья. Ириска жаловалась на то, что её никуда не берут, что считают маленькой, а мы только поддакивали, когда устали вникать в суть слов. — Может, поищем Таню? Ихрска, я устал уже. — Я искала. — Значит, ещё раз поищем. Втроем. Так будет в три раза эффективнее. — Правда? — Наверное. — Погнали, — вскочил Илья. — Заодно посмотхрим, свободно ли поле. — Ты так хочешь играть? — Я не усну без этого. Хоть ночью, но мы сыгхраем. — Что за идиотизм, Картавый? — Это пхринцип. Мы дошли до поля, как и хотел Илья, однако там, как я и ожидал, было не пусто. Крис едва не побежала туда, увидев яркую летающую тарелку, на которой были мелкие наклейки, однако разглядеть даже их контуры было для меня трудновато. Чтобы Ириска хоть как-то успокоилась, Илья перебросил её через плечо и понёс в сторону домов. Первую минуту она визжала, затем начала ещё и колотить маленькими кулачками его спину, затем крик перешёл в ворчание, а удары ослабели, словно она для приличия пыталась вырваться. — Ну отпусти, я не убегу. — Точно? — спросил Илья. — Точно. Он поставил Крис на землю, а та в ту же секунду побежала, хотя бы в нужную сторону. Почёсывая лопатки, Картавый остался стоять на месте, а я вместе с ним. Как минимум, пока малышка была в поле нашего зрения. — Вся в сестхру. — И это пугает. — Ихриска, тохрмози уже! Точно будущая КУКУ. — Эй, не всё ещё так плохо. — Любит тхрепаться, делает всё наобохрот и ко мне пхридирается — тхри из тхрёх, что будет КУКУ. — Ты описал сейчас любого ребёнка. Мы едва видели хвостик, что развивался по воздуху и исчезал за углом вместе с маленькой девочкой, которую хотелось уже потерять. Ириску слышала вся улица, пока та не врезалась в половинку КУКУ — Шуру и Танюху. Я замер в паре шагов от девчонок, словно игнорируя их существование, оглядывая небо, которое укуталось в одеяло серых облаков, едва пропускающих луч солнца. Сперва Илья намекал мне, что пора бы уйти, затем — я ему. Каждая лишняя секунда, которую мы проводили в одной компании с кем-то из КУКУ, особенно с Таней, ворчащей о ворчащем Соколе, тянулась не долго, но мучительно. Если бы девчонки не подняли тему, касающуюся Оли, можно было бы спокойно уйти, найти парней и жить себе счастливо, однако в Картавом проснулось что-то странное из-за чувств к Ольке. «Возможно, то, что у меня не было такого — доказывает, что ничего и не было. Другой вопрос: вёл ли я себя когда-нибудь ещё так?». — Без наезда, Танюх, — продолжал тираду Илья, — к Соколу пхретензий ноль, только к тебе. Но что не так? Мы одинаковы. Оба выхосли на улице, оба нашли себе хохрош… нашли баб. И что за наезд, типо я нулячий и Ольки не достоин? — Посмотри на себя, — словно специально сделав голос выше сказала Таня. — Сокол, то есть Боря — мужчина. А ты — глупый мальчик. Просто с ножом и кучей грустных историй про улицу. А Оля меня не интересует. Выбрала тебя, ну бывает, только бы парень появился и всё. — Таня, — рыкнула Шура. — Что? Давно бы уже было пора. Нет, она говорила про кого-то, но верится слабо, а? — Таня. — Молчу. Твоя подружка вообще-то, могла бы ей и глаза открыть на то, с кем общаться стоит, а с кем — нет. — Открою. — Бабы, блин, — буркнул Картавый. Когда мы начали расходиться, Крис закапризничала. Шура с Таней пытались её успокоить, однако такое было чувство, будто легче было просто схватить девчонку за ноги и руки и потащить так домой. — Знаю я вас, — не унималась Ириска. — Меня — домой, а сами гулять будете. Я тоже хочу. — Подрастёшь — будешь с нами гулять, как сестра обещаю. — А разве я уже не КУКУ? Я тоже хочу быть с вами, я взрослая. «Картавый, не смей оборачиваться. Мы не слышали, мы ничего не знаем». — Что-что? — уточнила Шура, прекрасно всё услышав. — Вы же КУКУ. И я тоже так хочу. — Кто тебе это сказал? — строго спросила Танюха. Ответа не последовало. Оборачиваться и не нужно было, чтобы понять, что маленький пальчик Крис направлен в нашу сторону. Мы с Картавым делали шаги спиной, глядя в глаза приближающейся быстро Шуре. Приподнятая бровь, сталь в глазах, сжатые челюсти — мы слишком достали уже её. «Будто она не знала». — Кто из вас — недоразвитых — это придумал? — А на меня почему смотришь? — Ты же ими заправляешь, Артём. — Это не я был. — Знаю, ты бы не догадался. — Шухр, мы же все нохрм челы, хразберёмся, да? Шухр, хватит подходить. Шухр… Больше Илья ничего не успел сказать, как рванул с места, побежав словно от стрелка, плетясь меж кустов, деревьев, домов и воздуха. Мы с Шурой остались стоять где и прежде, скрестив руки на груди и наблюдая за этой сценой. — Ему точно не тринадцать? Я лишь пожал плечами. Теперь шутливый, как надеялся, гнев Шуры был направлен только на меня. Но наше общение никогда и не отличалось какими-то позитивными нотами. — Ты же меня не будешь бить? — За что? За то, что назвал меня куку? — и тут же мне в плечо прилетел шлепок. — Эй! Купи себе грушу, я не тренажёр для ударов. — Или за то, что подрался со Славой? — Не дрался я с ним. А КУКУ — не ты. Все вы. — Нарываешься. — Из названия фамилии не выкинешь. А что со Славкой? Какая ещё, блин, драка? — Ты не знаешь? — Блин, если спрашиваю, значит, нет. — Он уже давно то с одним синяком, то с другим, то с ссадиной. И сейчас опять с чем-то странным на лице. — Погоди, ну, бывает. Он же пацан. У нас никак без этого. И я тут при чём? — Кто тебя знает? Ты же любил таких как он мочить. — Да. И до сих мор могу это сделать, просто, блин, приходится терпеть эту придурковатость, чел-то неплохой. — Вот именно. Он не ты. Нормальный. Знает, как можно проблемы решать без кулаков. Удивляюсь до сих пор, что вы общаетесь. — Удивляюсь, что ты с этим фриком сдружилась. — Лучше чем ты. — И нормальному пацану пара драк не повредит. Это вам сопли подавай да болтовню. И не сжимай кулак, я всё вижу. — Наболтался? — Что? — Беги, друга ищи. И чтоб больше я этой фигни не слышала. — Ну конечно, разбежалась. — Разбегусь. «Сначала думать, потом говорить. Взрослые бывают правы». А девчонки, оказалось, бывали очень даже быстрыми. Я бежал сперва в противоположную от Ильи сторону, пока не понял, что уже ноги ведут меня, а голова перестала воспринимать пространство. Через минуты три чувствовал себя идиотом, потому как никого за мной не было. Шура припугнула, посмеялась да ушла по своим делам. Только я и мчался. Как самый настоящий дурак. Футболка прилипла к спине, пятна от пота были четко видны на серой ткани, а вытереть капли с мокрого лба не было сил, покуда руки не хотели подниматься. Я сам решил испытать себя и продолжил бегать до отказа. Одышка появилась намного раньше, нежели ожидалось, однако не остановила. За ней пошла боль в плечах, в спине, в икрах, в коленях. Я всё обещал себе, что вновь займусь спортом, вот и выполнил обещание. Устроил пробежку, с помощью Шуры. Удивительно, но через несколько минут я уже был вновь готов пробежать очередной километр. Я подошёл к кустам с брусникой, увидел кучу довольно крупных, спелых и ещё не сорванных ягод. Хотелось бы сорвать их все, чтобы отнести домой, вот только под рукой не было ничего. Пришлось довольствоваться малым — съесть несколько самому. Пока я сидел, спрятавшись от всех, небо стало более затянутым, холодный ветер был скорее приятным, нежели пронизывающим, однако он заставлял ветки высоких кустов бить меня по голове. Пальцы пришлось вытереть о футболку, как и рот. На коленках оставались зелёные следы вместе с запахом травы. Я слышал шум колёс, что ехали недалеко по гравию, чьи-то лёгкие и тяжёлые шаги, крики птиц (никак не пение), а также голоса Славки и Ильи. То, что поле было рядом, я знал, однако и подумать не мог, что парни будут там. Они меня явно не заметили: играли с мячом и разговаривали, однако плохо было слышно о чём. «Неужели оно пустое! — пронеслось в моей голове, пока я не присмотрелся внимательнее к Славе. Волосы мешали разглядеть и не было понятно прядь это или царапина. — Да что с тобой-то происходит?». Они по очереди били мяч в ворота, зачастую промахиваясь или попадая в штанги. Илья бил с особой злостью, что, казалось, можно было услышать, как отлетала старая краска от металла. Славка дважды подходил к Картавому, останавливая игру на несколько секунд, чтобы что-то сказать. Что-то, что было слово секретным. То ли просьба, то ли вопрос — но точно ничего хорошего в его словах не было. Илья реагировал резко, отталкивал Славу, казалось, что был готов ударить, ещё какое-то время ворчал. Написав смс всем своим, я решил выйти. Только подойдя ближе получилось хоть что-то расслышать, однако картины мне это никакой не дало. Парни не слышали и не видели меня. — Уверен? — спросил Слава, вставая на ворота. — Я же как друга прошу. — Во-пехрвых, дхузей о таком не пхросят, во-втохых, ты мне не дхруг. — Тем более. Раньше бы тебе ничего не стоило это сделать, как и остальным. — Раньше мы тебя не знали. Да и ты мне ничего не сделал, нохрм чел оказался. — Один раз, слушай. Кто узнает, что был ты? — Не буду я этим заниматься. Подставишь пхросто, а мне опхравдываться, блин? Кто повехрит в эту байку? — Я придумаю что-нибудь. — Слав, не беси. Я сказал нет, больше не проси. «Он что сказал?» Картавый встал в ступор, как и Слава, как и я. Друг смотрел на мяч, приоткрыв рот, коснулся кончиками пальцев до подбородка, затем до нижней губы, а затем — шлёпнул себя пару раз по лицу. Он прятал кривую улыбку, однако в глазах можно было прочитать помимо шока — радость. — Получилось! — крикнул Илья, подпрыгнув. Славка зааплодировал ему, подходя ближе и выкрикивая, что тот молодец. — Я спх.спхрави…спх «Не получилось». Выплюнув одно громкое «блин», Картавый пнул со всей силы мяч, который опять попал в стойку и отлетел в Славу. Точнее, в его лицо. Славка рухнул на землю, держась то ли за щёку, то ли за нос, то ли за всё сразу. Крика не было, только стоны, которые никак не прекращались, весь воздух хотел покинуть организм, как из воздушного шарика. Тогда уже я подбежал, хоть и оставалось около пяти шагов. Илья заметил меня, подозвал, будто я — врач или человек, который хоть что-то мог сделать с этим. — Шом, слово даю, не я… — Знаю, знаю. Я всё видел. — А? — выпалили парни одновременно. Зато Славка, наконец, затих. — Я шёл пока, видел, как ты пнул. И почему. Поздравляю с… первым р-словом. — А, ну да. Слав, хохрош ныть, больно, но не настолько. — Ай, — он приподнялся, сел, постоянно трогая рану. — Иди нафиг. Зубы болят. И голова. — Слабак. Не так сильно я и пнул. — Картавый, блин. Иди, лучше, пацанов сюда веди. Я поле поохраняю. — Подохрожник пхриложи, чудик. — Спасибо, — язвительно, но с доброй усмешкой ответил Славка. Шура явно преувеличивала. На его лице не было чего-то необычного или устрашающего: один синяк у подбородка да царапина на скуле, возле глаза, которая вновь слегка кровоточила из-за мяча. Вытирая ладони о штаны, Славка явно старался избегать моего взгляда. Сперва я даже не заметил этого: бурчал он себе что-то под нос, в землю смотрел. Но после всё изменилось. Когда размышления закончились, а он едва мог повернуться в мою сторону. — Давай чуть-чуть отойдём, — сказал я, указывая в угол поля, за которым небольшое пространство было закрыто деревьями. Слава быстро схватил подставленную ладонь, встал довольно резво, словно не играл смертельно больного при Илье. Однако отойти мы так и не смогли. Пока он держал мою руку. — Ну и что происходит? — довольно грубо спросил я. — Ты о чём сейчас конкретно? — Обо всём. — Что ты слышал? — Хорошо, не обо всём. Давай лучше по порядку. Где ты был? — В Дно ездил. Ты же знаешь. Задержался, да, с ребятами столько всего хотелось наверстать, что упустил за лето. Ещё и в кино пригласили, как было отказать. Скучал? — Наверное. А с лицом что? Шура мне весь мозг проела. — Упал. — Часто ты падаешь. Или я по-твоему совсем идиот? — Тёма, я знаю, что это может странно выглядеть. — Нет, странно это не выглядит. Пока ты не начинаешь всякую чушь плести. И вести себя странно. — Я просто их глупо получил, не хочу об этом болтать. — Руку отпусти. — Слава послушался, сделал шаг назад. — То весь из себя прилипчивый, то скрытный. Это нормально у готов, или только твоя фишка? — Я испугался, Тём. Всегда пугался, но сейчас ещё больше. И, вообще, ты не должен был отвечать мне взаимностью. — Что? — Я знаю, что это не лечится. Но можно просто заставить себя ни к кому ничего не чувствовать. И у меня получалось. Ведь, за каждой, даже самой маленькой влюблённостью, шло… — Шли удары? — Ага. Я делал всё, чтобы меня били. Один не хотел, зато его брат помог. — Ты издеваешься? — Я думал, что ты сделаешь то же самое. Да, сперва не хотелось ничего менять, мне было достаточно того, что мы друзья. Я знал, что ничего не будет, но потом, когда сорвался, рассказал, понял, что так даже лучше. — Мы медленно переместились к углу поля, оставляя мяч в самом его центре. — Но ты никак не мог ударить. Ты. Я думал, что для тебя это — простая задача. Старался вывести. Никак. — Ты хотел, чтобы я тебя побил? — Чтобы мозги на место встали. Я просил, просил твоих, но они ни в какую. Только Сокол и дал оплеуху, чтобы больше не подходил с такой фигней. Все говорили, что ты им за такое врежешь. — То есть, это тебя не мои пацаны так? — Ты чем слушаешь, Тём? — Подожди. А откуда тогда это всё? Кто тебя так? Или… — Нет, не сам. Ну, почти. Реально несчастные случаи. То падал, то врезался во что-то, то в драку случайно попал. Ты говорил, что мне проще, потому что я уже знаю кто я. Хотя бы в этом плане. Но мне не проще. Я знаю кто я, прекрасно знаю, что таким не место почти везде. И мне надо напоминать об этом. — Серьёзно? Нет, в натуре? Ты столько трындел о чувствах, о том, что нельзя запрещать их себе, чтобы потом оказалось, что ты сам не лучше? Да что с тобой не так? — Всё. И не тянись даже к подорожнику, я не позволю приложить эту штуку к своему лицу. Ноги, руки, пожалуйста, но не лицо. Славка рухнул на траву, когда первые капли стали падать на нас. Я сел на колени, пытаясь понять, что он хотел сказать этим, что хотел сказать своими предыдущими поступками, почему он переживал. Эмпатик из меня получился довольно плохой, однако всегда было желание научиться понимать людей. — Поздно кулаки в ход пускать, когда дело решилось, — выдавил я то, что наиболее походило на человеческую фразу из всех вариантов в голове. — Я же сказал, что ты что-то странное вызываешь, а если бить кого-то хочу — это норма. — Видимо, я неисправим. Стало больно от его слов. Слава казался идеалом для тех, кто боится себя, своих особенностей. Раньше я бы и не подумал, что он скажет подобное, что будет искать это. Однако сейчас я стал понимать, что сам принял участие в его судьбе. Он искал того, кто его излечит, а нашёл того, кто примет. Он хотел кары, а заслужил прощения. Он боялся влюбляться, но этот страх забрал я. То ли от физической, то ли от душевной боли Славка стал снова стонать, пару раз хлюпнул носом. Я подполз ближе и не смог ничего придумать лучше, чем просто коснуться его плеча, как мы всегда делали, чтобы поддержать. Он повернулся ко мне, весь уставший, измотанный, побитый, невольно оказавшийся в моих объятиях. Эмоции вырвались наружу, накатили волной, в которой и захлебнуться было вероятно. Слава старался не кричать, чтобы мы так и оставались незаметными, но тихо всхлипывал, уткнувшись носом в футболку. Она заглушала лишний шум. «А твои чувства заглушили мою боль. И я сделаю также». Мы застыли в таком положении, несмотря на промокшую одежду, колени, что погрязли в земле и траве, лист, который прилип к моему затылку. Было нелегко, даже странно признавать, что не хватало этого. Не хватало его. И просидеть так (или простоять) я был готов хоть ещё час, изредка прерываясь на разговоры. Большего не хотелось, большего я не мог позволить. Шаги и громкие голоса парней были слышны ещё до того, как они пришли на поле, однако о своём присутствии они объявили словно на всю деревню, попутно зовя меня. — Шома! — крикнул Дуло, а затем добавил тише, — я ему мяч больше доверять, блин, не буду. И куда ушёл? — Эй, слышь, я сгоняю посмотрю, а вы тут стойте. Вовремя успели мы, конечно, спрятаться. Судя по звукам, Сокол пошёл в противоположном от нас направлении, что давало лишние секунды, в течение которых было необходимо отцепиться друг от друга и сделать вид, будто мы только что даже не говорили. — Мне лучше смыться, — сказал Славка. — Да, играть мы хотели сами, без лишних. — Обойду, чтобы не видели. — Мы договорим. — Договорим. До скорой встречи. — До скорой встречи. «Тайный друг. Всё ещё тайный друг». Я немного подождал, пока Слава отбежит, и вышел на поле к парням. Дуло немного поворчал для приличия, кинул в меня мяч, но спрашивать ничего не стал. Никто не стал. Парни лишь хотели поскорее начать играть, хотя вокруг не было никого, кто бы тоже собирался занять поле. Возможно, это было связанно с серым небом, что уже было готово выпустить в мир дождь и грозу. Вместе с первым голом раздался и раскат грома. Мы не собирались из-за этого останавливаться. Да, спустя несколько минут стало громыхать сильнее, появилась молния, даже упали первые капли на макушку, однако погода — меньшее, что могло мешать нашим планам. Когда-то мы с парнями научились выживать в любых условиях, играть с любыми вещами и в любых местах, так что моросящий дождь был едва заметен. Пока он не превратился в ливень. Было очень скользко, а мы выглядели так, будто искупались в одежде, но я, кажется, говорил, что ничто не могло нас остановить. Мяч становился всё грязнее и грязнее, когда вылетал в сторону деревьев, где уже образовалась лужа, а наши падения участились на мокрой траве. Но именно такие моменты давали счастье. Когда что-то шло неидеально, когда мокрый песок прилипал к рукам и ногам, когда на светлой футболке оставался отпечаток зелени или любое другое, непонятно откуда взявшееся, загрязнение, когда уже было непонятно откуда было больше капель: с неба или с мяча. Когда я знал, что после игры, вернувшись домой, меня будут ругать родители, согревать чаем, чтобы не заболел. Когда был готов повторять такие моменты вновь и вновь, потому что они были живыми. А настоящая жизнь, которую я не особо знал раньше, дарила счастье. *** — И как ты только на это согласился? — Как? У меня будто выбохр был. — Да вы почти женаты, господи, уже мог бы и смириться. — Кхм. Никто о свадьбе пока и не говохрит. Не, то есть, я её люблю, конечно, но не храно ли? — Ты же думал об этом, Картавый? — Да, но так. На будущее. — Какое? — Я тебе учёный что ли, знать какие есть вахрианты будущего. Тему закрыли. Мы не стремились что-то обсуждать подолгу или всерьёз, главное было лишь не молчать. Он скучал по моему смеху, рассказам о Петербурге и глупым вопросам, я — по его странным историям, интересным наблюдениям и глупым вопросам. Как два подростка, мы с Ильей скрылись за забором дома с бутылками пива, сели тихонько, изредка проверяя, что нас никто не видит и что заноз нет. Шёпота было достаточно, чтобы слышать друг друга, старых папиных ветровок было достаточно, чтобы согревать в и без того тёплый вечер, но едва хватало, чтобы заглушать смех, который вырывался без нашего контроля. — Знаешь, братан, без обид, но думал, что прерогатива остаться одиноким дольше всех — твоя. — Что? — Сказал же, без обид. — Какие хрога? Каждый храз с какими-то новыми словечками пхриезжаешь, гохродской. Э-э, не похрядок. — Они как-то сами в голове у меня застревают. — За умные слова. Храз уж тебе с бабами не везёт, то хоть мозги останутся пусть. Мы тихонько чокнулись и сделали по глотку, отвернувшись к небу. Я стал задумываться о том, как складывались мои отношения с девчонками, как всё заканчивалось, как чаще всего всё рушил я. Хотя, вариантов было мало, ведь в основном всё было лишь подростковыми влюблённостями, преувеличивая. Целовался то с одной, то с другой, то с… другим. «Он был другим, всё с ним было другим. И нет, не был он каким-то особенным. Просто был. Просто всё сложилось так, как сложилось. Просто приходилось прятаться, скрываться, решать стоило ли оно того. И, раз я не смог остановить всё сразу, значит, стоило. Вот, я и сказал, признал. Оно того стоило, чёрт тебя подери, Славка». Заметив мою задумчивость, Илья ткнул меня в плечо маленькой палкой, головой указывая на ещё одну похожую, что лежала возле ноги. Я протянул её другу, а тот, проверив лишний раз, что бутылка стоит и пиво не расплескалось, зажёг сигарету. Прошло столько лет, а он всё продолжал скрываться, хоть все и знали уже года так четыре, а Оля — ещё дольше. — Ты своих так не боялся, как моих. Чего стесняешься курить? — Дядя батя отчитывать будет, а он умеет. Мне пехред Богом так не стыдно, как пехред ним. Да и Оля думает, что я меньше стал кухрить. — Приедешь ко мне, сможешь спокойно кх-кх, — я закашлялся, когда порыв ветра направил всё облако дыма мне в лицо, стоило сделать глубокий вдох. Лицо быстро спрятал в куртку, чтобы не шуметь и не вдыхать лишний раз этот вонючий дым дешёвых сигарет. Не думал, что стал таким неженкой. — Кх-кх, Картавый, будешь в общаге у меня, договорюсь, чтобы поделились с тобой нормальными сигаретами, блин. — Халява — это хохрошо. Но денег будто на них мне будет хватать. Я и без того экономлю как могу. Я взял в руки телефон, дабы проверить время, однако наткнулся на одно непрочитанное сообщение. Мама искала нас. Я стал быстро печатать ответ, иногда не попадая по нужным буквам, а потому переписывая слова вновь и вновь. Илья, заметив, что я перестал слушать его размышления, закатил глаза. — Отвлекись уже, бхратан. Насладись моментом. — Дай смс допишу, блин. — Готов поспохрить, что в ту, типа «последнюю» ночь, ты на телефон не отвлекался. — Картавый, опять? — Без обид. Но, в натухре, мы когда ещё так посидим? Дом уже скохро будет не ваш, так что больше мы так не сможем. — Эй, будем сидеть не на земле, а на хате. Или возле вашего дома, на крайний случай. — У нас и так окурков много у забора, — произнесла Оля, стоя в пяти шагах от Ильи со скрещенными на груди руками. — Эй, хродная, ну, мы же договохримся. *** — Я всё ещё не понимаю твоей логики, Славка, — сказал я раз, эдак, третий за последние сорок минут, что мы гуляли по берегу. — Ты говоришь, что принял, но потом выясняется, что, блин, ничего не принял. Так? Или я что-то упустил? Время было далеко за полночь, а мы - далеко от наших домов. В тишине, в абсолютно безлюдном мире, где пахло мокрой травой и песком после хорошего дождя, что остался не только на обед, но и на ужин. Без опаски, что кто-то увидит, что кто-то услышит. Словно я сам ненадолго погрузился в мир, где то, что мы творим абсолютно приемлемо, где я не обязан мучится из-за сомнений и прочих мыслей, раздирающих голову и ранящих по старым шрамам. Мы уже в третий раз проходили башенку из камней, на вершину которой сейчас запрыгнула лягушка, снеся при этом часть постройки. От воды дул прохладный ветер, так что я не жалел, что взял с собой олимпийку, в отличие от Славки, что время от времени засовывал руки в карманы и подрагивал в одной тонкой водолазке. — Не-не-не, не путай меня. А то мы возвращаемся к тому, о чём начали болтать полчаса назад. — Слава на секунду опустил голову, пнул камушек, а затем продолжил. — Я говорил, что себя принял, и это так, всё так и остаётся. — Тогда зачем я должен был побить тебя? Хотя, по тебе с первого дня было ясно, что мозги вправить надо. Зря, похоже, пацанов держал. — Может быть. Мне трудновато думать хорошо о том, кто бьёт меня или делает что-то плохое мне. Я не хотел ничего говорить, вам и убить не страшно. — А тебе смерть была не страшна, вот и встретились идиоты. — Ну да. А ты правда думал, что у нас с Сашей что-то получится? — С Шуркой? Ну, вы вроде нормально базарили, вот и решил. Тему не переводи. — Да я уже всё сказал. И как было раньше, и как всё сейчас. Но то, что ты волнуешься постоянно за меня, даже прикольно. — Прикольно ему. Если надо, я всё ещё зубы могу выбить, не забывай. Мы свернули на траву, стали подниматься. Все нормальные люди отдыхали в своих домах, кроме нескольких: нас со Славкой и какого-то человека (или пары человек), у которого ярко мерцал экран. Хотя, может, и там уже все спали, только забыли выключить телевизор. «Иисус, давно не болтали? Я тут не один, ты знаешь. Ты всё знаешь. Тогда скажи, дай знак, что я делаю пр… Не надо. Не надо ничего, слышишь? Просто, блин, прости Господи за ругательство, выслушай. Я делаю всё неправильно, не так, но неправильное — путь к тому, чтобы всё пошло так. Так? Не нужно знаков, намёков, просто знай, что я устал корить себя за то что счастлив и не счастлив, за то что делаю всегда то, о чём говорить нельзя. Я тут понял, Иисус, что не один. Ха, да. Рядом мои пацаны, моя семья, Славка. И мало того, что хочу я. Не знаю зачем сказал это, зачем вообще думать-то начал, никогда не умел делать это по умному. Хотя, ты и так знаешь. У тебя всё по плану. Ты всё знаешь». Я и не придавал значения, как медленно мы шли. Словно от скорости шагов зависела скорость времени. Словно секунда не закончилась бы, пока нога не коснулась земли. Не придавал значения тому, как долго я мог говорить. Словно было что-то, что я никогда не выпускал наружу, хотя то, что рассказывалось — банальные вещи, о которых знает каждый второй, кто знаком со мной. Мы создавали какую-то глупую историю, пока гуляли и рассказывали друг другу какие-то глупые истории. — Она язык за зубами держать умеет, всё-таки моя сестра. Мы одна команда. — Наверное, круто, когда с семьёй так. С другой стороны, когда один — всё твоё, делиться не надо. — Когда любишь, ты не страдаешь, а даришь. Даришь не только вещи, но и знания, чувства, эмоции, безопасность. — Ты даришь ему время, которое можно потратить на прогулки, еду, развлечения или, например, сон. — Да, это тоже. Ей. Или ему. Я хотел что-то сказать, ответить на его странное выделение слов, однако услышал кое-что несвойственное природе. Если только листья или птицы, которых в округе было от силы две, не научились издавать звуки фотоаппарата. Заглянув в телефон, обнаружил, что на часах было уже четыре. «Даже усталости не чувствую. У какого идиота кукушка полетела, в такое время гулять?». Шыкнув на Славку, который ничего не слышал и только с подозрением косился на меня, я стал отводить его в сторону, чтобы мы успели где-то спрятаться и не пересечься ни с кем. Похоже, что для какого-то равновесия, Бог решил компенсировать плохое зрение улучшенным слухом. — Не дёргайся и прячемся, — сквозь зубы прошипел я. — Зачем? Я огляделся и не нашёл ничего лучше. — За кустом. Сперва толкнул Славку, а затем и сам залез, сломав с сильным треском одну ветку. Было интересно, кто же ходил в такое время, и не только мне. Мы поочерёдно поднимали головы или подползали к краю листвы, прячась от каждого подозрительного шороха. Пусть, его, кажется, создавали и мы сами. И вновь мы в кустах. Вновь лежали, только в этот раз поджав ноги, надеясь, что никто не заметит нас. — Таня, встань и не ворчи. Мне нужно знать, с какого ракурса я буду лучше выглядеть, — сказал слишком знакомый голос, принадлежащий главной сплетнице. «Кто ещё может быть таким куку». — Мы прошли весь холм, обошли ту площадку, — устало и писклявее обычного, ответила Танюха. — А я спать хочу. — Тогда иди, мы с Шурой вдвоём останемся, а у тебя не будет крутых фоток с рассветом. — Никуда я не пойду. — Ещё бы, — усмехнулась Шура. — Я чихну сейчас, Тём. — Терпи. — Тут пыль. — Откуда? Дождь был. — Значит, просто гря-я-з… Я сжался, однако Славка смог сдержать чих в последний момент, вжавшись носом в мою руку, укутавшись до глаз в водолазку. Разговоры КУКУ продолжались, значит, не услышали копошения. Одними губами произнеся «молодчик», я взял его за плечи, сжал пальцы, сперва даже слишком сильно. Странные у меня были способы проявлять радость, привязанность, чувства. В носу защекотало. Я отодвинулся от Славки, пряча лицо в куртке, уткнувшись чуть ли не носом в землю. Увы, пришлось чихнуть. И повисла тишина. Даже своего собственного дыхания не слышал. Казалось, что сейчас, стоило только поднять голову, как над нами будут четыре фигуры со скрещенными руками и дурацкой камерой. — Я не поняла, — произнесла Лариса. — Он щёлкнул или нет? «Не услышали?». Выдохнув, я расслабил всё тело, позволив себе вдоволь спрятаться в земле. В сырой земле, которая… шевелилась? Быстро сообразить, что это червяк, у меня получилось, обошлось без лишней паники. Однако мыслительные способности на том и закончились, ведь после я решил смахнуть его, резко подняв голову прямо в торчащие ветки кустов. Червь уполз, а мне уже было некуда, когда айкнул и зашипел, из-за того, что что-то острое ткнуло меня в лоб. «Чёрт, нет». — Кто это? — спросила Шура. Выбора особо у нас не было. Сидеть тихо и ждать — идея наихудшая, поскольку либо они подойдут сами и всё увидят, либо кинут палку, камень или что-то потяжелее. Я жестом указал Славке, чтобы тот не шевелился, а сам приподнялся на локтях, выглядывая из-за листьев. Вскочив, я отряхнул одежду и выпрыгнул из куста. — Тёма? — широко раскрыв рот произнесла Танюха. Девочки стали шагать в мою сторону, пусть Лара и Таня сперва отшатнулись, возможно из-за земли, оставшейся на мне. Я быстро стал идти в их сторону, широко раскинув руки и очень быстро болтая: — О, не ожидал вас увидеть. Чего пугаетесь? Это земля просто, хотя червей в ней тоже достаточно, самое то для рыбалки. Что вы вообще тут забыли? — К тебе такой же вопрос, — ответила Лариса. — Я гулял просто. — И прятался по кустам? — Дела были, Шура. — Какие ещё дела у тебя в кустах в четыре утра? — Тебе в подробностях расписать? — я очертил рукой окружность ниже пояса. Все трое привстали на носочки и посмотрели мне за спину. — Допустим, — нарушила короткую тишину Таня. — Что вы тут делаете? Ещё и неполным составом. — Мы тебе один организм что ли? — Танюх, отвечай на вопрос. — Мы вышли, чтобы на рассвете сфоткаться. Мама камеру новую привезла из Москвы. — А-а, фотки. Это объясняет, почему у вас штукатурки так много. Только вы перепутали походу, губы зачем закрасили, дурёхи? — Так модно сейчас, — ответила Шура. — И вообще, с кустом, допустим, поверили, но что ты делаешь на улице в четыре утра? — Гуляли с пацанами, все спать уже пошли, а я… покурить захотел. — Но от тебя вообще не пахнет, — подойдя ближе, сделала заключение Лара. «Славка, вот именно сегодня ты решил не курить». — Не успел. — Девочки, идём уже, — прервала болтовню Танюха. — Нам пора бы идти, я хочу такую фотку, чтобы можно было новую аватарку в аське поставить. Ларка и Шура кивнули и молча развернулись, однако стоило им сделать несколько шагов, как я, вместо того, чтобы пойти в противоположную сторону, подождал и тихо позвал: — Шура. Было неприятно признавать, однако из троих КУКУ, что были сейчас рядом, только с ней можно было нормально поговорить. Да, она могла меня спокойно послать, не оборачиваться, игнорировать, даже грубить и отвечать сарказмом, однако, в отличие от других двух она имела мозги. То ли в самом деле она меня не услышала, то ли не захотела останавливаться, однако Шура просто продолжила идти вперёд, даже не дёрнувшись. Я решил больше не пытать судьбу и вернуться к Славке, который, наверняка, уже весь издёргался в земле. — Ушли? — спросил он, почуяв, как я стою над ним. — Да. Слава присел на колени, отряхиваясь и ворча, что мне стоило либо быть осторожнее, либо в следующий раз дать выйти ему. — Никакого следующего раза. Они КУКУ, но не настолько же. — Я всё ещё не понял почему они… — Чего звал, Артём? — послышался голос той, которая словно из-под земли явилась очень не вовремя. Я стоял спиной к ней, не мог знать насколько Шура далеко, насколько хорошо ей видно то, что перед моими глазами, насколько хорошо ей виден Славка. Он запаниковал, однако мигом сжался так, чтобы его вновь не было никому видно. Но я смог в последний момент придумать кое-что. — Славка, — шепнул я. — Сигареты есть? — Да. — Отдай. — Что? — Живо, блин. Он, не разгибая спины, вытащил из кармана пачку и протянул мне. Я нагнулся, специально создавая шум из листьев, забрал сигареты и только после этого повернулся к Шуре, которая уже была в десятке шагов от меня. — Что происходит? — Я просто сиги искал, — показав пачку, ответил я, попутно стараясь отвести нас подальше от Славы. — Думал, не услышала. — По голосу поняла, что не хочешь говорить при Тане и Ларе. — Нужен был честный ответ. Где Танька? Отказалась от крутой фотки? — Тебе есть до неё дело? — Вы всегда четвёркой ходите, а иногда и с хвостиком. Так что трудно не заметить, что стало меньше людей среди… — Среди КУКУ? — Не придирайся. — Они не стали звать её. Тём, потому что толстая, ты знаешь, что я отвечу, зачем спрашиваешь? — Интересно. Разве вам не всё равно? — Мне — да. Однако Ларка не хотела тратить память камеры на неё. Ради этого звал? — Хорошая дружба. — У вас будто лучше. — Не нарывайся. — Апчхи! — раздался третий голос. «Ему крышка». Шура, несмотря на мои попытки остановить её, побежала к кустам, а мне только и оставалось, что следовать за ней, попутно бормоча несвязанные отрывки слов, пока мозг не мог придумать правдоподобного оправдания тому, что в кустах со мной лежал Славка. Он держал руки возле лица, когда поднял на нас виноватый взгляд. Что было в голове Шуры оставалось лишь догадываться, когда она начала поочерёдно осматривать то меня, то его, пока тишину не решился нарушить виновник происходящего. — Привет, Шур. — Слава убрал руки и встал. — Покурить он отошёл. А я думала, что ты так странно дёргался. — Шура, я не знаю, что там в твоей странной девчачьей голове, однако… — Какого чёрта? Мы только сегодня говорили об этом, Артём. И уже вижу новую рану. Издеваешься? — Что? — сказали мы в унисон. — Не-не-не, Шура, он мне ничего не делал. — Да ну? Хочешь сказать, что просто так валялся в кустах, скрючившись, закрывая вот эту фигню, которой не было ещё сегодня утром? — Это не Тёма, честно. — Да, я его не трогал, блин. Он мячом себя случайно. — И я должна в это поверить? — А больше, блин, не во что. — Я схватил её за запястье и успел произнести лишь: — Не веришь мне, так… После этого последовало только моё шипение, поскольку оказалось, что не только пощёчины, но и удары ногами удаются Шуре очень хорошо. Славка поспешил разнять нас, хотя драка и не начиналась, я бы не стал отвечать ни на один её выпад. Убегая, Шура крикнула вслед: — Ты псих, Тёма. «Лучше бы не звал». Я сел на траву, тяжело выдохнув, и высказал всё, что я о ней думал, не стесняясь в выражениях. Думал, что самая адекватная, однако, похоже, КУКУ пользовались одним мозгом на четверых и оттого мыслили одинаково. «Хотел спокойно погулять, а в итоге нарвался на этих. Знал бы — остался бы лучше дома». Славка присел на колено, положив руку мне на плечо, прижимая ближе. Я не стал противиться и лишь поддался ему навстречу. Моя ладонь нашла его, пальцы сплелись. Спокойное дыхание Славы позволяло и мне немного успокоиться, а лёгкие поцелуи в висок вызвали улыбку. — У меня есть идея, — заговорщески прошептал он. — Какая ещё? — Нам тут вечно мешают, так, может, ну эти Скугры? — Похоже, мяч задел мозг. — Только на эту ночь… Утро. И день. Давай прогуляемся в Дно. Где тебя никто не знает, где вряд ли кто узнает меня. Где не будет ни у кого вопросов и мы сможем болтать сколько нам угодно. Можем сходить в кино, на рынок за какими-нибудь вкусняшками, можем просто посидеть у меня во дворе. Я бы показал тебе, где я рос и жил. — Ты серьёзно? — Да. Брось, блин, мы дойдём, ещё всё закрыто будет, вернёмся в обед, максимум на ужин. — А что сейчас в кино? Ну хватит так лыбиться, блин. — Не знаю, посмотрим на месте. А что ты последнее смотрел? — Пираты, вторую часть. — Это я помню, вместе сидели. А в кино. — Пиратов. Вторую часть. Он на миг замолчал, убрал руку и сел на корточки так, чтобы быть напротив меня и смотреть в глаза. Слава бережно взял мои ладони и спросил: — Ты в последний раз был в кино в две тысячи четвёртом? — Третьем. — Третьем. — Да. Мы тогда накопили достаточно и решили сделать подарок мне, да всем в общем-то, будто на день рождения. — И сколько раз ты был всего в кино? — Раз семь. — Я пожал плечами, словно вовсе не придавал значения тому, что был лишён чего-то обычного для остальных подростков. Словно никогда не задумывался. — Значит, мы обязаны сходить сегодня. И сегодняшний день нам запомнится. Я кивнул и мы побежали к домам, чтобы быстро и незаметно переодеться, избавиться от грязи и оставить хоть записку о том, где будем пропадать. Думал, что наше время лишь до рассвета, однако, похоже, всегда найдутся способы продлить хорошее. Мы забрали себе ночь, отдали рассвет, однако взамен получим утро и день. А усталость останется на следующий день, ведь никто не отменял и грядущую ночь. «Этот день и так бы запомнился, Славка».