Три черничных полосы

Странно было вновь видеть отца с немного мокрыми глазами, слишком уж сентиментальным стал с возрастом. Он едва заставил себя сесть за руль, пока не слишком стемнело, чтобы добираться до дома. Наверное, раз пять меня спросил о том, нужно ли что-то докупить, точно ли не голодный, даже спросил про соседей, которых я видел минуты две. Тогда и пришлось понять, что роли менялись. Раньше всегда родители успокаивали, поддерживали, учили чем-ту, но отныне это легло и на мои плечи. Как же странно было утверждать, что всё будет хорошо, что со всем справимся, что время пролетит, мы и не заметим. Папа такое сказал, когда впервые уехал на два дня. И в тот момент, когда он умудрился вернутся минута в минуту, спустя сорок восемь часов, начался новый уровень. Уровень доверия. Возле крыльца стояло несколько парней и девчонок, почти все курили и краем уха слышали нас. Они не обращали особо внимания, не насмехались, лишь тихо кто-то сказал: «эх, перваки». А стоило машине отъехать, как один окликнул меня, спросив, буду ли курить. В честь начала самостоятельной и новой жизни. Оказалось, что спустя несколько часов после меня, к нам в комнату заселился ещё один первокурсник. Теперь полный набор. Его звали Артур (нас позже прозвали комнатой «АААбсурда»), с виду довольно скромный малый: прилизанные волосы с короткой челкой, странные усы над губой, которые словно больше и вырасти бы не смогли, тихо разговаривал, а на тумбочку положил сразу четыре книги. Странно было, что отныне это место стало так называемым домом. Но по бумагам это было так. У нас был не самый новый линолеум, где-то его приколотили гвоздями, а где-то скотчем дырку заделали, на белом потолке были видны следы убитых комаров, а бежевые обои возле двери явно нужно было подклеить. Однако в комнате было довольно уютно. Слева от окна стояла наша с Артуром кровать, справа — Алмаза. Он сделал довольно удобно — расположил под ней стол. У нас их было три, остальные находились возле подоконника и у холодильника. Шкафы приходилось забивать на все сто тридцать процентов, поскольку иной вариант был — учить вещи летать. — Если кто-то еду тронет мою, — заканчивал пятиминутную речь Алмаз, — засуну швабру в задницу. — У тебя правил больше, чем у всей общаги, — ответил я. — Такая жизнь, Тёмка. А, ну и ещё момент. Ложусь в два, играю щасто, мышка кликает. Не нравится — бируши покупайте. — Главное, музыку в наушниках слушай, — раздался голос второго соседа. — А то начнётся битва — чья громче. — У меня колонок нет, пока щто. А ты щто-то слушаешь кроме Щайковского? — Только его и не слушал. Неплохо, но я ценитель металла. — Да ладно? Артурка, а я думал, ты ботан. — Эй! Я на такое тебя могу и панком назвать. А, рокер? — Как понял? — Плакаты. В первую ночь мы разговорились. Знакомство. Так что не спали где-то до трёх-четырёх часов. Стоило проскользнуть теме музыки, как Артур и Алмаз с упоением обсуждали любимых исполнителей, а первый ещё и хвастался диском с автографом какой-то российской группы. Я сидел в эти моменты тихо. Что уж говорить, если у меня и наушников не было, чтобы выполнять пожелание соседа. — Откуда будете? Я-то не ощень далеко живу — сутки на поезде всего. — Реально «всего». Мне дней пять нужно, а иногда приходится ещё с автобусом. — Из какого-нибудь Владивостока щто-ли? — Не-не, у меня Байкал недалеко. Ну, часов семь. Я из Хохотуя. Мы прыснули со смеху, однако по лицу Артура можно было догадаться, что такая реакция была ему привычна. На наши расспросы, в самом ли деле так называлась деревня, он кивал, нисколько не обижаясь. — Весёлый вы народ, видимо, — заключил Алмаз. — И много вас там живёт? — Откуда мне знать. Но такое чувство, будто в школу больше людей ходило, чем жило во всей нашей деревне. Ладно, хорош обо мне. Ты откуда, Тём? — Ну вам мало что название даст. Так что, считайте, Дно. — Могли сами догадаться, щто не из столицы. Говори, не стесняйся. — Да нет, реально Дно. Точнее, деревня рядом с ним. — Погоди, хочешь сказать — твой город называется Дно? — Хохотуйка, ты ещё удивляешься такому названию? — И в какой заднице России это? — Четыре часа отсюда на поезде. «Никогда бы не подумал, что могу быть ближе к Питеру, чем кто-то ещё». Алмаз оказался третьекурсником, потому частенько смеялся, что мы ходили на все лекции, старались не опаздывать, не протаскивали в первый месяц алкоголь в общежитие и соблюдали все правила. Я думал, он окажется странным, в частности из-за причёски, однако внешний вид никак не показывал его характера. Да, «яркость» было его любимым словом, сосед был любимчиком среди многих жильцов и даже среди администрации. Частенько Алмаз устраивал посиделки в комнате, мог быть взрывным и очень громким, а про его трепетное отношение к компьютерным играм вообще молчу. Артур был немного скромнее, довольно часто шутил, особенно по чёрному. Он учился на реставратора и не раз наши расписания совпадали, так что добирались до вуза вместе, когда получалось. Он, несмотря на то, что был из маленькой далёкой деревни, знал о городе побольше нас с Алмазом, даже о каких-то тайных, скрытых от посторонних глаз местах. Правда, оба несколько странно на меня поглядывали из-за шрамов и синяков. Взрослые тоже, однако можно было себе представить, что подумали ребята, когда я впервые в комнату вошёл. Но никто ничего не спрашивал о ранах, за что я был благодарен. Теперь начиналось всё по новой, в другом городе, с другими людьми. Ни одного знакомого, ни одного, кто бы знал мою историю. Значит, пришло время стать Артёмом, который бы славился не частыми приводами в милицию или жизнью на улице, а, например, способностями, силой, добавил бы умом, но его не было. «Прятать от них это будет тупо, но и так сразу вываливать не стоит. В конце концов, это часть меня. Но она должна стать незначительной». Славка, как и обещал, позвонил спустя несколько дней, ещё до того, как уехать домой. Мы договорились, что будем разговаривать два раза в неделю — среда и воскресенье. Могли бы и чаще, однако таким образом пришлось бы продать телефон, чтобы пополнить хоть на три копейки его баланс. Угнетало, когда слышал, насколько ему тяжело. Он в одну ночь боялся выйти, казалось, что кто-то теперь точно прибьёт. Слава умудрялся шутить, мол, зато курить перестал. Я, конечно, подбадривал его, однако даже не знал что сказать. Он прекрасно понимал, что из меня не самый хороший советчик, что с эмпатией всё довольно-таки печально, а лучшее решение — забить на всё. Но быстро получилось понять, что Славке не нужно было ничего этого, что было достаточно того, что я слушал, что сам не страдал, а жил, что рассказывал ему о каждом уголке общежития и о больших магазинах. Ему было многое из того, что я описывал, вполне привычным, но он радовался, пока я как ребёнок описывал нечто новое. К учёбе я попытался отнестись серьёзно. Насколько мог позволить. Однако, оказалось, что полтора часа слушать про пересекающиеся параллельные прямые или, например, про то, почему можно делить на ноль — занятие для стойких. С первых дней нас кинули в высшую математику, в огромную кучу теории по рисунку, что уже казалось, будто я случайно попал в аудиторию к старшим курсам. Каждый преподаватель пытался обогнать по скорости речи другого, словно у них в самом деле были соревнования. Я спустя минут двадцать выдыхался, останавливался, разминал запястье, измазанное в синей пасте, пока многие мои одногруппники, не поднимая голов, строчили, едва ли не дословно цитируя лектора в тетрадях. Ошмётки слов в исполнении корявого почерка становились абсолютно бесполезными в обучении, однако решение пришло само. Одногруппники. Мы были в одной лодке, и по большей части ребята оказались очень даже приветливые, дружелюбные, немного нервничали из-за нового места. Все впервые увидели друг друга лишь первого сентября. Две девчонки оказались медалистками, ещё и успевали лишний раз поговорить, пока шла пара, так что их конспекты стали своего рода «святыми». Лишь глазком взглянув на записи, уже становилось завистно. Несколько ребят с моего потока тоже жили в общежитии, что мы узнали, пройдя вместе путь от аудитории до соседних дверей на этаже, одна из которых, логично, была моей. Так что появились новые способы списывать. К каждому умнику приходилось искать свой подход, желательно, не затратный в денежном эквиваленте. — Ещё недавно ты не знал, что значит «злой рок», а уже говоришь об эквивалентах, — усмехнулся Славка. Он уже больше двух недель как был в новом доме, вернулся к обычным будням, начал очередной школьный год. — Эй, я решил запоминать, что умного тут говорят. Здесь все как будто готовились, как будто уже отучились год, а меня к ним случайно засунули. — Это просто теория, она не так важна. Поверь тому, кто видел твои работы, как только твои ребята их увидят, то тоже начнут волноваться. — Ага, конечно. Я выругался, когда по ноге чуть не проехал велосипедист. Уже было почти девять вечера, а людей на улице становилось всё больше. Хотя, как рассказали ребята, каждую ночь, особенно в субботы, в центре города огромное сборище из тех, кто хотел веселиться в компании алкоголя, танцев и незнакомцев (или знакомых, смотря где) вплоть до рассвета. Только я шёл домой, а не на шум и огни. — Со мной всё как всегда, Славка. О себе давай. Как школа новая? — Неплохо. Нашлись некоторые, точь в точь твои пацаны, сразу начали просить за шмот пояснить. Однако как-то разрешилось пока без драки. А ещё меня зачислили в класс с уклоном угадай куда. — Медицина? — Ага. Химбио. И все говорят про какие-то новые экзамены. Мол, их везде, блин, ввели теперь. Я ничего не понимаю. — Ты и не обязан. А не хочешь поговорить с родителями насчёт класса? Если тебе так не нравится это. — Оно-то не нравится, однако, я прокручивал в голове уже раз пять, как бы сказал это им. Но проблема в том, что я не знаю, куда идти вместо. Потяну ли шесть физик и восемь математик? Или же лучше выбрать третий класс, где всякая литература, история и тому подобное? Оно всё хорошо, но в чём я буду уверен на все сто? Как ты. — Славка, обычно я бы такого не сказал, но сейчас прошу поверить. Я сам не уверен на все сто. Однако уже поздно отступать. Пару раз мне приснилось, как я был архитектором, как получал огромные деньги, строил лучшие дома, всякие здания для великих людей, хоть для президентов. И блин, не мог иначе представить. Да, деньги можно грести любыми способами, однако только этот казался нужным. Моим. — Я тоже фантазировал о богатстве, о славе. Но не как ты. Я просто таким был. Зависело от хобби — чем занимался в тот период, от того и становился успешным. Но всегда оно сопровождалось тем, что я был врачом. — Может, и врач не так плохо? — Ты решил весь город обойти пока со мной говоришь? — сменил Славка тему. После четвёртого круга телефон разрядился. Я только и успел сказать в тёмный экран: «скоро услышу». Со стороны Невы подул прохладный осенний ветер, сорвав несколько ещё зелёных листьев и швырнув их о кирпичные стены. По шее пробежали мурашки, а руки пришлось быстро засунуть в карман лёгкой ветровки. «Спасибо за кепку, теперь реально нужна». — Тёмка, щто стоишь? — спросил радостный Алмаз, пытаясь скрыть, что у него и его друга что-то звенело в рюкзаке. — По мобиле болтал, задумался. — И куда сейщас? — Домой. Куда ещё? Завтра ко второй паре, но всё равно. — Эй-й! Какие пары? — Да он первак, расслабься, — подал голос второй парень. — Все мы когда-то посещали лекции. — Ой, не напоминай. Тогда ты ещё не выклянщивал у меня еду. — А что? Я буду верной женой при таком хозяйственном муже. «Я не ослышался?». — Не смущай мальщика. Ребёнку рано видеть наши игры. — Сосед взглянул на часы и поднял на меня хитрый взгляд. — Тёмка, ты… ай, забыл. Семнадцать, да? — Да-а. — Лёха, сбегай ты. Возьми ещё две… щетыре бутылки. — Какие бутылки? — Ну не водки же. Предпочитаем перед парами только пиво. Кстати, Лёша. — Артём, — я протянул руку в ответ. — Но я не буду четыре, двух хватит. — А это и не тебе. Артуру. Не хватало ещё с ботанами жить, так щто, сегодня познакомлю вас с самыми крутыми людьми нашей общаги. — Ой, хвастун. — Ты ещё здесь? Побежал. Несмотря на крупное телосложение Лёша помчался довольно резво. Он выглядел как человек, с которым шутить лишний раз не стоило. Почти как Сокол, только выше, шире и с брекетами. Окровавленные нитки на костяшках пальцев тоже давали понять, что если с ним вопрос решать силой — решится он не в мою пользу. Едва я успел поставить телефон на зарядку, как Алмаз уже тащил нас с Артуром на второй этаж. Мы оказались в комнате, что была размером с маленькую квартиру. Там жило четыре человека, точнее по документам — тогда я и узнал о значении фразы «мёртвые души». Здесь жили первокурсники по меркам магистратуры, одним из которых был Лёша. Комната была обставлена книгами, настольными играми, наградами, в углу возле гитары валялись два мяча, а на полке был прибит гвоздь, что держал около двадцати бейджиков всевозможных цветов. На одной кровати сидело четыре человека, на другой — три, ещё двое стояли у подоконника, докуривая сигареты. Я знал, что мало кто соблюдал правила, особенно касаемо алкоголя, однако думал, что продержусь дольше. Пока под странные крики на непонятном языке, что ребята назвали песнями, в руке уже оказалась первая бутылка. Что сразу привлекло внимание компании. «Свои» — пронёсся шёпот по комнате. Это стало хорошей традицией. Только, позже мы стали собираться по субботам. Иногда обходились пивом, а иногда ребята тащили что по крепче, однако желания вновь вливать себя всякую мозговыносящую дрянь долго не возникало. Отчего у ребят появлялись вопросы к моей персоне. А я? А я рассказывал честно, почти всё, старался не углубляться, дабы не вызвать у них агрессию или жалость. Что было бы хуже — не знал. — Хоть в этот раз закончили не в пять? — Славка, не переживай. Вчера же вторник был, мы просто поиграли в какую-то «Цивилизацию». — Да ладно? Я никак не мог уговорить родителей, чтобы они мне её купили. — Тогда приезжай в Питер. В нашей общаге особо не придираются к внешке, так что пройдёшь. — Если бы мог. — Всё ещё злятся из-за того разговора? — Ага. Попробую ещё разок, после нового года, когда точно успокоятся. А то папа никогда свою ладу серую не отдаст, она же выглядит будто из заграницы. И чтобы праздник не портить, конечно. — Славка. — О нет. Когда ты таким голосом говоришь, значит, опять петь потребуешь. — Теперь понятно, что ты обо мне думаешь, — усмехнулся я, наконец, сев на качели. — Вообще-то, я просто хотел сказать… что скучаю. — Я тоже. Но у меня на столе лежит твой рисунок всегда. Да и у тебя есть кое-что. — Ну ты и провернул с этим «кое-чем». Как только умудрились, до сих пор понять не могу. Но она хорошо помогает когда холодно. — Когда холодно, надо шапку надевать и… чёрт. Тём, родители пришли, пока. Напишу, как смогу. Раньше проблемой были мои наказания, а теперь — его. Мне стало как-то легче говорить с ним. Всё благодаря соседям и одногруппникам. Нет, разумеется ничего они не знали, однако и не нужно было. Достаточно лишь было понять, что в Питере настоящий две тысячи седьмой, а не такой, какой был в Скуграх. Это был год с компьютерами и телефонами с тремя кнопками, с работающими фонарями и нормальными дорогами, с более открытыми и неординарными людьми. Прохожие несколько раз шарахались, если с кем-то пересекался в тёмных дворах, новые знакомые спрашивали о том, что я знал, причём, доходило до такой банальщины, например, читал ли я сказки Пушкина, или слышал ли о телевизоре, или была ли у меня девушка. Да, какие-то стереотипы оправдывались, так, у меня не было аккаунтов в аське или каких-либо социальных сетях, я не ходил на концерты, матчи и даже не был в лагере, а ещё я не знал о сенсорных телефонах. Как-то раз, когда в сентябре наступило бабье лето, мы пошли гулять вдоль набережных. Артура тогда не было, так что я остался один первокурсник, старавшийся максимально не отходить от Лёши. Он закончил архитектурный, так что его советы были как нельзя кстати. Несколько парней особо сильно бесились, едва ли не прыгали, хотя я был готов к тому, что бы кто-нибудь нырнул в канал. Однако, признаться, самому было трудно стоять на земле ровно, пока глаза цеплялись за каждое здание, за каждую завитушку на заборе, даже за трещины на асфальте. Вроде бы, видел уже краем глаза город до, однако, пока со мной никто не говорил, я сам начинал размышлять. О том, что этот город в некоторой степени — мой, о том, что когда-нибудь кто-то также будет засматриваться на моё здание. От одноклассников слышал, мол, Санкт-Петербург — серый город с отвратительной погодой. Однако заметить этого не мог. Каждый дом играл своими красками, купола отливали золотом, а дополнительной яркости добавляла реклама, которая висела повсюду. Даже под ногами не было какой-то тусклой пыли — тёмный, влажный после ночного дождя, асфальт, мраморные с отливом в бордовый поребрики. В парках такая же яркая, как в деревне, трава, массивные деревья, только они разбавлялись памятниками и фонтанами. Мы остановились на мосту, — одном из множества, поскольку в тот день я устал их считать после пятого — как вдруг раздался громкий голос Алмаза: «есть у кого замазка?». Я сперва понять не мог, да и не хотел, что они делали, просто стоял, продолжая диалог с Лёшей, как вдруг, он сам позвал меня взглянуть на цирк, что происходил. — Он издевается просто, — сказал, не скрывая улыбки, парень с хвостиком, которого, как я запомнил, звали Вадим. — Что происходит? — спросил я. — О! — сосед вытянул руку с исписанным замком и самодовольно ждал наших комментариев. — Это надо было увековещить. — Нас раскрыли, — показательно пожав плечами ответил старшекурсник с рыжей бородой, облокотившись на Вадима. — «Вадик + Радик». — Скажи же — круто. Эти двое если ссорятся как парощка, то пусть и висят тут. На мосту. — Откуда у тебя вообще замок? — раздалось из толпы. — Пора бы запомнить, что у этого всё найдётся в рюкзаке. Дай хотя бы, мы с Радиком сами повесим. — Когда будет свадьба — зовите, расскажу трогательную историю вашей пары. С неловкой улыбкой я сделал шаг в сторону. Я ни разу не слышал разговоров на эту тему в общежитии, однако ребята, чаще всего Алмаз, могли спокойно говорить о том, кто кому муж. Звучало абсурдно. Абсолютно случайно, пока стоял скривившись, у меня вырвалось: — Они из этих? — А что, проблемы? — чуть отводя меня от ребят, спросил Лёша. Он выглядел более грозным, чем когда либо за всё время нашего знакомства. — Нет. Ну, то есть. Эти двое… — Что «эти двое»? Что значит «этих»? — Ну, вот это всё, про «Вадик и Радик». Это же не по-пацански. Разве тебе кажется это нормальным? — А что не так? Во первых, ни меня, ни тебя это не касается. И потому даже не хочу рассуждать об этом. Если меня не трогают, то пусть делают что угодно. По-пацански или нет, решать не тебе. — То есть, они реально гомики? А ты… — Слушай сюда, — незаметно для остальных Лёша схватил меня за плечо, впиваясь ногтями в кожу, и прошипел в ухо: — Ты хотел спросить не гей ли я? «Я даже не знаю что это, но лучше ответить «нет». Сильный, зараза». — Нет. — Отлично. И разговор на эту тему больше не заводи. Нечего базарить об этой фигне. — Просто, я думал, что таких везде ненавидят. — Хватит говорить «таких». Не знаю я, как, что и где. Если ты сам не «такой», то просто забей на эту тему. И не приставай лишний раз к ребятам. У них есть девушки, это во вторых. — В натуре? — Не советую лишний раз выпускать свою уличную натуру, если хочешь иметь друзей здесь. Когда Славка узнал о состоявшемся разговоре, да и о ситуации в целом, то ничего не добавил. Даже скорее, ждал моей реакции. А я? Я больше рот не открывал. Шутки стал воспринимать как шутки, хотя первое время всё ещё дёргался, если, например, Вадик и Радик шутили о том, как спали вместе, как ревновали друг друга, как один дарил дарил другому букет из пива ко дню рождения. Это было ещё одной новинкой. В большом городе всем было всё равно на тебя. На то как ты живёшь и с кем. Я мог быть мародёром, а мог стриптизёром, кроме как каких-то косых или восхищающихся взглядов бы не получил. А потом, люди бы прошли и забыли. Через час, через три, а то и сразу. На эскалаторе только за одни выходные в метро можно было встретить по пять целующихся парочек, однако едва ли бы я запомнил цвет волос хоть кого-нибудь, не говоря уже о том, чтобы вспоминать каждого человека, мимо которого я проходил. Я рассказывал Славе всё. О городе, о природе, об университете, о новом доме, о соседях, друзьях, о мышлении, которое здесь менялось с каждой секундой. Он разделял мой восторг. В отличии от Ильи, которому нельзя было знать столько всего. Разумеется, от друга я ничего не скрывал, кроме того, что могло слишком разозлить его. Но самой главной ложью было не молчание. «Он думает, что я лечусь. А я со Славкой могу говорить дольше, чем с ним. Вру про какие-то занятия, про картинки и журналы, про то, что денег едва хватает». Хорошо, про деньги не врал. Изначально и про лечение не хотел. Искал, скрытно, чтобы никто слух не пустил, чтобы никто не боялся со мной за руку здороваться. Мало было врачей, способных помочь, а если и находился кто, то либо — шарлатаны со способностями гадалки, либо — очень дорогие специалисты. Я как-то сосчитал на калькуляторе и едва ли не получил свой номер телефона в качестве общей суммы. — Давай, храссказывай. Хвастался же, что живёшь где-то в центхре гохрода. — Чем хвастаться-то, — громко выдохнул я в трубку, пока шёл рано утром в университет. — Ветер дует, сейчас к мосту подхожу. Кстати, на небе всего два облака, они напоминают что-то вроде пирога и рыбы. А я проспал, даже не завтракал, блин. — Не ты один. — Когда они начнут тебе снова готовить? Может, я батю попрошу, он поговорит с твоими. — Не-не-не! Дядю батю не вмешивай. Мои пхроблемы, что хрешил ещё в школе учиться и жить с ними. Ну, хохрош об этом. И без того сегодня мозги будут парить. Физика, зачем-то. — Это у меня такой вопрос: «зачем физика сейчас?». Хотя, если бы мне платили за то, что сижу на паре и ничего не делаю, было бы славно. Даже немного бы начал учиться. — Хработу всё не нашёл? — Нет. На столе уже штук пятнадцать этих объявлений дурацких. — Не, бхратан, с этим не так надо. Я, конечно, не знаю, может, как в столице… — Как в Дне тоже. Сл-сосед говорит что рано ещё, пока родители помогают. Но не могу на шее сидеть, когда тем более столько на лечение надо. — Ты молодец, что не останавливаешься. «Я не про своё говорил. Да и сосед этот… из Пскова. Зовут Славка. Меньше знают другие — крепче спишь ты». Я не успел договорить с другом, как кто-то подбежал ко мне сзади. Глухой стук подошвы о каменистый тротуар был слышен уже порядка пары минут, однако и подумать не мог, что это за мной. Когда ладонь со всей силы хлопнула по плечу, что я аж телефон сжал крепче и зашипел в микрофон, послышался хриплый смешок. Рядом шёл улыбающийся, вчера побритый, но всё равно с отвратительными усами, Артур. Разговор пришлось быстро завершить. Сперва я этого делать не собирался, просто кивнул в знак приветствия, пожал руку соседу и пошёл дальше, только в одном с ним темпе. Однако Артур скорее прятался за мной, нежели шёл рядом, не отводя почти взгляда от чего-то впереди нас. — Ты следишь за кем-то? — спросил я, убрав телефон. — Ш-ш-ш! — Что «ш-ш-ш»? — Так и знал. Запомнил. — Тебя кто-то вниз головой уронил? Что несёшь? — Тём, помнишь, я про девчонку одну говорил, которая с соседнего потока? — Ангелина, ага. — Аделина. Так вот, она ещё и живёт недалеко от нас, прикинь. В натуре, вчера провожал, в шоке был. — И? — У нас начало пар никак не пересекается. Она на автобусе ездит, а я, блин, в это время либо сплю в комнате, либо тоже сплю, но в аудитории. — И ты решил, что идеальное решение — следить за ней? Долго тогда не мог сообразить, что хотел Артур от меня. Так до конца и не понял его мотивов, хотя логикой сосед никогда не владел на все сто. С чего вдруг он решил, что в свой дурацкий план надо втягивать меня — не знал. Да и соглашаться не совсем собирался. Я открыто послал его. Но вечером же за это поплатился. Пришлось нудное нытье выслушивать почти час, а отвлечься и не на что было, поскольку для музыки и прочего требовались наушники. И техника. Артур перемещался со стула на мою кровать, затем — на свою, затем спускался и по новой. Словно каждое слово добавляло ему энергию, отнимая при том её у меня. Сошлись на том, что один раз помогу. План был прост: сделать вид, что нам нужно к первой паре, сесть с ней в автобус, а затем мне было желательно лишь стоять в сторонке. Зачем я в этом «великом» плане? Просто так. Чтобы выглядело натурально, а не он озабоченный придурок, который искал способа встретиться. Хотя таковым я его и видел в тот момент. Мы вышли довольно рано даже для первой пары. Тот факт, что мне нужно было к третьей, уменьшал шансы соседа на выживание. Артур ворчал, что я задержал его, вечно подгонял, говорил, мол, не успеем. Уже приближался ноябрь, так что из-за холода, который стоял в то уже не светлое утро, добавилась причина реже помогать людям за просто так. А я уже знал, что потребую с соседа полноценный обед в столовой. И заберу его сладости, если вернусь голодным. Артур увидел объект слежки — или как он её называл «будущую девушку» — и мигом воодушевился, забыв обо всём. Она уже стояла на остановке, а мы неподалёку — возле последнего пешеходного перехода, когда нужный автобус стал приближаться. Тут сработал закон подлости. Скорость была слишком необычная. Необычно высокая. Словно кто-то нашёптывал: «не судьба вам попасть туда, мальчики». Так как машин уже было не так много, да и зелёный сигнал для автомобилистов начал мигать, сосед схватил меня за руку и с криком «помчали!», потянул за собой. Артур уже почти успел ступить на тротуар, когда я увидел приближающиеся фары. Именно их, не машину. Свет окутал всё пространство. Этот противный звук шин, что стирались об асфальт из-за резкого торможения проник в самые потаённые уголки меня, уничтожил каждую нервную клетку. Запах палёного не слишком чувствовался, поскольку он перебивался бензином, дорогой и страхом. А, ну и насморк слегка мешал, но это — мелочи. Глаза были открыты — машина только летела. Прямо на меня. Единственного пешехода на ту секунду. Глаза закрылись. Я был готов к концу. Думал, вот она — карма. Вот, что я заслужил. Однако едва ли соприкоснулся с бампером, скорее, упал от того, что сильно перенервничал. Хотя, ладонь всё же чего-то металлического и холодного коснулась. Когда я вновь что-то мог видеть, рядом уже стоял Артур и, судя по всему, водитель. Они о чём-то спорили, разъярённо тыча в разные стороны, пока их голоса смешивались в голове в единый неразборчивый шум. На секунду всё помутнело, острые камешки на дороге впились в руку, неприятно болела задница. Я начал понимать, что сижу едва ли не в нескольких миллиметрах от грязного номера автомобиля. — А нечего переходить на красный, — первое, что долетело до меня из диалога с водителем. — Там уже у вас жёлтый был, — отвечал Артур. — Тем более, ты его уже на зелёном нашем сбил. Что скажешь, а? — Шпана малолетняя, я бы вызвал кого надо, только времени нет. Эй, несчастный, встать можешь? — А? — окончательно проснулся я. — Наверное. — Короче, — сбросив очередной звонок протараторил водитель, вытаскивая из кармана кошелёк. — Вот, и чтобы без шума. Сами разбирайтесь, а меня не впутывайте. Друга забери. Артур, сжимая в руках две тысячи рублей, помог мне подняться и, наконец, перейти эту дурацкую дорогу. Я хромал скорее от шока, чем от травмы, тело не болело, хотя старая, забытая гематома немного напомнила о себе. Следа машины как и не было. Только косые взгляды прохожих напоминали о том, что что-то было. Сосед отдал мне одну купюру, а вторую положил в карман, грустно вздыхая. Автобус уехал вместе с той девушкой. А я просто так всё это пережил. Но, с другой стороны, получил деньги. — А почему только половина? — возмутился я. — А кто за тебя вступился? Не жадничай, тем более, что мы её упустили. Завтра надо будет снова. — Ни за что. — А если я тебя сейчас угощу чем-нибудь? — Велик соблазн, но я домой. В то утро уснуть снова не смог. Просто лежал, глядя в матрас соседа, рассуждая. Эта тысяча не давала покоя. Это было так просто. Всего лишь нужно было рискнуть. Насколько бы было законно так бросаться под машины? Возможно, стоило спросить иначе. Смог бы я такое сделать раньше? Если ответ был бы да, то ни о каких правилах не могло идти и речи. Однако велик был соблазн. Я вспоминал как трудно давались деньги добрыми пожертвованиями, лёгкими грабежами. Однако теперь всё иначе. Я уже не тот мальчик, город не Дно, а людей слишком много, чтобы кто-то запомнил лицо. Было отвратно только от мыли об этом, было стыдно перед самим собой, что посмел лишь задуматься. Но зачем-то же начал размышлять. Самый лёгкий и одновременно тяжёлый способ заработка — всё, что может быть незаконным. И от этого становилось противно. И от этого появлялась надежда, что деньги впервые не станут, возможно, проблемой. Но я выкинул дурные мысли из головы. Однако, они были бумерангом, а потому возвращались и били так сильно, чтобы только я их заметил, чтобы только услышал. Чтобы послушал. Словно сама судьба взялась за нити моей жизни. И решила поиграть, беспощадно. То находил на дороге мелочь и купюры, то незаметно мог красть конфеты из магазинов. Но когда я случайно толкнул какого-то слабого, костлявого парня, а тот лишь сжался, то устоять не смог. Много с него не взял, однако, это были его деньги. А не мои. Радость в тот вечер дралась с печалью. Эйфория танцевала с тревожностью, кружась, завлекая меня. И я встал на распутье. Когда мысли стали делами, поздно было оправдываться. Поздно было сопротивляться. Для соседей ничего не изменилось, сидел я как прежде на кровати, поедая чипсы. Ничего особенного. Только, в кармане прятались три купюры, которые не давали покоя всю ночь. Они напоминали о себе, стоило мне попытаться закрыть глаза. Из-за бессонной ночи, я вышел из общежития рано. Почти как закончился комендантский час. Алмаз и Артур ещё спали, а я шёл куда глаза глядели. Шёл сперва по большим улицам, затем сворачивал в переулки, ковылял дворами. Пока не оказался у маленькой дороги с крутым поворотом. Не так давно здесь сбили пешехода, в новостях читал, поскольку водители часто не останавливались, а переход, между прочим, имелся. И я решил рискнуть. Но нити были натянуты столь крепко, что за три «аварии», я отделался одной ссадиной и двумя синяками. Как будто третья машина и вовсе не касалась меня. Трудно было договариваться одному, однако никто не хотел разбираться с милицией, тем более, что если не я один был виноват, то оба. «Может, так и надо? Всё получается. Я не буду так делать вечно, клянусь. Но всего пару раз. И прекращу. Найти бы ещё помощника». И нашёл. Кто бы сомневался, что за треть от полученного «заработка», Артур согласится стать свидетелем происшествий. То делал вид, что снимал, то будто по телефону говорил и другие тоже слышали, то ещё что-то выдумывал. Мы ходили по парковкам у торговых центров, у дорог возле дворов — везде, где бы не было правоохранителей. Поскольку, иначе, нам бы пришлось попрощаться с идей о нормальной жизни. Хотя, я давно уже с ней распрощался, даже забыл, как она выглядела. Для Артура я был бывшим уличным, слегка сумасшедшим, немного мошенником, однако вором он меня не видел. А им я тоже, к сожалению стал. Славка также знал лишь о машинах, сильно не одобрял, просил меня бросить это дело, однако совет этот я пропустил мимо ушей. И решил как можно меньше говорить с ним об этом. Однако, когда всё незаконное становилось немалой частью обыденности, то разговоры сами собой начинали сокращаться. — Значит, будешь праздновать там? — довольно спросил Славка, ещё минут десять назад грустивший из-за проблем с учёбой. — Да, только Картавый приедет через пару дней. — Здорово, наверное, первый новый год без… Чёрт, прости, забыл. — Без родителей. Да-да, не первый уж. Чего ты там притих, Славка? — Не думал, что скажу такое, но завидую Илье. Потому что он приедет. — Так, ты контрольную просто не завали. И увидимся. — Легко сказать. Ты сам сессию легко закрываешь? — Давай не о плохом. Всё таки, праздник скоро. — Хорошо. Тогда расскажи, что сейчас видишь. — Каждый раз просишь. — А ты каждый раз о новом месте говоришь. Так что, давай. Это у меня вид даже не на кладбище, а на коммуналку какую-то. Один и тот же, изо дня в день. — Снег выпал на днях, я тебе, вроде, рассказывал. По центру сейчас иду. Там одна столовая прикольная с местными какими-то жареными штуками. Они их «пышками» зовут. Думал, знаешь, что теряться буду в новом и большом городе, а тут всё просто. Идти нужно прямо, тогда точно куда-нибудь в знакомое место попадёшь. А оттуда уж знаешь как идти. — И как у вас всё украсили? — Светится улица. Не день, а одна сплошная ночь. Со вчерашнего дня солнца толком не видел. Пасмурно, темнее, чем обычно, хотя до заката ещё рановато. Здесь по всюду мелкие жёлтые светильники, гирлянды огромные, клянусь, блин. Так, погоди секунду, рука устала. — А ёлку видел? — Нет ещё, но одногруппники хотели туда сходить, может, и мне получится выбраться. Ай, ш-ш-ш. — Я резко стал тереть глаз. — Прости, снег попал, прямо в зрачок как будто. — Попал в сети снежной королевы? — Кого? — Снежная королева. — А она тут при чем? — Приехали. Она же запускает льдинки в глаза, чтобы те заморозили сердце. — Кажется, такое было, но давно. Похоже, это не вечное проклятье. — Как ты серьёзно рассуждаешь о сказке. С одной стороны было жаль, что не получалось вырваться к друзьям, к родителям. Однако, душа переполнялась самыми яркими эмоциями и чувствами, от прогулок по светящимся снежным улицам города, по мостам, от вида набережных и дворцовой площади — от всего и всегда я задумывался, насколько иной мир. Когда песок сменился на брусчатку, когда пруд сменился на реку, а деревянные крыши — на бетонные и кирпичные, тогда вдруг и появилось нечто странное, что я стал называть гордостью. За что? За себя, возможно, за то, что такой город есть, за то, что я в этом самом городе. Славка заставлял смотреть на обычные вещи под иным углом, интересовался каждой мелочью. И, пусть, я ворчал, каждый раз описывая ему что-то, но в душе был благодарен. Старания стать холодным и отстранённым забывались вместе с нервотрёпкой из-за учёбы или денег. Отрезвляли каждый раз лишь его нравоучительные беседы о том, чтобы я прекратил заниматься грабежами и мошенничеством. Как же я жалел, что рассказал ему некогда, однако на тот момент и мысли не было, чтобы промолчать. Мне только под новый год позвонили и Андрей, и Ростик, даже Шура смс отправила с поздравлением. Илья же предпочел всё сказать лично. Он умудрился врезаться в скамейку в соседнем дворе, когда парковался. Друг перепутал дома, однако и мне подойти было не сложно. Я считал подвигом, что Илюха всего на один день, но смог приехать. Правда, прекрасно знал, что он был готов уехать куда угодно, лишь бы вырваться ненадолго из-под контроля родителей, которые совсем по его словам озверели с приближением рождения второго ребёнка. «Или, как мне рассказали родители, первенца. Мать Ильи говорила с батей насчёт крещения, пусть, он уже давно и не работник церкви. И фраза «с первенцом всё должно пройти в лучшем виде» вызвала дрожь даже у моего отца. Конечно, потом пошли извинения, мол, оговорка вышла, однако в ней была большая доля правды». — Я полчаса этот снег идиотский убихрал, валит и валит, валит и валит. Думал, пхридётся пешком до тебя уже топать. — Здесь не везде так чисто, как думаешь. Я гулял как-то на юге, там одногруппник живёт, так у него ещё и лёд под этими сугробами. Только и думай, как бы голову не сломать, блин. — Шапку сними уже, эй. Ну, обхрос, бхрат. Илья потрепал меня по волосам, а я вновь натянул шапку едва ли не носа, поскольку на мосту был самый отвратительный и жестокий ветер. Хотя, казалось, мёрз лишь я один. Картавый рассматривал город, но не выглядел столь же восторженно, как я в первые дни жизни здесь. — А это что? — спросил Илюха в тысячный, наверное, раз, указывая покрасневшим от мороза пальцем на мраморный столб далеко впереди. — Как ты что-то видишь вообще? Там памятник, дойдём скоро. Это же, считай, город-герой. — Молодые люди, — прервал нас незнакомец с бумажками в руках. — Не хотите ли пройти на дегустацию чая? — Халява? — Разумеется, бесплатно. — О, бхратан, пойдём. — Картавый, блин. — Я одёрнул друга и повернулся к рекламщику. — Нет, обойдёмся. — Но… — Пока-пока! — Ты чего? Халява же. — Поверь мне, нифига подобного. Мне об этом рассказали ещё в первые дни. — Везде обман. — Илья сплюнул. — На хработе, дома, даже тут. Честно, не знаю, как ты, блин, дехрижшься. — В смысле? — Ну, ты сейчас же нохрмально живёшь. В какой-то неплохой комнате, получаешь деньги честно, даже будто не дехрёшься совсем. «Просто в новый год не хотелось никому жизнь портить». — Картавый, всё не так уж и радужно. — Да я понимаю. Но, Шома, могу сказать от души, пхрям слово пацана даю, что если бы не ты, я бы уже с ума сошёл. — Эй-эй, о чём базаришь таком? — Месяц назад Змей и Дуло на дело одно позвали. Я хотел, пхравда, хотел. Но потом задумался, знаешь, что у меня всё-таки есть Олька, котохрой нафиг не сдался уголовник. И ещё, блин, мысль всплыла, что ты же спхравляешься. Спхравляешься без этого. А я чем хуже? Ну да, многим, наверхное, но всё-таки. Если можешь ты, то и я тоже. — Ты реально так считаешь? Он кивнул. Илья заговорил совершенно про другое, а я уже отключился. Думал, что смогу похвастаться тем, что придумал для заработка, однако теперь это звучало не достижением, а самым отвратительным поступком. Словно от меня ждали теперь чего-то, чего-то большего чем просто существования. Перед тем, как уехать, друг выполнил одну мою просьбу. Я взял почти всё, что «заработал» и передал ему, чтобы тот отвёз деньги родителям. Не знал, сколько требовалось маме для лечения, однако, жила надежда, что даже эта небольшая сумма могла бы позволить ей начать. — Хохрошо. Буду храд зайти к ним, хоть повод тепехрь есть. — Картавый, ты возьми сколько нужно отсюда. Я должен тебе, так что, если… — Чтобы больше я этого не слышал, — неожиданно понизил голос он. — За что это ты мне должен? — Ну как же, а летом? — одного взгляда хватило, чтобы заткнуться. — Да, ничего. Считай, от сердца. По дружбе. — Обойдусь без подачек. Когда Илья уехал, я вернулся в комнату. Несмотря на тяжёлое молчание в последние минуты встречи, всё равно настроение было на высоте. От того, что мы, наконец, увиделись. И при этом было очень жаль, что это повториться лишь летом. Зато дома. Артур спал на кровати, а Алмаз лежал, разговаривая по телефону. И довольно громко. Я успел налить чай, распутать подаренные соседями наушники, прибраться в тумбочке, понять, что чай остыл и подогреть его в пропахшей сосисками микроволновке. — Звони в любое время, целую. — Девушка? — спросил я. — Сестра, двоюродная. Квартиру сняла, наконец. Прищём район неплохой. Завтра поеду ей с вещами помогать. — Сестра, говоришь, — вдруг проснулся Артур. — Красивая? — Да. Подойдёшь — убью. — А на новоселье позовёшь? — Тебя — нет, — Алмаз показал средний палец соседу и повернулся ко мне. — Посмотрим. — Я только за. — Посмотрим. Она полгода в какой-то дыре жила, а теперь щто-то нормальное будет. Вдруг зазвонил телефон. Мой. Я увидел на экране имя Славки и стал колебаться. Обмана в жизни было достаточно. Илья не заслуживал ещё одного предательства с моей стороны. Как и Слава. Он не слышал того, что говорил я сам себе. Пришло время нажать на другую кнопку, чтобы получить иной результат.