***
Суббота, 6 июля, 1986 Дастин видит светящиеся глаза в лесу. Он бы вообще ничего не увидел, если бы не выпил ту третью банку Mountain Dew, но какого хера? Сейчас лето. Иногда надо пожертвовать ценой ночной вылазки чтобы пописать. И вообще уже почти пять, согласно его часам. На небе своего рода туманная яркость, как будто солнце пока вне досягаемости, а луна только что ушла. Вроде такая темно-голубая тень, покрывающая линию деревьев. Фильм все еще свеж в памяти Дастина, настолько, что он почти задумывается, чтобы просто пописать за хижиной. Но тогда он будет беззащитен перед стихией, и почему-то это кажется большим затруднением из двух вариантов. Так что он проскальзывает в свои сандалии и идет к ванной комнате. Он не спешит. Напевает, когда кажется слишком тихо. Моет руки тонким куском мыла и убирается оттуда, вытирая все оставшиеся капли воды о свои хлопковые штаны. Тогда он и делает ошибку, смотря в лес позади ванной. Это привычка уже многие годы, потому что лес позади ванной немного редкий. Там хранятся каноэ, и когда утром очень тихо, можно увидеть бродящего вокруг оленя, ищущего что-нибудь поесть. Так что он оглядывается, не задумываясь, и замечает их. Два красных глаза, светящих на него, не моргая. И он не боится поддаться своим чувствам, так что он кричит. Кричит как резаный, даже. И громко, потому что, когда он начинает бежать обратно в хижину, дверь открывается сама, и Эдди со Стивом бегут к нему навстречу. — Ты в порядке? Стив подбегает к нему первый, и он без футболки. И волосатый, что отвратительно. Дастин никогда не понимал, что Стив живой человек, который может отрастить волосы на груди. Это в своем роде отрезвляюще. В своем роде приземляюще. Почти, но глаза страшнее. — Я видел пару глаз! — он хватает Стива за предплечье и ведет его к ванным. Эдди догоняет их, и видимо ему понадобилось больше времени, потому что он взял фонарик. Он направляет его свет в сторону леса. Ничего. — Это был опоссум? — Нифига, чувак, — Дастин пятиться ближе к ним обоим, пока рассказывает эту историю. — Они были красные. Типа, кроваво-красные. Стив щипает себя за переносицу. — Скажи мне, почему позволять школьникам смотреть страшный фильм посреди леса было хорошей идеей? Эдди возражает ему. — Эм, это традиция? И это тут вообще причем? Я вполне уверен, что красные светящиеся глаза пугающие, несмотря на то, какой последний фильм ты смотрел. Стив вздыхает. — Слушай, Дастин, давай пойдем обратно в кровать, хорошо? Мы можем расследовать утром. Дастин почти просит их пойти расследовать, но его собственная усталость берет верх. Он внезапно рад, что воскресенье день отдыха в лагере, и что подъем не раньше десяти. У них была длинная первая неделя — сумасшедшая. Дастин планирует объесться вафлями завтра и провести весь день со Сьюзи. Он не позволит оленеволку, или чем бы то ни было, помешать ему. — Ладно, — говорит он. — Можем пойти обратно спать. — Слава Богу, — бормочет Эдди. Он трет ладонями по своему лицу. Он тоже без футболки, покрытый сомнительными татуировками, которые Дастин еле может различить в свете фонарика. — Вы оба спите голые или как? Оба его вожатых игнорируют вопрос. Они оба украдкой поглядывают друг на друга, и когда Эдди отводит взгляд, он усмехается. Но Стив? Стив краснеет. Интересно.***
Спасибо Дастину за то, что разбудил его за целый час до того, как он должен был встать. Эдди начинает думать, что надо было оставить пацана там, чтобы тот полагался сам на себя. Он хватает джинсы с пола хижины и натягивает их поверх своих боксеров. — Ты что делаешь, чувак? — голос Стива опять уже сонный, как будто он и не просыпался полностью. Эдди хотел бы, чтобы он так мог, но его мозг чаще всего ощущается туго натянутыми часами, и сложно остановить тиканье, когда оно начинается. — Я не могу снова уснуть, так что займусь своими утренними обязанностями. — Блять, там есть еще? — спрашивает Стив с недоверчивым выражением лица. — Каким образом? — Я занимаюсь документами по утрам. — Это разве не работа твоего дяди? — спрашивает Стив, и теперь он проснулся и полностью сидит на своей кровати и разговаривает с Эдди в темноте. — Ты не можешь просто поспать еще несколько часов? Сегодня воскресенье, в конце концов. Саббат? Разве не так называется та богомерзкая группа, которую ты все время включаешь, когда твоя очередь у стерео? Эдди рычит, но на самом деле без злости. — Ты не знал бы музыку, даже если бы она врезала тебе по роже, Харрингтон. — Ну, да, — признает Стив. — Но я же прав, да? — Black Sabbath, — смягчается Эдди. — Они называются Black Sabbath. И это ничего особо не значит, потому что я не смог бы заснуть, даже если бы попытался. Он думает о словах своего дяди: Я даже не исключаю, что он может заявиться к тебе, попытаться припугнуть тебя, что ты закрыл лагерь раньше. — Я должен оставаться на вершине. Стив мычит что-то вроде согласия, сдаваясь и падая обратно на свой матрас. У него еще пять часов сна. Эдди охватывает чувство ностальгии. Каково это, быть отдыхающим, затем вожатый, и все это с небольшой ответственностью, по сравнению с этим годом. Это горько — тот факт, что у него никогда больше не будет хорошего лагерного валяния в постели по воскресеньям. Эдди начинает путь к зданию администрации. Это не совсем здание, в общем. Это маленький сарай, разделенный на две комнаты: офис и склад. Офис — это там, где находится телефон, куда дети могут прийти, чтобы написать письма или позвонить своим родителям. Уэйн разместил доски к середине стены, создавая стол, который покрывает все три стены. Он использует нижнюю часть для коробок, шредеров и запасов. Склад сам по себе бардак. В основном там средства для чистки и заправки. Это скучно, по сравнению с чем угодно, что еще может предложить лагерь. Жалкое напоминание о том, что, в конце концов, это бизнес. Умирающий бизнес, но тем не менее бизнес. Эдди подкатил кресло на колесиках к рабочему столу и начал разбирать недельную почту. Обычно он просматривает лагерную почту по утрам, чтобы он мог раздать ее во время утреннего обхода. В последнее время он немного отлынивал от почтовых обязанностей, и он разобрал почтовый ящик только вчера днем по время обеда, когда у него был небольшой перерыв для этого. Он разделяет почту по хижинам, и останавливается только тогда, когда берет конверт пурпурного цвета, адресованного Макс, от ее сводного брата, Билли. Он оставляет письмо вне стопки. Надо отнести его Нэнси, получить второе мнение. Билли причинил много вреда прошлым летом, и Эдди не был уверен, что хочет опять привнести эту энергию Макс. Даже если она сама сказала, что он изменился. Воскресенье — день вафлей, что значит, что ему нужно приготовить тесто. Слава Богу, что Стив на самом деле сделал то, что должен был, и разморозил курицу для сегодняшнего ужина. Вообще-то, оглядывая кухню, кажется, что Стив проделал великолепную работу над своими обязанностями. Плечи Эдди обвисают от облегчения. Какое-то напряжение, которое он не осознавал, уходит, когда он понимает, что все безупречно — Стив не проебался. Что безумно, так ведь? Потому что очевидно, что он здесь только из-за своего отца. Очевидно только для того, чтобы поймать Эдди на оплошности и позвать отца для «неожиданной» проверки. И, может, у Эдди паранойя, но бросьте, Мистер Харрингтон настолько испугал Уэйна, что он ушел. Так что простите его, если он думает, что бизнесмен не сдастся без боя. Сейчас только первая неделя. Может Стив усыпляет его бдительность, давая ему ложное чувство защищенности. Доверить ему обязанности, а потом Стив однажды ночью не сделает их, вызовет своего отца, и бум. Лагерь Народных Сказаний закрыт насовсем. Ага. Эдди официально сошел с ума. Типа, в стиле «Сердца-обличителя». Вот только тот парень в конце концов признался насчет сердца. А сердце Эдди крепко спит в хижине, далеко тук-тук-тукает. Наверняка думая, что все идет как по маслу. Три галлона теста для вафель, и Эдди закончил, готовый передать обязанности по завтраку Джонатану, Аргайлу, Хезер и Крисси. Он ставит тесто в холодильник, слегка его помешав, и отправляется к почтовому ящику между хижин, чтобы посмотреть, какие любовные письма ему нужно доставить сегодня.***
Итак, видимо, ночью по воскресеньям некоторые вожатые выбираются, чтобы накуриться в лесу. Стив не самый ответственный человек на Земле, но он вполне уверен, что накуриваться, когда ты ответственный за лагерь, это типа, большое табу. И все же он здесь, зажатый между Аргайлом и Робин в лесу между хижинами, немного обеспокоенный, потому что Дастин только что говорил, что видел здесь два светящихся глаза. Еще даже сутки не прошли с момента этого инцидента, так что простите Стива, если он немного нервный. Нэнси и Джонатан сидят на перевернутом каноэ, используя плоскую нижнюю часть, чтобы разложить папиросную бумагу. Аргайл все время пахнет травкой, и Стив не уверен, что он вообще бывает трезвым. — Привез пурпурную пальму из самой родины. — Какой родины? — Ленора Хиллс, — отвечает Аргайл. Стив полагает, что это где-то на западе, судя по серферскому акценту. Может, в Калифорнии, учитывая, что он дружит с Джонатаном. Робин опирается подбородком на свою ладонь. — Так… Уэйн точно нас уволит, если мы спалимся? — Не, — Аргайл похлопывает ее по коленке. — Нет нужды беспокоится, подруга. Уэйн никогда не выходит сюда ночью. — А что насчет Эдди? — спрашивает Стив. Стив вертит сосновую шишку, лежавшую под его ногами. Он вполне уверен, что им надо собирать их для ремесла. Сейчас он просто их рвет, из-за нервов. — Да, он скоро придет, — говорит Аргайл. — Не волнуйся. Стив бросает шишку. — Типа, курить? — Он не зануда, Стив, — фыркает Нэнси. Она передает свернутый косяк Робин, с мягкой улыбкой на лице. — Он клевый. — О, Стив думает, что он клевый, — говорит Робин, все еще смотря на Нэнси. На самом деле Стив уверен, что она бы рассказала о всех его любовных секретах, если бы Нэнси слушала. — Стив думает, что Эдди очень клевый. — Робин, — предупреждает Стив. — Прекращай. Она изображает, что закрывает свой рот за замок. И как нельзя кстати, потому что появляется Эдди, светя во всех них своим фонариком. — Хэй, фрики. Он садится рядом со Стивом, его кожаная куртка горячая из-за постоянного солнца. У него за ухом уже свернутый косяк, и он достает его и ярко-розовую зажигалку из кармана. Он зажигает ее, и в это время Робин делает свою первую затяжку, деля косяк с Аргайлом. Нэнси и Джонатан тоже делят косяк. Что означает… Стив делит его с Эдди. Ладно, нет, все хорошо. Правда. Но Стив хотел бы, чтобы Эдди не делал его таким взволнованным, потому что тогда было бы намного проще. Он почти что не хочет курить. Почти что не хочет быть накуренным при Эдди. Что, если он что-то скажет? — Сможешь выдержать травку, крутыш? — Эдди почти что урчит, по-волчьи ухмыляясь Стиву, протягивая ему косяк. Боже, его пушистые волосы касаются шеи Стива. Он слишком близко, чересчур близко, и Стив берет косяк, толкая Эдди плечом в грудь, чтобы оттолкнуть его. Просто, чтобы он мог дышать. Конечно, дышать густым дымом, но это очищает его разум больше, чем запах шампуня Эдди. Сложновато положить свои губы туда, где были губы Эдди, не думая об этом. Он будет думать об этом все это время, и это еще хуже, потому что Эдди смотрит на него, с дерзкой ухмылкой на лице, как будто он не верит, что Стив сможет это сделать. Стив затягивается, держит дым в легких, и только, когда он собирался выдыхать, Эдди тыкает его в бок. Дыхание Стива замирает, и он кашляет, дым выходит из его рта неровными клубками. — Не хорошо, чувак, — говорит Аргайл, качая головой, как будто он разочарован в Стиве. Он хлопает Стива, который все еще кашляет, по спине. — Блять, — вздыхает Стив. Он принимает бутылку воды, которую протягивает ему Эдди. (Всего лишь еще одно место, где были губы Эдди). Он делает большие глотки, успокаивая немного щиплющее жжение в своем горле. — Ты сделал это нарочно, — обвиняет он Эдди низкий голосом, чтобы только он мог это услышать. Эдди забирает косяк, затягивается и выдыхает дым Стиву в лицо. И, как говнюк, которым он является, усмехается. Его карие глаза красные и стеклянные. — Может и так. Стив не переживет это лето.