ID работы: 12465678

Соблазна книг не одолеть

Гет
NC-17
В процессе
726
Горячая работа! 1102
автор
archdeviless соавтор
Размер:
планируется Макси, написано 716 страниц, 36 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
726 Нравится 1102 Отзывы 247 В сборник Скачать

Глава 24. Воронье перо.

Настройки текста
      С каждым днем всё непонятнее. С каждым сказанным словом, совершенным действием, необратимым поступком. С каждым днем.        А этот день, четвертое декабря, для Осаму должен был быть банальным, так, в конце лишь с привкусом черного чая или морозного ветра. С таким ассоциировалась Томиэ. И его не должна была напрягать атмосфера в офисе, мелькающие перед лицом профили участников Принципа Талиона и одинокая, скучающая Спящая Красавица на больничной койке. Все равно, она когда-нибудь, да, очнется. А вот «когда?» — дело другое, в одно время, безумно интересующее Дазая, а в другое — отвлекающее от Ямадзаки.       Этот день, и правда, должен был быть банальным. За окнами шёл снег, а детективы в офисе наслаждались сокращенным рабочим днем. Некоторые уже обсуждали, чем займутся этим вечером, а вот Ацуши вздыхал, уткнувшись лбом в столешницу своего стола, ведь сегодня его назначили дежурным вместе с Миядзавой. Йосано убедила тигра, что ничего сложного в этом нет, а если, что и произойдет, то Накаджима с Кенджи обязательно справятся. Конечно, дежурство в пустом агентстве это легче простого, а вот дежурить в одном помещении с «пациентом», который может очнуться в любой момент, или, наоборот, умереть — радостных возгласов у парня не вызывало.       — А что же тут сложного? — задавался вопросом Миядзава. — У нас в деревне и больных-то не было, а если были — то следить за ними в удовольствие.       — Кенджи, ты же понимаешь, что тут немного другой случай? — нервно хмурится Накаджима. — Лизель-сан в коме, а это не обычная простуда.       — Если кому можно сравнить с глубоким сном, как после плотного обеда, — задумался паренек, почесав затылок. — То, что в этом сложного? Не понимаю, она же просто без сознания. Если очнется, это хорошо, а если нет… плохо? Но она же может просто продолжать спать.       Объяснять тонкости такого ночного дежурства, чтобы Миядзава действительно понял — просто невмоготу. Поэтому, Ацуши и нервничал. Кто вообще их поставил вместе? Хотя, если так подумать, то и в одиночку тигр не справился, только мельтешил бы туда-сюда, от малейшего звука ловя приступ паники. Потом судорожно бы проверял больничное крыло и к утру поседел. Да и обстановочка в офисе его напрягала, а если быть точнее — Ацуши напрягал Дазай, который всё утро и всю первую половину рабочего дня обхаживал Ямадзаки-сан. Не сказать, что Накаджима и она хорошо общались вне работы, но парой фраз точно перекидывались, а на обеде, когда выдавалась лишняя минутка — говорили на самые различные темы. Ацуши думал, что прекрасно знал своего наставника, а это значит, что в середине мальчишки закрадывалось некое сомнение, что Осаму не просто так начал ухлестывать за девушкой, на которую до этого месяц внимания не обращал. Хотя, и до этого его наставник одномандатником не был, а двойное самоубийство предлагал совершить каждой второй заходящей в офис леди.       Как можно было понять, Накаджиме не сказали о том, что происходит на самом деле. Про эту некую «проверку» Томиэ из детективного агентства знали лишь четверо — Куникида, Дазай, Рампо и Директор Фукудзава.       Сложнее стало, когда великий детектив, Эдогава, сообщил, что документы девушки точно не поддельные, и уверил коллег в том, что если они начнут расследование, то найдут ровным счётом ни-че-го. Рампо был в этой ситуации ещё той темной лошадкой. Детективы прекрасно понимали, что Эдогава тот ещё экспонат, каких поискать, но вот только его невозмутимое молчание в ситуациях, где без него никак не обойтись — пугало. С самого первого дня, когда на пороге замаячила Воровка книг, Рампо что-то начал скрывать. Он ведь ушел раньше, сказав, что детективу нужно срочно что-то проверить. Проверил ли он? Ведь мужчина с самого начала знал, что же замышляла Лизель и с какой целью она прибыла в офис. Сколько уже времени прошло с того момента… И Рампо до сих молчал. Дазай мог подумать о том, что великого детектива их агентства могли запугать, но, чёрт, это же Рампо! Даже несмотря на свою инфантильность и гордыню, он никогда не даст Вооруженное Детективное Агентство в обиду!

А может поэтому он и молчит?

      Как бы то ни было, Дазай старался максимально сосредоточиться на том, чтобы раскопать хоть частичку правды. Клочок информации, подсказку. Клубок из красных нитей, что Осаму разматывал, запутался огромным узлом прямо на таинственной брюнетке. Нить была ровна, но в какой-то момент образовывала узел, который без усилий и дополнительного крючка распутать было невозможно, а оставлять так, было равно тому, что он разгадывал бы головоломку, но бросил на полпути.       Утыкаясь взглядом коньячных глаз в пустой лист документа на экране, Осаму хмурился. А внутри развивалась целая буря негативных эмоций, пожирающих стальной разум. Гнев, негодование, страх, досада от незнания всех деталей. Для детектива такое, конечно, пагубно, но вот для Дазая — вдвойне. Ему ещё не попадались такие сложные истории, с которыми он не в силах разобраться. Даже тот Достоевский, Царствие ему Небесное, казался такой пустышкой по сравнению с Принципом Талиона.       — Дазай-сан, Вы идете на обед? — выныривая из-за угла, интересуется Ацуши.       Дазай, резко переведя взгляд на подчиненного, натянул на лицо улыбку, ответив:       — Конечно! Я попозже подойду!       Накаджима подозрительно взглянул на всё это дело, недоверчиво угукнул и вышел из офиса, направляясь вниз по лестнице. И так, в безмолвном и тихом помещении, Осаму остался практически наедине сам с собой. Не хотелось работать, но и бездельничать, как обычно, желания не было. Словно все вокруг стали энергетическими вампирами, что высасывали из Дазая все возможные эмоциональные ресурсы. Голова разрывалась, взорвалась бы, если могла. Ненароком, мужчина краем глаза взглянул на дверь, ведущую в больничное крыло. Все дороги вели туда. К этой чертовой женщине, что, казалось, знала ответы на все интересующие его вопросы, но так не к месту молчала, погруженная в «вечный» сон. И его тянуло к ней, как магнитом. В эту беспроглядную тьму, к этому лучику света, к этим летающим в водовороте книжным страницам, к этой Леди, что знала ответы на вопросы повсеместные, к этому страшному дару, к этим пушистым каштановым волосам, к этим серым, хрустальным глазам. Тянуло. Тянуло. Тянуло. Засасывало, как в зыбучие пески. Хотелось ещё раз дотронуться до этой ледяной руки, прижать её тело к себе, принести ей ещё одну хризантему, разбудить и спросить у неё всё, что его так интересовало. Хотелось. Если бы только Дазай знал, как её разбудить… Если бы только Дазай знал, как обозначить всё то, что внезапно начал к ней испытывать.       Тихо поднявшись со своего рабочего места, Осаму проследовал к запертой двери, остановив руку с сантиметре от дверной ручки. Было в палате подозрительно тихо. Йосано наверняка ушла на обед, но, что, никого не приставила следить за пациенткой? Тихо отворив дверь, тут же мельком узрев силуэт перед койкой, на которой лежала Лизель, расслабился, улыбнувшись.       — Йосано-сенсей, найдется свободная мину…       Человек, стоявший рядом с больничной койкой, был совсем не похож на Доктора Акико. Неизвестный мужчина склонился над Лизель, вдруг застыв. Невозможно было не услышать прибытие Дазая со спины, но тот не шевелился, продолжая проводить свои неизвестные махинации. Дазай увидел, как мужчина с небольшой пипетки что-то капает ей в полуоткрытый рот. В пару мгновений, детектив поравнялся с неизвестным, грубо схватив того за руку, оттянув от женщины.       — Заблудился? — ехидно спрашивает Дазай, сжимая руку неизвестного еще крепче.       Длинная черная челка, выпавшая из тугой косы, спадала на мужское лицо так, что разглядеть было трудновато. Да и сам мужчина, как теперь уже заметил Дазай, был довольно…вычурным? Черное одеяние, состоявшее из рубашки, с широченными рукавами и накидки, что длинной доставала до самого пола. Массивная серьга в правом ухе, а пальцы, что так же крепко держали пипетку с неизвестным веществом, были тонкими и длинными, что Дазай мог слегка позавидовать. И такой экспрессивный внешний вид вторгшегося напрягал ещё сильнее. Агент Информатора? Кто ты такой?       Молчание спустя, мужчина дернулся, откинув с лица челку, взглянув на Осаму. Что ж, неизвестный был молод и очень красив. Длинный подбородок, слегка узкие, карие, практически черные, глаза, точно подведенные карандашом или подводкой. И вытянутые в ухмылке губы. Мужчина смотрел на него с озорной улыбкой дикого зверя, готового растерзать свою жертву в клочья. Неизвестный вздохнул, выпрямляясь. Надо же, у них и рост практически совпадает.       — Хорошая хватка, — его голос, к удивлению баритон, а не тенор, как можно было подумать на первый взгляд, хорошо ему подходил. Он буквально промурлыкал эти слова, щурясь, как кот на солнце. — Ты прям накинуться на меня готов.       Отвечал неизвестный на японском, пытаясь уловить во взгляде Осаму удивление, но словил лишь мимолетное презрение, как к подозрительной, возникшей из неоткуда, личности.       — Будь хорошим мальчиком, Дазай, отпусти, больно же, — прошептал тот, слегка наклонив голову на бок. — Я ничего плохого не делаю.       — Откуда ты знаешь моё имя? — спросил Дазай, но хватку не ослабил, наоборот, завернул руку тому за спину, от чего неизвестный вымученно вздохнул.       — Тоже мне, тайна, — шикнул он, попытавшись вырваться.       — Кто ты?       — А вот это, как раз, тайна, — проворковал. — Отпустишь, расскажу чего. Мне очень приятно, что ты так яро защищаешь Лизель, но я ведь тоже помочь пытаюсь.       — Кому же? — Осаму вздохнул, оттолкнув неизвестного в сторону.       — Какой грубый! — тот хмыкнул, отряхнувшись. Размяв руку, он развернулся к нему: — Кому? А не видно?       Он, словно паря, беззвучно приблизился к Дазаю, грудью коснувшись его груди, подойдя так близко, что их носы ели не соприкасались. Неизвестный глядел детективу в глаза, словно выискивая в них причину для доверия. Осаму же застыл, слегка попятившись. Но когда Дазай делал небольшой шаг назад, мужчина же делал шаг вперед. Что же в этом человеке так напугало? Дазай, что, мальчик-боягуз? Он возмутился этой мыслью сам себе, сделав уверенный шаг вперед. Если неизвестный вздумал его таким запугать — то не тут-то было. Молчание затянулось на добрые пару секунд, двое кареглазых мужчин смотрели друг другу в глаза, буквально на расстоянии вытянутого указательного пальца между их лицами. Но, темноволосый мужчина устало вздохнул, отпрянув на несколько шагов назад.       — Знаешь, почему она в коме? — спрашивает неизвестный, слегка склоняясь над застывшим лицом женщины.       Детектив фыркнул. Конечно, Осаму не знал. Ведь, если бы кома была обычной, Акико с легкостью бы вернула Зусак с того света за считанные секунды. Осаму пытался узнать, но вся информация, как песок, высыпалась сквозь пальцы, ни песчинки не оставляя. Он всего-то хотел побыть в тишине, попросив Йосано оставить его здесь одного на минуту-другую. А тут — это неизвестное чучело.       — Это защитная реакция способности, — вдруг говорит мужчина, выпрямляясь. Неизвестный выудил из кармана мантии небольшой, стеклянный бутылёк, набрав из него несколько капель жидкости пипеткой. — Когда сосуд умирает, особо сильные дары хватаются всеми силами за сознание одаренного, чтобы остаться в живых.       — Умирает? Лизель мертва? — переспрашивает Дазай, нахмурясь ещё сильнее.       — Тут, знаешь, всё зависит от неё, — пожимает плечами тот, поднося пипетку к женским, бледным губам. — Если она переживёт всё то, что с ней сейчас происходит, будет как огурчик. Но, она может и сдаться. Я бы её понял в этом случае. Слишком много дерьма она за жизнь поела.       Дазай кашлянул, пристально глядя на то, как мужчина готовиться накапать неизвестной субстанцией ей в рот. Неизвестный осекся, цыкнув себе под нос. Он поднес пипетку к своему рту, слегка закинув голову ввысь и несколько раз капнул себе в рот, под пристальным прищуром детектива.       — Недоверчивый какой, хочешь, и тебе закапаю? — ухмыляется он, вновь склоняясь над Лизель.       — Что это? — спрашивает Дазай.       — Иммунные капли, — хмыкает тот. — Это, конечно, если простым языком. Три капли, три раза в день и её состояние, хоть и на чуть-чуть, но нормализуется. Они придают телу сил, пока мозг в отключке.       — Если умирает мозг, умирает и человек, — говорит Осаму, подходя ближе.       — И чтобы связь с мозгом не разорвалась раньше времени, я и делаю это, — отвечает тот, капая два раза в рот. — Муторно конечно. Ваша доктор хоть и симпатяшка ещё та, но довольно сложно пробираться сюда незамеченным.       — Откуда ты вообще взялся? — задаёт вопрос детектив, возвышаясь над склонившимся мужчиной.       — По первому зову ветра, — уклончиво отвечает тот, бросая взгляд куда-то в сторону. — Красная хризантема, какие страсти!       — Знаешь язык цветов?       — Лизель как-то помогала составлять букет, — пожимает плечами неизвестный брюнет, вновь кидая заинтересованный взгляд на вазу, хмыкая. — Она бы оценила.       — Кто же ты такой? — вздыхает детектив, мысленно в голове поставив «галочку»: Лизель знает язык цветов, а это значит, что Дазаю нужно быть чуточку осторожнее.       — По призванию актер, по воле случая — алхимик, — оборачивается тот, разводя руками. — Друзья Лизель, Осаму, мои друзья. Любовники Лизель, Осаму, мои любовники.       — Чего? — дергает носом тот.       — Шучу, — проворковал, словно голубь, тот. — Наверное…       Вдруг, он кинул в Дазая бутылек, и Осаму посчастливилось его поймать без происшествий. Детектив взглянул на зеленую, резную, стеклянную бутылочку, никак не подписанную.       — Мне повезло, что ты зашел именно сейчас, — улыбнулся тот. — Три капли, три раза в день и, как очнется, дари ей свои красные хризантемы хоть каждый день.       Дазай бросил в сторону мужчины немного недоверчивый взгляд, параллельно обводя им комнату. Как он сюда попал вообще? Как пробрался? Откуда взялся? И почему, хоть он вызывает у Осаму и противоречивые чувства, но верить ему хочется. Глянув на открытое нараспашку окно, детектив вздернул бровями, вновь посмотрев на таинственного незнакомца.       — Где ворон Шевы? — пряча бутылек в карман пальто, спрашивает Дазай.       — Ты хотел сказать, «где мой ворон»? — ухмыльнулся мужчина. — Полетел прогуляться. А что, понравился? Хорошая птичка, да…

Его ворон?

Так он… и есть тот мужчина, которого так сильно жаждет отыскать Шева?

      Внезапно, в офисе за дверью послышался возглас:       — Дазай-сан!       — Ох, тебя уже обыскались, — вздыхает неизвестный, поправляя пояс на мантии. — Ну, думаю и мне пора. Есть ещё одна незаконченная работка, но, боюсь, если задержусь, не сносить мне моей рабской головы!       — Раб… Какой? — переспрашивает Осаму и разворачивается к мужчине в тот момент, когда тот успел уже залезть на подоконник.       — Дазай Осаму! — тихо, но всё же восклицает тот. — Не забудь: три капли, три раза в день. Чао какао!       Раскрыв от удивления глаза, детектив наблюдал за тем, как темноволосый, худощавый мужчина помахал ему на прощание рукой и…

      Спрыгнул с четвертого этажа вниз.

      Осаму подбежал к окну, тут же выглянув наружу, но вот внизу мужчину тот не обнаружил. Медленно отодвинувшись, Дазай проморгался, чтобы наверняка не принять всё произошедшее за галлюцинации или дурной сон. Сколько ещё раз судьба повернет совершенно в другую сторону за этот день?

Что это было вообще?

      Он, этот неизвестный, даже имени своего не назвал, лишь обозначил, что ворон тот — его. Вот оно как. Странно, питомцы обычно походят на своих хозяев, но в его случае — они практически близнецы, если таковыми можно назвать птицу и человека. Способность? А не этого ли молодого человека так яростно хочет отыскать Шева? Тогда, стоит рассказать об этом мольфару?       — Тебя Ацуши обыскался, но не решился сюда заглянуть, когда понял, где ты, — с вздохом в палату заходит Йосано. — Пропустил почти весь обед.       — Какой смысл идти на обед, если рабочая смена кончается через час после него? — ухмыляясь, пожимает плечами Осаму.       — И это ты мне говоришь? — насмешливо хмыкает Йосано. — Что с тобой происходит последние несколько дней? Сам на себя не похож.       — Тяжела судьба, вот и зло берет, — отвечает Дазай.       — Твоя или её? — в тишину спрашивает Акико. — Хотя, мне без разницы. Всё, приёмные часы закончились, прошу покинуть кабинет.       — Йосано-сенсей, Вы же всё равно сидите в операционной, — хмыкает Осаму. — А за пациенткой кто наблюдать будет?       — Он, — кивает Акико, указывая детективу за спину. — Давай, иди отсюда. Нечего шастать.       Дазай оборачивается под возмущенный кар за своей спиной. Надо же, ворон. И где же ты был всё это время? Тот мужчина — твой хозяин? Откуда же тот взялся и куда пропал? Проведя пальцами по мягким, черным перьям и клюву, детектив разворачивается на выход. Ещё один часок кумара за рабочим столом и придется вновь натягивать заинтересованную улыбку, пробираться сквозь дебри, лишь бы достучаться до правды. Достучаться до настоящей Ямадзаки Томиэ.

***

      Когда солнце начало садиться, а небо приобрело глубокий оранжевый оттенок, они, сидящие в уютном уголке кафе, наблюдали, как за окном начали мерцать огни города. Дазай и Ямадзаки. Они сидели напротив друг друга, их глаза встречались в разговоре, пока они потягивали кофе. Аромат свежесваренного наполнял воздух, смешиваясь с запахом духов и одеколона остальных посетителей.       Но, вот, Дазаю было тошно. Он в начале с таким задором взялся за это дело, думал, глупая и наивная секретарша скрасит его серые будни, а получилось…Как получилось. Сколько ещё времени, сколько еще дней или месяцев ему предстоит так просидеть? Сколько заведений он успеет оббежать? Ему начинает казаться, что он вполне возможно успеет свою, сука, личную жизнь обустроить, и всё равно будет выпытывать у Томиэ, не двойной ли она агент. Вот, серьезно, это действительно уже не кажется ему смешным. Это только второй день, а Осаму уже успел трижды захотеть сделать двойное сальто назад с какой-нибудь крыши.       Совсем не потому, что Ямадзаки-сан его вымораживала, нет. Эта девушка была ангелом во плоти. На неё вообще нельзя было злиться. Невозможно. Белая обложка, чистая душа, черные волосы и глаза. Дазай, честно, после каждой её реплики хотел показательно вздохнуть полной грудью, да не мог. Ну, не та она. Не та. Обычное совпадение. Даже, если она тот поганый узел, что мешает распутывать клубок из красных нитей дальше, то значит, эта преграда только у него в голове. Может, Принцип Талиона специально это сделали? Чтобы сломать Осаму мозг?! Вывести из игры на добрые пару недель, пока он будет заниматься не пойми, чем, они натворят своих паршивых, гнусных дел, как подобает злодеям. Вот только… Было одно негласное правило, которое он давным-давно усвоил, раз и навсегда:

«Злодей всегда будет оставаться злодеем, если историю будет рассказывать герой».

      Успокаивало ли его это? Нет. Приводило в чувство? Да. Кафе тускло освещено, с потолка свисали маленькие лампочки, отбрасывавшие мягкий свет на столы. Понемногу, но это расслабляло. Иногда, Дазаю кажется, что распутывая чужой клубок из красных нитей, он невольно запутывает свой собственный. Складывая чужой пазл, тормошит свой же.       По ходу вечера в кафе «Узумаки» становилось все больше людей, группы друзей и пары наслаждались напитками и беседами. Звуки смеха и болтовни смешались на заднем фоне, создавая успокаивающий гул, наполнявший воздух. Хоть детектив и находился за одним столом с очаровательной девушкой, которой, он кстати, не позвонил и был этому рад, его мысли находились совершенно в противоположном месте.

С ней.

      И вот как раз она — была личным, переносным успокоительным для бушующих мыслей. Когда голова разрывалась от возможных вариантов событий, когда Дазай не знал, как ему себя вести и что делать дальше, и, не поверите, даже, когда Осаму на секунду начинал впадать в панику от того, что он вообще не представляет, что ждет его, агентство и всю Йокогаму дальше, если он не возьмет себя в руки, и не разгадает план этого паршивца Джорджа Оруэлла, он на долю секунды думал о ней. И мысли вылетали из головы прочь, словно, их там никогда и не было. И так тихо. Так спокойно на душе. Хотя, раньше Осаму даже не мог представить того, что раздумья о Воровке книг смогут его успокоить. В голове это не укладывалось так же сильно, как мысль о том, что эта милашка Томиэ, сидящая перед ним — злобный, двойной агент. Но…с Лизель же уложилось.       — О чем думаешь? — из потока мыслей, бушующего в разные стороны с огромным вектором, его вырвал вопрос от Ямадзаки, что заинтересованно наблюдала за тем, как он замолк, буквально прервав их диалог.       Дазай не собирался врать. Он не собирался скрываться. Ведь, чтобы тебе открылись правдой, нужно самому эту правду принести оппоненту на блюдце. Мужчина поднял на девушку взгляд, улыбнувшись.       — В последнее время меня терзает очень много различных мыслей, — с выдохом отвечает тот.       — Я заметила, — тут же отвечает Ямадзаки, кивая. — Ты сегодня похож на мертвеца больше, чем обычно.       — А я, что, действительно на него похож? — удивился Осаму.       Смех Томиэ распространился по заведению приятным звоном. Она смеялась, отрицательно качая головой.       — Иногда, — говорит она, задумчиво уводя взгляд в сторону. — Я не так часто вижу тебя на работе, ибо мы работаем в разных помещениях, но, когда вижу, иногда складывается такое чувство, что вот ещё чуть-чуть и ты умрешь. — вновь захихикала она, отмахиваясь. — Я имею в виду, что, иногда эмоции на твоем лице настолько не проницательны, что и понять невозможно, есть ли они у тебя вообще.       — Значит, у меня лицо, как у трупа, да? — усмехнулся Дазай, хмыкнув. — Вот значит как.       — Это очень грубо говоря, — она замялась, словно хотела сказать совсем другое. — Ну…может, как и у трупа, но, очень… миловидного.       — Миловидного? — удивленно переспрашивает Дазай, хотя, он прекрасно знает, что она хочет сказать вопреки своей стеснительности.       — Кхм, — Ямадзаки отводит взгляд в сторону. — Может, обаятельного.       — Обаятельного? — Дазаю иногда так нравиться строить из себя дурака. Он бы делал так всю жизнь, до самой смерти.       — …Смазливого, — выдыхает Томиэ. — Что?       Она в один момент словила на себе его слегка хамоватую улыбку. Что-что, а негодник этот на комплименты падок, хоть и близко сердцу он их и не принимает. Ему нравиться смотреть на её смущение. Интересно, будет ли она так же смущаться, например, когда он…       Тут же, мужчина осекся, убирая эти поганые мысли из головы. Ему срочно нужно увлечь себя какой-нибудь персоной на одну ночь, чтобы такие идеи и мысли его голову больше в жизни никогда не посещали. Что-то фантазия в последнее время его разыгралась.       — Считаю, сколько еще синонимов к слову «красивый» ты знаешь, — прочистив горло, улыбчиво отвечает тот.       — Довольно много, — смущенно отвечает девушка, вновь разрывая зрительный контакт. — Но я, пожалуй, придержу свои знания.       — Для кого? — ухмыляется тот.       — Вопрос поставлен не верно, — вздыхая, отвечает девушка, посмотрев ему в глаза. — Не «для кого», а «до чего». До…следующего раза.       Дазай заморгал так удивленно и так быстро, как только мог. Это день такой, или у него уже крыша знатно поехала? Услышать такие слова, от такой девушки, которая если подышит неправильно, будет извиняться за это три года — нонсенс. Это, конечно, приятно и не могло не радовать — постепенно, она раскрывается, но это так необычно слышать. Осаму ухмыльнулся ей своей фирменной улыбкой, слегка, совсем немного наклоняясь к ней над столом.       — Вот оно как, Ямадзаки-сан, — прошептал Дазай. — Что же, я же не могу оставить милую леди без ответного комплимента! Но! У меня есть одно условие!       — Что? — удивленно спрашивает та. — Какое?       — Хочу, чтобы ты повторила мои слова за мной, — детектив улыбнулся, отпрянув. Эта схема работает с очень большим количеством девушек. С Томиэ, тем более, прокатит. — Повторяй: «я красивая и крутая».       — Н-но… — её лицо слегка зарумянилось. Работает.       — Повторяй давай, — смеется Дазай.       — Я…красивая и крутая, — произносит Томиэ, кивая. — Ты хотел, чтобы я сказала это сама себе?       — Именно! Ведь, это правда, — он разводит руки в стороны, улыбаясь так, словно это не было чем-то запланированным. — Ты красивая и крутая, именно поэтому люди, я уверен, влюбляются в такую очаровашку, как ты!       — Скорее, именно по этому люди… — она как-то не по доброму улыбнулась, смотря ему в глаза: — …Используют меня.       Мужчина очень сильно хотел пропустить сказанные ею слова мимо ушей. Ведь такого он не ожидал. Это было довольно пессимистично, настолько, что он легко и медленно начал убирать улыбку со своего лица, показывая ступор. Но, несмотря на то, что эмоция была показательной, Осаму был более чем шокирован. Что бы это могло значить? Кто использует тебя, Ямадзаки-сан? Девушка не отводила взгляда, не румянилась и не смущалась. В этот момент, детективу показалось, что эта фраза была обращена именно к нему.       — Ай, забудь, — Ямадзаки махнула рукой, слегка улыбнувшись. — Всякое в жизни было. Обычно, я не доверяю тому, что говорят люди.       — И что же такого они тебе говорили? — он сглотнул подоспевший к горлу ком, подперев подбородок кулаком.       — Это… — начала она, но тут же запнулась. — Извини, не могу об этом говорить. Просто, бывает так… — Томиэ пожимает плечами, отворачиваясь. — Все звери равны, но некоторые ровнее. Брат пытался научить жить меня по этому принципу, но, ничего путного, как видишь, не вышло. Иногда он говорит, что я пустышка — раз так легко доверяю другим.       Если это — начало нового пазла, то дайте Дазаю пистолет, он застрелиться. «Не могу об этом говорить», «пустышка» и «легко доверяю другим». Осаму ухватился за целых три фактора, которые могли бы ему помочь. Мужчина закусил губу, начав с самого начала:       — Жизнь, и правда, бывает слишком сурова к добрым людям, — говорит тот, прикрыв глаза. — Но, по моему скромному мнению, «пустышка» не определяется количеством доверия. Ты далеко не пустышка, Ямадзаки-сан.       — А, может, и пустышка, — в ответ она пожимает плечами, стуча короткими ногтями по поверхности чашки. — Думаю, человеку, который выходил меня с двух лет, об этом известно больше, чем другим.       — У тебя не очень хорошие отношения с братом, да? — Дазай нахмурился, поджав губы.       Что-то этот Ямадзаки Мамору начал смущать его всё больше и больше. Мужчина, со значением имени «защитник», старший брат. Вроде, и герой — дал своей маленькой сестре право жить, карьерист, семьянин. Но, вот послушать — и все проблемы сводятся к нему одному. Ещё одна темная лошадка на шахматной доске. Надо дать коллегам на него наводку, пусть проверят его так же тщательно. Хоть съездят в Токио, проветрятся. Детектив подумал, что можно отправить с кем-нибудь Ацуши. Он, вот, никогда в мегаполисе не был. Думается, тигру было бы увлекательно.       — Я могу его понять, — тихо отвечает Ямадзаки, вздыхая. — У нас разница в возрасте в семнадцать лет. У него всё только должно было начинаться — но тут на голову свалилась маленькая я. — девушка сузила губы в трубочку и обратно. — Он заменил мне отца, лицо которого я даже не помню. Заменил маму. И…больше не был братом, а скорее родителем. Я благодарна за это, но…знаешь, я и не просила его меня выхаживать. Он мог оставить меня умирать и в этом я могла бы понять его ещё больше.       — Звучит, как фраза «я не просила меня рожать», — проводя прямые параллели, шепчет Осаму.       — Это она и есть, — саркастично хмыкает Томиэ. — Ты прав. Жизнь бывает сурова к добрым людям, но ещё более суровее ведут себя те, кто считает, что ты им должен за эту жизнь.       Двое молодых людей, сидящих за столом, замолкли. Думаете, они размышляют, чтобы ещё такого сказать? Не-е-ет. Они замолчали, ведь так было лучше. Иногда молчание — не всегда неловкость. Реже, конечно, но оно бывает еще и уместным. Так тихо, лишь гул остальных посетителей за спиной, да открывающаяся дверь кафе.       — Тебе стоит перестать думать, что ты ему должна, — тихо проговаривает Дазай, непринужденно улыбнувшись. — И жить дальше, если хочешь, конечно.       — У меня, кроме него, никого нет, — так же тихо отвечает Ямадзаки. — Это сделать куда сложнее, чем кажется.       — Я знаю. — выражение его лица вмиг становится серьезнее. — Но, это возможно. Ты взрослая девушка, тебе не нужен старший брат.       — А ты взрослый парень, который пытается себя убить, — она резко перевела взгляд на его лицо, застыв. — Как долго ты ищешь смысл жизни, Дазай-сан?       — Ну и рожи у вас кислые, — доноситься мужской голос со стороны.       Но вот Дазай не спешит поворачивать голову и проверять, кто нарушил их беседу, хоть и замечает, что Ямадзаки шокировано вытаращилась на «неизвестного». Во-первых: он понял это по недовольному тону, запаху алкоголя и голосу. Во-вторых: Шева был его спасителем в данной ситуации. Мурашки побежали по спине детектива, когда она резко посмотрела ему в глаза и спросила. Это что было? Как она это делает? Что за чертова проницательность? Это, даже, напомнило ему о Лизель и о том, как она удачно подбирала моменты, чтобы такими вопросами задеть самое больное. Сковырнуть корочку с душевных ран. Вот, только, вторая такая мадам Дазаю не нужна. Ему и одной хватит. На всю жизнь. Вперед.       Осаму медленно отвел взгляд от девушки, что уже несколько секунд напугано смотрела в сторону, откуда доносился голос. Перевел взгляд туда же — не прогадал. Шева. Ну привет, прекрасный принц, спасший принцессу из логова дракона. Кто тут принцесса, а кто дракон — решайте сами.       — А ты, я вижу, в кондиции, — устало улыбаясь, переходит на английский Дазай, обращаясь к Шеве. Детектив повернулся к девушке, указывая на парня: — Ямадзаки-сан, знакомься, это Шева. Он один из Принципа Талиона.       — Пиздец, у тебя официоз, Дазай, — шикает Шева, вздыхая. — Сегодня никаких «один из бла-бла-бла», осточертело. Я присяду?       Чуть ли не с удовольствием и благодарностью вымолвив «Да», Дазай кивнул, приглашая парня присоединиться к ним. Шева присел на край дивана рядом с девушкой, поставив на столик свой стаканчик с чаем. Запах. Ром. Осаму уже даже не удивлен. Жидкость отпита ровно на половину — скорее всего, детектив уверен, он за ними наблюдал. На плече у мольфара — угадайте, кто!       — Я думал, ворона из палаты только тряпками можно выгнать, — хмыкает Дазай, смотря на то, как птица на плече «ехидно» внимает его словам.       — Я пришел его забрать, — пожимает плечами Шева. — Мне нужна была компания, чтобы не сойти с ума в этой суматохе. — юноша развернулся к девушке, легко улыбнувшись. — Приятно познакомиться.       Ямадзаки неуверенно кивнула, нелепо улыбнувшись. Ей тут же стало некомфортно. Конечно, не каждый вечер к тебе за столик подсаживается террорист.       — Не бойся его, — хмыкает Дазай. — Шева, наверное, самый адекватный из них всех.       — Я? — недоверчиво коситься на детектива мольфар.       — Мне так показалось, — пожимает плечами мужчина, приулыбнувшись.       — Когда кажется, креститься надо, — бурчит себе под нос Шева, встречаясь со взглядом, полным непонимания. — Поговорка такая есть.       — Как ты здесь очутился? — аккуратно задает вопрос Томиэ, вливаясь в диалог. Кажется, она только и размышляла над тем, как влиться в эту беседу. — То есть, я имею в виду, что, вроде как ваш дом находиться далековато от города и вот…       — Всё нормально, — останавливает её от оправданий Шева. — Мои высокоуважаемые коллеги кинули меня, хожу-брожу в поиске. Ворона, вот, забрал. Чай пью. Вас встретил. Интересно, что дальше?       — Кинули? — удивляется детектив.       — Оруэлл съебал на встречу в ваше министерство, Мэри закрылась в лаборатории, химичит над новым проектом…или…нет, — раздосадовано перечисляет тот. — Лизель… — Шева запнулся, глядя на гладкую поверхность стола. — В коме. Я ебал всё это в рот, если честно. — парень развернулся, глянув на Томиэ: — Извини за мой английский, конечно, но тут по другому не скажешь.       — Ничего, всё хорошо, — легко улыбнувшись, девушка кивнула, прищурив взгляд. — Ты выглядишь довольно болезненно. — она оглядывает его, чуть подольше лицезрев на его мешки под глазами. — Хорошо спишь?       — Чего…? — зрачки парня сузились от удивления.       — Ой, прости, ты не подумай чего, — отмахнулась она, слегка перепугавшись. — Я имею ввиду…твои мешки под глазами. Ты не высыпаешься? Кошмары мучают?       Шеву словно током шибануло. Он не был мастером по сокрытию эмоций на своем лице — совсем наоборот. Каждая мышца лица напряглась, брови взмыли вверх, образовав на лбу несколько морщинистых складок. Выпученные в шоке голубые глаза, приоткрытый в удивлении рот. В миг — мольфар нахмурился, отворачиваясь. Только глупый не догадается, что милашка Томиэ вновь неосознанно сковырнула рану. А неосознанно ли? И насколько сильно эта рана была глубока?       — Бывает, — пробурчал парень, сделав глоток своего интересного напитка в бумажном стаканчике из-под чая.       — Я уточняю, ведь у самой похожее было, — тихонечко говорит Ямадзаки. — Мне помогло хорошее снотворное и психотерапия.       — Так или иначе, они всё равно будут мучать меня, пока я не сплю, — в такой же тихой интонации, словно боясь спугнуть эту атмосферу уединенности, ответил Шева. — На улице полно всякой мертвячины, которая так и жаждет свести мимо проходящего некроманта с ума.       — Общаешься с потусторонним миром? В этом твой дар? — спрашивает Томиэ.       — «Общаешься» — громко сказано, — вздыхает мольфар. — Но, что-то по типу этого.       — Ты видишь мертвых постоянно? — интересуется Дазай, нарушая атмосферу загадочности, что висела в воздухе над этими двумя.       — Да, — односложно вздыхает Шева. — Не вижу — так слышу. Не слышу — так чувствую. Это со мной на всю жизнь.       — Тяжело, наверное, иметь такой дар, — предполагает девушка, задумчиво глядя на Шеву.       — «Если знать, как использовать — никаких сложностей», — произнес тот. — Это мне сказал Оруэлл, когда выкупал.       — Выкупал? — Дазай напрягся, слегка нахмурившись.       — По-простому можно сказать, что моё место в Принципе Талиона он буквально купил, — Шева пожал плечами, сделав ещё один глоток. — Выкупил меня из не очень благоприятных условий.       Один узелочек в клубочке развязался. Пазл сложился. И всё это — в голове у Дазая Осаму.

Рабство.

      Исторический ужас, а не феномен. Это темная глава в истории человечества, которую никто никогда не должен забывать. Это не просто исторический курьез, а реальность, которая до сих пор существует во многих частях мира. Это пятно на людской коллективной совести. Ужас рабства заключается не только в физическом и эмоциональном насилии, которому подвергались порабощенные люди, но и в том факте, что они были лишены своей человечности. С ними обращались не как с людьми с мыслями, чувствами и мечтами, а как с товаром, который можно было покупать и продавать по прихоти их владельцев. Рабство лишило их самобытности, достоинства и свободы. Даже Оруэлл «поборол» это той же разменной монетой — выкуп.       Томиэ, казалось, до сих пор не догадалась, что именно Шева имел ввиду. Ей, как девушке, что живет в розовом мире, где рабство больше не является законным, может быть трудно по-настоящему осознать чудовищность того, что было сделано с теми, кто был порабощен. В конце концов, такое откровение со стороны мольфара нельзя игнорировать. Это напоминание о худшем, это заявление о самом отвратительном, что могло произойти.

Перевести тему, нужно срочно перевести те…

      — Не хотите выпить? — словно ничего и не было сказано до этого, Шева скучающе подпер подбородок рукой, вопросительно оглянув присутствующих. — Так и быть, за мой не очень-то и большой счет.       — А давай, — улыбнулся Осаму, глянув на Томиэ. — Ямадзаки-сан, как тебе эта идея? Ты вообще пьешь?       — Не пью, — улыбается та, но как-то отвлеченно, думая о чем-то своем. — Но с удовольствием могу составить компанию. Если…вы не против, конечно.       — Отлично, — кивает Шева, хмыкнув. — Чего ждать тогда? Пойдем. Знаете бар какой-нибудь?       — В квартале отсюда есть хороший, — говорит Дазай, вставая вслед за Шевой, подавая руку Ямадзаки.       Свежий зимний воздух окутал Йокогаму, когда они покинули «Узумаки». Всего-то первая неделя декабря, а улицы уже были украшены мерцающими огнями и украшениями к предстоящим праздникам. Прогноз погоды не врал — всю ночь была первая в этом году метель. Одетые в теплые пальто, шарфы и шапки, они шли на расстоянии от друг дружки. Ворон летал по окрестностям, не отставая.       Эти черные птицы всегда были источником тайн и предсмертного возгласа для людей. Темные перья и проницательный взгляд. Они, кажется, обладают мудростью и знаниями, которые ускользают от простых смертных. Они существа инстинкта и интуиции, и они безоговорочно доверяют себе. Они создают пары на всю жизнь и яростно защищают свои семьи. Они работают вместе, чтобы решать проблемы и преодолевать трудности, и они никогда не бросают себе подобных. Напротив, люди же часто ставят свои собственные потребности выше потребностей других. Вороны — не просто загадочные птицы. Это образ жизни, который ценит простоту, интуицию и общность. Если бы люди могли научиться видеть мир их глазами, то могли бы глубже понять себя и свое место во вселенной.       Воздух наполнялся ароматом свежеиспеченных каштанов, а по улицам разносилось пение колядников на японском языке. Шева не спеша остановился, глянув на всё это завораживающее действо и обратился к Дазаю с Ямадзаки:       — У вас тоже такое есть? — удивленно спрашивает тот.       — Да, — отвечает Осаму, улыбнувшись. — В Украине тоже?       — Слышала, в Украине это прям целая культура, — глаза Томиэ загораются от интереса. — Это правда?       — Можно и так сказать, — с горестью в голосе отвечает Шева. — Обычно, под Рождество мы ходим от дома к дому, распевая песни и желаем соседям всех земных благ.       — Так нам ждать тебя в офисе под Рождество с хлебом и солью? — ехидно ухмылясь, спрашивает Дазай.       — Хуй вам, — хмыкает Шева. — У меня нет настроения распевать «Щедрика» в этом году.       — А я бы послушала, — милая улыбка озарила девичье лицо.       Свернув за угол, они наткнулись на небольшой магазин, где продавали дымящиеся тарелки с раменом, а немного поодаль этого места, через пару-тройку магазинов находился бар. Красивая вывеска гласила:

Jazz ADLIB.

      — Мы на месте, — сказал Осаму. — Любите джаз? Тут, в основном, живая музыка.       — Это похоже на тот мюзикл, — фыркает Шева, но, кажется, тот выглядит довольным.       — «Ла-Ла-Лэнд», — говорит Ямадзаки, улыбаясь. — Интересное место.       И правда, расположение бара было интересным. Вдоль узкой улочки, что была проходной между улицами побольше. Шеву иногда поражало, но ещё больше пугало такое расположение улиц в Йокогаме. Лабиринт какой-то, но очень приятный глазу. Уютный.       — Смотрела? — удивляется мольфар. — Как по мне — бредятина.       — А по мне — очень даже неплохо, — улыбаясь, она вместе с остальными подходит ко входу. — Песни там прекрасные.       Узкая, и на удивление, резная деревянная дверь тихо отворяется. Дазай любезно пропустил девушку и парня вперед, заходя последним. Краем глаза он заметил, как вдоль дороги шла группа массивных, на первый взгляд, устрашающих мужчин, в одеянии, похожем на группировку Босодзоку, эдакие гопники. Так же, уловил за их массивными силуэтами парочку девиц, принаряженных в подобном стиле. Сукебан. Они еще существуют? Джаза послушать пришли?       Дверь тихо закрылась за его спиной. Дазай не один год был участником Портовой мафии, поэтому знает, что такие вот «истинные», разгуливающие по подворотням, банды — определенный звоночек. Конечно, такой сброд, как именовал его Мори, и близко не стоял с величием и возможностями мафии, но и лишние разговоры с такими ребятами заводить не стоит. Не хотелось с ними связываться, но Судьба всегда играет с Дазаем в злую шутку. Если кто-то появился в поле зрения детектива и заинтересовал его — быть беде.       На пороге их подловил официант, тут же провожая в уголок, где был свободный стол на троих. Быстро разложил буклеты-меню и побежал, словно работящая пчелка, к другому столику, где его настоятельно звали другие посетители. Название себя оправдывало — на небольшой сцене в глубине зала музыканты играли джаз. Посетители, коих было немало, завораживающе наблюдали за этим, слушали, обсуждали, отдыхали.       — Тут очень атмосферно, — заговорила Томиэ, скидывая со своих плеч теплое пальто, вешая на небольшую вешалку, стоящую в углу. — Не думала, что тут есть такие места.       — А разве в Токио такого нет? — удивляется Дазай, присаживаясь на стул.       — Есть, и довольно много, — отвечает девушка, присаживаясь рядом. — Но я там не бывала. Подружки говорили, что контингент там не очень, а тут довольно приятно.       — Что будете пить, интеллигенция? — вздыхает Шева, расслабленно откинувшись спиной на спинку стула.       — Чай, черный, — улыбчиво отвечает Ямадзаки.       — Виски, — говорит Осаму.       — Виски? — изумленно повторяет за ним Шева. — Неплохо, я удивлен.       — Правда? — ухмыляется детектив. — А сам что будешь?       — То же, — хмыкает мольфар. — Настроение сегодня не в «щи». — Шева обернулся по сторонам в поиске официанта, но тут же недовольно шикнул себе под нос. — Чёрт, ворон снаружи остался.       — Не пропадёт, — вздыхает Дазай, щурясь. — Откуда ты его взял?       — Да к вам на подоконник прибился, я решил забрать, — пожимая плечами, отвечает тот.       Дазай хмыкнул себе под нос, прищуриваясь еще сильнее. Приглушенный свет в помещении скрывал его заинтересованный взгляд. Обыденная ситуация, что произошла в больничном крыле всё ещё его смущала. Он незаметно коснулся переднего кармана брюк, пальцами проводя по абрису флакона с «имунными каплями». Три капли, три раза в день. Что же, придется приходить на работу пораньше. А это значит — в срок. Осаму уже мысленно вкушает выбитого из колеи Куникиду с глазами по пять копеек и фразами, по типу: «Заболел?».       Вернувшись к образу неизвестного утреннего гостя, Дазай поправил галстук-брошь на шее, улыбнувшись в своей обычной манере.       — И часто ты так обычных птиц подбираешь? — спрашивает тот, пока Шева всё же делает заказ.       — Я помогаю тем, кто нуждается в помощи, будь то человек или животное, — отвечает Шева, когда официант уходит от них, приняв заказ.       — Очень великодушно с твоей стороны, — пораженно вздыхает Ямадзаки.       — Может быть, — в незнании парень пожал плечами.       — Этот ворон довольно умен и приучен к рукам, — начинает Осаму, не сводя прищура с мольфара. — У него нет хозяина?       Шева отрешенно поднимает на детектива взгляд голубых глаз. В ту же секунду хмурится:       — А ты что-то об этом знаешь? — долей надежды в голосе спрашивает Шева.       — Только по информации, что я слышал, — разводит тот руками.       — Чего тогда так резко спрашиваешь? — шикает на детектива мольфар. — Ты видел кого-то подозрительного?       — Смотря на то, насколько подозрительного, — отвечает Дазай.       — Он наполовину азиат, — тихо начинает Шева, уводя взгляд в сторону. — Темные волосы в косичку заплетены. Ну, так было по крайней мере несколько лет назад.       — А для чего ты его ищешь? — выгибает бровь Дазай, понимая, что видел тот точно того самого.       — Я сам разберусь с тем, для чего я его ищу, — слегка грубовато отвечает юноша. — Ты его видел?       — Нет, — солгал Дазай.

Еще как видел.

Он с четвертого этажа в окно сиганул и растворился.

      Детектив решил попридержать эту информацию до лучших времен, если такие настанут. Не хотелось портить вечер, который должен был быть свиданием, своими, не очень позитивными домыслами. Не хотелось, так же, спугнуть Ямадзаки, что сидела как мышка, тише воды, ниже травы. Внимательно ли она слушала всё то, что они говорят или не понимала, о чем они вообще — тот ещё поганый секрет. Радовало то, что Шева был осведомлен — личность Томиэ загадочная и разбрасываться лишними фразами не стоит.       — Меня лишь беспокоит то, что он предоставил важную информацию и пропал, — вздыхает парень. — О той возникшей проблеме и храме.       Дазай понял, больше не нуждаясь в намёках. Мужчина лишь понятливо кивнул, заметив, как Ямадзаки разглядывает их с неподдельным интересом. «Чего ушки развесила?» — так и хотелось спросить. Медленно прошмыгнув взглядом по девушке, Осаму беззаботно улыбнулся ей. Подошедший официант легко поставил на стол два стакана виски и глиняный тэцубин с черным чаем внутри, конечно же, не забыв и про чашку.       — Рабочие вопросы, — легко объяснил детектив. — А я предлагаю сегодня их не обсуждать, у нас ведь неофициальная встреча.       — Но пожаловаться на работу можно? — отчеканивает Шева, подвигая к себе свой стакан.       — Есть на что жаловаться? — удивленно вскинув брови, интересуется Томиэ. — Мне казалось, что с такой работой…ну…жаловаться не приходиться.       — Свои минусы есть везде, — глаголет Дазай, делая небольшой глоток виски.       Мягкие, мелодичные звуки саксофона наполнили комнату, и толпа, сидящая ближе всего к сцене, затихла. Барабанщик подхватывал бит, а басист перебирал струны своего инструмента, заполняя паузы глубоким, богатым звуком. Музыка гипнотизировала, завлекая людей своим знойным ритмом. Пары покачивались вместе, растворяясь в музыке, в то время как другие закрывали глаза и позволяли музыке проникать и захватывать сознание. Шева на секунду отвлекся, повернув голову в сторону угловатой сцены. На самом деле, джаз мольфар любил. Любили этот жанр и его друзья, когда такие были. Вся эта какофония звуков, что сливалась сейчас в единую мелодию, мигом переносила его в воспоминания. Небольшая кафешка, скрытая в глубине обшарпанных временем и бойнями дворов. Танцы, пока старшие не хватятся. И под «старшими» он подразумевал не родителей, а хозяев. Но, даже вопреки этому, они с друзьями часто сбегали по ночам. Помимо Шевы, было еще четверо, таких же как и он — проданных ещё в детстве.       Николай, но все ласково называли его «Коленька Вороной». Иван Франко, которого все в шутку называли «Лис», то ли за название его способности, то ли за схожесть с этим зверьком. Леся или же Лесенька, которая благодаря своему хозяину теперь носила кричащую фамилию «Украинка», да и к ней помещики обращались куда лучше, чем с другими детьми. И второй Коля. Его выкупила богатая тетушка, что сжалилась над милым мальчиком. Тогда он стал Николаем. Николаем Гоголем. И больше они его не видели.       Но до этого, эти пятеро детей так любили слушать джаз в местах, не предназначенных для таких, как они. Подумать только — одаренные дети, которых рабовладельцы скупали, как валюту. А в живых остались лишь двое, не считая того странного Колю, что постоянно твердил про то, что в один момент он станет свободнее их всех. Вороной и Шева выросли — но до самого конца не забывали посещать то притрушенное пылью кафе, где по вечерам играл джаз. До двадцати лет так сидели, но вот с каждым годом сбегать становилось всё сложнее. А потом…       — И часто у тебя такое спокойное личико, м, Шева? — с тихой интонацией Дазай вырвал парня из омута памяти.       — Придался теплым воспоминаниям, — дернув плечами, Шева развернулся к собеседникам, больше не вникая в звуки завораживающего джаза. — Не часто такое происходит.       — И что вспомнил? — задумчиво поинтересовалась Томиэ.       — Время, когда я еще не был алкоголиком, — Шева устало отмахнулся, сделав глоток. — Даже воздух тогда был другим.       — Так давно? — широко улыбается Дазай. — Вот это да! Ты этот воздух и испортил своим перегаром, да?       — Этот воздух испортила война, — вдруг, ни с того ни с сего, мольфар переменился в лице. Неподдельная грусть пеленой заволокла голубые глаза.       — Война? — шокировано спрашивает Томиэ. — Которая была пятнадцать лет назад?       — По сути, любая война портит воздух, — мольфар пожимает плечами. — Но мой личный воздух испортила она. Иногда даже страшно становится от того, что она подпортила воздух каждому из Принципа Талиона.       — Если так подумать, она всем подпортила воздух, — вздыхает Дазай, приулыбнувшись. — Такие маленькие люди, как мы, вряд ли могли её остановить.       — Это ты так Лизель не уважаешь или что? — злобно шикнул Шева, нахмурившись.       — Не думаю, что рост сто пятьдесят шесть слишком маленький для такого, — хмыкнул Осаму, мысленно скривившись от неожиданного упоминания той, что не должна была всплывать в этом диалоге. — Учитывая тот факт, что когда та появилась в городе, в нем тут же запахло Смертью и войной.       — И чем же запах город, когда явились мы? — вопросительно вздымает бровь Шева.       — Такого ужасного запаха не существует, — лучезарно улыбнулся детектив, отпив немного из стакана.       — Могу понять, — юноша кивнул. — Но всё же, я не это имел ввиду. У Лизель, увы, не получилось остановить войну.       — Ну, у кого-то же получилось, — усмехнулся Дазай, легко разведя руками в разные стороны.       — Да, у Черного Человека, — ответил мольфар.       Хоть улыбка и застыла на мужском лице, как каменная маска, которую хоть ломом отдирай, сам Дазай продрог в этот миг. Напряглась и Томиэ. Уголки её небольших, пухлых губ медленно опускались. Дрожь прошла по всему телу.

Его не должно здесь быть.

Шева не должен это говорить.

      — Это ведь детская байка, — Дазай неуверенно хихикнул, подумав, что это была шутка.       — Извините, — тихо возникла Ямадзаки. — Я отойду в дамскую комнату?       Оба мужчины кивнули, не сводя с друг друга глаз. Девушка неспешно удалилась, прихватив с собой сумку. Словно, при упоминании этого неизвестного и загадочного Черного Человека ей хотелось сбежать. Краем глаза, Дазай заметил, что со стороны выхода из зала замаячили уже знакомые ему, не очень приятные личности. Это не могло быть совпадением. Но на проходящую мимо девушку они не накинулись, даже глазом не моргнули. Группа неизвестных бугаёв кого-то разыскивала.       — Я не был бы так в этом уверен, — шепчет Шева.       — Что ты хочешь этим сказать? — помрачнел Осаму. — Это обычная легенда, коей непослушных детей пугают.       Шева спокойно улыбнулся и Дазаю не понравилась эта улыбка. Убийственное спокойствие вперемешку с отчаяньем и незнанием, что будет дальше, настанет ли завтрашний день и доживем мы все до понедельника.

Легенда о Черном Человеке.

      История, что была приукрашена мифологией и сказками, из-за чего она никогда не казалась правдой. Байка о существе, что ввергала одаренных по всей Европе в ужас. Полная же история называлась: «Семь Предателей» — повесть, которая посягала на звание исторической, о неизвестных семи эсперах, что смогли общими усилиями остановить войну. И только последняя часть, именуемая, как «Черный Человек» из-за своей мрачности и фантазийности превратила всё это в белый шум для детей. Невозможно было точно сказать, существовали ли Семь Предателей на самом деле. Но ещё более невообразимым было подумать, что та самая пугающая сказка в конце была реальностью.       — Как там было? — почесал затылок Шева. — «Черный человек приходит лишь тогда, когда границы между жизнью и смертью стираются. Черный Человек ждет тебя в темных углах, когда ты стоишь на распутье. Черный Человек убьет тебя, когда твой разум будет уничтожен. Это не контракт — это игра». — он вздохнул. — Это последняя подсказка, которую я могу тебе дать, Дазай. Подумай над этим, пожалуйста.       Дазай пару секунд сидел молча. И правда, что за день сегодня такой? Неизвестные с окна кидаются, узелки в клубке распутываются, пазлы складываются. А в голове штиль — как и подобает тем, у кого в мыслях промелькнула самая безумная идея в жизни. Осаму медленно вдохнул побольше воздуха в легкие, задержал на пару секунд и медленно-медленно выдохнул. Вдох-выдох.

И вновь его мысли были посвящены Ей.

      Приоткрыв рот, детектив начал:       — Джордж Оруэлл и есть Че…       — Я вернулась, — громко сказала Томиэ, присаживаясь на свое место. — Прервала вас на чем-то?       Шева хмыкнул, прерывая подступивший к горлу истерический смех. Как во время. Парень глянул на детектива, что ждал ответа на свою незаконченную фразу. Мольфар медленно кивнул.       — Нет, — приулыбнулся Шева, обращаясь к девушке. — Мы детские сказки обсуждали.       — Правда? — её глаза заискрились. — Какие же?       — Спящую Красавицу, — тихо и улыбчиво произнес Дазай. — Которая на койке у нас в больничном крыле лежит.       — Вот оно как, — захихикала Ямадзаки. — Ты довольно часто о ней говоришь, Дазай.       Потому что Зусак — заполняет мысли, как отравляет яд. Без противоядия Смерть настигнет тебя быстро и уверенно, не давая опомниться. Ты просто гибнешь эти несколько минут в нескончаемых муках, без права на жизнь. Лизель была цианидом.

Но было ли к ней противоядие?

      Дазай взглянул на Томиэ. Противоядие, значит, да?       — Такой фактор невозможно игнорировать, знаешь ли, — Осаму засмеялся, покрутив стакан в руке.       Но смех детектива прервал громкий возглас позади. Все трое обернулись посмотреть, что же там такого произошло. Та самая группа из нескольких мужчин ругалась с официантом. Голоса начали повышаться, усиливая растущее напряжение между целым стадом громил и бедным, загнанным в угол, единственным на сегодня, официантом. Атмосфера бара сгущалась, наполняясь этой необратимой энергией надвигающегося конфликта. Мужчины яростно спорили, их лица покраснели от негодования, а официант стоял на своем. С такой непоколебимой решимостью и дрожью в коленках, тот мог простоять так довольно долго, но страх перед тем, кто больше тебя в несколько раз ох-как подводил. Дазай нахмурился, переглянувшись с Шевой. Они безмолвно приняли решение сматываться отсюда куда-подальше.       Посетители всё так же наблюдали за разворачивающимся перед ними зрелищем. Некоторые так и остались прикованы к своим местам с широко распахнутыми от любопытства глазами, в то время, как другие забеспокоились. Шева и Дазай тихо шепнули Томиэ, что пора-ка им отсюда сматываться, от греха подальше. Кто знает, что этим отмороженным в голову взбрести может. Шева быстро кинул на стол купюру, по его мнению, покрывающую счет, снял своё и женское пальто с вешалки, всучив Ямадзаки. Дазай оглянулся ещё раз. Он бы просто так не стал бы уходить, и потасовки в барах — не такая уж и редкость, но именно эти «ребятки» его смущали. И Шеву, видимо, тоже, раз он так энергично поддержал идею детектива. Выходя с главного входа, можно было бы легко напороться на ненужную драку. Поэтому, завидев дверь для персонала, Осаму тихо окликнул спутников, кивнув в сторону двери.       За пределами бара вечер продолжался, не обращая внимания на суматоху, разворачивающуюся в его стенах. Прохожие, привлеченные суматохой, собрались вокруг главного входа, широко раскрыв глаза от удивления. Люди перешептывались, негодуя с такой гудящей ситуации, в таком тихом районе.       Но троица слышала только возгласы. Они вышли с черного входа, прямо на улице надевая остатки верхней одежды.       — Что это были за люди? — испугано спрашивает Томиэ.       — Головорезы, скорее всего, — хмыкнул Дазай, скрывая руки в карманах. — Нечего нам там делать.       — Они искали кого-то, — недовольно шикнул Шева, поправляя на шее шарф. — И у меня такое чувство, что это дале-е-е-ко не совпадение.       — Из нас троих могут искать лишь тебя, — сказал Осаму, легко направившись вдоль переулка. Хотя, он не был в этом уверен.       Залетая в переулок, ворон встретил их громким и приветственным «каром», приземлившись на низкую крышу одного из магазинчиков. Шева застыл перед птицей, беспрерывно пожирая взглядом черные глаза-бусины. Каждый раз, смотря на ворона, этого, или любого другого, мольфар замирал в ожидании. В какие игры играет Вороной? Где он? И почему не выходит на связь? Каждый раз смотря на эту птицу, хочется закричать ей прямо в морду: «Где ты?!». Птицы Николая слушаются только его приказов, они не могут спокойно передвигаться без его минимальных указаний. Так что это выходит? Он издевается над Шевой? Следит?       — Дазай, — тихо обратился парень к медленно идущему к перекрестку детективу. — Ты точно никого не видел?       — Не помню уже, — вновь солгал Дазай, усмехнувшись. — Хочешь, можешь подать заявление в агентство. Мы возьмёмся.       — У вас есть другая, не более важная работа, — усмехнулся Шева, подставив птице плечо. Ворон спокойно на него приземлился. — Я просто уточнить хотел.       — Эй! — вдруг, крикнули на японском им из-за спины, а после свистнули.       Шева обернулся, тут же выругавшись. Дазай с Ямадзаки последовали его примеру. Несколькими минутами ранее Осаму назвал этих людей: «головорезы». Это были они. Не к добру, конечно, но кто жалуется? Томиэ сделала пару шагов назад, спрятавшись за спиной детектива. Ворон, тихо сидевший на плече у парня, резко заурчал. Не каркал, а возмущался тихим рыком, как хищный зверь.       — Извините? — перешел на японский Дазай, обращаясь к нескольким неизвестным мужчинам, что стремительно надвигались на них.       — Ты, — подойдя, один из мужчин кивнул в сторону Шевы. — Разговорчик есть.       — Что он хочет? — переспрашивает Шева, обращаясь к детективу.       — На разговор тебя пригласить, — переводит Осаму, а сам подходит к Шеве, спокойно оттягивая того за рукав пальто, двигая себе за спину. — Думаю, вы обознались, парни. Он с нами.       — В этом и проблема, — оскалившись, грубо ответил мужчина. — Нам нужен только он, а не вы. Спрятались по норам, тушканчики, и дали пройти, — он глянул за спину Дазаю, где в нескольких метрах стояла напуганная Ямадзаки. — Вы же не хотите устраивать поножовщину перед девушкой?       — Словно у вас есть манеры, чтобы её не устраивать, — ехидно хмыкнул Дазай, склоняя голову на бок. — У таких банд, как ваша, даже моральных принципов нет. — карие глаза детектива мрачно сверкнули. — В следующий раз поговорите.       — А ты умный самый? — громко возник второй такой же, только чуть худее.       — Где-то я тебя видел, — прищурившись, говорит первый «головорез».       Портовая мафия никогда не жаловала на своей территории такие самопровозглашенные банды, действующие в основном в ночи. Душили таких со всех сторон, будь-то иностранная организация или местная. Дазай в свое время, довольно часто разбирался с такими вот «проблемами», что были неугодны Мори и могли создать конкуренцию.       — Мы все работаем в Вооруженном детективном агентстве, — ответил детектив, краем глаза видя, как недоверчиво хмурится Шева, пытаясь разобрать хоть слово на японском. Ямадзаки стояла слишком далеко за спиной, не в поле зрения, что тоже было небольшой проблемкой.       — Детективы, значит, — громоздкий мужчина поджал губы. — Да, это и правда проблема. — он вздохнул, задумчиво почесав затылок. — Думаю, наш заказчик не расстроится, если трупов будет на два больше. — босодзоковец широко улыбнулся. — Стукачи нам не нужны.       Томиэ испуганно пискнула, сделав пару шагов назад. Шева вновь тихо поинтересовался, что эти «ребятки» от них хотят. Дазай же улыбался. Ситуация его забавляла, хоть и нервы трепала знатно. Улыбка была непростой. Губы, хотя и изогнутые вверх в подобии улыбки, выдают скрытую темноту, что таиться в закромах. Они образуют тонкую линию, лишенную тепла. Уголки рта слегка искривляются, но они никогда не достигают глаз, оставляя их холодными и отстраненными.       Пока что, никто из стоящих в этом темном переулке не заметил, как на крыши одноэтажных магазинов по одному садятся вороны. Птица на плече мольфара всё так же продолжала тихо рычать, выдавливая из себя звуки, неподобные птицам.       — Так это не простой разговор, — насмешливо хмыкнул Дазай. — У вас есть заказчик. Не Информатор, случаем?       — Хах, тогда он точно не расстроится дополнительным жертвам, — оскалился мужчина. — Вот этого, — тот указал на Шеву. — Он уже один раз пытался завалить, но ружья Чехова, как обычно, не выстрелили.       Если бы у Информатора была возможность прямо сейчас ударить себя по лицу за их тупость, он непременно это сделал бы. Томиэ глубоко вздохнула.       — Чехова? — переспрашивает Осаму.

Ту-пи-цы.

      Шева услышал более-менее знакомое слово, как «ружье», которое на удивление ему помогло составить недавнюю картинку в голове. Ружье, левитирующее в воздухе, но не заряженное, использованное, как приманка. И снайпер, что попал в его плечо. Мольфар сделал уверенный шаг назад, но тут ворон на его плече громко каркнул, привлекая внимание. Он взлетел, пересев на крышу. Когда голубые глаза недовольно уставились наверх, Шева замер. Вороны. Десятки штук птиц обступили тонкую улочку, примостившись наверху, словно статуэтки.       — Дазай, надо уходить, — парень смыкнул детектива за рукав пальто, наблюдая за тем, как птиц становиться всё больше и больше.       В голове возникло воспоминание двухгодичной давности, заставившее кровь застыть в жилах:

« — Я завжди буду захищати тебе.»

      Уходить, уходить, уходить. Нужно срочно уходить. И, видимо, не один Шева проследил за полетом ворона. Пара мужчин, стоявших позади «главаря» переглянулись, толкнув главного в плечо, указывая наверх. После этого абсолютно все, включая мрачно стоявшего Дазая, устремили свой взор на крыши. На них уже не было места для птиц. Черные пернатые усаживались на притрушенный снегом асфальт, вцеплялись когтями в фонарные столбы и перила. Мольфар смыкнул детектива ещё сильнее, настоятельно кивая на перекресток, к которому они шли изначально. Выход.       — Это, блядь, что ещё такое? — выругался мужчина, глянув на троицу, что маленькими шагами двигалась к концу улицы. — Ваши эсперовские проделки?!       — Без понятия, — улыбчиво пожал плечами Дазай, идя задом наперед.       Подул холодный ветер. Атмосфера сгущалась, как гнетущий туман, окутывая всех присутствующих удушающими объятиями. Напряжение потрескивало в воздухе, электрическое и осязаемое, словно сами молекулы были на грани возгорания. Сердце Шевы бешено колотилось, его ритм отражал темп его же мыслей. Было ощущение, что он вновь попал в эпицентр надвигающейся бури, где спокойствие было всего лишь иллюзией, прежде чем хаос высвободил свою ярость. Время, казалось, замедлилось, растягивая каждое мгновение в мучительную вечность. Каждый вздох становился поверхностным, как будто сам воздух стал ядовитым, испорченным надвигающейся неуверенностью.       Вороны каркали одни за одним, заключая головорезов в импровизированный, оторванный от всех выходов, круг. Им казалось многое: как тени плясали на стенах, словно злобные призраки, извиваясь и корчась, насмехаясь. Повисла тяжелая тишина, нарушаемая только неравномерным стуком собственных сердец, навязчивым напоминанием о Шевиной уязвимости в этой надвигающейся буре. Словно сжатая пружина, его мышцы напряглись, готовые отреагировать в любую секунду. Каждая фибра существа Дазая кричала об отступлении, о безопасности, но магнетическое притяжение любопытства удерживало на месте. Это был шаткий баланс между страхом и любопытством, замысловатый танец между желанием сбежать и болезненным очарованием разворачивающихся событий. Но Шева не выдержал. Он крепкой хваткой схватил Осаму за локоть, потянув назад. А когда дошел до Ямадзаки, у которой от страха тряслись коленки, а взгляд черных глаз, наоборот был стеклянен и непроницаем, Шева второй рукой схватил и её за руку, уводя всё дальше и дальше. Но улица, казалось, только растягивалась.       — Что это? — удивленно спросил Дазай, завороженно глядя на то, как птицы обступили огромных силачей со всех сторон.       — Можешь остаться и посмотреть, — рявкнул на него Шева. — Нужно уходить отсюда, и я здесь оставаться не намерен.       Посреди этого нарастающего беспокойства, мир погрузился в жуткую тишину. Словно сама Жизнь затаила дыхание, сдерживая свои тайны, оставляя Шеву в подвешенном состоянии, в анабиозе предчувствия. Стены, казалось, сдвинулись на дюйм ближе, заключая их в свои клаустрофобные объятия, а асфальт под ногами казался неустойчивым. Неведомое, как хамелеон, на глазах Дазая меняло форму. Оно играло с чувствами, нашептывало на ухо жестокие загадки, каждое слово источало коварное очарование. Грань между реальностью и кошмаром размылась, поставив под сомнение собственное восприятие разворачивающегося хаоса. Вороны садились головорезам на плечи, цеплялись за колени и шею, впивались когтями в головы. Отмахиваться от птиц — не помогало. Так смешно и одновременно страшно было смотреть, как группа мужчин ростом выше самого Дазая, отмахивается от воронов, пытается поймать их и откинуть подальше.       Томиэ и Шева крикнули Дазаю, что замер, не сделав ни шага. Детектив обернулся. Они были уже в конце переулка, заворачивая за дома, что были прилично выше одного этажа. Шева смотрел так, словно мама, что заставляла непослушного ребенка идти с долгожданной и короткой прогулки домой. А Осаму всё продолжал стоять от них в нескольких метрах. Детектив тяжело вздохнул, когда услышал за своей спиной мужские крики. Обернулся посмотреть на этот перформанс.       Вороны сдирали с них кожу. Клевали в глаза. И мужские крики лишь перекрикивало птичье карканье. Дазай усмехнулся, отвернувшись, и кивнув своим двум спутникам, что уже скрывались за поворотом, пошел вдоль улицы. Ямадзаки прикрыла рот руками, когда Шева дернул её за капюшон толстовки в последний раз, перед тем, как они скрылись за поворотом. Она увидела то, что там происходило. Скорее всего, увидела, как улыбнулся этому Дазай. И в тот момент, когда ситуация достигла точки кипения, когда крики становились невыносимо громкими, но люди на них почему-то не сбегались, страх и волнение сплелись, как змеиные кольца ядовитой змеи. Когда Шевы и Томиэ не было на горизонте, а Дазай ускорил шаг, за спиной тот почувствовал чье-то фантомное присутствие. А после, услышал мужской шепот:       — А ти козак не справжній… — шептал мужчина с темными волосами, завязанными в тонкую косичку. — Чому душу не віддаєш?       Дазай развернулся, встречаясь лицом к спине с тем, кто сегодня сиганул с четвертого этажа вниз. Снег под его ногами окрасился в алый. Железный привкус на языке. Неизвестный мужчина, по призванию актер, по воле случая алхимик, а в данный момент самая темная и мрачная фигура на этой улице, его не замечал. Или не хотел замечать. Он продолжал шептать, что Дазай был не в силах разобрать:       — Віддай мені свою душу… — он нагнулся над покалеченным мужиком, взяв того за подбородок, ведь от лица остался только он. — Віддай, віддай…       У детектива мурашки прошлись по спине от незнания значения этих слов, но от ощущения того, что они значат действительно что-то пугающее, мужчина поёжился. И вдруг, неизвестный обернулся, будто бы почувствовал. Он обернулся на Осаму, безэмоционально глянув ему в глаза. На лице появился довольный оскал. Мужчина повернулся в его сторону, и, раскинув руки в стороны, сделал реверанс. И то ли это был обман зрения, то ли действительно было так — его широкие рукава рубашки в поклоне казались могущественными, черными крыльями. Словно ворон в человеческом обличии поклонился.       Неизвестный улыбнулся, и до самого конца не сводя глаз с Осаму, развернулся на девяносто градусов, в один миг, затерявшись в стае каркающих птиц. Исчез, словно его там и не было. Вороны потихоньку рассасывались, прекращая каркать. Остатки клевали людскую плоть и то, что от нее осталось. Мужчины давно как не кричали. Падальщики. Съедят всё, только кости с зубами останется.       Выйдя из переулка, Дазай не застал Шевы с Томиэ. Они стояли намного дальше, на другом конце улицы, выглядывая Дазая. Задержался чуточку на шоу, ну, с кем не бывает. Наконец подойдя к спутникам, он выровнялся, заметив, как грозно и недовольно на него смотрел Шева, и как дрожала Ямадзаки.       — Они мертвы, — прошептал Осаму.       — Ещё бы, — огрызнулся мольфар. — Вдоволь насмотрелся?       — Их насмерть заклевали…? — шокировано переспросила Ямадзаки.       — Опасность позади, так что бояться нечего, — устало вздохнул детектив. — Шева, у тебя… — Дазай указал на область под носом. — Кровь пошла.       Осторожно коснувшись пальцами носогубки, Шева устало вздохнул. Густая, алая жидкость медленно сочилась из ноздри. Томиэ охнула, тут же расстегнув свою сумку, начав рыскать по карманам. Она достала чистый ватный диск и антисептик, сбрызнув вату пару раз.       — Вот, возьми, — та протянула парню диск. — Только не наклоняй голову вверх, пожалуйста. Кровь не остановится.       — Спасибо, — выдохнул Шева, вставляя в ноздрю ватку. — Салфеток не найдется?       — Конечно, — энергично закивала Ямадзаки, что на первый взгляд уже абстрагировалась от шока. Она протянула тому упаковку влажных салфеток. — Держи.       — Святая прям, — хихикнул Шева, вытирая с пальцев остатки крови.       Томиэ отмахнулась, засмеявшись более нервно, чем обычно. Звонкий голос всё так же продолжал дрожать. В небе требовательно каркнули и Шева с Ямадзаки одновременно дернулись. Девушку можно было понять, она, как хрупкая бабочка, пойманная в зловещую паутину, страх плел вокруг нее свои замысловатые узоры, заключая в удушающие объятия. Ужас сдавил ее грудь, наполнив ее вены леденящим страхом, словно она была фарфоровой статуэткой, балансирующей на грани разбитого рассудка. По крайней мере, так она выглядела со стороны. Большинство противоядий сами же являются ядом.       Ворон кружился над ними, пытаясь приземлиться на плечо своего временного хозяина, но Шева отгонял того, чуть ли не шипя, как дворовой кот. Осаму думал, как бы так ненавязчиво начать этот диалог, чтобы не разозлить мольфара ещё больше и не прочувствовать на себе то, что обычно ощущает Оруэлл, когда Шева на него кидается. Но Томиэ была быстрее детектива:       — Остановил? — поинтересовалась девушка, протягивая парню свежий ватный диск. — Шева, ты прости, что я спрашиваю, но… что это было? Почему вороны… — она задержала взгляд на птице, что устало села посреди тротуара. — …Так себя повели?       — Хотел бы я знать точный ответ на этот вопрос, — пробурчал парень, искоса глядя на то, как ворон чистил свои крылья. — Эти вороны — способность моего… знакомого, — после этих слов, птица каркнула, взмахнув крыльями. Ворону точно не понравилась такая формулировка. — Он создает их из частиц своего тела и подчиняются они только ему.       — Тела? — скривился Дазай. Звучало отталкивающе.       — То же мне, ужас, — фыркнул мольфар. — Меня смущает лишь то, что на таком расстоянии, как от Украины до Японии, он вряд ли может ими управлять. А это значит…       — Что он где-то рядом, — закончил за ним Осаму. — Ты разве не хотел его отыскать?       — Я не знаю, что я ему скажу, когда отыщу, — Шева вздохнул, выбрасывая испорченные салфетки и вату в урну. — Я понятия не имею, зачем он это делает. — блондин повернулся к птице, что всё это время тихо наблюдала снизу вверх. — Так что передай своему хозяину, что где бы он ни был, чтобы уебывал отсюда куда подальше.       Ворон виновато опустил голову, уткнувшись клювом в комочек снега на земле.       — Если его вороны рядом, значит, он тебя защищает, — улыбнулся Дазай, глядя на темное небо. — Для этого, наверное, есть причина?       Знакомые слова опять всплыли в памяти мольфара:

« — Я завжди буду захищати тебе.»

      — Лезь в душу тому, кто лезет в твою, Дазай, — тихо ответил Шева, аккуратно поднимая на руки сгорбленную птицу, что больше была похожа на мокрый комок перьев. — А в мою, пожалуйста, даже не заглядывай.       Осаму усмехнулся, направившись вдоль улицы, зная, что спутники пойдут за ним. Никто ничего больше не говорил. Под эфирным сиянием залитого лунным светом неба, перед ними простиралась долгая, заснеженная улица, проходящая сквозь жилые дома и общежития. Их шаги были приглушены рыхлым снегом под ногами. Каждый выдох становился облаком тумана, мимолетной тайной, разделяемой с холодной ночью. Глубокая тишина, чреватая невысказанными словами и общим пониманием, словно приглушенная симфония, дирежируемая самой природой. Звезды, бесчисленные небесные бриллианты, разбросанные по обсидиановому небу, мерцали космическим блеском, как будто они были небесными фонарями, направляющими их путь.       В такой не напряженной тишине они шли около получаса, пока не вышли ближе к центру города. Тут и музыка играет из магазинов, и дети бегают, валяются в снегу, как сумасшедшие. Каждый, если и думал, то о своем. Шева запрятал намокшего от снега ворона себе под пальто, сверху накрыв вязанным шарфом. Парень тихо шел, прислушиваясь городским звукам, каждому мимо проходящему голосу и принюхивался к каждому запаху. Ямадзаки шагала быстро, не отставая от мужчин, даже слегка перегоняя.

Что же чувствовала Томиэ?

      Она была более чем удовлетворена тем, что происходило. Ведь, та следует прямым указаниям своего Старшего брата, а он никогда не промахивается, и, если Эйлин сказано сделать так, чтобы Дазай максимально отдалился от Лизель — она сделает это даже ценой своей жизни. А такие перформансы, как вороны-людоеды, так, чисто в комплекте приходятся. Вот и всё, что нужно было знать, чтобы понять чувства Ямадзаки.       Дазай старался думать поменьше и чувствовать побольше. Подумать над всем, что сегодня произошло и, что он сегодня узнал, детектив еще успеет, хоть и понимает, что времени нет, а сроки, если бы такие были, уже бы поджали под себя всё сущее. Осаму успеет подумать и об неизвестном повелителе воронов, что любит эффектно сбегать, и о Чёрном Человеке, перечитывая эту легенду раз за разом. Он успеет подумать о Томиэ, еще сто раз сомневаясь в девичьем обмане и притворстве. А сейчас он просто хочет прочувствовать зимний ветер, хруст снега под ногами и звездное небо.       — Ямадзаки-сан, — оживляется Осаму, улыбнувшись. — Как тебе?       — А? — девушка оборачивается, заклипав глазами. — О чем ты?       — О нашем свидании, — прыснул Дазай.       — А-а-а-а-а, — тянет Ямадзаки.       — Как жаль, я испортил ваше свидание ещё в самом начале, — саркастично втиснулся в разговор Шева.       — Да ладно, — хохоча отмахнулась Томиэ. — Было увлекательно. Диву даюсь, как моя жизнь начала приобретать краски с новой работой.       — Не всегда ты гуляешь по городу с террористом, понимаю, — хмыкнул мольфар.       — Вас таковыми в нашей стране не считают, — ответила девушка, словив на себе два мужских, удивленных взгляда. — Так сказал Куникида, а я привыкла впитывать в себя мнение старших.       — Ясно, — Шева отвернулся, поджав губы.       — Ты не выглядишь как плохой человек, — Ямадзаки пожала плечами.

***

      Три капли, три раза в день. А это значило — утром, днём и вечером. После вчерашнего «яркого» вечера, вставать Дазаю в семь утра было ой-как сложно. Наверное, из-за того, что тот практически не спал. Бессонницы его мучали редко, но, как говорится — метко. Вот, приходишь ты домой и с ног валишься, ложишься на кровать, а сна всё нет и нет. Бездумно листаешь ленту новостей, смотришь то, что тебе в принципе не интересно, читаешь или просто смотришь в потолок, утопая в потоке безостановочных мыслей, разрывающих голову на тысячи частиц. Разум становится лабиринтом, его коридоры заполнены неуловимым шепотом и фрагментарными мыслями, которые снуют, как призрачные мыши в темноте. Сон, вожделенное убежище, становится заброшенным замком, его двери заперты, оставляя бессонницу бродить по его гулким залам в поисках передышки.       Воздух несет в себе осязаемую тишину, как будто само время задерживает дыхание. Тишина вьется по улицам города, словно мир замер в благоговении перед чарующим зрелищем. Ледяная кисть природы нежно провела по каждой поверхности, украшая листья, ветки и крыши нежным инеем. Солнечные лучи танцуют на застывших каплях росы, заставляя их мерцать, как алмазы, рассыпанные по небесному полотну. Свет, просачивающийся сквозь эфирную завесу утреннего тумана, превращает обыденное в необыкновенное. Традиционные японские крыши, украшенные обледенелыми карнизами, напоминают тщательно сложенные оригами, изящные и точные. Мосты и пагоды стоят с тихим достоинством, их изящные силуэты отражаются в безмятежных прудах, словно пойманные в зеркало тишины.       В офисе было относительно тихо. Ацуши устало зевал, перебирая бумаги, которые попросил разложить Куникида, если тот найдет время. Как можно было понять по выражению лица Накаджимы — этим он занимался не первый час. Кенджи тихо сопел на стуле. На столе перед ним стояла грязная тарелка из-под рамёна. Лицо Ацуши вытянулось, когда на пороге замаячил Осаму, слегка заспанный, с растрепанными больше обычного волосами и с тонкой книгой, в яркой красной обложке. Парень в удивленном вздохе открыл рот, но Дазай тут же остановил его, приставив к своей лукавой улыбке указательный палец и прошептал «Тц-ц-ц».       Не убирая пальца от рта, детектив тихо прошмыгнул к двери в больничное крыло, помахав Накаджиме рукой. Тихо повернул ручку и прошмыгнул внутрь. Безмолвное убежище, где время задерживает дыхание. Мягкий, приглушенный свет просачивается сквозь тонкие занавески. Воздух, тяжелый от смеси антисептических ароматов, несет ощутимое чувство тоски, как он убаюкивает дремлющую женщину в своих эфирных объятиях. Провода и трубки сплетаются в замысловатые узлы. На подоконнике стоит маленькая ваза с хризантемой внутри. Цветок уже подзавял, нужно будет принести новый. Одинокий стул с обветренным от времени деревянным каркасом стоит на страже у кровати Лизель.       Дазай тихо положил книгу в красной обложке на стул, скинув туда же и свое пальто. Подрагивающими от холода пальцами выудил из кармана бежевых брюк тот самый резной бутылек. Боясь нарушить эту потаенную тишину, сделал пару шагов к койке, склонившись над женским лицом. Лизель выглядела всё так же бледно, словно не живая вовсе, восковая фигура, застывшая в одном положении навсегда. Аккуратно потянул за острый подбородок, приоткрывая женские губы. Набрал пипеткой жидкость, поднес к её рту и закапал.

Раз.

Два.

Три.

      И так же медленно привел всё в прошлое положение, ещё на пару секунд задержав взгляд на её губах. Прошмыгнул по всему её лицу. От тонких бровей, до кончиков коричневых ресниц, от горбинки на носу, до впалых щек. Дазай глядел на её закрытые веками глаза, что так же продолжали быть хрустальными, казалось, до сих пор без малейшего блика. Пальцами он коснулся подбородка, проведя большим пальцев по сухим губам. Отстранился.       Вздохнув, он перекинул свое пальто через спинку стула, поднял книгу и присел. Закинув ногу на ногу, пролистал тонкое издание несколько раз, он раскрыл чтиво, пробежавшись глазами по предисловию.       И начал читать вслух:       — Леону Верту, — прочитал тот, усевшись поудобнее. — Прошу детей простить меня за то, что я посвятил эту книжку взрослому. Скажу в оправдание: этот взрослый — мой самый лучший друг. И еще: он понимает все на свете, даже детские книжки. И, наконец, он живет во Франции, а там сейчас голодно и холодно. И он очень нуждается в утешении…       …Небольшой дом, окруженный зелеными объятиями, стоит как безмолвный часовой в заколдованных глубинах леса. Его изношенный внешний вид, украшенный усиками плюща и шепчущими секретами, рассказывает истории о забытой эпохе, когда волшебство и чудо танцевали рука об руку. Веранда дома, врата в царство бесконечных возможностей, выходит, как грандиозная авансцена, на широкую поляну. Этот вид, простирающийся за горизонт, где изумрудные травы колышутся в гармоничной симфонии с шепотом ветерка. Поляна купается в золотых оттенках солнечного света, просачивающегося сквозь навес. Дверь в дом, относительно светлый, имеет черный цвет. От этой двери несет холодом и переживаниями. Посреди поляны, там, где-то вдалеке, стоит дверь кристально белого цвета.       На веранде женщина покачивается в кресле-качалке, одинокая фигура, окутанная безмятежностью. Ее присутствие, маяк спокойствия, сияет мягким ореолом среди идиллической сцены. Пока она держит в руках фарфоровую чашку чая, тонкие струйки пара поднимаются вверх, сплетая сны в воздух, неся ароматный шепот трав и тепла. Взгляд женщины, безмятежный и задумчивый, устремлен на бескрайнюю поляну перед ней. Ее глаза, которые можно сравнить с горным хрусталем, отражают безграничную красоту, которая раскрывается за пределами ее святилища. В этой идиллической картине, время идет на цыпочках с нежными шагами, потому что здесь воздух навсегда окрашен сладостью невинности и нерассказанных историй. Каждый глоток чая — это эликсир, который наполняет женщину глубокой связью с ритмичным пульсом природы. Мелодии лесных существ, от трели птиц до нежного шелеста листьев, образуют симфонию, убаюкивающую ее чувства до состояния гармоничного блаженства.       И тут, женщина с белой прядью с правой стороны лица слышит знакомый, мужской голос:       — …И он очень нуждается в утешении. Если же все это меня не оправдывает, я посвящу эту книжку тому мальчику, каким был когда-то мой взрослый друг. Ведь все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит. Итак, я исправляю посвящение: Леону Верту, когда он был маленьким.       Лизель хмыкает, отставляя чашку в сторону. Прикрывает глаза, слушая дальше:       — Когда мне было шесть лет, в книге под названием «Правдивые истории», где рассказывалось про девственные леса, я увидел однажды удивительную картинку. На картинке огромная змея — удав — глотала хищного зверя. Вот как это было нарисовано. — в книге, которую читал Дазай, видимо были рисунки. — В книге говорилось: «Удав заглатывает свою жертву целиком, не жуя. После этого он уже не может шевельнуться и спит полгода подряд, пока не переварит пищу»…       Лизель вновь хмыкнула.

«Маленький принц».

      — Мог бы выбрать что-то поинтереснее, — шепчет Зусак, зная, что у неё вряд ли есть полномочия сказать это в реальности, а не только в этой клетке сознания, из которой та может уйти в любой момент, но, не хочет.       Она вздыхает, улыбаясь.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.