Орден Святого Ничего

Ноябрь 2014, сундук с сокровищами. Возвращение 2003       Все началось с псов. И с женщины с нежным именем Лилия, производившей впечатление бандита из девяностых. Маленького, плотно сбитого, но не очень злобного.       В свою первую зиму после переезда Алька выводила на прогулку двух ее бордер-колли каждый будний день после обеда. Прежде собак ей отдавала домработница, и Алька удивилась, когда дверь открыла компактная плечистая женщина, пожалуй, вдвое старше нее. Собаки, Бейрут и Бомбей, трехцветные взбалмошные близнецы, рванулись вперед, заплясали вокруг Алькиных ног, норовя встать лапами ей на грудь.       Женщина долго по-хозяйски изучала Альку с ног до головы, пока та утихомиривала псов.       — Лесба, что ли? — спросила она без обиняков.       — Что? — Алька оторопела, она едва смогла просунуть пальцы под ошейник Бомбею, отчего тот немедленно начал закидывать назад лохматую башку и преданно задышал, высунув длинный розовый язык.       Женщина устало закатила глаза, протянула ей собачьи поводки и захлопнула дверь.       Они встречались так еще несколько раз: та молча отдавала ей собак, измеряла взглядом и запиралась в квартире. Ближе к новому году внезапно пригласила войти:       — Давай-ка сюда на минуточку. Не разувайся.       Алька пошла за ней. Бейрут и Бомбей отреагировали с избыточным опережением, рванули вглубь квартиры, похожей на жилище султана — сплошь тяжелые завесы, гобелены, ковры. Словно у обстановки была только одна задача: получше поглощать звуки.       Они прошли на кухню. Хозяйка села за стол, Альку не пригласила. Подлила чаю из плоского чайничка в крошечную чашку.       — Приезжая? Студентка?       — Давно не студентка. — Алька стояла, засунув руки в карманы. Она не понимала, чем вызвана эта внезапная аудиенция, и всем видом демонстрировала, что в угадайку играть не собирается.       — И как давно?       — Довольно давно, — с нажимом повторила она.       — Выпьешь чего-нибудь?       — Извините, я на работе.       Та помолчала, беспардонно пялясь на нее.       — Трудно тебе тут?       В кухню вбежали псы, нетерпеливо окружили Альку, намекая, что пора бы ей поторопиться.       — Средне. Можно идти? Нам надо вернуться до трех.       — Иди. Зовут тебя как?       — Аля. — Она развернулась, чтобы уйти, и псы немедленно помчались к дверям, по пути сшибая друг друга.       — Аля — это?..       — Альбина, — бросила она, не оборачиваясь.       Не могла же она с ходу признаться этой наглой бабе, что держится из последних сил, что столица не принимает ее — в упор не видит, не дает раствориться в потоке. Что она не может завести знакомств, обрасти друзьями, живет в глухой капсуле одиночества. Она здесь как масло на воде. Вся ее жизнь теперь — бег за развеселыми псами, между ними мелкая работенка, редактура, переводы, глухое молчание после собеседований, предложения поработать бесплатно.       Ради интересной темы она могла бы и бесплатно, но все вокруг было дорого, дорого, отчаянно дорого. Комната, еда, телефон, метро. Она вела бюджет в блокноте: сокращала, вычитала, урезала. Злиться не было толку, обстоятельства-то все равно не сдавались — силы оказались неравны.       Когда в следующий раз хозяйка сама вышла с собаками в подъезд, Алька уже было решила, что потеряла клиентку, но та кивнула:       — Пошли. Прогуляюсь для разнообразия.       Они спустились в пустой квадрат двора, засыпанный липким слякотным снегом. Бомбей и Бейрут, снятые с поводков, понеслись кругами, поднимая фонтаны ледяных брызг.       — Подружка у тебя есть, Альбина?       Она промолчала, пряча руки поглубже в рукава куртки.       — Ладно, брось давай. Откуда ты там, я не знаю. У вас модно косить под хмурых пацанов? Что ты суровая такая? Ну? Альбина — курточка из дерматина.       — Послушайте, — почти прошипела Алька, — не надо со мной так разговаривать. Вы покупаете мои услуги, а не мою любезность. Хотите остро почувствовать классовую разницу — ступайте к бомжам на вокзал. И не приставайте ко мне с вопросами, я не ищу, кому бы исповедоваться. Я просто гуляю с вашими собаками. Все.       — Тю-у, — протянула та. — Ясненько. Ну, теперь рассказывай, как покупают твою любезность? Дорого, поди?       — Блядь, — яростно выдохнула Алька, уже готовая сорваться и уйти.       Хозяйка порылась по карманам, достала пачку «Парламента», бросила в рот сигарету, протянула ей.       — Куришь? На, бери. Ну, не смотри так, не умею я эти церемониальные танцы. Поняла уже? Поняла?       Алька потянула пару секунд, взяла сигарету, помяла фильтр в пальцах, глядя, как Бейрут кидается на Бомбея, пытаясь свалить его с ног, и оба несутся, рыча и кренясь на поворотах, как гоночные болиды. Хозяйка поднесла ей зажигалку.       — Лилия меня зовут, кстати. Лилия Борисовна, если хочешь.       — Я знаю. — Алька разогнала рукой дым. — Вы говорили, когда выгул заказывали.       — Так, понятно. Кофе ты, Альбина, пьешь? Давай, не молчи. Вон, видишь, белая «тундра» стоит? Сядь, докури в машине, пока я кобелей загоню. Прокатимся немного, у меня подруга в соседнем районе кофейню держит. Ты про себя не хочешь говорить — ну, потерпишь, пока я про себя говорю.       — А если я никуда не поеду?       — А если поедешь? — та развела руками, мол, решай сама.       Она свистнула, и катящийся по жидкому снегу клубок распался надвое. Бомбей и Бейрут наперегонки бросились к ней. У подъезда коротко вякнула большая «тойота», моргнула буйволиными глазами.       Алька подождала, пока псы вместе с хозяйкой скроются в подъезде. Можно было сбежать, а можно было сесть в машину Лилии и посмотреть, что будет дальше.       — Примешь красную таблетку — войдешь в страну чудес, — пробормотала она и пошла к автомобилю. В конце концов, она ничего не теряла, потому как терять ей было абсолютно нечего.       Лилия Борисовна отдала полжизни легкой атлетике, пока не заработала травму, и теперь работала частной тренершей. «Превращаю навоз в жемчуг», — сказала она. Алька снисходительно усмехнулась. Гонка за телом казалась ей уделом тех, кому не повезло с мозгами. Она не позволила угостить себя ничем, кроме чашки латте, и слушала ее вполуха, рассматривая расписанную мелками стену за стойкой. Кофейня была оформлена в духе американских семидесятых, даже Элвис Пресли из динамиков энергично умолял невидимую партнершу по танцам не наступать на его голубые замшевые ботинки.       Она таким и запомнила этот пасмурный день, когда все началось, — с неба летели и тут же таяли хлопья снега, плыл густой кофейный запах, пел Элвис, Лилия взяла ее в автомобиле, на задворках кофейни. Без предисловий наклонилась к ней через коробку передач. Горячая маленькая рука, шершавая от спортивных мозолей, скупо прошлась под майкой, царапнула по груди, нырнула за пояс.       Алька не стала рыпаться, вяло подумала: «Этим все и должно было закончиться. Вот тебе и страна чудес, Нео». В какой-то момент она даже завелась, когда Лилия вдруг прервалась, деловито обошла машину, изловчилась до предела откатить ее кресло и оказалась на коленях между ее ног. Лилия обращалась с ней слишком осторожно, едва не с благоговением, и из-за этого ничего толкового не получалось. Под конец она обнаружила, что еле сдерживает брезгливую усмешку, наблюдая за ее стараниями. Стекла слегка запотели, и Алька, чтобы занять себя, прикидывала, до чего же неловкая и дурацкая сцена могла на самом деле произойти в старинном «Рено» на «Титанике». Места там, пожалуй, было куда меньше, чем в «тундре».       Ей даже делать ничего не пришлось — Лилия просто оставила ее в покое, убралась на водительское место, подождала, пока Алька поправит одежду. Открыла окно и закурила.       Алова безо всякого стеснения выхватила у нее сигарету, затянулась, вернула, удивленно вздернула брови, когда та положила перед ней конверт.       — Нет, — сказала она, — мое отчаяние еще не достигло такой глубины, чтобы я стала брать за это деньги.       — Слабоумная, что ли? — поинтересовалась Лилия. — Прямо вот за чашку кофе? Нет, милая, так ты здесь не выживешь. Скажешь, когда закончатся, и собак моих не бросай. Куда тебя отвезти?       Дома Алька открыла конверт, высыпала купюры на подоконник. Внутри было почти на месяц аренды. Эквивалент длинной череды прогулок с собаками за десятиминутное неудобство. Она хмыкнула, убрала деньги в конверт, сходила к холодильнику на общей кухне, где ее встретила соседка по квартире и немедленно принялась вычитывать ей из-за сквозняка. Алька терпеть не могла кладбищенский запах, который источала старая мебель, и, даже уходя из квартиры, проверяла, открыты ли форточки.       — Я у тебя одолжу до вечера. — Она достала бутылку пива, игнорируя возмущенное стрекотание соседки, и закрылась у себя. Ей нужно было крепко подумать, что делать дальше.       Она не считала секс чем-то особенным, вокруг чего стоит возводить стены таинства. Он бывал хорошим, бывал плохим, бывал никаким. Однажды кто-то в ее старой, отпавшей жизни заявил: «Беспорядочные связи — это гарантированно плохой секс», а она удивилась: «Как ты отличишь плохой от хорошего, если его мало?» Но она никогда не рассматривала себя как предмет торговли, сама идея была ей неприятна.       Какая пошлятина, закончить эскортом, будто это одна из многочисленных историй про провинциалок, сорвавшихся искать счастья в столице.       — Ты не за этим сюда приехала, — напомнила она себе, чувствуя, каким хрупким становится лед ее убеждений. И хороши ли эти убеждения, если они не приносят ничего, кроме проблем? Как там принято говорить: мечтаешь получить то, чего никогда не имела, — делай то, чего никогда не делала? Любопытно, распространяется ли это правило на проституцию?       Алька допила пиво, бросила конверт в рассохшийся ящик допотопного стола и твердо решила больше никогда у Лилии не появляться, но тут ее телефон зажужжал, пополз по столешнице — она едва успела его поймать.       — А вот что, раз уж мне удалось купить немного любезности, — Лилия говорила предельно серьезно. — У меня подруга сняла на выходные коттедж в Немчиновке. Сауна, бассейн, хорошая компания, все дела. Тебе бы понравилось. Заехать за тобой?       Алька помолчала, тихо ненавидя себя за то, что сейчас скажет. Может, судьба пытается ей что-то сообщить, а она упирается, как последняя идиотка? Но, вот в чем беда, Алова решительно не верила в судьбу. Она обвела взглядом комнатку, прекрасно отдавая себе отчет в том, на что подписывается, и в то же время понимая, что ее устроят любые перемены. Кажется, она соврала насчет степени своего отчаяния.       — Заезжай, — скрепя сердце сказала она. — Когда, завтра?       — Через час будь готова.       Лилия, похоже, решила не выпускать добычу из зубов. В зимней вечерней тьме Альке показалось, что она буквально шагнула из двери подъезда в открытую дверь автомобиля.       — Ну, так и все-таки, что там насчет тебя? — поинтересовалась Лилия, выезжая со двора. — Давай колись, кто ты, откуда, что тут делаешь? Любопытно же. Или у тебя секс еще не повод для знакомства?       Алова не собиралась перед ней расстилаться. На нее напало упрямство, и она знала почему — легкой добычей она не станет. Трахаться она может сколько влезет, но по-настоящему впускать в себя никого не будет. Довольно с нее.       — Журналистка из Сибири. Ищу работу.       Она всем видом продемонстрировала, что ответила на каждый Лилин вопрос и этого больше чем достаточно.       — М-да, небогато… — усмехнулась та. — Там за тобой пакет, достань-ка.       Алька вывернула шею, разглядела большую примятую бумажную сумку, повозилась, вытащила за веревочные ручки. В сумке оказалась куртка — белоснежный бомбер с толстыми замками и нашлепкой на рукаве. На капюшоне переливался песочный мех, гулял от каждого движения, как пшеничное поле на ветру.       — Тебе, тебе, — сказала Лилия с видимым удовольствием. — Идет к глазам. Ну и вообще, Альбина — значит белая, да? В интернете сегодня читала: тайна имени Альбина. Пишут, что характер дерьмовый и что счастливое число — девять. Ну, чего ты зыркаешь? Не нравится? Полночи на улице бухать будем, ты там сдохнешь в этой своей… хреновине. Из Сибири она, смотрите на нее, морозоустойчивая какая!       Алька молча щелкнула ремнем безопасности.       — Э-э, — заволновалась Лилия, — ты куда собралась? Дай хоть на обочину встану.       Алька развернулась на сиденье, выбираясь из рукавов, зашвырнула старую куртку назад, накинула на плечи новую.       Лилия, сообразив, что она не собирается выпрыгивать из машины на полном ходу, а совсем наоборот — принимает подарок, так заметно выдохнула, что Алька засмеялась про себя. Надо же, как легко вызвать в ком-то сомнения. Отлично. Если ее любезность собираются покупать, дешевить было бы преступлением.       — Скажешь что-нибудь?       — Спасибо, — бросила Алька. Куртка еще пахла магазином, мех сладко льнул к лицу.       — Вот и отличненько. — Лилия обрадовалась и отстала от нее с расспросами.       Они свернули с шоссе на залитые снежной кашей улочки, покружили между заборами и остановились перед глухими высокими воротами — к кованым прутьям намертво приварены листы железа, чтобы зеваки не пялились во двор. Лилия посигналила раз, другой, но никто не отозвался.       — Будь другом, зайди, попроси кого-нибудь открыть.       Алька вышла из машины, тут же угодила в слякотную колею, побрела по ней, толкнула железную калитку. Желтый свет из окон коттеджа падал на расчищенный дворик, на перилах веранды празднично светилась гирлянда. Посреди дворика неярко полыхала жаровня в кольце деревянных кресел.       Она взбежала на крыльцо, и дверь распахнулась прямо перед ее носом. Изнутри ударило теплом, залихватской древней попсой. «Гуля-ай шальная императрица!» — выкрикивала Аллегрова.       — Терминаторша приехала, я впускаю! — провозгласила басом крошечная женщина с торчащими, как перья у растрепанной птицы, волосами и только тут заметила Альку. — Здрассте — забор покрасьте. Вы курьер? Мы ничего не заказывали.       — Откройте ворота, пожалуйста, — как можно мягче попросила Алова. — Там машину надо загнать.       Женщина была, очевидно, пьяна и пребывала в великолепном настроении.       — Да-да, се-кун-доч-ку! — Она отодвинула Альку, прошлепала в тапках по крыльцу, едва не поскользнувшись на ступеньках.       Алька стащила ботинки один о другой, прошла вглубь дома.       Сверху в гостиную спускалась вычурная винтовая лестница. Горел электрический камин, у камина красовалась живая пушистая елка в золотых лентах, вальяжные раздутые диваны стояли по обе стороны от стеклянного столика, уставленного бокалами. Из хрустальной вазы свисали гроздья винограда. Две женщины, блондинка и рыжая, обе в толстых свитерах и джинсах, пили красное вино и тихо переговаривались.       При появлении Аловой они мгновенно замолчали, уставились на нее с любопытством и, изучив всю до мельчайших подробностей, обменялись короткими разочарованными взглядами.       — Это у нас, надо думать, загадочная Альбина, — сказала рыжая. — Очередная. Лиля по телефону слюной изошлась.       — Думайте, если надо, — разрешила Алька.       Женщины встревоженно переглянулись. Неизвестно, чего они ждали, но она уж точно не собиралась добиваться их любви и расположения или становиться элементом приятного вечера. Этим курицам придется с ней считаться — так она решила, и так будет. Шальные императрицы, господи прости.       Она плеснула вина в пустой бокал, чувствуя на себе два пристальных взгляда, достала из кармана сигареты.       — Здесь нельзя курить, — холодно заявила рыжая.       — Никому, кроме избранных? — Алька кивнула на пепельницу, в которой лежал смятый фильтр тоненькой сигаретки. Ей все меньше и меньше нравилась идея поехать с Лилией.       — Лиль! Ты здесь? — крикнула блондинка в сторону коридора. — Лиль, расскажи, где ты подцепила такой восхитительный экземпляр enfant terrible?       — У вас тут что, подпольный салон Анны Павловны Шерер? — поинтересовалась Алька, уже не скрывая издевки. — Маленький вечер в высоком обществе? Прошу прощения, я где-то забыла свое бальное платье.       — Ай, да перестаньте вы, — раздался сладкий тягучий голос. — Не донимайте девочку, она еще подумает, что мы не гостеприимны.       По винтовой лестнице спускалась полная женщина в легинсах и мягком пуловере, спущенном на одно плечо. Ее высоко поднятые волосы были такими густыми, что пряди, убежавшие из захвата хитрой заколки, спадали каскадом вокруг лица. Очень небрежно, очень продуманно.       Будто перетекая из одного движения в другое, она приблизилась, одарила Альку озорным взглядом. Алова вдруг поняла, что уже и забыла, какие бывают глаза у людей, наделенных острым подвижным умом.       — Загадочная Альбина, — представилась она, на всякий случай держа заранее взятый тон, хоть и понимала: зря.       — Дарья, — та протянула руку словно для поцелуя, но в последний момент опустила пальцы ей в ладонь.       Сердце в груди тяжело стукнуло — до того она напомнила ей ту, другую, из-за которой Альке временами казалось, что она не живет, а ползет по битому стеклу, теряя кровь.       — Я тебя сейчас со всеми познакомлю. Беленькая — это у нас Олечка, а рыженькая — Иветта, у них свой отель тут неподалеку, не представляю, как они смогли выбраться в такое время. Вообще, мы несколько раз в год собираемся. Обычно у меня, но тут нам не повезло: у мужа отменили рейс, и пришлось срочно искать замену. И… а кстати, где Нюся?       В прихожей зашуршали пакеты, забубнила Лилия, радостно взвизгнула ее проводница.       — Вот и она, — подытожила Дарья. — Нюся у нас вроде приправы к нашей заунывной компании, с ней никогда не соскучишься. Пожалуйста, чувствуй себя как дома.       «Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок», — затянула Варум.       — А у на-ас! А у на-ас — огроменный ананас! — провозгласила на всю гостиную Нюся, с которой не соскучишься. — Мандарины-апельсины и шампуськи бутыльмас! Видали? Стих сочинила! Терминаторша еды навезла, как всегда.       — Здрасте, здрасте, красавицы, с наступающим, — в гостиную заглянула Лилия, которую в салоне Анны Павловны Шерер, по всей видимости, именовали Терминаторшей.       — Сумки помогите разобрать, кто-нибудь. Девочку мне тут не обижали?       — Девочка твоя нахамила нам на неделю вперед, — фыркнула Иветта, — в следующий раз намордник ей захвати.       Алька улыбнулась крокодильей улыбкой персонально ей, затем — Лилии.       — Да, — сказала Лилия в некотором замешательстве, — надо было вас предупредить…       — Поможешь мне с сумками? — Дарья взяла Альку за плечо и решительно вывела из гостиной.       Они вошли в кухню, сквозь видимую роскошь отдающую казарменным холодком посуточных квартир. Дарья плотно прикрыла за собой дверь.       — Вечер не задался, да? — ощерилась Алова, на случай если хозяйка праздника решит читать ей мораль.       — Ты здесь против своей воли, Альбина? — Дарья зашуршала пакетами, отправила в раковину сетку мандаринов, пустила воду. — Лиля тебя вынудила? Не надо на меня так смотреть, я ее сто лет знаю, и мне совсем не нравится думать, что тебя приволокли сюда силком.       Алька не ответила, глядя, как она закатывает рукава пуловера, принимается мыть мандарины, и локти ее плавно движутся в такт словам. Боже, до чего они похожи, каждое движение…       — Если хочешь, я сию же секунду выведу тебя отсюда и отвезу домой. С Лилей я поговорю, никаких последствий для тебя не будет. Потому что это не первый такой случай, понимаешь? Я знаю, что это неправильно, это отвратительно, но повлиять на нее никак не могу. Мы дружим много лет, нас многое связывает и…       — …и вы в курсе, что она предлагает девочкам деньги за секс, а потом хвастается перед вами трофеями, — закончила за нее Алька.       В кухне стало тихо, только кран сипел, выдавливая воду через насадку.       — Да-а, — протянула Дарья насмешливо, — тяжело тебе тут будет с таким характером.       — Мне с таким характером везде тяжело. — Алька все-таки закурила, уселась на столешницу, брызги воды из раковины попадали ей на джинсы. — А ваш муж? Как он относится к этим… тусовкам? Он в курсе, что у вас за подруги?       — Мой муж — не твое собачье дело. — Она стряхнула воду с рук и принялась раскладывать мандарины на полотенце. — Вывести меня из себя у тебя все равно не выйдет, и не надо пробовать, если ты все еще хочешь, чтобы я воспринимала тебя всерьез.       — А есть способ сделать так, чтобы меня здесь воспринимали всерьез? — Алька удивилась почти искренне.       — Тебе здесь никто не враг.       — Ваша правда. Но не вся. — Она стряхнула пепел в раковину, едва не задев носом ее голое плечо. Пахла она восхитительно. — Можно мне мандарин?       — Держи. Ну что, попробуем все сначала?       — Выйди — и зайди как следует? Нюся вновь спьяну примет меня за курьера, а остальные будут изучать с брезгливым вниманием? Эдак мы с вами, Дарья, никогда с этой кухни не выйдем.       — А тебя, я смотрю, легко ранить.       Алька помолчала, а потом спросила:       — Хотите мандарин?       Дарья рассмеялась, и это тоже было так похоже на смех Пелагеи, что у Аловой мурашки побежали по затылку. Она узнала это арлекинское лукавство в приподнятых уголках рта, узнала язвительный прищур, и узнавание вспороло ей внутренности. Они не были абсолютными близнецами — Дарья была куда старше и выше, но что-то важное в их внешности и взгляде совпадало до точки.       — За что ты с ними так? Они ничего плохого не имели в виду. Ну, немного удивились, что ты такая молодая и… сложно определить, к какому кругу принадлежишь.       — Да говорите как есть, — пожала плечами Алова. — Замарашки должны смиренно молчать в присутствии господ, а если не молчат, их положено ставить на место. Вот что меня бесит. Это ебаное отношение.       — Если тебя бесят такие отношения, не вступай в них, — посоветовала та.       Алька потушила сигарету прямо о мраморную столешницу, принялась сдирать шкурку с мандарина.       — У меня не то чтобы есть выбор, — призналась она. — Мне нужны перемены, и иногда, ну, вы знаете, приходится выбирать самое приличное из всего плохого, что тебе предлагают. Так что, увы, я оказалась здесь, а всем остальным придется с этим смириться.       — На твоих условиях? — Дарья стояла слишком близко, почти между ее коленок. Алова не решалась взглянуть ей в глаза, поэтому разглядывала россыпи бриллиантиков в ее сережках. Вокруг пахло Новым годом из детства, и Альке казалось, что если она сейчас схватит ее и поцелует, то почувствует вкус яблок и карамели. Пелагею в своей жизни она целовала только однажды, почти случайно, и потом больше никогда уже не решилась повторить, но ей казалось, что вкус этого поцелуя мог бы быть таким же, как тот.       Она вручила Дарье очищенный мандарин.       — Мы можем договориться. Вы мне вертолет и чемодан с деньгами, а я отпускаю заложниц.       Дарья устало вздохнула.       — С тобой можно говорить серьезно? У нас не часто бывает возможность вот так собраться всем вместе, и мне бы все-таки хотелось попросить тебя…       — Послушайте, Дарья, — перебила ее Алька, — перестаньте, я сама сюда приехала. Давайте на этом закончим. Сейчас я влюблюсь в вас — и все, конец, мне это совершенно не ко времени и не по карману.       Мандарин выскочил из Дарьиных рук, прокатился по полу и исчез под гарнитуром.       — А вот это, действительно, первосортное хамство, — сказала она.       — Нет, правда, я не шучу. Остановимся на этом, ладно? Я обещаю вести себя прилично и не портить вашим подругам веселье. Хотите, через десять минут они будут смеяться до слез и жалеть, что не повстречали меня раньше? Ради ваших прекрасных глаз. Вдруг вы первая меня полюбите. За хорошее поведение.       Алька слезла со столешницы, их взгляды встретились, и между ними повисло молчание. Щеки у Дарьи порозовели, лукавство в уголках рта спряталось глубже, но не исчезло совсем.       — Милая моя, — вымолвила она, вволю наглядевшись на Альку, — да ведь если я тебя полюблю, от тебя мокрого места не останется.       — У меня уже есть такой опыт, — спокойно ответила она, — со мной до сих пор все в порядке. Пойдемте отсюда, а? Мне еще Лилию развлекать и располагать к себе высшее общество. Шальные императрицы и все такое. Многовато работы для уик-энда, надо начинать сейчас или уже не браться.       Дарья покачала головой сокрушенно и насмешливо.       — Господи, — сказала она, — приволокла же Лилька тебя на наши головы…