здесь так светло одновременно у финальной черты я так боюсь одного — что это все-таки ты
♫ Йовин — L
В ночи таилась опасность. Опасность шла по пятам, опасность дышала в затылок, опасность подмигивала тусклыми огнями фонарей. Смертельная и неуловимая. Отвлечешься — будешь убит. Забудешь о слежке — будешь пойман. Война была везде — в воздухе, в сердце, на полосах газет. Списки убитых, списки арестованных, и в каждом из списков мог оказаться кто-то знакомый. Многие друзья детства Алисы Гамп сейчас стали теми, кто мог быть опасностью, той самой, таящейся за каждым углом. Алиса примкнула к Ордену Феникса, потому что Фрэнк рвался сюда. Фрэнк хотел быть орденовцем, а его жена сделала вид, что следует за мужем — в горе и в радости. На самом деле мотивы Алисы были другими, но Фрэнку не стоило знать правды — никому не стоило. Это принадлежало только ей одной.***
Палочку в руке она сжимала так крепко, что, чтобы вынуть, пришлось бы разжимать пальцы плоскогубцами — Алиса мельком подумала об этом, заворачивая за угол. Всех их однажды убьют, она не сомневалась. Всех их убьют, они обречены, но они сражаются, потому что лучше уж так, чем умереть без борьбы. Пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать дурные мысли. Никто не обречен. Все может в последний момент измениться — кто сказал, что Волдеморт обязательно победит? Что за пораженческие настроения? Просто переулок темный, фонари едва освещают улицу, а Лондон, как обычно, туманный и сырой. То ли дело Италия, куда однажды Алиса ездила с дедушкой. Там было солнечно, тепло и хорошо. Здесь — темнота ночи и влажный воздух. Алиса продолжила идти вперед, скрывая палочку в рукаве мантии. Патрулировать улицы выпало обоим Лонгботтомам, но Фрэнк был в другом районе, а она — здесь. И ей хватило бы магии, чтобы сразиться, если придется. И силы — хватило бы. Алиса научилась. Алиса больше не та дрожащая девочка, чьим боггартом был огромный кузнечик. Теперь ее боггарт — мертвые тела родных. Наверное, сейчас у всех такой боггарт. Шаги за спиной раздались тихо, но Алиса их услышала, и резко развернулась, вскинув палочку и направив магическое оружие в сторону человека в белой уродливой маске Пожирателя Смерти. Орденовцы, в отличие от них, не скрывали лица. Надо было ударить заклинанием, но… ее же не ударили? Шли сзади, но не ударили — почему? Хватит их жалеть, подумала Алиса. Они никого не жалеют. Они убивают беззащитных магглов, женщин и детей. Они — враги, и пора ей с этим смириться и понять, что должна делать, встретив человека в белой маске. — Экспеллиармус! Пожиратель не увернулся. То ли не успел, то ли… Алиса понятия не имела, почему. Она стала хорошим боевым магом, но все равно каждый раз удивлялась, когда у нее получалось. Она не собиралась заниматься боевой магией. Она была чистокровной леди, чье предназначение — сидеть дома, воспитывать детей, вести хозяйство. Алиса была с этим согласна, она сломала целых две жизни (или даже больше), потому что не умела возражать Улику Гампу, но все изменилось, и леди тоже сражались на войне, причем не хуже мужчин. Следующий шаг — ударить другим заклинанием, более опасным, чем обезоруживающее. Противник выронил палочку и не бросился ее поднимать, у Алисы было время, но… она медлила. Слишком знакома была ей фигура в плаще. Знакома эта дрожь в руках и осанка, такая прямая и вынужденно-аристократичная, неуловимо похожая на кого-то, кого она знала очень давно, едва ли не с рождения. Или это просто причудливая игра теней? Но тогда почему он не пытался поднять свое оружие? Им разрешили убивать. Не только Ордену — даже Аврорату. Вышло официальное разрешение использовать Непростительные заклинания, потому что иначе сражаться было невозможно — на войне как на войне, и Министерство выпустило новый закон. Алиса знала это заклинание, она использовала его раньше, и руки не дрожали, но то было во время реального боя, когда в ответ летели такие же зеленые вспышки, а сейчас… Как-то неправильно. Убить безоружного — в этом нет никакого благородства. Алиса хотела быть благородной. Дедушка постоянно твердил о чести аристократа, Алиса поняла это по-своему. И ее честь не позволяла ей запустить в пусть и временно, но беззащитного человека Убивающим. Были и другие заклятия. — Экспульсо! Для магии важно желание. Важно хотеть, чтобы колдовство сработало. Алиса не вложила в чары настоящее желание, и взрывная волна от ее палочки вышла слабее необходимого — но достаточно сильной, чтобы толкнуть Пожирателя в грудь и сбить маску с его лица. Как назло, в этот самый момент облако унесло ветром от луны, и в переулке стало светлее. Алиса видела — и не верила. Не хотела верить. Она знала это лицо до последней черточки, она знала его всю свою жизнь, он был ей, как старший брат, он был ей так дорог, он до сих пор был ей дорог, они не ссорились, они вообще никогда раньше не ссорились, и даже представить страшно, что он был под этой маской, что он теперь на стороне Волдеморта, что он… он собирался ее убить? — Люциус. Это… невозможно? Нет, на самом деле — возможно. Волдеморт набирал сторонников, ему было важно завербовать как можно больше людей, и, конечно, чистокровные волшебники были для него в приоритете. А те, кто из священного списка в двадцать восемь пунктов — в особенности. Малфои входили в этот список, и почему бы Волдеморту не прийти к ним, не посулить власть, не предложить силу, не приставить волшебную палочку к горлу и отдать приказ — или поступить еще проще и наложить Империус. Алиса хотела верить, что это именно Империус, но — нет. Если бы воля Люциуса была подавлена, он бы убил ее без колебаний, а он не убил, дал ей себя разоружить, сбить маску, узнать… Если бы она его не узнала, могла бы ударить Убивающим. Могла погибнуть сама. Она держала Люциуса под прицелом волшебной палочки, не опуская ее, кусала губы от злости, и знала, что если он бросится за своим оружием — она его обездвижит. Алиса никогда не была глупой. Наивной, но не глупой. Она хорошо училась, много читала и прекрасно играла в шахматы, вот только никогда не думала, что вместо фигур на доске окажутся люди. Вот белые, вот черные, E2 — E4, пешка делает ход, имея все шансы к концу игры стать ферзем, добравшись до противоположного края доски, и белому, и черному королю можно поставить шах и мат, и тогда — если шахматы волшебные — король будет убит и свержен с доски. Она часто побеждала в шахматах, но с Люциусом у нее была ничья. Равное количество выигрышей и проигрышей. И паты. Сейчас как раз — тупик. Никто не хочет поставить мат, хотя каждый имеет шансы. Потому что это уже не игра, и упавшая с доски фигура не поднимется никогда. Да какого же лысого Мерлина. Они все изменились. Они все выросли, они все стали другими. Их меняла война, подстраивала под себя, из вчерашних детей делала взрослых, сильных, печальных, решительных, злых, готовых убивать и быть убитыми. Война шлифовала их и закаляла, как огонь закаляет сталь. Война вливала им в вены яд ненависти к противникам. Война угрожала им смертью, стоящей за левым плечом, и с этой смертью они и сражались — те, кто звал себя частью Ордена Феникса. Феникс — птица, для которой нет смерти. Умирая и сгорая, он возрождается вновь, являясь символом жизни. Волдеморт же назвал группировку своих последователей «Пожирателями Смерти» — как в насмешку. Почему она до сих пор не применила никакое заклинание? Потому что это Люциус. Ситуация была смешной до нелепости. Темный переулок, сердитая взъерошенная Алиса, Малфой с его вечной усмешкой даже под прицелом волшебной палочки — и никто из них не хотел убивать другого. — Фигуры в тупике, и ходы сделать нельзя, — задумчиво сказала Алиса, вспоминая игры в шахматы, когда Люциус показывал ей тонкости. — Пат приводит к ничьей. Ничья, Люциус. Если бы это был другой Пожиратель Смерти — Алиса бы смогла. Если не убить, то обездвижить и сдать своим, где им бы уже занялась не она. Другого. Кого угодно. Мужчину или женщину, ровесника или старшего. Но не его. Многие, если не все, знали Люциуса Малфоя, как холодного чистокровного лорда и сторонника Волдеморта, а Алиса помнила, как он заплетал ей косички и ворчал, что она вертится на месте, а не сидит ровно, как они играли в саду и как в первый год обучения в Хогвартсе Алиса по любому вопросу бежала в гостиную Слизерина, выучив дорогу туда так же хорошо, как в свою собственную. Тогда о войне не говорил никто, не звучало страшное имя «Волдеморт», и главной проблемой Алисы было не опоздать на Трансфигурацию и написать эссе по Зельеварению на Превосходно. — Сделаем вид, что нам не повезло и мы никого не встретили. Я не видела тебя, ты не видел меня, и я не скажу в Ордене о тебе, а ты Пожирателям — обо мне. Пообещай, что не скажешь обо мне никому из тех, кто способен навредить мне и моей семье, или передать эти сведения тому, кто способен нам навредить. И в тишине лондонской ночи прозвучало «обещаю».